"Посланник" - читать интересную книгу автора (Парфенова Анастасия)

Глава 5

Эсэру провели на корабль тайно, закутанную с ног до головы в тяжелый плащ. От любопытных взглядов ее надежно прикрывала ночная тьма, а также спины высоких и подозрительно ловких для своего преклонного возраста воинов. Около дюжины обитавших на отшибе глухой деревушки небритых горцев на поверку оказались непонятно как уцелевшими воинами из личной гвардии махараджи. Причем не просто воинами, а ветеранами, едва ли не лучшими из тех, кем мог похвастаться этот мир. Леек чувствовал всевозрастающее уважение к старому Тао. К безопасности своей своевольной воспитанницы тот подходил предельно серьезно.

Едва последний из ночных гостей оказался на палубе, как корабль, мягко качнувшись на полозьях, оттолкнулся от скалы и заскользил по бескрайнему песчаному океану. В нескольких часах пути они встретят остальную эскадру, и тогда можно будет наконец успокоиться. Хотя бы на время.

Будь его воля, Леек тут же уволок бы девушку вместе с ее сопровождением в каюту и запер бы там до конца пути. Команде Посланник доверял абсолютно (сам тренировал), но иногда даже прозрачный воздух имеет уши. Особенно в мире, где магов и пророков развелось не меньше, чем песчаных ящериц.

Однако Сэра чуть дернула плечиком, и все послушно замерли, давая ей возможность оглядеться. Та, с минуту постояв молча, поинтересовалась откуда-то из-под капюшона:

– И куда же мы направляемся, о мой адмирал?

Ироничные нотки в голосе красавицы насторожили Посланника. Эта девочка пару раз уже круто осадила его, когда считала, что новый знакомый берет на себя слишком много. То, что в ее присутствии мысли у него начинали путаться или бежать отнюдь не в том направлении, в котором бы следовало, лишь усугубляло ситуацию.

– А куда бы вы желали отправиться, моя госпожа? – по возможности нейтрально спросил он.

Молчание длилось довольно долго, прежде чем из-под плаща раздалось наконец тихо:

– К Источникам.

Кто-то резко втянул воздух сквозь сжатые зубы.

Сначала Леек не понял, что она имела в виду, потом... По крайней мере, в отваге малявке не откажешь. В наглости тоже.

Надо было, конечно, задавить эту идею на корню, но теперь, когда он об этом задумался... Сгинет ведь, героиня, от горшка два вершка!

Словно со стороны услышал свой голос:

– Как прикажет моя госпожа.

Олег на мгновение прислонился лбом к прохладной каменной стене и устало вздохнул. Опустил плечи, усилием воли прогоняя из них напряжение, и уже тот факт, что ему приходилось прилагать для этого усилие, говорил о том, как нелегко дались Посланнику эти дни. Сейчас, когда его никто не видел, можно было дать себе послабление. Можно было позволить уголкам рта опуститься в гримасе горечи, а мрачному пессимизму окрасить ауру в траурные цвета. Но только на мгновение. С некоторых пор Олег поймал себя на том, что допускает лишь определенное (и весьма ограниченное) проявление слабости, прежде чем начинает чувствовать к собственной персоне непереносимое отвращение. В Академии это назвали бы пижонством и излишней фиксацией на контроле. Данаи Эсэра просто улыбнулась бы своей неповторимой таинственной улыбкой и сказала бы, что он думает как типичный самец, что, впрочем, не всегда плохо. Сам Олег считал, что подобный снобизм делает его уязвимым для некоторых видов психологического давления, но беззаботно не предпринимал ничего, что могло бы исправить ситуацию.

Глубокий вздох – и он встряхнулся, настраиваясь на более позитивное мышление. В принципе, не так уж все плохо. Его ученики справлялись великолепно, грандиозный двенадцатичасовой тренинг боевой магии, который он закатил во искупление своего отсутствия, они выдержали с честью.

Только вот как он сам выдержал, было не совсем понятно. Таким выжатым Олег себя не ощущал довольно давно. И уж конечно не по случаю тренировок. Даже во время настоящих боев Посланник обычно лучше распределял собственные силы.

Олег и сам толком не знал, почему Виктория настолько выбила его из колеи. Отвратительная ситуация, но ведь бывало и хуже! Из девчонки еще можно сделать что-нибудь если не приличное, то хотя бы пригодное.

Да ладно тебе, великий Посланник, хотя бы самому себе признайся, что этот дурацкий мир вновь напомнил тебе о Сэре...

Ученики отлеживались внизу в состоянии, близком к коматозному. Если сейчас к старому особняку решат подобраться какие-нибудь враги (хотя бы те же пресловутые псионы из гостиницы), то вымотавшихся ребят можно будет брать голыми руками. Уж от их Учителя в таком состоянии защиты точно не дождешься! Он даже по лестнице забраться не смог, не остановившись отдохнуть. Супермен, чтоб ему...

Мысленно ворча на собственную близорукость и одновременно составляя список неотложных дел, Олег продолжил свое героическое восхождение на шестой (чердачный) этаж старого разваливающегося особняка. Это здание он арендовал в основном из-за его просторных и сравнительно благоустроенных подвалов. А также отдавая себе отчет в том, что, возможно, в будущем понадобится место, где можно будет разместить достаточно много народу. Здание отчаянно нуждалось в ремонте, который Олег отнюдь не торопился проводить: в настоящий момент под его осторожным руководством приводились в божеский вид с десяток разных «берлог», которые могли бы пригодиться при самых разнообразных обстоятельствах, начиная от атомной бомбардировки и заканчивая массированной пси-охотой, а это конкретное место должно было привлекать как можно меньше внимания. Так что во всем доме единственными приличными комнатами были обширные подвальные помещения (класс, рабочий кабинет, он же спальня Олега, жилые комнаты ребят, буде тем вздумается остаться ночевать) да одна-единственная каморка под самой крышей, основным достоинством которой являлось большое (правда, довольно грязное) окно и открывавшийся из него вид на город. Эту конуру, снабженную лишь матрасом, столом и сквозняками, Олег официально именовал «Залой для медитаций», а его неугомонные ученики – «Большой магической». Сюда он обычно приходил, когда хотел поразмыслить, или совершить какой-либо особенно сложный магический ритуал, или просто выспаться.

Сейчас у Олега еще хватило осторожности окинуть мысленным взором ближайшие окрестности на предмет выявления какой-нибудь опасности, прежде чем он мешком (весьма неграциозно для столь тренированного тела) свалился на старый матрас.

Спать хотелось невероятно, но Посланник отдавал себе отчет, что уже перешел ту границу, за которой сон принес бы ему отдых и обновление. Нет, здесь требовались более радикальные меры.

Он скатился с матраса на пол и автоматически принял позу, которую в этом мире называли позой мертвых. Тело лежало на спине, прямое, спокойное, совершенно, абсолютно расслабленное. Согнутые в локтях руки покоились на груди, глаза закрыты, лицо бесстрастно. Он мысленно пробежался по всем мышцам, начиная от пальцев ног и заканчивая затылком, еще больше расслабляя их, прогоняя остатки напряжения. А затем провалился в то состояние, которое не являлось ни сном, ни бодрствованием, но было больше, нежели то или другое по отдельности.

Люди издавна задавались вопросом: зачем человеку необходим сон? Ответов накопилось огромное количество, начиная от избавления от каких-то вредных токсинов и заканчивая «интеграцией» дневных впечатлений в образы сновидений. Как бы то ни было, Посланник давно обнаружил, что для него самым освежающим отдыхом бывает даже не подпитка свежей энергией, а именно переработка накопленной за период бодрствования информации на других, более интуитивных уровнях сознания. И сейчас, провалившись в транс, точно в бездонную прорубь, Олег вновь видел перед закрытыми глазами стремительно мелькавшие, порой гротескно измененные картины реальности.

...Из больницы он вынес Викторию на руках, предварительно завязав ей глаза, стараясь не попасться никому на пути. Наплел девчонке кучу глупостей о секретной лаборатории («если ты узнаешь, где это, тебя придется убить»). Он ожидал, что, лишенная зрения, разозленная и терзаемая специально раззадоренным любопытством, она потянется к тем способностям, которые он с таким трудом разбудил в ней во время достопамятной «операции». Увы, он ждал от нее слишком многого. Все это время Избранная пролежала, свернувшись комочком и прижавшись к его груди, мысли ее шли одновременно по двум направлениям: какие у него восхитительно горячие руки, и как его удобней будет убивать. Начинать проявлять характер и искать пути непослушания ей и в голову не пришло.

Избранную сложно было назвать гигантом мысли. Ее интеллект остановился в развитии несколько лет назад, а затем еще и деградировал вместе с разрушающимися клетками мозга... Но школа очень трудной жизни развила в ней примитивное, атавистическое чутье, которое теперь, когда Олег освободил и чуть подтолкнул отточенные инстинкты, могло с лихвой компенсировать неспособность логически мыслить. Мгновенно и безошибочно она схватывала ситуацию на уровне спутанного эмоционального образа и реагировала с пугающей адекватностью, причем девушке и в голову не приходило ставить под сомнение или обдумывать свои интуитивные выводы. Чувство и порыв, всплеск энергии и дикая магия. Если ему удастся развить в ней хоть какую-то способность к рефлексии, не уничтожив эту естественную чуткость дикого зверька...

Пока что Виктория боялась его до безумия, сама не понимая причины страха. Конечно, чтобы преуспеть в перековке, ужас придется превратить в ненависть, но пока что и он приемлем.

Повязку на голове они скрыли вязаной зимней шапочкой, которые были в моде в этом сезоне и потому допускались к ношению в помещениях. Поели в хорошем бистро (сразу в ресторан ее Олег вести не решился, не будучи уверенным – как оказалось, весьма оправданно – в застольных манерах своей спутницы). Посланник заказывал за них обоих, очень четко спланировав соотношение белков, жиров и углеводов в ее еде, и заодно дал ей четкие указания по поводу лечебной диеты, которую придется соблюдать в ближайшие полгода, если не всю жизнь. На протест Олег достаточно жестко ответил, что лишь сутки назад удалил из ее желудка раковую опухоль и отнюдь не собирается превращать это занятие в свой постоянный досуг, «так что, если появится новая, пусть разбирается с ней сама». Девушка прижала ладонь к своему животу, бросила на него испуганно-недоверчивый взгляд, но к теме больше не возвращалась.

Там же, за столиком в тихом кафе, Олег рассказал ей о том, что значит быть Избранной. Короткие, ритуальные формулировки Первого Наставления, кое-как переведенные на русский, не дали ей ничего, кроме впечатления: рядом сидит законченный псих. На вопросы Посланник ответил, что она все равно ему не верит, так что с дальнейшими разъяснениями придется подождать, пока не будет пройдена первая ступень обучения. И приказал закрыть и эту тему.

Еще в больнице он позвонил Юрию, объявив общий сбор и предупредив, что на этот раз занятие будет более серьезным, так что пусть планируют отсутствие на сутки. Ребята приняли бесцеремонное вторжение в собственное расписание молча и даже радостно. Юрий связался с родителями Александра и Натальи, наплел им что-то с три короба, так что, приехав домой, Олег испытал что-то вроде облегчения, думая о том, как ему повезло найти этого неожиданно талантливого разбойника. Особенно в свете того, какой оказалась Избранная...

Виктория была несколько разочарована обтрепанным видом подвала (она явно ожидала что-нибудь в стиле Никиты или, после их разговора, резиденции а-ля Х-мены), но времени на осмотр достопримечательностей ей не дали. Девчонку шатало всего лишь после короткой прогулки, и тем не менее Олег позволил ей лишь принять недолгий душ и переодеться. Затем, даже не удосужившись представить ребят их новой соученице, он начал тренировку.

Это не было похоже ни на одно из тех упражнений, которым Посланник подвергал их до сих пор. Олег всегда был жестким и требовательным учителем, но сейчас его жесткость перешла тонкую границу жестокости. И ушла далеко за эту границу.

Уже в первые минуты он взвинтил темп до предела того, что ребята могли вынести даже после месяцев ежедневных тренировок. И после стремительного (очень стремительного!) повторения всего пройденного затопил их лавиной новой информации. Телекинез, пирокинез, основы телепортации, боевое предвидение, когда вероятные движения противника считываются на секунды, если не на минуты или часы, вперед. Перемещение себя, неодушевленных предметов и очень даже одушевленных товарищей, проведение ментальных атак во время ну очень отвлекающего от медитации боевого спарринга.

Наталья как-то умудрилась справиться с обоими Ли, нападавшими на нее одновременно с двух сторон, но затем пропустила очень мощный удар от Александра. Ирина (даже Олег не понял как) раскидала четверых. Анатолий совершил невероятное, в течение нескольких минут сдерживая физические и психические атаки всей группы, чтобы оказаться побежденным, когда Ирина неожиданно поцеловала его в губы, одновременно нанося проникающий удар в солнечное сплетение. Михаилу приходилось хуже всех, у него почти не было этих способностей, но в конце концов парень смог как-то натравить друг на друга Юрия и Ли-старшего, которым было приказано на него нападать, а сам халтурщик в это время урвал несколько минут отдыха, в очередной раз подтверждая, что он здесь – самый умный.

Олег, полюбовавшись на все это, пошел в атаку сам и меньше чем за минуту жестко раскидал их всех, лишь в самом конце заметив, что пропустил довольно подлый удар от Юрия. Сочтя это своего рода сданным экзаменом, Посланник начал натаскивать их на более сложное использование пси, на то, что можно было назвать заклинаниями. Тонко скоординированная последовательность ментальных воздействий, спаянная в мозгу в единый комплекс, запускаемый каким-то простым ключом. Телекинетическая «кошачья лапа», активируемая взмахом руки с растопыренными пальцами, когда невидимые «когти» раздирали все, что оказывалось на расстоянии удара. Чуть более сложные «кривые ножи», действующие по тому же принципу, но создающие со стороны впечатление, что кто-то бросил несколько остро заточенных бумерангов, летящих по сложным траекториям, уничтожая все на своем пути. Разные подвиды «мохнатых молний», классические «фаерболы», вызвавшие какое-то нездоровое оживление и комментарии про комаров, «шлепалки», «кровь и плоть», «гранатовое колье», «тонкие змеи», «цветы смерти»... Все новая и новая информация, новые и новые приемы, физические и психические, затем вдруг возвращение к старым, сотня повторений «для автоматизации», снова новое. Через двенадцать часов ребята были способны выдержать экзамен на белый пояс по боевой магии, разумеется при условии, что не попадали бы от истощения по дороге к экзаменаторскому столу. У них еще хватило пороху дотащиться до собственных постелей, но все восемь голов коснулись подушек уже в бессознательном состоянии.

Его ученики вот уже три месяца ежедневно занимались по этой методике. Они успели развить у себя необходимые выносливость, силу и гибкость, как физическую, так и психическую. И все равно они едва пережили такое издевательство.

О Виктории этого сказать было нельзя. Когда Олег после занятия поднял бесчувственное, невероятно легкое тело Избранной и отнес в свою комнату, он уже знал, что, когда она проснется (если она проснется!), это будет уже совсем не та девушка, что прежде.

Пока что перековка шла успешно.

Вряд ли обычный человек способен понять, чему Посланник подверг свою новую ученицу. Оказаться в центре такого ментального урагана – без всякой подготовки, без предупреждения, да еще в том жалком состоянии, в каком она пребывала, – Олег знал, что его самого нечто подобное могло бы свести с ума. Любой другой из учеников, набранных в этом мире, был бы просто убит. Если быть откровенным, Посланник все время держал тонкий ментальный щуп в сознании девочки, в любой момент ожидая, что придется принимать срочные реанимационные меры.

Не пришлось.

Он искренне рассчитывал, что, несмотря на все способности Избранной, она не продержится и пятнадцати минут.

Она продержалась пять часов. Невероятно, вопреки всему, что он знал, необученная, полностью истощенная девчонка из окраинного варварского мирка упрямо цеплялась за ускользающее сознание и сама не понимала, как держит связь с девятью другими разумами. Как выполняет все эти безумные, запредельные, физически невозможные команды. Впрочем, удивления ее на пять часов не хватило. Под конец осталось только тупое повиновение.

Позже, размышляя об этом, Олег решил, что он просто недооценил привычность Виктории к измененным состояниям сознания. Сколько раз наркотики провоцировали у нее магический транс? Сколько раз приходили к ней истинные пророчества? Сколько миров посетила она в своих видениях? Как бы то ни было, но к запредельным, разрушительным, убийственным нагрузкам и тело и разум ее были привычны, если не сказать больше. А потому она держалась. Пять часов.

А потом сдалась. В какой-то момент измученное сознание отказалось слушать поступающие извне команды. Вспыхнуло болью. И потухло. Тело начало опускаться на выстланный татами пол... И было жестко вздернуто на ноги иной волей.

Этого момента Олег ожидал пять часов. Короткого, острого момента, когда в боли и истощении на долю секунды рухнули непробиваемые естественные щиты Избранной. Щиты, преодолеть которые силой невозможно, не уничтожив предварительно саму планету Земля. Но в эту короткую секунду абсолютной слабости он ворвался в чужой разум точнее и осторожнее, чем любой из хирургических скальпелей, так напугавших Викторию прошлой ночью. С холодной точностью, отработанной сотнями лет практики, установил глубинную, подсознательную связь этой сущности с восьмеркой других учеников. И стремительно, прежде чем Избранная успела его заметить, убрался восвояси, зная, что любое прямое вмешательство повлечет за собой автоматический ответный удар, который уничтожил бы и более сильного псиона, чем Олег. Остальное... Остальное было просто. И одновременно запредельно сложно.

На место впавшей в полную невменяемость Виктории ворвалась суть того, чем она была. Сконцентрированная в хрупком человеческом теле эссенция мира, который называли Землей. Спасительница. Избранная. Чистая сила, лишенная и намека на сознание. Принимающая именно ту форму, которая была необходима для противодействия конкретной угрозе.

Он управлял ее телом и ментальной энергией (насколько этой необъятной силищей вообще можно было управлять), заставляя выполнять все упражнения, но не пытаясь вмешиваться в глубинные процессы или изменить базовую личность Виктории, что было бы самоубийственно. Взамен он позволил сознаниям восьми своих учеников влиять на нее, закачивая ее разум информацией, изменяя ее «я» воздействием их ярчайших индивидуальностей. Люди одного с ней мира, не желающие ей зла, даже не подозревающие о происходящем, они были приняты. Как были приняты их невольные дары.

Они сражались в магических дуэлях, нанося телепатические удары и одновременно заслоняясь щитами, как научились еще месяц назад, и Избранная училась этому. Они восполняли потерю энергии из рассеянных в воздухе, воде, земле и огне запасов, и она училась этому. Они двигались в смертельном танце отточенных годами практики единоборств – она училась и этому. Обрывки китайского, искусство наносить макияж, навык стрельбы из автомата Калашникова... Она и сама не будет знать, что умеет это. Возможно, когда-нибудь она станет изучать китайский и обнаружит, что тот необычайно легко ей дается. Возможно, когда-нибудь, в ситуации смертельной опасности, руки сами потянутся к автомату, глаза безошибочно найдут цель. Это было не главное. Это было даже не важно.

Важно было другое: они подтягивали ее на свой уровень. Это не правда, что детям нужны сверстники. Это на самом деле невероятная глупость. Нет атмосферы, более давящей и губительной для развития, нежели группа одногодков, не позволяющая никому вырваться вперед и безжалостно травящая отставших. Для роста необходимы младшие, которым ты сможешь что-то показать, тем самым доказывая самому себе, что можешь сделать это, и, самое важное, необходимы старшие, взрослые, которые смогут показать нечто новое тебе, заставляя тебя тянуться за пределы твоих возможностей. Именно это делали сейчас для Избранной ученики Олега. Показывали, делились, тянули. Поднимали на совершенно новый для нее уровень развития.

Нельзя выучить иностранный язык, тем более язык, использующий иероглифическое письмо, не владея навыками абстрактно-логического и вербального мышления – именно они позволяют формировать конкретные образы в отвлеченные понятия. Нельзя знать, как разобрать, починить и собрать вновь приличный автомат, если у тебя не развито мышление пространственно-образное. Нельзя нанести подходящую к глазам и линии брови тушь, если ты не умеешь видеть гармонию цвета и тени. Именно этого, этих маленьких, но необходимых вещей, была лишена Виктория. До этого момента.

Олегу действительно пришлось нелегко. Вести тело Избранной в боевом танце – что скользить над пропастью: малейшая ошибка или даже просто всплеск собственного сознания девушки могли уничтожить его или, еще хуже, превратить в бессмысленно пускающее пузыри растение. Кроме того, он должен был постоянно, с неослабевающим вниманием дирижировать остальными учениками, которые вели разум Избранной в еще более сложном танце. И ошибка здесь стоила бы гораздо дороже: нет таких монет, в которых можно было бы измерить жизни доверившихся тебе юных существ. Олег выложился весь, как не выкладывался уже очень давно. Ребята того стоили.

Избранная... Редко доводилось Олегу так близко находиться со столь концентрированной сущностью. Он скользил по самому краю, в предельном напряжении, невольно притягиваемый к желанному теплу, вместе с тем страшась ярости огненной стихии. Близко... Так близко, как может подойти Посланник.

Пришелец. Чужой. Он жаждал и одновременно боялся того, по чему тосковал и что возненавидел бы, если б получил. Дом. Да, Олег был способен ощутить жар, но не способен согреться... Однажды попытался и чем это кончилось?

Но вот его ученики... Тщательно отобранная, выпестованная восьмерка – они были детьми этого мира. Они были способны наслаждаться его дарами. А глубинная связь с Избранной работала в обе стороны.

Олег не знал, не мог знать по определению, что они получали от нее. Он едва не вывернул себе мозги, устраивая так, чтобы этими дарами не была тяга к героину или еще что-нибудь из наследства непутевой Вики, однако понять, чем на самом деле одаривает Земля своих детей, чужаку не было дано. Сейчас, в эту минуту, по-настоящему рождался Золотой Круг Виктории, элита из элиты, восьмерка, наделенная способностями, которые никто и никогда уже не сможет продублировать, к странной реальности которых никто уже не сможет приблизиться. Сейчас рождалось закованное в девять тел одиночество, но Олег пока был единственным, кто понимал всю глубину пропасти, отделявшей теперь их от остального человечества.

Посланник отдавал себе отчет в том, что, начиная с сегодняшнего дня, он и сам во многом отдалится от учеников. В них проснется то, что ему не понять, и хорошо, если в его обширном опыте встречалось нечто подобное, что позволит помочь ребятам хоть как-то со всем справиться.

Семь часов... Это был предел. Предел и для Посланника, и для ребят, хотя Избранная, казалось, могла продолжать швыряться фаерболами до бесконечности. Олег с осторожностью разъединил ауры и сознания. Еще раз трогать Избранную он не решился, просто «потянул» за сущности ребят, заставляя их суть сконцентрироваться внутри тел. Затем снял легчайший барьер, который сдерживал личность Виктории. В тот же миг, как осознание себя нахлынуло на нее, девушка очнулась... И тут же ее тело свалилось на пол в глубоком обмороке, слишком хорошо зная ограничения, которых на самом деле не имело.

Олег постоял на месте, чуть покачиваясь от усталости, добросовестно борясь с соблазном последовать ее примеру. Кивнул остальным, отпуская их, склонился над Викторией. Сейчас, освеженная вливанием сил, исцеленная, она показалась ему совсем юной и удручающе некрасивой. Что проснется в этих глазах, когда девочка наконец их откроет? Если подумать, что она получала кусочки подсознаний от всех учеников... Посланник, конечно, оградил ее от особенно гротескных психозов Анатолия и тайных кошмаров остальных, но... хватит. Менять что-либо безнадежно поздно. Время покажет... Так или иначе.

Перековка была более-менее закончена. Теперь дело за более сложным закаливанием.

Подъем по лестнице был едва ли не самым героическим деянием из тех, что выпали на его долю в трех последних мирах. Проклятые ступеньки все продолжали и продолжали увеличиваться в количестве, будто размножаясь делением, так что под конец Посланник всерьез заподозрил, что кто-то в этом мире додумался до заклинаний искажения реальности... Или он просто так вымотался, что не узнал сноподобную иллюзию?

Сноподобную...

В третий раз прокрутив в голове события последних дней, Олег позволил себе соскользнуть в здоровый восстанавливающий сон.

Запах горячего куриного бульона. Виктория была совершенно уверена, что именно это ее и разбудило. Запах проник сквозь облако дурмана, защекотал ноздри, вытащил ее из того туманного марева, в котором еще долго можно было плавать... Но ведь за это время все съедят!

Виктория сама не понимала, откуда в ней такая уверенность, но совершенно точно знала, что от этих проглотов иного ждать не приходится. Смелют все до последней крошки и скажут, что так и было.

Открыть глаза было трудно, тело казалось таким легким, что с передвижением могут возникнуть проблемы... И – никакой боли. Нигде. Это было настолько странно, что само по себе заслуживало внимания.

Глаза наконец привыкли к освещению – к счастью, довольно тусклому. Она лежала в совершенно незнакомой комнате, хотя в ободранном потолке и украшенных ржавыми разводами стенах было что-то навевающее удручающие воспоминания. Слишком часто ей приходилось просыпаться вот в таких вот незнакомых и страшных комнатах... Впрочем, потолком и стенами сходство и ограничивалось. Все остальное было настолько необычным и невероятным, что мгновенно вышибло из головы воспоминания. Начать с того, что от остальной комнаты ее отгораживала ширма. Такая складывающаяся наподобие гармошки штуковина из резного дерева, на которую натянут искусно расписанный шелк. Странный, восточный (китайский – пришло узнавание) узор тянулся от панели к панели, создавая лаконичное, полное гармонии полотно. С потрясающим искусством изображенный пейзаж, падающая с горы речка. Танцующие люди... Нет, не ящерицы. Драконы. Китайские драконы, огромные разноцветные существа с большими головами, чем-то похожими на львиные. Они были прекрасны. А ширма, между прочим, не подделка, настоящий антиквариат Династии...

Она поспешно отвела глаза, почему-то испугавшись собственной осведомленности.

Впрочем, стоило ее взгляду упасть на то, что за ширмой, все мысли об антиквариате исчезли бесследно. В щелку была видна гора какого-то оборудования... Причем очень навороченного оборудования. Тонкие, плоские – «жидкокристаллические», пришло слово – экраны, с добрый десяток, какие-то ящики. Системные блоки? Еще ящики, плавные линии и суперсовременный дизайн выдают безумно дорогое оборудование, но догадаться о его функциях Виктория не могла даже приблизительно. Путаница проводов, какая-то гора микросхем – кажется, с одного из приборов сняли корпус, да так и не поставили на место.

В середине всего этого беспорядка на огромном вертящемся стуле (как у главы корпорации из сериала) восседало нечто тощее лет четырнадцати, сосредоточенно уставившееся в экраны, одной рукой с невероятной скоростью (движений почти не было видно) щелкающее клавиатурой. В другой руке мальчишка держал большую зеленую кружку с надписью «Местный Гений», нанесенной черным фломастером. От кружки поднимался пар и исходил упоительнейший запах. Что-то тихо зажужжало, и из дисковода выскочила... ну, такая пластинка, на которую нужно класть диски. Гений автоматическим жестом поставил на нее свою кружку и начал колдовать над клавиатурой уже двумя руками. Вика ошалело потрясла головой.

Это движение привлекло ее внимание к собственному телу. Девушка лежала на... Пожалуй, правильнее было бы назвать это кушеткой, а не кроватью. Сравнительно узкая, она изгибалась под спиной, повторяя естественную форму тела, и, несмотря на жесткость, это было неожиданно удобно. Подушки не было, но под шею кто-то подложил небольшой валик. Простыни были белоснежными, очень мягкими, очевидно, новыми. Вика неуверенно шевельнулась: под простынями на ней ничего не было. Тело ощущалось необыкновенно свежим. Свежим и чистым – очень новое для нее ощущение. Вика смутно припомнила: ощущение сильных рук, поднимавших ее, теплой, почти горячей воды, запомнившееся даже сквозь сон, запах каких-то трав...

Она попыталась сесть, что-то небольно дернуло за руку. Повернулась, глаза в ужасе расширились. С другой стороны кровати стояла обвешанная пластиковыми мешочками с лекарствами капельница, от которой шла прозрачная трубка, заканчивающаяся толстой иголкой, воткнутой в ее вену...

Дикий вопль разорвал наполненную мирным попискиванием компьютеров тишину. Мальчишка лет тринадцати, рыжий и испуганный, забежавший за ширму, автоматически перехватил в воздухе брошенную в него палку капельницы и удивленно уставился на скорчившуюся в дальнем конце кушетки, запутавшуюся в простынях Викторию. Свободной рукой девушка зажимала вену, разорванную грубо выдернутой иглой, глаза на исхудавшем лице смотрели испуганно и злобно.

– Ты чего?

– УБЕРИ ОТ МЕНЯ ЭТУ ГАДОСТЬ!!! – В ее полном паники голосе появились какие-то даже не визгливые, а резонирующие металлом ноты.

– Да ладно, ладно. – Мальчишка сунул злополучную капельницу в руки подоспевшему местному гению, и тот, удивленно посмотрев на несчастную палку, утащил ее куда-то за ширму. – Слушай, это же всего лишь внутривенное питание. Ты же проспала почти трое суток. Олег сказал, что ты и без того слишком худая. Если еще будешь голодать, то просто умрешь от дистрофии! – Окинул оценивающим взглядом ее прикрытое лишь тонкой простыней тело. – И знаешь, он прав! В жизни не видел такой тощей девчонки. Вот Natalie обзавидуется, ей-то приходится не слезать со своих дурацких диет.

От него исходило какое-то странно успокаивающее ощущение, как будто подкупающе искренний рыжий пройдоха испускал волны невозмутимой уверенности. Виктория невольно начала расслабляться, но снова напружинилась, услышав имя «Олег». У нее ни на минуту не возникло сомнений в том, какой именно Олег имеется в виду.

– Никогда. – Ее голос все еще звенел напряжением, но был тих, и эта тишина пугала едва ли не больше любого крика. – Никогда не втыкайте в меня иголок. Никогда не давайте мне незнакомых лекарств. Ты понял? Никогда!

– Ладно, ладно, как скажешь!

На конопатом лице мелькнуло что-то вроде беспокойства, и Викторию накрыло новой волной успокаивающей энергии. Все будет хорошо, все хорошо, тебя никто здесь не хочет обидеть...

– И не пытайся меня успокоить! – не то прошипела, не то выплюнула девушка и тут же поняла, что сказала абсолютную правду. Этот рыжий гаденыш с невинными глазами каким-то непонятным образом пытался ее унять, как унимали бы раскапризничавшегося младенца или ощерившуюся кошку.

– Ну как знаешь! – Вместо ожидаемого смущения парень тоже разозлился, и только это, как ни странно, спасло его от новой атаки. – Тогда успокаивайся сама!

То ли подействовало это «взрослое-по-отношению-к-ребенку» раздражение, то ли рыжий стал более осторожен в своих странных манипуляциях, но Виктория действительно успокоилась. Подтянула к горлу злосчастную простыню и покосилась на второго парня. Смуглый мальчишка был чуть постарше, лет четырнадцати, худощавый и мускулистый. Выглядывающие из рваных джинсов шрамы и подозрительный прищур выдавали члена банды. Короткий ежик волос предполагал, что отращивать их он начал совсем недавно. Этот, в отличие от доверчивого рыжего, присевшего на противоположный край кушетки, стоял, чуть напружинившись, свободно опустив руки, и Виктория каким-то внутренним чутьем угадала боевую стойку. Они обменялись короткими резкими взглядами, узнавая друг друга, признавая друг в друге достойного противника, прошедшего школу улиц.

Девушка снова перевела взгляд на рыжего.

– Кто вы? – спросила тихо, подозрительно.

– Я Сашка. – Рыжий обаяшка отвесил шутовской поклон. Имя ему шло. – А эта до невозможности гениальная личность – Михей. Он у нас величайший хакер столетия. – Сашка ухмыльнулся, но было что-то в его тоне, что предполагало, что столь внушительная характеристика носит не столь уж ернический характер.

– На себя посмотри, – пасмурно бросил ему коротко стриженный Михей. – Великий маг, надежда пси-инженерии.

Сашка не обратил на это вмешательство ни малейшего внимания.

– Мы, вообще-то, уже встречались, если ты помнишь, но тогда Великий и Ужасный так и не удосужился нас представить.

– Помню. – И Виктория действительно помнила. Она содрогнулась от безумия этого воспоминания, закусила губу, протянула дрожащую руку и что-то сделала. На ладони медленно сформировался маленький огненный шарик. Жалобно всхлипнув, девушка сжала пальцы, фаербол исчез. Подняла ошеломленные, вопрошающие глаза на мальчишек, увидела, что те совершенно серьезны и вроде как даже сочувствуют.

– Да, поначалу это пугает, – кивнул Сашка. Виктория заметила, что глаза у него желтовато-серые, при правильном освещении могут показаться светло-карими или даже зелеными. – Но ты привыкнешь. Олег тебе поможет.

Она резко выпрямилась, губы чуть побелели. Олег может убираться со своей помощью...

Михей кивнул, а Сашка нахмурился, и Виктория вдруг отчетливо поняла, что они оба считали эту мысль, будто она была высказана вслух. То есть не сказана, а просто очень громко подумана. Вот тут ей стало немного страшно. Немного... Ха!

– Девчонка права. – Михей бросал слова Сашке в своей обычной короткой и злобной манере, будто бы начисто игнорируя присутствие Виктории, однако было ясно, что этот старый спор затеян именно для ее ушей. – На этот раз он перешел все границы.

Сашка повернулся к ней с объяснениями.

– Михей, Ира и Юрий пытались возражать, когда Великий и Ужасный засунул тебя на тренировку с нами без всякой подготовки. Особенно когда это оказалась такая тренировка. – Он широко развел руки, показывая, какая именно. – Мы вообще не понимаем, как ты выжила, даже учитывая, что ты оказалась сильнее всех нас, вместе взятых. Я сам, например, проспал без задних ног двадцать часов. Даже предки заволновались, а они меня замечают, только когда деньги из их карманов начинают пропадать. Юрка потом сам отвез меня домой и с ними поговорил, и мне совсем даже не попало. Он вообще взял на себя все дела, пока Великого и Ужасного не было. Юрка, он голова-ааа!

– Эта тренировка не только могла ее убить, – Михей отказывался отвлекаться на посторонние темы.

– Но не убила. – Тут Сашка прицельно и неожиданно жестко взглянул на Михея. – Олег в который раз доказал, что он знает что делает. И он нам всем делает только хорошее... даже если некоторых к этому хорошему приходится тащить за шиворот!

Бывший член банды, кажется, начал злиться по-настоящему.

– Твой драгоценный Олег не узнает права человека, даже если они стукнут его по черепу! А если меня к счастью надо тащить за шиворот... то лучше уж обойтись без такого счастья!

– Ишь как заговорил! До встречи с Олегом небось и слов таких не знал – «права человека»! И вообще, если он так тебе не нравится, что же ты ходишь за ним как привязанный, просишь показать, как он сделал то или это?

Михей покраснел, что выглядело бы забавно у любого другого подростка лет четырнадцати, но так как его боевые шрамы выделялись на красной коже белыми пятнами, то в данном случае замешательство и смущение скорее пугали.

– Ты бы лучше поостерегся в своем безусловном восхищении... А то закончишь, как Толян, идеальным военным: ни шага вправо, ни шага влево, а способность самостоятельно думать – отступление от устава! – С этим последним аргументом мальчишка развернулся на каблуках и вышел из-за ширмы. Вика услышала, как он начал сердито стучать пальцами по клавиатуре.

– Много ты знаешь о том, что думает Толик! – сердито бросил вслед также выведенный из себя Сашка. – Он, между прочим, когда в себе, поумнее всех нас будет!

Добив противника этим последним решающим доводом, рыжий снова повернулся к внимательно прислушивавшейся к перепалке Виктории. То, что новенькая была целиком и полностью на стороне противника, настроения ему не поднимало, но особенно и не огорчало.

– Есть будешь?

Желудок Виктории откликнулся на это предложение оглушительным урчанием.

– Айн момент! – Стремительным рыжим ураганом мальчишка вылетел за ширму и минуту спустя появился с внушительных размеров подносом. – Держи!

Он водрузил поднос на середину кушетки, но, когда Вика подползла поближе и потянулась за куском хлеба, шлепнул ее по руке. В ответ на возмущенный взгляд протянул кружку с водой.

– Начни вот с этого.

Она попыталась возмутиться, но было что-то в голосе и взгляде рыжего нахала, что заставило взять предложенную воду.

– Пей медленно, маленькими глотками.

Как оказалось, совет был отнюдь не лишним. После первого же глотка ее желудок скрутило спазмом. Это было почти привычно, Вика уже не помнила того времени, когда любое принятие пищи не отзывалось зверской болью. Она выпила все до капли, давясь и захлебываясь, и застыла, зажмурив глаза, ожидая, когда пройдет волна тошноты. В животе что-то булькнуло, хлюпнуло, и все улеглось. Девушка выпрямилась, удивленная, что ее не вывернуло наизнанку.

Сашка хмурился.

– Почему ты не остановилась подождать, пока боль уйдет?

Одновременно она поймала мысль: «Олег, конечно, говорил, что эта совершенно не умеет о себе заботиться, но чтобы до такой степени?»

И тут же рыжий удивленно на нее уставился, поняв, что его считали. Робко улыбнулся, протягивая следующую чашку, на этот раз с бульоном.

– Вот, попробуй это. И осторожней, он горячий! Маленькими глотками. Если опять будет тошнить, остановись.

Виктория не знала, как себя вести. Никому никогда не было дела, как она себя чувствует, как она что-то делает. Поглощение еды обычно заключалось в том, чтобы набить в себя как можно больше, прежде чем успеют отобрать. Но сейчас... То, что происходило, ощущалось как правильное. Девушка взяла предложенную чашку и стала пить. Медленно и осторожно, не спуская взгляда с лица Саши, делая глоток, лишь когда тот кивал. Желудок ни разу не запротестовал, наоборот, внутри поселилось какое-то теплое, необычайно приятное ощущение.

И она все еще голодна.

– Так, теперь вот это. – Саша выбрал из горы еды и шоколадок еще одну кружку, тоже наполненную бульоном, но гораздо более густым, с чем-то наподобие гренок. – Мы это пьем после тренировок, очень и очень калорийно, куча белков. Держи.

Ему пришлось дважды ее притормаживать, когда Виктория начинала заглатывать еду слишком быстро, но, когда она опустила пустую кружку, девушка с некоторым удивлением обнаружила, что сыта. Она положила руку на живот, пытаясь разобраться в новых ощущениях. Это, конечно, не кайф от героина, но... По-своему не менее приятно!

На лице Сашки было не то озадаченное, не то жалостливое выражение. В его разуме плавал недоуменный вопрос: «Где же учитель ее откопал?» Мальчишка отодвинул поднос:

– Пока хватит. Твердой пищи пока нельзя. – Пошарил руками под кушеткой, вытащил что-то белое, шелковое. – Вот, оденься, я отвернусь.

Он действительно отвернулся, сел к ней спиной, подтянув к себе колени, демонстрируя галантность, которую Виктория до сих пор видела только в фильмах, и потому заставив ее растеряться. Эта ее новая жизнь... Девушка все еще была полна настороженности и подозрений, она отдавала себе отчет, что предстоит схватка не на жизнь, а на смерть с беспринципным, презрительным Олегом, но в чем-то... В чем-то происходящее ей нравилось.

Пальцы сами собой зарылись в ворох одежды. Простые белые трусики, из самого тонкого и эластичного материала, какой ей только приходилось видеть. Бюстгалтер к ним не полагался, да для нее он был бы совершенно бесполезен: поддерживать было нечего, так как бюст фактически отсутствовал. Виктория натянула белье и только тогда заметила, как изменилась ее кожа. Куда-то исчезли следы от шприцов, гнойные ранки, оставленные заражениями, прыщи, мелкие шрамики от оспинок, царапин, синяков... Просто ровная, правда, не слишком здорового оттенка кожа. Она удивленно провела руками по талии – неужели все это только потому, что перестала принимать наркотики? Нет, ей случалось раньше бросать, от этого становилось только хуже. Тут было что-то другое... Что-то, с чем она пока была не готова разобраться.

Одежда оказалась действительно из шелка. Из белоснежного китайского шелка, лучшее из всего, что ей когда-либо доводилось видеть: по телевизору, во сне или наяву. Виктория натянула штаны, автоматически и безошибочно затянув все веревочки, хотя никогда прежде ей не приходилось иметь дело с такой одеждой. Затем верх – что-то вроде блузки с длинным рукавом, воротником-стойкой и пуговицами, смещенными на одну сторону. Названия и вид фасонов, о которых она никогда раньше не знала, возникали в ее голове и тут же исчезали, не вызывая ни удивления, ни неприятия. Когда последняя пуговица оказалась застегнута, Виктория провела руками по льнущей к коже, струящейся материи. Было ощущение, что этот наряд стоит дороже, чем месячная доза кокаина. Что с нее потребуют за право носить такое чудо?

Одно девушка усвоила совершенно четко: ничто в этой жизни не дается бесплатно. И тем не менее снимать наряд не хотелось. Раз уж он все равно явно сшит специально на ее фигуру...

Сашка, точно уловив какой-то неслышный сигнал, повернулся, окинул ее очень опытным взором.

– Неплохо. Они смогли вытащить цвет твоих глаз и подчеркнуть стройность фигуры, не акцентируясь на худобе. – Он говорил так, словно хорошо в этом разбирался. – Наверняка Natalie постаралась, она в таких вещах дока. Ну и Ли-старший, конечно. Только вот волосы...

Виктория неосознанным жестом подняла руку к волосам, странно светлым, легким... Вымытым, решила она наконец. Пальцы коснулись выбритых с левой стороны прядей, замерли. Повязки не было. Ее пальцы рванулись к тому месту, где – о как хорошо она это помнила! – совсем недавно ковырялись своими инструментами свихнувшиеся врачи. Но, как ни быстро было движение, Сашка оказался быстрее – перемахнул через кушетку, перехватил ее руку, отвел в сторону.

– Не надо. Там залеплено пластырем, лучше пока не ковырять, – на ощупь нашарил лежащее на подносе, среди шоколадных батончиков, зеркальце, протянул ей. – Вот, аккуратно отогни, посмотри, а потом снова заклей.

Во всем этом – в дежурившем у ее постели мальчишке, в специально сшитой одежде, вымытой голове, приготовленном зеркальце – ощущалась какая-то грубая, бесцеремонная заботливость. Несомненный почерк Олега. Но Виктория сейчас была слишком занята, чтобы беситься. Ноги подогнулись, и она, сама того не заметив, шлепнулась обратно на кушетку.

Держа зеркальце в дрожащей левой руке, она осторожно отогнула пластырь. Ранка уже зарубцевалась, оставив маленький красный шрамик. Действительно маленький, сантиметра три, идущий от виска чуть вверх, вздергивая кончик левой брови, придавая лицу какой-то асимметричный, почему-то таинственный вид. Если бы Виктория не знала, что этот шрам знаменует собой вторжение в ее разум, в саму ее суть, она бы сказала, что он ее даже красит. Девушка осторожно прилепила хирургический пластырь на место и бросила взгляд на лицо. Ничего утешительного, как была нескладной уродиной, так и осталась, правда прыщи и гнойники исчезли. Отбросила зеркало.

Виктория и сама не знала, что чувствует по поводу этой раны. Гнев. Гнев всеобъемлющий, бесконечный, разрушительный. То, что с ней сотворили, вызывало мгновенное инстинктивное отторжение, и девушке даже в голову не пришло ставить под сомнение собственную ярость. Виктория знала, что действия Олега были неправильны, отвратительны, что они унижали ее даже в собственных глазах. Просто знала, и все. Но, с другой стороны, красный рубчик вызвал и невероятную волну облегчения. Как будто какой-то узел внутри вдруг распустился, а глаза защипало подступившими слезами. Она была свободна. Свободна! И никому не позволит эту свободу у себя отнять.

– Эй, ты в порядке?

Она подняла затуманенные глаза на Сашку, пару раз мигнула, пытаясь сфокусировать взгляд.

– В полном. – Собственный голос показался ей карканьем, в котором неожиданно прорезались сардонические нотки. Хотя, как ни странно, Виктория не намного отклонилась от истины. Она уже много лет не была настолько «в порядке».

И, самое отвратительное, знала об этом лучше, чем кто бы то ни было еще.

– Хорошо, – миролюбиво кивнул рыжий дипломат. – Тогда давай посмотрим, что там у нас с обувью.

Мальчишка выудил откуда-то из-под кушетки пару легких сандалий и, прежде чем Виктория сообразила, что происходит, опустился на одно колено. Вот такого бывшая наркоманка и бродяжка ожидать точно не могла. Столкнувшись с совершенно новой для себя ситуацией, девушка изумленно застыла, а тринадцатилетний кавалер умело поймал ее лодыжку и стал осторожно надевать обувь. Виктория попыталась дернуться, но пальцы у пацаненка оказались неожиданно сильными.

– Подожди, тут нужно ремешки отрегулировать, – рассеянно буркнул Сашка и продолжил свои странные манипуляции.

Что правда, то правда, в ремешках Виктория бы одна ни за что не разобралась. Обувь была чудная, совершенно незнакомая. Что-то вроде тонкой и гибкой подошвы, от которой отходило несколько плоских веревочек. Веревочки следовало как-то хитро перекрутить, соединить и затянуть по своему размеру, после чего обувь можно было свободно сбрасывать и надевать, не опасаясь, что та натрет ноги. Виктория со всевозрастающим интересом наблюдала за процессом.

– А ты неплохо с этим справляешься, – вообще-то, она имела в виду сложно переплетенные ремешки, но Сашка понял по-своему.

– Между Ириной и Natalie кто угодно научится быть джентльменом. Или умрет, пытаясь. – Застегнув последний замочек, он поднялся и протянул ей руку. Виктория, сама не отдавая себе в том отчета, каким-то знакомым и привычным жестом опустила свою ладонь в мальчишескую и легко вскочила на ноги. Сандалии, или что там это было, не ощущались совершенно. Будто босиком идешь. Может, мокасины?

Избранная сделала глубокий вздох, попыталась неумело расправить плечи, вцепилась в руку своего сопровождающего. И шагнула из-за ширмы навстречу своей судьбе.