"Золотой плен" - читать интересную книгу автора (Кемден Патриция)Глава XVI– Полковник, – Гарри Флад поморщился, глядя на осунувшееся лицо хозяина, – пора б и отдохнуть чуток. Будет вам скакать да не спать по ночам. Почитай, с зимы в постелях-то не спали. Когда еще случай такой подвернется. Вона, постеля-то у Его Высочества какая мягкая – ложись, не хочу. А уж мы сыщем для вас энтого хахаля Д'Ажене. Бекет целый день раздумывал, как поумнее расставить ловушку для турка, и позаботился о том, чтобы комнаты Лиз и Катье охранялись. Надо бы обыскать апартаменты Лиз, хотя едва ли это что-нибудь даст. Дьявол хитер и никогда не оказывается там, где его ждут. Но в глубине души Бекету ничего так не хотелось, как немного поспать. К тому же для встречи с Эль-Мюзиром сила нужна. После полудня осведомители доложили ему о разговоре Катье с сестрой. Он с трудом удержался от того, чтоб не ворваться к Д'Ажене и не вытрясти из нее сведения об Эль-Мюзире. Если надо, он отдерет обшивку стен, поднимет мраморные плиты пола и найдет его. Бекета задевало, что Катье все еще защищает дьявола. Теперь он знал причину и все же... – Есть новости? – обратился он к Фладу. Денщик страдальчески вздохнул. – Да какие новости, полковник? Вдова сидит – не ворохнется. Поди-ка, соснула маленько, пока вы тут об ей хлопочете. – О противниках не хлопочут. – Об ком? Это кто ж таки – противники? Кто кажный день в ванне моется? – Нет, Гарри. Противник – это враг. – Ну уж, враг! Не, она женщина хорошая. Вона, какого парня воспитала. Смышленый, ласковый и не трус. – Ладно! – Бекет раздраженно рубанул воздух ладонью. – Что сестра? Гарри понимающе прищурился, но решил отвечать только на вопросы, а свои соображения держать при себе. – Энта сучка тоже носу не кажет. Забилася под одеяло и лежит. – Проклятье! – Бекет ударил кулаком по спинке кровати, и ложе заходило ходуном. – Надо выманить ее оттуда, Гарри. Я слишком близко подкрался к дьяволу. Что, если я найду его там, а любовница кликнет стражников Клода? Денщик покачал головой. – Да как ее выманишь? Ставлю в заклад последние штаны – она спит ровно убитая. – Он подошел к кровати, откинул одеяло. – Давайте-ка, полковник, и вы ложитеся. Ежели высунется, так уж я вас подыму. – Он взбил подушку. Бекет выхватил ее из рук Гарри. Рухнул на стул (ножны клацнули о позолоченную ножку) и подложил подушку себе под спину. Потом придвинул еще один стул, взгромоздил ноги в ботфортах на сиденье и устроился поудобнее. Сон мгновенно овладел усталым телом, как он ни отгонял его. Где-то в уголке мозга мелькнуло золотое видение. – Ванны, говоришь, принимает? Гарри закусил губу, чтоб не улыбнуться. – Ка-ажный Божий день, полковник. Не сумлевайтесь, ваша фламандска вдовушка чиста как голубь. Руки бессильно повисли, а веки сомкнулись. – Она не мо... – Он не договорил, погрузившись в сон. – Какой разговор, полковник, – шептал Гарри, наклоняясь над хозяином и заботливо укрывая его мундиром. – Знамо дело, не ваша! А то б вам спонадобилось платить энтим верзилам, чтоб у ейной двери торчали неотлучно. И чтоб докладали по два раза на дню. – Он снова затряс головой. – Знамо дело, не ваша. – И тихонько вышел в боковую дверь. Бекету снилось, что он снова в темнице, один. Где же остальные, безымянные, проклятые, с кем делит он этот ад? Под дверь осторожно пробивается солнечный луч. Должно быть, это в самом начале его плена; год спустя Эль-Мюзир велел перекрыть доступ свету. Дверь отворилась. Он невольно прикрыл глаза ладонью, но солнце все равно слепило, заливая тесное пространство узилища. – Ты ранен, – послышался нежный женский голос. Он опустил руку и увидел перед собой золотоволосую обнаженную красавицу, обернутую прозрачной вуалью. – Нет! – крикнул он, лихорадочно ворочаясь во сне. – Только не ты, Катье! Не здесь! – Она неслышно подошла к нему. Дверь за ней затворилась, но солнечное сияние не потухло. – Я пришла исцелить тебя. Она осушила взмокший лоб, обласкала мягкими заботливыми руками все его израненное, исхлестанное тело. Он задрожал от жажды, от желания. Дремавшие чувства расцветали, пробуждались к жизни. Он потянулся обнять ее, но она ускользала, таяла в небытии, горестно качая головой. – Я на все готова ради сына. На все. Она исчезла, и только ее слова да тонкий аромат волос еще витали во мраке темницы. – Сильфида! – звал он. – Сильфида! Подумай, что ты делаешь! В ответ прозвучал гортанный мужской смех. Бекет вырвался из сна, схватился за шпагу, вскочил на моги. Подушка скатилась со стула, рассеченная надвое. Бслый нежный пух посыпался на ковер. – Скоро ты забудешь, как смеяться, Эль-Мюзир! Забудешь, как жить. – Бекет раскачивал головой, вытряхивая из нее черный ненавистный смех. – Скоро все это кончится... Гарри! Гарри! Стояла глубокая ночь. Догорали свечи. Бекет подошел к окну, чтобы дыханием летней ночи остудить покрытое испариной тело и развеять дурные предчувствия от услышанных во сне слов Катье. Почему она раньше не сказала о сыне? Еще в дороге, когда было время... А теперь? Что изменилось? Ничего. Решение, принятое утром, после бешеной скачки, казалось бессмысленным. Зря он погнал Найала собирать слухи про дедушку Клода. Какой дедушка?.. Какой монастырь? Надо смотреть правде в глаза: он не в силах помочь Катье. Белая пушинка прилипла к бриджам, он попытался смахнуть ее, но она осталась на пальцах. – Ты дала мне надежду, Катье. Окружила своей заботой, своей нежностью... – Он скатал пушинку в крохотный шарик и стал наблюдать, как она медленно расправляет волоски на его ладони. А мне нечем тебе отплатить, раз ты связалась с дьяволом. Расскажи все Клоду. Это единственная надежда для тебя и твоего сына. – Мягкая пушинка напомнила ему робкие прикосновения Катье, и он решительно смахнул ее. – Эль-Мюзир умрет, слышишь, Катье? Я поклялся, значит, так тому и быть. – Бекет с грохотом распахнул боковую дверь и рявкнул: – Гарри! – Слышу, полковник, слышу. – Гарри поспешно спускался к нему по черной лестнице. – У меня кости старые, а не уши. Денщик вошел в комнату, и Бекет захлопнул за ним дверь. Гарри усмехнулся, увидев раздрызганную подушку на полу. – Видать, знатно поспали. Его Высочество об вас справлялся, а я говорю, пошел, мол, на прогулку. – Бекет возмущенно глянул на него, но денщик продолжал ухмыляться. – А он мне и говорит, Высочество-то: «На прогулку? Что-то не припомню, чтоб кого-нибудь из моих служанок так звали». – Докладывай. Гарри со вздохом пожал плечами. – Все спят, полковник. И вдова, и сучка. – Заткнув два пальца за пояс, он обозревал пуховый пейзаж на полу. – Вдова скушала кусочек пирога с куропаткой и запила полстаканом мадеры, после почитала маленько у окна да и легла. Сучка умяла весь пирог, миску салату и цельную бутылку мадеры уговорила. А заместо книжки вторую бутыль с собой в постелю взяла – поди-ка теперь, добудися. Бекет не отрываясь глядел в незажженный камин. – А мальчик? – оглянулся он на Гарри. Флад расплылся в улыбке. – Спит что твой ангел. – Он опустил глаза и смущенно пошаркал ногами. – Я к нему перед сном заглядывал. Думаю, скучно небось мальцу-то одному. Видали б вы, как он обрадовался! Ровно сам генерал-капитан к ему пожаловал. Ну, подпустил байку-другую – он и заснул. – Надеюсь, не хвастался своими подвигами при Рамиле? У него же отец там погиб. – Что вы, полковник, Боже упаси! Я ему рассказал, как ты на чертяке своем цельную конницу смели. Французишкам, поди, Судный день привиделся. – Кончай с этим, Гарри. Матери вряд ли понравится, что ты на сон грядущий потчуешь ребенка солдатскими россказнями. – Ага, понял, полковник. – Денщик с неохотой кивнул и повернулся идти. – Гарри! – Да, ваша милость? – Если что-нибудь случится... Ну, если мальчику будет грозить опасность... – Бекет снова отворотил лицо от слуги. – Знаешь, от матерей всего можно ожидать... Короче, мадам де Сен-Бенуа может помешать нашему плану. – Он ударил кулаком по каминной доске. – Так вот, в случае чего ты вывезешь отсюда и ребенка, и мать в безопасное место, слышишь? Куда-нибудь подальше, хоть к самому генерал-капитану. – Христос с вами, полковник, да как я их вывезу? – У денщика глаза полезли на лоб. – Шутка сказать – Его Высочества племянник! Да вам тогда и генерал-капитан не порука! – Ты понял мой приказ, Флад? Делай что хочешь, но Петер де Сен-Бенуа и его мать должны быть в безопасности. – Понял, как не понять, – пробормотал Гарри и зашаркал к двери. – Токмо помяните мое слово, маркграф вам голову снесет. – На здоровье, – вымолвил Бекет, оставшись один в комнате. – Когда он меня найдет, сносить будет уже нечего. Катье проснулась в полнейшем смятении. Чтобы набраться уверенности, решила повидать сына, наскоро выпила утренний шоколад и с трудом выстояла, пока Сесиль затягивала ей корсет. Вырвавшись наконец из рук Сесиль, она чуть ли не бегом бросилась в комнату Петера. По обе стороны его двери стояли два дюжих молодца. Она онемела от удивления. Лакеи не хотели ее пропускать. На шум выглянул гувернер Петера. – Что здесь? – спросил он с недовольным видом. – Ах, это вы, мадам? – Кто эти люди? – спросила Катье. Тот пожал плечами. – Не знаю – появились и все. Я никогда не задаю вопросов Его Высочеству. Мсье Пьер занимается верховой ездой. – А-а. Я хочу повидать Грету. – Старую служанку? – презрительно бросил гувернер, указывая на дверь для прислуги в глубине комнаты. – Она гам. Катье проскользнула мимо него, чуть замедлила шаг, чтобы оглядеть комнату Петера. На кровати разложен маленький сюртучок небесно-голубого бархата – должно быть, сын его наденет после занятий. Она улыбнулась дрожащими губами, захотелось подойти, погладить его, как она всегда делала по утрам, прежде чем Петер проснется. Огромный замок, гувернер, занятия верховой ездой – она так добивалась всего этого для сына, однако... Теперь она тоскует по тому, чтоб он в любую минуту мог подбежать и показать ей какую-нибудь драгоценную находку или вонзить зубки в свежеиспеченную булку, намазанную пареньем. А больше всего тосковала по тому, чтобы просто быть рядом с ним. Мальчики знатного рода не имеют времени на матерей. Она отправилась к Грете. Старая служанка шепотом заверила ее, что с мальчиком все в порядке, что он без звука принимает по утрам лекарство. Катье в порыве облегчения обняла ее и пошла обратно. По дороге подняла с полу серебряный гребешок. Между зубьями застряло несколько золотых волосков. Со слезами на глазах она вернулась в свои комнаты и за несколько часов почти убедила себя в том, что запутанный узел их судеб можно распутать. Ей передали приказ Его Высочества явиться после обеда к карточному столу. Катье обреченно вздохнула. Она ненавидела пикет. Появилась Сесиль – с новым платьем и бельем под него. Катье без звука выдержала очередную пытку затягивания корсета и облачение в наряд из зеленого шелка. С севера ветер гнал грозовые облака. В душном, набухшем влагой воздухе ощущение шелка на коже казалось неприятно липким. Золотистые кружева кололи грудь. – А это откуда? – спросила она камеристку (платье совсем ей не понравилось). Сесиль растерялась. – Как откуда? От Его Высочества, мадам. Она нахмурилась, изучая себя в зеркале. Хотелось видеть прежнюю Катье, которая могла заткнуть непослушные пряди под простой полотняный чепчик, без этих оборок, торчащих над головой наподобие солнечных лучей, без лент, болтающихся на спине. Ту Катье, чья нижняя юбка всегда была спрятана под платье, а не выглядывала пеной кружев из-под присборенного подола. Ту Катье, чье сердце принадлежало ей самой. Она досадливо отмахнулась от своего отражения. Вслед за коротким стуком в дверь ворвалась Лиз. Катье изумленно уставилась на нее: глаза какие-то тусклые, обведенные темными кругами. – Боже мой, Лиз! Ты не больна? Она положила руку на локоть сестры, и та с неожиданной нежностью погладила ее. Но движения Лиз тут же вновь сделались резкими, судорожными. Она с беспокойством огляделась. – Нет, сестренка. Здесь ужасная духота. Открой окно! – приказала она Сесиль. Потом отступила на шаг и – руки в боки – уставилась на Катье. – Наконец-то Клод позаботился тебя одеть. Видно, ему доложили, что ты ходишь в лохмотьях. – Лиз хихикнула. – Ну, и слава Богу, а то эта старая ведьма, dame d'atour[5], вконец обленилась. Катье повернулась к Сесиль, волоча за собой шелковый шлейф. – Пожалуйста, передай этой даме на будущее... – Она запнулась на последнем слове, чувствуя, что ей трудно дышать, и вовсе не из-за корсета. – Да, мадам? – Что я... я люблю одеваться попроще, – неуверенно закончила она. Потом вдруг засуетилась, начала собирать гребни, поправлять кружевной полог кровати, наводить порядок на туалетном столике. Ей было страшно взглянуть на сестру, стоящую рядом в роскошном шелковом платье. Отчего у нее в глазах такая тревога? Может, Онцелус отказался делать лекарство? – Что с тобой, Лиз? Сестра покосилась на камеристку. – Оставь нас! Сесиль присела и поспешно удалилась. Катье перевела дух. – Лиз... – начала она. Лиз взяла с ночного столика маленькую фигурку. – Что это? Вроде, шахматный король. Катье отобрала у сестры Карла Великого и поставила обратно. – Лиз, когда же Эль-Мю... Онцелус даст мне лекарство для Петера? Лиз окинула недовольным взглядом младшую сестру. – Ты уже второй раз оговариваешься. Что за глупые шутки? Это твой англичанин тебя подучил? Катье не дала втянуть себя в перепалку. – Он здесь, Лиз? Готово у него лекарство? Сестра молчала, и в душе Катье шевельнулся страх. – Умоляю тебя, Лиз! Ты же знаешь, как необходимо Петеру лекарство! Лиз пожала плечами. Ее глаза лихорадочно бегали по стенам, по кровати, по ковру, не задерживаясь на сестре. – Онцелус... хочет встретиться с тобой, – наконец едва слышно проронила она. – Слава тебе Господи! – выдохнула Катье и порывисто обняла сестру. – О, спасибо Лиз! Как я измучилась от неизвестности! Лиз устало прикрыла глаза. – Я должна идти. – Нет, подожди! – Катье схватила ее за руку. – Онцелус... Где я с ним встречусь? Когда?.. Часы!.. Надо их достать из... Лиз выдернула руку. – Я извещу тебя. Щеки у Катье пылали. Она приложила к ним ладони. – Лиз, часы... Ты знаешь, они сломаны. Когда французы обыскивали замок.... – Да какая разница?! – истерично взвизгнула Лиз. – Не все ли равно, какова цена? – И быстро пошла к двери. Катье бросилась за ней. – Лиз! Ради Бога, я... Но та уже распахнула дверь, вышла и захлопнула ее перед носом сестры. Катье прислонилась к двери и вздохнула. Она зажала рот ладонью. Боже милостивый! Еще минуту назад расставание с ним не казалось таким неотвратимым. Он возненавидит ее, будет презирать за слабость. Что ж, значит, так тому и быть. – Прости, Бекет. У меня нет другого выхода. – Мадам! – Сесиль постучала в дверь для прислуги, приоткрыла ее и вошла. – Мадам, Его Высочество просил передать, что вас ждут в зеленой гостиной. Вы будете играть в пикет с герцогиней де Шамборе. Катье выпрямилась. – Спасибо. Я сейчас. Сесиль исчезла. Часы... то, что от них осталось... все еще в сундуке, в комнате Петера. Надо забрать их оттуда и быть готовой к встрече с Эль-Мюзиром. Катье взглянула в окно. До вечера далеко, но тучи совсем затянули небо, кажется, что уже сумерки. Не стоит без надобности сердить Клода, лучше она сходит за часами потом, ближе к ночи. И Катье направилась в зеленую гостиную. Музыка, доносившаяся сверху, и приглушенные смешки, сопровождающие ее появление, нагнетали тревогу. Стараясь не замечать их, она прошла меж игорных столиков. Душно. Все свечи зажжены, их пламя отражается в окнах замка загадочным сиянием. Клод походя кивнул ей. Лакей подвел ее к столику герцогини де Шамборе. По левую руку от старухи восседал чопорный вельможа по имени Жорж. Посредине столика лежала колода карт. Катье поклонилась и села. – Сдавайте, милочка, – распорядилась герцогиня. Игра началась. – Вон он! – Герцогиня махнула веером карт на кого-то позади Катье. – Не правда ли, милочка, это ваш англичанин? Карты дрогнули в ее руке. Она невольно оглянулась на мужчину, стоящего под изображением трех граций. Он оживленно болтал с дамой, удивительно напоминающей одну из нагих красавиц. Человек поклонился герцогине и Катье, взмахнув локонами длинного темного парика. На лице его спутницы мелькнуло раздражение. Катье снова уставилась в карты. – Во-первых, он не мой, тетя Амелия. А во-вторых, это не он. Франт пожал плечами, когда Катье не ответила на его поклон. А герцогиня, рассмеявшись, вернулась к игре. У Катье кружилась голова. Духота в комнате все больше действовала на нервы. И вдруг над ней наклонился Бекет, вырвал карты и перевернул их на столе. – Боюсь, герцогиня, продолжать игру нет смысла. Старуха нахмурилась, открыла рот, чтобы ответить, но, видимо, передумала и ткнула Жоржа палкой в колено. – Вдова Филиппа уходит. Играйте вместо нее. – Но вы же видели карты! – запротестовал тот. – Да, потому и велю вам продолжать. Бекет за локоть вытащил Катье из-за стола. Он был одет в темно-вишневый бархат, расшитый золотом. Ей все еще было странно видеть Бекета в одежде придворного. Она привыкла к алому мундиру. – Лорд Торн... – начала она. – Прошу вас, мадам. – Он подвел ее к трем грациям. Дамы и кавалеры кланялись им, отвлекаясь от игры. – Что ты задумал? – прошептала Катье. – Один раз ты меня уже скомпрометировал, когда ушел с бала сразу за мной. Он молча смотрел на нее. В этом уголке гостиной они были одни, гомон голосов доносился словно бы издалека. А грации на полотне смеялись над ней и все быстрее кружились в танце. – Что сказала сестра? Катье быстро подняла на него глаза. Неужели ему известно, что Эль-Мюзир здесь и хочет ее видеть? Откуда он мог узнать так скоро? – Эти грации очень красивы, – выдавила она из себя. – Не в моем вкусе. – Отчего? Какая дивная кожа – точно из слоновой кости... – Я предпочитаю алебастровую, – пробормотал он. – В лунном свете. Она вспыхнула и опустила глаза. Почему, даже когда он не дотрагивается до нее, она чувствует тепло его рук? – В комнате твоей сестры... – он оглянулся вокруг, – следы недавнего визита. – Приятная м-музыка, верно? – Мне доводилось слышать звуки в тысячу раз приятнее. Он умеет ласкать не только руками, но и голосом. Румянец на ее щеках вспыхнул еще ярче. Бекет приподнял пальцем ее подбородок, но туг же отвел руку. – Я жду ответа. Мимолетное прикосновение жгло кожу. Катье вся сжалась. – Я не знаю, где он. Лиз не сказала... – Думаю, что сказала. – В его тоне звучало недоверие. – Это ты не хочешь мне говорить. – Бекет... – Ее вмиг овеяло холодом, и она устремила взгляд к окну, думая, что за ним уже разыгрался ураган. Но ураган был здесь, под боком. – Как хочешь, – отрезал он. – Я все равно тебе не позволю. Она облизнула губы, не отрывая взгляда от окна. – Бекет, скажи, что ты испытываешь после битвы? – спросила она шепотом. – Глядя на свое отражение, ты видишь перед собой другого человека, не того, каким был утром? Оплакиваешь потери или радуешься тому, что остался жить? – Она медленно подняла на него глаза. – А все последующие дни или недели не кажутся тебе бледными, бесцветными? Скучные сны наяву, озаренные тусклым сиянием свечей, наполненные фальшивым смехом и чужими лицами, а настоящая жизнь осталась на поле битвы, и воспоминания – это все, что есть в тебе живого. – Я могу задать тот же вопрос Бекет посмотрел на нее пристальным, жестким взглядом. – О чем тебе говорит твое собственное отражение? И какие потери ты оплакиваешь – прошлые или будущие? – Он поклонился, перед тем как уйти. – Что до воспоминаний – это тебе предстоит выяснить самой. И очень скоро. |
||
|