"Республика Шкид" - читать интересную книгу автора

Власть народу

Кончились вечерние уроки.

Дежурный в последний раз прошел по коридорам, отзвенел последний звонок, и Шкида захлопала партами, затопала, запела, заплясала и растеклась но этажам старого здания.

Младшие отделения высыпали в зал играть в чехарду, другие ринулись на лестницу – кататься на перилах, а кое-кто направился на кухню в надежде поживиться остатками обеда.

Старшие занялись более культурным развлечением. Воробей, например, достал где-то длинную бечевку и, сделав петлю, вышел в столовую. Там он уселся около дыры в полу, разложил петлю и бросил кусок холодной каши. Потом спрятался за скамейку и стал ждать.

Это он ловил крыс. Ловля крыс была последнее время его любимым развлечением. Воробей сам изобрел этот способ, которым очень гордился.

Япошка сидел в классе, пошмыгивал носом и с необычайным упорством переводил стихотворения Шамиссо с немецкого на русский. Перевод давался с трудом, но Японец, заткнув пальцами уши, не уставая подбирал и бубнил вслух неподатливую строку стиха:

И так без конца. До тех пор, пока строчка наконец не принимала должного вида и не становилась на место.

Громоносцев долго, позевывая, смотрел в потолок, потом вышел из класса и, поймав какого-то шкета из младшего отделения, привел его в класс. Привязав к ноге малыша веревку, он лениво жмурился, улыбался и приказывал:

– А ну, мопсик, попляши.

Мопсик сперва попробовал сыграть на Колькином милосердии и взвыл:

– Ой, Коленька! У меня нога болит!

Но Громоносцев только посмеивался.

– Ничего, мопсик, попляши.

В углу за классной доской упражнялся в пении недавно пришедший новичок Бобер. Он распевал куплеты, слышанные где-то в кино, и аккомпанировал себе, изо всей силы барабаня кулаками по доске:

Доска скрипела, ухала и трещала под мощными ударами.

За партой сидел Янкель, рисовал лошадь. Потом рисовать надоело, и, бессмысленно уставившись взором в стенку, он тупо забормотал:

– Дер катер гейт нах хаузе. Дер катер гейт нах хаузе.

Янкель ненавидел немецкий язык, и фраза эта была единственной, которую он хорошо знал, прекрасно произносил и которой оперировал на всех уроках Эланлюм.

В стороне восседали группой одноглазый Мамочка, Горбушка, Косарь и Гога.

Они играли в веревочку.

Перебирая с пальца на палец обрывок веревки, делали замысловатые фигуры и тут же с трудом их распутывали.

Вдруг все, кто находился в классе, насторожились и прислушались. Сверху слышался шум. Над головами топали десятки ног, и стены класса тревожно покряхтывали под осыпающейся штукатуркой.

– Крысу поймали! – радостно выкрикнул Мамочка.

– Крысу поймали! – подхватили остальные и помчались наверх.

В зале царило смятение.

Посреди зала вертелся Воробей и с трудом удерживал длинную веревку, на конце которой судорожно извивалась большая серая крыса.

По стенкам толпились шкидцы.

– Ну, я сейчас ее выпущу, а вы ловите, – скомандовал Воробей.

Он быстро наклонился и надрезал веревку почти у самой шеи крысы.

Раздался визг торжества.

Крыса, оглушенная страшным шумом, заметалась по залу, не зная, куда скрыться, а за ней с хохотом и визгом носилась толпа шкидцев, стараясь затоптать ее ногами.

– О-о-о!!! Лови!

– А-га-а… Бей!

– Души!

– И-и-их!

Зал содрогался под дробным топотом ног и от могучего рева. Тихо позвякивали стекла в высоких школьных окнах.

– О-го-го!!! Лови! Лови!

– Забегай слева-а!

– Ногой! Ногой!

– Над-дай!

Двери зала были плотно закрыты. Щели заткнуты. Все пути отступления серому существу были отрезаны. Тщетно тыкался ее острый нос в углы. Везде стены и стены. Наконец Мамочка, почувствовав себя героем, помчался наперерез затравленной крысе и энергичным ударом ноги прикончил ее.

Мамочка, довольный, гордо оглядел столпившихся ребят, рассчитывая услышать похвалу, но те злобно заворчали. Им вовсе не хотелось кончать такое интересное развлечение.

– Эва! Расхрабрился!

– Сволочь! Надо было убивать?

– Подумаешь, герой, отличился! Этак бы и всякий мог!

Недовольные, расходились шкидцы.

В это время внизу Бобер закончил лихую песенку «Ай-ай, Петроград», загрустил и перешел на романс:

Потом затянул было «Разлуку», но тут же оборвал себя и громко зевнул.

– Пойти потанцевать, что ли, – предложил он скучающим голосом.

– Пойдем, – поддержал Цыган.

– Пойдем, – подхватил Янкель.

– Пошли! Пошли! Танцевать! – оживились остальные.

Янкель помчался за воспитателем и, поймав его где-то в коридоре, стал упрашивать:

– Сыграйте, дядя Сережа. А? Один вальсик и еще что-нибудь.

В Белом зале собралось все взрослое население республики. Шкидцы, как на балу, выбирали партнеров, и пары церемонно устанавливались одна за другой.

Дядя Сережа мечтательно запрокинул голову, ударил по клавишам, и под звуки «Дунайских волн» пары закружились в вальсе.

Собственно, кое-как умела танцевать только одна пара – Цыган и Бобер. Остальные лишь вертелись, топтались и толкали друг друга.

– Синьоры! Медам! Танц-вальс! Верти, крути, наворачивай! – надрывался Янкель, грациозно подхватывая Японца – свою даму – и нежно наступая ему на ногу.

Японец морщился, но продолжал топтаться, удивляясь вслух:

– Черт! Четверть часа вертимся – и все на одном месте!

Вальс сменился тустепом, тустеп – падеспанью.

Веселье постепенно просачивалось в холодные белые двери зала.

В самый разгар танцев, когда Шкида, единодушно закусив удила, дико отплясывала краковяк, ожесточенно притопывая дырявыми казенными сапогами, в дверях показался Викниксор.

– Ребята!

Крякнул вспугнутый рояль и смущенно смолк, захлебнувшись в аккорде.

Не успев в очередной раз притопнуть, остановились насторожившиеся пары. Лицо заведующего сияло какой-то особой торжественностью.

– Ребята, – повторил Викниксор, когда наступила полная тишина, – все немедленно идите в столовую. Сейчас состоится общешкольное собрание.

В полутемной столовой, пропахшей тюленьим жиром, тревожный гул голосов.

Бритые головы поминутно вертятся в разные стороны, а на лицах застыл вопрос: в чем дело?

Школьное собрание для шкидцев – новость. Это в первый раз.

Все с нетерпением ждут Викниксора: что-то он скажет?

Наконец заведующий входит в столовую.

Несколько минут он стоит, осматриваясь, потом подзывает воспитателя и громко говорит:

– Сергей Иванович, вы будете для первого раза секретарем. Ребята еще не привыкли к самоуправлению.

Воспитатель молча садится, кладет перед собой лист бумаги и ждет, а Викниксор минуту думает и почесывает ухо. Потом он выпрямляется и начинает говорить:

– Ребята! До сих пор у нас в школе нет жизни… Да, постойте!..

Он сбивается.

– Я забыл начать-то. Итак, считаю первое общешкольное собрание открытым. Председателем пока буду я, секретарем Сергей Иванович. В порядке дня – мой доклад о самоуправлении в школе. Итак, я начинаю.

Шкида молчит. Шкида притаилась и ждет, что скажет ее рулевой.

– Итак, прошу внимания. Что такое наша школа? Это – маленькая республика.

– Пожалуй, скорее – монархия, – ехидным шепотом поправляет зава Японец.

– Наша школа – республика, но в республике всегда власть в руках народа. У нас же до сих пор этого но было. Мы имели, с одной стороны, воспитанников, с другой воспитателей, которыми руководил я. Этим, так сказать, нарушалась наша негласная конституция.

– Правильно! – несется приглушенный выкрик из гущи воспитанников.

Викниксор грозно хмурит брови, по тут же спохватывается и продолжает:

– Теперь этого не будет. Сейчас я изложу перед вами мой план. Школа должна идти в ногу с жизнью, а посему наш коллектив должен ввести у себя самоуправление.

– О-го-го!

– Здорово!

Шкидцы удивлены.

– Да. Самоуправление. Вам непонятно это слово? Слово русское. Вот схема нашей системы самоуправления. Сегодня же мы изберем старост по классам, по спальням, но кухне и по гардеробу. На обязанности их будет лежать назначение дежурных. Дежурные будут назначаться на один день. Сегодня один, завтра другой, послезавтра третий и так далее. Таким образом, все вы постепенно будете вовлечены в общественную жизнь школы. Поняли?

– О-го-го! Поняли!

– Ну, так вот. Старосту мы будем выбирать на месяц или на две недели. Но старосты – это еще но все. Старосты по кухне и по гардеробу нуждаются в контроле. Мы изберем для них тройку. Ревизионную тройку, которая и будет контролировать их работу. Согласны?

– Ясно! Согласны! – гудят голоса.

– Таким образом, мы изживем возможности воровства и отначивания.

– Вот это да! Правильно.

Викниксор чувствует себя прекрасно. Ему кажется, что он совершил огромный подвиг, сделал большой государственный шаг, ему хочется еще что-нибудь сообщить, и он говорит:

– Кроме того, педагогический совет будет созывать совет старост, и вместе с воспитателями ваши выборные будут обсуждать все наиболее существенные мероприятия школы и ее дальнейшую работу.

Шкида поражена окончательно. Возгласы и реплики разрастаются в рев.

– Ур-ра-а!

Но Викниксор переходит к выборам. Как на аукционе, он выкрикивает названия постов для будущих старост, а в ответ в многоголосом гуле слышатся фамилии выбираемых.

– Староста по кухне. Кого предлагаете? – возглашает Викниксор.

– Янкеля!

– Цыгана!

– Янкеля!

– Даешь Черных!

– Черных старостой!

– Кто за Черных? Поднять руки. Кто против? Против нет. Итак, единодушное большинство за. Черных, ты – староста по кухне.

Уже прозвенел звонок, призывающий спать, а собрание еще только разгоралось.

Наконец, далеко за полночь, Викниксор встал и объявил:

– Все места распределены. Время позднее, пора спать.

Он пошел к дверям, по, вспомнив что-то, обернулся и добавил:

– Собрание считаю закрытым. Между прочим, ребята, за последнее время вы что-то очень разбузились, поэтому я решил ввести для неисправимых изолятор. Поняли? А теперь – спать.

– Вот вам и конституция! – съязвил за спиной Викниксора Японец.

Но его не слушали.

– Ай да Витя! Ну и молодец! – восхищался Янкель, чувствуя, что пост кухонного старосты принесет ему немало приятного.

– Да-с, здорово.

– Теперь мы равноправные граждане.

– Эй, посторонитесь, гражданин Викниксор!.. Гррражданин шкидец идет, – не унимался Японец.

Новый закон Викниксора обсуждали везде.

В спальне, в уборной, в классах.

Бедный дядя Сережа безуспешно пытался угомонить и загнать в спальню своих возбужденных питомцев.

Шкидцы радовались.

Только один Еонин с видом глубоко обиженного, непризнанного пророка презрительно выкрикивал фразы, полные желчи и досады:

– Эх вы! Дураки! Растаяли! Вам дали парламент, но вы получили и каторгу.

Он намекал на старост и изолятор.

– Чего ты ноешь? – возмущались товарищи, однако Японец не переставал. Он закидывал руки вверх и трагически восклицал:

– Народ! О великий шкидский народ! Ты ослеп. Тебя околдовали. Заклинаю тебя, Шкида, не верь словам Викниксора, ибо кто-кто, а он всегда надуть может.

Не было случая, чтобы Еонин поддержал новую идею Викниксора, и всегда в его лице педагоги встречали ярого противника. Но если прежде за ним шло большинство, то теперь его мало кто слушал. Получившие конституцию шкидцы чувствовали себя именинниками.