"Специальный парижский выпуск" - читать интересную книгу автора (Мойес Патриция)Глава 2Это письмо Эмми Тиббет читала с улыбкой. Она очень любила свою племянницу и крестницу – дочь сестры. На ее глазах Вероника из неуклюжей школьницы превратилась в ослепительную красавицу. И это она, Эмми, поддержала девочку, когда в семнадцать лет та заявила, что ей до смерти хочется стать манекенщицей. Старшая сестра Эмми – Джейн вышла замуж за фермера Билла Спенса и жила в тихой девонширской деревушке, где главным событием года была приходская выставка цветов. Естественно, что родители Вероники были просто ошарашены затеей дочери. Они тут же обратились к Эмми с просьбой «вразумить девчонку». Но Эмми их не поддержала. Она рассуждала практически. – Послушай, Джейн, – сказала она сестре. – Давай смотреть правде в лицо. Способности у Ронни средние. Что ее ожидает? Окончит курсы секретарши, как миллионы других, будет томиться в какой-нибудь пыльной конторе. – Но быть манекенщицей… – Быть манекенщицей, – с лукавой улыбкой перебила ее сестра, – это весьма уважаемое занятие. Надеюсь, ты не думаешь, что она будет позировать голая? Джейн покраснела. – Н.., нет. Ну, как хотите… Тебе виднее, Эмми. Так началась карьера Вероники Спенс. Через полгода ее записная книжка была сплошь заполнена заказами. А в девятнадцать лет, то есть сейчас, она удостоилась высокой чести быть посланной в Париж и демонстрировать туалеты для «Стиля». Полгода назад она переехала в маленькую квартирку на Виктория-гров, где поселилась с другой манекенщицей, избалованной и непоседливой, как котенок, зеленоглазой и черноволосой Нэнси Блейк. А у Вероники волосы золотистые, нежная кожа, так и не потерявшая деревенского загара, всегда широко открытые светло-карие глаза. Этакая сельская красавица, простая и безыскусственная, глядя на которую вспоминаешь запах сена, жимолости, свежеиспеченного хлеба. Как раз такую модель ищут фотографы. В девятнадцать лет Вероника зарабатывала почти вдвое больше своего знаменитого дядюшки – Генри Тиббета, старшего инспектора Скотланд-Ярда. Но, несмотря на это. Вероника оставалась простой, восторженной и неиспорченной. Девушка никогда не забывала, что, если бы не тетя Эмми, ее жизнь была бы совсем не такой интересной. Поэтому даже среди столпотворения парижского показа мод она выкроила время, чтобы написать любимой тетке. Эмми снова перечитала письмо племянницы. Возвращаются они во вторник. Сегодня среда, значит, Вероника уже дома… Но тут раздался телефонный звонок. Это, конечно, Вероника. Как странно, почему она звонит утром, в самый разгар работы? – Тетя Эмми! Ой, я так рада, что вас застала. Вы представляете, какой ужас! Дядя Генри уже здесь, и все просто с ума посходили. Ее только что отсюда унесли. – Кого ее? О чем ты, Ронни? – А вы еще не читали в «Стэндарде»? Здесь сейчас полно полицейских и репортеров…. – Вероника, что ты болтаешь! Хоть объясни, откуда ты звонишь. – Конечно, из редакции. То есть из автомата с улицы. Дядя Генри сказал, что я могу вам позвонить… – Дядя Генри? А как он оказался там, в редакции? – Но ведь ее убили. – Убили? Кого? – Мисс Пэнкхерст, заместительницу главного редактора. Говорят, ее отравили, и, кажется, Тетушка (так мы зовем Уэлша) что-то знает, но не хочет сказать дяде.., то есть для Тетушки-то он не дядя… – Послушай, Ронни, возьми-ка ты лучше такси и приезжай сюда, а то у меня голова идет кругом. – По-вашему, я несу чушь? Видели бы вы, что тут творится! Ладно, тетечка, я у вас буду минут через десять… Старший инспектор Генри Тиббет прибыл в редакцию «Стиля» в начале десятого. К этому времени на улице уже скопилась толпа, и несколько вежливых молодых констеблей уговаривали собравшихся разойтись. В остальном все выглядело вполне спокойно. Войдя в старинный – восемнадцатого века – холл, Генри натолкнулся на охранявшего помещение сержанта. – Рад вас видеть, сэр, – с чувством произнес сержант. – Нам здесь здорово достанется, уж это точно. – Что вы имеете в виду? – Женщины, – мрачно пояснил сержант. – Манекенщицы и прочие. Реву не оберешься. – Я что-то никого не вижу. Куда вы их дели? – Слава богу, они еще не приходили, – сказал сержант. – Тут пока только несколько уборщиц и швейцар, который нашел тело, сэр. – А когда же придут все другие? – Вообще-то, должны в девять тридцать. Но швейцар говорит, что сегодня кое-кто может опоздать. – Почему? – Они работали ночью, как я понял. В это время возле входных дверей началась какая-то возня. Генри обернулся и увидел дюжего констебля, боровшегося с парнем в кожаной куртке. Сержант вздохнул. – Видали? – И крикнул юноше в куртке: – Сколько раз тебе говорить – марш отсюда! – А пакет! – кричал парень. – Гоните пакет! Это же парижский. Он к восьми часам нужен. – Вот псих, – флегматично заметил сержант. – Пока еще только один. А там подойдут и другие. – Подождите минутку, – остановил его Генри и обратился к посыльному: – Если я верно понял, вы должны были взять у них парижский репортаж и к восьми утра отнести в типографию? – Да, сэр, – оживился посыльный. – Это очень срочно. Вы не можете добыть его для меня? – Срочно-то срочно, – сказал Генри, – да здесь, видите ли, случилось несчастье. Умер человек. Лучше позвоните в типографию, предупредите их. А я постараюсь сделать что возможно. – Спасибо, сэр! Вы сразу увидите наш пакет. Он должен быть в кабинете редактора, и на нем надпись: «В типографию». Курьер продолжал еще что-то кричать и тогда, когда Генри с сержантом вошли в лифт. – Ну а теперь, – сказал Генри, – введите меня в курс дела. Рядом с огромным сержантом он выглядел малорослым и неказистым. Ничем не примечательный немолодой мужчина лет за сорок, голубоглазый, со светлыми, чуть рыжеватыми волосами. Манеры скромные, голос тихий. Он казался нерешительным и робким. Но внешность эта была так же обманчива, как обманчиво простенькими кажутся «маленькие» черные платья от Монье. Сержант, прекрасно зная, что обязан доложить обо всем четко и подробно, стал рассказывать, тщательно подбирая слова. – Хатчинс, дежурный по этому кварталу, позвонил нам в участок в семь пятьдесят шесть, – начал он. – Тот парнишка выбежал из здания и чуть его с ног не сбил. Хатчинс с ним и раньше разговаривал – примерно в четверть восьмого, когда этот парень чуть не перебудил весь квартал. Теперь ясно, что дама, которая должна была отдать ему его драгоценный пакет, была уже мертва. Хатчинс тогда взялся покараулить его мотоцикл, пока курьер звонил в редакцию по телефону. Но никто, конечно, не ответил, и только позже, без десяти восемь, Элфред Сэмсон, швейцар, вошел в здание и поднялся посмотреть, в чем там дело. Он-то и увидел первым, что эта дама умерла. Цианистое отравление. Это уж точно. Сейчас ее осматривает доктор. Но я помню тот прошлогодний случай – это циан, точно вам говорю. – А кем она у них работает…, работала? Сержант заглянул в свой блокнот. – Мисс Элен Пэнкхерст, заместитель главного редактора. Вот почти все, что мне удалось выяснить, пока не нагрянули уборщицы. Наверх я их, конечно, не пустил, а задержал в приемной на случай, если вы захотите с ними потолковать. – Что еще вы сделали? – Позвонил главному редактору – мисс Марджори Френч. Она сейчас будет здесь. – Разумно, – одобрил Генри. – А что вам известно о родных погибшей? – Пока ничего. Может быть, что-нибудь знает мисс Френч. Я решил не трогать сумочку умершей и в столе ничего не смотрел. Лифт мягко остановился на четвертом этаже. Генри вышел и огляделся. «Стиль» размещался в старинном доме. Было заметно, что эту старину, несмотря на требования времени, бережно охраняют и поддерживают. На дверях – обрамленные позолоченными рамками, со вкусом сделанные таблички: «Мисс Элен Пэнкхерст, заместитель главного редактора», «Мисс Тереза Мастере, редактор отдела мод». В конце коридора еще одна дверь с надписью: «Мисс Марджори Френч, главный редактор». А на противоположной двери простая деревянная дощечка с одним словом: «Моды». И два объявления, прикрепленные лейкопластырем: «Посыльные и манекенщицы на примерку – сюда». И на втором: «Входите сразу. Если будете стучать, вас не услышат». Сержант осторожно кашлянул. – Она здесь, сэр. В своем кабинете. – Расскажите-ка мне хоть немного, что это за ночная работа? – попросил Генри. – Эта мисс Пэнкхерст, очевидно, тоже участвовала в ней? – Я мало что разузнал, сэр, – ответил сержант. – Вы лучше у самой мисс Френч спросите. Швейцар мне только объяснил, что все должны были работать допоздна, потому что готовился какой-то специальный выпуск. Он не знает точно, кто тут оставался, но говорит, что этими делами занимается всегда начальство, самая верхушка. А эта бедная леди должна была все написать. Поэтому она в таких случаях оставалась здесь на ночь и в семь часов утра вручала материал нашему приятелю – курьеру. Остальные уходили раньше. Это все, что я могу вам сообщить. – Ну что ж, – сказал Генри, – давайте на нее взглянем. Он открыл дверь кабинета. Если входишь в комнату, где лежит труп, то вряд ли станешь обращать внимание на что-нибудь другое. И все же первое, что заметил инспектор, была вовсе не Элен, а царивший в кабинете беспорядок. Оба стола завалены грудами бумаг. Как будто какой-то сумасшедший разбросал их по комнате нарочно. И уж совершенно неожиданным было то, что творилось около стола Элен. Пол устлан женским бельем вперемешку с чулками, блузками, свитерами, бусами, головными щетками, которые вывалились, надо полагать, из пустого чемодана, стоящего посреди этого хаоса. Коробочка пудры открылась и усыпала всю комнату тонкой розовой пыльцой. Воздух был насыщен тяжелым, густым ароматом, исходившим от валявшегося на полу разбитого флакона духов с парижской этикеткой. Если добавить, что, кроме центрального отопления, в комнате горел еще и электрокамин, легко представить себе, как там было душно. Генри почувствовал, что его мутит. А среди всего этого хаоса, уткнувшись лицом в клавиши машинки, сидела мертвая Элен. Генри увидел, что она была привлекательной женщиной. Темные волосы изящно уложены, стройная фигура. Одета в очень простую серую юбку и пушистый белый свитер. Даже сейчас во всем ее облике оставалась таинственная печать элегантности, которую в какой-то мере придавала всем сотрудникам работа в журнале «Стиль». Темно-серые замшевые туфли были мягки, как перчатки. Одна туфля валялась под столом рядом с такой же темно-серой сумкой. На столе лежали очки в усыпанной искусственными бриллиантами оправе. Левая рука Элен все еще покоилась на клавишах машинки, правой она продолжала сжимать обломок разбитой чашки – синей с белым. Подсохшая лужица чая темнела на пестрой циновке, а старый красный термос скромно стоял в дальнем конце стола. – Здорово здесь воняет, верно? – поморщился сержант. – Я думаю, доктор радехонек был поскорее отсюда выбраться. Он, наверное, ждет вас в соседней комнате. Генри рассеянно кивнул. Он смотрел на руки умершей, так не соответствовавшие ее элегантной внешности. Крепкие, с подстриженными ногтями, без лака. Рабочие руки… Обручального кольца не было, Затем он осмотрел машинку: клавиши тоже покрыты тончайшим слоем розовой пудры. А на вставленном в каретку листе напечатано: «Чернильно-синие розы, разбросанные по белому муслину, придают…» Здесь текст обрывался. Похоже, что тому парнишке долго еще придется ждать парижских материалов… Генри очень осторожно вынул из термоса пробку, предварительно обернув ее чистым носовым платком. Понюхав содержимое термоса, он убедился, что еще теплый чай сильно отдает горьким миндалем. – Сомнений нет, – заключил он, – в термосе циан. Чай нужно послать на экспертизу, но я и так слышу, – он заткнул термос пробкой. – Фотографы и дактилоскописты уже все обработали? – Да, сэр. – Тогда пусть ее унесут. Но смотрите у меня: больше ничего не трогать. Я повидаюсь с доктором. – Он там, сэр, в кабинете главного редактора, – сержант указал на дверь, ведущую в смежную комнату. Когда начнут подходить сотрудники, задержите их внизу, пока мы тут не оглядимся. Соседняя комната резко отличалась от кабинета Элен. Она была значительно больше и просторнее. На стенах картины, и среди них литография раннего Пикассо. Все здесь выглядело отменно аккуратным, вплоть до старательно отточенных карандашей и ровного ряда разноцветных шариковых ручек на обитом кожей столе. Таким и должен быть кабинет главного редактора. В то же время во всем ощущалось, что хозяйка кабинета – женщина. Полицейский доктор, крупный мужчина с печальной физиономией озадаченной ищейки, сидел за столом. – А, это вы, – протянул он разочарованно, будто никак не ожидал встретить здесь Генри. – Что ж, прекрасно. Мне ведь скоро нужно уходить – дела! – Заключение готово? – Да. Цианистое отравление. По всей видимости, яд положен в чай. – Странно все же, что она не почувствовала запаха. Я уж думаю, не самоубийство ли? Доктор покачал головой. – У нее был сильный насморк. Едва ли она могла чувствовать хоть какой-нибудь запах или вкус. Похоже, что ее знобило. Иначе, зачем бы ей понадобилось включать электрокамин? – Когда примерно наступила смерть? – До вскрытия я не могу ответить точно. Что-нибудь между тремя и шестью часами утра. Можно ее увезти? – Я уже приказал сержанту. Доктор сморщил свою грустную физиономию в какое-то подобие улыбки, встал и направился к дверям. На пороге он столкнулся с сержантом. – Простите, что беспокою вас, сэр, – сказал сержант, – мисс Френч пришла. – Попросите ее сюда, – приказал Генри. |
||
|