"Пламя любви" - читать интересную книгу автора (Филлипс Патриция)

Глава 10

Снаружи скорбно завывал зимний ветер. По замку гуляли сквозняки, втягивая дым очагов внутрь. Элинор закашлялась. Прошло уже несколько часов с тех пор, как ей велели удалиться в спальню наверху. Перспектива брака с лордом Генри леденила кровь. У нее не было с собой никаких вещей, и все приготовления к свадьбе свелись к тому, что гасконка расчесала и уложила ее волосы.

Стоило Элинор вспомнить о коварстве, с которым ее заманили в ловушку, как ее захлестывал гнев. Впрочем, вряд ли кто-нибудь осудит лорда Гастингса. Не он первый похитил невесту до свадьбы. Даже принцесса Иоанна не станет возражать и благословит ее, шутливо напомнив о положительных сторонах брака с престарелым мужчиной.

Другое дело Джордан. Слезы выступили у Элинор на глазах, когда она представила себе его боль и горькие упреки. Сколько раз она пыталась поговорить с ним о соглашении, заключенном между ее отцом и лордом Генри! Теперь наконец он поймет, что у нее были все основания для тревоги. Но даже она не могла предположить, что Гастингс объявится в Бордо с подписанным документом.

Вначале ее гнев был направлен против отца, но, поразмыслив, она решила, что он не единственный, кто поступил подобным образом — выдал дочь-бесприданницу за богатого старика, чтобы решить собственные финансовые проблемы. К тому же Гастингс, несмотря на грубоватые манеры, пользовался уважением среди английской знати, чего нельзя было сказать о его сыне. Никому не пришло бы в голову осуждать сэра Джеральда за то, что он отдал свою дочь лорду Генри.

— Мадам! — Служанка держала в руках золотой обруч.

Вымученно улыбнувшись, девушка подставила лоб. Она была единственной, кто страшился предстоящей церемонии. Остальные обитатели замка пришли в радостное возбуждение. Несмотря па поздний час, гасконцы с воодушевлением готовились к свадебному торжеству, хотя не многим из них предстояло принять в нем участие.

Наконец, пояснив знаками, что пора идти вниз, служанка распахнула дверь. Набрав в грудь воздуха, Элинор вышла из спальни. У нее было такое чувство, словно она идет на казнь.

Остановившись наверху узкой лестницы, которая вела в тускло освещенный зал, она увидела пятерых незнакомцев в плащах и сапогах. Один из них, судя по смуглому цвету кожи, был гасконцем. Наверное, сосед, которого вытащили из постели, пообещав дармовую выпивку и угощение. Двое других могли быть родственниками Гастингса, поскольку имели сходство с Пэйном, только были намного моложе его и не столь привлекательны.

Элинор медленно спустилась по лестнице. Лорд Генри предложил ей руку.

— Дорогая, — сказал он, изображая перед гостями галантного кавалера. — Вы прекраснейшее создание из всех, кого видел этот зал.

Опешив от его внезапной учтивости, Элинор не нашлась что ответить. С натянутой улыбкой она позволила Гастингсу проводить ее к очагу, в котором ярко пылали сосновые поленья. Свежий запах смолы смешивался с пряными запахами еды, поднимаясь к закопченным стропилам. Подняв глаза, Элинор увидела дюжины птичьих гнезд и белые пятна помета на потемневших балках.

— Элинор, дорогая, — обратился к ней Гастингс, — у нас мало времени. Наши гости спешат вернуться в лагерь. Если ты не возражаешь, святой отец… — Он повернулся к щуплой фигуре в сутане, стоявшей спиной к пламени.

— Подойдите ближе, дети мои, — воззвал священник. — А невеста-то и впрямь хороша, — заметил он, скользнув по груди и шее Элинор взглядом, едва ли подобающим особе духовного звания. Взяв новобрачных за руки, он потянул их к огню, не желая покидать теплого местечка.

Никто не потрудился представить Элинор гостей, хотя Гастингс и упомянул мимоходом, что молодые люди являются его сыновьями. Неужели он считает ее слишком ничтожной, чтобы знакомить с членами своей семьи?

Ее пересохшие губы едва шевелились, когда она произносила слова обряда. Ей казалось, что, если бы она вдруг лишилась дара речи, никто бы не заметил. Роль шафера выполнял Пэйн, а роль подружки невесты — краснощекая горничная.

Перед потрескивающим очагом мирно спали две гончие, в стропилах постанывал ветер, дымящиеся факелы шипели, рассыпая искры. Элинор рассеянно слушала монотонную речь священника. Должно быть, он так часто выполнял брачный обряд, что выучил все слова наизусть. Мысли ее переключились на Джордана, и сердце болезненно сжалось. Войди он сейчас, она провалилась бы сквозь землю от стыда! Как бы она объяснила ему, что у нее не было выбора?

Губы ее тряслись, горло сдавило, когда короткая церемония подошла к концу и Гастингс надел ей на палец золотое кольцо с жемчужиной. Слишком большое для ее изящных, маленьких пальчиков, будто с чужой руки.

Новобрачный поблагодарил гостей за оказанную честь. Мужчины откликнулись смехом, дружескими хлопками и непристойными шутками. Младшие сыновья Гастингса присоединились к поздравлениям, с завистью поглядывая на молодую жену отца.

Пэйн, отделившись от шумной компании, расположился на скамье у очага, прихлебывая вино из кубка, который то и дело наполнял.

— Пойдем, Элинор, ночь уже на исходе.

От выражения похоти на лице новоиспеченного мужа Элинор стало дурно.

Тем временем гости, успевшие выпить и закусить еще до церемонии, направились к дверям, отклонив не слишком настойчивое предложение хозяина остаться.

— Тебя ждать завтра, отец? — спросил один из младших сыновей Гастингса.

— Можешь не сомневаться, даже если к утру ему понадобятся носилки, — ввернул Пэйн заплетающимся языком.

Сальная шутка была встречена взрывом хохота, хотя и не пришлась по вкусу Гастингсу, наградившему сына свирепым взглядом.

Гости высыпали на улицу, впустив в зал холодный воздух. Элинор успела увидеть клочок звездного неба, прежде чем дверь захлопнулась.

Они поднялись вверх по винтовой лестнице. Гастингс поддерживал ее за талию.

— Ты боишься меня, Элинор? — хрипло выдохнул он, обдав ее запахом гнилых зубов.

Закрыв глаза, Элинор старалась не дышать. Ноги ее подгибались, ладони вспотели. Еще немного — и все ее жуткие фантазии о свадебной ночи с лордом Генри превратятся в реальность. «Господи, не допусти этого!» — взмолилась девушка.

— Ты не ответила мне, — сказал Гастингс, распахнув дверь в спальню, где на разобранной постели стояла жаровня с горячими углями.

— Боюсь, — вымолвила Элинор, стараясь держаться как можно дальше от него.

— Это естественно, — заверил он ее, закрывая дверь. — Невинные девицы всегда боятся первого раза.

В комнате не было ни слуг, ни толпы пьяных гостей, обычно провожавших молодых до брачного ложа. Элинор возблагодарила Господа за его малые милости. Вряд ли она смогла бы выдержать длительную церемонию и молила Бога, чтобы ужасная пытка скорее закончилась. Гастингс был стар, и она надеялась, что силы у него уже не те.

— Не так я представлял себе нашу свадьбу, — вздохнул лорд Генри.

— Я тоже.

— Впрочем, это ничего не меняет. Я не мог отправиться в бой, не попробовав того, что принадлежит мне по праву, — пробормотал он, коснувшись шершавой ладонью ее щеки.

Элинор подавила дрожь отвращения, когда он поцеловал ее в лоб.

Поставив зажженную свечу рядом с кроватью, Гастингс потянулся к шнуровке ее бархатного сюрко.

— Элинор, я знаю, ты скромная девушка, но у меня мало времени. Надеюсь, ты не собираешься изображать из себя монашку?

Ухмыльнувшись, он распустил шнуровку и снял с ее головы золотой обруч.

— Это принадлежало моей первой жене. Красивая была девушка, но до тебя ей далеко. Я с трудом верю, что ты и вправду моя.

— Я тоже, — вымолвила Элинор, вкладывая в эти слова совсем другой смысл. Ужас того, что происходило, не поддавался описанию.

— Я знаю, ты не любишь меня. Но разве так трудно изобразить хоть каплю привязанности? — Он распустил ее косы и восхищенно ахнул, когда золотистые волосы рассыпались по плечам.

После небольшой паузы Элинор отозвалась:

— Это было бы ложью.

Ее откровенность неприятно поразила Гастингса.

— Проклятие! — прорычал он. — Хотя бы в свадебную ночь!

Отбросив нежности, он грубо повалил ее на постель. Никогда еще Элинор не чувствовала себя такой униженной, хотя отдалась человеку, который был ее мужем перед лицом Господа.

Гастингс дрожал от ярости.

— Готов поспорить, что с де Вером ты была любезнее, — рявкнул он, срывая с себя одежду.

Элинор пропустила мимо ушей его злобное замечание.

— Я, конечно, далеко не красавец… Может, и был когда-то, да эти дни давно миновали. Зато у меня есть деньги и власть. Это надежнее, чем смазливое личико, Элинор. Наступит день, когда ты увянешь, а я найду кого-нибудь посвежее. Что ты на это скажешь?

Он старался причинить ей боль в отместку за свою уязвленную гордость. Элинор натянула одеяло до самого подбородка, радуясь, что свеча и очаг дают мало света. У нее не было ни малейшего желания лицезреть его старческое тело и боевые увечья.

— Что, нечего сказать?

— Когда этот день придет, милорд, я возблагодарю Господа за избавление.

Гастингс издал яростный вопль, напоминавший рев раненого быка. Не в силах поверить в подобную наглость, он с остервенением ударил кулаком по подушке.

— Я пытался быть обходительным, так что не обессудь, — прорычал он, срывая с нее одеяло.

Элинор все еще была в платье. Она не хотела раздеваться, но не могла допустить, чтобы он порвал ее единственный наряд. Оттолкнув его руку, она взялась за шнуровку.

Когда она осталась в одной сорочке, Гастингс нетерпеливо рванул низкий вырез, обнажив нежную грудь, и с рычанием навалился на девушку. Потом он впился в ее губы, и Элинор, чуть не задохнувшись от зловония, всхлипнула от боли и омерзения.

— Ты зачнешь этой ночью, жена, — пообещал Гастингс. Элинор едва не потеряла сознание, когда он раздвинул ей ноги. Она напрягла мускулы, пытаясь воспротивиться его проникновению, но он наградил ее оплеухой.

— Вроде бы… туго, — пробурчал он, явно пытаясь определить, девственница она или нет. — Откройся мне, женщина!

Элинор вцепилась ему в волосы и стала отчаянно отбиваться. Гастингс решил, что только девственница способна так яростно сопротивляться. Вначале это взбесило его, затем еще больше распалило. Хрюкая от напряжения, он придавил ее к постели, сделал рывок, и его торжествующий рев огласил комнату.

Тяжелое дыхание Гастингса, скрип ходившей ходуном кровати, стоны Элинор, голова которой билась о деревянную спинку, слились воедино. На несколько минут она потеряла сознание. А когда пришла в себя, Гастингс в полном изнеможении лежал на ней, едва не раздавив своей жирной тушей.

— Наконец-то ты моя, — прохрипел он, тяжело дыша. — Ты моя жена, и я могу делать с тобой все, что пожелаю.

Он скатился с нее. Элинор не двигалась, только горячие слезы непрерывным потоком струились из глаз. Отдышавшись, Гастингс повторил попытку, но безуспешно. Разъяренный и пристыженный, он ударил девушку по израненным губам.

— Проклятие, Элинор, твоя холодность лишает мужчину силы. Ты еще пожалеешь об этой ночи. Погоди, дай мне только вернуться, и ты заплатишь за свои выходки.

Его злобная гримаса и омерзительные угрозы не произвели на Элинор никакого впечатления. Пережитый ужас притупил ее чувства. Она казалась себе до странности легкой, словно отделилась от собственного тела.

— Поговори со мной, черт тебя подери! — прошипел он у нее над ухом.

— О чем?

— Назови меня мужем. Поинтересуйся, когда я уезжаю и как долго меня не будет. Покажи, что тебе не безразлично, погибну я или нет.

— Когда ты уезжаешь, муж?

— Вот так-то лучше. — Немного смягчившись, он пригладил ее спутанные волосы. — Ты хоть как-то отреагируешь на мой отъезд, Элинор?

— Еще бы!

Ошибиться в значении ее слов было невозможно. С сердитым возгласом Гастингс яростно тряхнул девушку, осыпая бранью и упреками в холодности. Затем впился в ее губы и принялся шарить по ее телу, пытаясь возбудить свое вялое естество. Казалось, прошли часы, прежде чем ему удалось достигнуть желанной цели.

Элинор возблагодарила судьбу за то, что он не требует от нее ответных ласк. Видимо, лорд Генри считал их несовместимыми с супружеским долгом. Жена должна удовлетворять похоть мужа и рожать ему детей.

Хрюкая и ерзая, он снова овладел ею и с воплем рухнул на подушку, пыхтя и отдуваясь.

— Ах, я снова ощутил себя молодым.

Вскоре он захрапел, и Элинор, схватив одеяло, слезла с кровати, легла на пол перед затухающим очагом и, свернувшись клубочком на тростниковой подстилке, горько заплакала.

Утром в крепость прискакал гонец от принца Уэльского. Несмотря на холодную погоду, конь его был взмылен, а сам он устало горбился в седле. Элинор наблюдала за его прибытием из окна спальни, кутаясь в одеяло из волчьей шкуры, которое сняла с кровати. Лорд Генри расщедрился и велел разжечь в очаге жаркий огонь. Он даже не потребовал, чтобы она спустилась вниз. И хотя время в уединенной комнате тянулось мучительно медленно, Элинор предпочла одиночество обществу мужа.

На лестнице послышались шаги, и в следующую минуту раздался громкий стук в дверь. Отворив, Элинор увидела Пэйна. Его алый дублет ярко выделялся на фоне серых стен.

— Элинор, не могли бы вы спуститься вниз?

— Зачем?

— Прибыл гонец с известием, что войско на закате выступает.

— И лорд тоже?

В светло-карих глазах Пэйна мелькнула усмешка.

— Да, и он тоже.

Элинор даже не пыталась скрыть своей радости.

— А что будет со мной?!

— Теперь это ваш дом. Идемте, не испытывайте его терпение.

Он повернулся и сбежал вниз по лестнице. На бледном лице Элинор появилась слабая улыбка. Сейчас ненавистный старик, ее муж, уедет и на какое-то время оставит ее в покое, так что ей не придется выполнять свои супружеские обязанности. Ей просто повезло, что принц Эдуард решил выступить в поход!

Накинув меховой плащ, поскольку в гасконском замке было так же холодно, как за его стенами, Элинор спустилась в зал. У пылающего очага, перекусывая на скорую руку, расположился гонец.

— А, вот и ты, Элинор. Плохие новости: я должен срочно ехать. Принц решил больше не медлить. Карл Наваррский известен своей ненадежностью, и лучше пересечь его владения, пока он не ввязался в очередной заговор.

— Это так неожиданно, — вымолвила Элинор, стараясь не выдать своей радости.

— Захвати побольше одеял, отец. В Пиренеях холодно в это время года.

— Оставь их себе, парень. Я крепок, как бык. Особенно после того, как Элинор влила в меня свежие силы.

Элинор едва удержалась, чтобы не отшатнуться, когда заскорузлая ладонь потрепала ее по шее.

— Вы тоже едете? — обратилась она к Пэйну, который, налив себе вина, отошел к очагу. Груда амуниции и багажа, сваленная на полу, казалась слишком большой для одного рыцаря.

— Нет, дорогая мачеха, моя рана пока не зажила. Но через пару недель, возможно, я уже смогу отправиться в Кастилию.

— Пэйн обещал позаботиться о тебе, — пробормотал Гастингс, придирчиво рассматривая оружие и доспехи. — Хотя, признаться, эта рана чертовски долго не заживает.

В глазах Элинор мелькнуло недоверие. Нельзя сказать, чтобы рана так уж беспокоила Пэйна, когда он скрутил ее на дороге. При мысли, что придется провести некоторое время в его обществе, она ощутила беспокойство.

— Разве так уж необходимо, чтобы я оставалась здесь?

— Это твой дом. И потом, ты будешь под рукой, когда мы вернемся.

— Но здесь так уединенно и холодно. Прошу вас, позвольте мне вернуться ко двору.

— Нет. Будет так, как я решил.

Элинор подошла к пригревшимся у очага гончим и погладила их, едва сдерживая слезы. Хоть она и жена Гастингса, ей вовсе не обязательно жить в этом мрачном замке. Может, ей удастся ускользнуть, когда Пэйн выпьет лишнего, тем более что старый Гастингс наверняка заберет с собой большинство воинов. Эта мысль придала Элинор бодрости.

Она никак не могла дождаться, когда лорд Генри наконец уедет. Сердце ее лихорадочно билось, с лица не сходила улыбка.

— Что-то ты очень радуешься, — буркнул он. Элинор очаровательно улыбнулась:

— Разве вы не говорили, что больше всего любите сражаться?

Гастингс набычился, но, вспомнив о гонце, сдержался.

— Когда я вернусь, Элинор, то научу тебя почтительному обхождению.

Напрасно он пытался запугать Элинор.

— Как скажете. Я полностью в вашей власти, — ответила она спокойно.

— Вот именно. Рад, что ты это понимаешь.

Они скрестили взгляды, и впервые Элинор не содрогнулась от отвращения. Возможно, потому, что худшее уже произошло и она выжила.

Он сгреб Элинор в охапку и прижал к себе с такой силой, что ребра у нее затрещали. К счастью, его окликнули.

— Позаботься о моей жене, Пэйн, — проворчал Гастингс, неохотно выпустив ее из рук.

— Конечно, отец.

Элинор снова ощутила беспокойство, перехватив оценивающий взгляд Пэйна.

Мужчины занялись погрузкой припасов и вооружения. Пэйн помогал им, насколько позволяла его рана. Гастингс с помощью оруженосца облачился в доспехи, но потребовал, чтобы Элинор пристегнула металлические наколенники, заявив, что это обязанность жены.

Затягивая кожаные ремешки, Элинор напомнила себе, что он уезжает и, возможно, никогда не вернется. Эта мысль принесла ей ни с чем не сравнимое утешение.

Наконец все было готово. Дул холодный ветер, небо заволокли низкие тучи. Поглядывая на юг, в сторону затянутых облаками гор, мужчины ворчали, поругивая безрассудство предводителей, решивших перейти Пиренеи в это время года.

Пэйн быстро распрощался с отцом и вернулся к теплу очага. Элинор последовала за ним. Некоторое время со двора еще доносились голоса, лязг металла и топот копыт, но когда последние из воинов пересекли подъемный мост, в сумрачном зале воцарилась тишина.

— Ну, Элинор, ваше желание исполнилось. Лорд Генри, слава Богу, уехал.

При всей неприязни, которую Элинор испытывала к Пэйну, в отношении к лорду Генри они были едины.

— Почему вы остались? — поинтересовалась она, заметив, что он снял повязку. — Только не говорите мне, что из-за раны.

Он усмехнулся:

— Вы очень наблюдательны. Зачем спешить? Есть масса куда более приятных дел, чем ползти на брюхе через Пиренеи. С маленьким отрядом я доберусь гораздо быстрее. Вы хоть представляете себе, сколько времени потребуется, чтобы пересечь Наварру? Только к лету они доберутся до Кастилии.

В отсутствие лорда Генри горный замок оказался вполне терпимым местом, и Элинор могла бы проводить дни в относительном покое, если бы не Пэйн. Вначале он держался учтиво, даже отчужденно, но спустя некоторое время дал понять, что не прочь завязать с ней более тесные отношения.

Он пресек попытки Элинор есть у себя в комнате, запретив слугам подавать ей еду.

— Почему я должна спускаться вниз? — сердито осведомилась Элинор, когда голод заставил ее сдаться.

— Потому что мне одиноко, Элинор. Мы могли бы скрасить друг другу вынужденное пребывание в этой глуши. Скоро горные потоки сделают дороги непроходимыми. Иисусе, неужели вы собираетесь торчать в своей комнате целыми днями? Мы могли бы кататься верхом, охотиться, играть в шахматы, петь дуэтом. Да все что угодно, лишь бы развеять скуку!

Элинор сочувственно улыбнулась — ее тоже мучили скука и одиночество.

— Хорошо, сэр Пэйн, давайте споем.

— Просто Пэйн, — с улыбкой напомнил он и взял ее за руку. — Мы могли бы подружиться. В конце концов, мы оба молоды.

Элинор недоверчиво посмотрела на него. Едва ли его удовлетворят дружеские отношения. До сих пор Пэйн держал себя в рамках, но надолго ли его хватит? В отсутствие отца он почти не притрагивался к спиртному, и ее надежда ускользнуть из замка, когда он напьется до бесчувствия, с каждым днем таяла.

Они стали совершать конные прогулки в сопровождении вооруженных слуг. Элинор почти не разговаривала, не желая поощрять ухаживания Пэйна.

Как-то холодным солнечным утром они поднялись на невысокий кряж, с которого открывался захватывающий вид на Пиренеи. Далеко на горизонте высились горы, сверкая на солнце снежными шапками. Ниже тянулась гряда зеленых холмов, чередуясь с лесистыми долинами и каменистыми склонами, на которых паслись овцы.

Пэйн дотронулся до ее локтя.

— Это было ужасно? — напрямую спросил он. Элинор сразу поняла, что он имеет в виду. Его интересовало, как прошла ее первая брачная ночь.

— Так ужасно, что я хотела бы об этом забыть, — с горечью ответила молодая женщина, невольно коснувшись щеки, на которой темнел синяк.

— Отец груб с женщинами, — заметил Пэйн, тронув коня. — К счастью, никто из сыновей не унаследовал это качество.

Элинор промолчала, хотя и поняла намек. Но когда они выехали на дорогу, пришпорила лошадь, лишив его возможности продолжить разговор.

Маленькая кавалькада с грохотом пронеслась по подъемному мосту и остановилась во дворе крепости. Мост теперь поднимали только на ночь. Уверенность Пэйна, что им не грозит нападение, имела под собой основания. Хотя Монтджой располагался неподалеку от главного пути через Пиренеи, в крепость редко забредали путники.

Когда они подъехали к конюшне, кобыла Элинор испуганно заржала и шарахнулась, чуть не сбросив всадницу. В темном проулке между зданиями сверкнули зеленые глаза и раздалось угрожающее рычание. Элинор вскрикнула. Леопард, которого обычно держали в клетке, вырвался на волю!

Почуяв запах хищника, испуганная кобыла взвилась на дыбы. Пэйн бросился к Элинор и выхватил у нее поводья.

— Назад, Шеба! — властно приказал он. — Назад! Громадная кошка нехотя отступила, но позы не меняла, изготовившись к прыжку. Пэйн с трудом удерживал обезумевшую лошадь. Дрожа, она вскидывала голову, всхрапывала и вращала белками. Слуги, боявшиеся леопарда ничуть не меньше, чем животные, попрятались, и Пэйну пришлось пригрозить конюху поркой, чтобы тот отважился выйти и завести кобылу в конюшню.

Оказавшись внутри, Элинор, близкая к обмороку, обессилено соскользнула с седла в руки Пэйна. Она едва стояла.

Прибежал Манту, раб-нубиец, приставленный ухаживать за леопардом. Ласково воркуя, словно перед ним был испуганный котенок, а не дикий зверь, он надел поводок на шею Шебы, которая, сразу присмирев, позволила себя увести.

— Не бойся, — успокоил Пэйн женщину, прижав ее голову к своей груди. — Когда Шеба под присмотром, она не опасна.

— Бедная моя лошадка, она никогда так не пугалась, — вымолвила Элинор дрожащим голосом.

Пэйн еще крепче обнял ее, гладя по волосам, и поцеловал в шею. Элинор напряглась и попыталась отстраниться.

— Спасибо, Пэйн, — поспешно сказала она. — Не знаю, что это на меня нашло. Наверное, мне передался ужас кобылы. — Поскольку он не собирался ее отпускать, Элинор уперлась ладонями ему в грудь.

— Элинор, милая, мне так жаль, — ласково произнес Пэйн, глядя в ее фиалковые глаза. — У Шебы злобный нрав. Вот почему я выпускаю ее только по ночам.

— Ее выпускают по ночам? — ахнула Элинор.

— А ты не знала? — Он ослабил объятия, и она отступила на шаг. — Шеба — отличный сторож: убьет любого чужака, который сунется во двор.

Элинор содрогнулась, представив себе, что могло случиться, если бы она попыталась бежать ночью. Подняв глаза на Пэйна, она ощутила холодок. В его золотистых глазах зажглись опасные огоньки. Видимо, он наконец отважился сделать шаг, которого она давно ждала.

— Хорошо, что у меня нет привычки гулять по ночам. Пэйн улыбнулся, обвив рукой ее талию.

— Да, жаль портить такую красоту, — согласился он и погладил ее по щеке, прежде чем она успела повернуться и быстро зашагать к замку.

Пэйн распорядился подать еду и вино. Расположившись у очага, они ждали, пока слуги накроют на стол. Пэйн молчал, мрачно наблюдая за Элинор, старательно избегавшей его взгляда.

Во время еды он не сделал попытки придвинуться ближе или как-то иначе ускорить события.

— Тебе неприятны мои прикосновения? — спросил он наконец.

Элинор застыла с куском хлеба в руке.

— Нет, я благодарна тебе за сочувствие, — искренне ответила она.

— Я хотел бы предложить тебе гораздо больше, чем сочувствие. Противоестественно, когда молодая красивая женщина живет как монахиня. Если тебе понадобится утешение… — Он многозначительно улыбнулся, поднеся кубок к губам.

Взгляды их встретились, и Элинор снова ощутила приступ страха.

— Позволь напомнить тебе, Пэйн, что я жена твоего отца.

— И ненавидишь его всей душой.

— Это не означает, что я готова упасть в твои объятия. Лицо Пэйна напряглось. Любезное, слегка насмешливое выражение исчезло, уступив место гневной гримасе. Пальцы крепче обхватили кубок.

— Будь на моем месте де Вер, ты не стала бы возражать. Элинор не нашла нужным отвечать на этот выпад. Поднявшись из-за стола, она стряхнула крошки с юбки.

— Я устала. Пойду лягу.

Овладев собой, Пэйн изобразил дружескую усмешку.

— Я велел Жоэтте приготовить тебе ванну. Ведь у тебя сегодня банный день.

Тот факт, что Пэйн постарался запомнить ее привычки, еще больше насторожил Элинор. Она готова была отказаться, но тут появилась служанка и объявила, что ванна готова.

— Проворная девица, — усмехнулся Пэйн, вставая. — Постараюсь представить себе то, в чем отказано глазам. Надеюсь, ты не станешь осуждать меня за это, дорогая Элинор… или я должен сказать «дорогая мачеха»?

В ушах у нее все еще звучал его смех, когда она поднималась по лестнице. Не в первый раз Элинор пожалела, что дверь в ее спальню не запирается, но сегодня она ощутила настоящую тревогу.

— Горячо? — поинтересовалась Жоэтта, употребив одно из немногих английских слов, которые знала.

Элинор погрузила руку в теплую воду, благоухавшую жасмином и гвоздичным маслом. Горячая ванна манила. В замке было так холодно, что даже у огня не удавалось по-настоящему согреться. Когда рукам было тепло, мерзли ноги, и наоборот.

Одобрительно кивнув, Элинор начала раздеваться.

— Ты знала, что эта пятнистая зверюга свободно разгуливает по ночам? — спросила она, забыв, что служанка не понимает английского.

Та улыбнулась и закивала, помогая госпоже войти в ванну.

Пока Элинор нежилась в горячей воде, Жоэтта вымыла ей голову, восхищаясь на своем языке ее длинными волосами. Затем насухо вытерла, энергично орудуя полотенцем, так что порозовевшая кожа засияла жемчужным блеском, и подала халат из красного бархата на беличьем меху. Элинор скользнула в широкие рукава, наслаждаясь ласковым прикосновением меха к обнаженному телу.

Когда хозяйка расположилась перед очагом, Жоэтта подала ей блюдо с печеньем и подогретым молоком, сдобренным вином и медом.

Рассеянно поглощая еду, Элинор прислушивалась к тоскливому завыванию ветра за стенами башни. Как всегда в такие минуты, ее мысли устремились к Джордану. Где он, как преодолел занесенные снегом перевалы? С ошеломляющей ясностью она услышала его голос, увидела насмешливый изгиб губ, ощутила мучительную сладость его поцелуев. Образы были настолько живыми, что сердце Элинор заныло. Она быстро встала и, смахнув слезы, подошла к окну.

Яркая луна посеребрила контуры замка. За внешними укреплениями тянулось открытое пространство, переходившее в заросли сосен и каштанов. Стоял легкий морозец, и на земле белели, мерцая искрами, островки инея. Ближе к деревьям можно было различить редкие фигуры путников. Дрожь волнения пробежала по спине Элинор. Что, если и ей воспользоваться преимуществами лунной ночи? Пэйн наверняка храпит, утопив свое разочарование в вине. Хватит ли у нее смелости путешествовать по горным тропам ночью? Главное, сможет ли она перехитрить зверя, сторожившего замок?

Дуновение холодного воздуха, скользнувшее по лодыжкам, заставило ее обернуться. Элинор издала удивленный возглас, увидев в дверях мужскую фигуру.

— Пэйн? Что тебе нужно?

— Я велел посадить Шебу на цепь этой ночью. Ты довольна?

— Да. Страшно даже подумать, что она бродит на свободе.

— Не хочешь ли прогуляться по двору?

— Нет. Я уже ложусь.

— Вот как? — Язык у него заплетался. Впервые после отъезда отца Пэйн напился.

Дрожь возбуждения пробрала Элинор. Наступил момент, которого она так долго ждала. В небе светит полная луна, а дикая кошка посажена на цепь. Вряд ли ей еще раз представится такой случай. Если только Пэйн не устраивает ей проверку. А вдруг он сообщил ей, что Шеба заперта, единственно для того, чтобы выманить из замка?

Пэйн прошел в комнату и притворил за собой дверь. Элинор напряженно замерла.

— Пэйн, я хотела бы поговорить с тобой о том, что произошло сегодня утром…

— А разве что-нибудь произошло? Я ничего не заметил.

— Перестань валять дурака! Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. То, что я позволила обнять себя в конюшне, ничего не значит. Я нуждалась в утешении, а ты предложил его. Вот и все. Я по-прежнему остаюсь женой твоего отца.

— Проклятие! Неужели необходимо постоянно напоминать мне об этом гнусном факте? Ответь мне, добродетельная Элинор, помнила бы ты о своих обетах, если бы перед тобой стоял де Вер?

Молчание Элинор было достаточно красноречивым ответом.

— Я так и думал. Отец может сколько угодно обманываться насчет твоего любовника, но меня не проведешь.

— Ты ничего не знаешь, кроме сплетен, которые распространяют злые языки. А теперь прошу тебя, уже слишком поздно. Я хочу спать.

Пэйн потянулся к ее распущенным волосам:

— Боже, твои волосы похожи на золотую пряжу!

Погрузив пальцы в сверкающие локоны, он шагнул ближе, так что их тела соприкоснулись. Элинор уперлась ладонями в его грудь.

— Элинор, милая, — прошептал Пэйн, привлекая ее к себе. — Не бойся. В отличие от отца я умею ублажать женщин.

Он обнял ее. Запахи вина и гвоздики смешались в его дыхании, когда он прильнул к ее губам. Элинор сопротивлялась, но не так отчаянно, как следовало ожидать. Как ни странно, ей было приятно находиться в его объятиях. Горячая ванна, хмельной напиток и чувственный настрой, навеянный мыслями о Джордане, возбудили ее.

— Нет, Пэйн, пожалуйста, отпусти меня, — взмолилась Элинор, когда он покрыл поцелуями ее шею.

Распахнув халат, он скользнул рукой в теплое гнездышко из беличьего меха и нашел ее грудь. Лишь когда его ладонь обхватила пышную округлость и он издал стон блаженства, Элинор опомнилась.

— Нет!

— Я так долго мечтал об этом, — прошептал Пэйн. — Ах, Элинор, я не ошибся в своих ожиданиях. Не притворяйся.

— Я не притворяюсь! — выкрикнула Элинор, колотя его кулаками по спине.

Пэйн засмеялся:

— Ты могла бы найти гораздо лучшее применение своим рукам.

Он схватил ее руку и прижал к выпуклости, натянувшей его рейтузы. Содрогнувшись от отвращения, Элинор ощутила мощный отклик его тела на ее вынужденную ласку.

— Я не хочу! Убирайся! Оставь меня в покое! — выкрикнула она, отдернув руку.

— Забудь о ложной скромности. Нет ничего постыдного в том, чтобы отдаться страсти, — заверил ее Пэйн, прижав спиной к холодной стене. Он расставил ноги, и Элинор ощутила прилив возбуждения. Предательство собственного тела ужаснуло ее.

— Я не испытываю к тебе страсти! — воскликнула она. — Независимо от того, замужем я за твоим отцом или нет. Неужели это так трудно понять?

Пэйн в изумлении отпрянул.

— Ты это серьезно?

— Я никогда не была более серьезной. Пэйн, ты слишком много выпил. Уходи. И забудем о том, что случилось.

— Забудем? Клянусь распятием, я был с тобой терпелив, как ни с одной женщиной. И ты предлагаешь мне обо всем забыть?

— Ладно, не забывай. Как пожелаешь. А теперь уходи. Его лицо приняло жесткое выражение, он часто и тяжело дышал.

— Проклятие, Элинор! Я был настолько глуп, что позволил себе увлечься тобой, хотя давно следовало раздвинуть тебе ноги и взять то, что мне причитается. Черт бы тебя побрал!

Он в ярости отшвырнул ее, и она стукнулась спиной о стену, порадовавшись про себя, что на ней меховой халат, смягчивший удар.

— В чем ты меня обвиняешь? Я никогда не поощряла тебя.

— Я этого и не говорил. Но я думал… Элинор, мой отец отвратителен, как запаршивевший пес, и тем не менее ты позволила ему…

— Позволила?! Пэйн, ты, видно, не в себе, если вообразил, что я могла помешать ему, тем более что слишком хорошо знаешь своего отца.

— Но со мной все будет… по-другому. — Его голос прервался от нахлынувших эмоций. — Я хочу любить тебя, Элинор.

— Я не люблю тебя, Пэйн. И никогда не полюблю.

— Сучка! Как ты смеешь так разговаривать со мной? — рявкнул он, уязвленный до глубины души, и схватил ее за плечи. — Так или иначе, но ты уступишь мне. Не хочешь по-хорошему — я добьюсь своего силой.

— Именно так и поступил твой отец.

Пэйн изменился в лице и отпрянул от нее.

Пошатываясь, он подошел к очагу и облокотился о каминную полку, уронив голову на руки. Затаив дыхание, Элинор наблюдала за ним. Когда он выпрямился, сердце ее упало. На лице Пэйна застыло хищное выражение, неизменно вселявшее в нее страх.

— Значит, ты не хочешь меня. И никогда не полюбишь. Верно, дорогая мачеха?

Элинор кивнула. Губы ее так дрожали, что она не могла вымолвить ни слова. Даже если ей удастся выскочить из комнаты, вряд ли кто-нибудь ей поможет. Слуги не посмеют защитить ее вопреки воле хозяина. И все же стоит попытаться. Не станет же он насиловать ее на виду у домочадцев?

В глазах Пэйна светилась неприкрытая похоть, губы были плотно сжаты. Галантный кавалер, пытавшийся очаровать ее, бесследно исчез. Элинор попятилась, придерживая у горла отвороты халата. Этот инстинктивный жест не остался незамеченным. С жестокой улыбкой Пэйн шагнул к ней и отвел ее руки, распахнув халат до пояса.

Элинор негодующе вскрикнула.

Он угрюмо разглядывал ее.

— Просто святотатство — позволить старому борову осквернить тебя, — прорычал он, срывая с нее халат. — Прости его. Господи. А заодно и меня за то, что я намерен сделать.

Элинор вскрикнула, ожидая насилия. Но, к ее изумлению, он ей не помешал, когда она бросилась к постели и спряталась за полог, чтобы хоть как-то прикрыть наготу.

— Спущусь вниз, чтобы убедиться, что нам не помешают. И возможно, выпью вина, дабы смыть кислый вкус твоего отказа, дорогая мачеха, — произнес он с издевательской ухмылкой, прежде чем распахнуть дверь. — Я не заставлю тебя ждать.

Дверь захлопнулась, и его шаги загрохотали вниз по лестнице. Элинор кинулась к стоявшему в углу дубовому сундучку, вытащила свою одежду и быстро набросила на себя, не удосужившись затянуть шнуровки. Затем закуталась в теплый плащ и приоткрыла дверь.

На лестнице гулял ледяной ветер. Дрожа от холода, Элинор выглянула наружу.

— Мадам!

Элинор вздрогнула. Несколькими ступеньками ниже стоял часовой, сверкая доспехами в свете факела, закрепленного у подножия лестницы.

Подавив стон отчаяния, Элинор отступила назад. Пэйн приставил к ней стража!

Вернувшись в комнату, она снова облачилась в теплый халат и, сев к очагу, предалась горьким размышлениям. Может, выбраться через окно? Она подняла взгляд на посеребренное лунным светом оконце, через которое мог протиснуться разве что ребенок.

Со двора донеслись крики — видимо, Пэйн давал нагоняй стражникам. Шум стоял такой, будто внизу развернулось настоящее сражение. Элинор зажала уши и прилегла на овечью шкуру у огня, завернувшись в халат. Время шло, Пэйн не появлялся, и у нее вспыхнула надежда, что он передумал или так напился, что не в состоянии подняться наверх. Постепенно она задремала.

Грохот распахнувшейся двери заставил ее вскочить на ноги.

На пороге стоял незнакомый мужчина. Залившись краской, Элинор поплотнее стянула на груди халат. Мысль, что простой воин застал ее в таком виде, была невыносима.

— Что вам нужно?

Мужчина прошел в комнату. Элинор возмущенно ахнула, но ее возмущение быстро сменилось страхом, когда он захлопнул дверь.

— Как вы смеете врываться в мою комнату?

— Вы жена лорда Гастингса? — поинтересовался он.

— Вам это отлично известно.

— Ошибаетесь.

— В любом случае вам здесь не место. Я не имею привычки приглашать в свою спальню посторонних.

— Жаль. — Мужчина усмехнулся: видимо, ее сердитая отповедь показалась ему забавной.

Элинор попятилась, встревоженная его самоуверенным видом.

— Где сэр Пэйн?

— Внизу. Отключился и, думаю, не скоро придет в себя, — небрежно сообщил он.

Страх Элинор усилился. Похоже, она оказалась во власти стражников.

— Не прикасайтесь ко мне, — предупредила она, оглядываясь по сторонам в поисках оружия, но не увидела ничего подходящего, кроме кувшина, оставленного служанкой.

— Ну нет, мадам, я завоевал вас в честном бою и не намерен отказываться от заслуженной награды.

Несколько озадаченная его странным заявлением, Элинор гневно сверкнула глазами.

— Не знаю, что вы там завоевали, но только не меня!

— А я-то думал, что сражение закончилось. Мужчина сгреб ее в охапку и привлек к себе. Хотя на нем были обычные доспехи, чувствовалось, что это не простой воин. Когда он склонил к ней гладко выбритое лицо, Элинор уловила исходивший от его одежды запах трав и цветов, а коричневый дублет, видневшийся из-под кольчуги, был бархатным.

— Кто вы? — выдохнула она.

— Один поцелуй — и я все скажу. Это не слишком большая плата.

Элинор плотно сжала губы.

— Не будьте такой упрямой. Вы слишком соблазнительны, чтобы изображать из себя недотрогу.

К ее ужасу и стыду, он запустил руку в вырез ее халата, одновременно завладев губами. Грудь Элинор вздымалась, глаза сверкали.

— Я требую, чтобы вы покинули мою комнату! — воскликнула она, вырываясь.

— Не выполнив условия сделки?

— Какой сделки?

— Я обещал назвать свое имя в обмен на поцелуй. А, учитывая, что вы великодушно позволили мне гораздо больше…

— Я вам ничего не позволяла! Вы сделали это насильно! Мужчина ухмыльнулся и слегка поклонился, признавая ее правоту.

— Ах, мадам, какой темперамент! Позвольте представиться: Жан д'Акр, наваррский рыцарь.

— Рыцарь? — недоверчиво переспросила Элинор. — А я думала… что вы…

— Простой воин? Будь я простым воином, вы бы не отделались одним поцелуем. Так что благодаря моему благородному происхождению вы спасены от участи более ужасной, чем смерть.

Элинор возмущенно фыркнула в ответ на его шутливую тираду. Рыцарь рассмеялся.

— Должен сообщить вам, что Монтджой теперь принадлежит мне по праву завоевания.

— Завоевания?

— Признаться, это было не сложно. Бездельники, которых нанял Гастингс, так напились, что забыли поднять мост. Впрочем, ваш высокородный муж должен мне гораздо больше, чем этот замок. И он заплатит за свои преступления.

— Я не имею никакого отношения к долгам лорда Гастингса!

— Именно поэтому я и обращаюсь с вами со всей учтивостью.

— По-вашему, это учтивость? Вы, кажется, не понимаете значения этого слова.

— Леди показывает коготки? Будьте осторожны, не играйте с огнем. Как можно обвинять меня в недостатке учтивости только потому, что я украл поцелуй и воздал должное вашим прелестям, которые вы так соблазнительно продемонстрировали, когда я вошел в комнату?

— Ничего я вам не демонстрировала! Вы застали меня врасплох.

Он небрежно пожал плечами, отметая ее возражения.

— Не испытывайте мое терпение, мадам. Я ведь могу забыть, что я рыцарь, а не простой воин, за которого вы меня приняли.

Угрожающие нотки в его голосе отрезвили Элинор.

— Что вы собираетесь делать со мной?

— Решайте сами. Ваш муж не был настолько великодушен. Его воины ограбили мой дом, изнасиловали наших женщин и сожгли поля. Было бы вполне справедливо отплатить ему той же монетой.

Элинор отвела взгляд от его сердитого лица, встревоженная напряжением, которое росло по мере того, как он перечислял причиненные ему убытки.

— Но, как я уже сказал, вы не отвечаете за гнусные деяния своего мужа, если вообще знали о них. Поэтому я не причиню вам вреда. Оденьтесь… Не беспокойтесь, я не стану смотреть, хотя мысль заманчивая. Когда я вернусь, будьте готовы.

С этими словами он повернулся и вышел из комнаты. Темные силуэты, которые она видела из окна, были людьми д'Акра! А крики, топот и лязг металла — звуками сражения, когда они напали на замок. Как могла столь неприступная крепость, как Монтджой, так легко пасть?

Дрожащими руками Элинор собрала валявшуюся на полу одежду. Если так дальше пойдет, ее красота превратится в проклятие. Мужчины видят в ней лишь одно — желанный приз, который можно либо выиграть, либо украсть, в зависимости от их наклонностей.

Снизу доносились незнакомая речь, мужской смех и хихиканье женщин. Судя по всему, завоеватели пришлись по вкусу местным служанкам.

— Мадам? — раздался голос д'Акра. — Вы готовы? — Да.

Войдя в комнату, он скользнул по ней оценивающим взглядом.

— Однако вы соблазнительная штучка — даже в одежде. Не сочтите за дерзость, мадам, но я знаком с вашим мужем. Как получилось, что такой омерзительный старик…

— Моя семья обеднела, а он очень богат.

— Понятно. — Д'Акр сочувственно кивнул. — Примите мои соболезнования. Вы их заслуживаете. А что за молодец храпит у очага? Его сын?

— Да, сын и наследник, Пэйн.

— Что ж, когда он проснется, его ждет большой сюрприз. Жаль, что вы не увидите его физиономии.

— Куда вы меня повезете? — воскликнула Элинор, когда д'Акр схватил ее за руку и потащил за собой.

— В Наварру. Будете компаньонкой моей молодой жены. Она жаждет навестить свою родню в Бургосе.

— В Бургосе? Где это?

— В Кастилии, мадам. Я буду держать вас там до тех пор, пока ваш богатый муж не заплатит мне выкуп. Надеюсь, его хватит, чтобы возместить причиненные им убытки.

В главном зале толпились наваррские воины, угощаясь вином и едой из припасов замка. У очага храпел Пэйн, не подозревая о том, какая судьба постигла Монтджой.

— Скажите служанке, чтобы собрала ваши вещи, — напомнил д'Акр.

— Вся моя одежда на мне, кроме халата. Гастингс похитил меня.

Темные брови рыцаря удивленно приподнялись. В свете яркого пламени, пылавшего в очаге, Элинор увидела, что он намного моложе, чем ей показалось вначале, хотя превратности военной жизни уже наложили свой отпечаток на его черты.

— Вас похитили? — недоверчиво воскликнул он.

— Я была в Бордо на службе у принцессы Уэльской. Лорд Гастингс похитил меня и заставил выполнить брачный контракт.

Наваррец разразился хохотом. Когда он поделился услышанным со своими соратниками, те тоже расхохотались.

— Вот это уже похоже на правду, — сказал он, перестав смеяться. — Я велю захватить ваш халат. Это было незабываемое зрелище: красный бархат, серый мех — и белый шелк. — Он ухмыльнулся.

Элинор залилась румянцем под его выразительным взглядом. Она не представляла, что ей готовит судьба, но не жалела, что покидает Монтджой.

— Хорошо, сэр Жан. Если мне нельзя вернуться в Бордо, я поеду с вашей женой в Кастилию.

— И поступите мудро. — Д'Акр подал ей руку, и они вместе покинули замок в это холодное зимнее утро.