"Война по понедельникам (сборник)" - читать интересную книгу автора (Первушин Антон)

ДЕЙСТВИЕ СЕДЬМОЕ 

Конечно, фантазией можно злоупотреблять. Она может быть просто неудачной. Ее можно применить в дурных целях. Возможно, она даже способна одурманить своего собственного создателя. Однако какое из качеств человека в нашем ущербном мире лишено отрицательных сторон?

Валентину снова пришлось убегать. И он бежал так, как никогда еще не бегал, даже когда уходил по черному болоту от Водяного, даже под молниями капитана Евгения, даже под пулями многочисленных патрулей и банд. То, что преследовало его теперь, было во сто крат страшнее.

Оборотни.

Когда-то, незадолго до Пришествия, Валентину попалась на глаза старинная монография Орлова «История сношений человека с дьяволом», репринтное издание. Особое внимание почему-то уже тогда привлекла глава об оборотнях. Какое-то притягательное очарование таилось в мрачноватых рассказах о людях, обладающих способностью оборачиваться животными, преимущественно — хищниками. «Может быть, это потому, — подумалось тогда Валентину, — что есть, спрятана в человеке некая зависть к свободе вести себя как вздумается у братьев наших меньших. У свободолюбивых сильных хищников есть то, чего уже никогда не поиметь человеку. Страшно и притягательно». Но сейчас Валентином владел только ужас. И он бежал.

Случайность помогла ему узнать истину, и произошло это в момент, когда он менее всего желал бы узнать что-то подобное. Но именно сегодня все встало на свои места, приобрело прозрачную ясность. Стали понятны случайные оговорки, странные взгляды; стало понятным, как они сумели выжить — малое семейство в огромном мире, переполненном злом и болью. Оборотни.

Валентин возвращался от ракетных шахт, бодро насвистывая. Ноги сами несли его к дому. И он готов был сейчас же, без малейшего промедления поведать своим радушным хозяевам окончательную правду о себе, о цели своих поисков, о ракетном комплексе, попросить у Константина Александровича помощи. Приближаясь к дому, Валентин заметил движение в сугробах у поворота, мельтешение чего-то розового. Валентин остановился и вгляделся, подавшись вперед.

В первую секунду он не поверил своим глазам. Там, среди сугробов, в снегу, порывисто двигаясь, кувыркалась совершенно обнаженной девочка Ирина. Он увидел мелькающие ягодицы, неоформившуюся грудь, распущенные черные волосы, на которых таял снег. Валентин, медленно ступая, придвинулся ближе. Он услышал повизгивание и тихое животное поскуливание. Очевидно, кувыркание в снегу доставляло девочке Ирине истинное удовольствие.

И тут Валентина затрясло. Но он еще не верил своей догадке. Он спросил севшим голосом:

— Что… что ты делаешь?

Ирина резво вскочила на четвереньки, развернулась на голос. Глаза ее горели, не по-человечески — хищным недобрым огнем. Она, выгнув тело, зарычала: сперва — совсем тихо, потом — громче. Валентин отступил на шаг. И тут нервы у него не выдержали, он повернулся и бросился бежать.

— Папа! — услышал он крик за спиной. — Он видел!

— Ду-ура!!!

А они хорошо приспособлены. Девочке понадобилось всего несколько секунд, чтобы вернуть разум. Незаменимая способность для выживания современного оборотня.

Валентин бежал и клял себя за доверчивость. Как дурак принял легенду, что сюда четыре года никто не заглядывал, что «в первое время было трудно, а теперь легче». Легче, легче, но не для семьи из двух взрослых и троих детей. Если это семья из обыкновенных взрослых и детей…

«Я не знаю, как вам это удалось, — думал он с отчаянием. — То ли в нас, человеках, действительно заложен настолько изощренный механизм приспособляемости, то ли вы все — очередной эксперимент Хозяев, однако в любом случае — мне с вами не по пути…»

Они гнались за ним. Отец и сын. Им легко было преследовать Валентина: он оставлял за собой четкий след в снегу. Валентин оборачивался и видел, как они бегут метрах в ста позади, размахивая руками. Константин Александрович что-то все время кричал ему. Но Валентин разбирал только отдельные слова:

— Стойте же… стойте, Валентин! Подождите минутку!.. Вы не понимаете!.. Не пугайтесь!.. Мы не… плохого… Мы поможем!.. Стойте же, черт вас побери!..

А скольких вам пришлось убить перед этим? Скольких вы загрызли до того, как место вашего поселения стали бояться и обходить стороной? И где вы их всех закопали? На заднем дворе? Или, может быть, не свинину я у вас ел?.. От этой страшной догадки Валентину захотелось бежать еще быстрее, но еще быстрее он бежать уже не мог.

— Остановитесь наконец!.. Валентин… это то, что вы ищете!.. Это правда!.. Здесь обратная связь с пришельцами!.. Мы… научим вас!.. Вам понравится!.. Вы будете таким же…

Нет, спасибо. Таким, как вы, я быть не хочу: рычать в снегу, выть на луну, жрать «свининку» — не хочу! А обратная связь… Это для меня тоже не ново; хватит с меня всяческих обратных связей, хватит — надоело!

Скоро Валентин начал уставать. Он сбросил меховую куртку, отшвырнул арбалет, которым так и не воспользовался, но и это ему не помогло. Пот заливал глаза, искрящийся под солнцем снег слепил. И наверное, поэтому Валентин до последней секунды не понял, куда завел его ужас, пока пустота не раскрылась вдруг под его ногами, и он, перевернувшись в воздухе, не полетел вниз головой к стремительно приближающемуся дну ракетной шахты.

Все замерло в Валентине. А в следующее мгновение истошно возопило. Человек Валентин хотел жить. Он умолял в эти доли секунды, которые отделяли его от дна, умолял Бога, черта, Хозяев остановить, задержать неуклонное падение, не дать долететь, удариться о твердое холодное дно. И словно вняв мгновенной, как молния, исступленной мольбе, стала рваться с металлическим скрежетом основная реальность, разошлись швы на стыках измерений, и место одной привычной черно-белой заснеженной вселенной, вторгаясь в нее яркими свежими красками, шумом улицы, человеческими голосами, заняла совершенно другая.

Валентин все-таки упал, но упал мягко, на кучу валежника и сухих листьев. А когда поднял голову, то увидел… 

День третий. Поминки по Черномору.

Витязи собрались в «Чуме», и Антон получил уникальную возможность лицезреть их всех в полном составе. Они подходили по одному или вдвоем — молчаливые, невеселые — сегодняшнее собрание не давало повода для жизнерадостных приветствий и отбивания плеч.

Ким привел Антона в «Чуму», когда Витязей собралось там уже человек десять. Там же сидели задорный парень Роб и звезда «Пленительного» Алина. Влад почему-то отсутствовал. Витязи с хмурыми лицами толпились у стойки. Антон узнал среди них Игина. Игин спорил о чем-то с барменом Филом.

— Не могу, ребята, — говорил Фил, насупясь. — Утром установление пришло. Курс неблагоприятный сегодня. Сами судите, ну чем я могу помочь?

— Нас, знаешь ли, эти ваши курсы и установления мало волнуют! — заявил Игин, пыхтя трубкой. — И за себя, и за свое желание выпить сегодня за упокой души Черномора мы постоять сумеем. Так что наливай и ни о чем не беспокойся.

— Вам-то, конечно, ничего не сделается, — ворчал неумолимый Фил, — а у меня тут недвижимость.

— И недвижимость твою отстоим. Для нас «Чума», небось, не чужая.

— Что за проблемы? — осведомился Ким, пожимая руки Витязям и поворачиваясь лицом к Филу.

— Пришло установление, — скучным голосом объяснил Игин, кивая на плотный лист бумаги с машинописным текстом, который лежал на стойке, — и наш гостеприимный хозяин сразу струсил.

— ?

— Очередная антиалкогольная кампания. Запретили все и навсегда. Стопроцентный сухой закон.

— Этого нам только не хватало, — Ким взял в руки пресловутое установление и, наморщив лоб, просмотрел его. — Какой-то бред! В самом деле, Фил, — обратился он к бармену. — Не порти поминок. Плюнь и забудь, а с этой ксивкой сходи сам знаешь куда. Мягкая бумажка… Видишь, сколько ребят ждет? А в течение получаса остальные подойдут. Мы же у тебя привыкли собираться; ты нам всегда помогал. Помоги и сейчас. Докажи, что ты не просто сочувствующий.

— Ладно, мужики, — подумав, махнул рукой бармен. — Делайте, что хотите. Налью вам.

— Вот это другой разговор, — Витязи обрадовались. — Да ты не трусь, Фил. Отстоим если что «Чуму».

— Молодец, Фил, — Игин показал бармену большой палец. — Я всегда в тебя верил.

Фил польщено улыбался, но озабоченность не оставила его. Полки за спиной Фила сегодня были практически пусты. Стояли только, занимая неполный ряд, бутылки с безалкогольными напитками ярко-ядовитых расцветок. Фил потому даже не посмотрел в их сторону; он наклонился и достал из-под стойки две огромные бутыли, наполненные по горлышко мутноватой жидкостью.

— Вот, — сказал он, — и весь выбор. Точнее — его полное отсутствие. Первач подпольного образца, продукт борьбы за трезвый образ жизни.

— Сойдет, — кивнул Ким. — Давай посуду и закуску какую-нибудь.

Он взял в руки одну бутыль, вторую подхватил Игин. Витязи сдвинули столики в ряд. Подошли еще четверо, сразу включились в подготовку. Ким познакомил с ними Антона. Антон пожимал руки, вежливо говорил: «Очень приятно!», но толком никого не запомнил: слишком много новых имен и лиц. Один из представленных ему Витязей оказался поэтом, двое — художниками, остальные — представителями других творческих профессий от телевизионного мастера до инженера-программиста. Потом нашлось время поздороваться наконец с задорным парнем Робом и звездой «Пленительного» Алиной.

— Да, невеселый сегодня день, печальный повод, — заметил задорный парень Роб. — Я Черномора знал. Первыми всегда уходят лучшие.

Антон посмотрел на Роба с недоверием. Впервые на его памяти Роб казался настолько серьезным.

Ким, а с ним еще один Витязь, представившийся художником Иннокентием, разливали сосредоточенно мутноватую жидкость по стаканам. Фил собственноручно принес тарелки с острым салатом.

— А девочки твои где? — поинтересовался Ким.

— Да так… — бармен беспомощно развел руками. — Увели их. И Нину, и Марго. Особое какое-то распоряжение, говорят, вышло. Женская мобилизация…

— А кто увел?

— Три такие бабищи мужеподобные.

— Что ж, — Ким прищурился, — будем надеяться, им ничего плохого не сделают.

— Будем надеяться, — Фил вздохнул.

— Ну давайте, братцы, выпьем! — Ким встал.

За ним встали и остальные.

— Выпьем за упокой души Константина Павловича Куратова, известного нам под именем Черномор. Он был добрый человек и делал по-настоящему доброе, по-настоящему святое дело. Пусть земля ему будет пухом!

Все выпили. Первач шибанул в нос, и Антон, морщась и смахивая слезы, поспешно зажевал его хлебом.

— Что здесь происходит? — услышал он вдруг знакомый голос.

Поднял глаза. Спускаясь по лестнице в зал, к ним шел старый знакомец Влад, одетый как-то очень странно, а именно — в набитый чем-то спереди и застегнутый наглухо пиджак и в длинную почти до пят юбку. Кроме того на носу у него красовались новенькие очки в пластмассовой женской оправе. А сам он был непривычно умыт и причесан.

Витязи уставились на Влада, открыв рты.

— Ого-го! — только и смог сказать Роб в наступившей тишине.

Затянувшуюся ошеломленную паузу прервал Ким:

— Здравствуй… — он запнулся, — э-э-э… Влад. Я не ошибаюсь? Это ведь ты?

— Ошибаешься, — отвечал Влад высокомерно. — У меня другое имя.

Кто-то из Витязей присвистнул. Задорный парень Роб демонстративно покрутил пальцем у виска.

— Честь имею представиться, — объявил Влад громко. — Владислава, коронер Эмансипированного Адмиралтейства.

— Братцы, феминистка у власти!

— Постойте, постойте, — влез Антон. — Коронер — это же следователь, делающий заключение о характере и причине смерти потерпевшего. Я у Гарднера читал, — для убедительности добавил он.

— А Муравьиха не читала, — объяснил Ким невозмутимо. — Зато как звучит: ко-ро-нер!

— Комедия, одно слово, — подытожил Витязь Иннокентий. — Просто смешно.

— Ничего смешного! — Влад резко оборвал обмен мнениями. — Как коронер Эмансипированного Адмиралтейства я приказываю вам всем немедленно прекратить эту безобразную попойку, сдать спиртное и проследовать к ближайшему маяку для дознания и регистрации личности согласно установленному порядку. Вы же, господин бармен, арестованы за нарушение положений четыре, четыре-а и четыре-бэ Установления Верховного Военно-Морского Матриархата от семи часов сорока трех минут сего числа сего месяца.

— Влад, я тебя не узнаю, — растягивая слова, произнес Ким. — С каких это пор ты стал прислуживать вздорным бабам? Если это шутка, то она затянулась, и нам уже давно невесело; если ты всерьез, то тогда выметайся отсюда, прочухайся и приходи завтра, а сегодня — ты надоел!..

— Я бы попросила вас прежде думать, чем говорить. Выбирайте выражения.

— Эти бабы его окончательно охмурили, — констатировал задорный парень Роб. — Он о себе уже в женском роде заговорил!

— Не исключено, что он и женщиной себя считает. Как, Влад? Считаешь?

— Я вас в последний раз предупреждаю…

— Послушай, Влад, — Ким теперь смотрел на него с откровенным беспокойством, — что с тобой стряслось? До сих пор, насколько я помню, ты был вполне безобидным мизантропом, в политику не лез, «измы» всех сортов презирал. Что изменилось?

— Ничего не изменилось, — ответил Влад. — А может, я стала умнее. Мне раскрыли глаза. Я ненавидела людей, человечество, а мне на пальцах показали, что ненавидела я патриархат, цивилизацию мужчин, порочную изначально. А женщина — это, скажу я вам, не совсем человек. Точнее — человек, но другого типа, другого подвида. И они объяснили мне: раз до сих пор у цивилизации мужчин ничего путного не вышло, нужно все в корни изменить и посмотреть, что получится у цивилизации женщин. И я подумала, а почему бы и нет? Чем они или я хуже вас, господа Витязи? Разве вы одни имеете право на изменение нашей общей жизни в лучшую сторону?..

— Ты мне только одно скажи, — перебил его Игин, до сих пор молчавший и с непонятным выражением на лице разглядывавший Влада, — у тебя там вата под пиджаком или уже имплантировать настоящие успели?

— К сожалению, пока вата, — не смутился Влад. — Есть более достойные. Их обслуживают в первую очередь. Но честно говоря, я не понимаю вашего интереса. Какое вам до этого дело?

— Что значит «какое»? Должен я такую подробность знать, перед тем как ухаживать… А то такая милая девушка стоит передо мной, а вместо груди у нее, оказывается, вата. Вот тебе и «чудное мгновенье»!

Витязи засмеялись.

— Оставьте ваши пошлые шуточки при себе, — скривившись, процедил Влад. — Почему вы до сих пор не очистили помещение? — перешел он на фальцет. — Я уже потратила двадцать минут на пустую перебранку с вами. Бармен! Немедленно закрывайте заведение, если не хотите, чтобы к аресту добавилась еще и конфискация. Шевелитесь, кому говорю! А вы, Алина, — обратился он к звезде «Пленительного», — вы пойдете со мной. Специальным распоряжением Эмансипированного Адмиралтейства, именем Верховного Военно-Морского Матриархата вы призываетесь на действительную службу.

— Я же предупреждал, — с обреченной интонацией вставил Фил.

— Алина, сиди! — распорядился сурово Ким. — Ты все сказал? — спросил он Влада.

— Я все сказала, — заявил Влад с достоинством, выделив ударением последний слог.

Отшвырнув ногой стул и выпятив челюсть, Ким двинулся на него. За Кимом со своих мест поднялись и другие Витязи. Но вмешательства их не потребовалось. Стремительным сильным ударом снизу вверх в челюсть Ким сбил Влада с ног. Улетели далеко в сторону, блеснув линзами, очки.

— Добавить? — Ким с ожиданием навис над корчащимся у его ног мизантропом.

Тот сплюнул кровью и стал отползать к выходу. Ким перевел взгляд на собственный отведенный для нового удара кулак.

— Скотина, — сказал он уползающему Владу. — Из-за тебя опять кожу на костяшках ободрал. Уматывай домой и проспись. И не смей сюда баб своих вызывать. Будет очень плохо. А лишняя мясорубка нам сегодня совсем ни к чему.

— Сволочи! — крикнул Влад от двери. — Козлы долбаные! Да кто вам право дал?! Кто?!

— Убирайся! — рявкнул Ким.

Влад испуганно хлопнул дверью.

— Он меня замучил, — признался Ким, возвращаясь на свое место. — Налейте, мужики.

Потом они очень долго и смело пили. Антону было за славными Витязями не угнаться, да к тому же первач в силу своего отвратного качества не шел даже под закуску, и поэтому после пятого стакана Антон только успел добежать до туалета и четверть часа просидел там, корчась от безудержной рвоты. Вернулся он несколько протрезвевшим с взлохмаченной шевелюрой и мокрым лицом. Больше к своему стакану он не притронулся, с вымученной улыбкой сидел, наблюдая, как хмелеют, напиваясь, Витязи. Как все творческие люди, пили они поболее лошадей, и Филу очень скоро пришлось одну за другой выставить на стол четыре совершенно необъятные бутыли.

Ким впал в оцепенение. И так сидел с полчаса, а потом вдруг бодро хлопнул два стакана первача и полез плакаться Антону в жилетку. Заплетающимся языком он говорил что-то о том, каким хорошим товарищем был Черномор, как все с ним было просто и понятно. И прежде всего — он никогда не врал. А тут обманул. Обманул своих лучших друзей. Говорил, что не умру, не имею права умереть, пока Муравья не сковырнем, а умер! И больше нет его и не будет! Потом Ким вспомнил о своей недавней стычке с Владом. «Где эти бабы?! — заорал он, вскочив. — Отстоим „Чуму“. В руках у него появился пистолет-пулемет „узи“, и он без предупреждения открыл беглый огонь в потолок над головами присутствующих. Витязи, разбрасывая предметы интерьера, повскакивали, похватались за оружие; напуганный Фил водрузил на стойку крупнокалиберный пулемет. Потом спохватились, отняли у Кима пистолет, сказали: „Уймись, дружище!“, и все на том, вроде бы, успокоилось. Ким же, рыдая, как ребенок, ткнулся лицом в стол. „Мама! Мама! — вскрикивал он. — Хочу домой, мама!“.

Последние часы застолья Антон запомнил смутно. Кто-то громко и над самым ухом спорил с Филом; кто-то грохнул об пол едва початую бутыль, и она разлетелась тысячей осколков; кто-то нагрубил Игину, и тот в ярости вскочил на стол и принялся махать длинным острым клинком, разбрасывая ногами тарелки. Но одно Антон запомнил хорошо. Хотя так и не смог установить, с чем оно связано: то ли с подступающей к горло тошнотой при виде опрокидываемых стаканов, то ли с обострившимся сегодня ощущением «чужаковатости». Но с того момента, как Ким вышвырнул из «Чумы» Влада и все время, пока продолжались поминки, Антона не покидало липкое чувство омерзения, почти гадливости, какое бывает, если идешь по цветущему лугу, вполне радуешься жизни и доброму дню, и вдруг ногой по рассеянности, подняв в воздух стайку хлопотливых мух, въезжаешь в коровью лепешку, подсохшую кое-где, но в целом еще мягкую и пахучую. И опьянение не помогло Антону избавиться от этого чувства, и только глубокий сон, одолевший его, когда Антон ушел из-за стола и прилег на стоявший в углу диванчик, этот сон сумел притушить, утопить омерзение в мутной и темной своей глубине.

Утром, тронув за плечо, Антона разбудил Ким.

— Пошли, — зевая, сказал он.

Антон встал.

Витязи вповалку спали на полу, наглядно демонстрируя собой пресловутое «стихийное начало». Кто-то громко храпел.

«Как их все-таки много, — отстраненно подумал Антон. — Тридцать три — много».

Вслед за Кимом он пошел к выходу, так ни с кем и не попрощавшись…

gt;

Итак, развязка близка.

Проницательный читатель, без сомнения, догадался уже, чем и как закончится настоящая повесть. К этому все шло, именно в этом направлении с подачи Автора двигался, разгоняясь, сюжет. Поэтому не будем более испытывать ваше терпение, объявим 

gt;