"Прекрасная обманщица" - читать интересную книгу автора (Гэфни Патриция)15Кэтрин стремительно обернулась, раскрыв от изумления рот. Двое мужчин стояли в дюжине шагов друг от друга. Макнаб держал пистолет обеими руками, целясь прямо в сердце Бэрку, а тот изготовился к прыжку, меряя взглядом разделявшее их расстояние и слегка напружинив ноги. – Нет! Юэн, не надо! – Ее голос пронзительно зазвенел от ужаса. – Не стреляй! – Заткнись. Юэн взвел курок. – Гляди, Кэт, гляди, как он будет умирать! – Стой! Она подбежала ближе, стараясь отвлечь на себя его внимание. – Ты не можешь этого сделать! Нет, остановись! В один миг, подобный ослепительной вспышке молнии, Кэтрин поняла, что он это сделает. Ей ни за что его не переубедить, а Бэрк не успеет уклониться от пули. В порыве, столь же естественном, как дыхание, она бросилась вперед, пытаясь заслонить Бэрка от неминуемой гибели, и попала под прицел пистолета в ту самую секунду, когда раздался выстрел. Пуля ударила ее в грудь, закрутив волчком, ноги подогнулись, и она упала на колени, все еще не веря в случившееся и ошеломленно глядя на Макнаба. Сжимая в руке дымящийся пистолет, он смотрел на нее с перекошенным от потрясения лицом. Внезапно ее пронзила горячая и острая боль, словно кто-то повернул в ране раскаленный нож. Кэтрин осела и закрыла глаза. Она непроизвольно прижала руку к груди. По ней сразу заструился теплый, липкий ручеек. Рукав плаща намок и отяжелел. Девушка застонала, когда перед глазами замелькали черные мушки. Наверное, прошло какое-то время; она слышала рядом с собой отвратительный и жуткий шум борьбы и смутно различала фигуры дерущихся мужчин. – Осторожно, у него нож, – предупредила Кэтрин, но Бэрк вряд ли расслышал, потому что она могла лишь шептать. Ей хотелось оставаться на коленях, не упасть, в тот момент ей это казалось чрезвычайно важным, но земля упорно поднималась навстречу, хотя она изо всех сил упиралась ладонями, стараясь оттолкнуться и выпрямиться. И вот ее лицо уже в траве, сырой запах земли щекочет ноздри. «Вот и смерть пришла, – с грустью подумала Кэтрин, – я умираю». Но она тотчас же опомнилась. Нет, умирать нельзя. Главное, не упасть, не дать себе лечь и потерять сознание. Мучительно медленно, дюйм за дюймом, девушка поползла к вязу. Дерево было совсем близко, но кто-то словно нарочно растягивал дорогу, удлиняя ее на много миль. Но вот наконец путь пройден. Кэтрин прижалась щекой к толстому стволу. Теперь ей стало казаться, что она умрет, если закроет глаза, поэтому она принялась пристально изучать грубую кору, водя по ней кончиками пальцев. В ушах стоял шум, как будто от стремительно бегущего горного потока. Боль стала такой нестерпимой, что она уже боялась пошевелиться. Где же Бэрк? Как ему не совестно бросить ее одну, когда сама жизнь неумолимо вытекает из нее, впитываясь в землю? Ее сердце разрывалось от горя, слезы безутешной печали покатились по щеке. – О, Бэрк! Ты здесь, – прошептала она секунду спустя. Тяжело дыша, он опустился перед нею на колени и схватил ее за плечи. Теперь можно закрыть глаза, может быть, даже прилечь. Кэтрин слегка повернула голову, чтобы заглянуть ему в лицо. Оно показалось ей побледневшим и измученным, никогда раньше она не видела его в таком ужасном расстройстве. – Ты ранен? – спросила она, хотя, судя по всему, он остался цел и невредим. В ответ Бэрк непрерывным потоком начал испускать ругательства. Кэтрин уставилась на него в недоумении. Почему он так сердит? Сам он между тем, с тревогой вглядываясь в ее перепуганное, вытянувшееся от боли лицо, спросил: – Зачем, Кэт? – Что «зачем»? Вопрос показался ей лишенным смысла. Нет, она не станет даже задумываться над тем, что он означает, хотя Бэрку, похоже, страшно не терпится узнать ответ. Да ну его к черту! У нее самой был к нему свой, куда более важный вопрос. – Бэрк, я умираю? – Ей сразу стало лучше; даже боль вроде бы немного утихла. Ее глаза закрылись, с уст сорвался облегченный вздох. – Ложись, – приказал он. Ему хотелось сердиться, удержать в себе ярость, но та стремительно улетучивалась, уступая место леденящему душу страху. Поддерживая ее плечи и затылок, Бэрк осторожно опустил девушку на траву. Она замерла в неподвижности, пока он расстегивал ее плащ, но при первой же попытке ощупать рану сквозь разорванную ткань платья резко дернулась. Оба стали еще бледнее. Бэрк осмотрел безобразное маленькое отверстие, не желая прикасаться к нему, чтобы не причинять ей лишних страданий. Пуля вошла на дюйм ниже правой груди. Кровь сочилась непрерывно, но, к счастью, непульсирующими фонтанчиками. – Можешь сделать глубокий вдох? Давай потихоньку. Она с опаской, мелкими глотками начала втягивать в себя воздух, пока наконец не ощутила острый укол боли. – Было больно? – Совсем чуть-чуть. На верхней губе у нее мелкой россыпью выступила испарина. – Ради всего святого, перестань геройствовать! – Он едва не заорал на нее, чувствуя, как ярость возвращается. – Было тебе больно или нет? – Бэрк растерянно провел рукой по лбу. Ребро, конечно, сломано, а может, и два, однако легкое, судя по всему, не затронуто. Но, Боже милостивый, уж слишком сильно у нее идет кровь! Он вытащил из кармана носовой платок и вложил ей в руку. – Приложи к ране и прижми как можно крепче, – Бэрк изо всех сил старался говорить спокойно. – Ты с этим справишься, Кэт? Она кивнула и, болезненно поморщившись, прижала платок к груди. – Умница. Я сейчас вернусь, только плащ захвачу. Кэтрин закрыла глаза. Он вернулся действительно через миг и бережно закутал ее в теплую ткань плаща. Только сейчас она вдруг вспомнила о Макнабе. – Где он? – спросила Кэтрин, боясь услышать ответ. – Где Юэн? – Он мертв. Я убил его. Прости, Кэт, мне ужасно жаль, – прошептал он, с тревогой заметив, как горестно вытянулось ее лицо, а глаза наполнились слезами. – Ты и вправду его любила… Ему казалось, что чья-то сильная рука безжалостно стиснула его сердце. Кэтрин бессильно покачала головой. Как объяснить ему, что чувство вины, а не утраты вызвало у нее эти слезы? – Это все я виновата, – прошептала она обреченно, терзаясь угрызениями совести. – Слепая дура! – Молчи, не надо разговаривать. Нам надо убраться отсюда поскорее и найти место, где бы ты могла согреться. Бэрк опять ушел, но вскоре вернулся, ведя на поводу своего громадного серого жеребца. – Мне придется тебя поднять, милая. Обхвати меня за шею. Сможешь? Она обвила его шею левой рукой, но поднять правую так и не сумела, было слишком больно. Бэрк одной рукой подхватил ее под колени, другой обнял за плечи и медленно выпрямился, не спуская глаз с ее лица. Ее голова откинулась ему на плечо, она старалась дышать короткими ровными глотками. В ушах опять возник оглушительный шум. Кэтрин потеряла сознание. Она очнулась от боли, которая с каждым шагом жеребца отзывалась жестокой пыткой во всем теле. Та же боль вскоре опять заставила ее погрузиться в спасительное забытье. Когда Кэтрин вновь пришла в себя, Бэрк держал ее на руках и открывал плечом дверь заброшенного строения, когда-то бывшего хуторским домиком, а теперь превратившегося в развалюху. – Боже милосердный! – ахнул он, оглядываясь по сторонам. Пыль и грязь покрывали все вокруг, углы были густо затянуты паутиной. Покосившийся стол, колченогий стул и грязный тюфяк на полу составляли всю меблировку. Сквозь зияющие дыры в соломенной крыше пробивался солнечный свет, а окно представляло собой пролом в стене, занавешенный прибитой гвоздями тряпицей. Однако кирпичный очаг был цел, а на укрепленной над ним полке лежали сломанные кухонные принадлежности и стояла запыленная коробка со свечами. Бэрк понял, что придется довольствоваться тем, что есть. Он уложил девушку, все еще закутанную в широкий серый плащ, на тюфяк; потом сбросил камзол, скатал его и подложил ей под голову вместо подушки. – Я сейчас вернусь, милая. – Не уходи. Она отвернулась, проклиная себя за слабость и страх. – Кэт, я выйду только на минутку. Нож и фляжка с бренди у меня в седельной сумке, нам без них не обойтись. Бэрк наклонился и ласково провел рукой по ее щеке. – Я сейчас же вернусь, вот увидишь. Закрыв глаза и стараясь ни о чем не думать, девушка стала покорно ждать, пока опять не услышала над собой его бесплотный голос. Когда она открыла глаза, оказалось, что Бэрк стоит на коленях рядом с нею. – Пей, но только потихоньку, чтобы не закашляться. Вот так, хорошо. Теперь еще немного. Кэтрин поморщилась, когда огненная жидкость обожгла ей горло и вызвала слезы на глазах, но послушно сделала еще глоток. Она понимала не хуже самого Бэрка, что бренди ей понадобится. – А теперь дай мне взглянуть. Он отвел ее руки от пропитанного кровью плаща. Она тихонько вскрикнула от испуга. – Я не сделаю тебе больно, обещаю. Дай мне только посмотреть. Неизвестно, что сыграло свою роль – его бережность или некоторое ослабление боли, – но Кэтрин позволила ему расстегнуть платье, расшнуровать сорочку и с бесконечной осторожностью оттянуть от раны клочья прорванной ткани. Ее грудь была обнажена, и она на миг закрыла глаза, стыдясь неизвестно чего. Бэрк легонько провел кончиками пальцев по ставшим чрезвычайно чувствительными краям раны. Спиртное возымело свое действие: лицо Бэрка стало расплываться у нее перед глазами. – Рана серьезная, да? Скажи мне правду, Бэрк. Я умру? Не обращая на нее внимания, Бэрк продолжал тихонько исследовать рану пальцами. Кэтрин бессознательно прикрыла рукой левую грудь. – Пожалуйста, скажи мне. Наконец он откинулся назад и посмотрел на нее. – Нет, Кэт, ты не умрешь, – угрюмо ответил Бэрк, – если только мне удастся вовремя вытащить из тебя пулю этого ублюдка. А теперь лежи смирно. Не двигайся. Она послушно закрыла глаза и почти тотчас же впала в беспокойное полузабытье. Бэрк поднялся на ноги. Если уж всерьез приниматься за ремесло лекаря, значит, понадобится огонь и много света. Господи, как она бледна! Кровотечение заметно уменьшилось, но ему и прежде приходилось видеть великое множество ран, и он отлично знал, что Кэтрин, возможно, уже потеряла чересчур много крови и не сможет выжить. Он огляделся вокруг в поисках какого-нибудь инструмента, который можно было бы использовать наряду с ножом, чтобы извлечь пулю. Ему требовалось нечто вроде щипцов, два куска металла или проволоки, или… На стене рядом с очагом висел на гвозде совок для угля, вернее то, что от него осталось. Вся середка проржавела насквозь и выпала, но по бокам еще торчали в виде раздвоенного жала острые железные отростки. Если удастся выдернуть из ручки эту двузубую вилку, ее можно будет приспособить под щипцы. Разумеется, совок был покрыт толстым слоем грязи, как и все остальное в этой убогой халупе, но его можно отчистить и как следует прокипятить вместе с ножом. Бэрк повидал на своем веку столько хирургических операций, проводимых порой прямо под огнем на поле боя, что крепко усвоил главный урок: чем чище инструменты, которыми орудует врач, тем больше у пациента шансов выжить. Когда Кэтрин вновь очнулась, он стоял на коленях перед закоптелым очагом, раздувая огонь. Наконец дрова занялись ярким пламенем. Увидев, как рыжеватые отблески играют на его длинных, сильных и ловких пальцах, девушка невольно успокоилась. – Матерь Божия, помоги нам обоим, – взмолилась она, сама не замечая, что говорит вслух. Бэрк резко обернулся. – В чем дело, Кэт? – спросил он с усмешкой и, выпрямившись, подошел к ней. – Неужто ты и вправду думаешь, что нам понадобится вмешательство Богородицы? Я полагаю, до этого дело не дойдет. В конце концов, всему белому свету известно, что шотландская пуля не повредила бы и новорожденному младенцу. Где уж ей угнаться за крепкой великовозрастной девицей, прошедшей все огни и воды! – Ах ты чертов ублюдок, – машинально ответила она. – Если я умру, то только по твоей вине, косолапый английский медведь… Тут Бэрк присел на край тюфяка, и все мысли сразу покинули Кэтрин, потому что ее тело сдвинулось и грудь пронзила острая, как стрела, боль. Пришлось стиснуть зубы. Дыхание у нее пресеклось, боль кругами расходилась по всему телу, лицо покрылось испариной, а взгляд затуманился. Она попыталась заговорить, но отяжелевшие губы отказывались ей повиноваться. Ее пальцы нащупали и судорожно сжали его руку. – О, Господи, Кэт! – выдохнул Бэрк. Его тоже прошиб пот. Он потянулся за фляжкой и заставил ее выпить еще немного. На сей раз глотать стало легче. Постепенно живительное тепло растеклось по жилам. Кэтрин ощутила легкое головокружение и перестала испуганно цепляться за руку Бэрка. – Да, пусть Пречистая Дева, Святой Дух и все ангелы небесные улыбнутся нам сейчас, – она испустила богохульный смешок, – потому что никогда еще бедной девушке не случалось вверять свое бренное тело, да что там тело, всю свою Бэрк не смог удержаться от улыбки, заслышав эти слова, хотя в них заключалась чистая правда. Он высвободил из ее пальцев свой окровавленный носовой платок и принялся разрывать его на полосы. Улыбка Кэтрин угасла, и она подозрительно принялась следить за его действиями сквозь туман, вызванный болью и парами бренди. Когда он потянулся к ее правому запястью, она отдернула руки, втянув сквозь зубы воздух со звуком, похожим на шипение. Ему показалось, что, если бы он не остановился вовремя, она пустила бы в ход ногти. – Не смей! – в ужасе прошептала Кэтрин. – Убери от меня свои лапы, уж лучше мне умереть! Нет! Прочь от меня, скотина! – Кэт, ради всего святого, помолчи… Бэрк схватил ее за руки железной хваткой и прижал их к бокам. Превозмогая боль, Кэтрин продолжала сопротивляться, несмотря на все его попытки ее остановить. Из раны сильнее потекла кровь. – Замри, женщина, ты что, убить себя хочешь? – закричал он в отчаянии. Она продолжала метаться, хотя он перебросил через нее ногу. Пришлось сесть на нее верхом, прижать ее кисти к земле коленями, а плечи – руками. – Погоди, Кэт, выслушай меня! Милая, успокойся, ты не должна двигаться! На мгновение она затихла, охваченная слабостью, но выражение панического ужаса не покидало ее лица. – Не надо, Бэрк, прошу тебя, не делай этого. Не надо меня привязывать, я тебя умоляю. Такая отчаянная мольба читалась в ее взгляде, что он не выдержал и отвернулся. Ее голос перешел в захлебывающийся страстный шепот; она изо всех сил старалась не потерять самообладания. Сострадая всей душой, Бэрк мысленно дал себе зарок никогда не напоминать ей об этой страшной минуте, что бы ни случилось с ними в будущем. – Послушай меня внимательно, Кэт. Если бы я только мог, я освободил бы тебя от этих страданий и принял бы их на себя. Но это не в моих силах. Мне придется причинить тебе боль, чтобы вынуть пулю, а ты не сможешь лежать не шевелясь. – Смогу! – Нет, не сможешь. А если ты дернешься, пока нож будет в ране, станет только хуже. – Все будет хорошо, вот увидишь. Попробуй, Бэрк, я сильная, ты меня еще не знаешь. Попробуй так, и если я дернусь, тогда ладно, можешь меня связать. Клянусь, я даже слова не скажу… Тут ее дыхание опять пресеклось, слова превратились в бессвязный лепет. Бэрк долго молчал, наклонив голову и обдумывая стоящий перед ним выбор. Наконец он поднял взгляд и кивнул. – Ладно, милая, – сказал он тихо, – мы попробуем. Ее лицо изменилось прямо у него на глазах: оно стало спокойнее и уже не казалось таким смертельно бледным. – Но ты не забудешь своего обещания? – Честное слово, не забуду! Бэрк отпустил ее плечи и осторожно поднялся на ноги, Кэтрин закрыла глаза. На сердце у нее было легко, словно она чудом вырвалась из смертельной ловушки: то, что eй предстояло, не шло ни в какое сравнение с опасностью, которой она только что избежала. Вот он опять затеял какую-то непонятную возню у очага, потом раздался пронзительный скрежет металла о металл. Внезапно ее охватил новый тошнотворный приступ страха. А вдруг у нее и вправду не хватит сил выдержать то, что ей грозит? Следом за этой страшной мыслью пришло воспоминание о Рори и Майкле. С того самого рокового дня она жила, терзаясь болью и сомнениями: почему, по какой таинственной и необъяснимой причине им суждено было погибнуть, а ей – выжить? Этому не было разумного объяснения. Она все вытерпит ради них, решила Кэтрин. Ради них и ради своего доброго, мягкосердечного отца, принявшего мученическую смерть во имя высшей цели, которая привела ее сюда, в эту хибару. «Ради тебя, папа», – горячо прошептала она и открыла глаза. Над нею стоял Бэрк. Его лицо показалось ей таким встревоженным, что Кэтрин послала ему дрожащую улыбку ободрения. Он удивленно покачал головой и опустился рядом с нею на тюфяк, положив свой нож и еще какой-то уродливый металлический инструмент на кусок ткани возле ее плеча. – А ну-ка, давай снимем с тебя все это, – предложил Бэрк, бережно стягивая с ее плеч плащ и платье вместе с сорочкой, помогая ей вытащить руки из рукавов. Голая по пояс, она бессильно откинулась на тюфяк, а он вновь укрыл ее своим плащом. – Тебе не холодно? Кэтрин отрицательно покачала головой: он развел в очаге такой сильный огонь, что в маленькой комнатке стало даже чересчур тепло, почти жарко. Бэрк приподнял ей голову и заставил отхлебнуть еще один глоток бренди. Дальше тянуть было невозможно, пора было приступать к операции. Протянув руку, он ласково провел большим пальцем по ее скуле. – Ты готова? Она нащупала его руку и тихонько пожала ее. – Да, я готова. И опять мимолетная улыбка на миг осветила ее лицо. Длинные ресницы опустились прежде, чем он успел заметить страх, промелькнувший в ее глазах. Она почувствовала, как он откидывает плащ с ее груди, и, услыхав металлическое позвякивание, стиснула зубы. Первый пронизывающий укол потряс ее настолько, что она невольно вздрогнула и тотчас же бросила на него панический взгляд, опасаясь, что уж теперь-то он точно ее привяжет, но Бэрк лишь крепче сжал губы и рукавом вытер пот со лба. Он присел на одно колено, чтобы стало удобнее подобраться к ране, а Кэтрин обеими руками вцепилась в плащ. Теперь она знала, чего ждать: второй укол показался ей почти терпимым, и все же она всем телом вжалась в тюфяк, словно это могло смягчить пытку, и затаила дыхание. – Дыши, – скомандовал Бэрк. Ей стало страшно. Казалось, стоит ей вдохнуть, как тут же ее начнут душить рыдания. Судя по всему, Бэрк твердо вознамерился ее убить: ощущение было такое, словно в грудь вонзалось, медленно поворачиваясь вокруг своей оси, раскаленное добела шило. Слезы просочились сквозь накрепко зажмуренные веки, и Кэтрин пришла в отчаяние: она ведь твердо решила, что не позволит себе заплакать! – Дыши! – повторил он. Теперь ее испугала тревога, прозвучавшая в его голосе, и она торопливо втянула в себя воздух. Боль стала непрерывной и нестерпимой, Кэтрин с ужасом поняла, что больше не выдержит. Жалобный стон сорвался с ее уст, а в следующее мгновение, ощутив нечеловеческую острую боль, пронзившую ее насквозь, она громко вскрикнула, несмотря на всю свою решимость. Перед ее мысленным взором промелькнула жуткая картина: ей показалось, будто Бэрк вырывает сердце прямо у нее из груди, но вслед за тем ее поглотила теплая милосердная тьма. Она долго всплывала сквозь густой черный туман к жерлу какого-то бесконечно глубокого колодца. Вот наверху показался полукруглый темный край, а за ним – чистое небо. И наконец ее голова, а потом и плечи прорвались через непроглядную тьму к свету. Она заморгала, ослепленная его яркостью, совершенно не понимая, где находится. Рядом, правда, отвернувшись от нее, возвышалась чья-то темная фигура. Кэтрин стала напряженно вглядываться, пока не узнала Бэрка. Опершись локтями на колени, а лбом на составленные домиком руки он, казалось, дремал. Она замерла, боясь его потревожить, и стала вспоминать. При каждом вдохе в груди возникало легкое покалывание, но больше никакой боли не было. Просто она очнулась после самого глубокого сна в своей жизни. Тихонько свесив руку к груди, Кэтрин принялась осторожно ощупывать то место, где была рана, но ничего не нашла, кроме повязки. Однако повязка была сухая, а это означало, что кровотечение прекратилось. На ней была надета расстегнутая на груди белая ночная рубашка Флоры. В тусклом свете свечи комната выглядела почти опрятно. В окне, расположенном как раз напротив тюфяка, было черно, но она понятия не имела, который теперь час или даже какой нынче день. Даже такое простое действие, как поднять руку, было ей не по силам, пришлось опять замереть в неподвижности. И все-таки даже этого небольшого движения оказалось довольно, чтобы разбудить Бэрка: в ту же самую минуту он обернулся и посмотрел на нее. Его лицо показалось ей осунувшимся и бледным, видимо, он предельно устал. Такая глубокая борозда пролегла у него между бровей, что Кэтрин захотелось провести по ней пальцем и стереть, но она была слишком слаба, чтобы дотянуться до его лица. Он заглянул ей в глаза с жадной надеждой, поразившей и даже немного испугавшей ее, и задал тот самый вопрос, который она как раз собиралась задать ему: – Как ты? – Очень хорошо, – отозвалась Кэтрин после секундного замешательства. – С учетом всего. Бэрк улыбнулся, и все его лицо преобразилось. Никогда раньше ей не приходилось видеть его таким открытым и доверчивым. Она не могла на него наглядеться. – Бэрк, я дергалась? Я не помню. Он взял ее руку и поднес к губам. – Нет, детка, ты не дергалась. Ты держалась твердо, как скала. Кэтрин торопливо вознесла к небесам благодарственную молитву, но тотчас же неодобрительно нахмурилась. – Но я потеряла сознание, не так ли? Он кивнул, легонько проводя губами взад-вперед по костяшкам ее пальцев. – И слава Богу, что потеряла. Я вынул пулю и зашил тебя иголкой с ниткой. Очень аккуратно, хотя, конечно, не мне судить. – Ты меня… – Именно так. Шрамик остался совсем крошечный, когда затянется, сойдет за «мушку» для кокетства. Хотя вообще-то тебе вовсе не нужно налеплять на себя «мушки», ты и так хороша. Кэтрин прикрыла глаза, на нее навалилась такая усталость, что трудно стало следить за его словами. – А комната? – спросила она сонно, через силу разлепляя веки. – Ты нанял горничную, пока я спала? Бэрк опять улыбнулся. Как зачарованная, она следила за его губами. Он в последний раз поцеловал пальцы и осторожно опустил ее руку на тюфяк. Тут Кэтрин вспомнила, о чем хотела сказать ему раньше. – Бэрк, ты был прав: я вела себя ужасно глупо. Но мне и в голову не приходило, что он собирается тебя убить, клянусь тебе. Ты мне веришь? Его брови удивленно поднялись. – Да, разумеется. Она робко улыбнулась. Разумеется, он ей верит! Иначе она бы тут не лежала с раной в груди, заштопанной его руками! – Тебе надо поспать, Кэт. Она беспрекословно последовала его совету. – Эй, что ты такое творишь? – Беру твоего слона своим конем, вот что. – Это не конь, это ладья. – Бэрк, если ты опять собираешься жульничать… – Жульничать? Это ты жульничаешь! Я тебе три раза говорил: кони – это камешки, а ладьи – это прутики. – Ты сам их путаешь, когда тебе это выгодно. – А вот уж это – самая возмутительная ребяческая ложь, совершенно недостойная тебя. – А почему бы тебе в таком случае не записать, что есть что? – Писать нечем и не на чем. Просто запомни, Кэт: кони – это камешки, слоны – кусочки коры… – Я-то все помню. Это ты запомни! Бэрк вздохнул и, откинувшись на локоть, провел рукой по лбу. Они оба лежали на тюфяке, разделенные импровизированной шахматной доской со странным набором листиков, камешков и прутиков, которую он соорудил. Кэтрин довольно улыбнулась, радуясь тому, что сумела ему досадить, и Бэрку ничего другого не осталось, как улыбнуться ей в ответ. – Как ты себя чувствуешь? – спросил он в двадцатый раз за день. – Гораздо лучше. Это был ее обычный ответ. Но иногда ее мучили боли, и тогда он ложился с нею рядом, обнимал ее, рассказывал разные истории, заговаривал зубы, пока боль не стихала или пока она не засыпала. Кэтрин поняла, что как бы ни сложились их отношения в будущем, она всегда будет ему благодарна за это. – Давай, делай ход, соня! – Я сделала ход. – Надо играть по правилам. Кэтрин досадливо прищелкнула языком, но потом пожала плечами и двинула другую фигуру со словами: – Некоторые мужчины просто не могут снести поражения от женщины. Она выиграла эту партию, но заснула посреди следующей, пока он обдумывал один из своих ходов. Бэрк тихонько вытянулся рядом с нею, глядя на нее и думая о своем. В конце концов он тоже заснул. Ему приснилось, что они целуются, лежа на земле. Неожиданно над ухом щелкнул курок. Кто-то выстрелил, он почувствовал, как пуля прожгла его насквозь и пронзила тело Кэт. Но боли не было, вместо того, чтобы умереть, они слились воедино, сердце к сердцу. – Я умираю с голоду. Бэрк открыл глаза и встретился взглядом с ее глазами, с этими бирюзовыми глазами, сонно моргавшими ему навстречу. – Покорми меня. Его охватило почти неодолимое желание ее поцеловать. Вместо этого он проворчал: – Что-то ты уж больно раскомандовалась, Кэт. Неужели это болезнь так сказывается? Она лишь улыбнулась в ответ ленивой полусонной улыбкой. Он поднялся на ноги и потянулся, кряхтя и растирая лицо ладонями. – Хочешь крольчатины с луком на ужин, любовь моя? Или луку с крольчатиной? – М-м-м… решай сам. Оба блюда кажутся мне одинаково… одинаковыми. Бэрк принялся подогревать безвкусное тушеное мясо, которым они питались на протяжении вот уже двух дней. Кэтрин откинулась на скатанную валиком одежду, служившую им подушкой. Ей было легко и приятно наблюдать за ним молча. Вдруг она осознала, что за последние три дня они ни разу не поссорились. Эта мысль привела ее в трепет. Конечно, это не могло продолжаться долго, особенно теперь, когда им обоим стало ясно, что она не умрет. Наоборот, она с каждым днем чувствовала себя лучше, хотя правая рука по-прежнему не действовала. Но в настоящий момент между ними установилась полная гармония, и Кэтрин намеревалась наслаждаться миром, пока он длится. Что произойдет, когда она настолько поправится, чтобы продолжить путешествие? Ни он, ни она не упоминали об этом по обоюдному молчаливому уговору. Когда жаркое было готово, Бэрк помог Кэтрин сесть и начал кормить ее руками: в заброшенном доме не нашлось ни вилок, ни ложек. Процедура проводилась уже не впервые, но чувственное ощущение, неизбежно связанное с подобным способом кормления, волновало его настолько сильно, что всякий раз Бэрк начинал сходить с ума. По выражению лица Кэт он никак не мог понять, разделяет ли она его чувства. Иногда она высовывала кончик языка, чтобы слизнуть каплю бульона с его пальцев, и он цепенел от нестерпимого желания. В этот вечер плутовка зашла настолько далеко, что даже стала посасывать его большой палец, и ему пришлось напрячь всю свою волю, чтобы сохранить внешнюю невозмутимость. – Ты нарочно это делаешь? Она дожевала и проглотила последний кусочек крольчатины. – Что именно? Бэрк целую минуту изучал выражение изумленной невинности у нее на лице. – Ничего. Отставив в сторону котелок с едой, он поднялся, чтобы помешать поленья в очаге, а потом опять занял привычное место рядом с нею на тюфяке, повернувшись к ней лицом и опираясь одним плечом на стену позади себя. – В чем дело? – спросила Кэтрин, озадаченная затянувшимся молчанием и его нерешительным видом. – Кэт… О, черт, надо спросить прямо, вот и все. – Зачем ты это сделала? – Да что я такого сделала? Бэрк скривился в нетерпеливой гримасе, и Кэтрин отвернулась. Он взял ее руку и крепко сжал. – Скажи мне зачем. Было бы нелепо делать вид, будто она не понимает, о чем идет речь, но правда заключалась в том, что Кэтрин и сама не знала ответа. Она об этом просто еще не задумывалась ни тогда, ни после, и ей не хотелось делать это сейчас. – Потому что не хотела, чтобы он тебя убил. Она покраснела, прекрасно понимая, насколько неубедительно звучит ее ответ. Бэрк взял ее за подбородок и заставил взглянуть себе в глаза. – Ну вот, я сказала зачем. Взгляд его голубых глаз приковал ее к себе. Как завороженная, она следила за отсветами огня на его коже, за движением чувственных губ, пока он говорил. – Этого недостаточно. Он придвинулся ближе, его голос перешел в шепот. Кэт казалась ему такой прекрасной в неверном, колеблющемся свете очага и единственной свечи! Конечно, он хотел получить правдивый ответ на свой вопрос, но сейчас ему казалось, что нет на свете ничего важнее, чем обнять ее. – Ты вскинула руки над головой, – прошептал Бэрк, – чтобы сделать из себя мишень покрупнее. Это был не просто порыв, ты сделала это нарочно. Зачем? Он поглаживал ее горло, она ощущала на губах его дыхание. Глаза Кэтрин закрылись сами собой. – Чего ты от меня ждешь? Что я должна сказать? – еле выговорила она, упираясь левой рукой ему в грудь то ли для того, чтобы оттолкнуть его, то ли удержать. Бэрк и сам не знал, какой ответ хочет услышать. Он тоже не смог бы объяснить ей многого на словах, но в эту минуту, когда его руки скользили по ее нежной коже, ему пришло в голову, что есть способ обойтись и без слов. – Почему от тебя всегда так хорошо пахнет? – рассеянно спросил он, зарывшись носом в волосы у нее за ухом. На этот вопрос у Кэтрин тоже не было ответа. Зато у нее промелькнула смутная мысль, что, если держать глаза закрытыми, можно сделать вид, будто ничего не происходит, хотя на самом деле притворяться было трудно. – Бэрк, что ты делаешь? Ее пальцы крепче вцепились ему в рубашку, когда он приник к ее губам. Ей хотелось, чтобы поцелуй продолжался бесконечно, и все же она вздрогнула, когда Бэрк заставил ее раскрыть губы. Его теплый язык скользнул ей в рот, и она что-то невнятно промычала в знак протеста, но этот звук перешел в сладострастный стон, когда он начал тихонько ласкать ее с удивительной нежностью, какой никогда не выказывал прежде. – Бэрк, не надо… – сумела выдохнуть Кэтрин, когда он оставил ее губы и начал целовать глаза и щеки, однако ее собственные пальцы, вплетаясь ему в волосы, говорили совсем о другом. – Но я хочу этого. – Бэрк ловко расстегивал ночную рубашку, а она ничего не предпринимала, чтобы ему помешать. – И ты тоже хочешь. Глядя ей прямо в глаза, он просунул руку в разрез рубашки и обхватил ладонью левую грудь, поглаживая ее легкими, как будто ленивыми движениями, пока Кэтрин, не выдержав, не спрятала от него лицо. – Тебе нравится? Ее ответ опять вышел невнятным. Бэрк стал целовать маленький розовый сосок, прислушиваясь к торопливым беспомощным стонам, которых она не в силах была заглушить. – Зачем ты это делаешь? У нее непроизвольно сжимались пальцы, дыхание стало частым и неровным. Вместо ответа он откинул плащ, служивший одеялом, к изножию постели. – О, Господи, нет, мы не должны… Но его рука была уже у нее под рубашкой; не прекращая поцелуя, он заставил ее развести ноги. – Я… я не могу, мне это повредит, – выдохнула она прямо ему в рот, втайне понимая, что ее слова не могут быть правдой. – Ты говорил, что мне нельзя двигаться, ты сказал… – Молчи. Лежи тихо, я сам все сделаю. Теперь он не смог бы остановиться, даже если бы она стала его умолять. Ему давно уже хотелось доставить ей такое удовольствие, близость ее тела, столь соблазнительного и уже так хорошо ему знакомого, сводила его с ума, к тому же в последние дни между ними установилось поразительно нежное взаимопонимание. – Позволь мне, Кэт. Да. Не спорь. Он отыскал самое чувствительное место и услышал, как у нее перехватило дух. Она все еще пыталась овладеть собой, сохранить самообладание, но его терпение было неистощимо. – Не сопротивляйся, – прошептал Бэрк, осыпая поцелуями ее шею, – просто расслабься. Тебе будет очень приятно. Кэтрин сделала последнюю отчаянную попытку сдержаться, но у нее ничего не вышло. Ее отклик оказался бурным и страстным, а Бэрк все затягивал до бесконечности сладкую муку, пока ее голова не откинулась назад, а рот не раскрылся в безмолвном крике. Увидев, как вытянулась и напряглась ее стройная шея, а затем и все тело, он наклонился и обнял ее, осыпая поцелуями, повторяя вновь и вновь ее имя, пока содрогания не стихли. На щеках у нее блестели слезы. – Я сделал тебе больно? – обеспокоенно спросил он шепотом. Она не ответила. – Почему ты плачешь, Кэт? Неужели стесняешься? Кэтрин отвернулась. Ему хотелось успокоить ее, утешить, он чувствовал себя таким счастливым, словно сам испытал наслаждение. Ее нежная кожа увлажнилась от испарины. Бэрк лизнул языком маленькое, розовеющее, как морская раковина, ушко и тихонько подул на него. Потом он опять попытался поцеловать ее в губы, но Кэтрин не позволила. Ей хотелось оттолкнуть его, но овладевшая всем телом приятная расслабленность не оставила сил на сопротивление. Когда она наконец заговорила, ее голос зазвучал тонким, дребезжащим фальцетом, заставившим его улыбнуться: – Тебе не следовало это делать. Я этого не хотела. Это была явная неправда, но Бэрк любезно промолчал, поглаживая ее волосы и вдыхая их чистый запах. – Ты воспользовался моей слабостью, – стояла на своем Кэтрин. – Нарочно выбрал время, когда я совершенно беспомощна и уязвима. Ты поступил как последняя скотина. Бэрк виновато кивнул. – Это было омерзительно, – она все больше начинала горячиться. – Разве порядочный человек может себе такое позволить по отношению к беззащитной больной? И ты еще считаешь себя джентльменом! – Ну это уж слишком! Извини, но ты… Бэрк сел на тюфяке и заглянул ей в лицо. Ее глаза, все еще не просохшие от слез, горели праведным негодованием, щеки пошли пятнами. – Я не могла сопротивляться, боялась, что рана откроется! А ты это знал и самым гнусным, самым подлым образом воспользовался моим беспомощным положением! Будь ты проклят, Джеймс Бэрк… – Эй, эй, полегче! Послушай, Кэт, ты была совсем не против и не говори мне, что тебе это пришлось не по вкусу. – Ах ты поганый сукин сын… Перестань на меня таращиться, черт бы тебя побрал! Убирайся! Пошел вон! – Вон? Посреди ночи? – А мне плевать! Она отталкивала его, насколько хватало ее слабых сил, и Бэрк испугался, что рана действительно откроется. Наградив ее торопливым поцелуем, который она немедленно стерла с губ тыльной стороной ладони, он сказал: – Ну ладно, ладно, я ухожу. Ему пришло в голову, что стоит, пожалуй, наколоть дров: это могло бы отвлечь его от телесных вожделений, вдруг властно заявивших о себе. Кэтрин демонстративно повернулась к нему спиной, и он встал. – Тебе нечего стыдиться, любовь моя, – мягко сказал Бэрк, обращаясь к ее затылку. Спина девушки, казалось, еще больше окаменела. – И не надейся, что я стану извиняться, потому что я ни о чем не жалею, – тут он многозначительно понизил голос, – да и ты, полагаю, тоже. В ответ она издала какой-то нечленораздельный, но явно негодующий возглас. Бэрк отошел к двери и, уже взявшись за ручку, добавил: – И еще, Кэт, я должен сказать, что ты была бесподобна. – Вон! Он засмеялся. – Иду, иду. Когда за ним закрылась дверь, Кэтрин откинулась на подушку и закрыла лицо руками. Слезы пришли сразу же и ручьем хлынули по щекам, щекоча и обжигая. Наконец, устав плакать, она вытерла глаза и начала ругаться вслух, награждая Джеймса Бэрка самыми страшными бранными словами, какие ей были известны, пока не истощила вес! свой богатый запас. После этого ей ничего другого не осталось, как задуматься. Какой подлый трус, какой мерзавец! Он ее Кэтрин опять закрыла лицо руками и бессильно расплакалась. Она только хотела, чтобы эта медленная, обжигающая, божественная пытка длилась вечно. О, Господи! Как она могла допустить, чтобы он трогал ее У нее появилось смутное ощущение, что она несколько переусердствовала в своем возмущении. Сделанного не воротишь, что было, то было, вот и все, теперь это в прошлом. Надо успокоиться. Она вовсе не рабыня собственных страстей, она разумная женщина. То, что произошло, было всего лишь случайностью, недоразумением. Он застал ее врасплох в тот момент, когда она была не в силах противостоять атаке, только и всего. Но каждый нерв в ее теле все еще сладко ныл при воспоминании о пережитых ощущениях. Все было так чудесно, пока длилось, все казалось таким Любовниками? Ха! Какая же она дура! Ее пальцы судорожно комкали плащ. Она разорвала бы его в клочья, если бы хватило сил. Любовники! Надо же такое вообразить! Да он просто пытался ее умаслить, втереться к ней в доверие, чтобы легче было ее Кэтрин решительно вытерла глаза и застегнула сорочку. Ей стало немного легче. Со сдавленным стоном она села в постели, оперлась руками о тюфяк позади себя и свесила ноги, перетащив их через низкий край. Оказалось, что этого делать не следовало. Тошнотворная волна головокружения накрыла ее, и Кэтрин упала на спину, даже не успев понять, в чем дело. Ошеломленно глядя в потолок, она попыталась восстановить дыхание и понять, не открылось ли новое кровотечение. В груди глухо пульсировала боль, тупая и в общем-то вполне терпимая. Через минуту девушка схватилась за края тюфяка обеими руками и, задыхаясь от усилия, опять заставила себя принять сидячее положение. Она сидела тихо-тихо, пока дыхание не успокоилось, потом подтянулась поближе к краю. Увы, кроватный столбик, за который можно было бы уцепиться, чтобы встать, отсутствовал, пришлось подниматься своими силами. Голый пол холодил босые ступни. В глубине души Кэтрин понимала, что еще не готова к подобным подвигам, однако желание вновь стать сильной и избавиться от постыдной ранимости, чтобы больше не становиться легкой добычей для Бэрка, пересилило доводы разума, толкнув ее на необдуманные и поспешные действия. Не долго думая, она поднялась на ноги. Комната моментально закружилась вокруг нее каруселью, тело покрылось холодной испариной. Она стояла, пошатываясь и изо всех сил стиснув зубы. Кэтрин отчетливо осознавала, что если упадет, то последствия будут плачевными. Но понемногу все успокоилось, комната уже не кружилась, а только плыла у нее перед глазами, и Кэтрин сделала робкий шаг вперед, потом еще один. Ноги плохо слушались ее, зато решимость была велика: до дальней стены тесной комнатушки она добралась меньше чем за две минуты. Цепляясь за стену, Кэтрин стала судорожно глотать воздух полным ртом, ее начала пробирать дрожь, вскоре перешедшая в сотрясающий озноб. Слезы бессилия хлынули из глаз, когда она поняла, что без посторонней помощи ей не преодолеть обратный путь до постели. А если послушаться подгибающихся, ставших как будто ватными коленей и соскользнуть по стене на пол, она ни за что не сможет снова подняться своими силами. Мысль о том, что придется ползти, почему-то привела ее в ужас. А что, если Бэрк вернется как раз в эту минуту и застанет ее? Едва лишь подумав о такой возможности, она издала безнадежный стон и стукнулась головой о стену. Бэрк вошел в комнату именно в этот момент. Он увидел ее сразу же: она стояла чуть слева от него. У него перехватило дух, и он с грохотом выронил охапку дров, которую нес в руках. – Какого черта? Что ты, гром тебя разрази, делаешь? – воскликнул Бэрк. Гнев и тревога боролись за верховенство на его гордом лице. – Не смей со мной так разговаривать! – закричала она в ответ, торопливо смахивая со щек предательские слезы. – И не вздумай ко мне прикасаться! Ни-ко-гда, слышишь ты, подлый, трусливый ублюдок! Хочешь знать, что я делаю? Я Она сделала решительный шаг в сторону от него, и пол стремительно вздыбился ей навстречу. Бэрк подхватил ее как раз вовремя: еще секунда, и она ударилась бы об пол. На какой-то миг Кэтрин потеряла сознание; придя в себя, она обнаружила себя на полу в объятиях Бэрка, он растирал ей виски и пристально заглядывал в лицо. – Я не упала в обморок, – проговорила она дрожащим голосом, – нет, нет, я не упала в обморок. – Нет, конечно, нет. – Не надо мне поддакивать! – Я скорее поднекиваю, – улыбнулся Бэрк. Ее гнев стал стремительно улетучиваться. Кэтрин попыталась вернуть его назад, но он уплывал, как последнее облако после бури. «И все же я с тобой расквитаюсь, Джеймс Бэрк!» – пообещала она себе, но теперь это прозвучало просто как громкая фраза, лишенная мстительности. Чего ей действительно хотелось, так это закрыть глаза и прижаться головой к его груди. Стук его сердца был сильным и ровным, ей приятно было слушать это мощное биение. Она ощутила прикосновение его губ у себя на лбу, и ей показалось, что им там самое место. Мечтательная полуулыбка растянула уголки ее собственного рта, и она погрузилась в чудесный сон. Еще не рассвело, когда Кэтрин услышала, что Бэрк встал, оделся и вышел во двор. Последнее время он очень мало спит, отметила она про себя, передвигая ноги на согретую его телом половину тюфяка. Сама она в отличие от него спала чуть ли по двадцать часов подряд. К ней понемногу стали возвращаться силы. После того как позавчера он застал ее за попыткой пройтись, Бэрк взял с нее слово больше не вставать с постели в его отсутствие и без его помощи. Вчера она дважды вставала и ходила по комнате, опираясь на его руку. В первый раз прогулка удалась на славу, Кэтрин продержалась на ногах целых десять минут, но во второй раз слишком быстро устала. Ей пришлось тяжело повиснуть на нем, пока он тащил ее в постель. Она надеялась, что сегодня все получится еще лучше, ей все не терпелось поскорее выздороветь. Силы нужны были ей сейчас, немедленно. Уставившись на светлеющее за окном небо, Кэтрин беспокойно заворочалась в постели. Хотелось есть, но крольчатина с луком уже успела опротиветь ей до смерти. Ей стало зябко, и она поплотнее запахнула вокруг плеч плащ Бэрка: по комнате гуляли сквозняки и почти всегда было холодно, как бы он ни старался развести огонь побольше. Им еще повезло, что погода стояла сухая, но Кэтрин прекрасно понимала, что удача не может длиться вечно. Страшно было даже подумать о том, каково будет лежать на этом тюфяке, глядя, как дождь хлещет прямо сквозь дыру над головой. Она знала, что Бэрку тоже хочется поскорее распроститься с этим местом, возможно, даже больше, чем ей самой, однако ее томительно затянувшееся выздоровление удерживало их в полуразрушенной лачуге. Она обещала не вставать с постели в его отсутствие, но ведь слово было дано позавчера, когда она чувствовала себя гораздо более слабой, нетвердо стоящей на ногах и склонной к головокружению. Нет, конечно, это обещание не относится ко дню сегодняшнему, сказала себе Кэтрин, откидывая импровизированное одеяло и осторожно поднимаясь на ноги. Ну вот. Все отлично, голова почти не кружится. Сейчас она пойдет и помешает дрова в очаге. По крайней мере от нее будет хоть какой-то толк. Наклонившись за палкой, которую Бэрк использовал вместо кочерги, она тотчас же поняла, что это было ошибочное решение. Пришлось прислониться лбом к голой каменной стенке над камином, делая глубокие вдохи, чтобы переждать приступ дурноты. В очаге с треском переломилось полено, вылетела искра. Кэтрин вздрогнула и посмотрела вниз. Ее ночная сорочка занялась огнем. Испуганно вскрикнув, она принялась хлопать себя ладонями по подолу. Полетели еще искры, и в мгновение ока рубаха, которую Бэрк вывесил сушиться над очагом, вспыхнула и сердито заполыхала прямо ей в лицо. Девушка взвизгнула и неуклюже отскочила, все еще продолжая сбивать рукой искры, плясавшие по подолу ее сорочки. Деревянный шест, на котором висела рубашка Бэрка, исчез в дыму и пламени. Кэтрин мучительно закашлялась. Вода, ей нужна вода… Она заметила кружку возле постели, схватила ее и выплеснула содержимое на пламя. Единственным результатом стало быстро затихшее шипение. С головокружительной скоростью огонь пополз по сухим половицам и начал лизать стены. Жар усилился вдвое, втрое, рев пламени сделался оглушительным, пока она стояла, оцепенев, словно прикованная к месту. Кусок ткани, полуприкрывавший окно, вспыхнул и мгновенно превратился в сноп пламени. Кашляя и страдая от боли, не в силах двигаться и даже думать, Кэтрин наконец вспомнила о плаще Бэрка. Трясущимися от страха руками она подняла его с постели и попыталась затушить огонь, набросив на очаг плотную шерстяную материю. Если бы она подумала об этом минутой раньше, уловка могла бы сработать, но теперь было слишком поздно. Осознав ошибку, девушка отступила. Слезы лились по ее щекам, ей никак не удавалось отдышаться. Жар был так силен, что ее плоть готова была расплавиться. Надо было выбираться, иначе она могла погибнуть. Но если лачуга сгорит дотла… Куда же им тогда деваться? Ее разум отказывался заглядывать в будущее дальше, чем на миг. Если бы только ей удалось поднять с пола тюфяк и накрыть им пламя… Впрочем, даже если бы у нее хватило на это сил, возможность была упущена: Кэтрин поняла это в следующую секунду, когда огонь добрался до потолка и оттуда посыпались пылающие пучки соломы. Вот загорелся плетеный половик, когда-то служивший ковром, от него повалил густой и удушливый черный дым. У нее больше не осталось выбора. Еле держась на ногах, Кэтрин подхватила с полу в изножии постели свои башмаки, сорвала плащ с гвоздя у двери и заковыляла наружу, жадно вдыхая холодный чистый воздух. Она упала на землю в нескольких шагах от пожарища. Немного отдышавшись, она прислонилась к стволу дерева и успела увидеть, как развалюха обрушилась с оглушительным треском. Голова у нее гудела, запах гари душил, вызывая тошноту, дыхание стало хриплым, каждый вдох мучительно обжигал легкие. Холод начал пробирать ее до костей, хотя кожа горела. Губы сами собой прошептали имя Бэрка, и он вдруг появился, словно вызванный заклинанием. Но он ее не заметил, он стремительно подбежал к груде все еще пылающих развалин и принялся торопливо раскидывать в разные стороны горящие поленья и пуки соломы. Ей показалось, что он зовет ее, но расслышать его голос за ревом огня было невозможно. – Бэрк! Я здесь… Едва проговорив это, Кэтрин почувствовала, что горло у нее окончательно сдавило судорогой, и закашлялась. Бэрк углубился в достававшие ему до пояса развалины, не обращая внимания на огонь. Каким-то чудом ей удалось подняться на ноги и даже издать возглас. Когда она была на полпути к нему, он бережно обернулся и увидел ее. Бэрк подбежал к ней в ту самую минуту, когда колени у нее подломились; подхватив ее на руки и чертыхаясь, он отнес ее в безопасное место. По следам за пережитым испугом и наступившим сразу после него невыразимым облегчением к Бэрку пришло бешенство. – Вот чертова кукла! Как ты это сделала, Кэт? И что, черт побери, прикажешь теперь делать мне? Ах ты тупая, бестолковая, косорукая… Он осыпал ее бранью, а его руки тем временем лихорадочно ощупывали ее тело в поисках повреждений. Гнев угас, как только он понял, что она расстроена даже больше, чем он сам, да к тому же еще перепугана до полусмерти и измучена болью, хотя и не ранена. Бэрк принялся шептать ее имя, ласково поглаживая, утешая, прижимая к себе, пока она не перестала дрожать. – Как это случилось? – спросил он, наконец успокоившись. – Я… Она сделала беспомощный жест, ее сорванный голос напоминал глухое карканье. – …Это долгая история. – Не сомневаюсь. Он смахнул пепел с ее волос и вновь привлек к груди, слушая ее затрудненное дыхание. – Выдержишь верховую прогулку? Мы не можем здесь больше оставаться. – А куда мы поедем? – с трудом выговорила Кэтрин, морщась от усилия. – Вряд ли я продержусь до самого Ланкастера. Бэрк коротко и нетерпеливо мотнул головой. – Мы не поедем в Ланкастер, Кэт. Мы поедем домой. – Домой, – отозвалась она слабым эхом. – Да, Бэрк, давай поедем домой. |
||
|