"Кодекс чести Вустеров" - читать интересную книгу автора (Вудхауз Пэлем Грэнвил)

ГЛАВА 3

Интересуясь Родериком Споудом у дворецкого, я сказал, что он в два счёта смог бы открыть консервную банку взглядом, и именно такой взгляд я сейчас ощутил на собственной персоне. К тому же я ошибся, предполагая, что он семь футов ростом. В нём было не меньше восьми. И ещё я забыл упомянуть, что даже мускулы его челюстей, которые ритмично расслаблялись и напрягались, напоминали стальные канаты.

Я наделся, он не скажет «Ха!», но мои надежды оказались напрасными, а так как голосовые связки у меня оказались парализованными, на этом наш диалог и закончился. Не отрывая от меня своего консервного взгляда, он крикнул: «Сэр Уаткин!»

Издалека послышалось нечто вроде да-я-здесь-что-там-у-вас-стряслось.

- Идите скорей сюда. Я вам кое-что покажу.

И примерно через полминуты в дверях появился старикашка Бассет, на ходу поправляя пенсне.

До сих пор я встречал сэра Уаткина в одеяниях, достойных Метрополии, и должен признаться, несмотря на жуткое положение, в которое я попал, дрожь пробежала по моему телу, когда я увидел, как он вырядился, не успев очутиться в своём поместье. Есть одна аксиома, по крайней мере Дживз так её называет, что чем человек меньше ростом, тем ярче он одевается, и внешний вид Бассета вполне соответствовал недостатку в нём дюймов по высоте. По правде говоря, у меня зарябило в глазах, и, как ни странно, я немного успокоился, так как, глядя на его пестрый твидовый костюм, неожиданно понял, что теперь уже ничто не имеет значения.

- Взгляните! - изрёк Споуд. - Вы когда-нибудь могли себе такое представить?

Старикашка смотрел на меня с отвисшей нижней челюстью, судорожно глотая слюну.

- Боже великий! Вокзальный вор!

- Да. Невероятно, правда?

- Будь я проклят, да он меня преследует! Ходит за мной по пятам! Прямо прохода не дает! Как вам удалось его поймать?

- Я шёл по тропинке и случайно увидел, как кто-то незаметно проскользнул в комнату. Я побежал, а так как у меня было с собой ружьё, велел преступнику поднять руки вверх. Должен вам сказать, я успел вовремя. Он уже начал вас грабить.

- Очень вам признателен, Родерик. Это надо же, какой настырный парень. Просто уму непостижимо. Кто бы мог подумать, что после первой неудачной попытки он предпримет вторую? Да ещё на следующий день и в другом месте? Что ж, он горько об этом пожалеет.

- Наверное, преступление слишком серьёзное, чтобы вы смогли вынести приговор на месте?

- Я могу выписать ордер на арест. Отведите его в библиотеку, давайте не откладывать дела в долгий ящик. Скорее всего, им займётся выездная сессия суда.

- А как вы думаете, сколько ему дадут?

- Трудно сказать. В любом случае не меньше:

- Эй! - воскликнул я.

Мне хотелось поговорить с ними тихо и спокойно, чтобы привлечь к себе внимание и объяснить, что я как-никак гость и нахожусь здесь по приглашению дочери хозяина дома, но почему-то моё «Эй» прозвучало примерно так, как если бы тётя Делия окликнула собрата-охотника, находившегося на расстоянии в полмили от неё, и старикашка Бассет подскочил как ужаленный и отпрыгнул в сторону, словно я попытался ткнуть ему горящей веткой в физиономию.

Споуд и тут влез куда не надо и сделал мне замечание.

- Не смейте так кричать!

- Я чуть было не оглох! - пожаловался старикашка.

- Послушайте! - взвыл я. - Дайте хоть слово сказать!

В последующей перепалке я постарался объяснить, что произошло на самом деле, а оппозиция, не слушая моих объяснений, постаралась меня утихомирить, и в разгар нашего сражения, когда я, наконец, обрёл голос и собрался с силами, дверь открылась, и кто-то произнёс с порога:

- О, господи!

Я обернулся. Эти влажные губы: Эти глаза-блюдца с поволокой: Это смазливое личико:

Можете не сомневаться, я прекрасно понимаю что, если б только я стал жаловаться на грозящую мне опасность стороннему наблюдателю, высказывая ему свои страхи перед женитьбой на этой девице, он изумлённо на меня посмотрел бы и наверняка поднял бы брови. «Берти, - скорее всего заметил бы он, - ты сам не знаешь, чего хочешь», и, возможно, со вздохом добавил бы: «Мне бы твои заботы». И в чём-то он был бы прав, потому что экстерьер Медлин Бассет не оставлял желать лучшего; короче говоря, она была изящной, svelte, если я не путаю данного слова, и в обилии экипирована золотистыми волосами и прочими выдающимися атрибутами женской красоты.

Да, в чём-то он был бы прав, и тем не менее допустил бы промашку, хуже не бывает, потому что, разглагольствуя о красоте, не принял бы в расчёт тех её качеств, от которых леденило кровь: слюнявой сентиментальности, слащавости и развития, остановившегося на уровне трёхлетнего дитяти. Медлин Бассет, несомненно, была одной из тех особ женского пола, которым ничего не стоило подкрасться сзади к своему супругу, закрыть ему глаза и игриво спросить: «Угадай, кто?», когда он после разнообразно проведённой ночи бредёт к столу, еле передвигая ноги и чувствуя, что голова у него сейчас расколется пополам.

Помню, однажды я гостил у своего приятеля сразу после того, как он женился, и его очаровательная супруга вырезала на камине на самом видном месте надпись: «Два любящих сердца свили здесь гнёздышко»; так вот, я никогда не забуду мучительную тоску во взоре второго любящего сердца этой надписи, когда оно входило в гостиную, где стоял камин. Я, конечно, не могу утверждать, что, выскочив замуж, Медлин Бассет последовала бы примеру той новобрачной, но судя по всему, она её перещеголяла бы.

В данный момент Медлин глядела на нас с невинным изумлением.

- Что за шум? - спросила она. - Ой, Берти! Когда ты приехал?

- Э-э-э, привет. Только что.

- Нормально добрался?

- Да, спасибо. На своей машине.

- Наверное, ты ужасно устал.

- Нет-нет, что ты. Совсем нет.

- Чай скоро будет готов. Ты уже познакомился с папочкой?

- Да, с папочкой я познакомился.

- А с мистером Споудом?

- С мистером Споудом я тоже познакомился.

- Не знаю, где Огастес, но к чаю он наверняка придёт домой.

- Жду не дождусь, когда его увижу.

Старикашка Бассет ошарашенно слушал этот обмен любезностями, время от времени открывая и закрывая рот, словно рыба, вытащенная из воды, которая барахтается на крючке и не понимает, что такое с ней приключилось и почему свет неожиданно перевернулся. Само собой, проследить ход его мысли было нетрудно. Для него Бертрам являлся существом из преступного мира, которое воровало сумки и зонтики где не попадя и, что хуже всего, каждый раз на воровстве попадалось. Ни один уважающий себя отец не захочет, чтобы его дочь была на дружеской ноге с неудачником.

- Ты знаешь этого человека? - хрипло спросил он.

Медлин Бассет рассмеялась серебристым музыкальным смехом, и меня чуть не вытошнило.

- Ой, папочка, какой ты смешной. Конечно, я его знаю. Берти Вустер старый-престарый, дорогой мой друг. Я тебе говорила, он сегодня приедет.

Старикашку Бассета её слова не убедили. Споуда, по всей видимости, они тоже не убедили.

- Ты хочешь сказать, это твой друг, Берти Вустер?

- Ну конечно.

- Но он ворует сумки.

- И зонтики, - подсказал Споуд, словно он был королевским глашатаем или кем-то там ещё.

- И зонтики, - на лету подхватил Бассет. - К тому же он грабит антикварные лавки средь бела дня.

Их слова, в свою очередь, не убедили Медлин, так что теперь их стало трое, и все не убеждённые.

- Папочка!

Старикашка заупрямился.

- Говорю тебе, он вор. Я поймал его за руку.

- Я тоже поймал его за руку, - авторитетно подтвердил Споуд.

- Мы оба поймали его за руку, - подвёл итог Бассет. - Он орудует по всему Лондону. Куда в Лондоне не пойдёшь, этот парень отовсюду тащит сумки и зонтики. А сейчас он перебрался в Глостершир.

- Глупости! - заявила Медлин.

Я понял, что пришла пора положить конец всему этому безобразию. Я имею в виду, я был по горло сыт ворованными сумками и ворованными зонтиками. Само собой, судья не должен помнить, кого он за что посадил (старикашка и так не мог пожаловаться на память, раз помнил в лицо своих клиентов), но всему есть предел, знаете ли.

- Естественно, глупости! - прогремел я. - Забавное недоразумение, не более.

По правде говоря, я думал, моё объяснение пройдёт гладко, но, - увы! этого не произошло. Мне казалось, нескольких фраз будет достаточно, чтобы они расхохотались, а затем весело похлопали бы меня по спине и извинились бы за причинённое мне беспокойство. Не тут-то было. Старикашку заело, если вы меня понимаете. Должно быть, работа судьи вконец испортила его характер. Я имею в виду, он всё время меня перебивал, иронически приподнимая бровь и задавая вопросы типа: «Одну минутку, скажите, а:» и «Значит, вы утверждаете:», а также «Правильно ли я вас понял:» Оскорбительно, дальше некуда.

Однако, трудясь в поте лица, я в конце концов наставил его на путь истинный относительно зонтика, и он неохотно согласился, что, быть может, судил слишком поспешно.

- А как насчет сумок?

- Никаких сумок в помине не было.

- Но я отчётливо помню, что приговорил вас к чему-то в суде на Бошер-стрит. У меня прекрасная память на лица.

- Я стянул шлем у полисмена.

- Это всё равно, что воровать сумки.

В разговор неожиданно вмешался Родерик Споуд. Во время допроса, - будь я проклят, именно допроса с пристрастием, иначе не назовёшь, - он стоял рядом, задумчиво посасывая ствол ружья и всем своим видом показывая, что мои объяснения кажутся ему смехотворными, но сейчас его гранитное лицо приобрело более или менее человеческое выражение.

- Нет, - сказал он, - мне кажется, вы зашли слишком далеко. Когда я учился в Оксфорде, я тоже как-то раз украл у полисмена шлем.

Я был просто потрясён. Честно признаться, мне даже в голову не могло прийти, что этот человек, так сказать, когда-то тоже жил в Аркадии. Впрочем, я всегда утверждал, что в худших из нас при желании можно отыскать жемчужное зерно.

Совершенно очевидно, старикашка Бассет был сражён наповал. Но он быстро пришёл в себя.

- Да? А что скажете по поводу антикварной лавки? Разве мы не поймали его, когда он удирал с моим кувшинчиком для сливок? Как он сможет это объяснить?

Этот аргумент явно произвел на Споуда большое впечатление. Он перестал сосать дуло, опустил ружье и кивнул.

- Тип в лавке дал мне посмотреть ваш кувшинчик, - коротко ответил я. - Он посоветовал мне выйти на улицу, так как в помещении было темно.

- Вы пытались удрать.

- Я пытался сохранить равновесие. Под ноги мне попалась кошка, и я споткнулся.

- Какая кошка?

- Обычная кошка. Должно быть, обитательница того самого заведения.

- Гм-м-м. Я не видел кошки. Вы видели кошку, Родерик?

- Никакой кошки я не видел.

- Ха! Ладно, оставим кошку в покое и перейдём:

- Да, но она не оставила меня в покое, - ответил я, мгновенно находя блестящий ответ, что со мной часто бывает.

- Оставим кошку в покое, - повторил старикашка - перейдём к другой стороне вопроса. Для чего вам понадобился кувшинчик? Вы говорите, вам захотелось на него посмотреть. Вы пытаетесь убедить нас, что невинно изучали данный предмет старины. С какой целью? Зачем? Какой интерес может представлять для такого, как вы, серебро восемнадцатого века?

- Вот именно, - поддакнул Споуд. - Только что собирался задать ему тот же вопрос.

Поддержка приятеля подействовала на Бассета самым скверным образом. Он необычайно оживился, глаза его безумно загорелись, короче, он окончательно свихнулся, видимо, вообразив, что находится в зале своего дурацкого суда.

- Вы утверждаете, владелец магазина сам дал вам кувшинчик. А я настаиваю, вы схватили его и попытались с ним скрыться. А сейчас мистер Споуд застал вас с моим кувшинчиком в руках. Что вы можете сказать в своё оправдание? А? Как вы объясните своё поведение?

- Но, папочка! - сказала Медлин.

Думаю, вы недоумеваете, почему болтливая девица молчала с тех самых пор, как воскликнула: «Глупости!» и не вмешивалась в ход текущих событий. Не удивляйтесь. Дело в том, что сказав: «Глупости!», она в порыве обуревавших её чувств вдохнула в себя какое-то насекомое и отошла на задний план, стараясь всеми доступными средствами выбросить его из своей дыхательной системы. А так как обстановка была накалённой, мужчины не собирались обращать внимания на задыхающихся девиц, пока не обсудят повестку дня.

Сейчас Медлин вышла вперёд и всё ещё несколько сдавленным голосом произнесла:

- Но, папочка! Естественно, первым делом Берти захотелось посмотреть на твоё серебро. Конечно же, ему интересно. Ведь он племянник мистера Траверса.

- Что?!

- Разве ты не знал? У твоего дяди чудная коллекция, правда, Берти? Наверное, он много раз рассказывал тебе о папочкиных предметах старины.

Наступило молчание. Старикашка Бассет запыхтел как паровоз. Выражение его лица мне не понравилось. Он переводил взгляд с меня на корову и с коровы на меня, а затем вновь на корову, и, можете не сомневаться, куда менее проницательный парень, чем Вустер, сразу бы догадался, что было у него на уме. Сэру Уаткину Бассету не понадобилось много времени, чтобы разобраться что к чему.

- Ох! - сказал он.

Наступило очередное молчание, причем весьма красноречивое.

- Простите, - сказал я, - мне нужно срочно отправить телеграмму.

- Можешь послать её по телефону из библиотеки, - предложила Медлин. - Я тебя провожу.

Она подвела меня к аппарату и ушла, сказав, что подождёт в холле, пока я закончу свои дела, а я дрожащей рукой схватил телефонную трубку, позвонил на почту и после коротких переговоров с телеграфистом (по совместительству, деревенским идиотом) начал диктовать ему следующее:

Миссис Траверс,

47, Чарльз-сквер,

Лондон.

На мгновение я задумался, собрался с мыслями, потом продолжал:

Глубоко сожалею, нет возможности выполнить твоё поручение re сама знаешь что. Атмосфера глубочайшего недоверия, и любая моя попытка заранее обречена на провал. Видела бы ты физиономию Бассета, когда он узнал, я племянник дяди Тома. Старикашка стал похож на посла, который застукал девицу в маске у сейфа с секретными документами. Прости, и всё такое, но номер не пройдёт. Целую

Берти

Затем я спустился в холл к Медлин Бассет.

Медлин стояла у барометра, который, если б у него были мозги, должен был бы показывать на «Бурю», а не на «Ясно», и когда я к ней подошёл, обернулась и посмотрела на меня с таким нежным участием, что душа у меня ушла в пятки, а по спине побежали мурашки. Мысль о том, что ненормальная девица разругалась с Гусиком и в любую минуту могла вернуть ему кольцо и подарки, вселяла в меня суеверный ужас.

Сами понимаете, как человек многоопытный, я твёрдо решил посоветовать ей бросить валять дурака и помириться с женихом как можно скорее.

- Ох, Берти, - произнесла она тихим дрожащим голосом, звуки которого почему-то напомнили мне бульканье пива, льющегося из бутылки, - тебе не следовало сюда приезжать!

По правде говоря, после интервью с Родериком Споудом и сэром Уаткином я придерживался того же мнения, но у меня не было времени объяснять, что я не свежим воздухом дышать приехал, и что если б Гусик не прислал мне SOS, я бы скорее повесился, чем подошёл к её дому на пушечный выстрел. Она продолжала говорить, глядя на меня с тоской во взоре, словно я был кроликом, которого с минуты на минуту должны были превратить в гнома.

- Зачем, зачем ты приехал? О, я знаю, что ты сейчас скажешь. Ты скажешь, что любой ценой захотел меня увидеть в последний раз. Ты скажешь, что не сумел справиться со своими чувствами. Ты скажешь, что решил запечатлеть мой образ в памяти, чтобы он скрасил твоё одиночество. О, Берти, как ты похож на Руделя!

Это было что-то новенькое.

- На Руделя?

- Да, на сеньора Жофруа Руделя, графа Blae-en-Saintonge.

Я покачал головой.

- Прости, я с ним не знаком. Твой друг?

- Он жил в средние века. Жофруа был великим поэтом. И он полюбил принцессу триполийскую.

Я нерешительно преступил с ноги на ногу. Сами понимаете, когда девицы рассказывают любовные истории, они по своей невинности могут ляпнуть какую-нибудь двусмысленность.

- Он любил её долгие годы и, наконец, не смог с собой совладать. Он отправился в Триполи на корабле, и слуги снесли его на носилках на берег.

- Плохо перенес качку, что? - спросил я, не понимая, к чему она клонит. На море штормило?

- Он умирал от любви.

- Э-э-э, гм-м-м.

- Слуги доставили его к принцессе Мелисанде, и у него хватило сил только прикоснуться к её пальцам. Затем он умер у неё на руках.

Она умолкла и испустила вздох, начавшийся как минимум в районе пяток. Наступило молчание.

- Жуть! - воскликнул я, чувствуя, что мне необходимо хоть как-то отреагировать на её житейский анекдот, хотя, честно признаться, он в подмётки не годился анекдоту о странствующем торговце и дочери фермера. Само собой, может, я так и не думал бы, если б лично знал парня, который помер.

Медлин вновь испустила вздох от пяток.

- Теперь ты понимаешь, почему я сравнила тебя с Руделем. Как и он, ты приехал, чтобы в последний раз бросить взгляд на ту, которую любишь. Я тронута, Берти, и никогда этого не забуду. Я сохраню лишь сладостные воспоминания о твоём чувстве, которые всегда навевает завядший хрупкий цветок меж страниц старого альбома. Но мудро ли ты поступил, Берти? Не следовало ли тебе стиснуть зубы и покориться судьбе? Не лучше ли было бы сказать себе, что всё кончено в тот день, когда мы попрощались в Бринкли-корте? Зачем ты себя мучаешь? Мы встретились, и ты полюбил меня, а я призналась, что моё сердце отдано другому. После этого мы должны были расстаться навсегда.

- К гадалке не ходи, - согласился я. Сами понимаете, я имею в виду, она дело говорила. Если её сердце действительно принадлежало другому, дай бог, чтобы оно на том и утихомирилось. Бертрама это устраивало на все сто. Оставалось точно выяснить, так это было или нет. - Послушай, но Гусик прислал мне телеграмму, что вы: э-э-э: разругались в дым.

Она встрепенулась и бросила на меня такой взгляд, словно ей только что удалось разгадать последнее слово в кроссворде.

- Так вот почему ты приехал! Ты решил, у тебя появился шанс? О, Берти, Берти, мне так жаль: бесконечно жаль: - Её глаза-блюдца увеличились до размера тарелок и заполнились (так она сама наверняка выразилась бы) невыплаканными слезами. - Нет, Берти, у тебя нет шансов. Оставь всякую надежду, Берти. Не строй воздушных замков. Ты только причинишь себе ненужную боль. Я люблю Огастеса. Он моя половинка.

- Значит вы не поругались?

- Конечно, нет.

- Тогда какого ладана он написал «серьёзно поссорился с Медлин?»

- О, вот ты о чём. - Она вновь рассмеялась своим тошнотворным серебристым смехом. - Сущие пустяки. Очень глупая и забавная история. Совсем маленькое, ну просто крошечное, недоразумение. Я подумала, он флиртует с моей кузиной, Стефани, приревновала и повела себя как последняя глупышка. Сегодня утром Огастес мне всё объяснил. Оказывается, он всего-навсего вынимал мушку из её глаза.

По правде говоря, у меня были все основания разозлиться, потому что меня вытащили из Лондона бог весть куда без всякой надобности, но хотите верьте, хотите нет, я даже не расстроился. Наоборот, Бертрам чувствовал себя, лучше не придумаешь. По-моему, я уже упоминал что, получив гусикову телеграмму, затрясся от страха, опасаясь самого худшего. Когда же я получил информацию, так сказать, из первых рук, что дела между этой чумой в юбке и моим приятелем идут как по маслу, у меня словно гора с плеч свалилась.

- Значит, у вас всё хорошо, что?

- Чудесно. Никогда ещё я не любила Огастеса так сильно, как сейчас.

- Да ну, правда?

- Каждую секунду, что я с ним рядом, его яркая сущность раскрывается передо мной, как нежные лепестки прекрасного цветка.

- В самом деле?

- Каждый день я узнаю об этом удивительном человеке что-то неожиданное, новое. Вот, например: ты ведь его недавно видел?

- Да, конечно. Два дня назад в «Трутне» я дал обед в его честь.

- Скажи, ты не заметил в нём никаких перемен?

Я мысленно перенёсся на два дня назад. Насколько я помнил, Гусик каким уродом был, таким и остался.

- Перемен? Знаешь, по-моему, нет. Само собой, за столом я не смог уделить ему достаточно внимания, так сказать, проанализировать его яркую сущность, если ты меня понимаешь. Он сидел рядом со мной, и мы болтали о том, о сём, но ведь сама знаешь, я играл роль хозяина, а это обязывает: то за официантами надо было проследить, то поддержать разговор, а ещё урезонить Конину Пирбрайта, пытавшегося изобразить недорезанную свинью, ну и всё такое, короче говоря, не упустить тысячу мелочей. А какие перемены ты имела в виду?

- Естественно, к лучшему, хотя Он и так само совершенство. Скажи, Берти, тебе никогда не казалось, что несмотря на все свои достоинства, Огастес бывает излишне робок?

- Ах, да, само собой. - Я вспомнил, как Дживз однажды обозвал Гусика. Мимоза стыдливая, что?

- Верно, Берти. Ты знаток Шелли.

- Правда?

- Именно так я всегда о нём думала: мимоза стыдливая, едва ли способная выдержать грубости современной бурной жизни. Но недавно, - если быть точной, неделю назад, - наряду с удивительными, нежными качествами мечтателя я заметила в нём силу характера, о которой раньше даже не подозревала. От нерешительности Огастеса не осталось и следа.

- Прах побери, ты абсолютно права! - воскликнул я, припоминая Гусика двухдневной давности. - Так оно и есть. Представляешь, перед началом нашего обеда он произнёс речь, причем весьма пламенную. Более того:

Я прикусил язык. Честно признаться, я чуть было не ляпнул: «Более того, предварительно он не влил в себя три кварты разнообразных алкогольных напитков, как перед вручением призов в Маркет-Снодберийской классической школе, а накачался одним апельсиновым соком». К счастью, я вовремя спохватился. Представление, которое устроил в Маркет Снодсбери предмет её обожания, Медлин наверняка старалась не вспоминать.

- Сегодня утром, например, - сказала она, - он весьма резко разговаривал с Родериком Споудом.

- Неужели?

- Они о чём-то поспорили, и Огастес посоветовал Родерику пойти проветриться и не молоть чушь.

- Ну-ну, - произнёс я.

Естественно, я не поверил ни единому её слову. Я имею в виду, поспорил с Родериком Споудом. Я имею в виду, это надо же! С Родериком Споудом, я имею в виду, деятелем, один вид которого даже боксёра-тяжеловеса заставил бы выбирать выражения. Быть такого не могло.

Само собой, я её прекрасно понимал. Несомненно, ей хотелось похвастаться своим кумиром, и, как все особы женского пола, она явно перегибала палку. Впрочем, я давно заметил, что так же ведут себя молодые жёны, которые пытаются внушить вам, что их Герберт, Джордж или кто там ещё обладает скрытыми достоинствами, недоступными пониманию простого смертного. Женщины часто увлекаются, закусывают удила, а когда их несёт, никак не могут остановиться.

Помню, мисс Бинго Литтл вскоре после замужества сказала мне, что Бинго поэтическая натура и особо возвышенно говорит о закатах, но при этом она не учла ближайших и лучших друзей придурка, которые знали его как облупленного и могли бы заверить её, что Бинго плевать хотел на все закаты в мире, а если б спьяну и заметил какой-нибудь закат, обратил бы внимание только на то, что тот напоминает ему ростбиф, поджаренный в самый раз.

Однако девушке нельзя сказать в глаза, что она нагло лжёт, поэтому я и ограничился коротким «Ну-ну».

- Уверенность в своих силах - единственное, чего не хватало Огастесу для полного совершенства. Иногда, Берти, я спрашиваю себя, достойна ли я такой редкой души.

- Ну, знаешь, на твоём месте я не задавал бы себе идиотских вопросов. Конечно, достойна. Двух мнений быть не может.

- Ох, Берти, какой ты благородный!

- Ничего подобного. Вы двое смотритесь так же хорошо, как свинина с бобами. Дураку ясно, у вас будет как-там-он-называется: идеальный брак. Я знаю Гусика с детства, и если б мне давали по шиллингу каждый раз, когда я думал, ему нужна именно такая девушка как ты, я давно стал бы миллионером.

- Правда?

- На все сто. А когда я с тобой познакомился, тут же решил: «Вот оно! Эта пташка просто создана для него. Наконец-то!» Когда свадьба?

- Двадцать третьего.

- Почему не раньше? Выходи за него как можно скорее.

- Ты думаешь?

- Уверен. Чем скорее покончишь с этим делом, тем спокойнее будет у ме: у тебя на душе. За такого, как Гусик, нельзя выйти замуж слишком рано. Прекрасный парень. Замечательный. Второго такого днём с огнём не сыщешь. Таких как он не было и не будет. Гений, да и только.

Она вцепилась в мою руку и изо всех сил её сжала. Неприятно, конечно, но без добра не бывает худа.

- Ах, Берти! Твоё великодушие не знает границ!

- Да ну, брось. Говорю, что думаю.

- Я так счастлива, что: всё это: не повлияло на твою дружбу с Гусиком.

- Исключено. Мы друзья до гроба.

- Многие на твоём месте ожесточились бы:

- Дуракам закон не писан.

- Но только не ты. Порывами твоей щедрой души нельзя не восхищаться. Ты так прекрасно говорил о моём Огастесе.

- Само собой.

- О, Берти!

На этой радостной ноте мы расстались: она умотала, чтобы заняться неведомыми мне домашними делами, а я отправился в гостиную пить чай, от которого Медлин отказалась, так как сидела на какой-то диете.

И когда я подошёл к приоткрытой двери и собрался распахнуть её настежь, из гостиной до меня донесся голос, а говорил он следующее: «Будьте так любезны, не мелите чушь, Споуд!»

Ошибиться насчёт голоса было невозможно. С юношеских лет Гусик отличался tembre, который напоминал нечто среднее между шипением газа из лопнувшей трубы и блеянием овцы в брачный период.

Ошибиться насчёт того, что он сказал, тоже было невозможно. Его фразу я процитировал, и, честно признаться, в тот момент моё изумление не поддавалось никакому описанию. Фантастическая история Медлин Бассет становилась похожей на правду. Я имею в виду, Огастес Финк-Ноттль, заявивший Родерику Споуду, чтобы тот не молол чушь, вполне мог быть Огастесом Финк-Ноттлем, отправившим Родерика Споуда пойти проветриться.

Всё ещё изумляясь, я вошёл в гостиную.

За исключением туманной фигуры, которая могла принадлежать какой угодно родственнице хозяина дома, в комнате находились сэр Уаткин Бассет, Родерик Споуд и Гусик. Гусик стоял на коврике у камина, расставив ноги и греясь у огня, явно разведённого специально для седалища сэра Уаткина, и, глядя на придурка, я сразу понял, почему Медлин Бассет сказала, что от его нерешительности не осталось и следа.

Он увидел меня и помахал в мою сторону рукой, прах его побери, весьма покровительственно. Точь-в-точь краснощёкий сквайр, милостиво согласившийся принять делегацию арендаторов.

- Ах, это ты, Берти. Приехал всё-таки.

- Да.

- Заходи, не стесняйся. Замори червячка.

- Спасибо.

- Ты привёз мне книгу?

- Ох, прости пожалуйста. Совсем выскочило из головы.

- Берти, ты дашь сто очков вперёд самому тупоголовому барану на свете. Ладно, бог с тобой, живи.

И небрежным жестом дав мне понять, что аудиенция закончена, он потребовал, чтобы ему подали ещё один сэндвич с ветчиной.

По правде говоря, первую трапезу в Тотли-Тауэре я не могу включить в число приятных воспоминаний моей жизни. Как правило, я всегда наслаждаюсь чашкой чая в загородных домах после долгого пути. Мне нравится потрескивание поленьев в камине, игра света и тени, запах поджаренных тостов, атмосфера ленивого благодушия. Меня трогают до глубины души улыбка хозяйки и вкрадчивый шёпот хозяина, который предлагает мне незаметно улизнуть и выпить виски с содовой в оружейной комнате. Всем известно, что в подобных обстоятельствах Бертрам Вустер может проявить себя с лучшей стороны.

Но сейчас ни о каком bien-etre не могло идти речи из-за Гусика, у которого был такой вид, будто он купил дом вместе с его обитателями, и когда старикашка с диктатором оставили нас наедине, я испытал самое настоящее облегчение. Теперь у меня появилась возможность разгадать необъяснимое превращение Гусика в неведомую птицу.

Однако сначала я решил получить подтверждение из вторых уст о благополучном примирении придурка с Медлин. Само собой, она уже сообщила мне, что дела у них шли как по маслу, но осторожность прежде всего.

- Я только что видел Медлин, - сказал я. - Она говорит, у вас всё в порядке. Верно?

- Естественно. Наши отношения несколько охладились после того, как я вынул мушку из глаза Стефани Бинг, и я в панике послал тебе телеграмму. Мне казалось, ты сможешь помочь уладить это маленькое недоразумение. Однако, всё обошлось. Я поставил Медлин на место, так что в твоём приезде не было необходимости. Но раз уж ты здесь, можешь погостить денёк-другой.

- Ну, спасибо.

- Кстати, могу тебя обрадовать. Насколько мне известно, сегодня вечером сюда прибывает твоя тётушка.

По правде говоря, я растерялся. Моя тётя Агата, о чём я знал доподлинно, лежала в частной клинике с желтухой, и я не далее как два дня назад отнёс ей туда цветы. И, само собой, речь не могла идти о моей тёте Делии, потому что она ничего не говорила мне о своих планах нагрянуть в Тотли-Тауэр собственной персоной.

- Послушай, а ты не путаешь? - спросил я.

- Ничего я не путаю. Медлин показала мне телеграмму, пришедшую сегодня утром, где твоя тётя интересуется, не причинит ли она неудобств, если приедет погостить на несколько дней. Кстати, телеграмма отправлена из Лондона, а не из Бринкли-Корта.

Я вздрогнул.

- Ты ведь не мою тётю Делию имеешь в виду?

- Естественно, я имею в виду твою тётю Делию.

- Ты хочешь сказать, тётя Делия приезжает в Тотли сегодня вечером?

- Вот именно.

Это были плохие новости, и я даже прикусил губу, напряжённо обдумывая сложившуюся ситуацию. Внезапное решение поехать в Тотли-Тауэр могло означать только, что тётя Делия, пораскинув мозгами, решила за мной проследить. Очевидно, моя ближайшая и дражайшая сильно сомневалась, что у меня хватит духу довести дело до конца, и намеревалась стоять над моей душой, чтобы я не улизнул от выполнения поставленной передо мной задачи. А так как я твердо решил от выполнения этой задачи улизнуть, я догадывался, что меня ждёт. Непокорный племянник наверняка вызовет у тётушки такую же бурю негодования, как гончая, не сумевшая догнать лисицу.

- Скажи мне, - продолжал Гусик, - твоя тётя так и не умерила мощь своего голоса? Я потому спрашиваю, что если она вздумает издавать свои охотничьи кличи, разговаривая со мной, мне придётся поставить её на место. Я не потерплю, чтобы она орала на меня, как в Бринкли-корте.

Может, я и продолжал бы обдумывать беды, грозящие мне в связи с приездом тёти Делии, но слова Гусика предоставили мне возможность начать потихоньку разгадывать тайну происшедших в нём перемен.

- Что с тобой случилось, Гусик? - спросил я.

- А?

- С каких это пор ты так себя ведёшь?

- Я тебя не понимаю.

- Ну, к примеру, ты только что заявил, что собираешься поставить тётю Делию на место. В Бринкли ты сгибался перед ней в три погибели. Вот ещё пример: ты сказал Споуду, чтобы он не молол чушь. Кстати, о чём шла речь?

- Не помню. Он всё время мелет чушь.

- У меня бы пороху не хватило заявить Споуду, чтобы он не молол чушь, честно признался я.

Моя откровенность имела успех.

- По правде говоря, Берти, - доверительно произнёс Гусик, - неделю назад и я бы спасовал.

- Что переменилось с тех пор?

- Я духовно переродился. И всё благодаря Дживзу. Он гений, Берти!

- Ах, вот оно что.

- Да. Мы маленькие дети, боящиеся темноты, а Дживз - мудрая няня, которая берёт нас за руку и:

- Включает свет?

- Точно. Хочешь знать, что он мне посоветовал?

- Конечно, хочу. - Я поудобнее устроился в кресле, закурил сигарету и приготовился слушать.

Некоторое время Гусик стоял молча. Мне стало ясно, что он приводит свои мысли в порядок. Сняв очки, он тщательно протер стёкла и начал свой рассказ:

- Неделю назад, Берти, у меня, можно сказать, наступил кризис. Мне предстояло выдержать испытание, при одной мысли о котором я чуть было не умер от страха. Как выяснилось, все ожидали от меня речи за свадебным столом.

- А как же иначе?

- Да, знаю, но почему-то я совсем упустил этот момент из виду, и напоминание о нём явилось для меня сокрушительным ударом. А знаешь, почему я чуть было не умер от страха? Потому что за свадебным столом не могли не присутствовать Родерик Споуд и сэр Уаткин Бассет. Скажи, ты близко знаком с сэром Уаткином?

- Само собой, нет. Как-то раз он оштрафовал меня на пятёрку в суде на Бошер-стрит.

- Можешь мне поверить, он крепкий орешек, и к тому же совсем не жаждет видеть меня своим зятем. Он даже не скрывает, что предпочёл бы выдать Медлин за Родерика Споуда, который, о чём мне следует упомянуть, любит её чуть ли не с пеленок.

- Да ну? - воскликнул я, с трудом скрывая своё изумление по поводу того, что нашелся ещё один придурок кроме Гусика, способный любить эту чуму в юбке.

- Да. Но даже если исключить тот факт, что Медлин хочет выйти замуж за меня, Споуд не собирается на ней жениться. Дело в том, он считает себя Избранником Судьбы и чувствует, что женитьба помешает ему выполнить её миссию.

Я сам себе поразился. Такому тонкому чутью, как у меня, кто угодно мог бы позавидовать. Если помните, не успел я увидеть Споуда, мне сразу пришла в голову мысль: «Надо же! Вылитый диктатор!», и он оказался диктатором, к гадалке не ходи. Я не сумел бы сказать о нём точнее, даже если б был знаменитым сыщиком, который, разок взглянув на какого-нибудь пешехода, тут же объявил бы, что это живущий в Клэпхеме и измученный ревматизмом в левой руке отставной изготовитель тарельчатых клапанов по имени Робинсон.

- Послушай, но откуда сэр Уаткин знает Родерика Споуда? Я видел, как они шатались по всему Лондону, словно два матроса с одного корабля, отпущенные на берег.

- Сэр Уаткин обручен с тётей Споуда, миссис Винтергрин, вдовой покойного полковника Х. Х. Винтергрина, проживающей на Понт-стрит.

Когда тебя зацапали, и судья смотрит поверх пенсне и говорит о тебе как об «арестованном Вустере», его можно изучить в лучшем виде, и в тот день на Бошер-стрит меня больше всего потрясли угрюмость и мрачный вид сэра Уаткина Бассета. С другой стороны, когда я встретил его в антикварном магазине, он выглядел так, словно поймал жар-птицу за хвост. Подпрыгивая, будто у него было шило в одном месте, сэр Уаткин поминутно обращался к Споуду за советом, чирикая нечто вроде: «Как вы думаете, вашей тёте это понравится? А, может, вот это?», и так далее, и тому подобное. Теперь у меня появились улики, объясняющие столь игривое поведение старикашки.

- Знаешь, Гусик, - сказал я, - по-моему, вчера он одержал над ней окончательную победу.

- Весьма возможно. Бог с ними обоими. Не в них дело.

- Да, конечно. Но всё равно любопытно.

- Ни капельки.

- Может, ты и прав.

- Послушай, давай не будем отвлекаться по пустякам, - раздражённо заявил Гусик, призывая меня к порядку. - Где я остановился?

- Понятия не имею.

- А я имею. Я говорил, что сэр Уаткин Бассет не жаждет видеть меня своим зятем. Споуд тоже противник нашего с Медлин брака. И, кстати, ничуть этого не скрывает. У него вошло в привычку выскакивать передо мной в самых неожиданных местах и бормотать в мой адрес угрозы.

- Вряд ли это приводит тебя в восторг.

- Да уж.

- А с какой стати он тебе угрожает?

- Видишь ли, хоть он и не собирается жениться на Медлин, даже если б она хотела за него выйти, Споуд считает себя эдаким рыцарем, заботящимся о её благополучии. Он всё время твердит мне, что счастье малышки для него самое главное, и если когда-нибудь я её обижу, он переломает мне все кости. Это лишь одна из его угроз, так что, сам понимаешь, я пришёл в несколько возбуждённое состояние, когда Медлин стала разговаривать со мной сквозь зубы, подловив меня со Стефани Бинг.

- Скажи, Гусик, а чем вы со Стефи занимались на самом деле?

- Я вынимал мушку из её глаза.

Я кивнул. Даже если он врал, то был абсолютно прав, не желая никому пробалтываться.

- Ну, кажется, о Споуде я тебе всё рассказал. Перейдем к сэру Уаткину Бассету. Когда мы с ним познакомились, он сразу дал мне понять, что я не был героем его романа.

- Меня он тоже терпеть не может.

- Как тебе известно, мы с Медлин обручились в Бринкли-корте. Соответственно, о помолвке старикан узнал из письма, и я думаю, моя милая девочка расписала меня в таких красках, что он решил, будто я нечто среднее между Робертом Тэйлором и Эйнштейном. По крайней мере, когда я был ему представлен в качестве жениха его дочери, он уставился на меня остекленевшим взглядом и сказал: «Как?» с таким неподдельным изумлением, словно не сомневался, что это глупый розыгрыш, и настоящий жених сейчас выскочит из-за кресла и закричит: «С первым апреля!» Когда, наконец, до него дошло, что тут нет обмана, он забился в угол и довольно долго сидел в кресле, закрыв лицо руками. С тех пор он при каждом удобном случае разглядывает меня поверх своего пенсне. Ужасно неприятное ощущение.

Честно признаться, я прекрасно его понимал. Я уже упоминал о взгляде-поверх-пенсне старикашки Бассета, и очень живо представлял, как данный взгляд должен был действовать на тюфяка и тихоню Гусика.

- К тому же он всё время фыркает. А когда старикан узнал от Медлин, что я держу в спальне тритонов, он сказал нечто оскорбительное, правда, себе под нос, но я всё слышал.

- Ты привёз сюда своих подопечных?

- Естественно. Я провожу очень тонкий эксперимент, и сейчас наступила его решающая стадия. Один американский профессор открыл, что полная луна влияет на любовную жизнь некоторых обитателей моря, включая один вид рыб, две группы морских звёзд, восемь типов червей и лентообразную водоросль Dyctotia. Полнолуние наступит дня через два-три, и мне необходимо выяснить, не влияет ли оно так же на любовную жизнь тритонов.

- Разве это жизнь? Ты ведь сам как-то говорил мне, что в брачный период они просто махают друг на друга хвостами.

- Примерно так.

Я пожал плечами.

- Не моё дело, но такая любовь не по мне. Значит старикашке Бассету не нравятся твои зверюшки?

- Ему не нравится всё, что имеет ко мне хоть малейшее отношение. Сам понимаешь, когда будущий тесть так к тебе относится, приятного мало. А тут ещё Споуд со своими угрозами: в общем, неудивительно, что я места себе на находил. А затем грянул гром среди ясного неба, я имею в виду, мне напомнили, что за свадебным столом я должен буду произнести речь, и, как я уже упоминал, на церемонии не могли не присутствовать сэр Уаткин Бассет и Родерик Споуд.

Он умолк и судорожно сглотнул, как пекинка, которой засунули в горло пилюлю и сжали пасть.

- Я человек стеснительный, Берти. Нерешительность - цена, которую я плачу за свою чувствительную натуру. Моё отношение к каким бы то ни было речам тебе прекрасно известно. Когда ты втравил меня в эту историю с раздачей призов в Маркет-Снодберийской классической средней школе, и я представил себе, как окажусь перед толпой веснушчатых хулиганов, я готов был сквозь землю провалиться. Я потерял покой и сон. А теперь постарайся вообразить, что я почувствовал, узнав о предстоящем мне испытании. Если б ещё дело ограничилось выступлением перед кучей тётушек и кузин, я сжал бы зубы и что-нибудь из себя выдавил бы, но зная, что по одну руку будет находиться Родерик Споуд, а по другую - сэр Уаткин Бассет, я: короче, я понял, что погиб. А затем, когда я совсем отчаялся и оказался во тьме, передо мной забрезжил луч надежды. Я подумал о Дживзе.

Рука его невольно дёрнулась вверх, словно он хотел снять шляпу и благоговейно склонить голову, но старания его оказались напрасными, потому что на нём не было шляпы.

- Я подумал о Дживзе, - повторил он, - первым же поездом отправился в Лондон и попросил гениального малого решить мою проблему. Мне повезло, что он ещё не уехал.

- В каком смысле «не уехал»?

- Из Англии.

- Дживз не собирается уезжать из Англии.

- Он сказал, вы со дня на день отплываете в какое-то кругосветное путешествие.

- А, вот ты о чём. Никуда мы не отплываем. Я против.

- Дживз тоже против?

- Нет, но будет по-моему.

- Да?

Он как-то странно на меня посмотрел, и мне показалось, хотел что-то добавить по этому поводу, но ограничился тем, что фыркнул и продолжил свой рассказ:

- Ну вот, я изложил Дживзу все факты. Я умолял его помочь мне найти хоть какой-нибудь выход из моего ужасного положения, и заверил его, что не произнесу ни слова в упрёк, если у него ничего не получится, так как сам я, напряжённо обдумывая ситуацию в течение нескольких дней, убедился, что помочь мне - выше человеческих сил. Ты будешь потрясён, Берти, но не успел я выпить полстакана апельсинового сока, который Дживз мне любезно подал, он щёлкнул мою проблему, как орешек. Никогда бы не поверил, что такое возможно. Интересно, сколько весит его мозг?

- Думаю, не мало. Дживз ест кучу рыбы. Значит его идея оказалась удачной?

- Блестящей. Он рассмотрел мой вопрос с точки зрения психологии. В конечном счёте, - сказал он, -нежелание произносить речи перед аудиторией объясняется страхом индивидуума перед этой аудиторией.

- Это и я мог бы тебе сказать.

- Да, но Дживз прописал лекарство, которое должно было мне помочь. Мы, объяснил он, не боимся тех, кого презираем, а следовательно, надо вызвать в себе презрение к тем, кто тебя слушает.

- Как?

- Очень просто. Необходимо думать о них всякие гадости, например, всё время повторять: «У Смита прыщ на носу: У Джорджа уши как у осла: Вспомни, как глупо выглядел Робинсон, когда его сцапали за то, что с билетом третьего класса он ехал в первом: Не забывай, ты своими глазами видел, как малыша Брауна вытошнило прямо на ковёр:», ну и так далее. Если затем приходится обращаться к Смиту, Джонсу, Робинсону и Брауну, они выглядят жалкими, а не страшными. Ты как бы их подавляешь.

Я задумался.

- Понятно. Мысль не плоха. Но ты уверен, что это сработает на практике?

- Дорогой мой, уже сработало, и ты даже представить себе не можешь, насколько здорово сработало. Помнишь мою речь на обеде, который ты устроил?

Я вздрогнул.

- Надеюсь, нас ты не презирал?

- Ещё как презирал. На всю катушку.

- Как? И меня тоже?

- И тебя, и Фредди Виджена, и Бинго Литтла, и Конину Пирбрайта, и Кислятину Фотерингейт-Фиппса, и всех, кто там присутствовал. «Жалкие черви, сказал я себе. - Ну и типы! - сказал я себе. Возьмём старину Берти, - сказал я себе. - О боже! - сказал я себе. - Чего только я о нём не знаю!» И в результате я играл на вас как на струнах и добился блестящих успехов.

Честно признаться, вначале мне стало обидно. Я имею в виду, если тебя презирает такой придурок, как Гусик, да ещё в тот момент, когда он наедается до отвала за твой счёт мясом и упивается апельсиновым соком, это уж слишком.

Но вскоре моё благородство одержало верх над обидой. В конце концов, подумал я, самым главным было как можно скорее засунуть этого Финк-Ноттля под венец и отправить в свадебное путешествие. Всё остальное не имело никакого значения. А если бы не совет Дживза, Родерик Споуд, бормотавший угрозы, и сэр Уаткин Бассет, фыркавший и смотревший поверх пенсне, запросто могли бы сломить дух Гусика и заставить его отменить свадебные торжества и отправиться в Африку охотиться на тритонов.

- Ну, ладно, - сказал я. - Мне понятно, что ты имеешь в виду. Но, прах побери, Гусик, даже допуская, что тебе есть за что презирать Кислятину Фотерингейт-Фиппса, и Конину Пирбрайта, и: с натяжкой: меня, ты просто не можешь презирать Родерика Споуда.

- Правда? - Он рассмеялся каким-то кудахтающим смехом. - Ещё как могу. Мне это раз плюнуть. И сэра Уаткина Бассета тоже. Уверяю тебя, Берти, я ни капельки не волнуюсь. Я весел, решителен и уверен в себе. За свадебным столом я не буду, подобно другим женихам, заикаться, запинаться, теребить скатерть, ну, и всё прочее. Я посмотрю и Споуду, и сэру Уаткину прямо в глаза и покорю их своей волей. Что касается тётушек и кузин, я сражу их наповал. Как только Дживз дал мне свой совет, я вспомнил о Родерике Споуде и сэре Уаткине Бассете такое, что не может не вызвать презрения у любого здравомыслящего человека. Я могу рассказать тебе сотню анекдотов о сэре Уаткине, и услышав их, ты крайне удивишься, почему этого морального и физического урода терпели в Англии столько лет. У меня всё записано в блокноте.

- Ты ведёшь записи в блокноте?

- Скорее, в небольшой записной книжке в кожаном переплёте. Я купил её в деревне.

Должен признаться, я разволновался, дальше некуда. Хоть я и не сомневался, что придурок держит свою записную книжку под замком, её существование вызывало у меня опасения. Мне даже думать не хотелось, что произойдёт, если она случайно попадёт в чужие руки. Записи такого рода хуже динамита, если вы меня понимаете.

- А где ты её хранишь?

- В нагрудном кармане. Вот она. Нет: куда же она подевалась? Странно, сказал Гусик. - Должно быть, я где-то её выронил.