"Маленькая торговка прозой" - читать интересную книгу автора (Пеннак Даниэль)16Ничто так не напоминает апартаменты «Крийона», как другие апартаменты «Крийона», конечно для тех, кто не бывает в таких местах постоянно. Тем не менее не успел я войти в снятый для меня номер, как тут же потребовал другой. – Почему? – спросил Шамарре, распахнувший передо мной дверь, и сразу пожалел, что задал этот вопрос. «Таково предписание, дружище», – чуть было не ответил я. («Писатель с таким положением, как Ж. Л. В., должен быть капризным, или это не Ж. Л. В. Вы потребуете другие апартаменты».) – Здесь, знаете ли, солнце не с той стороны. Голова Шамарре кивнула в знак понимания, и господин Услужливость проводил меня в другой номер. Этот подойдет. Чуть поменьше, чем площадь Согласия, но ничего. – Ну как, Кларинетта, пойдет? У Клары глаза стали круглые, как объектив ее фотоаппарата, зрачки просто вылезали из орбит: столбняк – надолго ли, нет – неизвестно. Я ответил за нее: – Пойдет. И я отблагодарил Шамарре, как всегда, по-техасски щедро. Хватило бы на «люкс» в палас-отеле напротив, за мостом, с национальным флагом и колоннами[20]. Готье, как раз подошедший со всем необходимым, тоже застыл как вкопанный, ослепленный позолотой «Крийона». Мне даже показалось, что он и на меня обратил особое внимание, внимательно так посмотрел. – Поставьте письменный прибор у окна и подключите компьютер в эту розетку, Готье, – бухнул я с высоты своего нового положения. Он зашевелился и ответил, совсем пришибленный: – Лусса занимается телефонами, месье. Триумфальное появление Луссы с Казаманса, по три телефонных аппарата в каждой руке, настоящий Санта-Клаус с телефонной станции. Непременное танцевальное па в духе Фреда Астера. – Бывают моменты, когда я уже готов гордиться тем, что тоже числюсь среди твоих приятелей, дурачок. Кто эта малышка? Он только что заметил Клару. – Моя сестра Клара. Он тут же вспомнил про Сент-Ивера, но виду не подал, а только заметил: – Ну, вот теперь, когда я с ней познакомился, я еще более горд, что ты являешься моим приятелем. Сдается мне, ты не заслуживаешь такой сестры. И давай загромождать помещение телефонами. Когда пришел Калиньяк, все уже было готово. Идея Шаботта заключалась в том, чтобы кабинет Ж. Л. В., заставленный телетайпами, магнитофонами и прочими записывающими устройствами, казался подключенным к миру напрямую, и в то же время писатель, которого камера фиксирует на фоне окна, пишущим, стоя за своим пюпитром, как будто отстранен от всей этой техники, на два века опаздывая к сегодняшнему дню. Белые листы, подогнанные не то что по размеру – по весу, как сказала бы наша легендарная журналистка, спецпоставка Мулен де ля Ферте – последнего производителя бумаги на заказ из льняных тряпок по старинному самаркандскому рецепту. Эти листы Ж. Л. В. марает не каким-нибудь там пером, ни тем более шариковой ручкой и уж конечно не маркером; нет, он пишет карандашом, простым карандашом, по привычке, оставшейся у него еще со школьной скамьи. Эти карандаши, изготовлявшиеся для королевской семьи Швеции на очень древней мануфактуре в Эстерзунде, посылались ему самой королевой, лично. Что касается курительных трубок, которые он посасывал за работой (а надо сказать, что курил он исключительно – Нормально? – спросил Калиньяк. – Все о'кей? Карандаши не забыли? – Нет, они на своем месте, на столе. – А точилка? – Какая точилка? – побледнел Готье. – Точилка его отца! Он должен точить свои карандаши лезвием, доставшимся ему от отца по наследству, фирмы «Лагиоль», реликвия, черт тебя побери, Готье! – Я совсем забыл... – Дуй в табачную лавку на углу за точилкой, и пусть они ее там обработают наждаком, чтобы смахивала на антиквариат. Посмотреть на них, так Калиньяк, Готье и Лусса развлекались не хуже моей ребятни. – А ты как? – Да так. Калиньяк обхватил меня за плечи своими ручищами кулачного бойца. – Не время киснуть, старик; ты знаешь, какой у нас первый тираж «Властелина денег»? – Три экземпляра? – Не валяй дурака, Малоссен, восемьсот тысяч! Сразу восемьсот тысяч экземпляров. Вопрос. Если я спрошу, какое ваше главное качество, Ж. Л. В., что бы вы мне ответили? Ответ. Действовать. В. А ваш главный недостаток? О. Я не во всем преуспел. В. Значит, вам знакомы провалы? Глядя на вас, в это невозможно поверить! О. Иногда я проигрывал, но я всегда извлекал из своих поражений уроки, которые, в конечном счете, ведут к победе. В. Что бы вы посоветовали сегодня молодому человеку, который готов действовать? О. По-настоящему хотеть того, чего хочешь, рано вставать и полагаться только на себя. В. Откуда появляются персонажи ваших романов? О. Из моей воли к победе. В. Женщины в ваших романах, все до одной, красивы, молоды, умны, привлекательны... О. Да, но они обязаны этим в первую очередь самим себе. Они становятся такими, какими хотели казаться, а потом сживаются с этим созданным в себе образом. В. Если я правильно вас поняла, все могут стать красивыми, умными и богатыми? О. Вопрос воли. В. Красота – вопрос воли? О. Красота идет изнутри. Мы можем В. Вы постоянно говорите о воле. Вы презираете слабых? О. Нет слабых; есть люди, которые не хотят по-настоящему того, чего хотят. В. А сами вы всегда хотели быть богатым? О. С четырех лет, как только понял, что беден. В. Реванш у жизни? О. Скорее, завоевание. В. Счастье в деньгах? О. Они – его первая и главная составляющая. В. Ваши герои становятся богатыми, будучи еще совсем юными, и возраст – одна из тем, к которым вы возвращаетесь наиболее часто. Что вы думаете о возрасте? До сих пор все шло как по маслу. Она заучила вопросы по порядку, и я тоже отвечал по порядку. Два декламатора, окучивающие каждый одуванчик в цветнике глупости. Она сама себя загнала в угол и уже не знала ни как сесть, ни куда смотреть; редактор, должно быть, довел ее бесконечными наставлениями, и теперь она, вероятно, панически боялась лишь одного: только бы правильно начать, только бы я верно ответил на первый вопрос: «Ж. Л. В., вы уже так много написали, вас переводят на языки всего мира, число ваших читателей достигает миллионов, как же могло так случиться, что вы еще ни разу не давали интервью и нигде не появлялись ваши снимки?» И, к ее огромному облегчению, я выдал правильный ответ, ответ № 1: «У меня было много работы. Отвечая сегодня на ваши вопросы, я позволил себе первое послабление за эти последние семнадцать лет». И так далее, вниз по списку, как перечень блюд в китайском ресторане. И вдруг – этот вопрос насчет возраста. А у меня в памяти – провал. Или нет, скорее – помутнение рассудка. Я вдруг снова представил себя у Шаботта. Шаботт, разыгрывающий передо мной и Королевой Забо великого немого над картой мира, Шаботт – законодатель наук и искусств, одиноко кружащий во мраке своей библиотеки, Шаботт поучает меня по поводу встречи в апартаментах «Крийона», но особенно, перед самым моим отправлением, Шаботт берет меня под руку, так запросто, по-приятельски, будто мы с ним тысячу лет знакомы: – Идемте, я вам кое-что покажу. И так как я замешкался, бросая умоляющие взгляды на начальницу, он поспешил предупредить: – Нет, нет, ждите нас здесь, дорогая, мы скоро вернемся. Он потащил меня за собой, проносясь как сумасшедший по коридорам под безразличные взгляды прислуги – их этим не удивишь, взлетел по лестнице, прыгая через ступеньку (я – волочусь следом, как чучело соломенное), и, выйдя на финишную прямую, просвистел с бешеной скоростью, как шар в боулинге, по начищенному паркету коридора, прежде чем впилиться в массивную дверь – врата иного мира, не меньше. Две-три секунды, чтобы перевести дух, и вот он распахивает дверь, восклицая тонким срывающимся голосом: – Смотрите! Мне понадобилось некоторое время, чтобы глаза привыкли к темноте и я смог наконец увидеть то, на что он указывал. Интерьер свифтовских размеров с кроватью под балдахином – в ней, пожалуй, и Гулливер мог растянуться во весь рост. Как я ни старался, все равно не смог разглядеть ничего особенного. – Вон, вон там! Вытянув руку в направлении самого дальнего окна, он уже орал: – Вон там! Там! Ну же! И тут я увидел. В инвалидном кресле, возвышаясь над кучей одеял, смотрела на нас голова старухи, сверлила взглядом, источавшим лютую злобу. Старая до ужаса. Я даже подумал было, что она мертвая, что Шаботт подсунул мне хичкоковскую штучку, чучело своей мамаши; но нет, в этих глазах искрилась жизнь, раскаленная докрасна: последние искры злобы, гасимой беспомощностью. Шаботт заорал мне в ухо: – Моя мать! Мадам Назаре Квиссапаоло Шаботт! И торжествующе, в каком-то хмельном угаре, еще более ужасном, чем взгляд этой мумии, заявил: – Она всю жизнь не давала мне писать! Она. Что вы думаете о возрасте? Я. Дурь все это, мадемуазель. Она Я. Я говорю, что в любом возрасте возраст – дрянная штука: в детстве – гланды и полная зависимость, юность – онанизм и вопросы без ответов, зрелость – порог жизненных сил и предел глупости, старость – артрит и никчемные сожаления. Она Я. Это ваше интервью, что хотите, то и пишите. Она перелистнула несколько страниц и попыталась снова войти в колею, надеясь исправить положение. Она. Как вы относитесь к денежному вопросу? Но стало только хуже. Я. Если бы мне пришлось глядеть на свое отражение в пустом котелке, я бы примкнул к тем, кто ждет команды: «Целься!» |
||
|