"Маленькая торговка прозой" - читать интересную книгу автора (Пеннак Даниэль)23Мать возмущалась: – Один из двух полицейских, тот, что помоложе, смотрел на ребенка. Ребенок, маленькая девочка, смотрела остекленевшими от ужаса глазами себе под ноги: там лежал человек, мертвый. Как бы ни просила мамаша, делать уже было нечего. – В наши дни Мамаша начала всех парить уже с раннего утра. – Во всяком случае, здесь Хоть и был новичком, тот, что помоложе, на трупы он уже насмотрелся. Однако послушать ему было что: его всего три недели назад перевели в Пасси. – Это (Мамаша все округляла, даже трупы.) – Это Мать была очень даже ничего, и девчушка, несмотря на ужас в глазах, очаровательна. Обе – в одинаковых костюмах, яркие, фосфоресцирующие повязки на лбу. Ну, просто светлячки. Или, скорее, шаровые молнии, принимая во внимание обстоятельства. Нет, он вовсе не был циником, тот, что помоложе, он находил женщину привлекательной, вот и все. Лес вокруг дышал утренней росой. – Здесь живет уже третье поколение нашей семьи, я с детства сюда хожу, «А я вот всего три года на службе, – думал тот, что помоложе, – и уже пятьдесят четыре раза сталкивался с этим самым, „подобным”». Деревья не перестали расти, а трава зеленеть, и старший все так же первым делом осматривал карманы убитого. Бумажник, кредитки, документы. О черт! Он вскочил как ошпаренный, с удостоверением личности в руках. О черт! Как будто все неприятности, которых он так старательно пытался избегать за всю свою долгую службу рядового полицейского, свалились ему на голову в этом замечательном лесочке. – Что, что Старший посмотрел на нее, будто не замечая, или словно видел ее в первый раз, или, наконец, как если бы собирался спросить у нее совета, или, это уж совсем последнее, точно только что проснулся. Потом сказал: – Не двигаться, ничего не трогать. Я должен предупредить Большой дом. Так он называл главное управление на набережной Орфевр. Он был очень опытный полицейский, старый служака, ждал отставки, как лошадь – конюшни. Он бы с великим удовольствием обошелся без этого «тропа». Тяжелым шагом он направился к полицейскому фургону. – Я надеюсь, вы не собираетесь продержать меня здесь Но хорошая не трогалась с места. Хорошая не могла оторвать глаз от мертвеца. От маленькой синеватой дырочки в затылке – волосы, порыжевшие в этом месте от выстрела, вились вокруг, как маленькая корона. Молодой вдруг спросил себя, кто оказывается более – Приговорили. Потом добавил: – Чисто сработано. Она говорила курсивом, старательно выводя каждое слово, как будто сама себя переводила. Когда в кабинете дивизионного комиссара Аннелиза зазвонил телефон, он как раз переворачивал триста двадцатую страницу «Властелина денег». Это была история эмигранта в третьем поколении Филиппа Агуэльтена. Ему на роду было написано выгребать всю жизнь мусор из бачков, но однажды его посетила счастливая мысль собирать и реализовывать отходы парижского бомонда, а потом и всех столиц мира. Если в начале он был прикован к своей тележке мусорщика, то через две сотни страниц он уже занимал главенствующее положение на рынке валют и своей безграничной властью регулировал курс обмена – отсюда и название романа. Он, не раздумывая, женится на шведке небесной красоты, воспитанной в лучших традициях старой Европы (красавица была уже замужем, и он безжалостно разрушил ее брак, разорив ее мужа), и дарит ей сына, который рождается в дебрях Амазонки, в ненастную ночь, когда местным индейцам должен был явиться посланец небес... Дивизионный комиссар Аннелиз был подавлен. Накануне, перед тем как уйти, Элизабет приготовила ему три термоса кофе. «Спасибо, дорогая Элизабет, мне это очень пригодится», – и комиссар Аннелиз, отложив с сожалением то, что занимало его в тот момент (а именно – спор Боссюэ с Фенелоном по поводу Но комиссар был человек самоотверженный, с деловым подходом, помноженным в данных обстоятельствах на его профессиональную злость. Дивизионный комиссар Аннелиз винил лично себя за ту пулю, что продырявила череп Малоссена. Двадцать второй калибр убойной силы, выпущенная с явным намерением уложить на месте. Не он ли отправил Малоссена навстречу этой пуле, пытаясь развязать себе руки в этом следствии по делу Сент-Ивера? Следствии, которое не продвинулось ни на йоту, о чем он и сообщил вчера министру Шаботту. Наоборот, оно еще больше запуталось: новой дирекции не удавалось усмирить заключенных, в результате – еще один труп, на этот раз из числа самих осужденных, виновному удалось бежать. Полное фиаско. Малоссен, вмешайся он, и то не смог бы больше все испортить. Лик мученика Малоссена преследовал его на страницах бредового романа Ж. Л. В. Аннелизу нравился этот парень. Он слово в слово припомнил их первый разговор. Три года уже минуло. Три года с того вечера, когда инспектор Карегга в своей бессменной куртке авиатора уложил на маленьком диванчике в кабинете комиссара этого несчастного Малоссена, основательно потрепанного его коллегами по работе. Когда тот очнулся, первое, на что он обратил внимание, был тот самый диван. – Почему эти диваны «рекамье» такие жесткие? – Потому что победители теряют власть, если спят на мягких кушетках, господин Малоссен, – ответил дивизионный комиссар Аннелиз. – Они ее теряют в любом случае, – огрызнулся Малоссен. И добавил, скрипя всем телом: – Кушетка времени. Аннелизу понравился этот парень. Он подумал тогда о своем зяте, дотошном выпускнике политехнического института, который во время семейных обедов только и делал, что пояснял и дополнял каждую свою реплику, чем окончательно сбивал всех с толку... Нет, Аннелиз вовсе не желал такого зятя, как Малоссен... к тому же... да, в любом случае – только не это; но иногда его зять вел себя совсем как Малоссен... Увы! Уж какой есть... правда, путаник страшный. Вот Малоссен никогда не напускал туману. Тем легче достала его пуля между глаз. Итак, дивизионный комиссар Аннелиз как раз читал «Властелина денег», когда зазвонил телефон: дежурный комиссариата в Пасси сообщил ему о смерти Шаботта. – Пулевое ранение, господин комиссар. «Начинается», – подумал Аннелиз. – В Булонском лесу, на тропинке, что огибает нижний пруд, господин комиссар. «Совсем недалеко от его дома», – заметил Аннелиз. – Его обнаружила маленькая девочка, когда они вместе с матерью, как всегда по утрам, делали пробежку. «Вытаскивать ребенка на утренние пробежки!» – подумал дивизионный комиссар с явной неприязнью к этой мамаше. – Мы ничего не трогали, только оградили место происшествия, – отчитывался дежурный. «Предупредить начальство, – подумал комиссар, положив трубку. – Беда с этим начальством... Боссюэ свернул шею Фенелону, а Ментенон отправила Гийон в Бастилию...» – С квиетизмом придется подождать, – пробубнил себе под нос дивизионный комиссар Аннелиз. Он набирал номер своего непосредственного начальника. Инспекторов было четверо, из числа наиболее подкованных и выдержанных из всего главного управления. Их примерные жены давным-давно, как только стемнело, отправились спать. Задержанных было всего двое: высокий негр по кличке Длинный Мосси и араб, поперек себя шире, с рыжими вихрами, огненные отсветы которых в свете прожекторов вполне оправдывали тот факт, что все четверо инспекторов были в солнцезащитных очках. Его звали Симон. Пятый полицейский держался в стороне и помалкивал. Это был неприметный вьетнамец, вылитый Хо Ши Мин, на груди у которого в кожаном конверте висел младенец с испепеляющим взглядом. И те, и другие избегали смотреть в сторону вьетнамца с ребенком. – Ладно, парни, начнем все сначала, – сказал один из инспекторов. – Нам спешить некуда, – заметил другой, в рубашке из материала, чем-то напоминавшего туалетную бумагу. – Да нам вообще все равно, – вяло произнес третий. – Начнем, – сказал четвертый, бросив пустой стаканчик рядом с переполненной корзиной. Мосси и Симон в восьмой раз просклоняли свои имена и имена всех предков, вплоть до девятого колена, в общем, кого помнили. Араб отвечал улыбаясь. А может, это только так казалось из-за щели между передними зубами. Длинный Мосси был мрачен. – Так почему же ситроеновский фургон? – Ну так сардельки ведь, – отозвался Мосси. – Вы собирались торговать сардельками? На улице Помп? Это в шестнадцатом-то округе? – Ну и что, продают же в Бельвиле всякие деликатесы, – встрял Араб. – Без лицензии ничего нигде не продают, – отрезал один из полицейских. – Но почему же тогда у вас было закрыто окно? – Еще рано было открываться, – пояснил Араб. – Богатые поздно встают, – добавил Мосси. – Не позже, чем остальные, – не удержался один из инспекторов. – Ну, извините, – съязвил Араб, – не рассчитали. – Поговори еще. – Сардельки на улице Помп, как вам это нравится? – Да, ну и что? – не сдавался Мосси. – Селим-Добряк – слышали о таком? – Нет. – Разговор немых с глухими: каждый о своем. – Марокканец, боксер в легком весе: не знаете? – Нет. Селима-Добряка нашли мертвым после презентации во Дворце спорта в Берси. Мерзкое зрелище: весь скукожился, как раздавленный паук на стене душевой. – И Гиббона не знаете? – Нет. – Высокий такой, худощавый, с дубинкой все время таскается, даже мух ею лупит? – Мы с такими не знаемся. – А русский? – Какой русский? – Приятель этих двоих, здоровяк такой. – У нас свои приятели, других не ищем. – Вы там были, в Берси? – Ну да! Там же был Малоссен, бедняга! – Гиббон, Добряк и русский тоже там были. Они там и остались. Та же паучья смерть. – Нет, мы их не знаем. Спасатели сначала подумали, что их задавили в толпе. Но скрюченные тела, посиневшие, почти черные лица... нет, здесь другое. – Слушайте, – приступил наконец один из инспекторов, – с этими тремя молодчиками расправились вы вместе с Бен Тайебом. Нам бы хотелось знать: почему? – Ни с кем мы не расправлялись, господин инспектор. Судебному медику пришлось немного покопаться, но в конце концов он обнаружил след от укола на шее у каждого из троих пострадавших. А вскрытие показало: инъекция раствора каустической соды в мозжечок. – Мо и Симон... Все обернулись. Говорил маленький вьетнамец. Он не сдвинулся с места. Он так и стоял, прислонившись к стене. Под младенцем дожидалось своего часа служебное оружие. У них на двоих было четыре глаза и голос Габена. – Эти трое что-то сделали Малоссену, раз вам пришлось их успокоить? – Малоссен с такими не имел дела, – сказал Мосси. Верно, это из-за пронзительного взгляда ребенка Мосси заговорил. – Что вы делали в том фургоне на улице Помп? – Сардельками торговали, – ответил Араб. – Я скажу вам, что произошло, – не вытерпел наконец один из четверых. – Вы готовили диверсию в вашем чертовом фургоне, а пока мы вас пасли, кто-то другой снял Шаботта. – Шаботта? – переспросил Симон. – Вам это так просто не сойдет. – Вот видишь, – сказал Мосси с грустью в голосе, – годами проворачивали делишки – и ничего, а только решили взяться за ум – и пожалуйста... Я тебя предупреждал, Симон. – Так, начнем все сначала, – сказал кто-то. |
||
|