"Дверь № 3" - читать интересную книгу автора (О Лири Патрик)

19

Было уже четыре утра, а я все никак не мог отмыться. Испробовал все сорта мыла и даже какой-то крепкий моющий раствор, который стоял в ведре в подвальной прачечной. Кожа на руках сморщилась и побледнела, от запаха хлорки щипало в носу. Стоя под душем в третий раз, я вдруг заплакал. Опустился на корточки и сидел, всхлипывая, пока не кончилась горячая вода.

Спать я не мог, поэтому надел халат и заглянул в соседнюю комнату. Джек гулко храпел в своей постели, на ночном столике рядом с будильником лежала раскрытая Библия. Кобура с пистолетом висела на дверной ручке ванной. Письменный стол, лампа, стул и кровать – скудная обстановка, напоминающая об университетском общежитии, если не считать портрета Девы Марии над изголовьем, написанного на редкость безжизненно. Джек спал на спине в такой позе, будто карабкался на стену. Похоже, наши приключения никак на нем не сказались.

Интересно, спал ли в эту ночь Хоган?

В доме священника было как-то уж слишком тихо. Мне хотелось шума, разговоров, чего угодно, что помогло бы вытеснить ужасные образы, роившиеся в моем мозгу. О том, чтобы лечь в постель и уснуть, рискуя увидеть сон, не могло быть и речи. Я спустился по лестнице в гостиную, где в баре стояло множество самых разнообразных напитков, в основном преподнесенных к Рождеству прихожанами. Не очень-то разумный выбор подарка, учитывая распространенность алкоголизма среди духовенства. Я сделал себе виски со льдом, вытащил своего Фому Аквинского и устроился почитать. Богословие – отличное подспорье при бессоннице.

Причина причин, источник совершенства… Холодные абстракции, чушь. Кому нужен такой Бог? Верить с тем же пылом, что и Сол, мне бы хотелось, но как этому научиться? Вера – великий утешитель. Вот и Джек, начав «новую жизнь», позабыл обо всех своих ночных кошмарах. Но есть ли Бог на самом деле? Покинув лоно церкви, потом очень трудно туда вернуться. Разве можно рассматривать мир как кем-то придуманный кроссворд, в котором нам осталось лишь заполнить пустые клетки, если с каждым прожитым годом он кажется все сложнее и таинственнее? Теперь еще оказывается, что само его существование зависит от того, пересплю ли я с женщиной, которую едва знаю! Что за мир такой, в конце концов?

Задумчиво помешивая пальцем кубики льда в стакане, я вдруг услышал странные звуки. Ритмичный глухой стук: три удара, потом тишина. Я поставил стакан и прислушался. Еще три удара. Подкравшись к двери, я осторожно выглянул. Стук доносился из-за угла в дальней стороне коридора, где был вход на черную лестницу. С трудом преодолев страх и вооружившись на всякий случай длинным зонтиком, я двинулся на цыпочках в направлении звука, хромая как раненый мушкетер. Бам, бам, бам – тишина. Я осторожно заглянул за угол. Аймиш! Дурацкая птица стояла на подоконнике и билась головой о стекло.

– Эй, хватит! – окликнул я. – Больно будет. Перепугавшись до смерти, кардинал стрелой взвился в воздух и, врезавшись в потолок, шлепнулся на пол. Я поспешно нагнулся и протянул руку – в помутневших глазах-бусинках ясно читался упрек. Бережно подняв птицу, я ласково пригладил взъерошенные перышки, ощущая, как колотится крошечное сердце.

– Спокойно, мой хороший. Что тебе не спится? Продолжая его гладить, я повернулся к окну… и заорал от неожиданности. За окном кто-то стоял! Аймиш снова врезался в потолок. Я кинулся прочь и уже заворачивал за угол, когда вдруг понял, что лицо мне знакомо, и обернулся. Аймиш сидел на полу и тряс головой. Лора в окне хохотала как сумасшедшая.

– Очень смешно! – фыркнул я.

Лора знаками показала, что не слышит, и попросила отпереть заднюю дверь.

В гостиной я налил себе еще виски, чтобы успокоиться, и сердито окинул взглядом ночную гостью. Лора все еще давилась от смеха.

– Если бы ты мог видеть вас двоих со стороны! Аймиш бьется о потолок, а ты ковыляешь враскачку, как Квазимодо!

– Рад был тебя развеселить, – поклонился я.

– Извини, я не хотела тебя пугать, – смутилась она. Я молча глотнул виски. – Как дела?

– Замечательно.

– А почему ты хромаешь? Я сделал еще глоток.

– В гольф играл, ушибся.

Лора понимающе кивнула, машинально разглаживая складки на диванном покрывале. Потом спросила, как здоровье остальных. На ней было голубое платье – ее любимый цвет. Некоторое время мы молчали, пряча друг от друга глаза. Я налил себе еще виски и включил новости. Все как обычно: террористы-смертники, проблема ядерных отходов, новые диеты и шоу-бизнес. Наконец я зевнул и объявил, что иду спать.

– Наверное, не стоило втягивать тебя в мои дела, – вздохнула Лора.

– Наверное, – фальшиво улыбнулся я.

– Только выбирала не я…

– И что?

– Мне вовсе не было нужды влюбляться в тебя.

– Если тебе интересно знать, как прошел наш вечер, – криво улыбнулся я, – пожалуйста, могу рассказать. Мой брат, который за всю жизнь мухи не обидел, сегодня вышиб человеку мозги. Готов засвидетельствовать, потому что едва сумел от них отмыться. Он застрелил любимую женщину и теперь будет жить с этим всю жизнь. Хотя она вовсе не была женщиной и даже не женского пола. Потом мы завернули эту… это существо в пластиковую пленку, закатали в материн ковер и заперли в багажник к Джеку. Пришлось взять швабру и изрядно потрудиться, чтобы не оставить никаких следов…

Я поморщился.

– Боже мой, такого мне даже в психушке нюхать не приходилось! Ползал на карачках, смывал мозги со стен и думал, что бы сказала мать, увидев свою кухню в таком состоянии. Откопал где-то отцовскую рубашку, потому что мою было уже не отстирать. Мы ее сожгли. Потом долго решали, что делать с «миатой» – ведь главная проблема не труп, а машина. Сидели на кухне, пропахшей карболкой, и спорили. Утопить в реке? Сжечь? Спрятать в гараже? Хоган предложил перекрасить. Блестящая идея, только кому поручить работу? Людей со стороны привлекать нельзя.

Я с хрустом разгрыз кубик льда, запил виски и продолжал:

– В конце концов договорились, что Хоган отгонит машину к ней домой, якобы Эдриен просила что-то проверить, и он теперь се возвращает. Так и порешили. Когда мы его подобрали, знаешь, что он сказал первым делом? «Надо же, у нее „бардачок“ весь набит шоколадками!» Все так и покатились со смеху. В багажнике труп лежит, а мы знай смеемся. Джек сказал, что знает отличную свалку за городом, только лучше туда ехать, когда стемнеет. Завернули пока в закусочную и только устроились, как подъезжает патрульная машина, и два фараона усаживаются прямо рядом с нами. Я трясусь как осиновый лист, Джек начинает рассказывать про свои расследования, а Хоган про Африку – как он спас чернокожего младенца и теперь особо почитает святого Христофора. Еще что-то про бога, рукоположение женщин и так далее. «Библия – хорошая книга, – говорит Хоган, – только уж слишком много там всяких имен». Я улыбаюсь фараонам и качаю головой, будто приглашаю посмеяться. В общем, все обошлось, приехали па свалку. Только выгрузили ковер, глядь – подкатывает машина, а в ней парень с девчонкой, нашли, значит, укромное местечко. Стоим мы, пережидаем, мерзнем, Джек с Хоганом все не унимаются: обряд крещения там у них, конфирмация… а «форд» – старенький уже – стоит и скрипит, раскачивается на рессорах… Клянусь богом, Хоган прямо там, на свалке, умудрился толкнуть Джеку новую «Мазду-626»! И простуду успел схватить, пока ждали. Когда вернулись, Джек еще битый час поливал свой фургончик из шланга в гараже. Теперь спит, а я вот устроился со стаканчиком и Фомой Аквинским. Такой вот денек.

Лора молчала. Я устало зевнул и откинулся на спинку кресла. Наверное, успел задремать, потому что в следующий момент почувствовал, как она забирает у меня стакан. Мы поднялись наверх в спальню, Лора помогла мне раздеться и уложила. Обнимая ее, я поднял глаза и заметил па шторе Аймиша. Он внимательно наблюдал за нами, и мне показалось, что взгляд у кардинала неодобрительный. Обычно очень подвижный, он вечно прыгал и порхал по комнате, а сейчас сидел неподвижно, словно чучело. Сидел и смотрел.