"Четверг отмщения" - читать интересную книгу автора (Пендлтон Дон)

Глава 2

Американское правительство поручило Гарольду Броньоле возглавить официальную комиссию по борьбе с организованной преступностью. Это произошло вскоре после того, как Мак Болан начал свою личную и неофициальную войну против мафии. И все время, пока длилась эта кровопролитная кампания, Болан поддерживал с Броньолой негласные союзнические отношения, обменивался полученной информацией, а порой даже сражался плечом к плечу. Впрочем, Броньола был отнюдь не в восторге от того, что ему приходится поддерживать тайные отношения с человеком, числящимся преступником номер один в списках ФБР. Тут сплелись воедино и профессиональная этика, и сугубо личные отношения. Для Броньолы, человека крайне совестливого, союз с Боланом был очень обременительным в моральном плане и являлся источником постоянных внутренних переживаний, которые достигали порой поистине драматического накала.

Правда, один раз Броньола без колебания открыл огонь по Болану — объекту его восхищения, почитания и любви. Да, он любил Болана, как брата. И в том, что Палач остался в живых, не было ни заслуги, ни вины Броньолы — просто так распорядилась судьба. И что поразительно: Болан сумел понять и простить его и вел себя в дальнейшем так, словно вообще ничего не произошло. Хотя... что ж тут невероятного? Слишком уж неординарным человеком был Болан, и это следовало помнить всегда.

В определенном смысле Болан был чистейшим анахронизмом, эдаким воплощением героя, который родился в свое время: во имя собственных идеалов он был способен выдерживать любые физические и моральные перегрузки и при необходимости даже пожертвовать собой. В наши дни такие люди почти уже не встречаются...

При всем при том Мак отнюдь не являл собой холодный кусок льда.

Во время войны во Вьетнаме друзья говорили о нем:

— Сержант — беспощадный боец, но в то же время — сердечный парень.

Да, Болан, заслуживший кличку Палач еще во вьетнамском аду, был известен там же, особенно в медсанбатах и вспомогательных отрядах, под именем «Сержант Милосердие».

Как-то хирург одного из полевых госпиталей сказал:

— Этот Болан в одиночку сделал для пропаганды американских идеалов среди вьетконговцев больше, чем все известные официальные программы.

Случайно стало известно, что Палач, непревзойденный специалист по операциям в тылу врага, отправляясь на задание, систематически таскал с собой медикаменты и транквилизаторы, которые раздавал гражданскому населению, в первую очередь страдавшему от дикостей войны.

— Сколько раз, — продолжал хирург, — он приносил на своих плечах какого-нибудь старика или умирающую женщину да еще пару детей под мышкой!.. Этот парень обладает невероятной физической силой и волей. Все слышали о том, как он тридцать километров тащил на себе раненого ребенка под ураганным огнем вьетконговцев. При этом он еще ухитрился обработать рану и перевязать ребенка, святой — с пистолетом в одной руке и гранатой в другой, но всегда готовый отбросить их в сторону, чтобы протянуть руку помощи попавшему в беду человеку.

Святой с обагренными кровью руками...

Для Гарольда Броньолы столь сложный и неоднозначный человек становился зачастую источником трудноразрешимых моральных проблем. Иногда в минуты отчаяния у шефа федеральной полиции появлялось такое чувство, будто он ходит по лезвию бритвы, рискуя вот-вот сорваться в пропасть. Даже теперь, когда Белый дом оказывал им неофициальную поддержку, Броньола с тяжестью на сердце выполнял возложенную на него миссию гаранта проведения этой исключительно кровопролитной операции.

Болан, безусловно, все прекрасно понимал и первый послал Броньолу ко всем чертям. С того момента, как началась его последняя экспедиция в ад, он неоднократно пытался отделаться от своего высокопоставленного друга.

— Не путайся у меня под ногами, Гарольд! — только и твердил он.

Но, Бог мой, как можно бросить на произвол судьбы такого парня?! Слишком велика ставка в игре. Речь шла не только о жизни самого Болана и не об искоренении небольших очагов вновь возрождающейся организованной преступности. На карту была поставлена стабильность пришедшей к разумному равновесию международной обстановки, а также судьба свободной Америки в раздираемом противоречиями мире. Такой человек, как Болан, мог склонить чашу весов в любую сторону. Весь нажитый им жизненный опыт подвел его к тому историческому моменту, когда человек и ситуация сливаются в одно целое и тем самым могут повлиять на ход событий, способствуя продвижению нации в определенном направлении. Именно Мак Болан, а не регулярная армия, являлся силой, способной совладать с трагичнейшей проблемой нашей эпохи — с международным терроризмом.

Так что ставка в игре была поистине колоссальной.

Теперь свою основную задачу Броньола видел в том, чтобы после завершения кровавого похода поставить Мака Болана перед Президентом живым и невредимым. Нелегкая задача, если тебе все время повторяют: «Не путайся у меня под ногами!»

А тут положение усугубляется присутствием еще одного человека, более или менее тесно связанного с проведением операции. И сейчас этот человек нервно расхаживает взад и вперед, бросая раздраженные взгляды на огромную карту района Эверглейдс. И словно в насмешку над ними всеми, данный человек работает под руководством Броньолы в его собственном департаменте!

Но некоторым людям мало просто работать под чьим-то руководством, особенно если такой человек — женщина!..

Да, именно так. Причем женщина, лично заинтересованная в удачном исходе операции. Она больше походила на модель из журнала «Вог», чем на офицера федеральной полиции, и сейчас, похоже, ничто не волновало ее так, как судьба Мака Болана.

— Да перестаньте же дергаться, черт побери! — не выдержал Броньола. — Какой от этого прок?

— Мне — никакого, — ответила Роза Эйприл. — И ему, думаю, тоже. Но он не выходит на связь...

— Спокойно! — оборвал ее начальник федеральной полиции. — Рассвело всего лишь час назад. Дайте ему немного очухаться!

— Одного часа более чем достаточно, чтобы отправиться на тот свет, — вздохнула Роза. — Вы когда-нибудь находились с ним рядом в бою? Ведь все совершается чертовски быстро, когда за дело берется Страйкер.

Страйкер, естественно, был не кто иной, как Болан. Бюрократическое лицемерие требовало, чтобы его никогда не называли настоящим именем, тем более, когда ему оказывалась неофициальная поддержка полиции. Можно подумать, что использование клички придавало законный характер тому, чем занимался Болан...

— К сожалению, вы правы, — согласился Броньола, не в силах скрыть тревогу. — Дадим ему еще полчаса, и если за это время он не выйдет на связь, я всех подниму на ноги.

— А почему бы сразу не сделать это?

Роза была обольстительной девушкой: яркая брюнетка, высокого роста, с фигурой, от которой у всякого нормального мужчины тотчас голова пошла бы кругом... Но при этом Роза Эйприл могла проесть плешь любому и порой бывала чересчур требовательна даже к собственному начальству.

— Возьмите себя в руки, — мягко произнес Броньола. — Я понимаю ваши чувства, но они не должны преобладать над разумом. У нашего общего друга свои представления о времени, и не нужно ему мешать. Если вы хотите хоть что-то значить в его жизни, запомните это раз и навсегда.

— Господи, разве можно такое существование назвать жизнью? — трагически прошептала она. — Это просто какая-то форма постоянного умирания, постоянной готовности к небытию...

Тут уж было трудно что-либо возразить ей.

Но Болан все равно не согласился бы с ней. Недаром в самом начале своего личного дневника он записал: «Человек живет настоящей жизнью лишь тогда, когда у него есть идеал, за который стоит отдать жизнь».

Броньола сочувственно посмотрел на встревоженную девушку:

— Ну что ж, Роза, радость моя, значит это существование вам и придется разделить с ним: найти счастье в постоянной готовности к небытию.

— Боюсь, он никогда не пойдет на такое, — с горечью ответила она.

Шеф федеральной полиции ободряюще улыбнулся и по-отцовски обнял Розу за плечи.

— Нынешнее задание Страйкера не из тех, которые можно с кем-либо разделить, — мягко сказал он. — Особенно с тем, кого любишь. Попытайтесь об этом не забывать. В конце концов ваша и моя работа как раз и заключается в том, чтобы помочь ему обрести в жизни нечто такое, что стоило бы разделить с близким человеком.

— А что, по-вашему, я делаю? — пробормотала Роза.

— Тогда первый способ помочь ему — понять его, уважать его поступки и позволить ему действовать так, как он считает нужным. Он знает, что делает, и делает это чертовски хорошо. Своей чрезмерно плотной опекой вы только заставляете его излишне рисковать. А это именно то, чего мы не можем себе позволить.

— Иными словами, я должна принимать его таким, каков он есть? Вы это хотите сказать? Даже если мне не останется ничего другого, кроме как любить его искромсанный, изрешеченный пулями труп?

— Совершенно верно, — кивнул Броньола, отводя взгляд в сторону. — Осталось-то всего несколько дней. И уж дадим ему возможность довести дело до конца.

Терпеть... Опять терпеть! Ну ладно. Да и что еще ей оставалось? Броньола знал, до чего ей нелегко, но ведь и он страдал. Разве не любил он Мака Болана, как брата? С человеком, подобным Палачу, он и впрямь готов был взглянуть в лицо смерти и, вероятно, был бы горд, если бы ему сказали, что он будет лежать в одной могиле со своим удивительным другом...

Гарольд Броньола давно уже стал философски относиться к жизни и смерти. Его мысли во многом перекликались с тем, что думал о войне Болан. В общих чертах эту позицию можно выразить так: человек по-настоящему умирает в тот день, когда судьба человечества становится ему безразлична.

— Пошли, — вдруг произнес Броньола, словно повинуясь неведомому внутреннему импульсу.

— Значит, мы все-таки не будем ждать?

Да, именно это и подразумевал Броньола. Статус потенциального смертника — крайне неприятная штука, возможный близкий конец не устраивает никого. Но ждать, когда список «действительно мертвых» пополнится еще одной фамилией, было просто невыносимо.