"Негасимое пламя" - читать интересную книгу автора (Филлипс Патриция)

Глава 10

Затею с поездкой в Честер отложили до следующего утра. В предрассветные часы, пока все спят, легче выскользнуть незамеченной.

Как и было условлено. Ход ждал Джессамин у потерны с оседланной лошадью. Он вызвался проводить ее до деревни, использовав в качестве предлога необходимость навестить внезапно заболевшего родственника — на тот случай, если кто-нибудь заметит, как он вернется в замок. К ужасу Джессамин, стоило им только выбраться за пределы крепостных стен, как старый Нед поднял страшный шум. Джессамин могла лишь уповать, что странное поведение собаки не вызовет никаких подозрений. К сожалению, слишком многие были посвящены в ее планы: в первую очередь Уолтер, и вот теперь Ход, Мери и Алан. Правда, с них взяли слово хранить молчание.

Рассказала она и Элис, поскольку не могла уехать, бросив на произвол судьбы своих больных. Элис пришла в голову мысль носить в комнату Джессамин лечебные отвары, якобы хозяйка замка, тяжело больная, лежит у себя в комнате и не может никого видеть.

При мысли о предстоящем путешествии Джессамин начинало слегка поташнивать. Страх и возбуждение переполняли ее. Хотя она и убеждала себя в том, что лишь необходимость толкнула ее на подобный шаг, но предстоящая встреча с Рисом не выходила у девушки из головы.

В сопровождении Хода она быстро добралась до конца деревни, где стоял крытый соломой домик Джека Дровера.

Они бесшумно спешились. Вокруг было темно, промозглая сырость пробирала до костей. К удивлению Джессамин, возле самых дверей домика стояла повозка, нагруженная ветвями остролиста, еловыми лапами и омелой. Она тихо постучала в дверь, и ей ответил голос Марджери. Когда же молодая женщина появилась на пороге, Джессамин чуть не поперхнулась — та была закутана в теплый плащ, на голове у нее был низко надвинутый капюшон. Марджери заявила, что отправляется с ними в Честер.

— Вам без меня нипочем не обойтись, — твердила Марджери, едва скрывая радостное возбуждение от предстоящей дальней поездки.

Джессамин мысленно поблагодарила ее — девушку глубоко тронула искренняя убежденность Марджери, что леди Кэрли не пристало путешествовать по дорогам одной, без служанки, в сопровождении одного гуртовщика.

— Но с сегодняшнего дня я для всех не леди Кэрли, — напомнила Джессамин. Она распахнула плащ, чтобы продемонстрировать удивленной Марджери свой мальчишеский наряд. — Лучше всего будет, если я сойду за твоего младшего брата, — хихикнула она.

Вначале Марджери была немного шокирована, но потом неохотно согласилась, хотя, сколько Джессамин ни уговаривала ее, молодая женщина упорно продолжала обращаться к ней с большей почтительностью, нежели следовало.

Пришло время отправляться. Женщины вскарабкались на повозку, где уже был назален ворох соломы, и закутались в шерстяное одеяло, чтобы укрыться от декабрьской стужи. Джек настаивал на том, что для Джессамин будет куда удобнее проделать весь путь до Честера в повозке, чем верхом. А потом Марджери сможет распродать на ярмарке рождественские венки и гирлянды из еловых лап, которыми была нагружена повозка, и выручить немного серебра. А Ход отведет старого Мерлина в замок и незаметно поставит в конюшню. Джеку пришло в голову, что исчезновение старого коня непременно кто-нибудь заметит, а это может показаться подозрительным. Атак, если они последуют его совету, никому даже не придет в голову, что больная хозяйка замка может быть где-то еще, а не в своей постели.

Предусмотрительность Дровера поразила Джессамин. Она была вынуждена признать, что не подумала об этом.

Было еще совсем темно, когда повозка вслед за стадом выкатилась на деревенскую улицу. Джек погонял коров ему помогал деревенский паренек.

Поскрипывающей повозкой управлял младший брат Джека. Обе женщины очень скоро поняли, что сидеть на груде колючих еловых веток на редкость неудобно. Они, как могли, сложили их и укрыли толстой мешковиной. После этого устроили себе из душистого сена уютное гнездышко и, удобно устроившись в нем, закутались в теплые одеяла, пока старый Доббин неторопливо трусил вперед давно знакомой ему дорогой. Убаюканные монотонным поскрипыванием колес, стуком подков и мычанием скота, Джессамин и Марджери скоро мирно уснули.

Но то, что началось как увлекательное приключение, вскоре превратилось в настоящую пытку, которой, казалось, не будет конца. Весь следующий день после путешествия в тряской повозке кости Джессамин ныли так, что она едва терпела.

В трактирах, где они останавливались, чтобы перекусить и отдохнуть, пища была отвратительная, а матрасы, больше похожие на грязные комки шерсти, кишели блохами. Джессамин единственная из всех наслаждалась теми преимуществами, что дает крыша над головой. Деревенский паренек и брат Джека обычно заворачивались поплотнее в одеяла и укладывались возле своих коров, а Джек и Марджери забирались в повозку. Гуртовщик и его молодая жена были страшно горды тем, что их леди могла спать в доме, а у бедняжки Джессамин не хватало мужества ранить их простодушную гордость, дав понять, что она с радостью предпочла бы спать под открытым небом.

Как ни странно, когда Джессамин задумывала это путешествие, ей ни разу не пришло в голову, как медленно они будут двигаться и сколько томительно долгих ночей ожидает их, прежде чем они доберутся до Честера.

Прошла целая неделя, прежде чем они в конце концов добрались до цели своего путешествия.

Оглушительный перезвон колоколов приветствовал их приближение к одним из городских ворот. По мере того как все ближе и ближе становились городские стены, горделиво вздымавшие многочисленные башни над серебристо-серой гладью широкой реки, тем более шумной и многолюдной становилась дорога. Пришлось ждать больше часа, прежде чем наши путешественники смогли переправиться по мосту через реку Ди, и то они едва смогли втиснуться между бесчисленными телегами с овощами и стайками гогочущих гусей и уток, кучками меланхоличных овец и мирно похрюкивающих свиней.

Покой города охраняли толстые крепостные стены. При одном взгляде на зубчатые верхушки их башен Джессамин овладела острая тоска по дому — уж слишком нее это напоминало ей родной Кэрли.

Толпа толкала и швыряла их из стороны в сторону, пока они с превеликим трудом втиснулись в этот бурлящий, беспокойный поток людей и животных, устремившийся в город через Бриджгейт.

В конце концов им все-таки удалось подняться вверх по склону холма к городским стенам. Возле самых ворот слева от них Джессамин заметила пристань, где чуть заметно покачивалось несколько узких суденышек с высокими мачтами. А за крепостными стенами горделиво возвышалась громада Честерского замка. Правда, стоило им только вступить в узкий каменный переход, соединяющий оба строения, как все это великолепие моментально скрылось из глаз. Впрочем, и здесь было на что посмотреть, хотя, стиснутые со всех сторон, они могли лишь безвольно плыть вперед, словно беспомощные щепки в этом колоссальном людском потоке. У Джессамин голова шла кругом, она задыхалась, ей казалось, что еще немного, и она просто не выдержит. Никогда в жизни ей не приходилось видеть такого количества людей, стиснутых, будто сельди в бочке.

На минутку попридержав лошадей, Джек принялся расспрашивать прохожих о Прокторе Мэсси, но никто ничего не знал. Они уже начали сомневаться, что смогут отыскать дом купца, как вдруг находчивый Джек кинулся к пробиравшемуся через улицу монаху в черной сутане. Тот на минуту задержался у ближайшего дома, где была небольшая лавка, и принялся рассматривать громоздившуюся па прилавке снедь.

Тут-то его и заметил Джек. Монах, как выяснилось, хорошо знал Проктора Мэсси. Его большой дом стоял неподалеку. Монах сообщил, что чванливый торговец позаботился украсить позолотой верхний этаж дома, так что им ни за что не спутать его с другими.

Немного успокоившись, Джек тем не менее решительно отказывался оставить Джессамин одну до тех пор, пока они не устроили ее в приличной гостинице, только тогда он согласился гнать свое мычавшее, беспокойное стадо дальше, на рыночную площадь. Наконец они договорились, что Джессамин остановится в «Соколе» — гостиница эта пользовалась неплохой репутацией. За комнату в ней заломили такую цену, что у Джека глаза полезли на лоб, однако он решил, что для леди Кэрли более подходящее помещение вряд ли удастся найти.

Пока он договаривался обо всем, Джессамин по-прежнему зябко куталась в теплый плащ, чтобы скрыть свой мужской костюм. Наконец девушка не выдержала — откинув назад капюшон, она встряхнула густой гривой вьющихся темно-рыжих волос. Хозяин гостиницы низко поклонился, а сам в это время украдкой пересчитывал золотые монетки, которые она ссыпала ему в ладонь. Джессамин поспешила навести у хозяина справки о Прокторе Мэсси — хотя бы для того, чтобы убедиться, что она на верном пути. Стоило ей услышать описание дома, как девушка с облегчением вздохнула, — монах верно указал дорогу.

Только что пробило полдень, когда Джессамин наконец отважилась выйти из гостиницы. Ступив на грязные каменные плиты мостовой, она чувствовала себя так, словно рискует жизнью. Хотя она и старалась жаться к стенам домов, держась подальше от шума и гомона стремившегося по улице людского потока, по иногда это было совершенно невозможно. В узких улочках кипела жизнь: туда и сюда сновали повозки; скот, люди и телеги сливались в одну кишащую толпу, которая выплеснулась на улицы Честера в преддверии ежегодной рождественской ярмарки. У самых нижних этажей обычно устраивались коновязи, так что для прохожих на этих и без того узких улицах почти не оставалось места. Мальчишки, которых нанимали их хозяева, вопили наперебой, предлагая приезжим позаботиться об их лошадях. Кудахтанье, мычание, хрюканье животных, лай собак, ржание лошадей, цоканье копыт и скрип колес — все это сливалось в один оглушительный шум, который изредка прерывали пронзительные крики какого-нибудь уличного зазывалы.

Наконец ей удалось добраться до величественного двухэтажного особняка, чей вызолоченный фасад неопровержимо свидетельствовал о том, что это и есть дом Проктора Мэсси. Далеко выдававшийся вперед верхний этаж весь сверкал, похожий на чванливо выпяченное брюхо зажиточного купца. Украшавшие его декоративные фигурки были сплошь покрыты золотом. Да, скорее всего Проктор Мэсси и в самом деле был богат, раз мог позволить себе такую роскошь.

Она даже не предполагала, что будет так трудно отыскать черную дверь, ведущую на кухню. Особняк со всех сторон так тесно обступали соседские дома, что между ними не оставалось даже щелочки. Джессамин беспомощно озиралась по сторонам, надеясь увидеть боковую улочку или тропинку, по которой могла бы обогнуть дом. Вскоре она неожиданно заметила, как в стене настежь распахнулась выкрашенная в тот же цвет панель, за которой виднелся узкий, длинный проход.

Совсем еще зеленый юнец, видимо, подмастерье, только что выбрался через нес на улицу и мгновенно растворился в толпе.

Воровато оглядевшись по сторонам, не следит ли кто-нибудь за пей, Джессамин робко толкнула рукой панель и скользнула в темный коридор. Выложенный плитами пол был такой неровный, что она пару раз споткнулась, больно ударившись коленями и разбив локоть. Наконец девушка нащупала боковую дверь. Еще в гостинице Джессамин предусмотрительно позаботилась нацарапать несколько слов, адресовав записку лорду Рису, на тот случай, если ей не удастся повидать его.

Джессамин взялась за дверной молоток, украшенный страшной горгульей, и пару раз громко стукнула, стараясь перекрыть доносившийся с улицы шум. Хотя здесь и было намного тише, она все еще сомневалась, услышит ли ее хоть одна живая душа из-за того гама, что доносился сюда с Лоуэр-Бридж-стрит.

Наконец дверь отворилась и на пороге появилась служанка, окинувшая ее с ног до головы подозрительным взглядом. Джессамин уже успела прикрыть капюшоном роскошную гриву своих волос. Сейчас она вытянулась во весь рост, горделиво расправив узкие плечи, точно смазливый юнец, старающийся выглядеть старше своих лет.

— Что тебе надо?

— Я принес письмо для лорда Риса из Трейверона. Он гостит в доме вашего хозяина.

Девушка немного поколебалась, затем повернулась к ней спиной, окликнув кого-то. Дверь открылась чуть шире, давая Джессамин возможность робко заглянуть в огромную, выложенную каменными плитами кухню. Несколько ступенек вели вверх, в комнату, где клубился синеватый дым, а в его клубах, словно муравьи, сновали повара и поварята: одни ощипывали кур, другие месили тесто, раскладывая на противнях караваи хлеба и круглые пирожки, а третьи без устали что-то терли, скребли и отмывали.

Взгляд ее остановился на фигуре, неожиданно выросшей на пороге. Это был тучный человек в переднике. Лицо него было довольно добродушное, и Джессамин почувствовала себя увереннее.

— Что тебе нужно, парень? Ты, говоришь, у тебя письмо для одного из хозяйских гостей?

— Записка для лорда Риса из Трейверона, ваша честь.

— Давай ее сюда. И сам проходи — присаживайся за стол да не забудь выпить чего-нибудь, замерз небось.

— Мне велели передать се в собственные руки его милости, — робко осмелилась возразить Джессамин.

Толстяк скорчил недовольную гримасу, но спорить не стал.

— Ну, тогда присаживайся и жди. Возьми у кухарки кусочек паштета.

Джессамин шагнула вперед в тепло кухни, Суетившиеся вокруг молоденькие служанки заулыбались, и одна из них сунула ей бесформенный кусок рассыпавшегося паштета. Он был теплый. Джессамин учтиво поблагодарила и занялась щедрым угощением, ни минуты не сомневаясь, что оно попало сюда с хозяйского стола. Другая девушка налила ей кубок горячего эля и указала кивком на каменную скамью возле очага, на которой лениво потягивалась полосатая кошка. Та немедленно признала Джессамин и снисходительно согласилась потесниться.

Время, казалось, тянулось бесконечно. Джессамин рассеянно наблюдала за тем, как челядь Мэсси хлопотала, готовя праздничный ужин. Наконец вернулся толстяк в переднике.

— Ну-ка, покажи мне записку.

Дрожащими руками Джессамин вытащила из-за пазухи свернутый листок, намертво вцепившись в него на тот случай, если толстяк задумает отобрать драгоценную записку. Но недоверчивый толстяк хотел убедиться, что это и в самом деле письмо, разглядывая его со всех сторон, будто искал адрес. Приглядевшись, Джессамин убедилась, что тот рассматривает его вверх ногами, и чуть было не расхохоталась, сообразив, что не в меру ретивый слуга попросту не умеет читать.

— Ступай вон туда… да следи за своими манерами, слышишь, парень? И не вздумай стащить что-нибудь, не то хозяин велит забить тебя в колодки, — сурово предупредил он, велев ей следовать за ним.

Пройдя по полутемному коридору, они в молчании направились в конец зала. Толстяк остановился и открыл дверь. Они очутились в небольшой комнате. В камине ярко пылал огонь, а из окна, затянутого зеленоватым стеклом, с улицы пробивался тусклый дневной свет.

— Подожди здесь. Лорд Рис сейчас выйдет.

Оставшись в одиночестве, Джессамин постаралась взять себя в руки, чтобы с честью пройти через предстоящее тяжелое испытание. Хотя она и с радостью ждала встречи с Рисом, но все-таки это было именно испытание, и Джессамин понимала это.

Вдруг за дверью послышались его шаги, и, забыв обо всем, Джессамин отчаянно стиснула руки, чтобы он не заметил, как они дрожат. Дверь открылась. Он стоял на пороге.

Несмотря на все свои благие намерения, Джессамин оказалась не готова к тому потрясению, которое вызвало в ней его появление. Она столько дней подряд убеждала себя, что Он ничего для нее не значит, что уже сама было поверила в это. А сейчас она дрожала с головы до ног, тщетно стараясь проглотить застрявший в горле ком.

— Ну что, парень, где твоя записка? — хрипло спросил Рис, входя в комнату.

Джессамин только молча вглядывалась в его лицо из-под тяжелых складок плаша, сердце ее билось, как сумасшедшее.

— Ты, никак, язык проглотил? — сделав шаг к ней, раздраженно буркнул он.

Все так же молча Джессамин протянула ему письмо.

Взяв сложенный листок из ее дрожащих пальцев. Рис. отошел к окну и принялся читать. Когда он поднес листок к свету и быстро пробежал глазами короткое послание, Джессамин заметила, как мрачно сдвинулись его черные брови. Там было всего несколько слов:

«Лорд Рис, если вы не придете на помощь, замок Кэрли будет захвачен».

— Кто послал тебя, парень? Тут нет подписи, — сурово спросил он, отойдя от окна. — Ну-ка, отвечай, слышишь! Черт тебя возьми, ты что, немой?!

Голос внезапно вернулся к ней, и Джессамин, откинув капюшон плаща, смело встретила его взгляд.

— Нет, лорд Рис, я не немая, да вы и сами это знаете.

— Джессамин!

Голос его мгновенно изменился. Как и раньше, он обволакивал ее своим неотразимым чувственным очарованием. И сердце Джессамин дрогнуло.

— Ради всех святых… ты… и здесь?!

— Да, это я. А вы, наверное, решили, что это привидение!

— Что тебе понадобилось в Честере?

— Я привезла вам письмо.

По его лицу при этих словах скользнула кривая усмешка:

— А ты нисколько не изменилась. Так это правда… ваш замок осажден? И кому же он понадобился?

— Неужели вы решили, что я проделала такой путь для того, чтобы подурачить вас?! Конечно, это правда! Наш замечательный родич, сэр Ральф Уоррен, оставил в Кэрли сорок человек под тем предлогом, что замок нуждается в хорошо обученных солдатах. А как-то ночью я подслушала его разговор с капитаном отряда и узнала, что они замышляют предательство. Сэр Ральф нисколько не сомневался, что никто из нас ничего не заподозрит.

— Господи помилуй! А каким ветром его занесло в Кэрли?

Опустив загоревшееся от смущения лицо, Джессамин с трудом пролепетала, что они сами пригласили его приехать.

— И где он сейчас?

— Отправился к себе в Шрусбери, его возвращения потребовал король.

Некоторое время Рис явно переваривал услышанное.

— Твой брат приехал вместе с тобой?

— Нет, Я приехала одна. С гуртовщиком из нашей деревни и его женой. Думаю, никто из оставшихся в замке и не подозревает о моем отъезде. Ты — моя единственная надежда.

— Ты приехала в Честер одна, — повторил он, не веря своим ушам, — в таком наряде?

— А что тут такого? — вызывающе фыркнула Джессамин, поеживаясь от смущения. — По крайней мере это куда безопаснее, чем ехать в женском платье. Ты же сам так говорил!

Рис ухмыльнулся:

— А у вас отличная память, леди Джессамин! Просто замечательная!

Взглянув в его темные выразительные глаза, в бездонной глубине которых пылал огонь, озарявший теплым светом его смуглое лицо, Джессамин с трудом проглотила комок в горле.

— Да, память у меня хорошая. Я, кстати, еще не забыла, как ты мне лгал, уверяя, что любишь меня…

— В моих словах не было лжи, — просто ответил Рис. — Ладно, в последний раз дело кончилось ссорой, не стоит возвращаться к этому. Лучше скажи, чего ты хочешь от меня?

То, как он это произнес, и улыбка, смягчившая суровую линию рта, подтвердили худшие опасения Джессамин — он и не думал о защите Кэрли. Сознательно делая вид, что буквально поняла его вопрос, она неосторожно выпалила:

— Но в письме все ясно сказано! Мне нужны ваши люди, иначе нам не справиться с сэром Ральфом. Если вы не придете нам на помощь, мы все погибнем.

Рис вздрогнул и, протянув руки, шагнул к ней. Ах, как долго Джессамин мечтала о том, как он обнимет ее за плечи, как тосковала по ночам, изнемогая от желания почувствовать прикосновение его загрубевших горячих пальцев! Но призвав на помощь всю свою волю, она не поддалась этому соблазну.

— Ну конечно, я помогу тебе!

У девушки вырвался невольный вздох облегчения, и Джессамин догадалась, что все это время почти не дышала, боясь услышать, что он скажет. Сердце ее отчаянно заколотилось, когда кончики его пальцев скользнули по се щеке. Ноги Джессамин подогнулись — прикосновение было таким неожиданно сладостным, что се охватила паника.

— Ну-ну, не надо пугаться, моя прелесть!

И прежде чем она смогла ему помешать, руки Риса обвились вокруг ее талии, а лицо оказалось совсем близко от нес. В отчаянии от того смятения, в которое ее повергли его прикосновения, Джессамин с трудом вырвалась из объятий Риса.

— Позволь мне поблагодарить тебя за твою доброту, — натянуто пробормотала она. Голос ее звучал как-то глухо и неестественно. — Но подумай сам — что скажет леди Элинед, если войдет сюда и увидит, как ты обнимаешь меня?

Он пожал широкими плечами, но по тому, как сурово сжались его губы, Джессамин догадалась, что ее слова привели Риса в бешенство.

— Вероятно, ей придет в голову, что мои вкусы переменились и я теперь гоняюсь за молоденькими мальчиками! — бросил он, небрежно отмахнувшись. — Да и какое это имеет значение? Ну увидит, подумаешь! Я не се собственность, Джессамин. Я тебе уже говорил.

— Да, я помню все, что ты мне говорил. Но я знаю, что у мужчин и женщин несколько разные взгляды на любовь. И поскольку ты принадлежишь ей, то лично для меня этого вполне достаточно.

Он раздраженно фыркнул и повернулся к окну.

— Проклятие! Ты на редкость упрямая женщина! Я ведь уже сто раз повторял: моя помолвка — не более чем формальность.

Джессамин чуть заметно улыбнулась:

— Да, да, конечно… но мне хорошо известно, какие вы, мужчины, обманщики! Впрочем, это не имеет значения. Ведь я приехала не за тем, чтобы продолжать ссориться. Так, значит, ты согласен помочь?

— Да.

— И… когда? Мы могли бы уехать завтра на заре…

Рис резко повернулся к ней. Он посмотрел на Джессамин, по-прежнему отчаянно желая схватить се в объятия и поцелуями заглушить все протесты.

Непостижимая женщина — рассчитывает, что он беспрекословно последует за пей и станет выполнять ее приказы! А между тем ей, похоже, и в голову не приходит подарить ему то, чего он желает больше всего на свете. Гордость и оскорбленное самолюбие заставили его сдержаться. Ну что ж, в эту игру можно поиграть и вдвоем!

Рис упрямо выпятил подбородок и, шагнув к Джессамин, угрюмо произнес:

— Нет, леди, похоже, вам придется немного изменить свои планы. Завтра я не смогу уехать.

— Ну хорошо. Тогда послезавтра.

— Ты не поняла. Я не уеду из Честера до Рождества.

— Что?! Ну… но это же значит — на следующей педеле, не раньше! Что ты говоришь?! Речь идет о наших жизнях, а ты хочешь праздновать Рождество!

— Не кричи или сейчас сюда сбежится вся прислуга! Пойми ты — я гость в этом доме! Все уже готово к празднику. Поэтому уехать сейчас — значит нанести оскорбление хозяину. А кроме того, — добавил он, и в глазах его блеснул огонек, — ты ведь говорила, что это ваше чудовище, сэр Ральф, не вернется раньше весны.

— Как ты смеешь насмехаться надо мной… будто… нависшая над нами опасность — не больше чем детская забава! Неужели моя жизнь для тебя значит меньше, чем… чем… пирушка в обществе твоей дамы?!

— Если ты останешься, мы сможем побыть вдвоем, — прошептал Рис, и Джессамин почувствовала, что его пальцы нежно гладят ее запястья.

— Будь ты проклят! А я-то, дура, решила, что ты забудешь все, что было между нами, ради спасения Кэрли! Самая настоящая дура!

Рис украдкой бросил на нее взгляд. При виде слез, ручьем бежавших по раскрасневшимся от гнева щекам, злость его немного улеглась.

— Чего же ты ожидала от меня? — просто спросил Рис, с трудом подавив в себе желание прижать се к груди, ласково отереть слезы и заставить забыть все страхи, так долго терзавшие ее.

— Не знаю… Ничего… наверное, ничего!.. — Все расплывалось у нее перед глазами, и Джессамин сердито отвернулась. — Мне придется подчиниться, раз уж я не могу обойтись без твоей помощи. Но развлечения можешь искать в другом месте. Когда все это закончится, больше ты меня не увидишь, можешь не сомневаться!

— Джессамин, подожди! — Рис шагнул к ней, но даже не сделал попытки прикоснуться. — Так, значит, ты останешься в Честере?

— Разве у меня есть выбор? У меня не хватит времени съездить в Кэрли, а потом вернуться за тобой, когда ты устанешь развлекаться. Да и кроме того, я не намерена спускать с тебя глаз. Лучше будет, если я останусь в Честере. По крайней мере тогда можно не сомневаться, что ты сдержишь слово.

Показалось ли ей или он и в самом деле вздохнул с облегчением? Стиснув зубы, Джессамин подозрительно уставилась па него. И когда его пальцы ласково погладили ее руку, она с непримиримым видом рванулась в сторону.

— Ох, как тебе, должно быть, весело, что ты заставил меня плясать под свою дудку! Знаешь, что я буду сидеть тут как пришитая, а ты пока станешь увиваться возле нее! Но запомни, Рис Трейверон, если бы не Кэрли, ноги бы моей здесь не было!

— Я дам тебе знать, когда мои люди будут готовы выступить. Скажи мне, где ты остановилась.

— В гостинице «Сокол» па Лоуэр-Бридж-стрит.

— Знаю. А теперь скажите мне, Джессамин, не хотите ли вы отпраздновать Рождество с друзьями?

Девушка, не сказав ни слова, метнула в его сторону презрительный взгляд.

— Кажется, я задал тебе вопрос.

— Я слышала. Тебе ведь отлично известно, что у меня в Честере никого нет, разве не так? Так для чего ты спрашиваешь? Нравится издеваться надо мной, да?

— Ты могла бы прийти сюда. Элинед не будет…

— Да ты, должно быть, спятил! Я лучше сдохну с голоду, чем съем хоть крошку за твоим столом!

— Будь осторожна. Вечером в городе небезопасно, особенно после захода солнца, — продолжал Рис, меряя большими шагами комнату. — Подожди, я провожу тебя до дверей.

— Сомневаюсь, чтобы мне захотелось выйти после захода солнца, милорд, тем более что развлечения меня нисколько не интересуют! — фыркнула девушка, несколько удивленная и даже польщенная его заботой.

Но единственный выход, который был ей знаком, шел через кухню, поэтому, сдерживая кипевшее в ней раздражение, Джессамин тем не менее вынуждена была подождать, пока он не укажет ей дорогу. Рис проскользнул мимо нее и толкнул боковую дверь, которая выходила к конюшням.

— Помни, Джессамин, будь осторожна, — сказал Рис. Руки его скользнули по ее плечам, и на одно короткое мгновение он прижал ее к себе, прежде чем она рванулась в сторону. — Как только мы будем готовы, ядам тебе знать.

— Благодарю, — сухо произнесла она. — До свидания, лорд Рис.

Завернув за угол, Джессамин быстро оглянулась и тут же обругала себя за это.

Наверняка он заметил это и теперь вообразит, что она по-прежнему его любит… и хочет.

Проклятие! Он все еще обладает над ней какой-то непонятной властью, этот человек! Этот упрямый, неотразимо привлекательный негодяй возбуждал ее так, что даже теперь, после всего, что было между ними, ей приходилось до крови кусать губы, признаваясь в душе, что она жаждет принадлежать ему. А как было бы чудесно, если бы она могла просто закрыть глаза и, забыв обо всем, отдаться нежности этого человека! Как ей хотелось сдаться! Да, хотелось, сколько бы она ни твердила себе, что это не так. Она умирала от желания почувствовать его руки на своем теле, а губы — на своих губах. И ведь все это могло быть на самом деле! Даже в доме Проктора Мэсси, позволь она только, он, ни минуты не раздумывая, занялся бы с ней любовью — под самым носом у Элинед.

Джессамин толкнула тяжелую дубовую дверь гостиницы. Шагнув в полутемный, насквозь пропахший элем коридор, она зашагала по лестнице, надеясь укрыться в своей одинокой комнатке под самой крышей. А уж когда она окажется у себя, тогда и настанет время разобраться, что творится в ее душе.

Хотя и так понятно, что произошло самое ужасное, что только могло случиться, — она безумно влюбилась в этого человека!