"Магия силы" - читать интересную книгу автора (Панина Наталия)

Глава 15

Все-таки зря я впутал Киру в свои дела. Маленькая наивная птичка… Ее сердечко трепещет от любви. Жаль, не рискнул обойтись без волшебства, теперь чувствую себя старым пердуном. Что за жизнь ? Колдовать на любовь к самому себе, да разве раньше я бы пошел на такое? Старею. Но мне нужна была уверенность, что девочка не предаст меня. Уверенность… Кровь Христова, а что, без колдовства я не мог верить в свои силы ? Разве нет женщины, способной не предать меня просто так, без всякого волшебства, только потому, что я есть у нее в этой жизни ? У меня не было времени на поиски, поэтому я подстраховался. Врешь, сам себя пытаешься обмануть. Не времени у тебя не было, а уверенности в себе. Чем ты рисковал ? Да ничем. Инсилай был в Альваре, а кроме вас двоих кольцо Мерлина никому особо и не требовалось. Максимум неприятностей – потеряют или выбросят. Но если б тебя предали перед Битвой…, это было бы совсем не в твою пользу, и ты постарался, чтоб этого не случилось. Докатился до любовной ворожбы, старый осел. Молодец. Что дальше?Порчу на посланца наводить будешь или на поиск молодильных яблочек подашься в тридесятое царство-государство? Самое время, девочка твоя-то тебе во внучки годится, герой-любовник.

В который раз убеждаюсь, что все хорошо в свое время. Любовь, война, старость, смерть. В одну реку нельзя войти дважды, да это и не нужно никому, как прошлогодний снег, как вчерашний свет… Ввязался не в свою битву, навязал любовь к себе ни в чем не повинной девочке, кольцо вот чужое украл, как пляжный воришка. Ужас, если задуматься. Нет уж, о таком безобразии лучше не думать. Распоясался, как ученик Волшебника. Будто жизнь не научила меня, что любовь не наколдуешь, счастье не украдешь, а битву не выиграешь без веры в победу. А я колдую, ворую и не верю. Джентльменский набор старого неудачника. Мои сомнения сильнее здравого смысла. Неужели я не смог бы добиться любви этой девочки по-честному? Конечно, мог, безусловно. Но не захотел. Ты ведь изначально схитрил, когда только выбирал в «Раю» свою жертву. Целенаправленно искал в толпе вьющихся у бара мотыльков самое несчастное, одинокое, неуверенное существо. Нашел. Ну и что, не полюбила бы она тебя за одно твое внимание к ней?Не заменили бы всю твою магию пара слов любви, взгляд, поцелуй? Связался черт с младенцем.

И с войной та же песня… Спокойной ночи, малыши… Ну, правда, тот младенец тебя чуть не угробил, когда дошло до припева. Странный певец. Того, что приходил до него, я видел насквозь. Даже если б он нашел все пять предметов, а мне не досталось бы ни одного, я убил бы его голыми руками. За мной был мой дом и моя семья, а за ним только великие идеи, и те чужие, он ничего не боялся, он был уверен в своей правоте, он хотел войны и он ее получил… Он был легкой добычей, и я победил. А сейчас? На этот раз все по-другому. Я не понимаю логики нового посланца. Я сомневаюсь, есть ли она у него вообще. Он до последней минуты избегал боя. Не хотел, или боялся ?Да нет, скорее не хотел, он не из трусливых. Просто он не видел причин лезть на рожон и соваться в драку только оттого, что у меня чешутся кулаки. Он принял бой потому, что я загнал его в угол. А стоило ли это делать? Что я могу противопоставить мальчишке? Ничего. Воспоминания о прошлом, я дерусь за них, а он бьется за будущее. В том и беда, что у него есть будущее, а у меня только прошлое. Я дерусь, потому что мой бой предсказала Тар-ра, а он… он, похоже, и не дрался, он просто не дал мне себя убить. Может, это и не посланец вовсе? С чего я взял, что Инсилай – Посланник Мерлина? Его приход предсказала Тарра, огненными письменами начертав на стенах лабиринта лето прихода воина. Прямо над саркофагами с телами его предшественников. Проклятье, вернусь в Альвар, сожгу и развею по ветру эти мумии, хоть отец и завещал мне не хоронить их до конца вечности. Он утверждал, что пока их прах не вернется к праху, а земля к земле, дух их будет лишен как возможности воскрешения, так и права смерти. Их брошенные, забытые всеми души никогда не найдут покоя… К дьяволу их покой, от их неприкаянных душ одни неприятности. Так, не отвлекаться. Книга Перемен предсказала приход Посланника в Альвар, но она не называет имен. Я сам решил, что это Инсилай. Почему?Кажется, у него нигде не висел ярлык «Пришел от Мерлина». Я решил, что он Посланник, и навязал ему битву… А ведь он не хотел убивать меня.

Он ничего не хотел. Ему было абсолютно все равно до того момента, когда он понял, что одному из нас нет места в этом мире. Я настаивал на этих условиях, и он принял бой. Нет, не так, ему надоело отступать и он просто стал защищаться….

«Нашел джинна-избавителя, – думал Чародей, осторожно обходя место, где только что открылась перед ним огненная пропасть, – с кем связался, идиот, с Черным Локи! Да у него всех принципов, что их полное отсутствие. За своего наследника он горло перегрызет и с землей сравняет. Нужен ему я и все остальные. Он пришел драться за посланца, и уже сейчас дерется насмерть. А мы только пешки в его игре, группа поддержки. Двигает куда хочет, не задумываясь о потерях. Понадобится, всех швырнет на смерть, чтоб спасти своего любимца. Конечно, победителей не судят… Ну, я дурак. Сидеть надо было с Дью и не чирикать. Нет, на подвиги потянуло, даешь битву… А сочувствующих-то спасать никто не обещал, между прочим».

Краш подошел к Локи и боязливо покосился на Посланника.

– Поворачиваем, – распорядился Маг. Заметив страх помощника, он ухмыльнулся и добавил, – да не трусь ты, он сейчас безопасней прививки от гриппа. Чтоб тебя, чертов паршивец! – Локи разразился проклятьями, увидев выжженное на истерзанной спине Инсилая клеймо Магистра. – Как ты мог дать сделать с собой это, огрызок Волшебника?!

Варвара сделала шаг вперед и положила руки на плечи Магу.

– Чем ругаться, подлечи ему спину, – попросила она.– На него смотреть страшно.

– Страшнее, чем ты думаешь, глаза б мои не видели этого негодяя и его дьявольскую отметину, – проворчал Маг, делая замысловатый пасс над разбитой спиной Инсилая. Следы побоев исчезли почти мгновенно. Осталось только клеймо, но теперь, когда синяки и рубцы растаяли, оно казалось еще страшнее, чем было минуту назад.

– Что случилось? – прошептала Варвара, непроизвольно вцепившись в плечи Локи. – На тебе лица нет.

– Этот идиот дал поставить себе клеймо императорского раба, – равнодушным, усталым голосом сообщил Маг. – Ты сейчас меня задушишь.

– Почему ты не убрал его вместе с рубцами? – спохватившись, Волшебница убрала руки. – Это же просто ожог.

– Потому что клеймо Магистра – не просто ожог, а печать пожизненного рабства, потому что невозможно снять таурограмму с бесчувственного тела, – буркнул Локи, – потому что кто-то должен был хорошенько подумать, прежде чем подставлять под клеймо свою спину, потому что… черт, ну хотя бы в одном я теперь уверен. На паршивце обезьянье проклятие. К Ваурии его и так уже накрепко приковали по обоюдному согласию сторон. Все, хватит болтать. Краш! – Чародей с опаской подошел к посланцу. – Поднимаем, поворачиваем, кладем на пол. Маня, – он обернулся к Волшебнице, – достань из сумки красный атласный сверток. Осторожно, не урони, там магический жезл, он тяжелый, но хрупкий.

Краш помог переместить посланца, Варвара принесла сверток.

– Отойдите, – приказал Локи, – я не знаю, куда все полетит, помещение перенасыщено энергией.

Маг встал на колени, развернул атлас, постелил его на пол между собой и Инсилаем и взял в руки жезл. Он у Локи был небольшой, на вид – хрустальный, переливающийся всеми цветами радуги. Варвара, мысленно оценив стоимость жезла, глубоко вздохнула: по самым скромным оценкам он тянул на пару миллионов мерлинов. «Мне столько никогда не заработать, – подумала Волшебница и тут же добавила про себя, – но и работать, как Локи, тоже, наверно, никогда не получится… Что он творит, это же на грани возможного. Не видела бы своими глазами, никогда бы не поверила. А спокойно-то как все делает, будто кофе на завтрак творит. Черт, если он передал любимому ученику хотя бы половину своего мастерства… Представляю, как резвился Инсилай на моих занятиях. Я, пожалуй, теперь к нему, как Краш, буду с осторожностью приближаться, таиться-то ему теперь никакого резона, как колдонет в полную силу за все „двойки“, от меня полученные». Варвара уже не сомневалась, что процесс возвращения ее бывшего ученика к жизни пройдет быстро и успешно.

Локи в это время колдовал над жезлом. Работа сопровождалась бормотанием заклинаний, световыми вспышками и тихой музыкой флейты. Краш интересовался происходящим, но издалека. Волшебница, хоть и зареклась не приближаться к Инсилаю, напротив, попыталась подойти поближе. Маг завершил, наконец, программирование жезла и перешел к работе. Серебристо-белое сияние залило подземелье, свободное от света пространство заполнила музыка. Медленная, предельно простая мелодия змеей вползала в сознание, холодным хвостом оплетая мысли. Варвара вдруг поняла, что остервенело думает об обезьянах. Она их ненавидела, она убивала их словом, испепеляла взглядом и проклинала мыслью. Она вытянула перед собой руки и пальцы ее бессознательно сплелись в узел проклятия. Но тут музыка стала резкой и жесткой, взвилась вверх и рассыпалась на тысячу мелодий. Волшебница удивленно взглянула на свои сцепленные пальцы и поспешно опустила руки, окончательно придя в себя, покосилась на Краша. Он, как зачарованный, стоял у стены, и в глазах его плясали огненные кобры. Жуткие, рвущие сердце звуки, пляшущие световые пятна… Локи коснулся жезлом сомкнутых Инсилаевых век, флейта взвизгнула…

Варвара готова была поклясться, что видит, как по узкому голубому лучу идет маленькая обезьянка, прикрывающая лапами глаза. Обезьяна коснулась жезла, вспыхнула разноцветным факелом и водопадом искр осыпалась на пол . Локи коснулся губ посланца. Обезьяна, зажимающая свой рот, медленно проползла по красному лучу и, рассыпавшись нервными кричащими нотами, исчезла. Последней ушла та, что затыкала лапками уши. И в ту же секунду наступила тишина. Звуки исчезли так внезапно, что молчание оглушило. Краш зажмурился и замотал головой. Варвара, как ни старалась, не могла выскочить из состояния созерцания. Она во все глаза смотрела на Мага, не в силах шевельнуться. Локи в последний раз взмахнул жезлом, и, прикоснувшись им к груди Инсилая, замер. В сердце Посланника ударила молния, застыла в темноте светящейся ломаной линией и окаменела, черным осколком застряв в его груди. Что-то зазвенело натянутой струной, сорвалось, разлетелось хрустальным стоном… Камень рассыпался в прах, Инсилай глубоко вздохнул и открыл глаза.

Локи неторопливо упаковал магический жезл в алый атлас, встал с колен и сверху вниз взглянул на ученика.

– С возвращением, – буркнул Маг. – Ты в порядке?

Инсилай смотрел на Локи, как на привидение, и молчал. В сознании Волшебника, отравленном ядом забвения и непрекращающейся болью, в единое целое смешались все его жизненные неприятности. Склонившийся над ним учитель ассоциировался у него не со спасением, а лишь с застрявшими в памяти наказаниями, полученными от него еще в ранней юности.

– Ты меня слышишь? – Маг возвысил голос.

– Да, – чуть слышно ответил Илай. Его черные глаза, большие и выразительные от природы, обведенные темными кругами, казались неестественно огромными. Не сказать, чтоб он обрадовался появлению Локи, но, по выработанной пребыванием в Ваурии привычке, не стал дожидаться повторения вопроса.

– Что произошло? – голос Мага, холодный и бесстрастный, убедил Илая в том, что Локи пришел продолжить начатое Арси. – Ты меня понимаешь? Ты узнал меня?

– Тебя не узнаешь, – буркнул Инсилай, немедленно вспомнив бесчисленное количество синяков и шишек, полученное им в ходе футбольного матча Локи-Корн, где он сам выступал в качестве мяча. «А правда, что произошло, – медленно, с трудом собирая мысли, размышлял он, прислушиваясь к пробудившейся вместе с ним боли. – Где это я? Как меня сюда занесло? Ничего не помню. Черт, даже думать больно. Что это со мной, и откуда взялся Локи? Не мешало бы разобраться, я в Ваурии, в Эйре или уже на том свете? Ну, судя по Локи, еще на этом. Черный Локи вечен, как временные сложности. Теперь, если я правильно понимаю, за отсутствием Таура, меня Локи воспитывать будет, за то, что я его надежд не оправ-

дал. Это он умеет. Что мне на этот раз делать придется? Пыль на Марсе мести, вулканы от пепла чистить, от облака отжиматься или по старинке: неси ремень, снимай штаны? И какого черта Таур в битве своим копьем промазал, Магистр называется! Спрос нынче на меня побить, как на сортир в дизентерийном бараке. Этот ад хоть когда-то кончится? У меня уже все болит, вплоть до ремня на джинсах». – Зачем ты пришел?

– Это, как я понимаю, вместо благодарности, – Маг поджал губы, – и все-таки, могу я знать, что случилось?

– Ничего особенного, – волшебник отвел глаза, черные камни, низкие своды. Да, судя по своеобразию архитектуры, это Ваурия. «В последний раз себя помню у ворот Альвара с пальцами в тисках и цепью на шее. Тяжеленная была, зараза, шея до сих пор как деревянная, – Инсилай с трудом повернул голову и увидел стоящую в двух шагах от него девушку, – о, господи, а это кто? В жизни не видел такой красавицы. Может, это и не Ваурия вовсе, Запределье не место для богини. Как странно она смотрит на меня… Может, это смерть моя припожаловала? Ждет своего часа, моего, точнее… А чего ждать-то, я, собственно, вполне готов, можно знакомиться».

– Это «ничего особенного» чуть не стоило тебе жизни, Варваре с Катариной свободы, а мне добавило седых волос и неприятностей с комиссией по магической этике. Так что поподробнее, пожалуйста.

– Все так плохо? – без особого энтузиазма поинтересовался Инсилай. «А Катарина здесь при чем? Ей-то я что сделал? Ушел, не простившись, так это не ко мне. Меня, вроде как, никто и не спрашивал, просто вышвырнули в Эйр, как старый башмак на помойку. Про Варвару, правда, лучше не думать, она, небось, тоже жаждет принять участие в моем воспитании, а у меня на всех желающих здоровья не хватит. Хорошо еще Айку не приплели, или за нее я свое уже получил? Или еще нет? Ну, тогда все впереди. Ну ни граммулечки не помню, что было, что будет, чертово копье! Сперва каждый день с чистого листа, потом с новой строчки, потом с первой буквы… и так, пока не дойдем до точки. Просыпаюсь однажды, а в голове только многоточия. Не дай бог дожить…» Нет, великолепно! – взорвался Локи. – Это же исхитриться надо, собрать столько неприятностей на одну-единственную голову! Битва не выиграна, кольцо утрачено, время потеряно, силы на исходе… Что дальше?

– Не знаю, – Инсилай закрыл глаза, – и не хочу знать. – Он вдруг почувствовал страшную слабость, в висках стучало, сердце билось грубыми неровными толчками, ленивой болью отдававшимися где-то под ребрами, темнота навалилась на плечи свинцовой тяжестью, заставив окаменеть изломанное болью тело.

– Очень хорошо, – Маг перевел взгляд на стену, и в ней полыхнуло жерло вулкана.

«Чтоб тебя! Что, черт возьми, происходит, рехнулся он тут, что ли? Ощущение такое, что его глаза и его сознание существуют, не держась за руки. Он узнал меня, но почему-то считает врагом и твердо уверен, что я пришел его убивать. Я не заметил еще одно заклятие, что-то не долечил или он все еще балансирует на грани безвременья? – Спохватившись, Маг отвернулся от стены, начавшей плавиться под его взглядом. Потекшая было лава медленно остыла каменным ожерельем. – Избили его, конечно, крепко, но, во-первых, знал, на что шел, во-вторых, все последствия я своими руками убрал, а в-третьих, для Волшебника его уровня такой расклад хоть и неприятен, но не смертелен. А он хуже сумасшедшего. И ведь не поймешь ничего, что в его разбитой голове замкнуло… А может, это клеймо на него так действует? Очень даже возможно, ведет он себя совершенно неадекватно. Хотя… если тауровская печать уже проросла в душе Инсилая, всякий, кто пытается вырвать его из плена, априори становится врагом… Ведь в сознании раба присутствует только хозяин и необходимость выполнять его приказы. Этого еще не хватало! Так, сочувствовать нельзя, или он окончательно расслабится и сдастся под власть Магистра без сопротивления» .

– Так и будешь валяться, или соблаговолишь подняться на ноги?

– Давай оставим меня в покое, – предложил Илай, не открывая глаз. «Что ж там, у ворот-то, случилось? Темнота, тишина, боль, отчаянье… Все вдруг исчезло, и мир вернулся. Впрочем, боль проявила завидное постоянство и меня в трудный час не бросила».

– В другой раз, – сквозь зубы бросил Локи, с каждой минутой убеждавшийся, что дело плохо, – вставай, между прочим, в Эйре тебя уже похоронили.

– Правильно сделали, – проворчал Инсилай, не делая ни малейшей попытки подняться. Зачем, если смерть уже здесь? Ей-то все равно кого забирать, лежащего, бегущего, летящего…

– Так, – скомандовал Локи, поняв, что измученное сознание Инсилая воспринимает только приказы, полностью игнорируя уговоры, – сейчас я попытаюсь убрать клеймо с твоего тела, пока ты окончательно не превратился в раба, а ты изо всех сил постараешься удержаться в сознании, потому что только в этом случае есть надежда на успех нашего предприятия.

– Нет, – без всякого выражения сказал Илай. «Какая разница, умру я с клеймом или без? Лично мне абсолютно все равно. Лишние движения – новая боль, а мне ее и так вполне хватает. Вздохнуть глубоко не могу без жертв. Что же произошло? Полная амнезия. Кажется, мне отбили все, что возможно, включая память. Ни вспомнить, ни шевельнуться. Нет, так жить нельзя». Волшебник попытался вышвырнуть из себя боль, собрав ее в огненно-черный шар и выбросив в пространство вневременья. Серо-синий туман на мгновение окутал сознание, черные тени заплясали перед глазами, ослепительно яркий луч сверкнул лезвием разящего меча и отступившая было боль обрушилась с новой силой. Инсилай вздрогнул, чертыхнулся и в тот же миг натолкнулся на внимательный, сочувствующий взгляд Смерти. Она была с ним лицом к лицу и глаза ее, зеленые и лучистые, в упор смотрели на него.

– Что с тобой, Илай? – голос ее был нежным, как звон небесных колокольчиков. – Опомнись, мы пришли помочь тебе!

«Не сомневаюсь, – Волшебник ощутил легкое головокружение, но глаз не отвел, – твоя поддержка, уверен, будет самой радикальной, какая ж ты красавица, от твоей руки и умереть не жалко».

– Конечно, – по его разбитым губам скользнула улыбка, а в голосе прозвучало что-то трогательно-беспомощное.

Варвара, как зачарованная, смотрела на старшего ученика. Его голос завораживал случайно проскочившей минутной слабостью, так не свойственной ему. Растерянная улыбка покоряла своей искренностью. Во взгляде сплелись сила дикого зверя и преданность домашней болонки… Волшебница почувствовала, как дрогнуло и затрепетало ее сердце, руки стали чужими и холодными, а легкий приятный ток пробежал по позвоночнику… в этот миг, забыв обо всем, она, чтобы помочь Инсилаю, уже была готова сразиться с целым светом.

«Чертов бабник, – Локи покосился на происходящее, – не к Тауру с Арси тебе надо было в плен попадать, а к амазонкам, они б тебе всей страной без боя сдались и всю жизнь на руках носили. Нет, все-таки женщины существа загадочные, почему они всегда тают перед теми, кто, едва задумавшись о своем первом шаге к любви, уже мечтает о прощальном поцелуе?»

– Маня, – Локи разбил наклюнувшуюся было идиллию, – ты, вроде, помогать собиралась.

Варвара, будто очнувшись, отшатнулась от Волшебника. И в тот же миг лицо Инсилая снова стало равнодушно-спокойным, а таинственный, манящий огонек, тлевший в его глазах, потух.

«Со смертью, похоже, придется обождать, – лениво подумал Волшебник, краем глаза взглянув на учителя, – красавица у нас вполне реальная, и не мои проблемы с жизнью ее волнуют, а их нежные отношения с Локи. Ну, они мне сейчас помогут… в четыре руки, мало не покажется. Это у меня наваждение, или я эту небожительницу уже где-то видел? Глаза… я знаю эти глаза… черт возьми, откуда?»

– Послушай меня, мой мальчик, – Локи, поняв что Маня временно деморализована и в помощницы не годится, предпринял последнюю попытку мирных переговоров с Инсилаем. – Я понимаю, что ты устал от боли, знаю, что после того, что тебе пришлось пережить, ты хочешь только покоя. Я сочувствую тебе, но ты попал в пло-

хую историю. Это клеймо на твоей спине, оно жрет тебя, как червь, ты, сам того не замечая, день за днем превращаешься в раба. В настоящего раба, безвольного и покорного, душой и телом преданного своему господину. Мне очень не хочется причинять тебе новую боль, но нет другого способа избавиться от таурограммы. Поверь мне, если б была хоть малейшая возможность помочь тебе иначе, я бы сделал это. Но, увы, нет другого пути. Чтобы я смог освободить тебя, ты должен быть в полном сознании и всем своим существом хотеть избавиться от клейма. Понимаешь? Это должно быть твоим единственным желанием, несмотря на боль.

– Нет, – Инсилай затравленными глазами смотрел на Локи, стараясь не дразнить боль лишними движениями. Он как наяву услышал голос Арси: «Предупреждаю, будет больно» и грохот железа за спиной. «Только новой боли мне и не хватало, – Волшебник вздрогнул от воспоминаний, – я и так чуть живой. Приспичило ему с клеймом разбираться. Раб, не раб, мне плевать, что потом будет, мне б сейчас пережить. Чем пугать меня светлым будущим, лучше б рассказал, что происходит».

– Возьми себя в руки, герой, – терпеливо уговаривал Локи, он физически ощутил волну страха, исходящую от Инсилая, и не нашел в себе силы перейти к языку приказа, – это сейчас клеймо безобидно, но стоит Тауру вернуться, и ты не сможешь перечить его воле, ты станешь рабом Черного Магистра и никто уже не сможет что-либо изменить. Ты меня слышишь? Посмотри на меня!

– Нет, – Илай, у которого в глазах темнело от одной мысли о новой боли, отрицательно покачал головой. «Та-ур не вернется, я не дам Локи уморить меня сегодня из-за того, что, может быть, произойдет завтра. Как он ухитрился сохранить способность колдовать? Что-то придумал, или прорвался сюда с черного хода? Что за девица и почему она кажется мне знакомой? Вот только трогать меня не надо», – подумал он, заметив движение учителя, и в тот же миг стена голубого огня полыхнула между ними.

– Да что с тобой, – Локи отшатнулся от неожиданности, – что за упрямство? Мне, что, тебя силой освобождать?

– Вряд ли ты сможешь освободить меня от меня самого. Даже если применишь силу.

– Не уверен, что тебя вообще стоит освобождать, – проворчал Маг, отходя от ученика, – ты

становишься социально опасным, малыш.

– Вот и оставим меня в покое, – немедленно согласился Инсилай.

– Что происходит? – шепотом спросила Варвара.

– Он панически боится боли, – так же тихо ответил Локи, – я физически чувствую его страх. Что-то сломалось в нем, я не знаю, что делать. Это худшее, что могло произойти.

– Может, подождать, – предложила она, – пусть он придет в себя хоть немного.

– Чего подождать? – Локи начинал злиться. – Возвращения Таура? Плевать мне на его страхи, сейчас я сведу это чертово клеймо, а потом пусть боится, сколько угодно.

– Если до того он тебя не покалечит, – вскользь заметила Волшебница. – Поговори с ним, может, он немного успокоится и сообразит, что мучит его не боль, а только воспоминание о ней. Ты же видел его спину, не удивительно, что он на грани безумия. Да еще обезьянье проклятье… На него столько всего свалилось.

– А сколько еще свалится, – проворчал Локи, но обороты сбавил и вернулся к Инсилаю, пытаясь изобразить на лице нечто доброжелательное. – Ладно, не хочешь свободы, давай просто побеседуем.

– О чем? – Илай приподнялся на локте, глаза его настороженно следили за перемещениями Мага.

– Ну, например, я бы не отказался узнать из первых рук, как ты дошел до жизни такой.

– Арси помог, – проворчал Инсилай.

– Но ты-то Волшебник, в отличие от советника. Мог бы и отказаться от его помощи, – напомнил Локи.

– Не вышло. Пока я выбрасывал за видимость Мирну и Ронни, для меня все уже кончилось и, увы, не в мою пользу.

– Какого черта ты потратил драгоценные секунды на них? – удивился Маг. – Ведь оставшись на свободе, ты без проблем мог вытащить их из любой передряги? Самому надо было спасаться!

– Об этом я тогда не подумал, – признался Илай.

– По-моему, ты вообще никогда не думаешь, – проворчал Локи, – ладно, что было дальше?

– Ничего интересного. Арси и плеть, плеть и Арси, в перерывах – Черная Башня вместо отдыха. – Инсилай покосился на свои опухшие запястья. Локи проследил за его взглядом и увидел разбитые в кровь пальцы.

– Что с руками?

– Советник доходчиво объяснил, что запрещает мне колдовать.

– Ты понял?

– Конечно, доводы были весьма увесистыми, правота Арси стала очевидна с первого удара.

– А у столбов ты как оказался? – беседа все больше начинала походить на допрос.

– От собственной глупости, – Волшебник криво усмехнулся, – отказался на льготных условиях покинуть Запределье без боя.

– Почему? – Локи поднял брови.

– Ну не бежать же с поля боя, – проворчал Инсилай, мигом вспомнив эшафот, Таура и последствия отказа от Великой битвы.

– Твоя правда, – вздохнул Маг, – одного не пойму, ты Битву в Черной Башне продолжал, у столбов, или когда трупом в крепости возлежал? Судя по тому, как тебя разукрасили, у тебя энергии было на три побега.

– Извини, не успел. Умер. – Илай развел руками и тут же поморщился от боли.

– Это не оправдание, – буркнул Локи, но поймав возмущенный взгляд Варвары, со вздохом добавил, – ну, умер, так умер.

– Не мать, а ехидна, – поделилась Вера Абрамовна своими соображениями с соседкой Ниной, по совместительству Оськиной мамой, по дороге на Привоз, – Тинку подбросила и забыла. А ведь у ребенка завтра день рождения, хоть бы позвонила, что ли.

– Что, так и не объявлялась мадам? – удивилась улыбчивая Ниночка.

– Ни разу, – Софкина мама просто не понимала такой безответственности: мало того, что Катарина доверила единственную дочь каким-то подозрительным девицам, ей даже не пришло в голову справиться, как они добрались! Это не считая компании смазливого мальчишки, у которого в каждом глазу по стриптизу, что в Альвертини-ном переходном возрасте просто кошмар. Мало ли что этой бестолковой молодежи придет в голову? Чихнуть не успеешь, как бабушкой окажешься! – Представляешь, как адрес забыла!

– Не переживай, завтра вспомнит, – Нина мадам Катарину частично понимала: раз уж удалось избавиться хоть на пару дней от злодейски шкодливой девчонки, вполне можно немножко расслабиться. А что? Будет день – будет пища, завтра и поздравит. Хоть день, да ее. Она женщина молодая, имеет право.

– Ой, не надо! Ты бы вот своего балбеса смогла так бросить и не вспомнить?

– Я б еще не так его бросила, было б кому, – рассмеялась Нина. Пытаясь отвоевать себе хоть какое-то место в переполненном трамвае, она ухитрилась пролезть между нэповским дедом с сачком и удочками и пышногрудой курортницей с огромаднейшим арбузом в авоське, – ты ж вот, небось, не возьмешь?

– О, еще одна заботливая мамаша, – проворчала Вера Абрамовна, – правильно, валите все на меня, я хуже всех одета!

– Ну и куда мы катимся? – немедленно встрял в их беседу дедок, сидевший в обнимку с сачком на месте для детей и инвалидов. – Она плохо одета! А когда мы ходили в подштанниках и буденовке, это было хорошо?

– Это было классно, – проворчала Ниночка, – только зря ты, дед, держался за подштанники, в одной буденовке ты имел бы спрос, как Шварцнеггер, не вовремя растерялся.

– И это наше будущее, – завопил дед на весь трамвай, – она хочет, чтоб я снял штаны!

– Нет, дед, только подштанники, – засмеялась Ниночка, – и лет сто назад. Если ты снимешь штаны сего-

дня, это будет не стриптиз, а хулиганство. Да у тебя и буденовки-то нет! С голым задом, и чтоб все поняли, это только в буденовке. Где твоя шапка революционная? На сачок поменял?

– Профурсетка, – добродушно огрызнулся дед, – бычок на подштанник не ловится. Мне, что, буденовку кушать?

– Ты, дед, газет не читаешь, – разозлилась прерванная на полуслове Вера Абрамовна, – у нас нынче полная свобода. Можешь кушать даже каску, если, конечно, прожуешь.

К обеду, как всегда случайно, прибыл братец Сэтх. Синг изобразил на лице что-то вроде радости и расшаркался перед незваным гостем, как никак – царь. Хотя, какой он, к черту, царь, царек мелкопоместный, любитель сплетен и халявы, как это теперь принято называть. В мое время был бы просто нищий духом, а теперь предельно вежливо: глупенький и жадный – мелкие времена.

Братец узрел меня и крайне удивился. Почему, интересно? Третий раз к обеду подгадывает, третий раз меня встречает и регулярно изумляется. И ведь не надоело… Пришел бы он к Сингу, если б меня здесь не было, как же. Что ж братцу надобно, кроме дармового угощения ? Выставить меня хочет из своей занюханной Бэсснии? Это вряд ли. Во-первых, Запределье –моя империя, а Сэтх, как ни крути, только мой брат, и то двоюродный, во-вторых, без меня он на троне и недели не продержится, слишком мелок родственничек для государственного масштаба. Тебе б лягушек на экспорт разводить, или курятником заведовать – был бы на своем месте, одна беда, в Бэсснии ни кур, ни головастиков.

Сэтх уселся во главе стола и, закинув ногу на ногу, возвел глаза к потолку с видом глубочайшей задумчивости. Это он умеет, пустить пыль в глаза. Уж кому как не мне, знать, что в Сэтховой голове отродясь ни одной своей мысли не было, только чужие, и то печатными буквами, так ведь даже я пару раз на его умный вид попался. Ну, правда, до того момента, как он молчать заканчивал, тут уж никакой вид не помогал – ни глазки его прозрачные, ни хвостик белобрысый, ни тон менторский.

– Хорошо выглядишь, – изрек Сэтх.

Ну, в своем репертуаре, господин царь, лучше б молчал. Ну, и как его с этим заявлением понимать? Для намека слишком тонко, для лести слишком грубо. Если он имеет в виду, что я уже достаточно здоров, чтоб обратно в Вау-рию, так не его ума это дело, я здесь больше господин, чем он. Если он за бесплатный обед комплиментами расплачивается… Так тогда ему их не мне надо отвешивать, а Син-гу, он в доме хозяин. Выгляжу хорошо… Да я по утрам в зеркало смотрюсь, если это хорошо, так что ж тогда плохо? Если уже умер ?

Сэтх, и правда, смотрел на меня, как на покойника, то есть будто меня совсем не было. Если б не знал, что кроме самого Сэтха для него существуют только покойные родственники – всерьез озадачился бы состоянием своего здоровья. Вся Бэссния знала, что половину казны братец потратил на установление своей родословной и получение соответствующих справок, подтверждающих, что наши с ним предки плодились и размножались. Вторая половина, кстати, была потрачена на вековой запас какого-то супербактерицидного мыла – очень уж заразы боялся и преждевременных морщин. А так как эти забавы свели его золотой запас к минимуму, наш чистоплотный поборник исторических корней обедать предпочитал в гостях, равно как и ужинать. Народ был в курсе и старался после завтрака государю на глаза не попадаться. Сингу не повезло, у него гостил я и ему пришлось принимать своего обанкротившегося правителя.

– Вина, господин ? – бэсс вынырнул из-за плеча Сэтха.

– Нет, – вяло отказался братец, – вредная привычка, укорачивающая жизнь.

– Что-то я впервые слышу о том, чтоб бокал доброго вина кому-то повредил, – не удержался я.

– Ну, разве что совсем чуточку…

Сэтх немедленно подтвердил народную мудрость, что на дуринку и уксус сладок, и вылакал бокал залпом. Потом, сообщив Сингу, что совсем не голоден, он укушал почти все жаркое и блюдо пирожных. Интересно посмотреть, как он жрет, если проголодается. Синг с кислым видом предложил нам кофе. Братец снова вспомнил о своем здоровье и пожелал чаю. Я смотрел на Сэтха и пытался понять его тягу к вечной молодости и установлению места свадьбы нашего прадедушки. При всей моей любви к семье и традициям, вся эта возня почему-то ассоциировалась у меня с потугами лысой кривоногой дворняжки отыскать среди своих предков английского бульдога с родословной на пять страниц, чтоб оправдать свою слюнявость и ночной храп.

– Ты не мог бы одолжить мне пару сотен ? – прервал мои раздумья Сэтх.

Бэсс сделал за его спиной страшные глаза, всем своим видом демонстрируя, чтоб я такой глупости не делал. Долги кузена были притчей во языцех.

– Надолго? – Я старался не смотреть на Синга, от его мимики меня разбирал совершенно неприличный смех.

– Да на пару дней, – без запинки ответил Сэтх, – просто налоги немного задерживаются. Может, даже сегодня придет аренда за дворец Маримар.

– Ты сдал замок сестры моего отца чужим людям? – Я был неприятно удивлен.

– Ну, я же там не живу, – пожал плечами Сэтх, – зачем мне два дворца?

– Тебе и одного много, старый дурак, – я швырнул на стол деньги, – до седых волос дожил, ума не нажил.

– Это не седина, – немедленно возмутился кузен, – я просто блондин, как бабушка Таню, наша с тобой тетка по линии деда Вико. А выгляжу я очень молодо, это все говорят.

Слава богам, хоть насчет отсутствия ума он не протестовал. Вопрос просто крутился у меня на языке. Если б он не промолчал, я б не удержался. И все-таки, если он такой умный, что ж он такой бедный?

Маленький суетливый человек неопределенного возраста уверенно вошел во двор и направился прямиком к Ликиному подъезду. В подъезде человек повел себя очень странно: воровато огляделся, покопавшись по карманам, достал серебристый карандаш, помахал им, пробормотав что-то, и огненным столбом взвился вверх. Столб беспрепятственно проскочил несколько этажей, притормозил, исчез и материализовался прямо посреди Ликиной кухни.

– Ой, – Наталья стояла у плиты, держа в одной руке сковородку со свежеприготовленным омлетом, в другой – полную миску яичных скорлупок. При появлении незнакомца она зачем-то поставила сковороду в раковину, полную воды, а миску со скорлупками торжественно водрузила на стол.

– Приятного аппетита, – прокомментировала Лика, сидевшая за столом. – Вы кто?

– Магическая этика. Охрана прав ребенка, – вновь прибывший порылся в карманах довоенного пыльника и помахал перед носом растерявшихся девушек каким-то красным удостоверением.

– Это она, что ль, ребенок? – Лика покосилась на Наталью. – Вы, часом, дверью не ошиблись?

– Меня интересует местонахождение… э-э… – человечек снова начал копаться в своих бездонных карманах и извлек на свет замусоленную бумажку, – Аль-вер-ти-ны, – справился он по слогам.

– Не знаю такой, – спохватившаяся Наталья выхватила из раковины сковороду со свежевымытым омлетом и плюхнула ее на стол. – Еще вопросы есть?

– Есть, – незнакомец по-хозяйски уселся за стол. – К завтраку не пригласите?

– Угощайтесь, – Лика любезно пододвинула гостю многострадальный омлет.

– Спасибо, – поблагодарил защитник детских прав, потирая руки, – сейчас покушаем…

Наталья усмехнулась, Лика презрительно фыркнула. Девушки переглянулись. Когда их взгляды снова вернулись к столу, на столе обнаружилась хрустальная миска с зеленью земной и эйрской, блюдо ароматнейшего жареного мяса, нарезанного аккуратными ломтиками, стопка еще теплых тостов и три тарелки саксонского фарфора, сервированные серебром работы Фаберже. «Не слабо этика гуляет», – подумала Наталья, рассеянно отметив чуть припоздавшее появление кокетливой серебряной солонки в форме дамской туфельки и салатницы со свежайшими помидорами и огурчиками.

«Это шпион Таура», – поняла Лика и на всякий случай нащупала на полочке у себя за спиной увесистую старинную кофемолку. Незнакомец, на котором поверх его серого пыльника, откуда ни возьмись, оказалась кружевная со странным вензелем салфетка, подтянул замызганные рукава, под которыми обнаружились белоснежные манжеты с золотыми запонками, и нудным голосом сказал:

– Угощайтесь, девочки, все свеженькое и полезное. А яйца на завтрак, да еще жареные… Это же кошмар какой-то. Совсем о здоровье не думаете, сплошной холестерин. А Вы, Анжелика Варфоломеевна, кофемолочку-то поставьте, как стояла, я, если Вы кофе желаете, потом сам заварю. Рецепт – божественный. Один пират рассказал… э-э, веке, если не путаю, в шестнадцатом.

Лика демонстративно поставила кофемолку перед собой. Наташка помедлила и решительно уселась за стол.

– Документик еще раз можно? – Лика невинными глазами посмотрела на хлебосольного гостя.

Служитель этики ухватил кусок мяса, ловко поддел вилкой огурчик и, похрустывая изумрудно-молодым укропчиком, ответил обиженно:

– Чем это я не угодил Вам, Анжелика Варфоломеевна? Бдительность какая-то оскорбительная… Господина Элроя, небось, без всякого документика принимали, а? Ну, это понятно, конечно, он как-никак дознаватель высшего класса, дела серьезные ведет, уголовные. Только несправедливо это, у нас тоже работа важная, с детьми работаем. Потому как если сегодня с ними не поработать, завтра мы все, и Вы, кстати, тоже, будем без пенсии. Дети – наше будущее, девочки, – поучительно закончил он и принялся за новый кусок мяса, капнув при этом нежно-розовым соком на свою шикарную салфетку.

– Когда это я кого принимала? – возмутилась Лика.

– А как же, вот не больше пары дней, как у Вас сразу два Горбули присутствовали? Или не пару, ну, может, больше. Так вот второй-то как раз был сам Горбуля, это точно, а первым Вы господина дознавателя Элроя принимать изволили. Неужто не заметили?

– Так, – вмешалась Наталья, – а Вы-то кто?

– Ну и подозрительные вы, девушки, даже обидно, – гость отложил вилку и снова полез в карман, – вы, что же, думаете, я какую-то паршивую бумажку для вас не наколдую?

– Наколдуешь, – вздохнула Лика и с горя принялась за мясо.

Повисла пауза. Незнакомец покончил с трапезой и встал из-за стола.

– Сейчас кофеек сварю, как обещал, – он захлопотал у плиты, поджаривая на маленькой стальной сковородочке золотисто-зеленые кофейные зерна.

«Что делать? – лихорадочно соображала Анжелика. – На кой черт этому клоуну Альвертина? Может, он и Кирку уволок? А если это Таур? Он в кого хочешь может превратиться, с него станется. И как от него теперь избавляться?»

– Так как насчет Альвертины? – напомнил незнакомец, переходя к этапу «кофемолка».

– А никак, – Наталья демонстративно хрустнула огурцом.

– Девочки, вы меня удивляете. Комиссия по контролю над перемещениями зафиксировала ее последнее появление из околоземных измерений именно здесь. Вы думаете, мне нечем заняться?

– Мы не сомневаемся в Вашей занятости, – вступила Лика, – но про Альвертину Вашу мы, и правда, не знаем. Напутала что-то комиссия.

– Комиссия никогда не путает, – не очень уверенно заявил таинственный гость.

– Ерунда все это, – легкомысленно ответила Лика, – Вот Вы у нас сейчас появились?

– Ну, – он уже держал над огнем медную турку с кофе.

– Комиссия Ваше появление зафиксировала?

– А как же.

– Ну вот, – подытожила Анжелика, – и что толку? Придут завтра, спросят, кто, куда, откуда, а мы и именито Вашего не знаем. Может, и Ваш непроизносимый ребенок здесь приземлился, откуда я знаю. Мы здесь круглосуточную оборону не держим.

– Про меня не спросят, – успокоил незнакомец, разливая ароматный черный напиток в малюсенькие фарфоровые чашечки, – ну, будем пить кофе.

«Отравит еще, или в мышь превратит», – подумала Наталья, но от предложенной чашки не отказалась.

«Нет, это не Таур, – решила для себя Лика, попробовав кофе, – хороший напиток, но не волшебный. Магистр бы не удержался и добавил что-нибудь экзотическое, а здесь только кофе и вода, даже сахара нет».

– Было приятно познакомиться, – незнакомец допил кофе и откланялся, – надеюсь на скорую встречу, счастливо оставаться.

Удалился он тем же способом, как и пришел: огненным столбом проскочил этажи, напугал ошивавшуюся по полутемному подъезду старушку, явившись перед ней несколько необычным образом, то есть из ничего, снял с шеи салфетку и, небрежно сунув ее в карман, вышел во двор. Бабка, со страшным звоном уронив сумки, груженные пустыми бутылками, усиленно крестилась на правила пользования лифтом, освещенные тусклой, как забытая любовь, лампочкой. Правда, вместо «Господи, помилуй», она почему-то исступленно бормотала: «Чтоб тебя, чтоб тебя, черт шелудивый».

В комиссии было трое мужчин и одна женщина. Все незнакомые. Присутствие женщины Илку немного успокоило, но то, что участников собеседования было не трое, как обычно, а четверо, настораживало.

– Вы не против, если при нашей беседе будет присутствовать господин Элрой? – обратился председатель к Илке.

– Элрой? – рассеянно переспросила Илка. Это имя ей ничего не говорило. Она была слишком сосредоточена на предстоящем докладе, чтоб озадачиваться присутствием какого-то Элроя. – Нет, конечно, нет, если таково желание высокой комиссии.

Стол в комнате заседаний был сделан в форме буквы «Т». Черное матовое стекло столешницы создавало обстановку строгую и торжественную. Кресел не было, их заменяли высокие вертящиеся табуреты, обитые черной кожей. «Да, на таком насесте особенно не расслабишься», – мелькнуло в голове Илки. Девушка исподволь рассматривала присутствующих. Комиссия расположилась вдоль короткой перекладины стеклянного «Т». По центру председатель, слева рыхлая немолодая блондинка в белом английском костюме, справа – добродушного вида старичок в черно-белом пиджаке «гусиная лапка» и черном шейном платке на дряблом горле. Илке досталось место слева от комиссии, у длинного, уходящего в темноту бесконечной комнаты заседаний стола. Место напротив нее занял тот, кого назвали Элроем, неопределенного возраста мужчина в легком сером костюме, с лицом спокойным и доброжелательным. Все расселись, свет, льющийся с потолка, стал чуть ярче и сере-бристее.

«Лет тридцать, слишком молод для такой должности, – отметила Илка, исподволь рассматривая председателя, – глаза серые, волосы светлые. Старый шрам пересекает лицо, уродуя левую щеку. Странно, почему он не избавится от такого украшения? Ведь полным-полно новейших технологий? Хотя… может, в жизни он выглядит совсем иначе. Они могут принять любой облик, чтоб я не узнала их настоящих имен. Ну и черт с ними, отчитаюсь, и гори все синим пламенем».

– Мы можем начинать? – председатель обвел глазами собравшихся. Все промолчали. – Прежде чем мы откроем наше маленькое собрание, прошу всех присутствующих принести присягу верности и клятву соблюдения тайны…

На черном столе появились пять золотых пентаклей, по одному на каждого из участников. Пять ладоней легли на стол почти одновременно…

…Через полчаса перекрестного допроса Илка чувствовала себя Лориной пучеглазкой, навеки лишенной родного аквариума: глаза на затылке, жабры пересохли. А ведь они еще не дошли до сути, только проверяют правдивость ее ответов. Не работа, а каторга!

– Что Вы обнаружили в Запределье на момент прибытия? – голос председателя бесстрастный и какой-то механический.

– Никаких нарушений, – на этот вопрос в различных формулировках Илка ответила с начала беседы уже раз десять. – Посланник, Хранители и Странники были на месте. Магистр не преступал дозволенного. Отшельник появился с некоторым опозданием.

– Вы допускаете, что Отшельник уже был в Ваурии на момент Вашего появления, но просто скрывал свое присутствие? – уточнила блондинка.

– Это возможно в Запределье, – помедлив, сказала Илка, – но было так на самом деле или нет, я затрудняюсь ответить. Я не проводила сканирования на предмет его обнаружения. В этом не было необходимости, ведь Битва еще не была объявлена.

– Были ли выявлены нарушения протокола во время, предшествующее Битве? – спросил председатель.

– Отшельник не имел личной встречи с Посланником, – лаконично ответила Илка.

– Были на это объективные причины? – подал голос старичок, почесывая гладко выбритый подбородок.

– С моей точки зрения, нет. – Илка вспомнила замученного допросами Инсилая, бредущего по разрушенному Альвару со связанными руками и петлей на шее, под конвоем Арси и иже с ним. – Нет, их встрече ничто не препятствовало.

– Если б встреча все же состоялась, – председатель буравил Илку колючим взглядом, – это могло повлиять на исход поединка?

– Несомненно, – а перед глазами распятый у столбов Илай, окаменевший от боли под каленым железом тау-ровского клейма.

– Были ли нарушения со стороны противоборствующих сторон? – спросила блондинка.

– Я их не обнаружила, – твердо ответила Илка, хотя с трудом могла признать законными распоряжения относительно Инсилая, оставленные Тауром.

– Отшельник констатировал смерть Посланника в Ваурии, Вы подтверждаете его выводы? – сидевший прямо напротив нее Элрой впервые вступил в разговор.

– Я подтверждаю только то, что посланца не было среди живых на момент моего ухода из Запределья.

– Отчего, по-вашему, наступила смерть? – уточнил председатель.

– Его напоили мертвой водой, – обдумывая каждое слово, медленно ответила Илка, – его сердце остановилось, его дыхание застыло… Я могу повторить только то, что посланца не было среди живых. Но я не видела его мертвым и не присягну в его смерти.

– Значит, Вы покинули страну наблюдения, не убедившись в окончании своей миссии? – скривила губы блондинка.

– Я вернулась по распоряжению Высшего суда, – спокойно ответила Илка, – осмелюсь напомнить высокой комиссии, что в условиях Запределья практически невозможно констатировать смерть Волшебника. Это и не входило в круг моих обязанностей. Я обязана уведомить совет о перерыве, наступившем в Великой битве, и я это сделала. Будет Битва продолжена прежними участниками, или кто-то из них будет заменен, решать это не в моей компетенции. Разрешение создавшейся ситуации – привилегия Высшего.

– Известно еще кому-нибудь, кроме здесь присутствующих, о сделанных Вами выводах? – спросил Элрой.

– Только тем, кто имеет право на информацию, – Илка ступила на шаткую почву двойной истины. Но она твердо усвоила уроки Локи: никто из живых не присягнет в знании всех законов Империи Эйр, тем более, никто не рискнет заявить о своем знании всех существующих к ним поправок.

– Господин Локи относится, с Вашей точки зрения, к числу посвященных? – немедленно вцепился в ее слова Элрой.

– Согласно четвертой поправке к кодексу Битвы, каждый Хранитель имеет право на правду. – Илка невзначай убрала руку со стола, черт его знает, что там сейчас творится с поправками. Раньше, вроде и была, но лучше обойтись без лжесвидетельства на пентакле.

– И какую правду Вы сообщили Локи? – настаивал Элрой. – О живых, или о мертвых?

– Я рассказала только то, что видела своими глазами. Господин Локи не интересовался моими выводами, он делал их сам.

– И на почве этих выводов он отправился вершить справедливость в Запределье? – криво усмехнулся Элрой.

– Я обязана наблюдать за соблюдением кодекса Великой битвы, а не за перемещениями господина Локи, – огрызнулась Илка.

– Выходит, его вмешательство не является нарушением кодекса? – поднял брови председатель.

– Это меня не касается, – пожала плечами Илка, – мой статус независимого Наблюдателя закончился в тот миг, когда я покинула территорию Запределья. Кого-то интересует мнение частного лица?

– Вы частное лицо, находящееся на муниципальной службе, – напомнил председатель и обвел глазами собравшихся. – У кого-то есть еще вопросы к госпоже Илке?

Комиссия промолчала.

– Вы свободны, госпожа Наблюдатель, – председатель встал, – решение комиссии об оценке Вашей деятельности и Вашем дальнейшем назначении Вы получите в течение суток. Я прошу Вас не покидать город в ближайшие двадцать четыре часа.

Илка встала, вздохнув с облегчением.

– Минутку, – Элрой встал следом, – я не являюсь членом комиссии и покину зал вместе с Вами. Надеюсь, Вы не откажетесь ответить еще на несколько вопросов? Я не задержу Вас.

– Конечно, – Илка с трудом выдавила из себя улыбку.

– Господин Элрой уверен, что то, о чем он желает спросить Наблюдателя, не представляет интереса для совета?

– Абсолютно, – успокоил собравшихся Элрой, – все мои вопросы частного характера, они имеют отношение к проводимому мной расследованию и интересуют только представителей магической этики.

Они вышли из зала заседаний.

– Илка, – Элрой остановился, отойдя не больше двух шагов от закрывшейся за ними двери, – Я хочу спросить Вас только об одном. Вы можете не отвечать, если не хотите сказать правду.

– Я Вас слушаю, – расслабившаяся было девушка немедленно собралась в комок.

– Если бы Локи вмешался не постфактум, а раньше, что-то могло измениться?

– Я не владею будущим, господин Элрой и не могу судить об условно существующих реакциях вмешательства, – осторожно ответила Илка.

– Хорошо, – вздохнул дознаватель, слыша в голосе Илки слова Локи, – я спрошу по-другому. Как независимый Наблюдатель, Вы имели право на решение. Почему Вы им не воспользовались? Ведь Вы могли блокировать действия посторонних лиц и призвать к порядку Отшельника. Почему Вы остались полностью нейтральны? Вы так ненавидите брата, или это был совет господина Локи?

– Я люблю своего брата, – помедлив, ответила Илка, – и доверяю своему учителю. Мне было очень сложно удержаться от вмешательства, но я сделала это и не жалею об этом. Ведь Наблюдатель имеет право вмешаться в битву только однажды…

«Она любит брата, она сохранила право на решение. Любит, а не любила… – Элрой вдруг четко понял, что Ин-силай жив, и Илка знает об этом. – Черт побери, – дознаватель взглянул на часы, – Локи в Ваурии, и его вот-вот лишат права колдовства. Дьявольщина, не хватало еще оказаться замешанным в исходе Великой битвы! Что за свистопляска происходит? Белее, Корн, Локи… Это не считая трех Волшебниц, чертовой прорвы Чародеев, несметного количества колдующей и не колдующей публики и, конечно же, посланца Мерлина, великолепно вписавшегося в роль несчастной жертвы. Теперь еще проныра Гектор куда-то пропал, тоже на войну рванул? Скоро весь Мерлин-Лэнд переселится в Запределье и с криками „банзай“» присоединится к бою».

Ронни сидел на полу своего каземата, прислонившись к стене.

Не самое удобное положение после вчерашней порки, но вариантов не было: ноги подмастерья, по приказу Арси, были намертво зажаты железными колодками. На полу рядом с Рональдом стояла здоровенная миска по-

хлебки и буханка хлеба. Чуть поодаль кувшин с водой. Ронни, всю последнюю неделю мечтавший как следует пообедать, на еду даже не смотрел. Аппетит, как назло, пропал начисто.

«Это все, – на удивление спокойно думал Ронни, скользя безразличными глазами по полумраку камеры, – они меня прикончат. Или в упряжке загоняют, или забьют насмерть. Доигрался в спасателя. Так мне и надо. Если б настоял на своем, уговорил Мирну не вмешиваться, может, и было бы по-другому… А, что теперь говорить, дело сделано. Плохо, хорошо, это уже другие оценят. Если, конечно, кто-нибудь вообще про это узнает. Может быть, Варвара все-таки почувствует, что у меня проблемы, и вспомнит обо мне? Или Локи придет на помощь? Ага, Локи… Да если он узнает, что мы убили Ин-силая… Это еще не известно, что он со мной сделает за такую самодеятельность. Таур добрым гномом покажется. И Арси со своими дурацкими вопросами. Ему-то что за печаль, кто Инсилая угробил? Радоваться должен советник, что мы за него и его господина их работу сделали, а не лезть на меня с кулаками».

Ноги Ронни затекли от долгой неподвижности. Он попытался шевельнуться, но тут же отказался от этой мысли, почувствовав резкую боль в скованных щиколотках и разбитых ягодицах. «Нет уж, дудки. Сижу, не шевелюсь. Не соврал Инсилай, трое суток ни сесть, ни встать, ни шевельнуться. Как он сам-то после всего этого по Альва-ру бегал? А ему, похоже, покруче досталось».

За дверью кто-то загремел ключами. Грохнул засов, в камеру вошел Арси, чернокожий врач и еще кто-то незнакомый с мечом на поясе и золотым шлемом под мышкой.

– Альф, посмотри его, – распорядился советник, носком сапога покачивая стоящую рядом с узником миску с остывшей баландой. – Почему не ел? Аппетит пропал или совесть заела?

Ронни удивленно посмотрел на Арси.

– Понимаю, – насмешливо продолжал советник, – все-таки не врага злейшего, а собственного учителя убил. Одно не пойму, зачем? Что он вам такого сделал, что ты со своей подружкой его к смерти приговорил?

– Мы никого не убивали, – тихо сказал Ронни, – а Ин-силай мне не учитель. Он мой друг.

– А друзей, что, без повода убивать можно? – спросил Альф, пристально рассматривавший лицо Ронни, подняв его голову за подбородок.

– Я никого не убивал, – повторил Рональд, глядя на колодки на своих ногах.

– В глаза мне смотри, – распорядился врач.

Ронни упрямо смотрел в пол. Арси носком сапога ударил Рональда по скованным

ногам:

– Ты что, плохо слышишь?

Ронни трезво оценил превосходящие силы противника и поднял глаза на врача.

– Ну что, – Арси посмотрел на Альфа, – пару суток простоит?

– Да он месяц простоит, – успокоил императорский врачеватель.

– Вот и славно, – думая о чем-то своем, сказал советник, – Гарди, снимите с него колодки.

Дью присел рядом с узником и завозился с железом.

– Вставай, – распорядился Арси, увидев, что скалет справился с оковами. Ронни потер руками онемевшие щиколотки и, не дожидаясь новых ударов, поднялся на ноги. – Иди сюда, – советник вынул из кармана узкий длинный ремень. Ронни отшатнулся. – Не бойся, бить не буду, – успокоил советник, – руки за спину, давай, шевелись, спящий красавец.

Рональд покосился на ремень в руках Арси и сделал неуверенный шаг вперед.

– Ты можешь двигаться пошустрее покойника? – советник начал терять терпение. – Ко мне спиной, руки назад.

Ронни вздохнул и сцепил руки за спиной. Арси затянул ремень на его запястьях и вытолкнул узника в коридор.

– Иди вперед, живо.

Ронни плелся по коридору, за ним шли Арси и тот, с мечом на поясе, которого назвали Гарди. Воображение Рональда рисовало ему жуткие картины его будущего. В том, что его ведут убивать, подмастерье не сомневался. Они подошли к лестнице. Арси приказал идти на-

верх. Ронни споткнулся, упал на колени и клюнул носом ступеньку.

– Вставай, – Арси остановился у него за спиной. – Я, конечно, обещал не бить тебя, но если будешь настаивать, попрошу об этом скалета Гарди, а он никаких обещаний не давал.

Ронни кое-как поднялся и пошел дальше. «Только пусть все кончится побыстрее, – думал подмастерье, внимательно глядя себе под ноги, связанные за спиной руки располагали к осторожности в передвижении. – Я не Инсилай, у меня сил не хватит на такие приключения. Господи, и зачем я с ним все время ругался? Лучше б научился у него чему-нибудь нужному. А теперь и учиться не у кого. Варвара пропала, Инсилай умер, а Локи… он о нас и не вспомнил, хоть и обещал. Только зачем мне сейчас-то учиться, меня и с незаконченным магическим образованием прекрасно прикончат».

Они прошли еще одну лестницу и вышли на террасу, показавшуюся Ронни огромной. Отделана она была несколько грубовато, но именно это и делало ее своеобразно красивой. Терраса имитировала грот. Не меньше десятка колонн грубого черного камня поддерживали свод из какого-то полупрозрачного синего материала. Водопад у одной из стен каскадом низвергался в небольшой, овальной формы бассейн. Широкие каменные скамьи, тяжеловесные вазы-клумбы с резко пахнущими цветами у самой воды, несколько низких треножников, на которых лежали большие шары, светящиеся серебристым светом. Ронни так загляделся на необычный интерьер, что чуть не слетел в бассейн. От купания его спасла сильная рука Дью, вовремя схватившая его за локоть.

– Скалет, Вы когда-нибудь что-нибудь строили? – поинтересовался Арси, не обращая никакого внимания на притулившегося у воды Ронни.

– Нет, – удивленно ответил Дью.

– А каменщиком, случайно, не работали?

– Нет, конечно, – удивление Гарди шло по возрастающей.

– Жаль, быстрее бы управились, – Арси ушел куда-то в угол, – я тоже по строительному делу не очень. Так, идите сюда, оба.

Советник стоял у стены. Рядом с ним на полу лежала груда камней.

– Мальчишка останется здесь, пока все не кончится, – Арси сделал шаг в сторону, за спиной его открылась узкая, неглубокая ниша. – Вставай сюда, – он взял Ронни за плечо и втолкнул в нишу. – Помогите мне, Гарди. Нам придется переложить все эти булыжники.

Советник нагнулся и поднял с пола первый камень. Ронни испуганно смотрел на своих тюремщиков, но с места не двинулся, он словно оцепенел, боясь верить в свои догадки. Дью помедлил и стал помогать начальству. Правда, полковник не очень усердствовал, закладывая камни кое-как. В глубине души он надеялся, что небрежно сложенную кладку замурованный заживо Ронни сможет впоследствии развалить и тем самым спасти свою жизнь. Арси или не замечал халтурной работы скалета, или не очень интересовался качеством. Когда был уложен последний камень, советник критически посмотрел на новоявленную стену и буркнул:

– Да, Гарди, каменщики из нас никудышные. Не хотел бы я, чтоб Вы строили мой дом, в нем чихнуть будет нельзя без риска для здоровья. – Советник отошел к одной из скамеек и вытащил из-под нее ведро. – Зачерпните-ка водички, скалет.

Гарди принес воды из бассейна. Арси взял ведро и выплеснул воду на только что возведенную стену. Камни шевельнулись, как живые, и, к ужасу Дью, медленно срослись в монолит. Стена вздохнула, дрогнула и уже через несколько минут было невозможно определить новую кладку: ни щелки, ни выступа.

– Теперь другое дело, – Арси удовлетворенно осмотрел свою работу. – Не скучай, малыш, – советник постучал в стену, – счастливо оставаться. Пошли, Гарди, у нас еще масса работы.

В подъезде звякнуло так, будто скорый поезд наскочил на грузовик пустых бутылок. Лика дернулась к двери.

– Сиди, – посоветовала Наташка.

– Может, он убил кого, – не очень уверенно предположила Лика.

– Он охраной детства занимается, а не мафиозными разборками.

– Ты в это веришь?

– Я верю в то, что он ищет Альвертину, – Наталья снова принялась за телятину, – а мясо у него лучше получается, чем кофе.

– Ты все лопаешь!

– А что мне делать? Волосы на себе рвать, руки заламывать?

– Надо позвонить тете Вере, чтоб глаз с Тинки не спускала, – предложила Лика.

– Звони, – согласилась Наташка, уплетая очередной кусок мяса, – эх, хренку бы, а ты номер знаешь?

– Номер? – растерялась Анжелика. – Черт, не знаю, не спросила.

– Ну вот, значит, звонок отменяется, – Наталья подумала и потянулась за новой порцией. Мясо исчезло со стола вместе с тарелками, зеленью и солонкой. Вилка в Наташкиной руке тоже приказала долго жить. – Жмот! – возмутилась Наталья. – Он, что, посуду на прокат приколдовывал?

– Это он следы заметает, – фыркнула Лика, – чтоб мы не настучали в его ведомство о бесконтрольном использовании представительских средств.

– А если это Таур? – предположила Наталья. – Кому стучать будешь?

– Таур?! – прежние подозрения немедленно вернулись. – Тогда нам срочно в Одессу.

– Не глупи. Зачем Тауру Альвертина?

– Может, он на нее Ронни ловить будет.

– А Ронни ему на кой черт сдался?

– Ну, не знаю…. Хотя, придумала, на Рональда можно заманить Варвару.

– Варвару и на нас с тобой заманить можно. И с чего ты взяла, что Тауру нужна Варвара? Кончай дурью маяться, звони Тинке на сотовый. Не знаю, кто ее ищет, но мне почему-то кажется, что куда лучше будет, если ее не найдут.

– И что я ей скажу?

– Скажешь, чтоб сидела там тихо, как мышка. А мы за ней сегодня-завтра приедем.

– А мы приедем?

– Ты звони давай, прямо сейчас мы никуда не едем, это я тебе гарантирую.

Лика не стала спорить и начала звонить Альвертине.

В это самое время Альвертина качалась на качелях в парке Шевченко. Компанию ей составлял Софкин сосед Ромка, веселый разгильдяй, с удовольствием принимавший участие в любых развлечениях. Ромка учился в десятом классе и выглядел совсем взрослым. Его присутствие несколько поправило Альвертине настроение после подлого предательства Ронни. Фамилия у Ромки была странная – Ко, доставшаяся ему в наследство от какого-то корейского прадедушки. Больше прадедушка не оставил ничего, ни восточных глаз, ни денег, ни гражданства. Последнее для Ромки было самым огорчительным, Корея ему нравилась. На соседних качелях веселились Софка с неизменным Иоськой.

– Ну, кто выше?-заорал Ромка. – Тинка, давай!– и они начали раскачиваться с утроенной скоростью.

Софка с Иоськой тоже прибавили. Соревнованию несколько мешала широченная Софкина юбка, временами взлетавшая выше качелей, тогда Софка прерывала приседания и одной рукой ловила юбку, сбиваясь с темпа.

– Слабо? – веселился Ромка, раскачавшись до ограничителя. – Сонь, а у тебя юбка вместо парашюта, или парашют вместо юбки?

– Отвянь, – злилась Софка.

– Работай давай, юбочница, – орал красный от усилий Иоська.

– Выше, мы выше!– во все горло крикнула Альвертина. В этот момент зазвонил ее мобильник. – Черт, – держась одной рукой за металлический прут лодочки, другой Альвертина кое-как вытащила трезвонящий телефон. А Ромка между тем все-таки докачался до ограничителя, последовал легкий толчок, и рука девочки соскользнула с опоры. Альвертина испуганно схватилась второй рукой за металл качелей, почувствовав, что от падения ее отделяет не больше мгно-

вения. Правда, это движение стоило ей телефона. Жалобно позванивая, он выпрыгнул из ее руки и улетел куда-то вниз, где и умолк в пыльных зарослях ежевики.

– Тормози, – скомандовала Альвертина, – я мобильник уронила.

Соревнования были прерваны за явным преимуществом. Последующие два часа компания спортсменов провела в позе колхозницы на прополке, прочесывая прилегающие к качелям кусты. Все старания были тщетны, телефон как сквозь землю провалился.

– Не отвечает, – констатировала Лика.

– Ну и черт с ним, – разозлилась Альвертина, – мне и звонить-то некому. Пошли домой.

Через два часа в районе парка совершенно случайно оказался некий Гога. Вообще-то он в парк не собирался, а собирался завалиться на всю ночь к своему приятелю Лешке Рыбаку, у которого предвиделся толковый сейшен. Но проклятая «Оболонь», при помощи которой Гога весь вечер боролся с жаждой, начисто лишила его сил и способности ориентироваться в пространстве. После пятой бутылки пива Гога вместо того, чтоб спокойненько сесть на трамвай пятого маршрута и ехать к Лешке в Аркадию, зачем-то загрузился в пятерку противоположного направления и прикатил в парк Шевченко. Не обнаружив вовремя произошедшей с ним неприятности, Гога на автопилоте потопал знакомой дорогой: налево, прямо, через садик и пришел. Именно так он и оказался в зарослях ежевики у качелей, где не так давно Альвертина и компания проводили розыскные работы. Рухнув в колючие кусты, Гога чрезвычайно расстроился и рассердился.

– Черт бы побрал этих озеленителей, – проворчал он, выковыривая из руки впившиеся в ладонь колючки, – со-дят посреди дороги всякую дрянь, ни пройти, ни проехать усталому одесситу. Совсем сдурели, скоро кактусы будут вместо лавочек привлекать, дизайнеры хреновы.

Гога разглядел в темноте силуэт гигантских качелей и расстроился окончательно. «Белая горячка, – понял он сразу, – какие качели в Аркадии? Допился. Скоро зеленые человечки придут кататься». Где-то под ногами что-то зазвонило. Гога пошарил на земле и нашел изящный дамский мобильник.

– Але, – обреченно сказал Гога, сразу поняв, что звонят ему со Слободки, то есть из местного психпокоя.

– Ты кто? – удивился женский голос в телефоне.

– Я Гога, – доверчиво сообщил он собеседнице.

– А где Альвертина?

– У Лешки Рыбака, наверно, – предположил Гога, шмыгнул носом и пожаловался, – все меня бросили, один я здесь, как мираж в пустыне.

– Какой Лешка, какая пустыня?! – возмутилась трубка.

– Сахара, – буркнул Гога и, внезапно разозлившись на весь мир, запустил утомившим его телефоном в темноту, – вот привязалась к усталому человеку. Я Леху потерял, а она мне про верблюдов, дура бестолковая, бедуинка. Подумаешь, ишак у нее потерялся в Сахаре, а я при чем?