"Пришествие Хиспа" - читать интересную книгу автора (Миротворцев Павел)

Глава 2

Размышлял я, наверное, очень долго, по-прежнему глядя в потолок. В таком состоянии и нашел меня Ярослав. Издав возглас, очень похожий на панический, он подскочил ко мне и, схватив за плечи, начал что есть силы трясти, издавая нечленораздельные вопли. Дабы прекратить это безобразие, я проорал:

– Идиот! Отпусти меня!!

Он на мгновение остолбенел, потом бросил меня обратно на кровать, а сам рванулся к двери, но на полпути зацепился за ножку кресла, из-за чего с грохотом врезался в стену. Пока вставал, тряся головой, видимо, чуть-чуть пришел в себя (парадокс да и только!). Поднявшись, он осторожно присел в то самое кресло и уставился на меня, как на привидение. Дав ему немного времени, чтобы налюбоваться мной, я четко произнес:

– Ярослав, нервы, однако, лечить надо. Что ты вопишь, как девчонка? Я чуть не оглох!

Он опять оказался рядом со мной:

– Ты живой?! Живой!!

Он был весь какой-то дерганый. Под глазами мешки, лицо осунувшееся. В общем, весь вид его говорил, что этот человек либо запойный пьянчуга, либо очень долго не спал. Зная Ярослава, я был уверен во втором. И не спал он, скорее всего, из-за меня.

Успокаивая его, я заговорил:

– Живой, конечно, живой – разве не понятно? А вот у тебя видок еще тот.

– Какой уж есть! Это ты меня до такого довел!

– Я?!

– Ты, ты! Орал так, что ко мне вся деревня прибежала… Правда, когда они собрались, ты уже только хрипел. И так было на протяжении всех четырех дней. Что с тобой случилось? Еще пару часов назад ты был почти труп, а сейчас живей меня и разговариваешь как ни в чем не бывало.

– А ты бы предпочел, чтобы я валялся, высунув язык? – пошутил я, но, увидев его угрожающий взгляд, поспешил закруглиться: – Со мной все в порядке, дружище, просто кое-что случилось, но теперь прошло… – Я подумал: сейчас самый подходящий момент проверить, что там с моим телом. – Помоги мне встать.

– А может, не надо…

– Помоги!

– Ладно. Но потом не говори, что тебя не предупреждали! – раздраженно буркнул он. Я и раньше частенько выводил его из себя своим чрезмерным упрямством, вроде бы, должен был привыкнуть.

– Не скажу, – согласился я, – но пожалуюсь.

Осторожно встав с кровати, я, слегка шатаясь, прошелся по комнате. Как будто все нормально и не надо привыкать к своему телу. Но стоило мне так подумать, как тут же пришлось убедиться в обратном. Попытавшись взять кружку с водой, я отломил ручку, и осколки воткнулись мне в руку. Но, что самое странное, боли я совершенно не почувствовал. Кровь лилась ручьем, а мне было ни жарко, ни холодно. Несколько заторможенно я начал извлекать впившиеся под кожу осколки, а затем с большим удивлением посмотрел на руку. Кровь перестала течь, а края ран прямо на глазах начали стягиваться. Через пару минут лишь едва заметные маленькие белесые полоски напоминали о только что нанесенных порезах. Раза два я сжал и разжал пальцы. Ни боли, ни крови – ничего, абсолютно ничего! Взглянув на Ярослава, я увидел совершенно обалдевшую физиономию. Он, в свою очередь перевел взгляд с руки на мое лицо, а потом обратно. Не знаю, что было бы дальше, но тут в комнату влетел уже знакомый паренек – Ролу. Размахивая руками, он начал что-то кричать, перескакивая с одного на другое:

– Тихо! – рявкнул Ярослав. – А теперь спокойно скажи, что хотел мне сообщить.

– Ну… это… на деревню напали!

Не дослушав, Ярослав выскочил из комнаты. Ролу – за ним.

Все стало понятно. И это «все» было плохо. Ярослав хороший боец, но, как выяснилось на тренировках, намного хуже меня, поэтому в одиночку он мог просто не справиться, особенно, если нападавших много. Тем более в его теперешнем состоянии. Если бы мое тело было прежним, то вдвоем шансов устоять имелось бы намного больше, а так – я ничего не мог даже предположить. Одно я понял: у меня сильно притупились прежние ощущения, и в данном случае это могло оказаться только полезным.

Однако времени на размышления не было. Натягивая штаны, я понял, что они мне стали очень маленькими. В бешенстве стянув их, я скомкал и отбросил в угол. Достав другие, которые предназначались для холодов и поэтому были намного больше, я поспешно напялил их на себя. Сапоги пришлось надеть тоже зимние. Проигнорировав всю другую одежду, набросив только наплечные перевязи с мечом и колчаном, я схватил свой лук и бросился вдогонку за Ярославом и Ролу. Впрочем, как оказалось, мне можно было даже не спешить: едва я набрал скорость, как в считаные секунды догнал их, а потом и вовсе оказался впереди. Не дожидаясь отставших, я помчался в деревню. Вылетев из-за холма едва ли не со скоростью пули, я успел оценить обстановку, еще не достигнув первых домов.

Нападавших было человек пятнадцать. Все на конях и в доспехах, явно не простые разбойники. Весело гогоча, они смотрели, как двое их подельников выволокли из дома какую-то девку и повалили ее на землю. Один задрал ей подол платья и, встав на колени, прижал ее покрепче к земле, чтобы не дергалась, другой же в это время торопливо снимал штаны. Лучники не подпускали к этим троим крестьян с мечами и щитами. Как я понял, деревенских охотников с луками они обезвредили загодя, так что стрелять со стороны крестьян было некому.

Я вбежал в деревню не за спинами крестьян, а чуть в стороне, поэтому мне открылся отличный вид на происходящее. Я увидел лицо несчастной крестьянки и узнал в ней Хону, первую красавицу на деревне. Ну, может, по нашим меркам, она и не дотягивала до фотомодели (хотя, уверен, если обеспечить ее косметикой, всякими там кремами-парфюмами и хорошей одеждой, она переплюнет любую модель), но в этом мире своему званию полностью соответствовала. Я хорошо знал ее, потому что крестьяне пробовали соблазнить меня этой девушкой, чтобы я, если и уйду из деревни, так хоть оставил бы потомка, точно такого же «богатыря» (правда, это слово звучит здесь несколько иначе, я даже сначала думал, что меня оскорбляют. Меня от такого наименования просто корежило, но ничего нельзя было поделать, уж больно оно крестьянам нравилось). Думаю, излишне говорить, что они потерпели полный провал в своем начинании? Конечно, против Хоны я ничего не имел, она мне даже нравилась, но вот сына иметь, по моему представлению, мне еще рановато. Если бы у меня здесь родился потомок, то хрен бы я уже куда ушел, пока не воспитал его должным образом. Но воспитание детей в мои ближайшие планы не входило, из-за чего деревне вышел облом.

Все эти мысли были мимоходные, поэтому заняли не больше секунды, но этой секунды хватило насильнику, чтобы, наконец, снять свои штаны. Понимая, что с мечом уже не успеваю, я схватил лук в левую руку, правой достал стрелу из колчана. Взяв в прицел шею насильника, уже опустившегося возле девушки на колени, я оттянул тетиву настолько, что еще чуть-чуть, и она бы не выдержала, а потом с выдохом отпустил стрелу в полет. Тут же выдернул следующую для другого, который с похотливой рожей смотрел на извивающуюся Хону. Но второй не понадобилось. Стрела, пронзив железным наконечником незащищенную кольчугой шею первого насильника, отбросила его на помощника и соединила их, пробив последнему череп и застряв в его голове. Тот, кому стрела попала в шею, дернулся пару раз, другой умер моментально.

Пока гоп-компания ошарашенно смотрела на своих мертвых дружков, Хона, прекрасно видевшая, чья это работа, бросилась ко мне и, прижавшись, спряталась за спиной. Странно, я не почувствовал, что она трясется от страха, хотя видел ее лицо, когда она бежала ко мне, – оно было просто перекошено ужасом. Повернувшись, я понял, что ее не просто трясет – она, похоже, вообще конвульсивно дергалась, а мне это не передавалось. Да, прав был тот тип (принципиально не называю его богом): придется основательно привыкать к своему новому телу. Особенно рассчитывать силу, которой, по-видимому, стало еще больше.

В это время солдаты (хотя, какие они на фиг солдаты? Настоящие разбойники!) обратили, наконец, внимание на того, за кем спряталась девушка, и увиденное им совершенно не понравилось. Еще бы! Усиливая их впечатление, я осклабился улыбкой полного психа, которому нравится убивать. К сожалению, получилось это не слишком удачно, видимо, рожей я до убийцы не дотягивал.

Видя, что первое впечатление проходит, я заговорил:

– Уходите-ка, ребята, по-хорошему. Здесь деревня не слишком богатая, так что потеряете намного больше, чем найдете.

Вперед выехал какой-то кретин. На вид я ему дал лет двадцать, но к его физиономии уже намертво приросла маска непрошибаемого самодовольства, поскольку интеллектом, по-видимому, он тоже не особо отличался. Зато выглядел намного эффектнее других. Доспех на нем был добротный, конь – по нашим меркам, настоящий монстр. По каким-то неведомым мне законам, здешние животные размерами были такими же, как на земле, а чаще – гораздо больше, хотя, конечно, попадались и экземплярчики поменьше, но эти исключения только доказывали общее правило. Кретин, увидев, что я восхищенно разглядываю его коня, немного погарцевал, чтобы я понял, насколько это сильная лошадь. Я видел, как ее мышцы при движении бугрились, перекатывались, такая «махина» неделю проскачет и не устанет, знай только поить не забывай. Да-а, от такого коня я бы не отказался.

Судя по всему, животное своего хозяина очень не любило. Прогарцевал он совсем чуть-чуть, а потом был сброшен на землю и чуть не затоптан своим скакуном. Пока «благородный» идиот поднимался с земли, его язык выдавал такую похабщину, что я даже восхитился лингвистической виртуозностью, но вот суть мне совершенно не понравилась. Как я понял, жеребец попался с характером и уже бог знает какой раз скинул своего седока, последнему это очень надоело и он решил: раз не может подчинить себе это животное, то пусть тогда оно не достанется никому. Такого коня на растерзание? Ну уж хрен вам! – подумал я. Свистнув, протянул руку к жеребцу. Тот сначала недоуменно покосился на меня, а затем, смешно прядая ушами, начал медленно приближаться ко мне, сразу забыв о своем хозяине. Последний, увидев эту картину, откровенно растерялся.

Жеребец был абсолютно черного цвета, от носа и кончиков ушей до копыт и кончика хвоста, глаза были точно два черных жука, и я даже не знаю, как люди с нынешним менталитетом не приняли бедное животное за какого-нибудь адского коня, на котором ездят всадники тьмы. Но при всем этом жеребец явно был очень добрым, в глазах таилась такая неподдельная грусть, что при взгляде в них комок подступал к горлу. Видимо, кроме грубости и боли, он от своего хозяина больше ничего не знал, именно по этой причине так медленно и опасливо подходил к моей руке.

Помня, что пока еще не владею своей чувствительностью, я напрягся и постарался просчитывать каждое свое движение, чтобы – не дай бог! – не испугать бедное животное. Правда, тут же понял, что поступил неправильно: пропала даже та слабая чувствительность, что была до этого. Значит, надо сделать наоборот. Поэтому я расслабился, опять, как водится, переборщив, так что закачался на месте, зато чувства в какой-то степени вернулись. Но вот конь, наконец, наклонил свою морду к моей руке и опасливо ткнулся в нее, я тут же скользнул ладонью по его могучей шее, а затем обнял свободной от оружия рукой. Животное даже замерло, похоже, его ни разу не ласкали. Поглаживая, успокаивая тихими словами, я нежно поцеловал его в ноздри. Конь удивленно фыркнул, но голову не отдернул.

В это же время командир пришел в себя, что-то злобно заорав, он бросился к оставшимся всадникам. Еще раз погладив животное по шее, я потянул его за сбрую, чтобы он зашел за ближайший дом, туда же я подтолкнул Хону, проследив, чтобы они оба скрылись из виду, я опять повернулся к всадникам. К этому времени половина разбойников спешилась и выстроилась позади командира, а лучники держали меня на прицеле и только ждали команды, которая почему-то не поступала… С их стороны было очень тактично дождаться, пока я вновь обращу на них свое внимание. В этот самый момент в деревню вбежали и остановились чуть позади меня Ярослав и Ролу. Шустро бегают… отстали лишь минуты на три-четыре. Подкрепление ничуть не охладило пыл главаря банды, так что лучник поднял лук и прицелился в меня. Но, видя, что я даже не пытаюсь как-то отреагировать, он неуверенно посмотрел на своего командира, на что тот пригрозил ему такими карами, что все сомнения стрелка тут же развеялись, и он спустил тетиву.

Ловить стрелы я научился на тренировках, причем очень хорошо. Но в своем нынешнем состоянии не был полностью уверен, поэтому, когда лучник выстрелил, я слишком напрягся. К счастью, результат превзошел мои ожидания. Мое личное время ускорилось (я назвал это "внутренней скоростью"), причем настолько, что я увидел, как стрела вращается вокруг оси полета. Действуя на пределе своей скорости, я поднял левой рукой лук, а правой перехватил летящую стрелу, тут же ее наложил на тетиву и отправил обратно. Никто толком ничего не успел понять. В то время как все ожидали увидеть мертвым меня, стрелок вылетел из седла с пробитыми насквозь доспехами. Оперение стрелы торчало с одной стороны, а наконечник проклюнулся с другой. Приподнявшись на колени, раненый старался выдернуть ее, пока, наконец, смерть не взяла свое, и он не завалился набок. Бандиты дружно посмотрели еще на одного мертвого, так же разом перевели взгляды на командира, а затем на меня. Чтобы отбить у них охоту нападать, я демонстративно наложил на тетиву очередную стрелу, те же действия повторили Ролу и Ярослав. Противники некоторое время хмуро рассматривали нас, а затем опять обратили взоры на своего командира. У того лихорадочно блестели глаза, нервно облизывая губы, он искал выход из сложившегося положения. С одной стороны, в деревне действительно ничего не было такого, из-за чего стоило бы умирать, но с другой, приказав уходить, он может потерять уважение своих людей. Я видел, что он принял решение, и оно было явно не в мою пользу, поэтому, едва он крикнул: "Убить этого гада!!" – я сделал так, чтобы кричать он больше никогда не смог. Воины растерянно замерли. Командир мертв, а мстить за него ни у кого особого желания не было, тем более, что непонятно, сколько их еще погибнет. Сбившись в кучу, они некоторое время посовещались, изредка кидая в мою сторону злобные взгляды. Что-то решив, от их группы отделился один всадник и, широко разведя руки в стороны, направился ко мне. Я сначала даже не понял, что это он делает. Лишь спустя пару секунд сообразил, что это мирный жест. Мол, ничего плохого делать не буду. Я тоже не так давно попробовал сделать подобный жест, знакомясь с крестьянами, но результат был совсем не мирный. Я медленно пошел навстречу, метров за пять друг от друга мы остановились, и он заговорил:

– Здравствуй, крестьянин…

– Я не крестьянин, – довольно грубо оборвал я его.

Некоторое время всадник с интересом рассматривал меня, а затем опять начал говорить:

– Все равно здравствуй, кто бы ты ни был. Видишь ли, ты поставил нас в тупик, убив нашего командира. Половина хочет немедленной расправы…

– Пусть попробуют.

– …а вторая, – продолжил он, будто я его не перебивал, – думает, в том числе и я, что здесь совершенно не за что умирать. Как видишь, мы оказались в некотором затруднении.

– Не вижу, в чем затруднение, – нарочито хамским тоном начал отвечать я. – Пусть та половина, что хочет расправы, попытается ее осуществить. Когда вторая увидит, что стало с этими дураками, думаю, сразу примет правильное решение. Поэтому еще раз спрашиваю: в чем проблема?

Всадник помолчал, хмуро разглядывая меня, а затем задал вопрос, какой я от него совершенно не ожидал услышать. Впрочем, свое удивление я хорошо скрыл.

– Если мы уйдем, ты дашь нам забрать тела погибших соратников?

Я сделал вид, что основательно задумался. Перевел взгляд на тела погибших людей, затем обратно на их товарища, терпеливо дожидающегося моего ответа. Крестьяне и всадники стояли совершенно неподвижно, ожидая окончания нашего разговора, хотя его итог интересовал всех.

– Я согласен, – медленно проговорил я, – но с одним условием.

– Говори условие, – прошипел бандит сквозь крепко стиснутые зубы. Было видно, что он еле сдерживается, чтобы не плюнуть на все предосторожности и не зарубить наглеца (это значит меня, любимого).

– Да сущий пустяк, – небрежно ответил я, становясь в расслабленную позу. – Вы продадите мне два фламберга (правда, вместо этого я произнес совершенно другое слово). Таких мечей в деревни не найти.

Не знаю, чего он от меня ожидал, но явно не этого. Бедняга на какое-то время впал в ступор. Наконец, придя в себя, он, запинаясь, выдавил согласие. Затем вернулся к своим, а от них обратно ко мне, только уже с двумя здоровенными мечами (впрочем, это для них они здоровенные двуручники, а для меня как раз по мечу в каждую руку). Ничуть не опасаясь всадника, я подошел и взял их. Вообще-то, фламберг – это двуручный меч, применявшийся в Швейцарии и Германии с XV по XVII века, длина его достигала полутора метров (эти были значительно меньше), клинок мог иметь волнистую (пламевидную) форму, рукоять покрывалась материей или кожей. Не знаю, откуда они здесь взялись, но это были потрясные мечи. Одно дело разглядывать их в журнале, и совсем другое – держать в руках. Теперь надо будет сделать специальные ножны, чтобы носить их за спиной. Честно говоря, я не ожидал, что здесь могут сделать такое оружие, хотя вроде и знал. Мечи стоили определенно дорого.

– Денег у меня с собой нет, – сказал я переговорщику. – Съездим до моего дома.

Дом, конечно, был не мой, а Ярослава, но я ведь тоже там жил.

Переговорщик махнул своим людям, чтобы ждали.

Зайдя за угол дома, куда я отправил жеребца и Хону, я их там и нашел. Бледная, все еще испуганная девушка тут же бросилась ко мне. Пока я уговаривал ее оставить меня и пойти к своей родне, переговорщик и его соратники терпеливо ждали, перебрасываясь похабными шуточками. То, что у них убили четырех человек, они уже начали забывать, хотя тела погибших уже загрузили на двух лошадей. Отправив, наконец, трясущуюся девушку к ее родителям, я смог подойти к своему скакуну. Тот тоже вел себя нервно: фыркал и косил темно-лиловым глазом. Успокоив его, вскочил в седло. За последнее время я все же приловчился управляться с лошадьми, поэтому никаких проколов в этот раз не вышло. Правда, у меня сложилось впечатление, что он даже не заметил моего веса. Попросив Ярослава успокоить крестьян, я направил коня к нашему дому. Бывшие противники последовали за мной. На лошадях понадобилось минут пять, чтобы добраться до места. Спрыгнув с коня возле крыльца, я вошел в дом, оставив спутников дожидаться меня. Может быть, они ожидали подвоха, но, тем не менее, пока меня не было, с места не двинулись. Я им вынес одну золотую монету, а она в этом мире ценится примерно так же, как у нас в России где-то миллионов пять баксов, и они совершенно обалдели. Бедные солдаты, в этой деревне они уже столько пережили, что, наверное, возвращаться сюда не захотят даже из-за таких денег. Наконец, когда они вышли из оцепенения, я сунул монету переговорщику. Он ее держал так, будто боялся, что она исчезнет, он даже старался не дышать. Потом медленно передал своему соседу, тот с ней вел себя точно таким же образом. В следующие минуты монета прошла через все руки и вернулась обратно к переговорщику. Тот уже почти полностью пришел в себя и, посмотрев на меня глазами побитой собаки, произнес:

– Господин… – Тут я весь подтянулся, благородно выпячивая нижнюю челюсть и делая бараньи глаза. – Господин, за два меча вы заплатили нам слишком много. Мы не можем это принять.

Сделав вид, что чем-то недоволен, и добавляя "сдерживаемой ярости" в голосе, я произнес:

– Ты отказываешься от подарка господина?!

– Нет! Что вы? Я совсем не…

– Я спрашиваю: ты отказываешься от подарка господина?! – уже почти проорал я.

– Нет! – испуганно ответил тот. – Просто это слишком большая плата за мечи.

Я его полностью понимал, выглядело это так же, как выглядел бы мужик, продавший обыкновенный жигуленок, который стоит максимум сто пятьдесят тысяч рублей, за пять миллионов. Но денег у меня еще немерено, поэтому я решил играть свою роль до конца:

– Одной монетой больше, одной меньше, разницы для меня никакой. – Эти слова были сказаны с небрежностью сына императора, у которого и ночной горшок был золотой.

Мои слова явно произвели впечатление, на меня стали смотреть чуть ли не с суеверным ужасом. Взглянув на их лица, легко можно было догадаться, о чем они думают. Мол, если неизвестный так легко разбрасывается огромными деньгами, то кто же он вообще такой? Этот вопрос читался у каждого в глазах, но отвечать на него я не стал. Пусть гадают и дальше. Проигнорировав их вопросительные взгляды, остался стоять на крыльце, надменно глядя на всадников. Те под моим взглядом заерзали как нашкодившие дети, хотя каждый из них был старше меня как минимум лет на пять-семь, и все это отчетливо видели, но вот сказать, что я какой-то юнец, почему-то никто не отважился. Наконец, опять подал голос переговорщик:

– Господин, а как вас зовут?

– Как назвали, так и зовут, – отрезал я.

– Но нам надо будет рассказать нашему милорду, что случилось. А он обязательно захочет знать ваше имя, – воин мямлил, мялся и старался сделаться как можно меньше, но все равно ждал от меня ответа. Некоторое время я пристально его разглядывал, решая про себя, что мне грозит, если я назову ему свое имя? Здесь, как я уже знал от Ярослава, мстят по поводу и без. Это что-то вроде местного развлечения. Ну и что будет, если их милорд вздумает мне отомстить? Получит хорошую взбучку, только и всего. Придя к такому выводу, я решил назваться.

– Меня зовут Хисп. Этого достаточно. Я очень надеюсь, что больше вас здесь не увижу, эта деревня находится под моей защитой, так и передайте своему милорду. Если он попытается напасть на меня или моих крестьян, то последствия для него будут самыми печальными. Денег мне хватит, чтобы нанять хоть всех эхербиусов (воины при этих словах дружно вздрогнули), и тогда вашему господину останется совсем недолго жить. Кстати, как его зовут?

– Виконт Ардено де Кросс, сын Аркана де Кросса, – вразнобой ответили всадники.

Имя странноватое. Впрочем, в этом мире вообще с именами и названиями творилось что-то невероятное. В деревне, которую я сейчас назвал своей, жили Ярославы, Ильи, Святополки и, вместе с тем, были имена вроде Ролу, Хоны, Росси, а также обыкновенные американского типа – Джимы, Майки, Стэны. Складывалось ощущение, что от каждого земного народа в местном обществе были свои представители, и всех их перемешали. Это же сказалось и на обычаях, языках, внешности. От каждой нации было что-то свое. А с языком творилось что-то совершенно непонятное. Мне понадобилась неделя, чтобы разобраться, на каком я говорю языке. Определил я это чисто случайно. Если бы не попавшая в мои руки книга, написанная полностью на русском, и не Ярослав, жалующийся, что никак не может понять этот язык, я бы так и пребывал в полной уверенности, что говорю на своем родном, а меня все понимают. Увы, русский язык здесь был мертвым, и считалось, что именно на нем писались все древние книги и трактаты о магии. И, похоже, это была чистая правда, хотя я еще точно не убедился в этом.

Вот такие мысли мелькали у меня в голове, пока я задумчиво разглядывал всадников, которые все не решались нарушить тишину. Видя их нетерпение, я взмахом руки показал, что они мне больше не нужны и могут скакать на все четыре стороны (чем они немедленно и воспользовались), а сам подошел к своему коню, который спокойно стоял у перил крыльца.

Животное тут же ткнулось мордой мне в руку, требуя ласки, и несколько минут я простоял, нежно гладя его, при этом тихо разговаривая. Повернув его голову к себе, так, чтобы видеть его глаза, я спросил:

– Ну и как мы тебя назовем?

Конь навострил уши, видимо, удивленный тем, что интересуются его мнением. Почему-то мне казалось, что он все прекрасно понимает.

Глядя ему в глаза, я думал. Он был настолько черный, что ночью его просто невозможно было бы найти. Он слился бы с темнотой. Идеальный для наемного убийцы или удачливого вора. Но я то не наемный убийца (хотя уже просто убийца) и не вор. Так что надо назвать, чтобы нравилось и ему и мне. Что до остальных, то мне было как-то все равно.

Да-а, красивый конь. Такой при свете хорошо виден издалека. А если бы в этом мире был снег (здесь единицы знают такое слово), то он был бы на нем, как черная точка на солнце. Хм…Снежок? Чем не имя?

– Как ты отнесешься к тому, чтобы тебя назвали Снежок?

Он, казалось, прекрасно был осведомлен о том, что такое снег. Даже замер на секунду, превратившись в черное изваяние, а затем в его глазах появилось такое выражение, будто он сомневался в моем умственном развитии.

– Ну что ты так смотришь? Зато необычно! Так ты согласен?

Он явно задумался. Потом, пару раз всхрапнув, мотнул головой и ткнулся носом мне в плечо: согласен!

– Решено. Будешь зваться Снежком, назло всяким гадам, которые не верят в добрый черный цвет.

Еще погладив некоторое время теперь уже Снежка, я, немного повозившись, снял с него всю сбрую. Затем отпустил его в поле, после чего устало уселся на ступеньки крыльца. Определенно, этот день был один из самых паршивых в моей жизни, даже хуже, чем тот, когда я оказался в этом богом забытом мире (как раз он-то про этот мир не забыл). Мало того, что собственное тело «работает» в режиме "что хочу, то и ворочу", так я теперь стал убийцей. Я чувствовал, что, если останусь в этом мире, то вряд ли проживу спокойную и счастливую жизнь. Это понимание пришло после самой первой тренировки с Ярославом. Но, что еще было хуже, я сейчас переживал не оттого, что убил четырех человек, а от понимания, что я отнесся к этому совершенно равнодушно. Убей я, скажем, собаку, даже случайно, горевал бы, наверное, с месяц, а вот убийство четверых людей совершенно меня не тронуло. Никаких угрызений совести!. Наоборот, в голову пришла мысль, что мне сегодня крупно повезло, и я заполучил потрясающего коня. Нет, с этим фактом я, конечно, был полностью согласен. Снежок, действительно, отличный жеребец, но от самого присутствия таких мыслей мне становилось еще хуже. Просидев на крыльце не менее получаса, я немного шатающийся походкой отправился спать. Сегодня было достаточно впечатлений для одного дня, большего мне не надо. Да и, может, контроль над своим телом завтра будет получше?

Но лучше не стало ни завтра, ни послезавтра, ни даже через неделю. Точнее, лучше становилось, но – катастрофически медленно, и периодически проявлялись новые способности. Так, как-то выйдя в лес погулять (точнее как баран пошел, сам не зная зачем), я совершенно забыл про время, а когда стало темнеть, был слишком далеко от своего дома. Делать все равно было нечего, поэтому отправился в обратный путь, тут-то и началось самое интересное. Зная не понаслышке, какие хищники водятся в этом лесу, я старался идти как можно тише и незаметнее. В итоге умудрился выйти за спиной у лирса, местного аналога пантеры. Причем, как я знал, слух у него был просто «чудовищный». Разумеется, я сначала обалдел, затем растерялся, а потом сообразил, что надо делать ноги. К сожалению, я потерял нужную концентрацию и уверенность, и, соответственно, превратился обратно в себя любимого (восемнадцатилетнего детину, который ходит с грацией слона). Стоило мне сделать шаг назад, как лирс обернулся на звук. Я сразу понял, с таким хищником голыми руками могу не справиться (говорили же идиоту, что в лес ходить без оружия – самый болезненный способ самоубийства). Единственное, что мне оставалось, так это действовать, причем быстро. Лирс, видимо, сам порядочно обалдел, из-за чего сидел на месте, глядя на меня. Считается, что к нему просто невозможно подойти так близко, чтобы он не услышал. Говорят, это проделывать могут только эльфы, причем у них есть что-то вроде экзамена, подтверждающего высшее мастерство, своего рода аттестат отличного лазутчика (разведчика, шпиона, воина, стрелка, охотника, нужное подчеркнуть – так как это лишь слухи, и я не уверен в их правдивости). Увидев, что лирс сам находится в прострации от удивления, я решил использовать этот шанс. Заорав и замахав руками, ринулся прямо на зверюгу. Это дало потрясающий результат! В той стороне, куда шарахнулось животное, образовалась чуть ли не просека. Лирс снес даже пару небольших деревьев. А я поспешил отправиться дальше (про лирсов говорят, что они не ходят по одиночке, но, к счастью для меня, на второго я не наткнулся). Минут через десять я вышел всего в нескольких десятках метров от своего дома, и тут же будто кто-то выключил мое зрение. Я стал видеть лишь слабый свет свечей в окнах дома, которые по вечерам зажигает Сина (служанка Ярослава). Домой пришел практически на ощупь, хотя, когда шел по лесу, мог разглядеть любую веточку под ногами. Весь следующий день я пытался ходить бесшумно, но, как ни старался, ничего не получалось (к ничего не ожидавшему Ярославу подкрасться смог, а вот когда он внимательно прислушивался, уверенный, что я за спиной и крадусь к нему, то начинал меня слышать шагов за десять).

Точно такое же поражение я потерпел вечером, стараясь разглядеть хоть что-нибудь в темноте. Как бы я ни напрягался или расслаблялся, но "глаза ночного видения" так и не "включились".

Впрочем, это меня не сильно огорчило, торопиться было некуда, времени навалом (слишком большое преуменьшение – как бы глупо это ни звучало, – но как еще можно охарактеризовать слово вечность?). К сожалению (хотя, может, и к счастью, а то мне надоело околачиваться в этой деревне), через две недели случилось событие, которое запустило "механизм моего приключения".

День начался, как всегда, отвратительно. С ненавистной утренней пробежки, зарядки и купания в местной речке (считалось, что вода в ней просто ледяная, на самом же деле она была чуть прохладной, но в мире, где снег лежит только на очень высоких горах, и о нем знают лишь единицы, речка была ледяной). Когда я вернулся, посвежевший после водных процедур, то увидел возле дома возбужденных селян во главе со старостой деревни, который что-то упорно втолковывал мрачному Ярославу. Как выяснилось, дорогу в соседнюю деревню (или – город) где-то на полпути перекрыла банда разбойников. Так как деревня была самостоятельная и не принадлежала никакому лорду, то и жаловаться на этот факт было некому, кроме Ярослава. Как я уже сказал, проблема заключалась в том, что деревню отрезали от других селений. Но, честно говоря, я совершенно не видел смысла в таком перекрытии. Если Ярослав, едва дослушав до конца информацию старосты, стал спешно строить предположения, как избавиться от "этих гадов", то я как житель (бывший) технологически развитого, а потому логически мыслящего мира, начал с поиска причин. Я был совершенно уверен, что разбойники оказались здесь не просто так. Я бы понял их действия, если бы они сулили хоть какую-то прибыль, но перекрыть дорогу небольшому селу – зачем? Тут в другие деревни ходят очень редко, а когда дорога действительно нужна, так это после уборки урожая… которая, кстати, вот-вот закончится – если не сегодня, так завтра. Даже если брать время, когда часть урожая повезут на продажу, разбойникам от этого совсем немного прибыли, а вот для крестьян будет губительно. Эти деньги нужны им для того, чтобы купить самое необходимое, без чего не обойтись в повседневной жизни и не сделать легче свой труд.

Хорошенько все обдумав, я пришел к выводу, что разбойников просто кто-то нанял, чтобы они перекрыли именно эту дорогу и именно к этому селу. Когда староста с остальными селянами, наконец, ушел под заверения Ярослава, что он разберется, я поделился с другом своими мыслями.

– Ты думаешь, их кто-то подкупил, да кому это надо? Тут же отродясь ничего не случалось, большинство местных лордов даже не знают о существовании этой деревни. Мы же никому ничего не сделали!

Вот оно! Конечно, как я мог забыть?!

– Говоришь, никому ничего не сделали? – вкрадчиво произнес я.

– Да! Мы жили тихо-мирно, а единственный раз, когда что-то случилось, был тот день, когда пришли солдаты виконта Ардено де Кр… – он замолчал на полуслове, уставившись на меня.

– Вот именно! Единственный инцидент был с этим Ардено, больше просто некому, да и не нужно никому. Что ж, я Ардено насолил, мне с ним и разбираться. Пойду собираться. – И я пошел в дом, оставив позади недоумевающего Ярослава.

На сборы я потратил совсем немного времени, поскольку собирать-то особо было нечего. Пара рубашек, штаны, теплая накидка, походные принадлежности, вроде котла, мисок, чайника, деревянных ложек, веревки, и – побольше еды, недели на две, хотя планировалась «прогулка» дня на четыре. Но лучше быть готовым ко всему. Все это я растолкал по походным мешкам, чтобы потом нагрузить на заводную лошадь, здраво рассудив, что, хоть у меня Снежок настоящий «монстр» и может везти вес раза в три больше, но все же он – скакун, а не тяжеловоз. Да и зачем, если есть альтернатива? Отправиться я решил назавтра поутру, сразу после обычного отвратительного комплекса упражнений и приятного освежения после них в местной речке.

Утром я не спеша выехал из деревни по нужной мне дороге. Это была та же самая проселочная, по которой я пришел в деревню, поэтому первые часа три пейзаж повторялся в обратном порядке, хорошо запомнившемся мне. Единственным отличием стало уменьшение количества скота, а вместе с ним и собак, а также исчезновение лугов и появление на их месте чего-то вроде зеленых лужаек. Хотя нет, было еще одно отличие. Старик, который провел надо мной обряд посвящения в местные условия, как оказалось, вовсе не существовал. У кого бы в деревне я ни спрашивал о нем, мне вежливо отвечали, что такого тут отродясь не бывало. Я с этим вопросом умудрился достать абсолютно всех, когда же про старика ничего не удалось выведать, переключился на детину, у которого позаимствовал свою одежду. К моему удивлению, и здесь вышел облом. И про детину никто и никогда не слышал, а если учитывать расстояние до ближайших соседних селений, то версия о случайной встрече отпадала напрочь, а со стариком и вовсе не подходила. Он ведь жил в доме, а дом с собой не перетащишь. Спустя пару недель мне надоело выставлять себя перед всеми идиотом, поэтому я сходил на поле, где жил Занглиф. Вернулся только через два дня, при этом не найдя даже похожей местности, не говоря уж о самом доме старика. Порядком этим озадаченный, я плюнул на все и с утроенным рвением взялся за изучение этого мира.

Главным предметом, естественно, было фехтование. Хотя и про другое не забывал. Например, сначала я совершенно не понимал, зачем надо было косить траву? Сено на зиму заготавливать не нужно, зима здесь полностью отсутствовала. Если, конечно, не считать "сильные похолодания", когда температура опускалась с привычной отметки плюс тридцать до плюс пятнадцать, и начинался сезон дождей. Это считалось самым холодным временем года и, действительно, они ходили в это время едва ли не в шубах и валенках. Конечно, здесь такого слова, как валенки, не знают, да в дождь они и ни к чему, но ходят в утепленных ботинках из кожи змеи (видел я этих змей; хоть они и травоядные, но размером с нашу взрослую анаконду). Так же шьют на это время непромокаемые утепленные плащи, сверху покрытый той же змеиной кожей (вообще здесь это универсальный материал, где его только ни используют). Только мне-то это было совершенно не нужно. То, что у них считается зимой, у нас – теплое лето, поэтому плащ я взял лишь для того, чтобы спать на нем (знал бы я, какие тут дожди!). Ну а скошенная трава используется в качестве удобрения. Раскидав ее по только что убранному полю, они перепахивают землю вместе с травой, а затем из ведер поливают все поле, только в обычную воду добавляют какой-то порошок, который перерабатывает органику в высококачественные удобрения. В итоге, к следующему сезону посадки земля становится раз в десять плодороднее любого чернозема нашего мира, ну а про то, какой здесь собирают урожай, я вообще молчу. Стоит только добавить, что за последние лет триста в здешних местах ни разу не было голода. Все жили в достатке.

Наконец, спустя почти три часа после того, как выехал из деревни, я прошел памятное место, где впервые появился в этом мире. Под впечатлением от момента я достал флягу с местной брагой и, как полагается, немного отлив с нее на месте моего падения, выпил за то, чтобы все у меня было хорошо. Дальнейший же путь пролегал по лесу исполинских деревьев (эльфийских, как их зовут, но эльфов здесь уже давно нет, они перебрались чуть южнее; а может, и отродясь здесь никаких эльфов не было, мало ли что говорят). У меня создалось впечатление, что эту дорогу сделали великаны, но на самом деле был просто естественный просвет между деревьями.

Кстати, насчет просвета. Из-за того, что деревья стали располагаться с обеих сторон дороги, то казалось, что еду я не в разгар дня, а где-то уже под вечер, перед началом захода солнце. Раскидистые ветви деревьев перекрывали свет, поэтому путникам приходилось путешествовать в дневном сумраке. Честно говоря, меня в жуть бросало от одной мысли, что придется ночевать в этом лесу. Я даже на какой-то момент пожалел о своем упрямстве. Ведь настоял на том, чтобы ехать одному. Но момент прошел, и я по-прежнему двигался вперед (конечно, двигались Снежок и заводная лошадь, а я просто сидел в седле и анализировал свое состояние). Остановиться на ночлег мне пришлось задолго до запланированного времени. Просто, когда солнце начало опускаться к горизонту, стало темно почти как ночью. Здраво рассудив, что если еще немного потянуть время и проехать дальше, мне придется испытать сомнительное удовольствие устраиваться спать в кромешной тьме. Поэтому, когда эта самая тьма наступила, я уже сидел около хорошего костра, рядом со спящими лошадьми и, ни на что не отвлекаясь, изучал трактат о магии какого-то Ирсено Арегантино. Не знаю, когда он жил, но на русском этот Ирсено писал практически, как мои современники. Даже похожие слова часто встречались, которые, я думал, здесь просто нигде нельзя было найти. Только вот значение этих слов было совершенно другим. Например, я сначала долго смеялся над словосочетанием "локальная сеть". Но потом выяснилось, что это конклав магов, которые объединились, для того чтобы сотворить какое-то особенно сильное колдовство. Почитав книгу до полуночи, я, подбросив в костер побольше хворосту, улегся спать под боком у Снежка.

Следующие четыре дня моего путешествия (далековато засели разбойнички!) особо ничем не отличались. Единственное, что скрасило время, так это книги. Хотя, если честно, то я бы лучше с радостью почитал свою любимую фантастику, чем эти трактаты, но – чего нет, того нет. На пятый день я оказался на предполагаемом месте засады. Хотя должен был быть здесь еще дня три назад, но кто же знал, что так получится с этим лесом? Ехать по нему оказалось очень затруднительно, а как крестьяне попадали в другие деревни, я даже боялся представить, тут и дороги-то как таковой не было… Да и вообще, зачем жители деревни забрались в такую глушь? Хрень какая-то… но я тоже, идиот еще тот, мог бы и спросить. Тем не менее, мне никто про лес ничего не рассказывал… ну, практически не рассказывал, поэтому я не знал, что ехать по нему будет столь неудобно.

Где-то часа через два после того как оказался на предполагаемом месте разбойников, я, наконец, нашел этих гадов. Только вот совершенно не так, как ожидал. Я, как дурак, всю дорогу готовился к нападению, старательно выискивал засады, что не способствовало моему настроению и неблагоприятно сказывалось на скорости перемещения, а они, гады, даже засаду мне не устроили! Обогнув особо толстое дерево, я сначала услышал неясные звуки, постепенно переходящие во вполне различимые голоса, а спустя еще некоторое время увидел их обладателей. Было их человек десять, хотя я мог и ошибаться: может, где-то еще спрятались их братья по ремеслу. Но внимание мое обратилось не на разбойников, расположившихся кольцом, а на стоящую в центре этого круга фигурку. Не видя до этого момента ни одного эльфа, я почему-то мгновенно уверился, что это именно он, а точнее – она.

Господи!! Что это было за создание!! Да любая мисс мира любого года покажется просто блеклой тенью, жалким подобием этой эльфийки! Ее красота просто "сбивала с ног, вырывала сердце, а потом еще добивала лежачего ударами ног по ребрам". Исходя из сравнения с разбойниками, она, по меркам этого мира, была довольно высока, наверное, где-то мне по плечо. Волосы ее были совершенно непередаваемого цвета, но больше всего выделялся зеленый оттенок. Фигура абсолютно идеальна и одуряюще соблазнительна. Но все это ни в какое сравнение не шло с ее лицом: таким, в моем представлении, пожалуй, должно быть лицо ангела. И последнее, что выделялось в ней, это были ее уши. Даже с такого расстояния я прекрасно видел, что они были длинные и заостренные кверху, что придавало эльфийке особое очарование (я ее сразу же для себя окрестил Ушастой); сейчас они настороженно ловили каждый звук.

Эльфийка была напугана, причем очень сильно, это было видно хотя бы по тому, как она дрожала (хотя это настолько гордые существа, что свой страх не покажут, даже умирая от смертельных ран (так в книгах говорится)). Она затравленно озиралась, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, всюду встречая похотливо скалящиеся рожи разбойников. Эти движения делали ее фигуру неимоверно соблазнительной. Это происходило из-за облегающей одежды; полностью зеленого цвета, переливающегося от светлых сапожек до темной верхней части своеобразного комбинезона, она была все время в движении, обтягивая фигуру эльфийки, что давало потрясающий результат.

В какой-то момент я заметил, что она резко изменилась. Если сначала была сильно испугана, то теперь к ней пришло осознание того, что с ней сделают, а это для эльфиек было хуже смерти. Еще бы! Быть опозоренной грубым, тупым, грязным человеком, а тут целая свора таких. Тем более она так же прекрасно знала, что даже после этого ее не убьют, над ней будут издеваться, наверное, еще пару месяцев, пока им не приестся. Только тогда жалкую, замученную и опозоренную, ее соизволят убить (или продать), а во всех местных тавернах будут судачить о том, какие благородные люди эти разбойники. Дело в том, что эльфы и люди находятся в стадии "холодной войны". По негласному договору людям нельзя было появляться на эльфийской территории, а эльфам на человеческой. Если кто-то был пойман на чужой земле, то с этим человеком или эльфом вправе были делать абсолютно все, что заблагорассудится. Если, скажем, за эльфа практически во всех случаях требовали выкуп, то эльфиек никогда еще не отдавали назад, только один раз, можно сказать, вернули. Только лучше бы ее убили. Ее опозорили настолько, что Верховный совет эльфов пришел к решению убить ее, тем более она сама этого неистово просила, но самоубийство у них считается проклятьем, которое ложится на весь род, если кто-то его совершил (таких прецедентов еще не было). В тот раз в роли палача выступил прадед эльфийки (если, конечно, это все правда).

В это время разбойники перешли от похабных шуточек к действиям. Медленно они начали приближаться к стоящей девушке, по ходу в красках рассказывая, что они с ней сделают и сколько это займет времени. И тут я понял совершенно простую истину: если хоть один из них до нее дотронется, то я убью абсолютно всех, и никакие молитвы и просьбы о пощаде им не помогут. Придя к этому заключению, я спрыгнул со Снежка с наибольшим шумом, на какой был способен (жаль, доспехов у меня нет, а то был бы грохот). Затем поправил мечи за спиной и вразвалочку подошел к слегка обалдевшим от неожиданности моего появления разбойникам.

– Ну-с, люди добрые, – весело начал я, стряхивая несуществующую пылинку с плеча, – что делаем? Девушку обижаем? Нехорошо обижать девушек, тем более таких. – В последние слова я добавил наибольшую угрозу, на которую был способен и, видимо, это у меня вполне получилось:

– Да мы что? Да мы ничего! – начал мямлить самый здоровый из них, но, видимо, услышав самого себя, встряхнулся и зычным голосом продолжил: – Девушек обижать не хорошо! В этом ты прав. – Ага, так я тебе и поверил! – Но это отродье эльфов, а не людей, или ты не заметил, брат?

– Да нет, отчего же? Заметил. – Я сделал вид, будто мне это все настолько скучно, что дальше некуда, и потому начал полировать ногти о рукава. – Только вот сдается мне, что это все равно девушка. А из-за повышенной ушастости она только красивее. И не брат я тебе, гамадрил недоразвитый.

– Так ты что, за этих тварей?!! – взревел здоровяк.

– Хм… ну как тебе сказать… – Я небрежным движением достал правой рукой первый свой меч. – Не то чтобы я готов умереть за них, – и делано покрутил перед собой фламберг, причем одной рукой, – но вот конкретно в этот момент и конкретно эту Ушастую я в обиду не дам. – Я достал второй фламберг теперь уже левой рукой.

– И как ты собираешься нам помешать? – зловеще (ХА! Это он так думал!) начал здоровяк. – Нас десять, а ты один. – Он постарался даже виду не подать, что на него произвело впечатление, с какой легкостью я обращаюсь с тяжеленными (это для них) мечами.

Он еще только доканчивал последнее слово, как я начал свое движение. Отзвучало «н» в слове «один», и на землю упали два обезглавленных тела ближайших ко мне разбойников.

– Смотри, – злобно усмехнулся я, – двоим уже непоздоровилось, головы у них разболелись, повышенное давление. Вас осталось всего восемь. – Еще два взмаха мечами (настолько стремительных, что они, наверное, даже ничего не заметили), и на землю рухнула вторая пара безголовых. – Ну вот, еще двое. Прям эпидемия! Теперь вас уже шесть. Как же нам быть? – притворно опечаленно говорил я, плавно смещаясь при этом в сторону здоровяка, чтобы иметь возможность покончить с главарем.

Обе мои «операции» заняли буквально несколько секунд. Эльфийка смотрела на происходящее во все глаза, не двигаясь с места, а разбойники никак не успели отреагировать, но начали осознавать, что дела обстоят неважнецки, несмотря на по-прежнему ощутимый их перевес в живой силе.

– Может, теперь разойдемся по-мирному? Вы мне отдаете остроухую, уходите с этой дороги, чтобы вас здесь никто больше не видел, а я извиняюсь за ваших убитых товарищей. Честно скажу, не люблю убивать, поэтому выбор полностью за вами. – Я демонстративно достал из кармана тряпочку, воткнув один меч в землю, протер тряпкой другой, после чего закинул его в ножны и взялся за первый, повторив то же самое.

Почти минуту они стояли, раздумывая, потом здоровяк заметил, что он ближе всех ко мне, а мечи мои убраны в ножны, радостно взревел и бросился на меня. Глупец тут же отлетел с метательным ножом в глазнице.

– Неверный ответ, – спокойно прокомментировал я его действия, затем, повернувшись к остальным, продолжил: – Почистите кто-нибудь мой нож, а то я слабонервный, как вижу кровь, мне еще хочется. Для меня это как наркотик: кровь, много крови! Люблю кровь!! – С каждым словом выражение моего лица становилось все безумнее, потом, выхватив мечи, я сделал вид, что еле сдержался, чтобы не броситься в атаку, демонстративно глубоко вздохнув, бросил фламберги обратно в ножны. – Ну так как? Почистите мой нож?

Хм… кажется, перестарался. Они так бросились к своему бывшему главарю, что одного сбили с ног и чуть не затоптали, а за право почистить нож, даже разодрались. Видимо, в их представлении тот, кто вернет мне нож, останется жив, а остальных этот псих (я любимый) пустит в расход. Наконец, ко мне подлетел тот, кого вначале сбили с ног. Пока все дрались, он вытащил нож из глазницы своего бывшего босса и, хорошенько вытерев об его же одежду, вернул мне. Когда я спрятал его в своем правом рукаве, до остальных дошло, что драться больше незачем и не за что. Теперь передо мной стояли пять измордованных дракой человек (очень уж они старались выполнить мою просьбу), самым целым оказался тот, кто вернул мне ножик, причем он же был самым спокойным. Видимо, решил, что выполнившего столь «ответственное» поручение я уж точно не трону. Остальные же стояли с такими похоронными лицами, что мои губы сами собой растянулись в ухмылке. Как обычно в этом мире, меня совершенно не так поняли (эх… не признают истинного гения). Их лица из белых стали серыми, один даже начал чуть слышно шептать себе под нос, вроде как молитву. Решив, что лишние несколько трупов мне совсем ни к чему, особенно, если смерть будет банальной – от инфаркта, я заговорил вполне дружелюбно:

– Ладно, люди, вы сейчас быстренько, но очень старательно, похороните своих товарищей, а затем уйдете из этого леса. Навсегда! В ваших же интересах, чтобы вы мне больше не попались на глаза.

В течение следующего часа я внимательно наблюдал за ними, но, по-видимому, ни у кого даже в мыслях не было ослушаться меня. Так что через час возле дороги появились пять могил с вполне добротными крестами. (Кресты меня, честно сказать, удивили: не ожидал столкнуться здесь с христианским обрядом. Впрочем, может быть, они не имеют к христианству никакого отношения? Краем уха я слышал, что кресты были в ходу и у язычников, задолго до Иисуса Христа.) Как полагается, все постояли возле них минуту молчания, а затем разбойники затравленно уставились на меня, очевидно, думая, отпущу ли я их в действительности.

– Ответьте на последний вопрос и можете идти. Кто вас нанял?

Как я и думал, это оказался Ардено, похоже, недалекого ума человек. Он не стерпел оскорбления, нанесенного мной, и решил расквитаться. Может, у самого ума хватило, а может, кто-то надоумил, но вместо своих воинов (которые наотрез отказывались идти опять против нашей деревни) он подкупил разбойников, с которыми я и имел сомнительную честь сегодня общаться. После того как я, наконец, убедил этот сброд, что отпускаю их и не собираюсь стрелять из лука вслед, бросать ножи или браться за мечи, чтобы убить всех, они ушли, скорее убежали. Судя по их поведению, подозреваю, что в этот лес их можно будет затащить только под страхом смерти, да и то не факт.

Когда из виду скрылся последний «бегун», я смог заняться эльфийкой. За все прошедшее время, пока я контролировал этих горе-вояк, она не сдвинулась даже на шаг (столь сильный шок?). Все так же стояла и изредка вздрагивала, только теперь смотрела с ужасом на меня. Конечно! Я же человек!! Что еще ей могло прийти в голову, кроме того, что я сам хочу поиздеваться над ней, поэтому и не отдал ее разбойникам.

Подойдя к ней поближе, я с интересом оглядел ее с ног до головы. У нее были зеленые глаза, как я и предполагал, миндалевидной формы. Не удержавшись, дотронулся до ее розовой щеки, но она дернулась так, будто ее ударило током. Больше таких попыток я делать не стал, хотя очень хотелось. Отойдя к своим лошадям, я снял фляжку с заводной и с наслаждением присосался к горлышку с родниковой водой, которая в этом сосуде сохранялась холодной достаточно долго, что не могло не радовать. Вдоволь напившись, я повернулся к уже более-менее пришедшей в себя эльфийке.

– Ну-с? Что будем с тобой делать? – произнес я жизнерадостным тоном, который совершенно не вязался с похоронным лицом ушастой красавицы.

Та подняла на меня глаза (я заглянул в них, и мое сердце начало работать с перебоями) и произнесла таким мелодичным голосом, что я едва не впал в экстаз (как узнал в дальнейшем, из-за того, что я был рожден не в этом мире, у меня не было иммунитета перед очарованием эльфиек; впрочем, такое впечатление произвела на меня только эта, остальных я даже не всегда замечал):

– Пожалуйста, убей меня сразу, а потом можешь делать с мои телом все что захочешь.

– И тогда, спрашивается, на хрена я тебя спасал? – искренно возмутился я. – Чтобы потом самому прирезать? Да и в связях с некрофилами я еще не был замечен и не горю желанием быть замеченным. Нет, знаешь, Ушастая, убивать я тебя не буду. Может быть, разика два-три или четыре… а может, и вовсе пять-шесть сотен раз изнасилую, а потом брошу. Хе-хе… Ладно, шутки в сторону. Ты лучше скажи, как ты оказалась в такой компании? Новых ощущений захотелось? Тогда, может, зря спасал? Испортил все удовольствие? Столько изголодавшихся мужчин, столько удовольствия, а? Может мне их догнать и попросить вернуться? Тогда не против, если я буду первым?

Расчет был верен. Такого удара по своей гордости это создание снести не могло. Теперь ее трясло от едва сдерживаемого гнева. Но вот губы опять разомкнулись, и меня начали планомерно обвинять во всех смертных, бессмертных и еще хрен знает каких грехах. Причем она мне нанесла столько изысканных для этого мира оскорблений, что любой на моем месте, будь то нищий или хоть сам император, убил бы ее с особым садизмом (особенно последний). Но, поживи она хотя бы с месяц в моем мире, то поняла бы, что такого человека, как я, оскорблять совершенно бесполезно (многолетняя привычка ругаться вырабатывает иммунитет). Поэтому, пока она выплескивала свою ярость, я прислонился к дереву и просто наслаждался звуком ее голоса и любовался ею, не вникая в смысл сказанного (точнее будет сказать, я вообще перестал прислушиваться к словам, но сам голос слушал с удовольствием, большим, даже огромным удовольствием). Поэтому, когда она замолчала, недовольно открыл глаза, которые сами закрылись в упоении, и уставился на эльфийку.

– Чего замолчала, Ушастая?

О! Вот это кайф!! Еще десять минут слушал этот божественный голос (хотя как раз голос Бога я очень хорошо помню и слушать его мне не доставляло никакого удовольствия). Она мне старательно пыталась втолковать, что я жалкий хизард (местный вид таракана), и она бы даже побрезговала убивать столь никчемное создание. Через десять минут до нее, наконец, дошло, что собеседник пребывает в нирване и явно не вслушивается в ее слова, хотя она, бедняжка, так старается… Когда она вновь замолчала, явно растерянно, я со вздохом опять открыл глаза и отошел от дерева к своему Снежку. Минут пять мне потребовалось, чтобы половину вещей перевесить на своего любимчика и освободить место на заводной лошадке моей новоявленной знакомой. Та, не зная, как реагировать на все, лишь стояла и смотрела на мои манипуляции. Придирчиво осмотрев укладку, я кое-что подправил, кое-что подтянул, а затем опять повернулся к своей подопечной:

– Ушастая, так ты, вообще-то, откуда здесь взялась?

– Я…я… убежала от своих!

Я даже не нашелся, что ответить на это. Эльф, который убежал от своих? Даже не эльф, а эльфийка! Может, соврала? Кому ни расскажешь, все равно не поверят, засмеют. Я про этот народ только читал и слышал, но и того было достаточно, чтобы я понял: такого не может быть, потому что не может быть вообще.

– Слушай, ты мне лапшу на уши не вешай. Говори правду!

– Но…но…я ничего не вешала! – сказала она с таким комичным недоумением, что я едва сдержался, дабы не захохотать – Я действительно сбежала… – А вот последнее было сказано столь жалобным тоном, что все мое веселье мгновенно улетучилось, и я безоговорочно поверил в ее слова.

– Ну, ты даешь… Приключений на пятую точку захотелось? И что ты собираешься делать дальше?

– Я собираюсь? – видимо, она так ничего и не поняла.

– Ну, как показала практика, одной тебе ходить нельзя, поэтому говори, куда тебе надо или хочется.

Эльфийка сначала уставилась на меня как на полного психа (все-таки не зря я взял для имени анаграмму этого слова), а потом задумалась. Я не торопил. Пока она стояла в молчании, я еще раз проверил, хорошо ли закрепил вещи на лошадях. Подтянул подпруги у обеих, а затем вскочил на Снежка. Взяв за поводья свою вторую лошадку, не спеша подвел ее к эльфийке. Та заметив, что я по-прежнему жду ответа, набрала в легкие воздуха побольше, чтобы что-то сказать, но посмотрела на меня и выдохнула сквозь сжатые зубы. Видимо, все еще не верила в благородность моих намерений. Я решил ей помочь, заговорив первым:

– Так ты посвятишь меня в свои дальнейшие планы? И желательно побыстрее, а то придется ночевать здесь же, а мне рядом с могилами не спится. Даже сам не знаю, почему…

Она опять собралась и выпалила:

– Можно, я поеду с вами?!!

О! О!! И еще раз: О!!! В ту минуту я больше всего походил на рыбу, которая оказалась на берегу. Чего-чего, но такого я не ожидал. Предполагал процентов на семьдесят, что она вообще откажется от моей помощи, а тут такое заявление. Поняв, что мой рот все так же открыт, поспешил его захлопнуть, затем, выждав некоторое время, чтобы полностью придти в себя, заговорил тихим ровным голосом:

– Ну, ты меня и удивила. Я конечно же совсем не против, чтобы ты поехала со мной, только, знаешь, мне хочется мило побеседовать с тем, кто послал сюда разбойников, и поэтому придется проезжать через поселения людей… Хотя это твое дело. Ладно, последние два вопроса: как тебя зовут и где твой лук?

– Меня зовут Солина из рода Охейл, а лук свой я еще не имею права носить.

– Права? – Я думал, что они с луком рождаются, а тут такая новость. – Так ты не умеешь стрелять?

– Умею! – Видимо, опять ее гордость задел. – Но, чтобы сделать свой лук, по закону нашего народа, надо достигнуть определенного возраста. Когда пройдут двадцать пять раз холодные дни, только тогда разрешается сделать свой собственный лук. Я родилась всего восемнадцать холодных дней назад, так что свой лук я смогу сделать только еще через семь раз холодных дней.

Холодные дни – это типа зима у них так зовется (точнее, жалкое подобие на оную), а также это значит, что эльфы считаются взрослыми после двадцати пяти лет, Солине же только восемнадцать. Хм… молоденькая попалась.

– Ладно, Ушастая…

– Солина!

– …давай запрыгивай на теперь уже свою лошадку и поехали, а то скоро начнет садиться солнце и поздно уже будет куда-либо ехать.

Бросив ей поводья от заводной лошади, я развернул своего Снежка, и тронулся в путь. Через некоторое время сзади послышалось легкое цоканье копыт, наступающих на выпирающие корни деревьев, а еще через минуту рядом со мной пристроилась эльфийка. Так, никуда особо не торопясь, в полном молчании, мы и ехали по этому крайне недружелюбному лесу. И, судя по тому, что я знаю о нем, ехать нам предстояло довольно долго.