"Негасимое пламя" - читать интересную книгу автора (Филлипс Патриция)

Глава 22

Солнечный луч робко проскользнул в спальню сквозь узкую прорезь в бойнице, прокрался через громадный стол, за которым могла бы свободно разместиться целая армия, и золотой лужицей растекся по ковру. Просторный зал остался еще от древнего замка, в незапамятные времена воздвигнутого по приказу Мередадда, принца Уэльского, который когда-то владел всей долиной Ллиса. Колоссальных размеров сторожевая башня подобно хищной птице грозно вздымала в небо свою главу, придавая суровый и неприступный вид твердыне Трейверона и служа предупреждением каждому, кто осмелился бы бросить вызов его хозяину. Ибо случись так, что какой-то безумец вознамерился бы приступом взять Трейверон, именно здесь его ждала бы неминуемая гибель. И именно эта неприступная цитадель стала бы последней линией обороны, если бы счастье отвернулось от ее хозяина.

При этой мысли радость Джессамин на мгновение омрачилась. С досадой передернув плечами, она отогнала прочь грустные предчувствия и с радостной улыбкой повернулась к Рису. И вновь ее сердце бешено заколотилось — он был неправдоподобно красив в эту минуту! В ярко-алом дамасковом дублете, отороченном пышным мехом, с тяжелой золотой цепью, на которой висел массивный золотой медальон с изображением Оуэна Глендовера, Рис сам казался сказочным принцем.

Заложенные на плечах складки красиво подчеркивали широкую, мощную грудь и тонкую талию. Плотные шелковые рейтузы и мягкие черные сапоги облегали мускулистые ноги как вторая кожа.

Нет, он куда красивее любого принца, совершенно зачарованная, подумала про себя Джессамин. За последнее время она так отвыкла от роскоши, от вида нарядной одежды, что позабыла о том, как он красив. В царившем здесь сумраке тускло сиявшая золотом цепь на его шее и тяжелые золотые кольца, которыми были унизаны его пальцы, делали его оливковую кожу еще темнее. Непокорную гриву волос аккуратно подстригли, и сейчас темные пряди роскошными волнами спадали ему на шею, отливая синевой, точно вороново крыло.

Поскольку собственное платье Джессамин отчаянно нуждалось в стирке. Рис пообещал немедленно заняться пополнением ее гардероба. И вот сегодня наконец с нее сняли мерку и несколько швей приступили к работе. Хотя Джессамин и не рассчитывала получить что-то, хоть сколько-нибудь схожее с тем роскошным платьем, которое Рис купил для нее в Честере, однако же мысль о новых туалетах привела ее в восторг. Поскольку никому и в голову не пришло показать ей ткани, Джессамин ничуть не сомневалась, что выбирать особенно не из чего. Скорее всего одежду сошьют из того, что окажется под рукой. Впрочем, вспомнив о том, какие платья были на окружавших ее женщинах — из тончайшей шерсти валлийских овец, тех самых, бесчисленные стада, которых точно руном покрывали окрестные холмы, — она повеселела. Шерсть их славилась по всей Англии, к тому же Джессамин еще накануне обратила внимание, как искусно она сокращена в густые пурпурные, темно-синие, и сочные зеленые цвета.

Она с удовольствием оглядела свое роскошное парчовое платье цвета слоновой кости, украшенное по подолу пикейной лентой из алого атласа. Это платье принадлежало еще матушке Риса, Хоть и роскошное, но оно все-таки выглядело безнадежно старомодным — очень закрытое, с узкой, не по моде, юбкой и похожими на трубы рукавами. Зато обвивавшийся вокруг талии пояс был весь расшит золотом. И хоть и старое, но платье было достойно самой принцессы — так считала Джессамин, А накануне одна из служанок отыскала для нее еще одно платье, то самое, которое леди Эрли надевала по праздникам, в нем Джессамин и представили обитателям Трейверона.

Правда, ей пришлось понервничать, ведь Джессамин боялась показаться Рису в платье, принадлежавшем его матери. Спускаясь вниз, она дрожала от страха, гадая, что он скажет. Но, увидев восхищение на его лице, Джессамин просияла от счастья. Она ничуть не сомневалась, что он узнал платье, но не сказал ей ни слова, только оглядел с ног до головы и одобрительно покрутил головой, пробормотав, что она точь-в-точь сказочная принцесса.

Вспоминая об этом, Джессамин чувствовала, как сладко замерло ее сердце. В глазах Риса было столько любви и восхищения, а с какой нежностью он обнял ее и привлек к себе! Рис любит ее, в этом нет никаких сомнений! Только, как ни странно, она так до сих пор и не смогла поверить в это.

Рис поднялся с места и поднял руку, требуя тишины. Все разговоры мгновенно стихли. Обедающие, сидевшие за покрытым красной скатертью столом, замерли, подняв головы от тарелок с жарким из оленины и фаршированными каплунами, зажаренными до аппетитной хрустящей корочки.

— Я хочу представить вам мою будущую жену — леди Джессамин Дакре, дочь известной вам Гвинетт из Трейверона. Наконец она вернулась домой — в замок своих предков! Джессамин дрожала, с тревогой обводя глазами огромный зал. Куда ни глянь, вдоль стен были расставлены столы, ломившиеся под тяжестью блюд. В зале мгновенно наступила тишина, и Джессамин поняла, что боится — боится взглянуть в это море колыхавшихся перед ней лиц, не зная, что увидит в них: враждебность или признание.

Все воины, которые были в походе с Рисом, тоже были приглашены принять участие в пире, чтобы отпраздновать благополучное возвращение домой их лорда после кровопролитной войны в Англии. И сейчас зал гудел от их рассказов о подвигах воинов Трейверона, от которых у слушателей волосы вставали дыбом. Кое-что долетало и до ушей Джессамин, и сердце ее сжималось тревогой. Что ни говори, а она ведь была англичанкой, а следовательно, принадлежала к их врагам.

Крепко сжав губы, чтобы не было видно, как они дрожат, она поднялась вслед за Рисом и, обведя глазами огромный зал, улыбнулась как можно приветливее всем, кто сейчас выжидательно смотрел на нее, очень медленно и громко произнеся по-валлийски:

— Я счастлива, что вернулась домой в Уэльс!

Удивление, даже потрясение на этих лицах сменилось непередаваемым восторгом, мгновенно превратив незнакомцев в родных и близких людей. Рокот недоверия пробежал по залу, сменившись оглушительным ревом одобрения, эхом прокатившись по каменным стенам.

Облегчение отразилось на лице Риса, и он со смехом прижал ре к себе, забыв о той сдержанности, которую всегда соблюдал в присутствии своих людей.

— Ох, милая, ты сказала как раз то, что требовалось, чтобы навеки завоевать их сердца! — тихо прошептал он ей на ухо, крепко обнимая Джессамин. — Теперь ты стала одной из них.

Зазвенели кубки, и все с удовольствием выпили за здоровье новой хозяйки Трейверона. За этим тостом последовали и другие. Пили за здоровье лорда Риса, за его счастливое возвращение из похода и за геройские подвиги его воинов.

Джессамин устало откинулась на спинку кресла. Голова у нее слегка кружилась.

Похоже, этому веселью не будет конца, подумала она про себя.

Вдруг возле дверей послышался шум, и пирующие, прервав на мгновение дружеское застолье, обернулись посмотреть, кто это прибыл так поздно.

В полумраке ослепительным лучом блеснуло что-то ярко-голубое. Все оцепенели — женщина и роскошном голубом платье вышла на свет и решительной походкой направилась через весь зал к возвышению, на котором стоял стол для хозяев и самых почетных гостей.

Разговоры и шум стихли как по мановении» волшебной палочки. Головы всех повернулись туда, где стояла леди Элинед Глинн. Она остановилась прямо перед Рисом, дерзко глядя ему в лицо.

— Добрый день, Элинед, — невозмутимо произнес он. — Ты приехала поздравить меня с возвращением?

Она метнула в его сторону разъяренный взгляд синих глаз, в которых горел ледяной огонь. Но вот глаза ее остановились на сидевшей рядом с ним женщине, и лицо ее стало белым как полотно. Надменно вскинув голову, Элинед обвиняющим жестом указала на Джессамин:

— Гляжу, ты польстился на шлюху Ральфа Уоррена? А мне всегда казалось, что у тебя слишком хороший вкус. Рис, чтобы подбирать чужие объедки!

Испуганный шепот пролетел по залу и смолк, сменившись гробовой тишиной.

Xoтя Элинед и говорила на валлийском, Джессамин достаточно хорошо знала его, чтобы понять, какое чудовищное оскорбление только что нанесла ей эта женщина. Кровь бросилась ей в лицо, она яростно стиснула кулаки так, что побелели костяшки пальцев, комкая под столом нарядную скатерть. Как бы ей хотелось пощечиной стереть надменное выражение с этого ненавистного, ослепительно красивого лица, заставив униженно просить о прощении! Но вдруг сердце ее испуганно екнуло при мысли о том, что же еще знает ее соперница, если имеет наглость открыто оскорблять ее.

— Если ты явилась приветствовать нас, прошу тебя, садись и будь гостьей, — перебил ее Рис. — А если в твои намерения входит принести горе в наш дом, то тогда лучше уходи, Элинед!

— Беда и позор придут в твой дом и без моей помощи, Рис! Ты сам будешь повинен в этом, ведь именно ты привез эту потаскушку в Трейверон — дом твоих предков. Неужели ты не знал, что она принадлежала Ральфу Уоррену?

Стиснув кулаки. Рис как бешеный вскочил на ноги:

— Убирайся! Вон из моего дома! Или дожидаешься, пока я велю слугам вышвырнуть тебя за дверь?!

— Не посмеешь! Я не из тех, кому указывают на дверь! Ты решил порвать нашу помолвку для того, чтобы спутаться с этой шлюхой, так вот знай — я не позволю тебе бросить меня точно ненужную вещь! Соглашение о помолвке вес еще в силе!

Рис нетерпеливо махнул своим люди, которые с беспокойством наблюдали за этой омерзительной сценой, не зная, как себя вести. Они бы давно вышвырнули ее за порог, но семья леди Элинед была слишком хорошо известна в их местах, и без приказания лорда они никогда не решились бы нанести ей подобное оскорбление.

— Нас больше ничто не связывает, запомни это! Эй, кто там… проводите леди Элинед до дверей! Похоже, ей нечего здесь делать. Эта женщина не достойна быть сейчас с нами!

— А она… она достойна?! — завопила Элинед, с бешеной яростью тыча пальцем в сторону Джессамин. — Я могу доказать, что она изменила тебе. Рис. Неужели у тебя не хватит мужества выслушать то, что я скажу?!

Джессамин поднялась, судорожно цепляясь за руку Рису. Она была в ужасе, чувствуя, как в нем понемногу закипает ярость. Но самое страшное было то, что она даже не догадывалась, что задумала Элинед, что такое могла узнать, чтобы кинуть ей в лицо свои чудовищные обвинения. Ужасное чувство надвигающейся опасности окутало ее точно темным облаком, и Джессамин похолодела: у нее больше не было ни малейших сомнений, что слова Элинед не просто пустые угрозы.

— Прошу тебя, Рис, не надо! — взмолилась она, вцепившись похолодевшими пальцами в алый рукав его дублета.

Но было уже поздно. Потемнев, как грозовая туча, с налитыми кровью глазами, Рис был намерен выяснить все раз и навсегда. Уперевшись кулаками в стол, он нагнул голову, как бык, и проревел:

— Лучше бы тебе подкрепить чем-нибудь свои слова, Элинед! А теперь давай, я тебя слушаю…

Джессамин без сил рухнула в кресло, чувствуя, как земля уходит у нее из-под ног. Руки и ноги стали ватными, кровь отхлынула от лица, и ей показалось, что жизнь разом оставила ее. Как сквозь дымку она увидела торжествующую ухмылку на лице Элинед. Та повернулась к ней, будто отвратительный призрак, ночной кошмар, и ледяные пальцы страха стиснули ей сердце.

— Тогда спроси ее, спала ли она с благородным Ральфом Уорреном! Давай, Рис, если, конечно, не боишься услышать, что она скажет! Если она невинна, пусть просто скажет об этом, — торжествующе ухмыльнулась Элинед. При виде гримасы ужаса на лице Джессамин глаза ее сверкнули холодной злобой. Точеные черты исказились от ярости, на высоких скулах загорелись багровые пятна. Ткнув пальцем в оцепеневшую Джессамин, она прошипела: — Ну же, давай, скажи нам правду, леди Джессамин, да не вздумай лгать! Иначе я живо выведу тебя на чистую воду!

— Джессамин не обязана отвечать на твои чудовищные, нелепые обвинения! Если тебе больше нечего сказать, лучше убирайся! — прогремел Рис, махнув рукой слугам, которые нетерпеливо переминались с ноги на ногу, не зная, что делать.

Растерявшаяся и несчастная, Джессамин остановившимся взглядом уставилась на подол платья, не зная, что ей делать, как защитить себя. Ей казалось, что глаза всех в зале уставились на нее, взгляды перебегали с ее испуганного лица на лицо Риса, потемневшее от гнева, и останавливались на сладко улыбающемся лице Элинед, которая, надменно вскинув голову, презрительно разглядывала соперницу. Внезапно повернувшись, она пальцем поманила кого-то, чье лицо смутно белело за ее спиной.

Смутная тень робко качнулась вперед. Женщина, поколебавшись немного, вышла на свет и неуверенными шагами направилась к хозяйскому столу. Свет упал на ее лицо, и в тот же миг умерла последняя надежда Джессамин. Она узнала Берту, одну из служанок в Кэрли. Девушка охотно согревала постель капитану Джексону, да и до этого Джессамин не раз казалось, что та почему-то недолюбливает ее, хотя и не понимала почему. Она была нечиста на руку, и не раз ее ловили на воровстве, но все знали, что в деревне у нее больная мать, и у Джессамин не поворачивался язык указать ей на дверь. И вот теперь ее собственная доброта обратилась против нее.

— Скажи лорду Рису, кто ты такая и откуда пришла. Давай говори — пока ты со мной, тебе здесь никто не причинит вреда! — велела Элинед, резким движением вытолкнув женщину вперед.

Дрожащими пальцами Берта нервно скомкала фартук, исподлобья, словно загнанный зверек, разглядывая угрюмо хмурившиеся незнакомые лица.

— Меня зовут Берта Локет, милорд, я служанка в Кэрли.

— Почему ты здесь?

— Эта леди на прошлой неделе послала за мной, — тихо ответила Берта, поворачиваясь к Элинед.

— Ты знаешь эту женщину, Джессамин? ~ спросил Рис, заметив, что лицо ее вмиг помертвело, став белым, как простыня.

— Да, она служанка в Кэрли, — едва слышно прошептала она. Зачем понадобилось Элинед посылать за девушкой? Джессамин могла бы поклясться, что они не могли знать, что Рис привезет ее в Трейверон. Да и потом, откуда Элинед вообще пронюхала о том, что произошло между ней и Ральфом Уорреном?!

— Ну давай, мы ждем твоих так называемых обвинений… и поторопись, наш ужин стынет! — рявкнул Рис.

— Ну же, не бойся, расскажи лорду Рису о том, что ты уже рассказала мне.

— Хозяйка… леди Джессамин… собиралась замуж за этого английского рыцаря, который захватил наш замок.

— Я уже слышал об этом, и достаточно, — со вздохом облегчения перебил ее Рис. — И если это все, что вы собирались рассказать, тогда убирайтесь, да поживее, вы обе!

— Подожди! — Элинед шагнула вперед и, ухватив Берту за плечо, яростно встряхнула растерявшуюся девушку. — Ты что, язык проглотила, женщина?! Немедленно выкладывай все без утайки! Слышишь, все, от первого до последнего слова!

— Леди Джессамин… сэр Ральф был в ее спальне… на следующий же день после… Весь замок слышал как …

— Довольно!

Рис повернулся к ней, и Джессамин показалось, что она сию минуту умрет от стыда. Если бы только у нее хватило мужества с самого начала рассказать ему все без утайки, не было бы теперь этой ужасной сцены! Если бы Рис все знал… если бы он знал, сейчас не смотрел вы на нее такими глазами, где смешались отчаяние и боль, горе и унижение.

— Это правда… то, что она говорит? — потребовал он. Голос его был хриплым, и Джессамин с ужасом увидела, как он стиснул зубы, чтобы они не стучали.

— Это правда, что ты и Уоррен провели вместе ночь?!

— Правда то, что Ральф Уоррен хотел взять меня силой… это был единственный раз, когда он появился в моей спальне. Ничего удивительного, что стражники и слуги решили, будто я сама позвала его к себе…

Будто общий негодующий вздох пронесся по комнате, и душа Джессамин ушла в пятки. Те, кто стоял в первых рядах, шепотом пересказывали ее слова тем, кто тоже старался не упустить ни звука из этого зловещего спектакля. Гул возбужденных голосов эхом пронесся над головами и растаял под потолком. Перед глазами Джессамин будто сдернули пелену — она вновь ощутила ужас и нестерпимый стыд, которые терзали ее после пережитого унижения, и на душе у нее стало мерзко при мысли обо всех тех гаденьких шуточках и сальностях, которые, по всей видимости, на следующий же день стали предметом развлечения для обитателей Кэрли. Счастье, которое переполняло ее, куда-то исчезло, сменившись болью и отчаянием.

— Ну да, конечно, так я и поверила! И чего же ты ожидал, Рис? Естественно, теперь она с пеной у рта будет твердить, что он ее изнасиловал!

— Это правда, милорд! Могу поклясться на Библии, там и речи не было о насилии! — энергично закивав, с готовностью подтвердила Берта.

— В этом нет нужды, Элинед. Если это все, то можешь убираться. Ты уже сделала все, что могла, можешь себя поздравить, — угрюмо проворчал Рис. Лицо его потемнело и стало похоже на грозовую тучу.

— Все?! Нет, поверь, я только начала. Ты был так горд, когда подобрал объедки после Ральфа Уоррена… Мне тебя жаль, дорогой! Но я не злопамятна. Клянусь, мы все равно обвенчаемся, любовь моя, несмотря на все происки этой грязной девки.

Не дожидаясь, пока слуги вышвырнут ее за дверь, Элинед надменно расправила плечи, растолкала слуг и вышла с высоко поднятой головой.

Неожиданно обнаружив, что осталась одна перед возвышением, где стоял хозяйский стол, и перепугавшись чуть ли не до смерти под перекрестным огнем стольких возмущенных и негодующих глаз, Берга разразилась слезами и опрометью кинулась вслед за Элинед. И хотя тишина в зале длилась лишь одно короткое мгновение, Джессамин показалось, что прошла целая вечность. Сердце ее колотилось так сильно, что она боялась задохнуться. Все тело ее болело. Ей было страшно поднять на Риса глаза, вновь выдержать ту горечь и гнев, что были написаны у него на лице.

— Джессамин, мы ничего не имеем против, если тебе будет угодно удалиться в свою комнату, — ледяным тоном процедил сквозь зубы Рис, не сделав ни единого движения, даже не шелохнувшись, чтобы проводить ее.

Онемев от ужаса, она встала на подгибавшихся ногах, боясь, что колени подогнутся и она рухнет на землю. Какая-то служанка отделилась от стены и кинулась к ней. Глаза девушки, широко распахнутые от изумления, испуганно перебегали с помертвевшего лица леди Джессамин на лицо ее хозяина, искаженное яростью. Подхватив госпожу, она торопливо довела ее до дверей зала, гадая, что теперь сделает с ней лорд Рис.

Спотыкаясь на каждом шагу, ничего не видя сквозь пелену слез, Джессамин добралась до своей спальни. Пальцы ее судорожно царапали золотое шитье пояса. Она так дрожала, что, перепугавшись не на шутку, служанка чуть ли не волоком втащила ее по лестнице. Наконец, оставшись одна, она дала волю слезам, бросившись ничком на постель. Джессамин рыдала так, будто сердце ее разрывалось. Судьба нанесла ей жестокий удар, распорядившись, чтобы горькая правда выплыла наружу как раз в тот момент, когда Рис дал ей обет любви и верности! А теперь… теперь ей было нестерпимо стыдно даже смотреть ему в глаза. Может быть, Рис и поверит в то, что она расскажет ему, но сейчас она уже не была в этом уверена.

Почти совсем стемнело, когда до ее слуха наконец донесся звук тяжелых шагов на лестнице. Полумрак в комнате сгустился, потом наступила полная темнота, а у нее не было даже свечи. Джессамин лежала ничком, обессилев от слез. Неужели она потеряла любовь единственного близкого ей человека? Неужели же никогда не наступит коней мукам, которые ей суждено испытать?

Рис рывком распахнул дверь в ее комнату. В руке он держал свечу, ее свет бросал трепещущие блики на его лицо, выхватывая из темноты суровые черты, твердую линию крепко сжатого рта и упрямую челюсть.

— Так, значит, то, что сказала Элинед, — правда? Ты и вправду шлюха Ральфа Уоррена?! — прямо спросил он.

— Ты же знаешь, что это не так, — с несчастным видом пролепетала Джессамин. Ее голос стал слабым и хриплым от рыданий.

— Мне казалось, я тебя знаю. Теперь я уже в этом не уверен. Если тебе нечего скрывать, почему ты ничего не сказала мне?

— Нечего скрывать?! Боже милостивый, только мужчина может сказать такое: — горестно простонала она, спрятав лицо в ладонях. — Он издевался надо мной! Оскорблял и унижал меня на каждом шагу! Сделал все, чтобы я чувствовала себя, как будто меня вываляли в грязи! И если бы я не сопротивлялась как бешеная, если бы его собственное желание не подвело его, он изнасиловал бы меня, и я ничего не смогла бы поделать! И я молилась только о том, чтобы ни одна живая душа никогда не узнала об этом!

— Даже я?

— Я хотела тебе рассказать… потом, когда придет время.

— А оно бы пришло?

С несчастным видом она покачала головой:

— Не знаю.

— Ну слава Богу, по крайней мере честно! Он долго молчал, потом неожиданно она почувствовала его руку на своем плече.

— Да, я верю тебе, Хотелось бы только, чтобы ты раньше рассказала мне обо всем… тогда мы могли бы избежать этого позора.

— О, Рис, прости… я и в самом деле собиралась рассказать тебе, поверь… но мне было так стыдно!

— Ладно, не плачь, — прошептал он, желая утешить ее, а сам тем временем пытался унять бешено колотившееся сердце. Взгляд его не отрывался от пляшущего огонька свечи. Как объяснить эту историю? Ведь слугам не запретишь болтать за спиной. А его люди? Примут ли они Джессамин теперь, после всех тех обвинений, которые бросила ей в лицо Элинед?

— Зачем она это сделала? — горько прошептала Джессамин, захлебываясь рыданиями. Слезы текли у нее по лицу, и весь бархатный дублет Риса был уже в мокрых потеках.

— Ревность. Разорвав помолвку, я смертельно ранил ее гордость. Вот она и вообразила, будто влюблена в меня, хотя я еще не забыл, как совсем недавно она воротила от меня нос, будто от отхожего места.

— Но как ей вообще удалось узнать про Ральфа Уоррена? Откуда ей стало известно его имя?

Рис беспомощно покачал головой. То же самое сбивало с толку и его. Уж он-то хорошо знал, что нет такой подлости, на которую не решилась бы Элинед, и страх, который он впервые испытал в Честере, вновь зашевелился в его душе. И чем черт не шутит, уж не она ли дала знать Уоррену, когда именно его воины покинут Кэрли, оставив замок беззащитным? Он не обманывался насчет Элинед — она не остановится ни перед чем, чтобы отомстить за нанесенное ей оскорбление.

— Это ведь, строго говоря, и ложью-то не назовешь. Ты и в самом деле была с ним вместе… ночью, в спальне…

— Только потому, что он заставил меня! Неужели ты можешь поверить хоть на мгновение, что я могла сама захотеть этого?!

Он окунул лицо в ее распущенные волосы.

— В ту минуту, когда эта женщина стояла перед нами и нагло смеялась тебе в лицо… не знаю, Джессамин… признаюсь, сомнения все-таки были…

— О Рис! — с горечью воскликнула она, сердце ее обливалось кровью при мысли, что самый близкий человек так мало верит ей. — Может, и мне тоже поклясться на Библии, как предлагала она? Или и этого недостаточно, чтобы ты поверил, что я не лгу?!

— Нет, любовь моя. Я и так верю тебе, — с раскаянием в душе прошептал он, прижав ее к себе. — Думаю, мои люди поверят, что Элинед устроила все это только из ревности. К тому же они знают, что Уоррен силой увез тебя, а я потом вырвал тебя из его рук.

— Но как я смогу снова посмотреть им в глаза? Боже, разве это моя вина, что он силой затащил меня в постель?! А в устах Элинед это выглядело так, будто я по меньшей мере занималась с ним любовью раза по три на дню!

— Не надо, любимая, не стоит больше плакать. Вес это уже позади. Как бы ни старалась Элинед поссорить нас, ей это не удастся.

Джессамин спрятала лицо у него на плече. Слезы все еще текли у нее из глаз, но ласковое тепло его тела уже мягко обволакивало ее. Как было бы хорошо, если бы можно была укрыться здесь, стать недосягаемой для всего мира, спрятаться от всех его горестей, от ревности и коварства. Только время докажет людям Риса, что она говорила правду, А сердце ее… оно навеки отдано ему, И сейчас, представив, что, должно быть, испытал он, когда ее позорная тайна была бесстыдно извлечена па свет, Джессамин почувствовала, как ее сердце обливается кровью.

А на другом конце долины Элинед нервно прохаживалась по аллее в саду ее родного замка. Бешеная злоба до сих пор клокотала в ней. Когда одна из служанок Трейверона, которую она уговорила следить за любовниками, донесла, что лорд Рис и леди Джессамин помирились и снова счастливы вместе, Элинед чуть не задохнулась от ярости.

Это просто невероятно! Неужто такой гордый человек, как Рис, смог проглотить подобное оскорбление и снова принять к себе эту женщину?! Самое меньшее, чего от него можно было ожидать, это то, что он с позором отошлет ее прочь.

Зная, какими жалкими слизняками бывают мужчины, когда речь идет о женщине, она была готова к тому, что со временем Рис потихоньку простит Джессамин Дакре, даже станет украдкой видеться с ней, но, уж конечно, никогда снова не допустит ее к себе: ни в свой дом, ни в постель. Как бы не так — эта шлюха наслаждается всеми привилегиями законной хозяйки Трейверона! Эти двое открыто бросили вызов общественной морали, и теперь им оставалось только одно — обвенчаться!

Она дала знать, что охотно готова оплачивать золотом любую сплетню, которую доставят из Кэрли, и, услышав от бродячего торговца, что леди Джессамин спуталась с Ральфом Уорреном, чуть не запрыгала от радости. Это был словно дар Божий, что сам упал ей в руки. Что могло вернее оторвать Риса от этой женщины! Она играла наверняка и… проиграла!

Вспомнив об этом, Элинед так рассвирепела, что поняла — еще немного, и ноги просто подогнутся и она рухнет на землю. Оглянувшись вокруг, она уселась на громадном обломке скалы, поплотнее укутавшись в плащ, — вечерело, и с гор тянуло холодом. Элинед тоскливо всматривалась вдаль, где перед ее глазами расстилалась зеленая долина, а на юге, в самом конце ее, полускрытый темной массой леса, гордо высился Трейверон. Будь проклята эта женщина! Чума на нее! Должно быть, открыто наслаждается жизнью вместе с ее вероломным возлюбленным! Что же сделать, как избавиться от мерзкой ведьмы? Ведьма она и есть, брезгливо подумала Элинед. Какая бы другая смогла так ловко вывернуться? Вечно возится со своими травами да варит какие-то зелья, вот и опоила Риса, оплела колдовскими чарами так, что он жить без нее не может. Можно попробовать сыграть на этом… пустить слушок, что Джессамин Дакре ведьма, и посмотреть, что из этого выйдет. Да, подумала Элинед, нет сомнений, что ждать придется недолго.

Ральф Уоррен захватил ее, но очень скоро потерял. А Рис, дурак несчастный, похоже, в полной ее власти. Даже известие о том, что она изменила ему, к тому же со злейшим его врагом, и то ни на йоту не уменьшило голодной страсти, которую он питал к этой женщине!

Похоже, тут и впрямь не обошлось без черной магии. В конце концов, она-то ведь куда красивее, чем Джессамин Дакре! О нарядах и вообще говорить не приходится — эта несчастная замарашка и в подметки ей не годится! И что же?! Разве Рис был когда-нибудь так же беззаветно предан ей, как сейчас этой женщине?!

Элинед в ярости принялась лепесток за лепестком ощипывать прекрасные розы, заплетавшие стены беседки. Вот если бы эта мерзавка сейчас была в ее власти! Уж она бы постаралась — не оставила бы и волоска на ее голове, в клочья растерзала бы наглую шлюху! А этот Уоррен, Господи ты Боже мой! И еще называет себя рыцарем! Мало того, что потерпел поражение, так еще и упустил девчонку! Да будь ом настоящим мужчиной, запер бы ее так, что и следов бы никто не нашел! Ну да ладно, попади Джессамин Дакре в ее руки, она заставит ее с лихвой заплатить за то, что та украла у лее Риса!

Вдруг Элинед вскочила на ноги как ошпаренная. Неожиданно пришедшая в голову мысль заставила ее позабыть обо всем. Конечно, она не в первый раз думала об этом, но раньше идея эта казалась ей настолько чудовищной, что Элинед в страхе, гнала ее прочь… Впрочем, сейчас унес не осталось выхода: если хочешь добиться своего, не приходится быть слишком брезгливой. Она совершила ошибку, потому что не учла природу мужчин — глупцов, которых страсть превращает в похотливых животных! А она-то надеялась, что мужчины станут орудием ее мести! Элинед покачала головой — они оба разочаровали ее. С этой минуты она будет рассчитывать только на себя. Приняв это решение, она устремилась обратно. Походка ее вновь стала легкой, а па порозовевшем лице заиграла улыбка.

Щенок заковылял вслед за деревянным шариком через всю комнату, но противная игрушка коварно спряталась где-то в ворохе разбросанного по полу тростника. В полном отчаянии малыш принялся тыкаться носом куда придется, разыскивая любимую игрушку.

Глядя на него, Джессамин хохотала до упаду. Когда же наконец, вожделенный мячик снова оказался у него в зубах, Джессамин забрала его, чтобы подбросить высоко в воздух. Неуклюже подпрыгнув вверх, малыш яростно щелкнул зубами, мгновенно поскользнулся на разъезжающихся лапах и мешком свалился под стол.

За ее спиной Рис довольно посмеивался, польщенный тем, что его подарок пришелся по душе Джессамин. Похоже, она понемногу пришла в себе после того отвратительного скандала, который устроила Элинед. Рис изо всех сил старался помочь ей выкинуть все это из головы, хотя и знал, что пройдет немало времени, прежде чем ужас пережитого и стыд изгладятся из ее памяти.

Вошел слуга и, склонившись к Рису, прошептал ему что-то на ухо.

Джессамин, заметив, что он бросил украдкой быстрый взгляд в ее сторону, настороженно подняла голову, гадая, что произошло.

Едва слуга ушел, Рис бросился к ней:

— Джесси, милая, хочешь порадовать меня?

— Что?!

— У меня для тебя потрясающая новость: Элинед и ее брат приехали поздравить нас, даже привезли подарки… видно, хотят загладить свою вину.

— О нет, Рис, умоляю тебя! Только не это!

— Обещаю тебе — никаких гадостей ты не услышишь! Да и к чему им это? В замке почти никого нет, так ради кого стараться? — добавил он, с кривой улыбкой оглядев совершенно пустой зал.

— Надеюсь, тебя это обрадует, — пробурчала она наконец, хотя и чувствовала, как желудок скрутило от страха. Ей хотелось бы сделать вид, что в душе ее нет места гневу и обиде, но Джессамин не обманывалась — ненависть к этой женщине, чуть не разбившей ее любовь, никогда не покинет ее, и бесполезно делать вид, что это не так.

Но если та передумала и от всей души хочет помириться, что ж, пусть так, она согласна придержать язык и не станет устраивать сцен.

Нервно стиснув руки, Джессамин ждала, пока Элинед с братом появятся в зале.

Пальцы ее беспокойно пробежали по бархату юбки, отряхивая приставшие к ней соломинки, потом проверили прическу, не растрепалась ли она во время возни с собакой. Уж конечно, Элинед позаботилась принарядиться и нацепить свои лучшие драгоценности, чтобы ее красота особенно заметно бросилась в глаза рядом с Джессамин, одетой в простое домашнее платье. Неужели их никогда не оставят в покое, с досадой подумала она. Может, оскорбленная гордость мешает понять этой женщине, что Рис не хочет се?! Собственная наивность заставила ее улыбнуться. Когда речь идет о таком мужчине, как Рис, ответ прост. Ведь она и сама любит его без памяти. Случись ей оказаться па месте отвергнутой невесты, может статься, и она бы отказывалась поверить в то, что он больше не любит ее, и с яростью тигрицы до последнего дыхания сражалась бы, чтобы вернуть его!

К ее величайшему изумлению, стоило лишь представить себя на месте Элинед Глипн, и она поняла, что былая ненависть понемногу уходит из ее сердца, уступая место жалости.

Но вот послышались шаги, и Элинед, прелестная как никогда, в ярко-алом, подбитом мехом плаще, появилась на пороге. При виде ее прически, увитой жемчужными нитями, Джессамин восхищенно заморгала. Как только слуга помог вошедшей снять плащ, в свете факелов ослепительно вспыхнул шелк ее нарядного платья необыкновенного цвета — морской волны, затканного тончайшей серебряной паутиной, с изящно подобранными пышными рукавами, поверх которого было наброшено верхнее, изысканно расшитое лилиями и розами. Этот наряд, должно быть, обошелся его владелице в целое состояние.

Рис с улыбкой встал, чтобы поприветствовать своих гостей. Обменявшись довольно сердечным рукопожатием с юным Брином, он подмигнул тревожно наблюдавшей за ним Джессамин. У нее вырвался облегченный вздох, ведь что ни говори, а брат вполне мог бы разделять неприязнь, которую питала к ним Элинед. Но похоже, Брин, как любой мужчина, спокойно отнесся к тому, что Рис полюбил другую.

— Выпьете с нами вина? — спросил Рис, кивнув подскочившему слуге. Тот помчался за бокалами, а хозяин предложил гостям присоединиться к нему у огня. lt;/emphasisgt;

Лохматый черный клубок выкатился из-под, кресла и, смешно переваливаясь, заторопился к гостям, цепляясь лапками за тростниковые циновки на полу и то и дело тычась носом в чужие ноги. Глаза Элинед злобно сузились. Она чутьем угадала, что перед ней — подарок Риса ненавистной сопернице.

— Ну разве не прелесть? — восторженно прошептала Джессамин, подхватив щенка на руки, пока он бешено извивался, пытаясь вырваться на свободу.

— Да, чудесный малыш, — надменно кивнула Элинед, украдкой брезгливо отряхивая юбку. Она подплыла к камину и величественно опустилась в кресло. — Я решила повидаться с тобой, чтобы предложить мировую, Рис, — с очаровательной улыбкой пропела она. — И в знак своих добрых намерений привезла мех с восхитительным вином, которое Проктор прислал мне на Рождество. Как чудесно, правда? Я приберегала его для какого-нибудь особого случая.

— Если ты имеешь в виду тот отвратительный скандал, который ты закатила в прошлый раз, то это и впрямь особый случай, — с саркастической усмешкой кивнул Рис.

Ничуть не смутившись, Брин расхохотался. Его все это только забавляло.

Элинед яростно сверкнула глазами.

— Я же сказала, что хочу помириться! — с нажимом заявила она, и тонкие губы ее надменно сжались. — Там в корзинке медовые пряники и марципан для вас, Джессамин. Мне их доставили из Честера.

Джессамин с трудом выдавила улыбку:

— Спасибо, Элинед. Это очень мило с вашей стороны.

— Подарки — это ее идея, — мотнул головой Брин. Похоже, он все еще так и не пришел в себя от удивления при мысли о том, что сестра может умолять о прощении. К тому же слух о том скандале, который она закатила в Трейвероне, уже облетел всю округу, со временем обрастая леденящими душу подробностями.

— Думаю, нам стоит порадоваться, что Элинед вообще надумала приехать, — заметил Рис.

— Держу пари, такое не часто бывает, так что удовольствоваться этим, — вполголоса прошептал Брин, присаживаясь на скамью возле Джессамин.

Молодой человек ей сразу понравился, и она ответила ему сияющей улыбкой.

Юноше, должно быть, было не больше семнадцати — блондин, как и сестра, с тонкими чертами лица и ласковыми глазами, только ореховыми, а не голубыми, как у нее. И одет он был куда проще, в дублет коричневого цвета и такие же рейтузы. Тонкую талию и стройные, мускулистые бедра подчеркивал роскошный пояс из кованых золотых колец, украшенных крупными жемчужинами.

— Ты тоже обязательно должен попробовать. Рис! — Запустив руку в корзинку, Элинед извлекла целое блюдо ярких марципановых фигурок. Взяв одну из них, она демонстративно сунула ее в рот, словно подчеркивая, что яда там нет. И хотя Джессамин ни на минуту не усомнилась бы, что Элинед достаточно умна для того, чтобы выбрать заранее облюбованную фигурку, но когда та с невинным видом протянула блюдо вначале Рису, а потом и Брину, то вздохнула с облегчением. Надо же, придумать такое — пища отравлена! Если бы не это, она ни за что в жизни не приняла бы ничего из рук Элинед, хотя бы потому, что знала, с какой лютой ненавистью та относится к ней.

Они жевали марципан, слуга принес кубки с вином. Брин взахлеб хвастался перед Рисом своей новой гончей, которая, дай ей волю, загонит любого зверя. И пока обе женщины обменивались колкими взглядами, мужчины дружелюбно пересмеивались, радуясь встрече и не обращая ни малейшего внимания на то, как атмосфера постепенно накалилась.

— Я не имела ни малейшего понятия о том, что тогда произошло на самом деле, — наконец с видимым усилием произнесла Элинед. На лице ее играла странная улыбка. — Прошу простить меня.

— Так не лучше ли было вначале выяснить, что к чему, а лишь потом устраивать сцену?

— Стало быть, вы так еще и не простили мне эту глупую выходку? — насмешливо фыркнула Элинед, и глаза ее блеснули, как у кошки.

— Ничуть, просто хочу напомнить, как это было на самом деле, — осторожно ответила Джессамин. — Слава Богу, Рис поверил мне, так что ничего страшного не произошло… если не считать оскорбленной гордости… нашей, естественно!

Лицо Элинед потемнело.

— Ах, можете не объяснять, что вы чувствуете! А вот попробуйте представить теперь, каково было мне, когда до меня дошла весть, что Рис решил порвать нашу помолвку!

— Нельзя насильно заставить мужчину влюбиться, — невозмутимо напомнила ей Джессамин, гадая, скоро ли Рис с Брином наконец прекратят болтать всякую чушь и избавят ее от необходимости в одиночку развлекать эту злобную стерву.

— Ну, вам-то как раз это неплохо удалось! — огрызнулась Элинед. Вскочив на ноги, она взгромоздила на стол большой мех с вином. — Это вино особое — из королевских погребов. Его пожаловал Проктору сам король, в награду за его неизменную верность трону! — с кривой усмешкой добавила она, намекая на приверженность Риса интересам Глендовера.

Брин уже успел подхватить шейка на колени и с удовольствием играл с ним. Малыш визжал от восторга, жевал ему пальцы, а потом со страшным рычанием вонзил крохотные зубки в рукав Брина.

Элинед осторожно разлила по бокалам вино, наполнив их только до половины, маленькие — для женщин, мужчинам — чуть повыше.

— Брин, опусти собаку на пол! Разольешь вино! Тем более что здесь пить уже нечего, — резко одернула его Элинед.

Брин послушно подхватил щенка, но маленький упрямец вцепился в рукав мертвой хваткой, решительно отказываясь отправляться на пол. Рис вместе с Джессамин ринулись на подмогу, но все было напрасно — малыш только крепче стиснул челюсти.

Улучив момент, пока они возились с собакой, Элинед молниеносно высыпала в один из маленьких бокалов шепотку белого порошка, взболтав его, пока порошок не растворился без следа. Затем придвинула бокал поближе к Джессамин.

Наконец щенок недовольно разжал зубы, и Брин снова вернулся на свое место.

Рис предупреждающе вскрикнул и быстро подхватил кубки с вином: расшалившийся малыш кинулся к Элинед и с восторженным визгом вскочил к ней па колени. Она отчаянно завизжала, закрыв лицо обеими руками, пока он изо всех сил старался лизнуть ее в нос. Когда хохот немного улегся, брату удалось спасти ее. Подхватив на руки шалуна, он поставил его на пол прежде, чем тот успел испортить великолепный наряд взбешенной красавицы.

Рис махнул рукой слуге, и тот, подхватив на руки возмущенно извивавшегося щенка, торопливо выбежал из зала.

— Мне казалось, ты любишь собак. А этот к тому же совсем малыш. Он бы тебе ничего не сделал.

— А платью? — кисло скривилась Элинед. — Да он, чего доброго, напустил бы лужу и окончательно изгадил его!

Брин расхохотался:

— Хотелось бы мне посмотреть на это! Держу пари, Элинед подняла бы такой визг — в Англии было бы слышно!

— Если бы твой дублет стоил столько, сколько мое платье, дорогой братец, и ты бы визжал не меньше! — завопила в ярости Элинед, успев бросить молниеносный взгляд в сторону кубков с вином. И тут, к се ужасу, оказалось, что их уже не там, где она разливала вино. Кто-то, видно, передвинул их, причем в большой спешке — возле одного из кубков растеклась багрово-красная лужица, и вино крупными, тяжелыми каплями стекало на тростниковую циновку.

Чертова собака, подумала она в бешенстве. Если бы она не носилась тут как угорелая, ничего не случилось бы. Однако, казалось, в кубках оставалось еще достаточно вина, и Элинед немного успокоилась. Все еще может пройти как надо, подумала она.

— Ну а теперь, раз уж этого негодника увели, давайте выпьем за наше примирение, — сладенько пропела она, послав Рису сияющую улыбку. Взяв кубок в руки, она подняла на него глаза, и они сверкнули, словно кусочки голубого льда.

— Да, давайте выпьем за то, чтобы оставаться друзьями, — откликнулся Рис, подняв кубок.

Брин и Джессамин последовали их примеру.

— Прекрасное вино, — удивленно поднял брови Рис и с довольным видом причмокнул губами, смакуя изысканный вкус. — Передайте Проктору, что я в восторге!

— Слегка горчит, по-моему, — отпив немного, с видом знатока прищурилась Элинед. — Может, взболтали осадок за дорогу?

— Брось! Вино чудесное. Давайте-ка теперь выпьем за здоровье Риса и леди Джессамин. Пусть живут долго и счастливо, — предложил Брин, высоко подняв кубок и чокнувшись с остальными.

— Да, долго и счастливо… если смогут, — вполголоса прошипела Элинед. Она сделала большой глоток, подивившись, почему у нее вдруг пересохло в горле. Скорее всего, подумала она, эти болваны просто не могут отличить хорошего от плохого. Она — единственная, кто хоть что-то понимает в винах. Прекрасное вино… как же… ничуть не лучше того отвратительного пойла, что можно отыскать в любом паршивом трактире! И вдруг ужасная догадка парализовала ее мозг… вино и впрямь горчило! А что, если… если дело не в вине, а в том кубке, из которого она пила?! При мысли об этом сердце ее ухнуло в пятки.

— А как на ваш вкус, леди Джессамин, — горчит оно? — резко спросила она.

— Разве что немного… после марципана. Надо было сласти оставить на потом. — При этих словах Элинед почувствовала, что у нее словно камень с души упал. На лице ее отразилось облегчение.

— Вечно вы, женщины, недовольны, что вино горчит! — фыркнул Брин. — А я бы сейчас охотно выпил доброго валлийского эля — просто чтобы сравнить с этим королевским пойлом. Что скажете, Рис?

— Как раз об этом я сейчас и подумал! — Рассмеявшись, Рис велел слуге принести кувшин с элем.

— Я слышала, вы собираетесь пожениться в самом скором времени? — небрежно спросила Элинед, в то время как мужчины принялись обсуждать меч, который Рис добыл в бою за Брин-Глас.

— Это вас удивляет?

— Если речь идет о вас, то меня уже ничто не может удивить, леди Джессамин Дакре. А при том, что вы вечно возитесь со своими травами и настоями, так любой, зная, как вам удалось мигом окрутить моего жениха, решил бы, что вы спознались с нечистой силой!

Джессамин с трудом подавила испуганный крик. В этих краях, где люди были суеверны, подобные слова было опасно произносить вслух. Она прожила здесь совеем немного, но уже успела понять это достаточно хорошо. Уэльс издавна считали краем, где полным-полно ведьм и колдунов. С незапамятных времен люди в страхе рассказывали о несметных полчищах болотных духов, оборотнях и привидениях, населявших окрестные пещеры и непроходимые леса. Однако подобные суеверия скорее можно было бы услышать от кого-нибудь из крестьян, живших в горах, чем из уст высокорожденной леди.

— Конечно, вы шутите. Не может быть, чтобы вы верили а подобную чепуху! Ведьм боятся только глупые крестьянки, — поспешно сказала Джессамин и тут же поняла, что попала в точку. Захоти она оскорбить соперницу, не было лучшего способа больнее ранить самолюбие Элинед, чем сравнить ее с деревенскими женщинами.

Элинед подскочила как ужаленная, высокомерно вздернул подбородок:

— Как вы смеете? Сравнивать меня… и с кем?!

— Только в том, что касается ваших речей, леди! Только в этом! — невозмутимо подчеркнула Джессамин, втайне довольная, что удалось нанести такой удар этой наглой гордячке. Оскорбление было ненамеренным, но достаточно сильным, и Элинед насторожилась, сразу сообразив, что пора прикусить язык.

— Даже Рис дважды подумал бы, жениться ли ему на особе, которую обвиняют в колдовстве, — процедила Элинед сквозь зубы. Она осторожно промокнула лоб платочком, вдруг почувствовав, как загорелось лицо. Ладони были мокрыми от пота.

Она едва владела собой, Подумать только, что позволяет себе эта грязная потаскушка!

— Мы собираемся обвенчаться в Кэрли, так что у всех в округе будет достаточно времени убедиться в том, что мои познания касаются исключительно целебных трав и не могут принести ничего, кроме пользы.

— О да, конечно! — насмешливо фыркнула Элинед, не придумав ничего лучшего.

Необходимость общаться с подобным презренным созданием па равной ноге приводила Элинед в такое бешенство, что у нее стучало в висках и перед глазами все плыло. И как это похоже на мужчин — потягивают себе эль как ни в чем не бывало, а ей, изволите видеть, приходится разговаривать с этой дрянью! Мерзкая Иезавель! Отбила у нее жениха, а теперь сидит и улыбается как святая!

Терпение у нее лопнуло. Вскочив на ноги, Элинед со всем возможным презрением холодно процедила:

— Пора домой, Брин. Мне невыносимо скучно.

При виде подобной невоспитанности у брата брови поползли кверху. Но, взглянув на Риса, он только с сокрушенным видом пожал плечами и покачал головой — по лицу бывшего жениха было ясно, что подобные выходки для него не редкость.

— Еще минуту, — нерешительно промямлил он.

— Вы пригласите нас на свадьбу, Рис?

— Церемония будет самая простая. Здесь мы только объявим о помолвке, а венчаться и праздновать свадьбу будем в Кэрли. Это желание Джессамин, а для меня ее желания — закон.

— Вот здорово! Стало быть, пирушка будет что надо! — просиял Брин. — К тому же у меня будет время съездить в Честер. У меня гам кое-какие…

— Я что, так и буду стоять тут до утра, пока ты наговоришься всласть?! Попрощайся и поехали! — скомандовала Элинед. А все эта женщина, подумала она.

Одно ее присутствие действовало на Элинед так, что у нее от ярости мутилось в глазах. Ну что ж, злорадно подумала она, скоро ты у меня попляшешь! А сама представила, как это будет. Сначала у мерзавки закружится голова, потом судорогой сведет желудок, ну а потом… потом ее неудержимо потянет в сон. Только для Джессамин Дакре это будет вечный сон, от которого она никогда не очнется. А не станет ее, и Рис вновь вернется к ней, Элинед!

Ничего не могло быть приятнее для нее в эту минуту, чем мысль о скорой смерти ненавистной соперницы. Элинед снизошла даже до того, чтобы протянуть ей руку на прощание, — это было самое меньшее, что она могла сделать для подобной гадюки, тем более зная, что ей скорее всего не суждено увидеть даже восход солнца.

— Примите паши самые искренние поздравления, — пробормотала она, и при виде улыбки, кривившей eе губы, сердце Джессамин сжалось от предчувствия чего-то ужасного.

Она с трудом заставила себя произнести в ответ несколько слов, так ей хотелось, чтобы мерзкая соперница поскорее убралась восвояси.

— До свидания! — крикнул им вслед Рис, прежде чем оба всадника постепенно растворились в сумерках.

— До свидания, — откликнулся Брин. Элинед предпочла промолчать.

— Слава Богу, уехали! — с облегчением вздохнула Джессамин, чувствуя, как с души словно камень свалился. — Вот мы и помирились, а теперь можно просто забыть о том, что она есть на свете. — Все тело у нее ломило, а лицо словно свело судорогой после того, как она столько времени была вынуждена приветливо улыбаться, в то время как оскорбления сыпались на нее одно за другим. Теперь, когда Элинед наконец убралась, можно сбросить с себя эту проклятую личину и немного расслабиться.

— Да, ты держалась молодцом. Даже выразить не могу, как я тебе благодарен, милая… ты была просто сама кротость и терпение. К тому же мне ужасно не хотелось вбивать еще один клин между моей семьей и ее родственниками, да еще сразу после того, как я сам расторг помолвку. Брин неплохой парень и не держит на меня зла. Да и, по правде сказать, после всего, что ей пришлось испытать, Элинед тоже вела себя довольно мило… по крайней мере старалась. Уж мне ли не знать, на что она способна!

Джессамин печально улыбнулась. Похоже, Рис не слышал ни слова из того, что довелось вытерпеть ей. Ну и пусть, решила она, не стоит эта дрянь того, чтобы лишний раз расстраивать его! К тому же скорее всего это был последний приезд Элинед.

— Да, конечно, очень мило… для Элинед, — кивнула она, обхватив его за талию.

Рис с улыбкой посмотрел на нее.

— Завтра я намерен объявить о нашей свадьбе. Все желающие смогут прийти в замок… повеселиться на славу и выпить за наше здоровье! Ты по-прежнему настаиваешь, чтобы обвенчаться в Кэрли?

— Это мое самое заветное желание… конечно, если ты не рассчитываешь удрать, пока еще есть время.

— Конечно, нет. К тому же завтра мы с тобой подпишем брачный контракт и станем мужем и женой не перед Богом, так перед людьми. По нашим законам достаточно обычной подписи или обоюдного согласия, как мы захотим, и это будет так же законно, как если бы мы обвенчались в церкви.

Джессамин изумленно посмотрела на него.

— И надолго? А что будет, если ты передумаешь?

— На год. — На лице его сияла улыбка, глаза весело блестели. Подхватив Джессамин на руки, Рис прижал ее к себе. Искорка гнева загорелась в глазах девушки при мысли о том, как легко порвать узы, что скоро свяжут их воедино. Джессамин яростно забарабанила кулачками по его груди. — Пощадите, леди! Умоляю, вы забьете меня до смерти… Клянусь, я не передумаю. Даю слово!

Но сколько Джессамин ни просила, больше ей не удалось вытянуть из него ни словечка.