"Шелковые нити" - читать интересную книгу автора (Райан Патриция)Патриция Райан Шелковые нитиГлава 1«Как сказать мужчине, что ты приехал, чтобы увезти его жену?» – в очередной раз подумал Грэм, постучав в выкрашенную в красный цвет двустворчатую дверь дома Рольфа Лефевра на Милк-стрит. Он все время ломал над этим голову, совершая утомительное путешествие через бурный пролив, отделявший Англию от материка. Во время двухдневной скачки из Дувра в Лондон эта мысль также не давала ему покоя, но ответа он так и не нашел Непростое это дело – забрать женщину из супружеского гнезда. Тут нужен тонкий подход… или грубая сила Грэм машинально коснулся рукоятки кинжала за поясом, надеясь, что не придется пускать его в ход. Он снова потянулся к чугунному дверному молотку, отлитому в форме головы какого-то диковинного зверя с разинутой пастью, из которой свисал длинный заостренный язык, но помедлил, услышав тяжелые шаги за дверью и раздраженный мужской голос: – Где тебя носит, чертова девка? Не слышишь, что ли, стучат? Дверь отворилась, скрипнув ржавыми петлями. Светловолосый мужчина, стоявший на пороге, выглядел как ровесник Грэма, хоть и был лет на десять старше, перешагнув через тридцатипятилетний рубеж. Он был выше среднего роста, правда, ниже Грэма. Бледный и худощавый, облаченный в длинную, до щиколоток, тунику из изумрудного шелка, отделанную мехом соболя и перехваченную усыпанным самоцветами поясом Рольф Лефевр походил скорее на придворного – в его собственном представлении, – чем на торговца, пусть и процветающего. Взгляд его водянистых глаз прошелся по Грэму с нескрываемым презрением. И неудивительно. Небритый, в простой тунике и кожаных штанах, забрызганных дорожной грязью, с давно немытыми волосами, Грэм выглядел как бродяга с большой дороги. – Рольф Лефевр? – осведомился он, хоть и не сомневался, что перед ним хозяин дома. – Вход в лавку с другой стороны, – буркнул тот и отступил на шаг с явным намерением захлопнуть дверь. Грэм придержал ее рукой. – Меня прислал Ги де Бовэ. При упоминании имени тестя Лефевр помедлил. – Лорд Ги? Грэм открыл кожаную сумку, подвешенную на длинном ремне, переброшенном через плечо, вытащил из нее свернутый пергамент, перехваченный золотым шнуром с баронской печатью, и протянул его торговцу: – Письмо его милости. Лефевр сломал восковую печать и развернул пергамент, Губы его беззвучно шевелились, повторяя прочитанные слова. Решив продемонстрировать учтивость – хотя бы при первом знакомстве, – Грэм произнес: – Прошу извинить меня за мой вид. Я почти неделю в пути и всего несколько часов назад прибыл в Лондон. – Вот как? – Лефевр задумчиво постучал свернутым пергаментом по подбородку. – Где же в таком случае ваша лошадь? – Я оставил их… – Их? – У меня две лошади. – «Одна для меня, а другая для твоей жены», – мысленно добавил он. – Я оставил их в монастыре Святого Варфоломея. Следуя совету лорда Ги, Грэм предпочел лондонским гостиницам знаменитый постоялый двор при монастыре, располагавшийся за городскими стенами. Барон превозносил гостеприимство настоятеля монастыря, ко Грэм пробыл там недостаточно долго, чтобы оценить его по достоинству. Сразу же по прибытии молодой человек поставил измученных лошадей в стойло и продолжил путь пешком через Олдерсгейт, ближайшие из семи городских ворот, и оживленные улицы в Уэст-Чип, торговую часть города, спеша исполнить свою миссию. Пожалуй, ему не следовало так торопиться. Лефевр, возможно, оказал бы ему более теплый прием, потрать он немного времени на то, чтобы вымыться и одеться, как подобает посланнику знатного нормандского барона. Но ему не терпелось. И неудивительно, учитывая срочность данного ему поручения… и награду в случае успеха. – Не могли бы мы войти внутрь? – предложил Грэм. – Мне нужно обсудить с вами важное дело. Лефевр вперил в него мрачный взгляд бледно-голубых глаз. – Судя по письму, вы один из вассалов лорда Ги. – Один из его сержантов. – А, военный, – произнес Лефевр таким тоном, словно это все объясняло, и сунул письмо за пояс. – Входите, – Повернувшись, он пересек небольшой холл и двинулся вверх по лестнице. Грэм поднялся вслед за ним на второй этаж, отметив, что ступеньки ведут выше. – Вы англичанин, – заметил Лефевр, когда они вошли в просторную, богато обставленную комнату с шелковыми занавесками и крашеными половицами. – Да. – Грэм невольно улыбнулся. Одиннадцать лет, проведенные во франкском графстве Бовэ, никак не повлияли па акцент, звучавший в его речи, когда он переходил на англо-нормандский диалект. Лефевр указал на одно из двух резных кресел, стоявших перед встроенным в каменный дымоход очагом, где пылал не по сезону яркий огонь, и направился к угловому буфету, разрисованному леопардами и лилиями. – Как вас зовут, сержант? – Грэм. Взявшись за связку ключей, висевшую у него на поясе, как у заправской домоправительницы, Лефевр выбрал подходящий ключ и отпер буфет. – Грэм, а дальше?.. – Во Франции меня знают как Грэма из Лондона, но кое-кто называет меня Грэмом Фоксом.[1] – За вашу хитрость? – За цвет волос. – И за хитрость тоже, но лучше, чтобы противник тебя недооценивал. – На солнце они выглядят рыжими. Лицо Лефевра выразило нечто среднее между безразличием и презрением. – Придется поверить вам на слово, – проронил он со смесью пренебрежения и скуки, вытаскивая из буфета графин и серебряный кубок. – Выпьете что-нибудь, чтобы промочить горло с дороги? – Эля, если он у вас найдется. Я соскучился по этому доброму английскому напитку. – Эй, девка! – крикнул Лефевр. Не дождавшись ответа, он выругался и подошел к винтовой лестнице в углу комнаты. – Этель! Где тебя черти носят? Наверху что-то скрипнуло, как будто отодвинули стул, послышались торопливые шаги на лестнице, и появилась пухленькая служанка в фартуке с ложкой в руке. – Прошу прощения, мастер Рольф. Я была наверху, кормила мистрис Аду и не слышала… – Спустись в кладовую и принеси нашему гостю эля. Ступай, живо. – Слушаюсь, сэр. – Бросив на Грэма любопытный взгляд, девушка поспешила вниз по служебной лестнице. – Никчемное создание. – Лефевр налил себе вина и уселся напротив Грэма, прихлебывая из кубка. На его пальцах поблескивали перстни. Когда он скрестил ноги, под подолом туники мелькнули вышитые подвязки, удерживавшие чулки чуть выше колен. Сами чулки были не из шерсти, а из блестящего шелка сливового цвета – вполне понятное пристрастие, ведь хозяин дома был не только самым преуспевающим торговцем шелком, но и главой недавно созданной гильдии. – Не могу себе представить, – сказал Лефевр, глядя на Грэма поверх кромки кубка, – какое «важное дело» могло подвигнуть лорда Ги прислать военного в дом его дочери. «А вот теперь осторожно!» – приказал себе Грэм и продолжил вслух: – Его светлость скучает по мистрис Аде и мечтает навестить ее. Однако, учитывая преклонные годы и пошатнувшееся здоровье, с его стороны было бы неразумно отправляться в столь тяжелое путешествие. Он послал меня, чтобы я сопровождал его дочь на пути к нему. Брови Лефевра слегка приподнялись. – Он хочет, чтобы вы доставили ее в Бовэ? – В Париж, – непринужденно отозвался Грэм. – Лорд Ги приедет туда, чтобы повидаться с мистрис Адой. – Ах да! – Губы Лефевра изогнулись в глумливой усмешке. – Ада ведь никогда не была в замке собственного отца, не так ли? Интересно, жена барона знает о двойняшках, которыми ее муженек наградил парижскую потаскушку? – Нет, не знает, – сохраняя спокойствие, ответил Грэм. – И как я понял, их мать была портнихой. Лефевр презрительно фыркнул: – Подобные особы могут называть себя как угодно. – Он сделал большой глоток вина и вытер губы тыльной стороной ладони. – Боюсь, ваше путешествие было напрасным, сержант. Я не намерен отпускать свою жену с совершенно незнакомым мужчиной, особенно… – Он прошелся выразительным взглядом по замызганному костюму Грэма. – Уверяю вас, со мной она будет в полной безопасности. Лефевр тонко улыбнулся: – Суть не в том. Неприлично, когда замужняя дама путешествует без мужа. Это может бросить на меня тень, а я должен поддерживать свою репутацию. В этом городе я занимаю видное положение, что бы ни думал обо мне лорд Ги. Наверху что-то звякнуло, но Лефевр не шелохнулся, не отрывая взгляда от лица Грэма. – Полагаю, вам известно, – сказал Грэм, – что ваша жена поддерживала переписку со своим отцом со дня свадьбы до прошлого года. – И что с того? – Шесть месяцев назад письма перестали приходить. Появилась Этель с кружкой эля. Робко улыбнувшись, она вручила ее Грэму и вышла. Спустя минуту наверху послышались шаги и скрип передвигаемого стула. Грэм услышал, как. Этель что-то сказала извиняющимся тоном, после чего раздался более мягкий голос другой женщины. Проследив за его взглядом, поднятым к потолку, Лефевр счел нужным объяснить: – Моя жена хворает с Рождества. Она возобновит переписку, когда поправится. Лорду Ги захотелось повидаться с ней из-за того, что она перестала писать? – Да… – Грэм помедлил, сделав неторопливый глоток эля Горьковатый, он тем не менее имел вкус амброзии. Вкус Англии, а также из-за того, что она писала ему раньше. Поставив кружку на столик, стоявший рядом с его креслом, Грэм полез в сумку и вытащил небольшую пачку писем. Лефевр с беспокойством наблюдал за ним. – Похоже, ваш брак дал трещину вскоре после свадьбы. Лефевр насмешливо хмыкнул. – Мы поженились в Париже. Спустя три дня, когда мы плыли на корабле через пролив, она рассказала мне кое-что, о чем ее отец забыл упомянуть до свадьбы. Его дочь, чью руку он так щедро вручил мне, была зачата не на супружеском ложе. Он никогда публично не признавал Аду и Филиппу. Он даже не признал открыто сам факт их существования. Я то полагал, что заключил брачный союз с дочерью барона, а получил жену, происхождение которой приходится скрывать. Какая мне выгода от такого брака? – Осмотрительность барона вполне понятна, учитывая деликатные чувства его жены. – Стыдясь, он прятал этих девиц в Париже. – Лефевр одним глотком допил остатки вина. – Наоборот. После смерти их матери лорд Ги доверил воспитание девочек своему брату, канонику собора Парижской Богоматери. О них хорошо заботились, дали образование и все, что только было возможно. Барон часто навещал их. – И все это время, – процедил Лефевр, сжав ножку кубка, словно горло врага, – он молился, чтобы никто в Бовэ не узнал о них. Неудивительно, что барон просватал Аду за англичанина. Чем дальше ему удалось бы спровадить ее, тем лучше. Чтоб он вечно горел в аду за свое вероломство! – Лорд Ги признает, что… ввел вас в заблуждение. – Он обманул меня! – чуть ли не выплюнул Лефевр, наливаясь краской. – Сплавил мне свою дочь, ни словом не обмолвившись о ее сомнительном происхождении. Если это не обман, то что же? – Я не стал бы эго так называть. Лорд Ги всего лишь пытался обеспечить будущее своей дочери, выдав ее за респектабельного человека. – Барон, конечно, скрыл незаконное происхождение Ады во время брачных переговоров, но он искренне надеялся, что к тому времени, когда тайна раскроется, английский купец будет настолько очарован своей прелестной новобрачной, что не станет возражать. Увы, он ошибся. Я узнал обо всем этом две недели назад, когда лорд Ги попросил меня отправиться сюда. Когда Грэм явился по его вызову в хозяйские покои, в покрасневших глазах барона стояли слезы. «То, что я собираюсь сказать тебе, – произнес он срывающимся голосом, – я не говорил ни одной живой душе, во всяком случае, здесь, в Бовэ» Девятнадцать лет назад, навещая друзей в Париже, лорд Ги завел короткую интрижку с женщиной по имени Жанна, которой он заказал несколько платьев для своей жены. Никогда прежде барон не изменял своей любимой Клариссе, но оказался не в силах устоять перед прелестями Жанны. Спустя девять месяцев до него дошло известие, что Жанна родила двух девочек, близнецов. А еще через четыре года, когда Жанна умерла во время вспышки тифа, лорд Ги передал девочек под опеку своего брата, каноника собора Парижской Богоматери. Филиппа по-прежнему жила с дядей, поглощенная научными занятиями, несмотря на многочисленных претендентов, добивавшихся ее руки. А Аду барон в прошлом году выдал замуж за Рольфа Лефевра, о чем теперь глубоко сожалел. – Должно быть, лорд Ги высоко ценит вас, – заметил Лефевр, – раз решился доверить подобную тайну и поручить свою дочь вашим заботам. – В устах другого человека это прозвучало бы как комплимент, но в данном случае выглядело откровенным лицемерием. – Думаю, он просто был в отчаянии, – солгал Грэм, верный своей тактике прикидываться простаком. На самом деле лорд Ги считал Грэма своим самым доверенным слугой, искушенным как в дипломатии, так и в военных делах. Именно поэтому лорд выбрал его для столь деликатного поручения. – Невзирая на обстоятельства рождения мистрис Ады, – сказал он, – лорд Ги любит своих дочерей так же сильно, как и сыновей, рожденных леди Клариссой. И хочет для них самого лучшего Даже если он совершил ошибку, скрыв происхождение мистрис Ады, он глубоко раскаивается в этом. – Еще бы ему не раскаиваться! Он разрушил мою жизнь, подлый лжец. Чтоб он сдох от кровавого поноса и вечно горел в аду. – В подкрепление своих слов презренный богохульник даже перекрестился. Грэм взял верхнее письмо из стопки, которую все еще держал в руках. – Видимо, вы пришли в ярость, когда новобрачная рассказала вам правду о своем рождении? – Да я чуть не выкинул ее за борт! Осмелюсь предположить, что вы прореагировали бы так же, если бы вас надули, как меня. И знаете, что самое отвратительное в этой истории? Я абсолютно ничего не могу сделать. Не могу аннулировать брак – нет оснований. И естественно, не могу допустить, чтобы стало известно, что мою жену зачали в каком-то грязном парижском переулке. Мне пришлось проглотить свою гордость и смириться. Как лорд Ги и рассчитывал. «Это точно», – мелькнуло в голове у Грэма вместе с невольным сочувствием. – Ада ни в чем не нуждается, – продолжил Лефевр, – ее репутация остается незапятнанной, как и брак лорда Ги с леди Клариссой, пребывающей в блаженном неведении. Единственный пострадавший в этой истории – я. – И ваша жена. – Вытащив из стопки второе письмо, Грэм развернул его и прочитал вслух несколько строк: – «Я в отчаянии, дорогой папа, из-за того, что стало со мной в этом браке. Я могу вынести, когда он бьет меня. Большинство мужей наказывают своих жен, не так ли, хотя Рольф довольно сдержан в этом смысле, если только не находится в подпитии. Но его бесконечные придирки и оскорбления невыносимы. Вчера он сказал: Неудивительно, что знатный барон пожелал выдать свою дочь за купца и отослать ее в Англию. Ты жалкое отродье парижской шлюхи. Он был только рад избавиться от тебя. Ах если бы я мог отделаться от тебя с такой же легкостью!» Грэм поднял глаза на своего собеседника. – Вы пытались отделаться от нее, мастер Лефевр.1 Торговец презрительно хмыкнул: – Так вот в чем дело. Старик решил, что я собираюсь причинить вред его драгоценной дочке? Грэм сложил письмо и вернул его в стопку. – Так как же? – А это, сержант, не ваше дело. – Барон Гиде Бовэ считает иначе. В лучшем случае можно сказать, что ваша жена несчастлива в этом браке. В худшем – что вы действительно намерены причинить ей вред. – Это переходит все границы! Явиться ко мне в дом и обвинить меня… – Я ни в чем вас не обвиняю. А всего лишь довожу до вашего сведения обеспокоенность отца благополучием его дочери. Глаза торговца проницательно сузились. – Вы здесь не для того, чтобы сопровождать ее в поездке домой, – вкрадчиво произнес он. – Вы приехали, чтобы увезти ее насовсем. Грэм не счел нужным отрицать очевидное: – Мне кажется, вам следует радоваться такому повороту дела. Вы без помех избавитесь от нее, учитывая ваше отношение к этому браку. В глазах Лефевра вспыхнула ярость. – Вы намерены выкрасть мою жену из-под моей крыши, а я должен радоваться? Как, черт бы вас побрал, я буду выглядеть в глазах окружающих, если моя жена уедет и не вернется? – Ах да, приличия, – вздохнул Грэм. – Лорд Ги поручил мне предложить вам пятьдесят марок за моральный ущерб, если вы отпустите ее со мной. – Даже предложи он мне тысячу марок, десять тысяч, я не позволил бы этой сучке уехать. Она знала, что делала, когда выходила за меня замуж. Пусть пожинает, что посеяла. – Мастер Рольф? – послышался тоненький голосок. Лефевр резко повернулся к служебной лестнице, где стояла, озабоченно хмурясь, девушка лет шестнадцати, с молочно-белой кожей и рыжими волосами, одетая в темно-зеленую накидку и скромную серую тунику. Она могла бы казаться хорошенькой, если бы не запуганный вид. – Олив! – воскликнул Лефевр. – Что ты себе позволяешь, проникнув в дом украдкой? – Я… ч стучала, – робко отозвалась девушка, переводя взгляд с хозяина дома на Грэма и обратно, – но никто не открыл. Ваш конюх сказал, что я могу войти через заднюю дверь. – Она беспомощно пожала плечами и протянула флакон из толстого синего стекла, содержавший какую-то жидкость. – Я принесла сегодняшнюю порцию лекарства для мистрис Ады. – Ладно, – буркнул Лефевр. – Отнеси это ей. – Проводив взглядом девушку, метнувшуюся вверх по лестнице, он повернулся к Грэму, продолжавшему сидеть в кресле: – Возвращайтесь к этому хитрому сукину сыну, приславшему вас сюда, и передайте ему, что он не получит свою дочь назад. Он ее больше не увидит. Теперь она моя. Он сам отдал ее мне. Ну а теперь проваливайте из моего дома. Неторопливо, так как спешить ему было некуда, Грэм вытащил из стопки четвертое письмо и развернул его. – Вы что, оглохли? – рявкнул Лефевр, сжимая кулаки. – Выметайтесь, пока я не позвал слугу, чтобы он вышвырнул вас на улицу. Байрам – настоящий зверь, и вряд ли вам придется по вкусу знакомство с ним. – «Мой муж даже не пытается скрывать свои многочисленные связи с другими женщинами, – прочитал Грэм. – Более того, он хвастается ими перед Байрамом в моем присутствии». Лефевр подошел к большому окну, выходившему во двор. – Байрам! – Да, сэр, – отозвался снаружи низкий мужской голос. – Поставь Эбони в стойло и поднимись сюда. Мне понадобится твоя помощь. – Слушаюсь, сэр. Грэм продолжил чтение: – «Больше всего Рольф гордится своими связями с женами высокопоставленных персон, чьей дружбы он так жадно домогается. Возможно, соблазняя жен, он чувствует себя одним из них. Недавно я слышала, как он хвастался перед Байрамом, что переспал с супругами четырех лондонских олдерменов, включая нашего покровителя». – Грэм поднял глаза от письма. – Кажется, это олдермен Джон Хаксли? Лорд Ги познакомился с мастером Джоном, когда учился в Париже. Вам об этом что-нибудь известно? На щеках Лефевра вспыхнули два красных пятна. Вернувшись к письму, Грэм продолжил: – «Как я поняла, Рольф настолько осмелел, что решил приударить за женой королевского судьи. Хотя мои чувства к мужу и охладели, мне страшно даже подумать, что случится с ним, если станет известно, что он наградил рогами столько важных персон». – Грэм сложил письмо и вернул его в стопку. – Здесь она попала в точку, вы не находите? Вам придется туго, если письма вашей жены попадут не в те руки. Лефевр высунулся из окна. – Байрам, пожалуй, я обойдусь без тебя. – Вы уверены, сэр? – послышалось после небольшой паузы. – Да, черт побери, уверен. Возвращайся к своей работе, – рявкнул Лефевр и повернулся к Грэму с убийственным выражением на лице: – Вздумали шантажировать меня? Наглый ублюдок! Дайте мне взглянуть на эти письма. – Насчет «ублюдка» вы правы, – ответил Грэм, протягивая ему стопку писем. – А что касается шантажа, полагаю, до этого не дойдет. – Конечно, не дойдет, – торжествующе воскликнул торговец, швырнув письма в огонь. – Приятно обнаружить, что я переоценил вас. – Отнюдь, – отозвался Грэм с небрежной улыбкой. – Это были копии. Оригиналы надежно заперты в личных покоях лорда Ги. Лефевр рухнул в кресло, побледнев от бешенства. – Похоже, я угодил в ловушку. Значит, если я не отпущу Аду, вы уничтожите меня? – Надеюсь, вас несколько утешит тот факт, – сказал Грэм, – что лорд Ги распорядился вручить вам пятьдесят марок независимо от вашего содействия? Правда, я сказал ему, что он слишком щедр. – Я достаточно долго занимаюсь торговлей, чтобы знать, что подобная щедрость не бывает без условий. – Вы не будете обсуждать мистрис Аду ни с кем и никогда. В особенности вы будете хранить при себе все, что касается обстоятельств ее рождения. – Уверяю вас, я меньше всего заинтересован в том, чтобы это стало всеобщим достоянием. Но пятидесяти марок недостаточно! Мне нужно больше. – Это все, что у меня есть, и это больше, чем вы заслужили. Хотите берите, не хотите – не надо. Челюсти Лефевра напряглись. – В таком случае дайте их мне. – Я оставил их на хранение у настоятеля церкви Святого Варфоломея. Вы получите их, когда я приду за мистрис Адой. – Грэм встал. – Я вернусь сегодня вечером. – Она будет готова. – Лефевр поднялся, устремив настороженный взгляд в угол. Обернувшись, Грэм увидел на задней лестнице девушку по имени Олив, которая принесла тоник. – Ты давно здесь стоишь? – Я только… простите, сэр. Но ма задаст мне ужасную трепку, если я вернусь в лавку без двухпенсовика. Злобно хмурясь, Лефевр вытащил из висевшего на поясе кошелька два серебряных пенни и швырнул их девушке. Она вскрикнула, прикрыв лицо ладонями. Монетки упали на пол и покатились. – Черт! – буркнул Лефевр. – Извините, – пробормотала Олив, опустилась на четвереньки и поползла по полу в поисках денег. – Извините, мастер Рольф. Я такая неловкая. Одну монетку она нашла под креслом. Другую, остановившуюся рядом с его ногами, поднял Грэм и протянул девушке. Она взяла ее со словами благодарности, покраснев, когда он помог ей подняться. – Ты работаешь в лавке аптекаря? – поинтересовался Грэм. Девушка кивнула: – Да, помогаю матери. – Послушай, а если мне понадобится лекарство на неделю для мистрис Ады, оно не испортится за это время? – Нет. Держите его в прохладном месте, и все будет в порядке. – Отлично. – Грэм развязал свой кошелек и отсчитал четырнадцать пенни в ее ладошку, затем добавил еще четыре для ровного счета. Он мог позволить себе быть щедрым – точнее, лорд Ги мог позволить себе подобную расточительность, поскольку это были деньги барона, выданные на покрытие расходов, связанных с возвращением его дочери. – Тут полтора шиллинга – этого более чем достаточно. Принесешь лекарство сюда к вечерней службе. – Да, сэр. Я приду. До свидания. – До свидания. Когда она вышла, Грэм встревожился. – Кстати, как здоровье вашей жены? – обратился он к Лефевру. – Она в состоянии путешествовать? Тот одарил его презрительно-насмешливым взглядом. – Теперь это ваша забота. Я умываю руки. |
||
|