"Волшебный локон Ампары" - читать интересную книгу автора (Павлов Сергей Иванович)9. ЧИСЛО ПЕРЕМЕНОт здания госпиталя до территории Форума – до входа в примыкающий к зданию Форума гидропарк – сопровождали Кир-Кора двое одинаково хмурых, неразговорчивых парней в форменных костюмах цвета беж с черными перетяжками в районе суставов. «Как осы», – подумал Кир-Кор. Неразговорчивость функционеров МАКОДа его устраивала – разговаривать не хотелось. После того, что он видел в реанимационных отделениях госпиталя, любые слова общения ради общения показались бы сейчас обременительными и неуместными. Хмурость парней проистекала, наверное, от повышенной настороженности. Ожидание очередного подвоха. Их можно понять. Когда сопровождаешь субъекта, который за неполные сутки ухитрился несколько раз угодить в эпицентры пугающих происшествий, очередной подвох, конечно, представляется уже фатально неизбежным. Очень синхронно парни выхватили из-под мышек скрытое там оружие, едва мелькнул за кустом коричнево-золотистым пятном вспугнутый кем-то олень. На широком горбатом мостике через канал эту легко обнажавшую лучеметные жала хмурую пару «ос» сменила другая – менее хмурая, но такая же молчаливая. В отдалении наблюдал за сменой конвоя МАКОДа, покусывая травинку, плотный мужчина в коричнево-золотистой форме офицера Службы безопасности. Офицер своего оружия не скрывал – миттхайзер словно прирос у него под локтем правой руки. Вековые усилия эвархов в надежде вообще избавить Белобережье от оружия из-за неистово самоотверженных контрусилий беспокойного ордена подверглись сегодня серьезному испытанию. Аллея шла теперь параллельно каналу – вдоль гранитного берега. Впереди возвышалось над большими деревьями зеркально-гладкое, чистое, как небо, куполообразное здание Форума, ни дать ни взять – сказочное голубое яйцо какого-нибудь исполинского эпиорниса, поставленное острым концом кверху. Канал был прям, как летящая к голубому яйцу голубая стрела, и лишь в одном месте расширялся небольшим озерком, обсаженным низкорослыми даурскими лиственницами. Часть озерка занимал расположенный на воде у берегового изгиба стеклянный павильон, похожий на искристую чалму с золотым пером – головной убор царского достоинства. – Туда? – спросил один охранник другого, кивнув в сторону павильона. – Скорее всего, – ответил напарник. – Подожди меня здесь. Пара охранников разделилась: один застыл в начале ведущего к павильону ковротуара, другой проводил грагала к порогу. Прозвучали дверные сигналы. Голос Михаила Полуянова пригласил: «Заходи, Кирилл», и стеклянная дверь повернулась. В павильоне было уютно. По стенам и потолку круглого помещения вилась мощная ветвь какой-то неизвестной Кир-Кору лианы с рыхлыми гроздьями мелких, как у бальджуанской гречихи, белых цветков. Возвышение у стены, обращенной к озеру, занимала ратановая мебель: овальный стол на восемь персон и соответствующее количество искусно сплетенных легких кресел. Справа – тоже на возвышении – лоснился глянцем музыкальный синтезатор, закамуфлированный под старинный белый рояль; слева торчал типовой терминал по соседству с типовым дачным баром, в двух шагах от которого светился, играл мерцанием, иногда поворачивался вокруг оси, помигивая сменой изображений, многоцветный видеококон. Чтобы не мешать эварху, Кир-Кор бесшумно подсел к столу, приготовился ждать. Видеококон лопнул, обнаружив под угасшим фантомом радужной скорлупы мягкое кресло и сидящего в нем Михаила Полуянова с забинтованной головой. Михаил ел какую-то розовую массу, вычерпывая ее ложкой из металлического фиала; ел без аппетита, морщась то ли от отвращения, то ли от боли. Розовая капля упала на его белоснежную латиклавию, целомудренно украшенную двумя синими полосками, сбегающими от плеч к подолу, – не замечая этого, Михаил продолжал скрести ложкой металл. – Помочь? – спросил Кир-Кор. Эварх вскинул на него вопрошающий взгляд: – В смысле?.. – Хочу попытаться унять твою боль. Если позволишь. – Моя боль такого рода, что лучше ее не трогать. Ты был в госпитале? Как там у них? – У каждого по-разному... Но главное – критическая точка позади. Как на Форуме? Ледогоров в каком состоянии? – В активном, спасибо. Только что отзвучало его приподнято-бодрое обращение к участникам Большой Экседры. Когда я гасил видеококон, речь держал спикер Форума Юрмед Вертоградов. – Я помешал тебе следить за полемикой? – обеспокоился гость. – Извини... – Суть предложений фундатора такова, что мне не нужно следить за реакцией зала – она предсказуема. – В чем же суть? Если не секрет, конечно. – Не секрет. – Полуянов снова поморщился. – Хочешь чего-нибудь съесть? В холодильном отделении бара я обнаружил неограниченные запасы клюквенного фраппе. Кир-Кор ясночувствием уловил, что у эварха задета система тройничного нерва – Михаила мучили приступы боли в районе темени и виска. – Благодарю, я сыт. После собеседования с юристами и представителями МАКОДа я имел честь отобедать в обществе офицеров эсбеэсэс. – Пока ты приятно беседовал и безопасно обедал, мы с помощью аэрокранов приводили в порядок верхушку «Ампариума», двадцатый этаж, – сообщил Михаил. – Восстановили звезду, мачты связи... А стеклянную панель с голозадым дуэтом по просьбе фундатора вынули целиком и перенесли в госпитальную оранжерею. – Я знаю. – Наведывался? – Нет. С какой стати? – Что ж так? – Теперь к ним пусть наведывается Мировой Трибунал. – Раньше Трибунала к ним наведается Департамент по делам социального обеспечения. – Пенсионный отдел, – добавил Кир-Кор. – Угадал. Теперь они – инвалиды пространственного катаклизма в сидерической стадии развития цивилизации. Пока не вызволят их из стекла, никаким трибуналам они, сударь мой, неподсудны, вот ведь в чем дело. – Медики и физики что-нибудь придумают, – уверенно предположил Кир-Кор. – Уж как-нибудь извлекут. – Прогноз физиков оптимизма не вызывает, – возразил эварх. – По их мнению, на границе стекла и плоти возникла и продолжает быть какая-то топологическая аномалия. Все там перемешалось на субмолекулярном уровне. Скажи честно, как у тебя это получается? – Не знаю. Но в тот момент я испытывал сильное, острое чувство... С большим зарядом возбуждающей энергии. Я не знал, что смогу на кого-нибудь так... так... – Гневаться, – подсказал Михаил. – Нет, не то. Я знаю, что такое гнев у землян. Это что-то ужасное – буйное и слепое... Я не был слепо гневен, потому что в тот момент я их презирал. – Это, наверное, еще хуже. – Да, страстно и горячо презирал! Но почему это хуже? – Когда у нас говорят о презрении, обычно сопровождают его эпитетом «ледяное», – заметил эварх. – Возможно, мое было смешано с возмущением?.. – Неуклюжесть собственных объяснений смутила Кир-Кора. – Такое странное, сильное, острое чувство внове для меня. – Старая штука смерть, а каждому внове... – угрюмо произнес Полуянов. – Не понял... Ты это к чему? – Ни к чему. Просто пришла на ум фраза Тургенева. Мало ли что иногда приходит на ум. «Как хороши, как свежи были розы». – Ну, а... все-таки? Если откровенно?.. – Откровенности захотел? Ты испытывал классический гнев, свойственный землянину, однако не хочешь в этом признаться даже самому себе. Испытывать возмущение, гнев не зазорно, грагал. А вот обращаться с холодным презрением следует куда осторожнее. – Но я говорил о горячем! Маракас... Эварх не ответил – приступ боли согнул его в кресле. «Возьму еще один грех на свою тотально виноватую перед МАКОДом душу», – решился наконец Кир-Кор. Скрытно возбудил натруженное за день ясночувствие и сделал несколько пси-волновых уколов в ствол воспаленного нерва. Так же скрытно он оказывал помощь тяжелораненым в госпитале. Его усилия заметил, по-видимому, только Олег Владимирский-Люпусов: покачал головой, не то осуждая тайное его вмешательство в действия медиков, не то поощряя – сие осталось неясным, поскольку региарх ничего не сказал, а лишь с удвоенным усердием стал успокаивать заплаканных женщин – жен и дочерей пострадавших. Впрочем, как знать, – возможно, сами врачи согласились на негласную, запрещенную статьями МАКОДа помощь грагала. Иначе зачем они допустили его в реанимационное отделение – в святая святых госпитального центра?.. Бывает, поступки землян трудно понять. Говорят одно, думают другое, делают третье... Не может быть, чтобы никто не обратил внимания, как он, вопреки запретным статьям МАКОДа, лечил Ледогорова там, в Зале Символов. Михаил, очнувшись, ощупал бинты на висках, потрогал макушку. – Плохо себя чувствуешь? – осведомился Кир-Кор. – Хм... Пусть это не беспокоит тебя. – Полуянов забросил пустой фиал в мойку бара, пересел в плетеное кресло, ближе к столу. – Так на чем застопорилась наша увлекательная, не чуждая высокой классике беседа? – Я хотел бы узнать... Очистителям двадцатого этажа удалось сделать что-нибудь... с этим... – Тебя волнует судьба Академика. – Эварх покивал. – О, это была эпопея, достойная кисти самого Рубенса... Ты что, не мог вынуть оттуда своего бандита целиком, в полный рост? – Я вообще не собирался вынимать оттуда кого бы то ни было, – сухо пояснил Кир-Кор. – Ни своего, ни твоего, ни вашего, ни нашего. Эварх остановил на лице собеседника пытливый взгляд: – Вслед за эруптированным гроссмейстером кентаврированный Академик, сам понимаешь, произвел на нас глубокое впечатление. Кир-Кору подумалось: «Не воображает ли он, будто я специально устроил спектакль?» Не сводя с лица собеседника глаз, Полуянов рассказывал: – С ним возилась бригада спасателей – деятели медицины и роботехники, инженеры, монтажники, пожарники, пилоты. Сложность состояла в том, что медики на всякий случай запретили надолго отключать кабельные коммуникации между кентаврированными терминалами вверху и внизу. – Монтировали параллельно внешнюю линию коммуникаций? – догадался Кир-Кор. – Совершенно верно. Соединили спецкабелем оба терминала внешней обводкой – с двадцатого этажа «Ампариума» на крышу «Каравеллы» и через окно твоего бывшего апартамента. И лишь после того спустили вниз терминал с академической половиной тем же путем. Когда все это хозяйство протаскивали в окно, торс злополучного негодяя стал пунцовым, как помидор. Предусмотрительная осторожность медиков оказалась не напрасной: даже кратковременное разъединение коммуникаций между терминалами – в момент вынужденной смены соединительных колодок – повергло Академика в кардиогенный шок. «Надо же!.. – искренне огорчился Кир-Кор. Упрекнул себя: – Действительно, что мне стоило дернуть бандита чуть посильнее?!» «И для страховки – швырнуть его на мягкое канапе, – не преминул дополнить внутренний голос. – В тот момент, когда Ледогоров спал на гвоздях». – Из шока этого терминального инвалида вывели не без труда, – продолжал Полуянов. – Зато сейчас «академические» полуорганизмы хотя бы соседствуют в одном помещении. Две половины туловища, соединенные кабелем стометровой длины... Представляешь? Кабель развешан гирляндами колец по всем комнатам апартаментов... – Развешан зачем? – спросил Кир-Кор машинально. – От положения кабеля и диаметра его колец теперь зависит регуляция жизнедеятельности внутренних органов Академика. Ужасные, понимаешь ли, неудобства. То в носу у него акустический непорядок – почему-то звучат голоса местных радиопереговоров, то ноги дергаются в такт сигналам, идущим со спутниковой платформы «Марисат-Коррект», то видеоинформация проходит на левый глаз откуда-то из Японии. А безобидная вроде бы электросварка на крыше «Ампариума» вызвала у бедолаги мучительный приступ изжоги. Медики сбились с ног, перетаскивая десятки метров кабеля с места на место. Был человек, мать честная... и вот вдруг – Тифон, извольте видеть, со змеино-кабельной талией. Ладон, Ахелой, Василиск... – Мне очень жаль, что так вышло, – пробормотал Кир-Кор. Под ладонями скрипнули, захрустели плетеные подлокотники. Мелодично прозвучал сигнал у двери. Эварх подался к терминалу, ткнул пальцем в сенсор на лицевой панели: – Заходи, Раиса, добро пожаловать. Стеклянная дверь, блеснув, повернулась. Кир-Кор поднялся, приветствуя стройную девушку в светло-зеленом костюме. Огненно-рыжая прическа, задорно вздернутый нос, высокая грудь, белая медицинская сумка через плечо. – Раиса Федоровна Позываева, – представил ее Полуянов. – Добрый день, – проговорил Кир-Кор. – Добрый вечер, – ответила девушка, обнаружив глубокое, проникновенное контральто. – Уже вечер, Кирилл Всеволодович, солнце далеко на западе, вы не заметили?.. – Она взмахнула ресницами. – Это потом, – устало сказал эварх. – Я готов к перевязке. Рана чешется невыносимо... Кир-Кор отошел в сторону – к псевдороялю. Поднял белую крышку и от нечего делать стал разглядывать многорегистровый мануал, черные квадраты нотных табло, дискотеку нотных записей. За спиной у него кипела работа: щелкали сумочные замки, хрустели пакеты с перевязочными материалами, звякало стекло, металлические инструменты. – Ой-ю-ю!.. – пропело контральто. – Что это у вас, Михаил Николаевич!.. – Что там еще?.. – недовольно спросил Полуянов. – У вас тут все затянулось, нечего мне перевязывать. – Ну так и не надо, не перевязывай. – Жуткая рана была!.. Чудеса прямо!.. Никогда бы не поверила, если б сама вам кровь не останавливала... Не вертите головой! Мне придется тут все кругом косметически обработать. – Ну так обрабатывай, – проворчал эварх. Было слышно, как фыркнул, булькнул и зашипел какой-то медицинский аппарат. Кир-Кор не оборачивался, делая вид, будто знакомится с содержанием дискотеки. Эварх негромко спросил: – Чего нового... на медицинской тропе? – А все новое. Я только-только из «Каравеллы» примчалась. Тот жуткий эвандр... ну, который вас по голове своим пулеметом огрел... опять нам жару задал. – Что с ним на этот раз приключилось? – Что-то вроде гипертонического криза. Когда в колодке кабельного разъема стали менять элемент электропитания, он... эвандр этот... надулся вдруг, глаза выпучил, грозно так зарычал – у меня прямо сердце в пятки упало!.. – Ну, порычал, а потом? – А потом сразу сник. Но в этот раз мы были начеку, не растерялись... – Вывели? – Куда?.. – Из криза, спрашиваю, вывели? – Ну естественно! Иначе у нас не бывает. – Полегче бы ты меня за волосы дергала, сестра милосердия!.. – Извините, эварх, больше не буду... А из реанимационных госпиталя пошли хорошие новости! Знаете? – Знаю. – Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. – Не сглазишь. Глаз у тебя лукавый, но легкий. Долго еще? – Все, все, все... Вот... Руками пока тут у себя ничего не трогайте. А если дела с заживлением так и дальше пойдут – завтра снова можно позволить вам драться. Ой, мне же рассказывали, как вы героически... – Стоп! – строго произнес эварх. – Ты мне сестра милосердия – это в достаточной степени печальный для меня сегодня факт. Но я тебе, понимаешь, не брат и вряд ли мне случится им стать в календарно обозримом грядущем. – Конечно! Вы – мой больной... нет, почти что здоровый, отважный двоюродный по крови дедушка. До свидания, Михаил Николаевич, выздоравливайте полностью и в таком же немыслимом темпе! – Щелкнули замки медицинской сумки. – Чао, Кирилл Всеволодович. Я вижу, вы меломан, и когда-нибудь мне придется для вас что-нибудь спеть... До свидания. А заодно – доброй ночи. – Она с лукавой улыбкой пропела: – Приятных вам сновиде-е-ний!.. – Будьте здоровы, – Кир-Кор сделал учтивый жест, – и спасибо за колыбельную. Вскинув сумку на плечо, двоюродная по крови племянница Полуянова и родная по духу дочь Эскулапа выпорхнула сквозь хрустальный блеск вращающейся двери. – Слышал, что эта егоза про Академика рассказывала? – спросил эварх. – Слышал, конечно. Имеющий уши да слышит. – Не злись. Ситуация новая... в том числе – для тебя. Осмысливать надо. – Негодяй едва не снес с твоих плеч мыслительный орган, – заметил Кир-Кор. – Или я что-то плохо расслышал? Эварх опечаленно покивал: – Я понимаю и принимаю твое настроение. Человек этот – отпетый мерзавец и, безусловно, достоин сурового осуждения... Но как судить его, если он уже не просто лысый толстяк с глупой кличкой Студент Академик, а змеино-кабельный Тифон Ахелой? Судить отдельно голову и хвост? Преступника даже в катушку смотать для компактности невозможно без того, чтобы не начались у него приступы бронхиальной астмы, люмбаго или чего-нибудь хуже... – Значит, судить не надо, – сказал Кир-Кор. Михаил окинул его быстрым взглядом. Поднес было руку к виску, но, видимо вспомнив предупреждение внучатой племянницы, опустил ладонь на подлокотник. – Прежде чем переступить порог Форума, тебе, сударь мой, следует хотя бы попытаться посмотреть на себя глазами участников Большой Экседры. – Так считаешь? – обронил Кир-Кор. – Чего же ты ждешь после своей славной виктории на двадцатом этаже? – холодно полюбопытствовал Полуянов. – Народного ликования? Праздничного фейерверка в сопровождении викториальных залпов батарей Петропавловской крепости? – Эварх, может быть, это тебя удивит, но я не из тех, кто опаздывает на свидание с действительностью, даже блуждая в потемках. Мне достало интеллекта сообразить, что для большинства землян я теперь персона нон грата. Для большинства философов – тем более. На двадцатом этаже мне пришлось расстаться с последними иллюзиями на этот счет. Полуянов поднялся и, сутулясь, обошел видеокресло и терминал. Высказался на ходу: – Участникам Большой Экседры объясниться с тобой будет, видимо, проще, чем я полагал. – Ну... не совсем, – осторожно вставил Кир-Кор. – Надеешься обелить себя перед аудиторией в две сотни философов?! – Лично меня дискуссия не привлекает. – Кир-Кор отрицательно покачал головой и тоже поднялся. – Все, что я хотел сказать, я сказал на утренней экседре. Большего не скажу. – Сказанное утром согласуется с тем, что ты сделал позднее в театре оружия и на верхних этажах «Ампариума»? Не ожидая ответа, Михаил приблизился к искрящейся хрустальным блеском стене и стал смотреть наружу сквозь прозрачный участок. – И все же дискутировать на форуме я не намерен, эварх. Я просто покажу им Планар – пусть посмотрят своими глазами. Те из них, кто умеет воспринимать ретроспективную пиктургию. – Умеет? – переспросил Полуянов. – Или захочет? Кир-Кор бросил взгляд ему в спину. – Собственно говоря, они добивались этого от меня целое утро. – Дивизия... – проворчал эварх себе под нос. – Такого наплыва служилого люда у нас я отродясь не видывал. Кирилл, ты как переносишь охрану? – С трудом. – Я тоже. Тогда давай мы к философам вплавь... Полуянов обернулся, несколько раз хлопнул в ладоши с неравной продолжительностью пауз между хлопками. На полу, подчиняясь звуковому коду хлопков, образовался полукруглый люк, откуда выползли поручни трапа, и Кир-Кору открылось, что керамлитовый цоколь стеклянного павильона погружен в воды озера не только ради ландшафтной эстетики. – Раздеваться? – спросил он деловито. Михаил, пожимая плечами: – Как знаешь, моряк. Но лучше не надо. Наиболее нервные индивидуумы из философской когорты твоего юмора могут и не понять. – Чувство юмора притупляется у вас к исходу дня, – сделал вывод Кир-Кор. – Или плавки производят больший эффект, чем короткая юбчонка в горошек? – Умничаешь, юнга, – упрекнул его Полуянов и жестом пригласил к спуску на трап. – Будем считать, мне сказана какая-то соленая морская гадость, которую я проглотил не жуя. В следующий раз, гардемарин, пожалей ветерана. – Ладно, эварх, извини. И впрямь сказано неудачно. Кир-Кор не стал объяснять эварху про набедренную повязку с расцветкой а-ля мухомор. Он подошел к люку, взялся за поручни трапа. Тишину павильона огласил писклявый видеотекторный вызов. Полуянов заспешил к терминалу, махнув рукой на ходу: – Спускайся. Я мигом!.. В цоколе павильона Кир-Кор обнаружил ангароподобное помещение, облицованное золотисто-розовым керамлитом. Здесь почему-то пахло морской водой. Озеро и каналы сообщаются с Авачинской бухтой?.. Ангар был оборудован для транзитных стоянок небольших субмарин. Автоматизированный причал, захваты подъемников, продолговатые баллоны для сжатых газов, толстые кабели, шланги. В лиловом полусумраке все это светилось люминесцентными красками. Субмарина, приподнятая и прижатая корпусом к парапету причала, напоминала тупорылого дельфина гринду с увеличенными плавниками. Появление потенциального пассажира субмариной было замечено: автоматика отвела в сторону дверцу бокового входа – открылся залитый светом люк. «Эта скорлупка выдержит давление на километровой глубине, – заключил Кир-Кор, осмотрев герметику люка. – Интересно, на кой маракас эвархам глубоководная техника?..» Пассажирский салон миниатюрной субмарины мало чем отличался от салона сфалервагена – здесь тоже нельзя было выпрямиться в полный рост: низкий потолок, узкий проход. С правой стороны от каждого из расположенных друг за другом пяти оранжевых кресел в специальном углублении настенной облицовки был закреплен небольшой нагрудный акваланг с маской. Над теменем каждого из пяти пассажиров (опять же потенциальных) красным диском светилась крышка потолочного люка для индивидуального аварийного выхода. Полагая, что Полуянов сядет впереди, Кир-Кор, едва не задев головой красный диск, плюхнулся на сиденье второго по счету кресла. Эварх занял третье – Кир-Кор услышал у себя за спиной хлопки ладонями и команду автоматике: – Старт по программе эф-два-четыре, без ультразвука. Субмарина дрогнула. Было слышно, как электропневматические механизмы с шелестом, вздохами и чмоканьем зарастили дверной проем, как сошли с корпуса, лязгнув, сцепы захвата. Несколько секунд погружения. Плавный толчок. – Поехали, – сказал Полуянов. – Ничего, что мы путешествуем по водным артериям без видеоакустического обзора? – Ничего, – ответил Кир-Кор. Подумал: «Блуждание в потемках начинает входить здесь в обмен веществ моего организма». – Немного кружится голова, но лучше все-таки без, – вещал эварх спутнику в левое ухо. – Если охрана уловит звуколокаторы субмарины в канале – нам может не поздоровиться. Маршрут не заявлен, и нас очень просто могут остановить на подступах к Форуму. – У них есть глубинные бомбы? – У них есть много чего, мой адмирал. Они ко всему готовы. Адмирал промолчал. Но подумал: «Знаю я, к чему они там готовы». – Мне только что сообщили... – добавил эварх. – Из госпиталя... Весьма неприятную новость. Кир-Кор стремительно обернулся влево всем корпусом: – Из отделения реанимации?! – Нет. Из госпитальной оранжереи. – Д... – Кир-Кор принял исходное положение, откинулся в кресле. Михаил постучал в спинку кресла костяшками пальцев: – Это не то, о чем ты подумал, но все равно интересно. «Это становится моим проклятием», – с тоской пожалел себя Кир-Кор. – Вокруг впаянных в плоскость стекла фигур, – продолжал вещать Полуянов, – образовалась кайма. – Какая кайма? – Многоцветная такая – желтая, серая, бордовая, красная, зеленая, синяя, голубая. По всему абрису фигур близнецов-стекольников появились выступы окаймления. Физики подсчитали, что эта кайма расширяется в стекле со скоростью два миллиметра в час. – Странно, – пробормотал Кир-Кор. – Чепуха какая-то!.. – Я говорил ведь – будет интересно. «Да уж куда там», – подумал Кир-Кор. Решил уточнить: – Самочувствие у них ухудшается? – Считаешь, оно должно ухудшаться? – Знал бы – не спрашивал. – Медики утверждают, что, в отличие от кентаврированного Академика, его сотоварищи сохраняют в себе гораздо больший запас предсказуемой живучести, – ответил эварх. – На данном этапе. Все физиологические и нервно-мышечные реакции в норме. – Вот как? Прекрасно. А что у них с интеллектом? – Интеллект, как ты и сам понимаешь, дело тонкое, тут не сразу бывает полная ясность. Однако все трое довольно толково ответили на вопросы членов следственной комиссии, представителей информационных агентств и глав делегаций Собора философской школы Ампары. Правда, не обошлось без эксцессов в виде словесных излишеств... но такого рода интеллектуальные параметры чисто клиническими не назовешь. Хуже другое. Цветовой анализ странной каймы, о которой я тебе рассказал, застал врасплох медиков и поверг в изумление физиков. Каждая из цветных полосок в этой кайме соответствует либо тканям внутренних органов человека, либо секрету тех или иных желез. Визитные карточки печени, почек, мозга, желчи, лимфы... ну и так далее. Своего рода гистологические хромограммы в стекле. – То есть... в стекле проявилась доступная глазу человека светоносная аура? – удивился Кир-Кор. – Я полагал, среди землян наблюдать фотоауру могут лишь сверхчувствительные сенситивы. – Святая невинность... – проговорил Михаил. – Никак не утумкает, что у них в условиях топологической аномалии кишки уже полезли во все стороны. Кир-Кор едва не поднялся с кресла, но вовремя вспомнил про дисковидную крышку аварийного люка над головой. Извернувшись корпусом, он взглянул собеседнику в лицо из-за кресельной спинки. Лицо у Полуянова было серьезное, глаза – печальные и самоуглубленные. Нет, последнюю фразу эварх произнес без малейшей издевки. Преодолев минутную дурноту, Кир-Кор ляпнул невпопад: – Я ни в чьем сочувствии не нуждаюсь. – Нет конечно, – спокойно сказал Михаил. – Как и я, впрочем. Мы оба нуждаемся в информации. Разве нам не важно узнать, как будет выглядеть изваянный тобой горельеф через месяц? Это ведь люди, а не раздавленные на стекле тараканы!.. В общем, предварительный прогноз таков: вся стеклянная плоскость скоро уподобится произведению сумасшедшего художника-модерниста. По всему стеклу – цветные разводы... сам уже знаешь чего... а в середине картины – два белых скелета. – Твоя фантазия? – Мне ее подсказали физики экспертной группы. Они считают, что внутренности злополучных негодяев со скоростью два миллиметра в час рассредоточиваются в зоне топологической аномалии и вслед за внутренностями в эту проклятую инфернальную зону «уплывет», скорее всего, и телесная оболочка. Вероятно, со временем мигрируют в стеклянную плоскость даже скелеты. Стиснув подлокотники до боли в пальцах, Кир-Кор с закрытыми глазами откинулся на спинку кресла. Сейчас у него было одно желание: как можно быстрее покинуть борт субмарины. Он чувствовал ее неспешное до тошнотворности движение вперед и старался не поддаться искушению найти способ прибавить скорости подводному челноку. – Эксперты совещаются, – продолжал Полуянов. – Никто из них, естественно, не знает, можно ли пойти на риск – перерезать стекло и хотя бы отделить друг от друга товарищей по разбою. Вдруг это им повредит. А когда «кайма» одного сольется с «каймой» другого?.. Новый тип сиамских близнецов? Камчатско-топологический... – Все, что ты мне сообщил, конечно, ужасно, – сказал Кир-Кор. – Наверное, не поверишь, но я тоже не знаю, как быть. – Я верю тебе, – сказал Михаил. – Однако проблему никуда не денешь, она остается. Кстати, мы рассмотрели ее не всю. По аналогии с близнецами-стекольниками тревожно выглядит теперь и ситуация с Академиком. Что, если его внутренности и вообще вся телесная плоть начнут таким же манером «проваливаться» в терминалы? Характер топологической аномалии в обоих случаях, по-видимому, одинаков. А может быть – и в случае с большинством участников экседры Черного. Попугая... Из их черепных коробок непостижимым образом улетучился весь личностный жизненный опыт. Это ужасно само по себе, но еще кошмарнее – если начнут мигрировать куда ни попадя телесные оболочки черноструйников. По крайней мере, такое может произойти с гроссмейстером, потому как он совершенно определенно испытал на себе воздействие топологической аномалии. Кир-Кор слушал эварха внимательно, не перебивая. А когда тот завершил наконец мрачный экскурс в теорию сингулярной стадии реального абсурда, он отбросил последние колебания и возразил: – Спору нет, проблема серьезная, суровая, и я отчаянно сожалею, что она как-то связана с моей персоной. Но уверен ли ты, что это моя проблема? Михаил шумно вздохнул за спиной собеседника, неприятным голосом ответил: – Согласен, не совсем твоя... – Совсем не моя, – настоятельно уточнил Кир-Кор. – Лучше бы ты их убил, – тихо проговорил Полуянов. – А вот это, эварх, действительно уже моя проблема. Минута молчания. Было слышно, как всхлипывают и сипят инжекторы воздухообменной системы. – Извини, виноват... – пробормотал Михаил. – Просто я хотел сказать – гуманнее было бы... чем... – Гуманнее – это как? – не сдержался Кир-Кор. – Удобнее? Не нужна была бы межэтажная возня с терминалами, с кольцами кабеля? Не надо было бы подсчитывать миллиметры роста каймы? – Не усердствуй, – сделал попытку осадить собеседника Михаил. – Все равно не поверю, будто ты не понял, что именно имелось в виду. – Отчего ж не понял? Понял очень даже хорошо – имелась в виду гуманная альтернатива. А это самое малое – восемнадцать гробов. – Чушь. Впрочем, может быть, и не чушь. А почему именно восемнадцать? – Считай. Трое антигероев двадцатого этажа, магистр, гроссмейстер с девятью серьезно пострадавшими соучастниками покушения плюс четверо погибших из бандитского экипажа шверцфайтера. То есть все те, что МАКОД и ты разрешили мне убить, но которых я, к великому счастью своему, как ты знаешь, не убивал. – Если это законы МАКОДа, Кирилл, значит – они мои и одновременно твои. – Игра со смертью тут идет в одни ворота, эварх, и сочинители законов отлично это понимали. Назовешь случай, когда бы грагал сознательно убил землянина? – Разговор сейчас, сударь мой, идет о фантастически изощренных увечьях, – гнул свое Полуянов. – Опять-таки – увечья я им нанес не сознательно, – парировал Кир-Кор. – Согласен, это выглядит теперь как наказание злодеев, но уверяю тебя, мне и в голову не приходило их наказывать – я просто отбивался! И кстати... уж если заговорили о наказании. То, что сегодня произошло с пейсмейкерской бандой, неплохо, по-моему, согласуется с вашей же концепцией возмездия. Ты не находишь? Михаил хмыкнул. – Возмездие – понятие деликатное, – заметил он. – Возмездие – это справедливо жесткое наказание отъявленного негодяя, – подчеркнул Кир-Кор. – Но в какой именно форме оно должно лечить язвы общества? В форме пожизненной изоляции преступника? Уничтожения его? Публичной казни? Или, может быть, все-таки в форме «фантастически изощренного увечья»? Мне почему-то кажется, что ваша концепция обо всем этом умалчивает намеренно. – И это понятно – возмездие должно вершиться не нами. Не путай его с наказанием. – А в чем тут принципиальная разница? – Наказание негодяя – в наших руках. Можем назначить, но можем и отменить. А вот возмездие – сакральное таинство. Судьба... – Ампара? Сверхъестественное вмешательство? – Каша у тебя в голове, сударь мой. Ампара – нечто совершенно естественное, как и любой природный закон. И действия ее в пределах локона возвратного времени так же естественны, как гравитация, скажем, или магнетизм. Разумеется – естественны и логичны преимущественно в рамках струм-логики. Но это уже дело философского вкуса. «Ловко они каждый раз уходят за ширму струм-логики, – подумал Кир-Кор. – Не удастся мне вызвать его на откровенность, мало еще, видать, я философской каши съел». Полуянов угадал его настроение – пошел на попятную: – Да, кое в чем наши представления о «механизме» возмездия через возвратное время были неверны. Мы полагали, что неведомый нам «механизм» когда-то просто включится неким промыслом Ампары и будет работать сам по себе... – "Вот приедет барин – барин нас рассудит"23, – прокомментировал Кир-Кор. – Уповали на то, что однажды кто-то где-то возденет Жезл Справедливого Гнева – и трепещи всяк, кто заслуживает возмездия?! – Это была наша концептуальная ошибка, – согласился эварх. – В лучших наших традициях. Любой здравый вывод или логически выверенный прогноз мы непременно должны облечь в одежды поэтического мифа. Да что там прогноз – вся история человечества так или иначе мифологизирована. Вот и с Жезлом Справедливого Гнева накладочка вышла, здесь ты, Кирюша, прав. Действительно, думали, кто-то где-то возденет. Да ведь и в голову прийти не могло, что волей Ампары один конец этого Жезла будет вложен нам в руки. Дескать, вот вам, господа хорошие, действовать будем в соавторстве. – Вложен в руки, но не вам, – пробормотал Кир-Кор. – К моему величайшему огорчению... – Я имею в виду всю человеческую цивилизацию вообще, современную ее фазу в полиастральном объеме, – пояснил Михаил. Кир-Кор невольно съязвил: – Концептуальная ошибка ваша, а объем, значит, общий? – Что ж делать, если Новастра находится на философском иждивении у Земли, – спокойно парировал Полуянов. – Мы допускаем ошибки, верно замечено, однако нам же приходится их исправлять. Кстати, образ новой реальности раньше всех осознал Ледогоров. Уж и не знаю, откуда у этого человека такая мощная интуиция. Раньше других он понял, что основными проводниками воли Ампары на нашей планете будут посредники – твои соплеменники, грагалы. Их присутствие здесь, их поведение, их галактические открытия, наконец – все это в целом преобразит нашу жизнь и в частности инициирует «механизм» возмездия как начало очищения от скверны. Вы, грагалы, для нас уже не «побочная ветвь человечества», с которой надо держать ухо востро, вы теперь – наше будущее, наша надежда, наша персонифицированная судьба, если угодно. Ледогоров пытался обсудить с коллегами этот свой философский прогноз еще на прошлом Соборе, но решающей поддержки не получил. И лишь на вчерашней Экседре Зыбкой Безупречности Ума большинство участников были склонны заинтересованно обсудить то, в чем он давно прозрел. «Большинство, но не все, – подумал Кир-Кор. – В полной мере я прочувствовал это на „эзбушке“ сегодняшней». – Ну и... что решили по вопросу о моих соплеменниках? – Решают, – сказал Полуянов. – Суть только что произнесенного обращения фундатора к участникам Большой Экседры как раз и сводится к тому, чтобы философы официально одобрили и огласили статус полной легализации грагалов на нашей планете. – Наконец-то! – вырвалось у Кир-Кора. – На твоем месте я пока не стал бы ликовать. И знаешь почему? – Конечно. Я догадливый. – Вот! Еще вчера философам не были ведомы формы возмездия. А теперь, когда гроссмейстер обретается на Луне с мозгом новорожденного, когда весь его походный клир, за небольшим исключением, тоже хнычет здесь, требуя соски-пустышки, когда телохранители жестоко обездвижены, опасно окаймлены и чудовищно кентаврированы... Продолжать или не надо? Кир-Кор не ответил. – Да, Кирилл... Старая, как мир, истина: недосмотришь оком – заплатишь боком. Я очень тебе сочувствую, но и не будучи прорицателем могу предсказать, по какому пути пойдет полемика в ответ на предложение Агафона. Он ведь, кроме всего прочего, еще и романтик, наш экзарх. Благородный мечтатель. В этом нет ничего плохого... однако... сдается мне, для тактической пользы здесь надо было бы повременить. – А может быть, он гениальный провидец? – сказал Кир-Кор не оборачиваясь. – Может, он видит грядущее лучше и дальше, чем все мы, вместе взятые, и... – Не исключено, – перебил Михаил, – но я говорю о тактике. А что касается стратегической дальнозоркости Агафона... Да, надо признать, здесь он крупных ошибок не делал, за то и выбран фундатором. Его авторитет взлетел до небес, когда он первый понял, что открытый Олу Фадом Зердем – знак образования локона возвратного времени, в связи с чем предсказал скорое открытие и других артефактов Ампары. С экзархом спорили, однако ни опровергнуть, ни смутить его не смогли. Тебя он, кстати, тоже вычислил и предсказал. Причем – еще до того, как ты обнаружил Планар. Именно с твоей персоной он связывал начало больших перемен. Правда, с тобой все было более или менее ясно и без предвидений Ледогорова... – Не понял, – признался Кир-Кор. – Вы что... заранее обрекли меня на особую роль? – Нет, на особую роль тебя обрекает Судьба. В философской интерпретации – воля Ампары. Твой числовой код – восемнадцать. – Это что значит? – В анналах струм-логики восемнадцать – Число Перемен. Если угодно – числовой код значительных перемен. Существенных перемен в обыденности устоявшихся традиций. – Кабалистика какая-то!.. – удивился Кир-Кор. – Струм-логика, – возразил Полуянов. – А кабалистика и мистерии – это уже мифологизированная струм-логика. – Гм... спорить не буду, тебе как специалисту виднее. Но с чего ты взял, что восемнадцать – мой числовой код? – Год своего рождения помнить? – Хороший вопрос. – Сложи все цифры этого числа и назови мне сумму. – Сумма цифр?.. Восемнадцать. Ну и что?.. Тем более – это ведь год по новастринскому летосчислению. – Хорошо, возьмем соответствующий год по земному летосчислению. Число другое, а сумма?.. Кир-Кор припомнил год своего рождения по земному календарю. Сумма цифр была та же: восемнадцать. – Просто совпадение. – Ты выпал на Землю позавчера? – Да. Восемнадцатого июля... гм... – Не удивляйся. Многое в твоей жизни связано с этим числом – Числом Перемен. К месту и не к месту. Странно, что раньше ты этого не замечал... Восемнадцать – довлеющий код твоего личностного бытия. Видимо, это знак того, что твоей особе Судьбой предназначено как-то олицетворять значительные перемены. Или, на худой конец, быть деятельным участником каких-то сложных процессов уникального переходного периода. «Михаил Николаевич в своем амплуа неутомимого шутника», – думал Кир-Кор, с трудом переваривая диковинную информацию, которую Полуянов вкладывал ему в левое ухо. – Ты, должно быть, принимаешь все это за экзотическое вранье? – поинтересовался эварх. – Все это очень занятно... однако, по-моему, слишком притянуто за уши. Длина карандаша – восемнадцать сантиметров и восемнадцать же дециметров – ширина хоккейных ворот. Положим, я до сих пор люблю рисовать, но в хоккей играл только в детстве. Глубокий и продолжительный вздох Михаила: – Убеждать тебя мне нет нужды. Скептически настроенный грагал – в нашей среде явление, увы, тривиальное. – Каждый мыслящий двуногий много раз сталкивается, в своей жизни с числом «восемнадцать», – мягко заметил Кир-Кор. – Например, практически у каждого бывает восемнадцатилетие. – Но не каждый, к примеру, женится в свои восемнадцать и не у каждого в таком возрасте рождается сын. «Эварх еще не знает, что регистрационный код Планара идет под номером восемнадцать», – подумал бывший юный муж и маловозрастный родитель. – И уже далеко не каждый в состоянии обнаружить это число в своем полном имени, Кирилл Всеволодович, – бросил эварх еще один шар. Кир-Кор мгновенно определил количество кириллических букв в своем имени-отчестве, и почему-то именно здесь правота эварха его поразила, нисколько, впрочем, не пошатнув твердыню здравого скептицизма. – Итак, – пробормотал он, – зная свой судьбоносный код, я могу развлекать себя счастливой игрой на тотализаторе. – Кто сказал, что восемнадцать – счастливое для тебя число? – с неприятной интонацией в голосе вопросил Михаил. – Лично я сомневаюсь. Это число – символ перемен, а уж с каким они знаком – плюс или минус, – никто заранее сказать не может. Разве что Юрмед Вертоградов иногда намекнет. Кир-Кор, не без внутренней борьбы с собой, решился на святотатство: сложил цифры года, в корне переменившего его жизнь, – того страшного года, когда не вернулась из поискового тревера Нина. Мозг вопреки желанию хозяина как бы самопроизвольно сделал несложный подсчет. Сумма составила восемнадцать... Монолит скептицизма дал трещину. Она была пугающе глубока. Уходила куда-то туда, где в сером, стылом безвременье лежал вечный лед... Субмарина прекратила поступательное движение. Качнулась, всплывая. – Приехали, – сказал Полуянов. – Станция «Форум». Дальше – на эскалаторе. Как тебе наш подводный метрополитен? – Отвратительно, – пробормотал Кир-Кор. – Ну вот... приятно поговорили. |
||
|