"Беатриса в Венеции" - читать интересную книгу автора (Пембертон Макс)

XII.

Беатриса и не заметила даже, как пусто было в ее доме, пока не стало совсем темно, и в ее комнату вошел Джиованни, чтобы зажечь свечи. Увидев свою госпожу, сидящую в глубокой задумчивости над разбросанными по столу бумагами, он спросил ее нерешительно:

— В котором часу, ваше сиятельство, будете ужинать?

Беатриса подняла голову, отложила перо, которое она держала в руке, и спросила его в свою очередь:

— Разве слуги вернулись, Джиованни?

— Нет, ваше сиятельство, но мой отец здесь, и, кроме того, сестра Фиаметты тоже еще здесь.

— Ну, в таком случае, мы справимся и без других. Но скажи мне, Джиованни, откровенно, почему все остальные слуги покинули меня.

— Я уже думал об этом, ваше сиятельство, но...

— Говори, Джиованни, я слушаю.

— Они все видели капитана да Понте и знают его, ваше сиятельство.

Беатриса вздохнула, и при виде ее огорченного личика Джиованни стал смелее; он подошел к ней, опустился перед ней на колени и умолял ее выслушать его.

— Ваше сиятельство, они умно сделали, что ушли, — сказал он. — Ради Бога, выслушайте меня до конца. Когда капитан вернется, вы будете одна. Этот дом уже не может больше служить вам защитой, послушайтесь моего совета и позвольте отвезти вас в дом моего отца: там вы будете в безопасности. У меня много друзей среди народа, ваше сиятельство. Теперь еще не поздно, но каждая минута дорога. Ради Бога, послушайтесь моего совета.

Никогда еще в продолжение своей десятилетней службы в доме «Духов» Джиованни не обращался так смело к Беатрисе, и теперь он сам был так поражен своей смелостью, что ноги его дрожали, и он должен был опереться на руку, чтобы не упасть. Его глаза, казалось, читали на ее лице и старались угадать, что она изберет: смерть или жизнь, но она отвернулась от него, чтобы скрыть выражение своего лица, скрыть свои слезы.

— Благодарю вас, Джиованни, — сказала она тихим голосом, — благодарю вас за вашу любовь, за вашу преданность, я нуждаюсь в них сегодня больше, чем когда-либо, но о том, чтобы я ушла отсюда, не может быть и речи, это невозможно! В Венеции мужчины иногда бегут от женщин, а не наоборот, я не уйду отсюда. Это — мой дом, и я останусь в нем, пока у меня есть такие верные слуги, как вы. Теперь уходите, я вполне поняла вас и благодарна вам, но скажите и другим, что я ничего не боюсь.

Он покинул ее очень неохотно, а она опять принялась писать что-то. В доме было тихо, как в могиле, но эта была зловещая тишина. Беатриса сидела теперь в комнате, которую недавно еще занимал Гастон; всякая вещица в ней напоминала ей о человеке, которого она так сильно и едва ли не напрасно любила. Зачем он покинул ее? — спрашивала она себя. — Разве они не могли вместе бежать из этого города, добраться до Маэстрэ, а затем укрыться где-нибудь в горах? Она говорила себе, что Гастон чувствует к ней жалость, похожую на любовь, но это не есть настоящая любовь. Когда-нибудь другая женщина научит его любить как следует, она будет счастлива там, где бедная Беатриса пожертвовала всем и не выиграла ничего. Горечь наполнила ее душу. Но какие же недостатки мог он найти в ней? Неужели она была недостаточно хороша собой, недостаточно умна, недостаточно любила его? Она взглянула на себя в зеркало и убедилась в том, что красивее ее трудно было найти другую женщину, и зеркало ей действительно говорило правду.

Да, она была прекрасна, и новый фасон платьев времен Директории, только что полученный ею из Парижа, удивительно шел к ней и еще больше оттенял ее редкую красоту. А между тем, кому нужна бы ла теперь ее красота? Кто будет любоваться ею? Капитан да Понте — величайший негодяй всей Венеции! Беатриса прекрасно знала, какая опасность грозит ей от этого человека, а между тем, несмотря на свой страх перед ним, она решилась мужественно встретиться с ним лицом к лицу. Она ждала его теперь и считала минуты до его прихода; как тревожная тень, мелькала она по темным комнатам и останавливалась, прислушиваясь на верху лестницы, чтобы посмотреть, не идет ли он.

Что-то ждало ее впереди? — думала она со страхом и трепетом. Наконец внизу раздался сильный стук в дверь: это пришел Пауль да Понте. Она стояла наверху на площадке и смотрела, как он поднимался по лестнице в сопровождении своих помощников. Она хорошо знала этих помощников: это были самые свирепые, самые жестокие люди, состоявшие на службе великой инквизиции. Она подождала немного наверху, потом медленно прошла в комнату, где только что сидела перед тем.

Паулю да Понте пришлось пройти через много комнат, пока он добрался наконец до маленького салона, и Беатриса ясно слышала по его твердым, решительным шагам, что он совершенно уверен теперь в том, что птичка сидит в клетке и уже не улетит от него. Когда он вошел наконец в комнату, где она сидела, он остановился на минуту, ослепленный ярким светом и удивленный тем, что застал ее за письменным столом с пером в руках: она как раз перелистывала бумаги, когда он появился на пороге ее комнаты. Пауль да Понте запер за собою дверь и вежливо поклонился маркизе. У него были довольно приличные манеры и даже представительная наружность.

— Простите, маркиза, что я беспокою вас, — проговорил он громко, — но я уверен, что вас уже предупредили о моем посещении.

Беатриса сейчас же отложила в сторону перо и сказала:

— Да, синьор, и я вас жду уже с полудня.

Он сделал шаг вперед, так, что свет свечей падал прямо на него и освещал его большие рыжие усы. Одет он был в зеленый кафтан с золотыми пуговицами, на ногах были высокие сапоги, на плечах виднелся темный плащ, на голове возвышалась треугольная шляпа. Он улыбнулся на слова маркизы и показал свои превосходные зубы. Руки у него были грубые и некрасивые, губы — слегка оттопыренные и ярко-красные.

— Я очень рад, что вы ждали меня, — сказал он, опять кланяясь, — а то неприятно врываться насильно, особенно к женщине. Я явился к вам только по приказанию свыше, маркиза.

Он достал какую-то бумагу из своего кармана и подал ее маркизе. Пока она читала ее, он ясно выражал признаки нетерпения.

— Вы, вероятно, осведомлены насчет содержания этой бумаги? — спросила она.

— Да, конечно, маркиза. Наши сенаторы остались очень довольны вашим поступком и хотят теперь продолжать дело уже сами. Я явился сюда за тем, чтобы снять с вас ношу и взвалить ее на их плечи.

— Найдете ли вы эту ношу, синьор? Вы не подумали об этом?

— Я решил во что бы то ни стало ее найти.

Беатриса встала с места так спокойно и с таким достоинством, что капитан вообразил, что она сразу сдалась и идет выполнять его поручение, но она остановилась посередине комнаты и сказала:

— Иногда решимость менее полезна, чем покорность, капитан. Позвольте же вам прямо сказать, что графа де Жоаеза нет в моем доме.

— Как вам угодно, сударыня, — сказал он, улыбаясь и еще раз кланяясь. — Я подожду, пока он вернется сюда. Не бойтесь, что окажусь слишком навязчивым: я постараюсь ничем не беспокоить вас.

Она вздрогнула, услышав в его голосе насмешку, и холодно ответила:

— Я никаких беспокойств не боюсь. Граф покинул мой дом три дня тому назад и, вероятно, на следующий же день проехал уже Маэстрэ. Стража подтвердит это. Пусть сенаторы пошлют справиться на континент и напрасно не беспокоят меня по этому поводу.

Капитан Пауль выслушал ее с восторгом, он радовался тому, что она говорит заведомую ложь, так как это давало ему возможность остаться дольше в ее доме. «А ведь прекраснее этой женщины нет никого в этом городе», — думал он про себя, любуясь ею.

— Сударыня, — сказал он, опускаясь в кресло и многозначительно покачивая головой, — я вижу, вы не доверяете мне, позвольте повторить вам данные мне инструкции. Прежде всего мне велено явиться к вам и поблагодарить вас от лица светлейшего принца: это — первый мой долг. А затем можно уже приступить к делу. Ваш друг, граф Гастон, и я должны немедленно же вместе явиться в сенат. Теперь, как видите, мы с вами говорим вполне откровенно: вы сказали мне то, что считали нужным сказать, я говорю то, что должен сказать. Покончим же на этом и посмотрим теперь, что скажет сам граф.

— Если вы желаете говорить с графом, — сказала маркиза, — вам придется ехать в Маэстрэ. Конечно, вы не верите мне, но, тем не менее, я повторяю вам, что граф Гастон отправился в Грац.

— Это неправда, маркиза, вы лжете.

Она отпрянула назад, и руки ее судорожно сжались: если бы у нее было бы какое-нибудь оружие в руках, она бы бросилась на капитана.

— Капитан да Понте, это сенат поручил вам сказать мне это?

Он грубо ответил ей:

— Сенаторы велели мне исполнить мой долг. Послушайте, чего вы боитесь? Ведь в Венеции всем известна эта история. Неужели вы думаете, что можете спрятать этого человека как жемчужину? Нет, сударыня, я должен его увидеть сейчас же, здесь же, он должен отправиться со мной в сенат. Что касается Маэстрэ, мне нечего отправляться туда, так как стража там уже давно допрошена, и оказывается, что в продолжение целой недели ни один француз не переходил там границы. Вы все это придумали очень правдоподобно, сударыня, но, тем не менее, будет лучше, если вы все же скажете мне, наконец, правду. Будьте же благоразумны!

Более проницательный и чуткий человек, чем капитан да Понте, по лицу маркизы угадал бы, что она говорит правду, так как при известии, что ни один француз не проезжал Маэстрэ, она вдруг зашаталась и чуть не упала; на лице ее выразилось глубокое удивление и затем почти отчаяние. Значит, человек, которому она доверяла, который дал ей слово, не сдержал его.

— Послушайте! — воскликнула она вдруг с отчаянием, — даю вам слово, клянусь вам, что граф де Жоаез находится теперь на пути в Грац.

— Напрасно все, сударыня, я знаю, что он находится в этом доме!

— В таком случае, ищите его, синьор, и найдите, если можете.

Так говорила она презрительно, в то время, как все, казалось, было уже потеряно, и вся комната кружилась перед ее глазами. Она не думала ни об опасности, угрожавшей ей самой, ни о злых языках, которые, конечно, не пощадят ее репутации; в сердце ее кипела только обида при мысли о том, что человек, которому она доверилась, обманул, по-видимому, ее доверие, и мысль об этом заставила ее содрогнуться на мгновение. Пауль да Понте, зорко следивший за ней, увидел ее колебание и истолковал его по-своему.

— Да, маркиза, — сказал он, — я буду искать его, и очень сожалею о том, что вы только напрасно затрудните меня. Я обещаю вам со своей стороны, что не сделаю вам никакого вреда, но предупреждаю, что не могу поручиться за своих людей. Они побывали не раз на войне и выучились там жечь дома и грабить их в честь нашей великой республики. Я слышал, что их называют славянскими дьяволами, посмотрим, оправдают ли они свою репутацию.

Он отвернулся, грубо рассмеявшись, и позвал своих людей; они бросились все сразу наверх и через секунду рассыпались по всем комнатам, как собаки в поисках добычи. Сам же да Понте остался стоять в дверях будуара и оттуда отдавал им свои приказания. Они бродили повсюду, срывая везде занавесы и портьеры, разбивая вдребезги все запертые двери. Их громкие грубые голоса слышались решительно со всех сторон. И когда вдруг где-то вдали раздался громкий женский крик, да Понте впервые взглянул опять на маркизу, как бы наблюдая за тем, какое впечатление этот крик произвел на нее.

— Как видите, они допрашивают ваших слуг, — сказал он, — я вижу, что вам это неприятно, что делать! Зачем вы заставляете меня это делать, маркиза? Почему вы не хотите быть благоразумной?

— Я ведь уже сказала вам все, что знаю, — ответила она ему спокойно и с достоинством.

— Вы не сказали мне правды, а я только и добиваюсь ее. Вы слышите, как действуют там мои люди, они, по-видимому, не верят вам, да и я ведь тоже не верю вам. Неужели вы думаете, что мы съедим его? Ничего подобного. Нам пришлось заплатить большую сумму за его тень, и теперь мы хотим вернуть хоть часть денег обратно. Пусть он доверится мне и пойдет со мной, и я ручаюсь вам, что худшее из того, что его ждет, — это хороший ужин и пропуск в Маэстрэ. Вы должны знать, зачем он нам нужен, маркиза. Я не верю в то, что вы этого не знаете, а что вы думаете выиграть своим молчанием, право, я не знаю. По-моему, ровно ничего.

Беатриса слушала его молча, она стояла и обдумывала все то, что он ей сказал относительно любимого человека, и чем больше она думала, тем тверже становилось ее убеждение, что да Понте обманул ее, и Гастон уже давно миновал Маэстрэ. Ну, а если он даже и не проезжал Маэстрэ, — думала она, — разве это значит, что он еще находится в Венеции? Очень может быть, что обстоятельства сложились так, что ему вовсе незачем было ехать туда. Может быть, он просто сел на одно из французских судов, стоявших в Лидо. Да, это было крайне неблагоразумно — сомневаться в его верности и неподкупности. Она могла обвинить Гастона в легкомыслии, но сомневаться в его честности и правдивости она не имела ни малейшего права.

Пауль да Понте не спускал с нее глаз и к удивлению своему заметил, что, несмотря на все еще большую бледность, она как будто сразу ожила, и на устах ее даже появилась улыбка, — он положительно не знал, чем объяснить эту видимую перемену в ней.

— Капитан да Понте, — сказала она, и по голосу ее он слышал, что всякий страх к нему исчез с ее стороны, — вы совершенно правы в том, что мне незачем скрывать графа де Жоаеза, если бы он еще находился в моем доме. И к чему мне лгать, если после десятиминутного обыска все равно присутствие его выяснилось бы непременно? Вы положительно оскорбляете меня, но не забывайте, что у меня хорошая память и что я обещаю при первой же возможности припомнить вам сегодняшний день.

Эта угроза показалась ему настолько смешной в данную минуту, что он рассмеялся, подошел к дверям и широко распахнул их, чтобы она могла лучше видеть все, что происходит в доме. Он с удовольствием прислушивался к тому, как его люди с дикими криками и воплями бегали по всем комнатам, повсюду втыкали свои длинные штыки и кинжалы и осматривали тщательно каждый уголок; они походили на свору собак, только что спущенных с цепи. Наверху на площадке виднелись Джиованни и его отец Педро, связанные по рукам и ногам. Негодяи с громким криком стали скатывать их вниз по ступеням. Фиаметта, горничная маркизы, бросилась откуда-то к своей госпоже и, упав к ее ногам, воскликнула с мольбой:

— Спасите меня от них, ваше сиятельство, ради Бога, спасите!

Беатриса крепко прижала к себе девушку, но не сказала ни слова, чтобы еще больше не раздразнить да Понте. Он пришел сюда только затем, чтобы убедиться, что графа действительно здесь нет, но он хорошо понимал, что, позволив своим людям искать его, как и где они захотят, он в то же время не должен был забывать, что не следует переходить известных границ, иначе ему придется отвечать перед сенатом. Он крикнул им, чтобы все они шли вниз искать там, и только некоторым из них приказал оставаться с ним в салоне.

— Маркиза, — сказал он с напускной вежливостью, — вы позволите мне допросить ваших слуг? Я думаю начать прежде всего с этой девушки.

Около дюжины его слуг выстроились шпалерами около обеих женщин так близко, что Беатриса чувствовала их дыхание на своем лице. Сам да Понте уселся в другом конце комнаты, у стола и, взяв перо в руки, начал свой допрос, обращаясь к Фиаметте со словами:

— Послушайте, кто вы и как вас зовут?

Фиаметта дрожала так сильно, что только крепче прижалась к своей госпоже и не могла вымолвить ни единого слова. Терпение да Понте быстро истощилось.

— Заставь ее отвечать, Джузеппе, — сказал он, обращаясь к своему сержанту, — заставь говорить эту кошечку.

Джузеппе не стал ждать вторичного приказания. Огромного роста, с большими черными усами и маленькими хитрыми глазками, он ринулся на девушку, грубо схватил ее за руку и поволок к столу.

— Ты слышала, что сказал капитан? Так отвечай ему.

Беатриса задрожала, но не вмешивалась ни во что. Она знала, что каждое слово подвергнет ее только лишним оскорблениям. Когда-нибудь да Понте дорого заплатит за эту ночь, — думала она. Ему, по-видимому, понравился страх и ужас этой несчастной девушки; он схватил ее за руки и потащил к себе:

— Говори свое имя! — крикнул он.

Фиаметта молчала. Страх лишил ее языка. Три раза да Понте повторил свой вопрос и наконец с нетерпением отбросил перо, которое держал в руке.

— Отведи ее вниз, Джузеппе, там ей развяжут язык. Пусть она покричит немного.

Бедную девушку схватили и потащили вниз, не слушая ее отчаянных криков. Беатриса бросилась к ней, но ее схватили и оттолкнули в сторону, при чем платье ее разорвали в клочки, и на ее нежных плечах появились синяки от грубых рук, схвативших ее. Почти в полуобморочном состоянии она опустилась на стул. Да Понте снова взялся за свое перо.

— Я вижу, вы хорошо тренировали своих слуг, маркиза, — сказал он. — Но мы начнем снова, если позволите, — и затем, обращаясь к Джузеппе, добавил: — Пусть приведут сюда отца и сына. Я уверен, что они наверное расскажут нам что-нибудь.

Сейчас же в комнату были введены Джиованни и его отец, веревки с них были сняты, у старика на лбу сочилась из раны кровь, губы Джиованни были плотно сжаты, он оглядывался кругом, как будто глаза его, ослепленные внезапным светом, плохо различали окружающие его предметы; он старался не встречаться, однако, глазами со своей госпожой, а при виде да Понте лицо его сразу вспыхнуло гневом.

— Итак, значит, это вы — Джиованни Галла?

— Точно так, ваше сиятельство, я — Джиованни Галла.

— Я вижу, что вы будете отвечать, и даже очень вежливо. Прекрасно. Я должен предложить вам несколько вопросов, Джиованни Галла. Прошу отвечать на них как можно внимательнее и осторожнее.

— Отвечать надо всегда осторожно, ваше сиятельство.

— В таком случае, в данную минуту будьте же вдвойне осторожны. Вы знакомы с графом де Жоаезом, Галла?

— Да, я прекрасно знаю его, ваше сиятельство.

— И вы знаете, что он находится в этом доме, так как вы прислуживали ему?

— Вы говорите истину, ваше сиятельство.

— А вот наконец-то мы доберемся до правды. И граф, значит, уехал из этого дома, Джиованни Галла, не так ли? Когда же он покинул вас?

— Третьего дня, в полночь, ваше сиятельство.

— Очень послушный лжец, а мы пока допросим вот этого почтенного и древнего оракула. Это — ваш отец, если не ошибаюсь? Итак, старина, я вижу, с вами обошлись немного жестоко, но это ваша вина. Будьте же хоть теперь благоразумны. Я пришел сюда не для того, чтобы причинять неприятности вашей госпоже, но для того, чтобы оказать ей услугу. Скажите мне, где я могу найти графа, и я сию же минуту покину этот дом.

Старик поднял голову, посмотрел да Понте в лицо и, сделав шаг вперед, произнес:

— Вы никогда не найдете графа де Жоаеза, для этого вы слишком глупы.

Гневный шепот, пробежавший по ряду слуг да Понте, не нашел в нем, однако, отголоска; ему, по-видимому, напротив, понравилась смелость старика. Он ведь и не мечтал вовсе быть умным, он предоставлял это духовенству и старым бабам, заседавшим в сенате. Он был солдат в глубине своей души и вовсе не желал обладать большим умом.

— Может быть, я и недостаточно умен, старик, — проговорил он, — но вам-то незачем мне было это говорить. Скажите мне, где я найду графа, и я готов простить эту дерзость.

И он угрожающе посмотрел на старика.

— Если вы не скажете мне правды, — добавил он грозно, — я велю вам вырвать язык.

Старик выслушал эту угрозу совершенно спокойно и сказал:

— Клянусь небом, я не скажу вам больше ни слова.

Да Понте вскочил с места и угрожающим жестом указал на старика.

— В таком случае, ответственность да падет на вас самих, безумец! Джузеппе, выучи говорить этого старого дурака. Живей, учи его говорить!

Он встал и поднял свечу, чтобы хорошенько все видеть.

— Неужели он говорит серьезно? — подумали невольно жертвы, остававшиеся еще в этой комнате. — Неужели он приведет в исполнение эту угрозу?

А между тем Джузеппе уже подошел к старику твердыми, уверенными шагами, остальные слуги схватили его за руки и поставили на колени.

— Говори, старик, будешь отвечать?

— Я уже все сказал.

Они отклонили назад его голову и старались поймать пальцами язык. Раздался ужасный крик, и опять все смолкло в комнате, тогда Джиованни схватил со стола тяжелую металлическую фигуру и пустил ее прямо в лицо Джузеппе.

Негодяй упал, не издав ни малейшего стона, и лежал безжизненным трупом на ковре. Потом вдруг раздался единодушный крик нескольких голосов, послышался женский вопль, и в продолжение нескольких минут в комнате видны были только мелькавшие в воздухе сабли и кинжалы, преследовавшие чью-то убегавшую фигуру. Джиованни, ловко изгибаясь, ускользал от своих противников, кругом валялись осколки стекла и хрусталя, все толпились в одном направлении, но Джиованни обладал увертливостью угря и подвижностью животного. Он показывался то в одном, то в другом месте, в воздухе мелькали клочья одежды, слышались стоны раненых, так как слуги да Понте в пылу битвы уже не разбирали друг друга и наносили удары один другому. Джиованни все это время не переставал пробиваться к окну. Он достиг его, наконец, перепрыгнув через бесчувственное тело своей госпожи, и одним ударом своего могучего плеча выбил раму и выскочил на веранду, преследуемый еще тремя врагами. Да Понте кричал во все горло, чтобы его схватили, чтобы его убили во что бы то ни стало, но все напрасно: ему хорошо известен был каждый шаг предстоящего ему опасного пути, он спустился по плющу на землю, быстро перебежал сад, вскарабкался на стену и оттуда ринулся вниз в темную воду. Никто, конечно, не осмелился следовать за ним. Джиованни быстро переплыл канал, очутился на площади перед церковью св. Захария и оттуда побежал по узкому переулку. Он, казалось, хорошо знал, куда ему следовало бежать. Он оглянулся еще раз на дом, из которого только что спасся, содрогнулся при воспоминании о том, что он видел там, и побежал еще быстрее, чтобы успеть вовремя помочь своей госпоже.

В доме маркизы царили тишина и смятение. Мертвое тело Джузеппе все еще лежало на ковре, прикрытое чьим-то плащом. Его товарищи спустились все вниз и обсуждали все дело с криками и проклятьями. Пауль да Понте оставался наедине с Беатрисой и не знал, жива ли она или нет. Он позвал Фиаметту и велел ей помочь ее госпоже. Затем он прикрыл дверь в будуар маркизы и стал прислушиваться к тому, что там делается. Он теперь далеко не был уверен в том, что сенат оценит по заслугам его похождения в эту ночь. Кроме того, поручение, возложенное на него, все же не было еще выполнено. Ему следовало быть менее жестоким, — подумал он, — так как ему пришлось иметь дело с женщиной, которой недоступно чувство страха.