"Гончаров идет по следу" - читать интересную книгу автора (Петров Михаил)

Михаил Георгиевич Петров Гончаров идет по следу

* * *

В четверг, восемнадцатого марта, успешно разрешив все дела, я вознамерился сесть в свой поезд и покинуть разлюбезную нашу Москву. Беспечно помахивая пластиковым пакетом с едой, я подошел к кассам и был неприятно удивлен отсутствием каких-либо билетов на наш загадочный 66-й. Глубоко огорченный, я отошел от касс и тут же попал в цепкие лапы жучков, недавно спустившихся с живописных гор Кавказа. В их опытных руках я томился совсем недолго — уже через каких-то пару минут они растаяли, как утренние грезы, оставив на моем растерянном лице открытый рот, а в крепко зажатом кулаке билет в вагон СВ. Немного придя в себя, я после несложных арифметических подсчетов с грустью понял, что гордые абреки наварили на мне ровно пятьсот рублей и будет просто удивительно, если проездной документ окажется не поддельным.

Уныло, под дулами снующих по перрону автоматчиков и тычками носильщиков, я побрел к поезду, вполне сознавая свою феноменальную глупость. До отправления оставалось еще десять минут, так что торопиться было некуда. Услышать о своем идиотизме из уст проводницы хотелось как можно позднее, поэтому, дотянув до последнего, я обреченно протянул ей билет и был поражен ее реакцией. Удивительно, но он оказался действительным. Втолкнув меня в вагон, она вошла следом, и мы поехали.

Моим соседом оказался крепкий мужик среднего роста, лет эдак сорока пяти, с небольшим брюшком и наглыми голубыми глазами. Одет он был дорого, но безвкусно. Впрочем, и моя одежда особой изысканностью не отличалась. В ответ на мое жизнерадостное и открытое приветствие он только презрительно скривил губу, видимо считая, что для такого смерда этого достаточно. Оскорбленный подобной реакцией, я повел себя нарочито нагло и развязно. Первым делом очистил столик. Сдвинув его продукты на самый край, я достал бутылку водки и круг колбасы. Мой демарш побудил его только поморщиться и брезгливо дернуть носом.

— Вот и мне кажется, что дерьмом тут попахивает, — поспешил согласиться я.

— До твоего прихода им не пахло.

— Неужели? — наливая стаканчик, удивился я. — Не может быть! Дядя, ты заблуждаешься, я едва в купе зашел, как мне в нос так и шибануло, так и шибануло!

— Если ты, синячина, нажрешься и начнешь мне крутить мозги, то имей в виду — долго я с тобой канителиться не буду. На первой же остановке вылетишь пробкой.

— С превеликим удовольствием, но только вместе с тобой, — заносчиво ответил я, и на этом наш содержательный разговор иссяк. Негодуя на судьбу, ниспославшую мне эдакого дрянного спутника, я доел свой харч, случайно выпил его минеральную воду и завалился спать.

Проснулся я уже под утро и под его напряженно-презрительным взглядом, не желая продолжать ругань, отправился умываться, на ходу обдумывая, как бы побольнее и изощренней его достать. К моменту моего возвращения фраза, полная сарказма и яда, вполне созрела, но воспользоваться ею мне не пришлось. Сосед разительно преобразился. На месте вчерашнего крутого скандалиста перед сервированным столиком сидел милый и улыбчивый человек, премного меня удививший.

— Ну что, мужик, как дела? — понимающе подмигнув, спросил он. — После вчерашнего-то небось головка побаливает? Милости прошу к нашему шалашу.

— Благодарю, у меня и свой есть, — опасаясь каверзы, хмуро буркнул я и случайно облил его одеколоном. — Извините.

— Ничего страшного, одеколон хороший, — хохотнув, ответил он. — Давайте познакомимся. Перед вами Игорь Викторович Говоров, президент АОЗТ «Строитель».

— В таком случае примите приветствия от рядового российского бомжа по кличке Кот.

Выдав эту тираду, я демонстративно улегся на диван, пытаясь сообразить, чем вызвана столь потрясающая перемена в его настроении.

— Вот видите, а еще коммунисты говорят, что мы стали плохо жить! Это когда же в Брежние времена бомжи в СВ ездили. Разве мыслимо такое представить?

— Так и бомжей тогда, считайте, не было.

— Бомж был всегда, только раньше его существование стыдливо замалчивали. Да ладно, что мы о ерунде. Давайте лучше по пятьдесят за знакомство.

— По утрам пьют только алкоголики, наливайся без меня, — понимая, кажется, причину его перевоплощения, зло ответил я. — Ты зачем, строитель, по моим карманам шнырял? Или давно не был бит? Это я тебе сейчас устрою! Как говорил великий советский драматург, изображу торс в восторге.

— Вот что значит настоящий сыщик! — нимало не смутившись, радостно заржал он. — Сразу меня раскусил. Ай да Гончаров! Вот ты, значит, какой!

— Вот такой я простой парень, однако обшаривать чужие карманы безо всякого на то основания не имею привычки.

— Ну в таком случае ты меня поймешь и простишь, потому что у меня были на это и причины, и веские основания. Согласись, когда едешь без телохранителя, то даже в ребенке видишь потенциального киллера.

— И что же тебя заставило отказаться от его услуг?

— Кого? Киллера или телохранителя? Или того и другого в одном лице?

— Неужели эти профессии совместимы? — наивно поинтересовался я.

— Об этом я и хотел с тобой поговорить.

— О чем? И почему я, незнакомый человек, вдруг вызвал у тебя такое доверие и любовь? Вот сейчас стукну веничком, да по темечку добавлю, вытрясу бабки, а трупец в оконце! А? Что ты на это скажешь?

— Так я вчера и думал, всю ночь не спал, все за тобой, грубияном, следил.

— Ну и как я тебе спящий? Красив?

— Храпел ты безмятежно, да только этому я не очень-то верил. Однажды обжегшись на молоке, дуют на воду. Так, может быть, все же по граммуле? Хороший коньяк!

— Нет, не хочу. Я вообще пью очень мало, — скромно потупившись, соврал я. — Но откуда тебе известно о существовании моей персоны?

— Года два назад ты здорово помог одному моему знакомому. Может быть, помнишь Владимира Петровича Полякова?

— Помню. Премерзкое дело. До ужаса страшное и кровавое.

— У меня к тебе тоже дело, правда, не такое кровавое, но не менее ужасное. Оно как раз касается моего телохранителя, о котором мы заговорили.

— Нет, нет, уволь, этими игрушками я больше не играю. Не далее как месяц назад, когда меня чуть было не укокошили, дал себе зарок. Хочу пожить спокойно.

— Ну мое-то дело мокрухой не пахнет… Может быть…

— Все они поначалу не пахнут, а как копнешь, так и сам не рад. Нет!

— Жаль, а то я бы неплохо заплатил.

— Нет, и давай прекратим этот разговор.

— Ладно, но на всякий пожарный случай я все же оставлю свою визитку.

Он насильно воткнул в мой нагрудный карман карточку, и весь оставшийся путь об интересующей его проблеме мы не обмолвились ни словом.

Скорый поезд номер 66 прибыл точно по расписанию, и уже через сорок минут я был дома, где меня ошарашил большой сюрприз в виде незапертой входной двери. Уже не ожидая ничего хорошего, я молил Бога только об одном: чтобы не случилось самого страшного. И он услышал мою молитву, мертвое тело моей ненаглядной жены Милки в квартире отсутствовало, впрочем, как и живое. Еще в ней отсутствовали два телевизора, магнитофон и антикварные настольные часы, которыми так гордился любимый тестюшка, у которого мы временно квартировали. Наверное, теперь он будет сильно переживать. Чтобы не испортить картину ограбления, я от соседки вызвал опергруппу и до ее прибытия курил на площадке в обществе своего бессовестного кота, которого постигшее нас несчастье волновало не больше, чем прошлогодний снег. Стараясь не дотрагиваться до двери, я осмотрел скважины замков. И тут меня ожидал новый сюрприз. Ворюги орудовали если не самим ключом, то хорошо подогнанной отмычкой, а это значит — преступление готовилось заранее.

— А ты чего здесь торчишь? — вместо приветствия удивленно спросила появившаяся из лифта супруга. — Меня караулишь?

— Нет, помогаю грабителям выносить мебель твоего папаши. — Преграждая ей путь, я заслонил дверь. — Туда нельзя, квартиру в самом деле бомбанули. И ведь чью квартиру? Бывшего начальника милиции. Большие оригиналы.

— Что? Опять твои дурацкие шуточки? Пусти!

— Замолчи, это не шутки. Ты за четыре дня моего отсутствия, случаем, не теряла ключей? А может быть, кому-то давала на время?

— Делать мне больше нечего, мои ключи при мне, пропусти меня сейчас же!

Подоспевшая следственно-оперативная группа избавила меня от дальнейших объяснений. При детальном осмотре, кроме вышеназванных мною предметов, Милка обнаружила пропажу отцовского барахла и именного перстня. Сняв отпечатки, с пристрастием нас расспросив и оформив надлежащие бумаги, они удалились, пообещав в самое ближайшее время найти грабителей.

Едва только за ними закрылась дверь, как Милка заголосила протяжно и тоскливо:

— Убили. Без ножа зарезали. Что же теперь будет? Что я отцу скажу? Он же мне такой оплеухи в жизни не простит!

— Простит, — успокаивал я ее, украдкой доставая спиртное. — Чай, не в первый раз. Не единожды ему приходилось прощать твои девичьи шалости.

— Ты ничего не понимаешь, — не сдавалась она. — Я не говорю о всем этом барахле, которое можно купить и сейчас, я говорю о именном перстне и настольных часах.

— Большая важность! Деньги у тебя есть, пойдешь и купишь аналогичную дребедень в антикварной лавке. Он и не заметит.

— Костя, ты ненормальный. Эти часы достались ему от моей прабабки, а перстень с вензелем ручной работы. Перестань пить.

— Тогда нефига было хранить его черт знает где, — пропуская ее замечание мимо ушей, проворчал я. — Ты скажи еще спасибо, что эти подонки не обнаружили тайник с его пушкой. Вот тогда действительно всем бы нам пришлось несладко. А бабкин перстень закажем одному знакомому ювелиру. Большой спец по подделкам, сработает так, что комар носа не подточит, были бы бабки, а у тебя они есть.

— Нету, — вдруг перестав реветь, тихо проговорила она. — Уже нету.

— Не понял? А те…

— Три дня назад я хотела обменять их на валюту… — с новой силой заревела она. — Я хотела как выгоднее, через заднее крыльцо…

— А получилось через задницу, — удовлетворенно закончил я ее мысль. — Ну и слава Богу. Ты меня чрезвычайно обрадовала. В конце концов, эти доставшиеся нам мерзкие деньги должны были от нас уйти, и хорошо, что таким довольно безобидным способом. Ты знаешь, мои этические нормы далеки от совершенства, но бабки, на которых слезы и кровь сотен людей, во мне вызывают невольный протест и тошноту.

— Тебе хорошо, а я к ним уже успела привыкнуть.

— К плохому всегда привыкаешь быстро, а ты девочка, испорченная пороком.

— Замолчи, моралист чертов, лучше скажи, что теперь делать?

— Постарайся вспомнить, кому хоть на время ты сегодня давала свои ключи?

— Да никому их не давала, с какой стати я буду кому-то давать свои ключи?

— Может быть, где-то на время оставляла пальто?

— Только в машине, но ключи были при мне.

— Ладно, черт с ними, поменяем замки и забудем, а деньги на приобретение пропавшего барахла я заработаю. Есть у меня один клиент, не хотел влезать, да куда деваться; и что только для любимого тестя не сделаешь, на какие только жертвы ради дорогой супруги не пойдешь! А что в ответ? Сплошная неблагодарность!

Игорю Викторовичу Говорову я позвонил поздним вечером, рассчитывая таким образом наверняка застать его дома, потому как на службу, исходя из сути предстоящего щекотливого дела, звонить пока не следовало. С радостью признав во мне своего сегодняшнего попутчика, он тут же заговорил критериями понятными и конкретными:

— Вы позвонили касательно того неоконченного нами разговора?

— Да, ввиду некоторых изменений, произошедших за время моего отсутствия, я готов выслушать вас до конца. И если в ходе нашей беседы угляжу возможность быть вам полезным, то с радостью возьмусь за это дело.

— Отлично. Где и когда мы можем встретиться?

— Предоставлю решать это вам.

— Ну просто замечательно. Сегодня уже поздно. Завтра у меня две деловые встречи, которые отложить не могу. А вот вечер у меня не занят. Как вы смотрите на то, чтобы посидеть в уютном бардачке «Ночи Шахерезады»?

— Вообще-то я не любитель такого рода заведений.

— Не волнуйтесь, на вашу невинность, ручаюсь, никто не покусится, до полуночи это вполне приличное пионерское заведение, и если мы с вами забредем туда часикам к десяти, то двух часов нам будет вполне достаточно. Можете даже захватить с собой супругу, если таковая имеется. Вас устраивает такой расклад?

— Да, и особенно супругу, она у меня страсть как любит злачные места.


Весь следующий день, пренебрегая услугами плотника, я провозился с установкой новых замков. Пару раз всадив в палец стамеску, а потом по нему же долбанув молотком, в конце концов добился результата. Хоть и с трудом, но замки функционировали и не важно, что при этом на дверь приходилось налегать плечом. Так надежнее, решил я, собирая инструменты и лишние детали. Палец распух и саднил, но это не могло испортить настроения от хорошо проделанной работы.

Поэтому в десять часов вечера, в самом наилучшем расположении духа, под руку с очаровательной Милкой я входил в полутемный благовонный сераль ночного кафе. Мы прибыли вовремя, поскольку господин Говоров уже успел организовать вполне приличный стол и теперь в ожидании нас тоскливо наблюдал легкий, ненавязчивый стриптиз.

После серии дежурных взаимных комплиментов мы перешли к делу. Не забывая наполнять рюмки и фужеры, бизнесмен пожалился:

— Невозможно жить, когда близкие тебе, проверенные в деле люди начинают обманывать. Суть не в моем телохранителе, как вы, наверное, уже догадались. Ну, сбежал он, непонятно почему, ну и шут с ним, найму другого. А вот когда тебе твой компаньон натянет нос, тут дело хуже. Конечно, и компаньонов незаменимых не бывает, можно найти и получше, да только слинял он, подлюга, с нашими деньгами.

— Как я понимаю, вы начинаете вводить меня в курс дела?

— Именно так.

— Тогда хотелось бы знать, почему вы не обратитесь в милицию?

— На то у меня есть свои основания. Но об этом позже.

— Хорошо. Тогда говорите не так сумбурно, по порядку и с самого начала.

— Да, конечно. Десять дней назад, а точнее, третьего марта, в среду, мой вице-президент Анатолий Олегович Стригун не явился на работу. Безуспешно прождав его до обеда, я решил позвонить ему домой. И что же…

— Мужикам на пол!!! — круша волшебные восточные напевы и уют полумрака, истерично заверещал мужской голос. — Мордами вниз!!!

— Руки за голову!!! — вторил ему голос тоном пониже. — Без глупостей, ОМОН!!!

Ориентируясь на обалдевшие глаза моего собеседника, я украдкой глянул назад. Шесть или семь мордоворотов в устрашающих ку-клукс-клановских масках, с короткими десантными автоматами и дубинками энергично орудовали у первых столиков. Руководил ими симпатичный лейтенант милиции с открытым русским лицом. Я подумал, что с точки зрения блюстителей порядка вели себя они немного загадочно и экстравагантно. По крайней мере, объяснения их действиям я не находил. Если они хотели задержать какое-то определенное лицо, то действовали с таким шумом, что это самое лицо могло уже быть далеко-далеко, вне пределах их досягаемости. Ежели они хотели взять целую группу, то разумнее было бы, с моей точки зрения, организовать оцепление, а затем спокойно и без паники всех их повязать, как куропаток. Непонятно, какую цель они преследовали своим идиотским громогласным вторжением. А если это просто какая-то плановая проверка как превентивная мера, то не проще ли было вежливо попросить документы, а у кого их не окажется, тех уж везти в участок. Какой-то вопиющий разгул крутого беспредела.

— А ты чё расселся, козел? — Пьянея от власти и безнаказанности, здоровенный бугай сдернул со стула строптивого мужичка и как следует перетянул по хребту дубинкой. — Нашел гостиницу!

— Что вы себе позволяете? — заступился за него сосед. — На каком основании?

— Ах! Еще один выискался? — почти радостно заорал омоновец. — Ложись, подлюга, или тебе особое предложение требуется? Ложись, сука!

— Я не лягу, — твердо ответил непокорный. — Я лицензированный охранник. Вот вам мои документы, в них все указано.

Лучше бы он этого не говорил. Стоящий рядом омоновец резко, с наслаждением опустил на его бестолковую голову металлический приклад автомата. И поделом тебе, дубина стоеросовая! Не видишь, что ли, власть гулевает! Понимать должен! Впрочем, как и мы все. Все еще сидящие особы мужеского пола.

— Еще кто хочет? — спросил между тем победитель и, наткнувшись на мои глаза, заторопился к нашему столику.

Вид собственной крови всегда вызывал во мне жалость, поэтому, не желая испытывать судьбу, я, прихватив с собой Говорова, послушно улегся на пол. К сожалению, это нам не помогло. Мы немного опоздали, единожды настроившись, идиот в форме должен был исполнить задуманное. Он и исполнил добросовестно, со знанием дела и должным усердием. От боли я невольно выругался, за что был наказан вторично.

У Говорова при падении вывалился и отлетел к моему носу сотовый телефон. Я отлично видел, как башмак торжествующей нечисти со словами «Ой, наступил!» с каким-то болезненным удовольствием давит ни в чем не повинный аппарат.

Потом всех мужиков, а набралось нас человек двадцать, омоновцы запихали в автобус на задние сиденья, потому как места в партере занял сам карательный отряд.

— Довольно неумно с их стороны, — поделился я своими мыслями с притиснутым вплотную ко мне Говоровым. — Ведь они даже не удосужились нас обыскать, а вдруг у кого-то окажется оружие? Что тогда?

— Пистолет есть у меня, — задыхаясь, с трудом ответил он. — Только стрелять в этих кретинов, у которых вместо головы мускулис глитеус, я не собираюсь. Кстати, вот вам один из ответов на ваш вопрос, почему я не обратился в милицию. Куда и зачем нас везут?

— Я знаю ровно столько же, сколько и вы. Скорее всего, продержат до утра за решеткой, потом откатают пальчики, установят личность и, поддав под зад, отпустят с Богом. Если нам крупно повезет, то могут даже извиниться.

— В гробу я видал все их извинения. Не понимаю, зачем все это?

— На этот вопрос я ответить затрудняюсь. Очевидно, чья-то светлая голова разработала гениальный план «Блицкригньюрашенбандитен» и мы стали ее первыми жертвами. Впрочем, скоро мы все увидим сами.

В своих прогнозах ошибся я изрядно. Завели нас не в камеру, а в обычную комнату на первом этаже, причем на окнах не имелось даже плохоньких решеток. В полушпагате поставили мордами к стене и велели не шевелиться, а в случае невыполнения приказа обещали пожизненные проблемы с гениталиями. Простояв в такой нелепой позе около получаса, не чувствуя за спиной наших извергов, мы стали потихоньку шевелиться и подавать признаки жизни, пытаясь разогнать застоявшуюся кровь. Еще минут через двадцать мы дружно сидели на полу, обсуждая недоеденный ужин и покинутых подруг. Наконец появились какой-то господин в штатском и пленивший нас лейтенант. Задав нам несколько вопросов, господин долго и нецензурно материл лейтенанта, а потом, извинившись, отпустил нас на все четыре стороны.

Поблагодарив его за приятно проведенный вечер, мы толпой освобожденных узников ломанулись к выходу, где нас уже поджидали женщины.

— Господин Гончаров, когда же мы закончим наш разговор?

— Наверное, завтра там же.

— Ну уж нет, это слишком, в понедельник с утра жду вас у себя в кабинете.

Откланявшись, Говоров с дамой побрели в свою сторону, а мы, измотанные и злые, с трудом поймав машину, отправились домой. В два часа ночи родной обшарпанный лифт почему-то наотрез отказался выполнять свои обязанности. Проклиная все на свете, а особенно лифтовое хозяйство и крутой ОМОН, мы потащились наверх. Милка совсем раскисла и отставала от меня по крайней мере на пролет, поэтому, достигнув промежуточной площадки шестого этажа, я первым увидел красивые женские сапоги, которые, вопреки законам природы, не упирались в ступеньки уходившего вверх марша. Они как бы зависли над лестницей и, едва заметно покачиваясь, плыли в воздухе. Задрав голову, я констатировал, что над сапогами есть еще и шуба, а присмотревшись внимательнее, понял, что у всех этих вещей имелась и хозяйка. Или была, тут уж как хотите. Именно она, одетая во все это добро, сбычив голову, смотрела на меня сверху вниз. Казалось, ее черные стеклянные глаза вот-вот выпрыгнут из орбит и с веселым перезвоном зацокают по ступенькам. Туалет черноглазой блондинки довершал белый шерстяной шарф. Именно он, привязанный вверху за перила, и не давал ей как следует встать на ноги.

— Господи, что это? — глупо спросила подоспевшая Милка.

— Это мертвая женщина. Тебе шубка нужна? — попытался сострить я. — А чего, хорошая шубка. Ей-то она все равно без надобности, а тебе как раз впору будет.

— Идиот. Открывай дверь и вызывай ментов. Сегодня какой-то сумасшедший день.

— Не день, а ночь, но ментов я все равно вызывать не буду, я сыт ими по горло. Поручаю это тебе. После избиения и долгого лежания на полу я должен принять горячую ванну и выпить чашечку горячей водки, иначе я просто умру и твоя старость будет грустна и одинока. Кстати, а тебе не знакома эта висящая дама? — уже в квартире спросил я.

— Нет, к твоему великому сожалению, не знакома.

— Почему же к сожалению, да еще и великому?

— Потому что у тебя нет лишнего повода надо мною поиздеваться.

— Интересно бы узнать, почему эта милашка позволила себе такую бестактность, как повеситься в нашем подъезде? Неужели не могла найти себе приличного пустыря или удобного подвала? Там бы и вешалась, как это делают сотни других воспитанных женщин.

— Может быть, была здесь у кого-то в гостях, а скорее всего, ее просто повесили.

— Ты права, мой друг, логики тебе не занимать. Принеси-ка мне огурчик, а пока я буду его кушать, наполни мне горячую ванну с ароматическими добавками.

Прибывшая на место происшествия знакомая уже опергруппа мытарила нас до глубокой ночи. Им почему-то очень хотелось привязать несчастную висельницу к вчерашнему ограблению нашей квартиры, а потом всю эту виноградную гроздь как-то подвесить мне на грудь. Хорошо, что дурацкая операция омоновцев, прервавшая наш ужин, исключала такую возможность в самом зародыше. Воистину, все, что ни делается, делается к лучшему в этом прекраснейшем из миров.

Возможно, сама висельница думает по-другому, но теперь свои пожелания она может высказать только в заоблачном департаменте.

Кто она такая, откуда и какого роду-племени, выяснить не удалось. Карманы покойной были абсолютно чисты, и это подтверждало мысль, что повесилась она не по собственному желанию, видимо, кто-то в ее смерти был очень заинтересован. На это же указывали следы волочения. Откуда и куда они вели, меня мало интересовало, поскольку и своих проблем было по горло. Откланявшись и пожелав оперативникам блестящих результатов, я до утра торопливо погрузился в глубокий и освежающий сон.


Резиденция господина Говорова располагалась в длинном, недавно отремонтированном бараке на окраине города. От основной магистрали к нему вела узкая километровая дорога с грязной обочиной и уродливыми деревьями. На преуспевающую фирму его контора как-то не походила. Даже несмотря на то, что внутри помещение оказалось вполне современным, чувствовалась некоторая ущербность или преднамеренная скупость. Единственное, что радовало глаз, так это семнадцатилетнее чудо под названием Лоренс. Очевидно, секретарку звали Лариской, но для большего эффекта и звучности она перекрестила себя на заморский лад. Строго вписав мои анкетные данные и время посещения в книгу регистрации, она проводила меня в кабинет шефа, особой роскошью тоже не отличавшийся.

— Небогато живете, Игорь Викторович, — вместо приветствия, заметил я.

— А зачем мозолить людям глаза, вызывая ненужное раздражение? Рабочие всегда с большей симпатией относятся к руководителю, живущему так же просто, как и они, хотя бы внешне. Я понимаю, что это показуха, но она действует, а это главное. Лоренс, меня сорок минут ни для кого нет.

— Хорошо, Игорь Викторович, — почтительно ответила девчонка и благоговейно закрыла дверь с обратной стороны.

— Ну что же, Константин Иванович, с чего начнем? С коньяка или прямо сразу…

— По мне, так лучше прямо сразу. Так выгоднее и продуктивнее.

— Наверное, вы правы. Как мы построим наш разговор?

— Ну, если нам не помешают, то я бы предпочел в виде вопросов-ответов. Конечно, если так вам будет удобно и вы согласитесь давать мне исчерпывающие ответы. Вас устраивает такая модель?

— Я в этом не уверен, но здесь командуете вы.

— Ну вот и отлично, тогда не будем, как говорят в Одессе, размазывать манную кашу по тарелке. Скажите, какие функции выполняет ваша фирма «Строитель»?

— Естественно, строительные, но только не пойму — зачем это вам?

— Давайте договоримся сразу: я задаю вопросы, а вы отвечаете, — мягко поставил я условие. — Если по какой-либо причине вы не захотите отвечать — воля ваша. Только учтите — чем большей информацией я владею, тем больше смогу для вас сделать.

— Я вас понимаю и постараюсь отвечать предельно ясно. Мы строим преимущественно жилье, а конкретнее — коттеджи.

— Где расположены ваши стройки, в каком районе города?

— Видите ли… — стушевался зодчий. — Мы не то чтобы строим. Скорее, мы принимаем заказы на строительство коттеджей…

— И, конечно, деньги под эти самые заказы, — облегчая ему задачу, закончил я мысль.

— Бесплатно не построишь даже скворечник. И я не вижу тут никакого криминала.

— Безусловно, строитель профессия почетная. Каждый мужчина за свою жизнь должен построить дом, вырастить сына и посадить дерево. И где же вы предпочитали сажать эти самые деревья? Как мне кажется, где-то в Подмосковье, если не в самой Москве. Или я ошибаюсь?

— Вы недалеки от истины, но каким образом догадались?

— Дело в том, что лопухов, желающих проавансировать эфемерный мираж дома в нашем городе, стало меньше, чем самих строительных фирм, а значит, вам пришлось поискать конурку с косточкой подиковинней.

— Вы правы только в последнем, что же касается эфемерности, то это не так. Мы действительно строим, точнее, принимаем деньги от населения под гарантии неоднократно проверенных строительных фирм. Конечно, и себе оставляем некоторый процент, но основные суммы идут на счета строителей для их дальнейшего целевого использования. Работаем мы уже больше года, построено около сотни домов, и до последнего времени никаких срывов не было. Все были довольны, все текло размеренно, спокойно и по плану. Вносились деньги, одобрялись проекты, строились дома и в них вселялись граждане. Но вот… Я никогда бы не подумал, что Стригун окажется таким мерзавцем. Я бы его собственными руками удавил.

— Давайте без эмоций.

— Конечно, но вы и меня поймите: едва только пережили сумасшедший обвал рубля, и тут как нож в спину — звонок из фирмы «Домовой». Мы с ними с самого начала работаем. Спрашивают, когда перегоните деньги. Мы уже заложили четыре фундамента, а от вас ни привета ни ответа. Я, конечно, в шоке, отвечаю, что деньги мы отправили еще месяц назад. Они стоят на своем. Тогда я Стригуна за жабры — в чем дело? А он заверяет меня, что все в порядке, причин для беспокойства нет, не волнуйтесь, я сам разберусь. Вот, собственно, и вся история.

— Не понял, а кто же хапнул деньги? И куда испарился ваш Стригун?

— Я вам уже говорил, что с третьего марта он и носа сюда не кажет, а денежки якобы перегнал в строительную фирму «Лотос», куда я имел счастье недавно прокатиться. Назад мы с вами возвращались вместе. Я-то по своей наивности подумал, что он, кинув «Домового», передал заказ на строительство этому самому «Лотосу». Некрасиво, конечно, но такое случается. Думал, извинюсь перед мужиками за такой облом, подберу других клиентов, а с «Лотосом» крупно поговорю в отношении сроков сдачи. Приезжаю по адресу, а там в задрипанной однокомнатной квартире сидит пьяный дедок и под баян наяривает «Гоп со смыком». Нет, нет, я говорю совершенно серьезно, именно «Гоп со смыком». На мой вопрос отвечает, что никаких фирм он знать не знает, а пускал на месяц двух квартирантов, которые хорошо ему заплатили. Они пришпандорили к его телефону какую-то хреновину, которая сама печатала и очень его пугала.

Вот и все, что мне удалось там выяснить. Что касается самого Стригуна, то я несколько раз приходил к нему домой самолично и безрезультатно. На телефонные звонки он не отвечает, в квартире тишина. По словам соседей, они его не видели уже недели две. Как я понимаю, мужичок подался в бега.

— Какую сумму состриг с вас Стригун?

— Почти полтора миллиона рублей.

— Сколько стоит его квартира хотя бы приблизительно?

— У него однокомнатная, значит, не больше двухсот тысяч.

— Есть ли у него семья? Где живут родные?

— Он холостяк, хотя от баб отбоя у него не было. Что касается родственников, то, по его рассказам, где-то в Кыргызстане у него живут мать и сестра.

— Вы что-то говорили насчет вашего телохранителя. Какое он имеет отношение к этому делу и имеет ли вообще?

— А черт его знает, но Денис Виноградов исчез из поля моего зрения в тот самый день, что и Стригун, третьего марта. Вот это совпадение и подсказало мне, что работают они в паре. Козлы вонючие. Я ведь к нему как к родному относился. Денис ко мне сразу же после армейской службы прилип. Недалеко тут служил.

— То есть взяли вы его безо всяких рекомендаций, можно сказать, с улицы?

— А чего тут говорить, так оно и есть. Официально он числился шофером.

— Как я понимаю, родных у него в нашем городе тоже нет? Где он живет?

— Он снимал двухкомнатную квартиру, за которую платил я. Но вы не напрягайтесь, его там нет, я и его проверял неоднократно. Сдернули они оба, подвесили мне под нос большой банан. И поделом, так мне, дураку, и надо.

— Погодите себя жалеть, тут что-то не так. Подумайте сами, какой смысл им было связываться с такой относительно небольшой суммой?

— Как это небольшой? По-вашему, полтора лимона это пустячки?

— Для одного неплохо, но их было, как минимум, четверо, а значит, на рыло выходило меньше четырехсот тысяч рублей.

— Почему вы думаете, что их было четверо? — удивился Говоров.

— Вы же сами мне об этом сообщили. Неужели вы думаете, что те два москвича, сидевшие в дедовской квартире на факсе, работали за улыбку?

— Вы правы, но и четыреста тысяч сумма достаточно приличная.

— Да, если не принимать во внимание стоимость его квартиры, которую он вынужден был бросить. Теперь посчитайте, во что ему обойдется новое жилье. А к этому добавьте расходы на приобретение новых документов, и получится, что овчинка не стоила выделки. Как говорила одна дама: хрен на хрен менять — только время терять.

— Зачем же ему приобретать новые документы?

— Затем, что вы можете подать на него заявление, объявят розыск, и он вынужден будет скрываться. Или у вас такой мысли даже не возникало? Тогда позвольте спросить — почему? Почему вы не заявили в милицию?

— Видите ли… Как бы вам сказать… Поймите меня правильно…

— Кажется, уже понял. Вы ведете двойную бухгалтерию?

— Что-то вроде того, но это сугубо между нами. К делу это не относится.

— Не уверен. Если ваш Стригун решил пуститься во все тяжкие, то вполне возможно, что и туда он запустил свою ручонку. Как? Не имею понятия. Вы в этой тригонометрии собаку съели. Посмотрите повнимательнее, что-нибудь да найдете. Не стал бы он пачкаться полутора миллионами.

— Час от часу не легче. Но вы правы, сегодня просмотрю бумаги, хотя толку от этого никакого. Если он решил закосить от меня какой-то теневой договор, то он вообще его не показал. Что же делать? Какие конкретные действия вы предпримете, чтобы мне помочь?

— Никаких, за просто так даже скворечник не построишь.

— Извините, с этого мне стоило начинать.

— Я тоже так думаю, господин Говоров.

— Ваши условия, господин Гончаров?

— В случае полной неудачи ничего, кроме накладных расходов, я с вас не возьму, а если возвращу вам потерянные деньги, то с этой суммы вы отстегнете мне десять процентов. Если же выяснится, что Стригун мертв, то заплатите мне свой месячный заработок. Вас устраивает такой вариант?

— Устраивает, но десять процентов многовато.

— На меньшее я не согласен.

— Хорошо, пусть будет по-вашему. Сколько вам нужно сейчас на текущие расходы?

— Об этом я скажу вам завтра, а сейчас дайте мне фотографии ваших героев и адреса, где проживают их родные. Проще говоря, я бы заглянул в их личные дела, если они их не прихватили с собой. Ну а пока ваша очаровательная Лоренс их ищет, не скажете ли, на какой машине ездил Стригун?

— «ВАЗ-2107» темно-вишневого цвета, госномер 383.

— Игорь Викторович, личного дела Анатолия Олеговича у меня нет, — просовывая в дверь очаровательно-удивленную мордашку, сообщила девчонка.

— То есть как нет? — привстал Говоров.

— Очень просто, — упредив ненужные вопросы, ответил я, — с собой он его унес. Как говорится, он уехал, не простился. Не волнуйтесь, этого следовало ожидать. Лоренс, Виноградов свою папочку тоже прихватил?

— Нет, Денис на месте.

— Это становится интересным! Дай-ка ее сюда, а лучше прогони все его бумажки через ксерокс, а фотографию в нескольких экземплярах. И если не затруднит, запиши мне на бумажке адреса проживания того и другого.

— Надо понимать, что вы уже засучили рукава? — одобрительно заметил Говоров.

— Об этом я вам скажу завтра. Если не сумею зацепить хоть какую-то реальную ниточку, то, возможно, вообще откажусь от этого дела. А вы постарайтесь вспомнить, с кем они были дружны, где проводили свой досуг. У Дениса наверняка была подруга, может быть, вам случалось ее подвозить или еще что. Словом, подумайте, в нашем вопросе важна каждая деталь. Порасспрашивайте Лоренс, вдруг она что-то знает. Я бы расспросил и сам, но вам, полагаю, сподручнее.

— Сделаю это сразу же после вашего ухода, а вечером позвоню.

— Вот и отлично, но я не вижу обещанный фуршет.

— Он давно готов, нам стоит только пройти в мой будуар.


Покинув кабинет хлебосольного хозяина, я присел на садовую скамейку и попытался обдумать ситуацию. Что-то в ней не все вставало на свои места. Допустим, господин Стригун заранее, за месяц, решил сделать своему шефу «нос». Допустим, что через подставных лиц он открывает строительную контору «Лотос» и перекачивает туда полтора миллиона рублей. Это у него отлично получается, операция проходит блестяще! Все это мы понимаем, не совсем уж идиоты, но зачем, скажите на милость, ему понадобился какой-то Виноградов? Деньги можно чудесно потратить и без него. Кто он ему? Кум? Сват или сын родной? Сын? А почему бы и нет? Почему вы, Гончаров, в штыки принимаете такой славный расклад? Да потому, что он заведомо бредовый, трудно поверить, чтобы отец с сыном, год работающие бок о бок, хоть как-то не выказали своего родства. Хотя черт их знает. Дело в другом. Почему Стригун, уничтожая следы своего пребывания в фирме, не позаботился о документах Виноградова? Это еще тот вопрос, и ответов на него может быть больше, чем звезд на небе. И твоя задача, товарищ Гончаров, найти единственно правильный ответ. Как это ни прискорбно, но если мозги не варят, придется тебе немножко поработать конечностями, и, между прочим, не задарма. Для начала немного поговорим с их соседями, а если повезет, то выйдем на подругу Дениса. Но в первую очередь посетим соседей господина Стригуна.

Жуликоватый зам Говорова жил в другом районе города, куда добираться мне пришлось на такси. Аккуратно записав израсходованную сумму, я вышел возле серийной девятиэтажки. Квартира, где проживал интересующий меня гражданин, находилась на первом этаже второго подъезда и значилась под номером 38. Именно туда я и направил свои стопы, но вскоре напоролся на непредвиденную преграду. У второго подъезда, почти впритык к дверям, стоял грузовичок, с которого веселенькие мужички суетливо и бестолково сгружали мебель.

— Бог в помощь, любезные, — подойдя, поздоровался я. — Пройти-то дозволите?

— А как подмогнешь, так и проходи, — разрешила упитанная молодая женщина, руководившая погрузочно-разгрузочными работами. — Цепляй что побольше. Вон холодильник, вот сервант, а то меня цепляй. На любой вкус, что душа пожелает.

— Стар я для вас, девушка, а вас с новосельем можно поздравить?

— В гробу я такое новоселье видала… Эй, осторожнее, зеркало! Уже насосались, черти безмозглые, и когда только успели? Кажется, я глаз с них не спускала, а они все одно наклюкались, ну не свиньи ли? — Сделав необходимые воспитательные замечания, толстушка вновь занялась мною: — Двухкомнатную-то продала, разницу своему алкашу отдала, а сама с девчонкой сюда вот, в однокомнатную, да еще на первый этаж.

— В тридцать восьмую, что ли? — все уже соображая, на всякий случай спросил я.

— А куда ж еще? Однокомнатная на этаже одна, а вы с этого подъезда будете?

— Нет, я просто подошел, когда увидел, что вы разгружаетесь.

— Зачем же вовнутрь просились?

— В вашей квартире жил мой товарищ. Когда он уезжал, меня в городе не было. Вас увидел, думаю, дай подойду, может, от него какие-нибудь безделушки остались. Вы ремонт-то делали?

— Это еще зачем? — поразилась новоселка моей глупости. — Он же год назад евроремонт закатил. Не квартира — игрушка, да что я говорю, вы, поди, лучше меня знаете.

— Да, конечно, — поспешил я исправить оплошность. — Так я говорю, может, какие мелочи после него остались? Знаете, как бывает при скорых отъездах — то сигареты забудешь, то книгу какую-нибудь. Толик ничего такого не позабыл? Ничего не оставил?

— Оставил, — вдруг обозлилась бабенка. — Шторы он позабыл снять. Только вам я их не отдам. Уж если я их риэлтерам не отдала, то вам и подавно, даже и думать забудьте. В кои-то веки раз подвезло, жалюзи с неба упали, а тут на тебе — претендент нашелся. Проваливай, голубчик, катись колбаской по Новой Спасской.

— Успокойтесь, мадам, я далек от мысли лишать вас такого богатства, мне бы чего попроще. Я же говорю, может, он книжонку какую забыл, листок обронил или что-то еще в таком роде, не более того.

— Да нет, вроде ничего там не завалялось, — моментально успокоилась моя собеседница. — Вот только немного мусора он не выбросил и корзинку с использованной туалетной бумагой оставил… Возьмете или как?

— Буду вам весьма признателен, — вполне серьезно заявил я.

— Вы ненормальный? — прыснула толстушка.

— Есть немного, так, по крайней мере, обо мне говорят окружающие. Когда я смогу забрать память о моем дорогом друге?

— Да хоть сейчас, корзинка стоит в сортире, а пакет с мусором на балконе. Идите и забирайте, только другого ничего не прихватите.

Пробравшись через сказочный запах лука и перегара, обозначавший грузчиков, я проник на балкон и, завладев своим трофеем, поспешил назад.

— Эй, мужик, а чего ж корзинку с туалетной бумагой оставил? — беззлобно озаботилась баба.

— Я не могу принять от вас такой непомерной жертвы. Это будет вам доброй памятью о моем друге, — осерчал я. — Когда будешь справлять новоселье, непременно выстави ее на стол заместо салфеток. Доброго тебе житья.

— Дурак. Сейчас скажу мужикам, чтоб морду тебе начистили, тогда узнаешь, как хамить одиноким девушкам. Герой нашелся.

Не желая доводить разговор до критической точки, я поспешно отступил перед разгневанной женщиной и, поймав такси, отправился по второму адресу.

— Приехали, — после пятнадцатиминутной езды сообщил водитель, останавливаясь прямо напротив цифры названного мною адреса. — С вас два червонца.

— Да, конечно.

Ничего не понимая, я протянул ему деньги и, выйдя из машины, несколько секунд соображал, где и когда меня могли трахнуть пыльным мешком. Дом, перед которым я стоял, был мой. Точнее, не мой, а тестюшкин, да только что за наваждение — адрес-то совершенно другой. Прошло не меньше шести секунд, прежде чем я сообразил, что у дома двойное гражданство. С одной стороны он принадлежал одной улице, а если завернуть за угол, то попадал в ведение другой. Чудеса, да и только. Воистину, друг Гончаров, в этом мире есть еще много таинственного и непознанного, что и не снилось нашим мудрецам. С этими усвоенными в школе философскими догмами я поднялся на девятый этаж.

На мое счастье, хозяйка покоев, где квартировал Виноградов, оказалась дома. Высокая бюстастая женщина средних лет встретила меня недоверчиво и даже подозрительно. Перед тем, как впустить меня в квартиру, она долго не решалась снять дверную цепочку и доверить мне свою драгоценную жизнь. Только благодаря моему обаянию, врожденному такту и неотразимой улыбке она решилась на столь отчаянный шаг.

— Так ведь я и сама не знаю, где Денис, — ответила она. — Я бываю здесь редко, и, как правило, мы не встречаемся.

— А как же он отдает вам деньги за проживание?

— Он уплатил за год вперед. Но раз в месяц я сюда прихожу и делаю генеральную уборку. За это он мне платит отдельно. Обычно оставляет деньги на кухонном столе. А вы кем ему будете?

— Ротный я его, понятно? Капитан Гончаров. Вопросы есть?

— Нет.

— Зато у меня к вам есть. Когда вы в последний раз его видели?

— Наверное, больше месяца тому назад. А что?

— Ничего. Вы сегодня уже убирали квартиру?

— Конечно, вы не представляете, что здесь было. Полный кавардак, я когда вошла, просто ужаснулась. Все разбросано, раскидано, как будто здесь проходили соревнования по тяжелой атлетике.

— Почему именно по тяжелой? — насторожился я. — Почему вы так решили?

— Ну по легкой, какая разница, я в этом не разбираюсь.

— Расскажите мне подробнее, какую картину вы увидели, когда вошли.

— А почему я должна вам все это рассказывать, ротный капитан?

— А вот почему. — Прямо в нос любопытной женщине я сунул недействительное уже удостоверение охранника и для вящего устрашения добавил: — Если не хотите разговаривать со мною здесь, то завтра я вызову вас повесткой. Как вам удобнее?

— Мне удобнее здесь, пройдемте в комнату, что же мы в дверях стоим?

— Спасибо, — усаживаясь в кресло, поблагодарил я. — Так что же вы увидели страшного, когда вошли в квартиру?

— Ну страшного-то я ничего не увидела, не на такое смотреть приходилось. Но обстановочка была — не обрадуешься. В передней все было нормально, в спальне тоже относительный порядок, а вот на кухне и в этой комнате — не приведи Господи.

— Пожалуйста, поконкретнее, и давайте начнем с кухни.

— Ну, во-первых, в раковине гора грязной посуды, причем кое-какая разбита. Все полотенца перемазаны и брошены туда же. На кухонном столе пустые бутылки, стаканы и рюмки. Две из них расколоты. На обеденном столе горы засохшего хлеба, зеленой колбасы и протухшего мяса. Представляете? А по всему этому добру, как по Бродвею, разгуливают ленивые тараканы и жирные мухи. На полу тоже черт знает что творится. В затоптанный, засаленный линолеум вдавлены куски сала, посредине засохшая лужа какой-то томатной пасты, а кругом, где только можно, окурки. Окурки в стаканах, окурки в тарелках, и на холодильнике тоже окурки. Весь кафель загажен какой-то дрянью, сразу и не разобрать — то ли остатки пищи, то ли просто натуральное дерьмо. Вы не поверите, но даже потолок был заляпан чем-то желтым. Только кухню я отмывала почти три часа. Ну куда это годится? Скажите, на кой черт мне нужен такой квартирант?

— Да, конечно, вы правы, — вежливо согласился я. — Но перейдем к комнате. Кажется, здесь все в полном порядке?

— Это сейчас! — Женщина брезгливо передернула плечами. — Видели бы вы, что здесь творилось полтора часа назад. На паркете засохшая блевотина, диван сдвинут, кресла перевернуты, стекла в стенке разбиты, а два стула пополам. Я их сразу на балкон вынесла, один починить можно, а другой вообще расщеплен. Дрались, наверное.

— А раньше подобное с вашим квартирантом случалось?

— Нет, что вы, Денис мне всегда казался спокойным и уравновешенным парнем, никогда бы не подумала, что однажды я застану такую картину. Если бы знала, то дальше порога его не пустила.

— У него была подруга?

— А кто его знает, наверное, была. По крайней мере, на некоторых рюмках, которые я сегодня мыла, есть следы губной помады. Да и на окурках фильтры красные. Ясное дело — не один он здесь гулял. Я не против, сама была не безгрешна. Но ты погуляй, а наутро за собой убери. И зачем ломать мебель? А то как свиньи перепьются — и по мордам, по мордам! Нет, такой квартирант мне не нужен.

— Я вас понимаю, — проникаясь сочувствием, поддержал я удрученную женщину. — А какую картину вы застали в ванной комнате? Наверное, тоже катастрофическую?

— А вот тут вы как раз ошибаетесь. Ванна просто сияла чистотой, раковина и кафель блестели, как на витрине, я даже глазам своим не поверила.

— Вот как? — неприятно удивился я. — А мне можно взглянуть?

— Господи, ну конечно, какие могут быть проблемы?

Ванная комната действительно напоминала операционную, и это было плохо, это было очень плохо, потому что мне показалось, что господин Гончаров опять вляпался в неприятную историю, выбраться из которой будет крайне затруднительно.

— Вот видите, я же вам говорила! — с какой-то гордостью заметила хозяйка. — Наверное, Денис начал уборку, а потом его срочно куда-то вызвали.

На тот свет его вызвали или он сам кого-то туда проводил, подумал я, но говорить бедной женщине этого не стал, а просто спросил, где находятся его вещи.

— Так в спальне все его барахло, там у него под кроватью два чемодана и большая спортивная сумка и еще сверху всякое добро разбросано, я до него не касалась. Мало ли что, заявится и начнет мне контрпретензии предъявлять. Лучше уж от греха подальше! Вы идите, смотрите, а я пока мусор вынесу. Тут ведра на четыре набралось, да еще битого стекла сколько.

— Сколько бы не было, но идти вам никуда не надо, — бесцеремонно остановил я добрый порыв хозяйки.

— Как это не надо? — удивилась она. — Что же, по-вашему, всю эту блевотину я должна держать дома? Нет уж, такого я не потерплю.

— Кажется, я вам ясно сказал, — строго прикрикнул я на нее. — Вас как зовут?

— Валерия Ивановна Гладышева, а что?

— А то, Валерия Ивановна, что в вашей квартире произошла крупная неприятность и теперь этот мусор необходимо тщательно проверить. Возможно, там отыщутся некоторые любопытные подробности, которые помогут нам понять, что здесь произошло. Сейчас я аккуратно посмотрю его вещи, а затем, вернувшись в отдел, направлю к вам оперативную группу. Вы же никуда из дома не отлучайтесь и ни до чего не дотрагивайтесь, садитесь и смотрите телевизор. Вы меня хорошо поняли?

— Да, а как же… Мне на работу к четырем… — послушно садясь, растерялась женщина. — Ведь могут уволить…

— Не волнуйтесь, никто вас не уволит, вам дадут оправдательный документ.

В спальне меня сразу же озадачило отсутствие спортивной сумки и одного чемодана.

Ревизируя вещи и документы Дениса Виноградова, я установил, что родился он в июне семьдесят шестого года в одном из сел необъятного Красноярского края. Наверное, эти же сведения я мог почерпнуть и из его личного дела. Больше ничего примечательного мне, похоже, обнаружить не удалось. Куча армейских и тусовочно-молодежных фотографий требовала более детального и кропотливого изучения, но временем я не располагал, нужно было поскорее о своих подозрениях сообщить милиции. И все-таки какое-то тревожное, вдруг возникшее чувство заставило меня еще раз перебрать снимки. Нет, Гончаров, что ни говори, а интуиция у тебя, в отличие от мозгов, работает феноменально. Украдкой сунув фотографию в карман и еще раз строго-настрого приказав Валерии сидеть дома и ничего не трогать, я покинул подозрительную квартиру и, немного послушав жизнь подъезда, проник на чердак.

Долго искать мне не пришлось. Десятидневная оттепель и прогретый солнцем черный гудрон крыши дело свое сделали. Повинуясь носу и ориентируясь на запах, я вскоре натолкнулся на стоящий возле вентиляционной трубы металлический ларь непонятного назначения. Между ним и трубой были втиснуты чемодан и большая спортивная сумка. Открывать я их не стал, потому что излишнее любопытство иногда вызывает тошноту и мигрень.

Стараясь держаться стеночки, не заходя на середину, я прошел чердак насквозь до своего подъезда. Приоткрыв дверцу, внимательно изучил порожек, и на пыльном полу чердака, прямо возле выхода, явственно обнаружились и следы волочения. Удовлетворенный своей догадливостью, благополучно избежав любопытных глаз, я проскользнул в квартиру. Даже не раздеваясь, первым делом позвонил нашему дорогому участковому и настоятельно посоветовал незамедлительно пожаловать ко мне в гости. Не желая развивать разговор по телефону, тут же положил трубку.

— Господи, а ты откуда взялся? — вытаращив глаза, на пороге стояла ничего не понимающая Милка. — Как ты здесь оказался?

— Ножками, милая, ножками, а почему ты так удивлена? Ты что, любовника ждешь?

— Нет, но я же целых полчаса стояла возле подъезда, ожидая тебя.

— Какая честь! И чем она вызвана?

— Я хотела тебя предупредить. Тобой очень заинтересовался наш участковый, вот я и подумала, а нужен ли он тебе.

— Нужен, Милка, очень нужен, как говорится, зверь бежит, и прямо на ловца. А почему, моя заботливая, ты хотела меня предостеречь?

— Да ну его в задницу, от него одни неприятности. А тут еще эта повешенная… Но как ты мог пройти незамеченным? Не с неба же ты свалился?

— А почему бы и нет? Я давно говорил, что твой муж ангел, только ты не верила.

— Слушай, ангел, а что это от тебя, как от стервятника, тухлятиной воняет, словно ты неделю не вылезал из помойных баков?

— Издержки производства, дорогая, всякая профессия имеет свой запах. Помыться, конечно, не мешает, но прежде посмотри на эту фотографию и прокомментируй. — На стол лег снимок, уворованный мною из личных вещей Дениса Виноградова. — Что скажешь? Я не слышу твоих восторженных воплей.

— А с какой стати я буду вопить? Ну, раскопал ты портрет вчерашней висельницы, и что с того? Лучше бы ты принес мне денег, чтобы купить отцу антикварные часы. А ее фотографию в состоянии найти и милиция. Ну и воняет же от тебя, любезный супруг.

— Кому не нравится — может не нюхать, и вообще, иди открой дверь, не иначе к нам пожаловал околоточный Оленин.

— А я тебя, Константин Иванович, и сам разыскиваю, — прямо с порога начал пузатый коротышка. — Что тут у вас происходит? Сначала бомбят квартиру, потом над вами находят повесившуюся женщину, а я обо всем об этом узнаю в последнюю очередь. Почему так происходит?

— Потому что надо лучше работать, капитан Оленин.

— Обижаешь. Я хотел спросить строго конфиденциально: что это за женщина?

— Я и сам не знаю… А теперь чисто по-дружески хочу презентовать маленький сюрприз. Ты любишь сюрпризы?

— Получать их из твоих рук довольно-таки опасно, себе дороже встанет.

— А ты рискни, и мы выпьем шампанское.

— Ну если так… Что там у тебя, давай не томи.

— Так за ним еще сходить надо.

— Я же на службе…

— На чердак сходить. У тебя фонарик есть? А то я свой одолжу, только с возвратом.

— Без проблем. А что там на чердаке?

— Это же сюрприз. Сам узнаешь, не маленький.

— Чердак-то большой, где именно?

— Нос до Киева доведет. У тебя как с обонянием?

— Не жалуюсь, анашу за версту чую.

— Тогда действуй, только не вздумай притащить свои гостинцы сюда.

Пока он отсутствовал, я постелил на стол газету и вытряхнул на нее содержимое пакета, любезно предоставленного мне толстушкой. Под едкие замечания жены, вооружившись пинцетом, приступил к изучению мусора. Кроме трех консервных банок, мое богатство состояло из пустой пачки «Мальборо», двух надкусанных, засохших кусков хлеба, коробочки из-под сыра и множества окурков. Не густо, конечно, но и этого приобретения пока для меня хватало. Аккуратно рассортировав свои трофеи по разным мешочкам, я сделал соответствующие записи и уже хотел идти к Оленину, когда он появился сам.

— Ну ты даешь, Иваныч! — брезгливо передергивая плечами, возмутился он. — Ну и шуточки у тебя! Мог бы сразу все сказать, я бы вызвал группу, а не топтался бы там лишний раз. Не портил бы следы.

— Вот тебе раз! — удивился я. — А кто же это все нашел? Кто обнаружил? Не кто иной, как доблестный капитан Оленин. Я так думаю. А посему попрошу меня в это дело не вмешивать. Я предпочитаю оставаться в тени, мне чужой славы не надо.

— Мне тоже те чердачные окорочка и тушка без надобности, у меня и без того проблем хватает, а теперь опять бегай по квартирам, вынюхивай, выспрашивай. Один вред от тебя, Гончаров, — усаживаясь напротив, сердито засопел участковый. — И зачем только ты их откопал, лежали бы себе, никому не мешали, а тут на тебе! Как ты их вычислил? Уж не сам ли свежевал?

— Послушай, Федорович, времени у нас мало, шутить будем потом. Как ни крути, а с этим делом тебе рано или поздно все равно пришлось бы столкнуться, а так я дарю тебе не просто труп. А в придачу показываю тебе квартирку, где его сварганили. Что ты на это скажешь?

— Ну если так, то с меня причитается, — сразу оживился коротышка. — А ты уверен в том, что не ошибаешься?

— На девяносто девять процентов. След из этой квартиры привел меня на чердак и ткнул носом в чемодан и сумку. Правда, я их не открывал…

— Уверяю, ты ничего не потерял. В чемодане лежат руки и ноги, в спортивной сумке туловище, а вот тыкву я не нашел, может, куда закатилась.

— Найдется. Фрагменты тела подлежат идентификации?

— По-моему, да.

— Особые приметы есть?

— Откуда мне знать, я те куски мяса не перекладывал. На то есть специалисты. Но кто будет его опознавать?

— Ты слишком много хочешь, но если между нами, то есть у меня на примете один человечек. Об этом поговорим позже. Ты мне скажи, доволен ли подарком?

— Да ну тебя к дьяволу, скажешь тоже.

— Вижу, что доволен, а взамен я прошу немногого. Во-первых, оставить меня в тени, во-вторых, узнать, что за баба повесилась в нашем подъезде, и, наконец, третье: смотри сюда. — Из своей новоиспеченной коллекции я извлек кусок засохшего хлеба. — Смотри внимательно на след от зубов. У человека, откусившего эту краюху, между верхними резцами внушительная щель. Соображаешь?

— Соображаю. Прикажешь мне ходить по улицам и задирать прохожим верхние губы?

— Ты плохо соображаешь, Оленин. В квартире, куда ты сейчас пойдешь, собрано несколько ведер мусора и пищевых остатков. Твоя задача при их осмотре обнаружить прикус, идентичный этому. И паче таковой отыщется, попросту его слямзить.

— Да ты что, ведь заметят.

— Не волнуйся, там их немерено. Но это не все. Если отыщется голова, вот только тогда отверни верхнюю губу и посмотри зубы. У меня все, удачной тебе карьеры.

— Погоди, а адрес? Ты обещал стукануть хату.

— Ах да, совсем забыл. Угловой подъезд, девятый этаж, двухкомнатная квартира. Хозяйка — Гладышева Валерия Ивановна, но, по моему мнению, она к этому делу не имеет никакого отношения. Просто сдавала хату, а сама появлялась в ней крайне редко. Я передал всю известную мне информацию, а от тебя буду ждать ответов. Теперь вызывай орлов и отправляйся к Гладышевой. Нет, нет, не с моего телефона.


Лежа в ванне, я попытался представить, что же произошло и как мне связать притухший расчлененный труп на чердаке со свежей леди, решившей свести счеты с жизнью в нашем подъезде. То, что она повесилась или ее повесили недавно, я был уверен, потому что, когда ее снимали, тело было мягким и податливым. Трупное окоченение еще не наступило. Что меня в ней особенно поразило, так это свежий макияж. Красилась она совсем недавно, так что версия о насильственной смерти была довольно сомнительна. Задушить бабу и при этом не размазать у нее по морде всю палитру — задача довольна сложная даже для профессионального палача. Впрочем, зачем гадать? Наверняка ее уже вскрыли, и мне нужно просто позвонить в судмедэкспертизу разлюбезному сизому носу, если он еще окончательно не утонул в спирте. Но это чуть позже, после ванны, а пока стоит задуматься над возможным тандемом Виноградова со Стригуном. Но как тут думать, когда я даже не знаю, кого обнаружил на чердаке. То ли это Денис, то ли сам Стригун, а может быть, и ни тот и ни другой, а третье, пока неизвестное мне лицо.

— Ты там не утонул? — озаботилась Милка моим долгим молчанием. — Выходи, я приготовила ужасно вкусную вещь.

— Если из мяса, то кушай сама.

— С каких это пор ты стал вегетарианцем?

— С сегодняшнего дня. Отвари мне две картошки в мундире.

— А ты ее купил? Или, по-твоему, я должна переть ее на своем горбу?

— Милка, ты стерва. Ты через день раскатываешь на отцовской «Волге», неужели тебе трудно заехать на рынок? Или ты берешь тачку, чтобы катать своих хахалей?

— Да нет, я привыкла к тому, что они катают меня.

— Определенно стерва! — окончательно заключил я и вылез из воды.

— Будешь хамить — останешься голодным, — выдвинула она жесткий ультиматум. — Тебе звонил наш вчерашний знакомый Игорь Викторович Говоров.

— Не велика шишка, позвонит еще раз, — решил я, набирая телефон судмедэкспертизы.

Иван Захарович Корж никак не мог подойти к телефону по той причине, что в данное время он кромсал очередной труп. Но задушевный женский голос любезно пообещал непременно передать ему номер телефона вместе с моим желанием его услышать.

Говоров ответил сразу, очевидно, ожидал моего звонка.

— Константин Иванович, я тут кое-что вспомнил, как вы просили, дело в том…

— Вот и отлично, что вспомнили, но зачем же об этом кричать на всю ивановскую? Телефон штука тонкая и требует деликатного обращения. Давайте не будем его лишний раз перегружать, сделаем по-другому. Сейчас пятнадцать пятнадцать, значит, часика через три, в восемнадцать часов, жду вас у себя дома, адрес вы знаете, а найти меня довольно просто — я живу в том же доме, где квартировал ваш телохранитель Виноградов.

— Оригинальное совпадение, но почему квартировал? Он что же…

— Он плохо себя вел. Поэтому продлевать с ним контракт хозяйка не намерена. По крайней мере на этом свете.

— Понятно, до скорой встречи.

Сизый нос позвонил через полчаса, когда, по достоинству оценив Милкину еду, я, лежа на диване, сыто отрыгивал чесночный аромат.

— Гончаров! — возбужденно заорал он. — Ты поменял место жительства? Выгнал старого хрена в свою конуру, а сам барствуешь в его покоях? И правильно, это демократично и не противоречит конституции. Не все коту масленица. «Попили квас — время попробовать чаю!» Что ты от меня хочешь?

— Чтоб ты заткнулся и дал сказать мне пару слов.

— Изволь, я весь внимание.

— Там к вам вчера доставили симпатичную блондинку-висельницу, что ты можешь о ней сказать? Она по своей воле или кто-то ей помог?

— О чем ты говоришь, Кот? У нас за субботу и воскресенье этого товара накопилось до чертовой матери. Откуда я могу все знать? Лично мне ее резать не довелось, а кто ее пользовал, я не в курсе. Может быть, она до сих пор в холодильнике кайфует. Ты лучше расскажи, как живешь.

— Это ты узнаешь, когда лично пожалуешь в гости, я жду тебя сегодня вечером, но только с исчерпывающей информацией по моему вопросу.

— Ты наглец и паразитирующий на мне таракан.

— Это еще не все, друг. К вам с минуты на минуту должны привезти чемоданчик с мужскими конечностями и сумку с туловом.

— Только что привезли, а что?

— Очень хорошо, глянь на них тоже, хотя бы одним глазком.

— Слушай, а давай не будем мелочиться, я захвачу заключения и отчеты судебно-медицинской экспертизы за последний год, и откроем мы с тобой филиал прямо у тебя на дому! Представляешь, какие бабки будем зашибать!

— Умный больно! Нет ничего горше, чем слушать остроты Коржа. Жду тебя в семь часов и уже сейчас начинаю готовить шведский стол.

— Ты зачем всю свою шоблу сюда собираешь? — не успел я дать отбой, как закудахтала Милка. — Здесь приличный дом, а не распивочная.

— Помолчала бы, праведница, — натягивая куртку и башмаки, осадил я ее. — Еще неизвестно, кому ты давала ключи и кто бывал в доме за время моего пребывания в Москве. Вот приедет папанька, я ему все нашепчу, поставит он тебя в угол коленями на горох. И вообще, сварливая ты — сил нет.

— Ты куда намылился?

— Если придет участковый — скажешь, что буду через час. Целую нежно и трепетно.

Почему-то мне захотелось приехать к Говорову неожиданно, свалиться как снег на голову. Иногда это дает совершенно удивительные результаты. Белое оказывается черным, а черное — белым.

Но на сей раз я просчитался. В приемной, кроме крошки Лоренс, никого не было и, судя по ее безмятежному детскому личику, в кабинете у шефа ничего крамольного тоже не происходило. Зря вы, товарищ Гончаров, расходовали свою энергию и бензин.

— Господин Гончаров? — спрыгивая с секретарского креслица, защебетала она. — Вы к шефу? Подождите, я сейчас узнаю, сможет ли он вас принять.

— Погоди, Лариса-крыса, не так скоро.

— Что такое? — удивилась она, вплотную, так что стало жарко, подходя ко мне. — Вы что-то хотите сказать?

— Бог мой! Девочка, лет пятнадцать тому назад я бы тебе сказал многое, а теперь мне остается только потрепать тебя по щечке. Вот так.

Какая-то неведомая сила вдруг бесцеремонно подкинула меня вверх. Подкинула и швырнула на пол в угол приемной. Больно ударившись головой о стену, я заскучал и притих, тихонько повизгивая от обиды. Где-то сверху надо мной я видел наивное и огорченное личико Лоренс.

— Андрей, ты сдурел, — говорило личико. — Немедленно перестань.

— Чтоб он потрепал тебя по щечке? — приблатненно и ехидно спросил невысокий, ничем не примечательный крепыш. — Сейчас я ему такой трепак устрою, что он родную маму забудет.

— Отпусти, он же к шефу пришел, чего звереешь?

— Что здесь происходит? — резко распахивая дверь, спросил раздраженный Говоров. — Господи, Константин Иванович, вы приехали сами? Но мы же договаривались…

— Ехал мимо, ну и подумал: чем напрягать вас ради короткого разговора, лучше заеду сам, — сконфуженно поднимаясь с пола, объяснил я.

— Проходите в кабинет. Лоренс, если ты не прекратишь свои игрушки, то буду говорить с тобой серьезно. Молодой человек, вас это тоже касается.

— Я что вспомнил-то, — плотно прикрывая за мною дверь, начал Говоров, — да, собственно говоря, и не забывал, просто не придавал этому значения, а сегодня подумал, что, возможно, вам эти сведения пригодятся. Дело касается этого подонка, Анатолия Олеговича. Он ведь двойного гражданства, причем каким-то образом ухитрился оформить два паспорта. Один на имя Стригуна Анатолия Олеговича, а другой киргизский. В нем он записан как Алимбаев Толибай Олжасович. У него то ли мать русская, отец киргиз, то ли наоборот. Ну а еще в связи с этим пришло на память, что он родился на берегу какого-то живописного высокогорного озера. Название его я обязательно вспомню, если взгляну на карту Киргизии.

— Я не сомневаюсь в этом, но зачем?

— Господи, ну ведь не трудно догадаться, что если он сбежал, то не иначе как в родные места, где у него проживают сестра и мать.

— Если не упорол за большой бугор или еще дальше.

— Куда это дальше? — насторожился Говоров.

— Вселенная большая. Может, у человека душа рвалась к звездам, да только бренная плоть не пускала, вот он и решил оставить ее нам.

— Вы что? — захлопал глазами строитель. — Вы думаете… он мертв?

— Не знаю, пока не знаю, возможно, что завтра я смогу вам ответить на некоторые вопросы. Скажите мне, у него была щель между верхними резцами?

— Да, и довольно внушительная, такая, что при разговоре он даже присвистывал.

— А при ходьбе похрустывал. У него особые приметы были? Татуировки, родинки или еще какие козявки-бородавки?

— Насколько мне известно, ничем таким особенным он не выделялся.

— Ладно, вам что-нибудь говорит эта фотография? — На стол перед ним я выложил цветное фото, где на фоне живописных сосен между двумя мужиками стояла моя висельница. — Вам, случайно, не знакомы эти люди?

— Господи, ну что за вздор вы несете, как мне могут быть не знакомы эти подонки, если я сам их снимал прошлым летом. Слева стоит Денис, справа Стригун, а посредине сожительница, а может, и жена Линда. Или, говоря попросту, Лидия Александровна Коровина.

— Чья сожительница, чья жена? Дениса или Стригуна?

— Бог мой, ну конечно же Стригуна, Денису такую шикарную бабу не поднять. Мне кажется, из-за нее Толик и пустился во все тяжкие. Та еще стерва!

— Не надо так, — тихо попросил я, но он разбушевался пуще прежнего.

— Как это не надо, как это не надо, если из-за этой суки меня прокатили на полтора миллиона, а вы… Кол ей осиновый в задницу, чтоб она подохла.

— Успокойтесь, Игорь Викторович, в ту ночь, когда мы с вами гуляли в «Ночах Шахерезады», а точнее, отдыхали в ментовке, она ваше желание удовлетворила.

— Что? О чем вы? Не понимаю.

— Она либо повесилась сама, либо ее повесили — я склоняюсь ко второму варианту.

— Вот так да! Да что же это? — вдруг нелепо засуетился лукавый бизнесмен. — Как же это? Она ведь молодая, красивая, у кого же рука поднялась? Подонки!

— Господин Говоров, — попытался я урезонить его, — вы непоследовательны. Только что вы желали ей страшной и мучительной смерти, а теперь вдруг раскисли, как галета в горячем супе. Чего вдруг?

— Не знаю, она мне нравилась.

— Ага, понятно, как говорил Шурик: «Птичку жалко».

— Перестаньте вы наконец издеваться. Где она сейчас?

— А где, по-вашему, должны храниться невостребованные мертвецы через день после кончины? Думаю, что не на ипподроме.

— Оставьте. Она в морге, да?

— Удивительная сообразительность.

— Я немедленно туда поеду, надо забрать тело.

— И куда вы его денете? Положите на свой письменный стол или отнесете домой к жене? Уверяю вас, она не поймет и сочтет вас некрофилом. И вообще, вам в нынешнем положении это знакомство лучше не афишировать. Так можно перепутать все карты. Вами заинтересуется милиция, потянется веревочка, и в конце концов результат будет плачевный. Если вы не оставите своей бредовой идеи, то я умываю руки.

— Да, вы правы, и что это я расквасился? Ничего, сейчас пройдет, давайте выпьем за нее. Помянем по русскому обычаю.

— Не могу, я за рулем, а тем более за нее я пил позавчера ночью. Вы уж сами.

— Да, конечно. — Из ящика стола он извлек плоскую бутылку и, не утруждая себя пустым переливанием, засосал прямо из горлышка. — Но похоронить-то я ее могу?

— Едва ли, лучше сообщите мне адрес ее местопроживания, я шепну кому надо, и ее заберут родные. Это все, что вы пока можете для нее сделать. Она не наркоманка?

— Какую чушь вы несете, она и спиртное-то почти не пила, любила себя баба. А родных у нее в городе, кроме Стригуна, никого не было. Кто будет ее хоронить?

— Ладно, что-нибудь придумаем. Эта Линда не могла лечь под Дениса?

— Нет, слишком высокого мнения она о себе была.

— Мнение мнением, а природа требует.

— С нее было достаточно меня и Стригуна.

— Поздравляю, братья во Христе, — не смог сдержать я улыбки. — Но как же она могла оказаться в доме у Виноградова?

— Что? Вы об этом не говорили. Она там была?

— Скорее всего, да.

— Ничего не понимаю. Может быть, приходила вместе со Стригуном?

— Не уверен. Скорее всего, Стригуна в городе нет. По крайней мере, свою квартиру он продал. Сегодня в нее заселились другие люди.

— Продал? Когда?

— Думаю, давно, по крайней мере, еще до третьего марта.

— Ну вот, я же вам говорил, что искать его нужно на родине, он там.

— Возможно, но не гарантировано.

— Нужно туда съездить, навести справки, на месте это сделать легче. Это он убил Линду, больше некому.

— Сомневаюсь, впрочем, более или менее точно я об этом сообщу вам завтра, когда прояснятся некоторые детали. Кстати сказать, где она работала?

— Насколько я знаю — нигде. А точнее, она была у Стригуна на содержании.

— А почему не у вас?

— Последнее время у них с Толиком возникло что-то вроде любви, теперь-то я понимаю, какая это была любовь! Когда Стригун слинял, я несколько раз к ней заезжал, думал, что она в курсе, но всякий раз натыкался на закрытую дверь.

— Понятно, тогда на сегодня все. До свидания, и больше не пейте, завтра с утра вы мне можете понадобиться.


Уже с порога я понял, что в своей кухонной резиденции Милка принимает гостей. Раскрасневшийся от непомерного количества выпитого чая, за столом пыхтел коротышка. Видимо, их беседа носила столь увлекательный и злободневный характер, что меня они заметили не сразу.

— Вот вы женщина неглупая, — заблуждался капитан, — скажите, на кой они черт мне сдались, эти демократы? Кругом сплошной беспредел и рэкет. Работы прибавилось, а зарплата убавилась. При коммуняках был порядок и уверенность в завтрашнем дне, а что сейчас?

— А сейчас, чтобы вырвать зуб, отнеси и положи двести рублей, — подпевала ему Милка. — А где взять эти самые двести рублей?

— В тумбочке! — заходя на кухню, зло посоветовал я. — Что вы как грачи раскудахтались? Или заняться больше нечем? Лаврентия Павловича на вас нет, политики кастрюльные. Попали в дерьмо, так сидите и не чирикайте. Капитан, пойдем в кабинет.

— Чего это ты, Константин Иваныч, такой грозный? Мы же просто так, языки чешем.

— От того и злой. Что там у тебя, рассказывай.

— Корочку хлебную я принес. С тем характерным прикусом она была одна. Погляди. — Из бумажного конверта Оленин извлек почти целый кусок черного сухаря с единственным надкусом. — Ты посмотри и верни, я его незаметно подброшу в общую кучу, а то получится преступное сокрытие улик.

— Можешь забрать его прямо сейчас.

— Что же, я зря старался? — обиделся околоточный.

— Нет, не зря, я уже увидел то, что мне нужно, а догрызать его я не собираюсь.

— И что же ты увидел? — вроде безразлично спросил он.

— Федорыч, перестань финтить, когда я что-то пойму, то сам тебе обо всем расскажу, кажется, у тебя еще не было оснований подозревать меня в мелочной скрытности.

— Ни Боже мой! Грех даже думать о таком. Благодаря тебе я сегодня герой дня. Я доложил так: проводя, мол, профилактический осмотр чердака с целью выявления бомжей, мною обнаружены… и так далее.

— Ну вот и отлично, что там у нас еще?

— Ничего интересного, кроме того, что в щелях между кафелем как на стенах, так и на полу найдена засохшая кровь. Завтра станет известно, принадлежит она расчлененному трупу или нет.

— А чье это тело? Хотя бы предположительно.

— Пока ничего конкретного они сказать не могут, но квартирант носил одежду пятьдесят четвертого размера, и именно такие габариты имеет безголовый труп.

— А голову, конечно, не нашли.

— В том-то и дело, что нет. Весь чердак по три раза прошмонали — и ничего. Нет головы, хоть ты лопни. Наверное, в мусорку выкинули или еще что отчебучили.

— Скверно. Без головы плохо даже покойнику. Больше ничего?

— Есть еще один прикол, но это уже мое личное наблюдение, и им я гордиться вправе. Среди шмоток квартиранта была одна кожаная куртка, самая обычная, черного цвета, с меховым воротником. Но меня она сразу заинтересовала.

— И чем же она привлекла внимание славного околоточного Оленина?

— Своей величиной. Она, представь, по крайней мере на пару размеров меньше, чем остальные вещи квартиранта. Я внимательно, по шовчикам, ее рассмотрел, и знаешь, что увидел? — Капитан сделал многозначительную паузу, словно собираясь декларировать изобретение вечного двигателя. — Я обнаружил дырку в кармане.

— А за подкладкой килограмм золота, — ощерившись, добавил я.

— Нет, Иваныч, это было сквозное отверстие, кто-то в кого-то стрелял через карман.

— Оригинально. И кто это вдруг решил возродить добрые бандитские традиции полувековой давности?

— А кто его знает, скорее всего, убивали того самого человека, которого потом разделали. Стреляли без глушака, потому что карман маленький и весь агрегат в него просто бы не поместился, к тому же и обгорел он сильно.

— Ну что же, Федорыч, поработал ты на совесть, это дело следует отметить.

— А вот личность повешенной женщины до сих пор установить не удалось.

— Ничего страшного, возможно, завтра я тебе помогу и с этим вопросом, а теперь забудем о делах, по маленькой — и спать. Устал я сегодня как черт.

— Я тоже, поэтому «маленькую» давай отложим до лучших времен.

— Не возражаю, — согласился я. — Такая возможность нам представится завтра.


Врач судебно-медицинской экспертизы опоздал на час и появился только в восемь. На удивление он был трезв как стеклышко и даже его вечно оплывшая физиономия сегодня была свежа и ухожена. Наверное, помимо запланированного, ожидается дополнительное затмение солнца. Однако, заговорщически пощелкав по крышке своего неизменного «дипломата», он тут же разрушил все мои иллюзии:

— Спиритус грандиозус! Колоссаль! Тебе принес.

— Как это ты по дороге его не уговорил?

— Не пьем мы, Гончаров, нынче это не в моде.

— Захарыч, не пугай так жестоко. А то ведь и родить можно.

— Нет, я говорю вполне серьезно.

— И давно это у тебя началось?

— Третий месяц пошел.

— Ну тогда не страшно, это пройдет. Просто банальная дамская задержка. Или тебя закодировали?

— Ага, начальница наша. Так закодировала, что до сих пор в глазах темно. Я последнее время как на работу приходил, так сразу прямым ходом к девчонкам под капельницу. Они меня прокачают, все дерьмо выведут, и вроде как ничего, иду к столу на трудовую вахту, а после работы опять рогом в землю. Прожил я так последние полгода: вечерком — в стакан, а утром — под капельницу. В конце концов привык к такому режиму, как наркоман все вены себе исколол. И тут эта горгона, Наталия Георгиевна, запретила выдавать мне физраствор. Я ей говорю: что же ты, блоха пернатая, делаешь, ведь загнется раб Божий Корж. А она отвечает: лучше тебя один раз похоронить, чем каждый вечер натыкаться на твою пьяную харю, да и раствор нынче не даром дается. Ну в тот раз меня еще почистили по полной программе, а к вечеру я нализался по новой. Думал, она шутки шутит. Ан нет. Я по привычке в девчонкам, а они в отказ. Говорят, что ключи от склада эта убийца забрала себе. Я к ней, то да се — бесполезно! Говорит: я тебя предупреждала и нет моих принципов, чтобы слово свое не держать. И более того, приказ о твоем увольнении подготовлен, но пока бездействует в столе. Доставать я его оттуда не буду, это сделаешь ты сам, если еще хоть раз увижу тебя в непотребности. Чуть я тогда дуба не дал. А жить-то хочется, кушать надо, а кому нужен старый алкоголик, который только то и может, что вспарывать брюхо да пилить черепа.

— С тобой все ясно, — прервал я затянувшуюся исповедь сизого носа. — Передавай привет Наталии Георгиевне и скажи, что ее политика единственно верная и дело ее правое. А теперь перейдем к делу. Что ты можешь сказать по существу поставленных мною вопросов?

— Во-первых, с тебя причитается. После твоего звонка я добровольно вызвался потрошить твою бабу и проканителился с ней до сего времени.

— За что я очень тебе признателен. Рассказывай.

— А чего рассказывать — я уже написал заключение, бери да читай.

— Нет уж, соизволь на словах, так мне понятнее.

— Как хочешь. Начнем с того, что она была наркоманкой.

— Не может этого быть.

— Может или не может, я не знаю, а говорю тебе голые факты. У нее на изгибах рук я обнаружил по крайней мере полтора десятка дырок от иглы. Далее, окочурилась она от сумасшедшей передозировки героина, а только потом пошла и повесилась. Вот такой расклад получается.

— Что-то здесь не так. Ты видел ее косметику?

— Хороший макияж. Я в этом не специалист, но, по моему мнению, гримировали ее уже мертвую. Примерно так, как разрисовывают матрешек.

— Почему ты так решил?

— Потому что тушь и помада нанесены поверхностно, так, как есть. Понимаешь, косметика не проникла в мелкие морщинки и углубления. Ты видел, как бабы себя размалевывают? Они растягивают губы аж до ушей, оттягивают веки до задницы и только затем мытарят себя, бедняжки, чтобы краска проникла в каждую пору. В нашем случае такого нет, помада нанесена на спокойные губы, как и тени, как и тональный крем.

— Захарыч, трезвый образ жизни идет тебе на пользу. Ты стал умный, как наш домком. Можно переходить ко второму вопросу, если ты исчерпал первый. Как тебе понравились фрагменты четвертованного тела?

— А никак, ими занимался Валерка, у меня же не десять рук. Правда, я глянул мельком, одним глазком, но этого недостаточно.

— Для меня все хорошо, говори что знаешь.

— Во-первых, там некомплект. Ты забыл положить в мешок голову. Во-вторых, ткани подверглись гнилостному изменению, так что точную дату его смерти определить будет очень проблематично, но если учитывать температуру окружающей среды за последние двадцать дней, то думаю, что узлы и агрегаты этого господина отсоединены и не функционируют не меньше двух недель. Плюс-минус три дня.

— Ты мог бы определить его возраст и телосложение?

— На первый взгляд от двадцати до тридцати лет, завтра скажу более точно. Что же касается роста, то тут можно сказать более определенно: он у него составлял порядка ста восьмидесяти — ста восьмидесяти пяти сантиметров. Стоит отметить, что парень был хорошо развит физически.

— Причину смерти ты, конечно, указать не можешь?

— Могу сказать, что его не зарезали и он не умер от передозировки наркотиков, поскольку его вены были чисты и непорочны.

— Его не могли удавить?

— Нет, голова отсечена очень высоко, под самый череп, так что нам достался довольно приличный кусок шеи. Видимых следов удавки на ней нет. Но все это я тебе говорю исключительно исходя из беглого осмотра, подробнее об этом господине можно узнать завтра, переговорив с Валеркой.

— Он мог умереть от черепно-мозговой травмы?

— Вполне. Скорее всего, так оно и было — его сперва хорошенько долбанули по темечку, а потом отрезали бестолковку.

— А прострелить ее не могли?

— Почему же нет? Очень даже вероятно, и если бы ты мне эту голову предоставил, то получил бы совершенно исчерпывающий ответ.

— Сизый нос, ты классный эксперт и тебе давно пора на повышение. Буду в области — непременно за тебя похлопочу.

— Избави меня Бог от таких покровителей. — Театрально открыв «дипломат», Корж извлек двухсотпятидесятиграммовую колбу. — Держи презент, а я побежал, похоже, я становлюсь добропорядочным семьянином.

Лежа в постели, я долго думал о страсти к деньгам, о смерти Линды. Что могло произойти в тот роковой день? Как она могла оказаться в квартире Виноградова, которого четвертовали еще в начале месяца? То, что упаковали его собственный труп, я теперь не сомневался. Но зачем любовнице Стригуна понадобилось тащиться в квартиру убитого полмесяца назад Дениса, я не понимал. Не склеивалась у меня вся это история, хоть ты разбейся. И сам Денис в нее не вписывался. Ну на кой ляд было финансовому жулику Стригуну посвящать в свои тайны какого-то парня с третьих ролей? Он и без всякой посторонней помощи обстряпал бы дело не менее успешно. Нет, не получается у меня с Виноградовым, не нужен он был Стригуну. Подождите, господин Гончаров, а что, если наоборот? Стригун был нужен Виноградову? Ну и что? Послал бы его уважаемый Анатолий Олегович куда подальше, и на этом делу конец. Вряд ли Денис мог его шантажировать. Финансовые мошенники люди умные и, прежде чем начинать какое-то предприятие, заранее все предусмотрят. Работают они практически без проколов, особенно в наше распрекрасное время, когда обычное воровство запросто сходит за авторитетную коммерческую сделку. И уж никак не мог деревенский парень, всего-то отслуживший в армии, подловить опытного Стригуна. А если все-таки… Тогда зачем убийство Линды?

— Нет, Гончаров не там ковыряешься, не то зерно ищешь, — завел я сам с собой диалог.

— А может быть, банальная ревность, мало ли что.

— Ты еще скажи, кровная вендетта. Не гони гусей, Гончаров.

— Про ревность я, согласен, загнул, но в том, что Линда могла быть любовницей Дениса, меня не переубедишь. Если судить по фотографии, то Стригуну под пятьдесят. Он, конечно, еще в форме, но все равно здорово проигрывает стоящему рядом Виноградову, а бабы это понимают за версту. Что, если вернувшийся раньше времени Анатолий Олегович застукал их бутербродиком?

— Неправильно рассуждаете, Гончаров. Виноградов, как и Стригун, перестал появляться на работе с третьего марта, зарубите это у себя на носу. Неужели вы думаете, что все это время Денис, наплевав на хорошую работу, кувыркается с любовницей начальника? Если так, то плохо вы знаете нынешнее поколение. Такой безответственный поступок могли себе позволить только люди вашей формации в золотое застойное время. Нет, скорее всего, третьего марта Денис уже был мертв, и это обстоятельство помешало ему выйти на работу. Что же касается самого Стригуна, то, вероятно, получив в Москве деньги, он прямым транзитом, игнорируя наш город, укатил на родину.

— Может быть, ты и прав, но тогда соизволь объяснить, за каким чертом через семнадцать дней после смерти Дениса к нему приходит Линда?

— А почему ты думаешь, что она приходила именно к нему? Дом большой, почти на триста квартир, так что зависать она могла где угодно.

— Не пойдет. В двойное совпадение я еще поверю, но уж в тройное — дудки!

— Как знаешь, давай спать. Утро вечера мудренее.

Я глубоко ошибся. Утро только прибавило проблем. В девять часов, без звонка и предупреждения, приехал Говоров. По его помятому непрезентабельному виду я понял, что он пил и не спал всю ночь. Ныть он начал прямо с порога:

— Константин Иванович, все-таки мне бы хотелось похоронить ее по-человечески. Вы обещали к утру что-нибудь придумать, обещали прояснить ситуацию.

— Ситуация прояснилась, это так, а вот организацию похорон, да еще в девять утра, я не обещал, тут вы, мой друг, передергиваете.

— А что удалось выяснить?

— Извините за въедливость, но вы уверены, что она не была наркоманкой?

— Абсолютно, и не стоит больше эту тему поднимать.

— Если так, то кто-то накачал ее героином под завязку. В общем, умерла она от бешеной передозировки, по крайней мере, такое заключение вынесли медики. Подвесили ее уже мертвую.

— Ну вот, а что я вам говорил! Безусловно, это дело рук Стригуна.

— Сомневаюсь. Скажите, Анатолий Олегович был физически силен?

— Я бы этого не сказал, скорее наоборот.

— Я так и предполагал. А теперь представьте, что полновесное тело мертвой женщины пронесли через чердак всего дома, а потом имитировали повешение. Как вы думаете, смог бы он с этим справиться?

— Едва ли, но не забывайте, что у него был помощник — Денис.

— Нет, не был Денис его помощником.

— Почему вы так в этом уверены?

— Во-первых, потому, что при таком раскладе личное дело Виноградова исчезло бы точно так же, как и Стригуна, во-вторых, все его документы находятся дома, а значит, он никуда убегать не собирался, а в третьих, Денис к тому времени был уже две недели как мертв, профессионально разделан и упакован. Так что не возводите на него напраслину.

— Боже мой, час от часу не легче. Значит, он погиб, защищая мои интересы? Бедный парень. Его похороны я тоже беру на себя.

— Возможно, но маловероятно, скорее всего, он защищал свои интересы. Но опять-таки пока ничего конкретного я вам сказать не могу. Из троицы, изображенной на фотографии, двое мертвы, а третий находится неизвестно где.

— Я же вам сказал, что искать его нужно на родине. Ночью я вспомнил, как называется озеро. Тюп-Кель, оно небольшое и находится недалеко от Иссык-Куля. Я помню, он говорил, что там в крохотной русской деревеньке живут его родные.

— Уж не предлагаете ли вы мне туда сгонять?

— А почему бы и нет? Что тут такого? В конце концов, вы работаете не бесплатно.

— Пока еще я к вам не нанимался, по крайней мере, не получил от вас ни копейки.

— За этим дело не станет. Если вы вернете мне украденное, то получите совсем недурно, столько, сколько вы запросили — десять процентов. Это даже для меня большие деньги. Советую вам, не откладывая дела в долгий ящик, выехать прямо сегодня.

— Господин хороший, это полный абсурд. Вы вообще-то представляете, какую задачу ставите передо мной?

— Естественно. Вы едете на озеро Тюп-Кель, находите там деревню, где живет мать Стригуна. Через нее узнаете местонахождение афериста и преспокойнейшим образом вытрясаете у него бабки моих вкладчиков.

— Простите, но вы рассуждаете как полный идиот. Скажите-ка, какое у вас есть основание требовать с него деньги? Он что, написал вам расписку, заверенную нотариусом?

— Нет, но такие расписки, а точнее, копии договоров есть на руках у вкладчиков. Их можно востребовать и сделать копии.

— Ну и что, он заявит, что перегнал деньги в строительную фирму «Лотос», а про остальное и знать не знает, и ведать не ведает.

— Вы правы, — поскучнел похмельный Говоров. — А если применить к нему силовые методы воздействия?

— Это в суверенном-то государстве? В государстве, чьим гражданином он является? Благодарю покорно. Если он оттуда родом, то наверняка у него есть куча друзей и товарищей. При тех деньгах, что у него появились, он, убежден, уже открыл свое дело и обзавелся кучей охранников. Вы должны понимать, что кормить рыб в Иссык-Куле мне не хочется, равно как и парить в свободном полете сброшенным с какой-нибудь скалы. Но это полдела, уже довольно давно все побережье Иссык-Куля стало элитной курортной зоной, и просто так никто меня в нее не пропустит. Или вы предлагаете мне десантироваться?

— Ну здесь-то сложностей не возникнет. Я куплю вам турпутевку.

— Чтобы я покорно бродил в общем туристическом стаде? Скорее всего, перемещение там ограниченное и мое неадекватное поведение тотчас вызовет у местных суверенно-самолюбивых властей нездоровый интерес.

— Продумать вопрос вашей легальной мобильности я берусь до вечера.

— Не стоит себя утруждать, все равно я не поеду по причине, указанной выше, мне еще хочется видеть, как цветет сирень.

— Там и увидите, наверняка в тех местах она уже цветет, благоухает и радует глаз.

— Господи, ну неужели же вам непонятно, что хваленая вами сирень может радовать только живой глаз? Почему я должен, исправляя ваши ошибки, раньше времени покинуть этот мир?

— Да, я с вами согласен, опасность предполагается, но, может быть, вы, не ввязываясь в это дело самолично, узнаете о точном местопребывании Стригуна? А дальше я все сделаю сам.

— Это уже реальнее, но почему вы зациклились на мне, в городе полно детективных агентств с более крепкими парнями. Вы только посмотрите, сколько зазывной рекламы.

— Я сужу не по рекламе, а по результатам работы. За те сутки, что вы занимаетесь моим делом, вы уже показали, на что способны.

— Ну, тут уж никуда не денешься, скажу вам без ложной скромности — умен и проницателен господин Гончаров. Ректификатику не желаете-с?

— Желаю, но не могу. Дел полно. Так, значит, мы с вами договорились?

— Да, если устроите мне туристическую путевку на Иссык-Куль.

— Я сделаю больше, и думаю, что не далее как завтра. Но для оформления мне нужен ваш паспорт. Не волнуйтесь, все будет в полном ажуре.

— Пишите расписку. Надеюсь, печать с вами?

— Да. Но зачем? Неужели вы мне не верите?

— Не делайте из меня ребенка. Передача собственного паспорта в руки сомнительного финансиста сам по себе шаг рискованный и отчаянный. Кстати, сколько вы мне заплатите, если я укажу вам адрес Стригуна?

— Пятнадцать тысяч рублей вас устроит?

— Да, если приплюсовать еще пять, которые я вам отработал вчера.

— Я согласен.

— Командировочные и прочие расходы за ваш счет.

— Это как положено. Однако я попрошу вашего содействия насчет похорон Дениса и Линды.

— Боже мой, вы меня утомили, будь проклята та минута, когда я вошел в ваше купе. Сделаем так. Вы сегодня после обеда, в поисках Виноградова, обзвоните сначала все больницы, а потом морги. В морге, что при судмедэкспертизе, спросите Ивана Захаровича Коржа. Все остальное он сделает сам. Только учтите — вам придется побывать на опознании. Как вы относитесь к трупам?

— Спокойно.

— А вот я их не люблю с детства и ничего не могу с собой поделать.

— Бывает, — отвлеченно согласился Говоров. — Так я, наверное, пойду?

— Да уж идите, теперь у вас еще с похоронами хлопот прибавилось. Вечером обязательно мне позвоните, в общем, держите в курсе.

— У нас стал не дом, а проходной двор, — проводив гостя, раскудахталась Милка. — Скоро в пять утра начнут доставать. Куда это ты намылился с утра и пораньше? — заметив мои приготовления, въедливо поинтересовалась она. — Ни свет ни заря соскочил. Куда поперся?

— Деньги зарабатывать, мне семью кормить надо. Антиквариат восстанавливать, который профукала легкомысленная супруга.

— Тогда удачи тебе, милый.

— Через три часа, к моему приходу, чтобы кормежка была на столе.

Предупредив Коржа о возможном звонке Говорова, я попросил его все устроить естественно и буднично, так, чтобы постороннему глазу не за что было зацепиться. Потом, подъехав к говоровской конторе с тыла, я битых два часа наблюдал за ним в бинокль. Зачем я это делал — сам не пойму, наверное просто руководствуясь каким-то непонятным чувством неудовлетворенности. Я даже не знал, за кем слежу. То ли за его посетителями, то ли за ним самим. Сторона, куда выходили окна его кабинета и приемной, была теневой, и потому, несмотря на солнечное утро, в них горели лампы дневного света. Он сам и крошка Лоренс были передо мной как на ладони. В почему-то тоже освещенном кабинете его бывшего зама никого не было, и это показалось мне странным. Поневоле заинтригованный, я ждал разрешения этой маленькой загадки, могущей перерасти в большой вопрос.

Вопрос вскоре разрешился просто и банально. Я поневоле рассмеялся, когда, проводив к шефу симпатичную посетительницу, Лоренс проворно юркнула в пустующий кабинет. Немного погодя туда же заскочил неизвестно откуда взявшийся Андрей. Торопясь и без лишних слов он начал было лапать мою симпатию, но та, приложив палец к губам, показала ему кулак. Согласно кивнув, он уселся за стол рядом с ней. В такой классической и загадочной позе они замерли. Ровно ничего не понимая, я перевел объективы на кабинет шефа, и здесь меня ждало новое потрясение. Доскональным раздеванием Говоров себя утруждать не стал, он просто задрал своей визитерше юбку и, уперев ее головой в стол, делал свою работу деловито и меланхолично, словно справляя тризну по умершей Линде.

— Не фирма, а натуральный дом терпимости, — решил я, разворачивая машину. — И надо было мне потерять почти два часа только на то, чтобы констатировать величину говоровского пениса. Полный улет.

— И много денег заработал мой муж? — с порога спросила Милка.

— Много, но об этом после, сейчас немедленно в койку…

— Костя, а ведь я вспомнила, кто мог воспользоваться моими ключами, — через некоторое время удовлетворенно призналась Милка.

— Какая теперь разница, — сонно ответил я. — Поезд ушел, и стук колес уже растаял.

— И все-таки. Это был один из тех кретинов, которые опрокинули меня на баксы.

— Наплюй и забудь, скажи спасибо, что отделалась сравнительно легко.

— Когда я вышла из машины для предварительных переговоров, то вся связка ключей оставалась в замке зажигания, — не слушая моих увещеваний, продолжала она гундеть под ухом. — А их машина с водителем стояла вплотную к моей.

— Да замолчишь ты или нет? — Прихлопнув ее подушкой, в крайней степени раздражения я повернулся к ней задницей. — Что с того, что ты вспомнила. Где их теперь искать? Скорее всего, залетные орелики. Где ты их откопала?

— Галка Фокина свела, она у них сто баксов на рубли выгодно поменяла.

— Вот иди и спрашивай со своей Галки, а меня оставь в покое, — недовольно пробурчал я и, подумав, добавил: — Наверное, из их же компании твоя подружка.

— Мне она говорит, что познакомилась с ними случайно и с тех пор их не видела. Вот взял бы и занялся этим делом, вместо того чтобы отлеживать бока и оскорблять женщину.

— Отстань, у меня и без твоих крысятниц есть чем заняться.

Ближе к вечеру, часов примерно в шесть, позвонил Оленин и гордо сообщил, что личность повешенной женщины установлена. Поздравив его с хорошо проделанной работой, я пожелал ему в самом скором времени найти недостающую голову и положил трубку. Но далеко от телефона отойти мне не удалось. Буквально тут же позвонил Говоров и, поблагодарив меня за помощь, сообщил, что похороны Линды состоятся завтра в полдень, что же касается погребения Дениса, то возникли определенные сложности и пока этот вопрос остается открытым. Конкретно на эту тему он хотел бы поговорить со мной завтра после обеда в своем кабинете.


Когда на следующий день в четыре часа я приехал в фирму, скромные поминки были уже закончены. Немногочисленные сотрудники разбрелись по своим комнатам, а мрачный шеф, ожидая меня в приемной, о чем-то тихо переговаривался с незнакомой черноглазой девицей восточного производства.

— Вот и похоронили Линду, — пропуская меня в кабинет, скорбным голосом сообщил он. — Жаль бабу, хоть она того и не заслуживает, но, увы, все мы смертны.

— Давайте не будем удаляться в философские эмпиреи. Я приехал не для этого.

— Да, конечно, извините меня. Как у вас настроение?

— У меня-то нормальное, а вот ваш подавленный вид вызывает определенные опасения. Пускаться в авантюру с таким настроем весьма опасно.

— Это пройдет через пять минут. Вы не думайте, я уже все устроил как надо.

— Вы приобрели для меня турпутевку?

— Нет, она вам не понадобится. Думаю, этого документа вам вполне хватит и он в состоянии удовлетворить любого, самого въедливого пограничника. — На стол шлепнулось два паспорта. Один был мой, я узнал его по трещинам на ламинированной обложке, а вот второй, тоже не новый, я видел впервые. — Посмотрите ксиву, — усмехнулся он, — может быть, она вам понравится.

Уже ожидая определенного подвоха, я открыл документ. Прямо на меня гордо и независимо смотрел красавец мужчина, в котором я без труда узнал всеми уважаемого господина Гончарова. После тщательного изучения я понял, что все реквизиты, кроме одного, соответствуют действительности. И только в графе «Семейное положение» была допущена маленькая оплошность, из которой следовало, что женат я вовсе не на Милке, а на некоей госпоже Тюменбаевой Джамиле Сатаровне семьдесят третьего года рождения. Штемпель о бракосочетании был поставлен в нашем городе и датирован сегодняшним днем.

— Нравится? — выставляя на стол коньяк, спросил Говоров.

— Мне — да, особенно возраст, но понравлюсь ли я ей, вот в чем вопрос.

— За это не беспокойтесь, восточную женщину о таких вещах не спрашивают.

— Вы правы, а теперь объясните, что все это значит.

— Все очень просто. Дело в том, что Джамиля, или, как она себя называет, Жанна, рождена и прописана на берегах Иссык-Куля, а точнее, в городе Тюп. Это не очень далеко от нужного нам пункта и дает ей право абсолютно спокойно перемещаться по всему побережью. Женившись на ней, вы получаете такие же права.

— Позвольте спросить, а где вы ее откопали? Или она свалилась с луны?

— Ни в коем случае, она была сотрудником охранной фирмы «Форпост». В силу некоторых обстоятельств на сегодняшний день осталась без работы.

— А без этих шоковых трюков нельзя было обойтись? — мрачно спросил я. — Или по крайней мере предварительно посоветоваться со мной?

— Можно, но сложно — время не ждет, к тому же ваша фиктивная женитьба сразу решает несколько проблем.

— Каких же?

— Во-первых, свободу передвижения, во-вторых, у вас появляется симпатичный гид, прекрасно знающий местность и обычаи коренных жителей. Наконец, последнее и самое главное: как вы думаете, вам не помешает напарник?

— Именно этот вопрос я хотел сегодня заострить.

— Ну и отлично, теперь считайте, что он решен.

— Не понимаю, объясните толково. Мне нужен парень, который мог бы в критическую минуту прийти на выручку.

— Я вас правильно понимаю, именно таким парнем и будет для вас Жанна. Ее деловые качества не вызывают у меня никаких сомнений.

— Зато вызывают у меня. И заметьте, не вам, а мне предстоит барахтаться в этом чертовом озере Иссык-Куль. Нет, с вашей сомнительной кандидатурой я не согласен. Позвольте мне самому решать, какого напарника я бы хотел иметь за спиной.

— Воля ваша, но вы совершаете ошибку.

— Попрошу замолчать и не перечить! — взорвался я. — Мне нужен мужик, мужик-профессионал, который мог бы в случае чего круто поговорить с возможными оппонентами.

— Значит, вы в ней сомневаетесь?

— Я не сомневаюсь, я уверен, что на деле она окажется просто бабой.

— Жанна, зайди! — громко крикнул он в закрытую дверь.

Сидя вполоборота, я увидел, как вошла уже знакомая мне девица, с которой шеф разговаривал в приемной. Телосложения она была самого обычного, только роста немного выше среднего. В общем, ничего примечательного мне в ней не показалось.

— Да, Игорь Викторович. Вы меня вызывали?

— Вызывал. Познакомьтесь, этого господина зовут Константин Иванович. Он сомневается в ваших профессиональных качествах.

— Почему, Константин Иванович? — удивленно и просто спросила она.

— Ну, я не знаю… Женщина… Не думаю… — начал я мямлить что-то нечленораздельное, проклиная Говорова за его бестактность. — И вообще…

— Напрасно вы так, — стоя напротив, укоризненно глянула на меня девица. — Кроме обучения, я прошла дьявольскую практику в Чечне. У вас нет основания мне не доверять. А впрочем, как хотите. Работу я себе всегда найду, но, может быть, вы хотите меня попробовать?

— В каком плане? — скабрезно улыбнулся я.

— Не в том, в каком вы думаете, — сурово ответила она. — Например, ударьте меня.

— Я женщин не бью, предпочитаю находить им более естественное применение.

— Я для вас не женщина, а напарник.

— Ты, телка, для меня не напарник и никогда им не будешь. Если ты где-то там в Чечне научилась через оптический прицел дырявить черепа, то это не значит, что я могу быть спокоен за свою спину. Так что вали отсюда и ищи себе работу согласно профилю.

— Я умею делать не только это, понял ты, козел вонючий! — вскипел восточный темперамент. — И если ты сейчас же передо мной не извинишься, то твои дряблые яйца навсегда зависнут на этой люстре.

— Да пошла бы ты на… — не смог удержаться я, понимая, что она попросту меня провоцирует. — Шлюха солдатская!

Для моего здоровья было бы куда лучше таких грязных вещей не говорить. Буквально через долю секунды она влепила мне замечательную пощечину, больше похожую на грамотный боксерский удар. В ухе что-то чвакнуло, в голове загудело, и, уже ничего не соображая, позабыв, что передо мной женщина, я ринулся в атаку, надеясь в ближнем бою перебить ей гортань. Ближнего боя не получилось. Впрочем, как и дальнего, она обошлась со мной как с молодым, вдруг взбрыкнувшим бычком. Тихий и кроткий, я оказался на полу с бестолковой, круто заломленной головой. Одно неосторожное движение — и мои шейные позвонки могли навсегда расстаться друг с другом. Наверное, стоило перед нею извиниться, но как, если, кроме сдавленного хрипа, из моей глотки ничего путного не доносилось. Впрочем, продолжалось это недолго. Скоро хватка ослабла, и моя спина освободилась от этой чертовой бабы. Не в силах сразу же встать, я позорно распластался на ворсистом полу.

— Простите, Константин Иванович, но я хотела чтобы вы мне поверили, — приподнимая трухлявый мешок моего тела, извинилась воинственная амазонка. — Теперь, когда вы убедились в моем профессионализме, может быть, вы измените свою точку зрения и не будете столь категоричны в своем решении? Обещаю быть вам надежным защитником и партнером.

— Партнершей? — кряхтя, попытался я сострить. — Избавь Бог нас от таких партнерш! При первом же соитии шею свернут. Царица Тамара тебе, случаем, не прабабка?

— Нет. Но пока я жива, можете на меня положиться. Обещаю вам относительную безопасность.

Что-то было в ее спокойных словах такое, что заставило меня поверить в ее надежность и умелое бесстрашие. И, глядя на нее уже другими глазами, я примирительно рассмеялся:

— Ладно, поднимай жениха, Жанна, выпьем, невестушка, за наш брак.

— Почему это невестушка? — довольно заурчал молчавший до сих пор Говоров. — Брак ваш уже состоялся, о чем и свидетельствуют штампы в ваших паспортах. Значит, теперь вы законные муж и жена, а по сему поводу сейчас мы с вами и сыграем свадебку. У меня после поминок кое-что осталось. Попрошу в мои скромные апартаменты.

Свадьба с деловым обсуждением предстоящего нам предприятия продолжалась до семи часов, после чего началась неофициальная ее часть. Когда к полуночи мы очнулись, то моей новоявленной жены и след простыл.

— Да, Константин Иванович, не удалась твоя первая брачная ночь, — хрипло, с похмелья оскалился Говоров. — Что и говорить, осрамился ты, братец, оконфузился и меня, свата, подвел под монастырь.

— Иди к дьяволу, сват-брат, — разыскивая куда-то запропастившуюся куртку, отмахнулся я.

— Ничего, в дороге наверстаешь, — продолжал он трещать над ухом.

— Заткнись, — раздраженно посоветовал я. — Не забудь сегодня приготовить деньги на дорогу, завтра выезжаем.

— Но ведь договорились на послезавтра, — недоуменно проскрипел он. — И Жанна не успеет подготовиться. Как ей сообщить?

— Это мои заботы, и ты теперь в это дело не влезай. Она до последнего не должна ничего знать.

— Ты что же, не доверяешь ей?

— Доверяй, да проверяй. Да что же это такое! Куда запропастилась моя куртка?

— Должно быть, под диваном, я ею укрывался. А деньги я могу дать хоть сейчас.

— Черезвычайно обяжешь.

— Тут вот какое дело, — открывая сейф, замялся он. — Понимаешь, я подумал… — Вместе с деньгами он вытащил пластиковую папку со вложенным туда договором. — Даже не знаю, как тебе сказать…

— А ты так и скажи, что денежки счет любят и господин Гончаров должен подписать с тобой определенный контракт, в котором обусловлен конкретный объем работ. Чего сопли-то жевать, не маленькие, все понимаем.

— Нет, Константин Иванович, тут дело другого характера.

— Какого? Да что ты мне хвост крутишь, говори как есть, а уж я решу, приемлемы ли для меня твои пассажи.

— Да, конечно. В общем, не далее как сегодня утром, еще до похорон, заявляется ко мне некая мадам Шерстнева Нина Николаевна, пышная блондинка в самом соку. И непринужденно эдак спрашивает: «Ну, как у нас продвигаются дела с постройкой моего коттеджа в городе Подольске?» Я, ежу понятно, сразу подставил член к носу и понял, что разнесчастная эта Шерстнева есть первая жертва стригуновского опрокидона. Ну и наивно так отвечаю: «Простите, гражданочка, но вас я вижу в первый раз и никаких обязательств вам не давал». А она баба, видать, тертая, мне выдает: «Вы-то, конечно, не давали, но вот ваша фирма в лице Стригуна А.О. выдала мне финансовый документ, который гласит, что вы обязуетесь выстроить мне дом в Подольске до июня месяца, за что я и уплатила аванс в сумме ста пятидесяти тысяч рублей. Извольте взглянуть, вся документация в полном порядке». А чего мне глядеть, когда я и так все понял с полуслова. Говорю ей, вам нужно дождаться самого Стригуна и с ним все решить, потому как мы не вмешиваемся в дела друг друга, чтобы не произошло путаницы. В общем, наплел ей с три короба и с трудом выдворил, но пока продолжался весь этот балаган, я, между прочим, сумел сделать с документа несколько ксерокопий. Так вот я и подумал, может, один экземпляр прихватишь с собой?

— А зачем? — наивно улыбнулся я. — Ведь по нашей устной договоренности я просто должен установить возможное местопроживание твоего вороватого зама.

— Да, это так, — засуетился Говоров, — но, может быть, тебе случайно представится удобный случай и якобы от имени мужа Шерстневой ты на него надавишь.

— Полная чушь. Я на него надавлю, а он меня попросту придавит.

— Я не считаю его крутым, да и твой гонорар в этом случае смотрелся бы гораздо внушительнее.

— Нет, давить будешь сам, а бумаги на всякий случай я возьму, и напоследок хотел бы предупредить, что за твоей шарашкой будут наблюдать. Если затеял какую-то чехарду, которая угрожает моей жизни, то с тобой поступят аналогично.

— Это что, угроза?

— Нет, дружеское предупреждение.

— Напрасно, у тебя нет никаких оснований говорить мне такое.

— Конечно, это я так, на всякий случай, а случаи, как известно, бывают всякие.


Домой я приперся глубоко за полночь. Тихо, чтобы не потревожить чуткий сон Милки, разделся, минуя спальню, сквозняком ушел на кабинетный диван и провалился в сон. В черной, удушливой от цветущей сирени ночи два мордоворота тащили меня на казнь. Дорога была длинна, и то ли от этого долгого пути, то ли от предстоящей смерти чувствовал я себя дискомфортно, а порою просто скверно. Я удивлялся, зачем им понадобилось тащить мое измученное тело долгие километры, когда легко и логично можно было кончить меня прямо здесь, среди пьянящего аромата горной сирени. Дорога шла под гору и была каменистой и трудной, как вся прожитая мною жизнь. Почему-то перед смертью нестерпимо захотелось пить.

— Мужики, — попросил я униженно, — зачем вы ведете меня так далеко?

— Не твое собачье дело! — гаркнул толстый злой киргиз.

— Убейте меня прямо здесь, вам же легче будет.

— Заткнись, неверный! — заорал его товарищ. — Когда нам будет легче, мы знаем сами.

— Тогда дайте попить воды. У меня в горле все пересохло.

— Ха-ха-ха! — мефистофельским смехом захохотал невесть откуда взявшийся Стригун. — Ха-ха-ха! Мужики, он просит воды. Козел, сейчас у тебя ее будет столько, что хватит до самой смерти.

Почти сразу же я понял причину его дурацкого хохота, потому что мы вдруг оказались на высоком берегу Иссык-Куля. Глубоко внизу плескалась его холодная и недобрая волна. Повалив меня на песок, лиходеи споро привязали к моим ногам кусок бетона и со смехом столкнули с крутого берега. Падая, я зацепился путами за какое-то жалкое деревце и теперь висел над бездонной пучиной вниз головой. Однако я четко понимал, что долго так продолжаться не может: хилое деревце под моим весом дергалось и противно трещало, а мои палачи, заметив свою оплошность, старались поскорее ее исправить. На фоне лунного блина они злобно прыгали и швыряли в меня камни. Особенно неистовствовал Стригун, и именно его камень попал в меня первым. Но дерево пока еще держалось, и это непредвиденное обстоятельство взбесило его еще больше.

— Убью, паскуда, лучше тони по-хорошему! — орал он в полном безумии. — Или я тебя пристрелю, сволочь неумытая.

— Не надо, — закрывая голову руками, слезно молил я. — Подожди чуть-чуть, скоро само дерево сломается, и я постепенно и естественно утону.

— Я тебе покажу, потаскун неумытый, мерзавец недоделанный, убирайся вон, чтоб глаза мои тебя не видели. Получай, подлец!

Огромный булыжник достиг цели, из глаз брызнули искры, и я на мгновение потерял сознание.

Милка ревела и колотила меня шваброй, которая, очевидно, от ее яростных усилий переломилась пополам.

— Убью паскудника, убирайся вон! — орала она, растрепанная и неистовая. — Убирайся по-хорошему, или я тебя убью!

— Ты что, сдурела? — уворачиваясь от ударов, правомерно спросил я.

— Замолчи, подонок! — набирая и без того крутые обороты, продолжала она молотить меня. — Негодяй, как ты мог…

— Да что с тобой? Мне ведь больно, — выдергивая палку, возмутился я.

— А мне не больно? Мне не больно было узнать и убедиться, как подло и цинично ты обошелся со мной? — захлебываясь сопливыми эмоциями и слезами, завыла супруга.

— Мне твои дикие выходки надоели, — решительно и твердо встал я. — Или ты немедленно объяснишься, или я звоню в психушку.

— Нет, это ты, это ты объясни мне, как можно быть настолько безгранично подлым, чтобы за спиной у жены, втайне, готовить ей такую пакость.

— Да о чем ты, Милка, поверь, я действительно ничего не понимаю. Небось наслушалась бабских сплетен, а теперь несешь околесицу.

— Бабские пересуды в твой адрес я давно не слушаю, мне на них наплевать и растереть, а то, в чем я убедилась сама, гораздо ужасней. Мерзавец, о том, что ты мне потихоньку и перманентно изменяешь, я знаю давно, но чтобы так… Поганец, ты же подло меня предал. Кинул, как половую тряпку, и вытер ноги.

— Послушай, твои инсинуации сидят у меня в печенках. Или ты объяснишь, наконец, в чем дело, или мне действительно придется немедленно дать деру.

— Подлец, и у тебя еще поворачивается язык говорить мне такое? — От негодования Милка задрожала и стала похожа на черную кошку, готовую в любой момент вцепиться в глаза. — Какая детская наивность! Может быть, ты и о своей новой шлюшке Тюменбаевой Джамиле Сатаровне тоже слышишь впервые?

— Господи, ты об этом! — Не в силах удержаться, я с облегчением повалился на диван и от удовольствия даже задрыгал ногами. — Джамиля, Джамиля, ты и небо и земля, — на восточный мотив запел я.

— Да, Джамиля, — немного озадаченная моим неординарным поведением, подтвердила Милка. — Извини, что назвала твою новую жену шлюхой, но так уж вышло под горячую руку. Я понимаю, у тебя, наверное, внезапно вспыхнула страстная любовь, захотелось свеженького мясца, но ты мог сказать об этом мне прямо и честно. Уверяю, удерживать бы я тебя не стала, но ты поступил гадко, мелко и подло.

— А шарить по карманам мужа — это, по-твоему, занятие, достойное королевы?

— А я тебе больше не жена! — чуть помедлив, нашлась супруга.

— И это дает тебе право шмонать в моих вещах? В вещах постороннего мужчины?

— Козел! — подумав и не найдя ничего лучшего, выдала она.

— Стерва и крысятница! — грациозно парировал я.

— Убирайся вон!

— Только после вас.

— Я вызову милицию и скажу, что это ты обокрал моего отца.

— А я схожу к сизому носу, и он даст заключение о тяжких телесных повреждениях. Потом напишу заявление о том, что ты пыталась убить меня спящего.

— А я напишу встречное про то, как ты меня изнасиловал.

— Гоп-стоп, бабушка здорова! Кто тебе поверит? Ладно, Милка, кончай бодягу, ты уже, кажется, поняла, что брак оформлен фиктивный.

— Это еще бабка надвое сказала. Ты хорошо устроился, кроме двух жен, заимел и два паспорта, мусульманин долбаный. Кстати, совсем не вредно и об этом сообщить в компетентные органы. Думаю, что на этом твоей преступной деятельности будет положен решительный конец.

— Тебе еще не надоело?

— Ладно, рассказывай, я постараюсь тебе поверить.

Битый час потратил я на свою исповедь, а в конце, когда мне все это порядком прискучило, предложил позвонить Говорову и лично убедиться в моей правдивости и невинности.

— Не стоит делать лишних движений, — великодушно ответила моя неподражаемая жена. — Это совершенно ни к чему, я с самого начала поняла, что ты собрался в какой-то деловой вояж.

— Честное слово, ты ненормальная, — с изумлением глядя на нее, отметил я. — Зачем же тебе понадобилась вся эта комедия с избиением и истерикой?

— На всякий случай, а вдруг бы я ошибалась, — обезоруживающе просто ответила она и, подумав, добавила: — А потом, может ведь женщина позволить себе маленькую разрядку. Согласись, за все время нашего совместного проживания я ни разу не устраивала тебе скандала, а для женской психики это очень вредно, да и просто поколотить мне тебя хотелось…

— В следующий раз говори об этом заранее, — тщательно собирая воровской инструмент, буркнул я. — Буду приносить тебе резинового мужика.

— Неинтересно. А куда это ты намыливаешься?

— В свадебное путешествие на горное озеро Иссык-Куль. Собери мне в дорогу все необходимое на неделю.

— Именно столько будет длиться ваш бледовый месяц?

— Да, если вообще благополучно закончится, чай, не к теще на блины едем.

— Свернешь ты себе в итоге шею.

— Надо же на что-то покупать украденные у тестя часы.

— Да черт бы с ними, обойдется. Ну, поворчит немного — побрюзжит и успокоится. Слышишь, Костя, не надо, не уезжай.

— Не уезжай ты, мой голубчик… — противно пропел я. — Раньше надо было думать. А теперь я уже ему пообещал.

— Ну и хрен с ним, как пообещал, так и разобещал. Откажись, чего-то не лежит у меня душа к этой поездке, сердце саднит…

— И в заднице свербит, — грубо оборвал я и насмешливо спросил: — С каких это пор ты стала такой чувствительной? Может, по ночам пасьянсы раскладываешь?

— Да ничего я не раскладываю, просто не по себе.

— Не каркай, идиотка, все будет как надо. Через час я вернусь, чтобы все было собрано к моему отъезду. И еще, о том, что я уехал, не говори никому.

— Даже этому твоему Говорову?

— Ему в первую очередь.

— Ладно, передай от меня привет Джамиле-джаляб.

— А что такое джаляб?

— Это ты у нее спросишь.


О том, что мы улетим сегодня, я решил про себя еще вчера во время нашего с Говоровым детального обсуждения, причем улетим, а не отправимся поездом, как мы с ним договорились. Именно с этой целью я записал адрес общежития, где проживала моя Санчо Панса в юбке.

Несмотря на ранний час, она уже пробудилась и теперь, стоя у зеркала, прихорашивалась, щедро размалевывая морду справа налево. Мой ранний визит ее не удивил.

— Здравствуй, милая супруга, — почему-то смущенно начал я.

— Здравствуйте.

— «Я пришел к тебе с приветом рассказать, что солнце встало…» — не зная, как начать разговор, продолжал я нести ерунду.

— То, что с приветом, это понятно, а вот солнца что-то и не видно. Я вас слушаю.

— Раненько вы сегодня поднялись, — невольно перешел я на «вы». — Куда-то собрались или ждете кого?

— Жду.

— Тогда я вам, наверное, помешал?

— Нет, почему же? Проходите, я именно вас и ждала, правда, часом позже. Не удивляйтесь, я еще вчера поняла, что вы намерены отправиться в путь именно сегодня.

— Вот как? — неприятно удивился я. — И что же вы еще поняли?

— То, что мы, наверное, полетим на самолете.

— Оригинально. Читаете мысли на расстоянии? Что ж, тогда мне остается только подождать, пока вы соберетесь. О нашей поездке вы кому-нибудь говорили?

— Константин Иваныч, если я женщина, это не значит, что я дура. Вы завтракали?

— Нет, как-то не получилось, к вам спешил.

— Значит, позавтракаем вместе. Если вам это будет удобно, то откройте холодильник и найдите что-нибудь съестное, а я тем временем соберу свои вещи.


Спускаясь с трапа самолета, я надеялся снова полюбоваться красотами Иссык-Куля, на котором в последний и единственный раз бывал осенью девяносто четвертого года. Но тогда я выполнял роль полупьяного узника и мне было не до красот великого озера. Похоже, что и на этот раз моим мечтам не суждено было сбыться. Стремительно надвигающийся вечер и свинцовые грозовые тучи красочных перспектив не обещали. Так оно и получилось, буквально через десять минут после нашего прилета зарядил хоть и не сильный, но отвратно промозглый дождь.

Вопреки моим опасениям, документы никто у нас не проверял, в вещах не рылся, и вообще все было как в старые и добрые времена. По привычке подхватив сумки, я рванул к стоянке такси, но тут же наткнулся на решительный протест своей спутницы. Памятуя наш договор о том, что вопросами передвижения будет заниматься она, я нехотя подчинился и молча залез в отходящий автобус.

К западному берегу озера мы добрались, когда ночь уже полностью вступила в свои права. Перекантовавшись до утра в какой-то второсортной гостинице, мы первым же автобусом, согласно плану, отправились вдоль южного берега.

Домик, где родилась, жила и училась моя киргизка, находился в небольшом селе в некотором отдалении от основной дороги и ничего примечательного из себя не представлял — обычная русская изба-пятистенка. Единственное, что меня поразило, так это немыслимое количество одеял, одеяльцев и прочих матрасов. Пока родители радостно хлопотали и журили блудную дочь, я с интересом разглядывал сначала многочисленный выводок детей, очевидно братьев и сестер моего телохранителя, а потом рогатую коровью морду, что тупо и равнодушно смотрела на меня сквозь окно. Впрочем, это занятие вскоре надоело нам обоим. Эйфория первой встречи тем временем начала потихоньку стихать, и хозяева наконец-то занялись стоящим делом, а именно — принялись тащить на стол всякие вкусные предметы еды, начиная от лепешек и кончая бараньей ногой горячего копчения.

Через час, когда наши желудки были переполнены, а в глазах стояла нега и грусть, господин Сатар спросил у дочери, кем ей приходится господин Гончаров.

— Папа, не задавайте лишних вопросов, — довольно резко и совсем не по-мусульмански ответило крутое дитя. — С Константином Ивановичем мы вместе работаем и сюда приехали по делам. Это все, что я могу вам сказать.

— Нехорошо, дочка, так с родителями разговаривать, — сокрушенно покрутил головой Сатар. — Хоть бы постороннего человека постеснялась. Что он о нас может подумать?

— Извините, но вы всегда так много спрашиваете.

— А разве это плохо — знать, чем занимается твоя дочь?

— Все нормально, папа, мне нужна на несколько дней твоя машина.

— Вот опять: просишь, а даже не говоришь, для чего.

— Для работы.

— Джамиля, работа бывает разная. Есть работа, от которой людям бывает худо.

— Я зарабатываю деньги.

— И деньги зарабатывают по-разному.

— Кто как умеет.

— Смотри, дочка, тебе жить.

— Вот и живу, ну нам, пожалуй, пора.

— Езжайте. Ключи в замке, техпаспорт и твоя доверенность в щитке.

— Ладно. К вечеру мы приедем.

— Хорошо, дочка. Джамиля, найди совсем мало времени, остановись и посмотри, туда ли ты идешь. Не лучше ли вернуться, а потом начать идти снова другой дорогой.

— Обязательно, — ответила она уже у входа. — Только вот времени у меня, папа, совсем нет.

Старая «копейка» бежевого цвета завелась с явной неохотой, и это обстоятельство радости не добавило, поскольку в самый неподходящий момент она могла нас подвести. Поэтому первым делом мы отправились на ближайшую станцию техобслуживания и провозились там до самого обеда. Только в третьем часу, когда старушка немного порезвела и начала взбрыкивать, мы наконец занялись тем, для чего приехали.

До озера Тюп-Кель расстояние было не такое уж маленькое, как божился Говоров. Километров тридцать мы шли по основной магистрали, а дальше, повернув на юг, продвигались по крутой и извилистой террасе реки Ак-Су. Дорога круто шла вверх, казалось, к самому хребту Терокей-Алатау и была совсем разбита. Выжимать на ней больше двадцати километров в час было равно самоубийству, да еще на такой лихой тачанке, как наша. Чтобы как-то развеять гнетущее настроение, я спросил:

— Джамиля, что означает слово «джаляб»?

— Что? — рассмеялась она. — А кто вам его сказал?

— Не важно, можешь объяснить его смысл?

— Хм, очевидно, его применили по отношению ко мне, да?

— Возможно, но что оно означает?

— Скажите, а ваша жена родом не из Азии?

— Из Азии, а что?

— Нет, ничего, просто джаляб это, мягко говоря, проститутка. Но я не переживаю, меня многие так зовут, хотя было бы правильнее называть шлюхой.

— Извини, честное слово, не хотел тебя обидеть.

— А кто вам сказал, что я обиделась? Меня со школы так называют, я привыкла. Ваша жена оказалась ясновидящей. Только я не понимаю, зачем вам понадобилось посвящать ее в наши дела. Прозрачностью и непорочностью они не отличаются, и чем меньше о них знают, тем нам легче.

— Ты права, но я и не думал ставить ее в известность, она попросту залезла в мой карман, обнаружила в моем паспорте другую жену и подняла бучу.

— Какая прелесть, как жалко, что я не видела всей сцены. Кажется, подъезжаем.

— Похоже, — согласился я, заметив впереди на противоположной стороне неглубокого узкого каньона три десятка домишек с огородами. — Но где же тогда озеро?

— Внизу, сейчас увидите, если оно за двадцать лет не исчезло. Собственно говоря, это не озеро, а бурный поток, по крайней мере таковым я видела его в последний раз. Сейчас, за следующим поворотом, оно должно открыться.

Она оказалась права, не успели мы обогнуть каменный бок скалы, как по глазам резанула сказочная синь воды. Каньон в этом месте сходил на нет, либо просто его перегораживал гигантский порог, но хрустальное зеркало озера, зажатое с трех сторон скалами, лежало с нами почти на одном уровне. Искрящийся десятиметровый водопад, возле которого мы притормозили, служил сбросом, и через него к деревеньке вел неширокий, но крепкий мост, стоявший на двух мощных береговых быках.

— Красота-то какая, — по-щенячьи умилился я. — Это же курорт!

— Лепота, — усмехнулась Джамиля. — Ничего, скоро и сюда достанет длинная рука и доллар нового русского, и не будет больше лепоты, и не будет больше красоты. Ладно, дальше вверх, если мне не изменяет память, дорога тянется еще километра на два, и все, потом тупик — отвесная стена. Справа скала, слева вода.

— А зачем нам туда?

— Это я так, на всякий случай, чтоб знали, вполне возможно, что наш подопечный сейчас гостит у мамы, и кто его знает, какие мы вызовем у него мысли.

— Дай-то Бог, чтоб он оказался там.

— Как знать, — глубокомысленно ответила Джамиля. — Перелазьте через меня и выходите из машины.

— Зачем такой балаган?

— Я не знаю, что это за зверь, за которым вы охотитесь, но подстраховка никогда не помешает. Пусть деревенский люд думает, что в машине, кроме вас, никого нет.

— Но ты-то будешь сидеть рядом.

— Нет, я должна незаметно перелезть в багажник. Вы, когда выйдете, его откроете и начнете менять заднее левое колесо, только все делайте натурально.

— Ты могла залезть в багажник заранее, а не устраивать шоу на глазах у всей деревни. Тут напрямую от них до нас не больше трехсот метров.

— Честно говоря, я думала, что от деревни остались одни воспоминания. Непонятно, как они сумели выжить.

— Ладно, попробуем осуществить твой проект.

Сравнительно легко поменявшись местами, я вышел из машины и озадаченно уставился на ни в чем не повинное заднее колесо. Подождав, пока она выскользнет из салона и притаится за машиной, я открыл багажник и проделал всю несложную процедуру замены колеса. Потом добросовестно положил запаску ей на колени и спросил:

— Крышку-то захлопывать или как?

— Закрывайте, здесь все продумано, я могу открыть ее изнутри.

— Ну тогда до встречи.

Миновав мост и небольшой отрезок каменистой дороги, я вскоре очутился на главной эспланаде деревни Александровка. Мой торжественный въезд ввиду отсутствия фанфар был отмечен истошным визгом поросенка и хмурым взглядом не то сторожа, не то штатного алкаша, дежурившего возле запертой двери сельмага.

— Родемый, — притормаживая, спросил я его, — как мне найти дом Стригунихи?

— Какой я тебе родемый? — заносчиво полез он в бутылку. — Тамбовский волк тебе сродни. Кто такой? Чего приперся?

— Дело у меня к ней государственной важности.

— Пошел бы ты вместе со своим государством корове под хвост.

— Но-но, дядя, за такие слова недолго и в Соловки улететь.

— Вы уже и Соловки-то Дяде Сэму за полсребреника продали, твари. — Длинной и тягучей слюной дед выразил свое отношение ко всему происходящему вообще и к родным политикам в частности. — Пошел отсюда, пока я тебе лобовик не выблызнул, начали тут разъезжать, что тебе мухи на говно, пошел, пока цел.

Разговаривать дальше с таким экспансивным господином становилось определенно опасно. Мудро решив, что не имею морального права рисковать чужим автомобилем — а ведь может выблызнуть, террорист! — я убрался подобру-поздорову. Первая же бабуся, бредущая навстречу, показала мне дом Людмилы Алексеевны Стригун. Он стоял в самом центре деревушки, и это говорило о том, что с давних пор семейство Стригун пользуется здесь определенным авторитетом.

Благообразная старуха в длинной черной хламиде, грея кости, сидела перед домом на скамейке, так что мне не пришлось даже выходить из машины.

— Вы Людмила Алексеевна? — спросил я как можно доброжелательней.

— А кто же еще? — медленно и с достоинством ответила она вопросом на вопрос. — Чего тебе?

— Мне Толик нужен, дело до него срочное.

— Поди вон! — махнула она деревянным костылем. — Нет здесь никакого Толика.

— То есть как это нет? — искренне удивился я. — Не может быть. Он ведь как сюда поехал, оставил ваш адрес и сказал, что будет меня ждать.

— Не ври, бес. — Строго погрозив пальцем, старуха поднялась с насиженного места и поковыляла к воротам.

— Бабуля, да как же это? — крикнул я вдогонку. — А что же мне делать?

— Поди прочь, сгинь, окаянный!

— Скажите хоть, когда он у вас будет.

— Никогда, и ты больше сюда не появляйся, не то собак натравлю, загрызут до смерти. Понял? Никогда не появляйся! Забудь сюда дорогу. Не кличь беду.

Ничего не скажешь, колоритная старушенция, подумал я, провожая ее взглядом. И как прикажете понимать ее последнюю фразу: «Не кличь беду»? Значит ли это, что она боится за судьбу сыночка или — что вовсе уж странно — печется о моей безопасности? И вообще, что она знает о судьбе Стригуна? Где он сейчас? Возможно, сидит за забором и наблюдает за мной в щелочку, а может быть, изгнан суровой мамашей со двора, если он вообще здесь появлялся. Что же получается? А получается, что наша поездка не дала ровно никаких результатов. Ни положительных, ни отрицательных, а это хуже всего. Ужасно не люблю неопределенности.

Между тем солнце как-то поспешно, без предупреждения скользнуло за остроконечную скалу, и деревенька погрузилась в плотный вечерний полумрак. Сразу стало холодно, неуютно и жутковато. Холодный порыв ветра неожиданно донес одурманивающий запах сирени. Я поспешно поднял стекло, но облегчения это не принесло. Казалось, запахом сирени пропитался весь салон. Мне почему-то вспомнился недавний сон, и от этого сделалось совсем тоскливо. Нарастало гнетущее чувство страха, а объяснить причину его возникновения я не мог. Не пора ли, формально завершив свою миссию, убираться отсюда восвояси? Кажется, ваше чутье, господин Гончаров, вам никогда еще не изменяло. Может быть, и на этот раз вы положитесь на него, да и какого черта торчать здесь ночью, все равно ничего нового узнать сегодня не удастся. Гораздо целесообразней завтра приехать сюда вновь и при свете дня поставить какую-то точку.

Запустив двигатель, я потихоньку двинулся к мосту, на ходу стараясь понять смуту, творившуюся в моих печенках.

То, что дорога перекрыта, я понял не сразу. Сначала я подумал, что белая «Нива», расположившаяся по другую сторону моста, остановилась просто так, по какой-то надобности, но когда свет фар полоснул по фигурам двух здоровенных бегемотов, стоящих на выезде, во мне шевельнулось нехорошее предчувствие, какое бывало у наших бабушек, в одиночку возвращавшихся вечером из гимназии. Увы, их я увидел слишком поздно, когда уже находился на мосту. Сомнений быть не могло — они поджидали меня и от нетерпения чуть ли не приплясывали. Самым неприятным мне показалось то обстоятельство, что в руках одного из них я заметил короткий десантный автомат, которым он красноречиво помахивал. Кажется, господин Гончаров, ваш прошлый сон был в руку. Какая жалость, что ты до сих пор не удосужился выпустить из багажника своего телохранителя. Теперь тебе придется отдуваться самому. И решать надо как можно скорее, до мальчишей-плохишей осталось не больше двадцати метров. Это притом, что дорога, ведущая к свободе, блокирована белой «Нивой». Это притом, что единственный пистолет находился у Джамили.

Мигнув головорезам фарами, я дал знак, что их желание для меня закон, и в том же черепашьем темпе пополз дальше, отсчитывая вдруг просветленным мозгом каждую секунду перед решительным и единственно возможным броском. Только бы не подвела «копеечка», только бы не подвела старушка.

Рванул я, когда до них оставалось чуть больше семи метров, когда, уже успокоенные, они скалили свои наглые морды. С истеричным визгом прокрутились скаты, судорожно пытаясь найти надежное сцепление с грунтом, угрожающе ревел двигатель, пугая меня своей возможной скоропостижной смертью, стремительно неслись на меня открытые рты лиходеев. Пролетев мост и едва вписавшись в поворот, я повернул налево, туда, где через два километра меня ждал тупик. Дорога на этом отрезке оказалась значительно лучше, чем та, по которой мы приехали, и это меня удивило. То, что по нас не стреляют, тоже показалось странным. Хотя, в сущности, это их личное дело. Теперь самое главное — выбрать удобную точку и выпустить моего снайпера из багажника, а дальше пусть разбирается с ними сама, в конце концов, она получает за это деньги. Только где остановиться, за каким поворотом удобнее? За этим или за следующим? А может быть, еще дальше? В любом случае у меня в запасе есть еще больше километра, а значит, и поворотов ожидается несколько. Ничего, даст Бог, выкрутимся, только бы телега не подвела. Пока претензий к ней нет, и на том ей спасибо. Но каким образом могли нас выследить? Непонятно. А может быть, вовсе и не нас они поджидали? Оригинальная мысль, жаль, что она не пришла мне в голову немного раньше. Господи, что за черт!

За очередным довольно крутым поворотом передо мной вдруг открылась довольно большая асфальтированная площадка, освещенная десятком неоновых ламп. Совершенно непроизвольно я затормозил и огляделся. Слева от меня лежало все то же озеро, справа крутой скалистый склон, а прямо по курсу дыбилась в черное небо широкая лестница, на которую я чуть было не влетел. И лестница та вела не куда-нибудь, а в обычный средневековый замок с башенками, бойницами и прочей историко-архитектурной ерундой. Подсвеченный прожекторами, он как будто парил в черном космосе и казался нереальным. Красивое зрелище, решил я, собираясь выпустить Джамилю, но немного опоздал. Из подлетевшей «Нивы» выскочили обманутые мальчиши и со злобными воплями выдернули меня из машины и повалили на асфальт. Показав, как славно они бьют ногами, и доказав свое превосходство, они на пинках подняли меня по лестнице к дьявольскому замку и счастливо объявили в домофон, что задание выполнено и преступник обезврежен.

— Идиоты, — ответил динамик, пропуская нас в небольшой вестибюль. — Я в кабинете.

По крутой винтовой лестнице мы поднялись на второй этаж и, миновав холл, вошли в полукруглую комнату, в центре которой за резным столом восседал Анатолий Олегович Стригун, — по крайней мере, такой же субъект был изображен на фотографии вместе с Денисом и Линдой. Но как человека меняет власть и интерьер. Если на снимке он выглядел обычным преуспевающим дельцом, то здесь нам был явлен царь и бог. Даже расположился он подобающе. Стригун сидел таким образом, что каминные львиные морды с коваными кольцами в ноздрях приходились ему по обе стороны, подчеркивая власть и величие.

— Вот, Толибай Олжасович, доставили, как просили, — гордо сообщил киргиз с автоматом и большими защечными курдюками.

— Видел я, как вы его задерживали, кретины, на его месте я бы сбил вас машиной к чертовой матери. Не охрана, а недоразумение.

— Обижаете, начальник, — попытался сфамильярничать бритоголовый русский парень, но оказался не прав, потому что начальник его вольность не оценил по достоинству:

— А ты, Сергей, вообще засохни, еще один прокол — и ты свободен. Все, вали отсюда в свою конуру, я позову, если понадобишься.

— Ты кто такой? — не тратя времени на ненужные церемонии, начал допрос Стригун.

— Человек, — гордо ответил я и, подумав, добавил: — Гражданин.

— Как ты здесь оказался, гражданин?

— Не по своей воле. Твои же дуболомы меня сюда загнали, сам видел.

— Ты мне тут не финти. Я слышал, что ты меня ищешь. Зачем?

— Нужен ты мне сто лет, — независимо ответил я, судорожно соображая, откуда ему это известно, в каких подробностях и как себя вести дальше.

— Вот как? — удивился он. — Но ты же спрашивал меня или я ошибаюсь?

— Делать мне больше нечего, как интересоваться каким-то средневековым феодалом, живущем на скалистом берегу Рейна.

— Тогда зачем ты спрашивал обо мне у моей матери, а потом битый час стоял возле ее ворот? Что за срочное дело у тебя ко мне появилось? Может быть, она все напридумала и вводит меня в заблуждение?

— А, так это была ваша мама! — радостно завопил я. — Значит, вы Анатолий Олегович Стригун! Я правильно понимаю?

— Нет, я Толибай Олжасович Алимбаев, а вот кто ты, я до сих пор не знаю. Рыскул, где его документы?

— А не знаю, наверное, у него в кармане, шеф, — радостно оскалился телохранитель. — Совсем забыли посмотреть.

— Что? — От такой нелепости Стригун даже привстал. — Да вы же форменные болваны, а если он вооружен?

— Нет у него оружия, шеф, — не трогаясь с места, заверил парень.

— Почему ты в этом уверен?

— Если бы было, то он давно бы вас убил.

— Немедленно обыщи его, кретин! — наливаясь злостью, заорал Стригун.

— Сейчас, шеф.

Исправляя свою оплошность, Рыскул начал обыск с особенным пристрастием и усердием, в результате чего весь мой личный багаж, начиная от липового паспорта и кончая зажигалкой, лег к Стригуну на стол.

— Ага, так вот из каких мест эта птичка к нам прилетела, — ознакомившись с документами, растянув в ехидной улыбочке тонкие губы, понимающе пропел шеф. — Надо понимать, что сам господин Говоров голубка мне заслал. Жалко, что не смогу передать ему привет, отлетался ты, сизокрылый.

— Какой Говоров? Какой привет? — скорчив непонимающую рожу, засуетился я. — Знать я никакого Говорова не знаю.

— Пой, моя ласточка, пой. Кто же тебя ко мне направил?

— Так сестренка моя, Шерстнева Нина Николаевна, — с поспешной готовностью откликнулся я, заметив, как он вертит в руках копии ее документов. — Она попросила меня помочь вернуть ей деньги, которые ты у нее получил.

— Красивая женщина, ничего не скажешь, — ухмыльнулся Стригун. — Я отлично ее помню, только почему-то у вас разные отчества, наверное, у вашей мамы было два мужа. Или я ошибаюсь? — искрился остроумием негодяй.

— Ты прав, она мне не сестра, а клиентка, — зло ответил я. — И приехал я сюда с чисто деловой миссией, с тем, чтобы вытряхнуть из тебя ее деньги, которые ты присвоил незаконным путем.

— Это уже ближе, но недостаточно правдиво. Как поживает Игорь Викторович? Наверное, он здорово на меня обиделся. Жаль, а у нас были такие дружеские отношения.

— Не знаю, о ком ты говоришь.

— Все-то ты знаешь, только сказать боишься, — зевнул он от скуки. — А в сущности, никакой разницы нет. Зря ты, Гончаров Константин Иванович, в это дело впрягся. Но теперь уже я ничем помочь тебе не могу.

— А я ни в чьей помощи и не нуждаюсь. Гони шерстневские бабки, и на этом мы мирно и полюбовно расходимся.

— Ты не лишен чувства юмора, только я бы на твоем месте к своей кончине отнесся более серьезно.

— К какой такой кончине, что за чушь ты несешь.

— Все, земляк, на этом аудиенция закончена. Рыскул, займитесь. Но если и на этот раз что-то сделаете не так, то пеняйте на себя.

— Все будет отлично, шеф. А куда девать его тачку?

— Об этом потом. Когда закончите, доложите.

— Ты ненормальный, — попробовал протестовать я, но короткий автоматный ствол между лопаток заставил меня замолкнуть.

Теперь вся надежда оставалась на Джамилю, если она сама давно и продуктивно не сотрудничает со Стригуном. А возможности такой я уже не исключал, иначе каким образом он узнал о моем посещении его матери? Существует, конечно, сотовая связь, но так далеко от населенных пунктов в ее возможности верилось с трудом.

— Пойдем, русский брат, не надо ругаться, — участливо позвал палач.

— Куда?

— Там узнаешь, какая тебе разница.

Ясной ноченькой под его конвоем и призванного на помощь Сергея меня потащили куда-то в гору, и это придавало некоторого оптимизма, потому что в моем кошмарном сне господина Гончарова топили в озере, а тут все же появилось какое-то разнообразие, да и запаха сирени, слава Богу, пока не чувствовалось. Дай Бог, может быть, и пронесет. Я напряженно ждал первых выстрелов Джамили, готовый тотчас упасть на землю, предоставляя ей полное право дальнейшей разборки.

Но выстрела не было, и с каждым шагом моя надежда становилась все призрачней и ирреальней. Я заскучал, как пожилая вдова, от которой уходит последний любовник, и уж совсем нехорошо мне стало, когда мы вышли на небольшую каменистую площадку над бездонной пропастью. А выстрелов Джамили по-прежнему не было, и я с сожалением подумал, что их не будет вообще.

— Все, брат, пришли, — по-своему меня жалея, сообщил киргиз.

— Скидывай барахло, — приказал его русский подельник.

— Зачем? — изумился я.

— Чтобы в случае чего тебя не опознали, — удивился моей глупости Рыскул.

Дрожь, граничащая с паникой, началась с рук и быстро распространилась по телу, которому в самом скором времени было суждено обезображенным покоиться на дне проклятой пропасти. Помощи я уже не ждал. Стараясь оттянуть загадочную и неприятную процедуру прощания плоти с душой, я медленно начал раздеваться, отчаянно пытаясь найти хоть какой-нибудь, пусть самый бредовый выход.

Его не было. Скудного лунного света все-таки хватало, чтобы без труда пристрелить меня в случае неожиданного побега. Значит, у меня оставался только один, зато достойный вариант, и смешно было им не воспользоваться.

Последний раз снимая штаны, я случайно в них запутался, упал и подкатился под ноги Сергея. Пнул он меня брезгливо и необдуманно. Уже через секунду клубок из двух тел, нещадно матерясь, балансировал на самом краю обрыва, а еще через мгновение Сергей, матерно прощаясь с миром, летел к праотцам. А сам я, каким-то чудом уцепившись пальцами за каменный выступ, повис над пропастью, тщетно пытаясь найти хоть какую-нибудь опору. Зачем она мне была нужна, я не знал. Все равно сейчас киргиз меня пристрелит, так стоит ли особенно дергаться? Словно в подтверждение моих слов, многообещающе клацнул затвор, и тут же отчетливо послышался тревожный голос Стригуна. Только перед смертью я догадался, каким образом у них осуществляется связь.

— Рыскул, Рыскул, немедленно ответь. Прием.

— Да, шеф, я слышу хорошо. Прием.

— Немедленно приведите его назад. Он жив?

— Пока жив, прием.

— Смотри, чтоб ни единый волос не упал с его головы, иначе поплатишься своей. Как понял, ответь.

— Я все понял, шеф. Но только он Сергея столкнул в пропасть.

— Туда ему и дорога. Веди его осторожно, как девушку.

— А если он меня тоже столкнет?

— Если ты хоть пальцем его тронешь, я тебя отправлю туда лично.

— Я все понял, конец связи. Хорошо, что ты еще живой, — отключая рацию, похвалил меня Рыскул. — А то бы шеф опять ругаться начал. Вылезай, я тебе помогать не буду, не хочу лететь за Серегой. Лучше от шефа потом сбегу.

— Не сбежишь ты от него, больно умный он, сразу найдет, — выбираясь на площадку, пообещал я киргизу.

— Умный-то умный, а не умней меня. Это я придумал, чтобы перед смертью жертва раздевалась сама. А теперь подумай, если бы не это, то где бы ты уже был, а?

— Да, Рыскул, тут ничего не попишешь, коньяк с меня.

— Дешево ты, однако, свою жизнь ценишь, я бы ящика не пожалел.

— Что делать, хороший, умный охранник и стоит дорого, — натягивая куртку, съязвил я. — Так-то, брат киргиз. Хороший охранник — он и в Африке охранник.

— Ладно, иди вперед, — почувствовав в моих словах иронию, посуровел Рыскул. — Да учти, что я не киргиз, а казах.

— Извини, брат казах, не хотел обидеть.

— Ладно, иди, только смотри у меня, без глупостей, убить не убью, а по ногам прошью. Марш, русский брат. Иди и не разговаривай.

Здраво решив, что в сложившейся, далеко не худшей для меня ситуации лучше подчиниться его приказу, я замолчал и, спотыкаясь, побрел назад. Но что же могло так круто изменить решение Стригуна? В его доброту и человеколюбие верилось с трудом. Скорее всего, здесь сыграло роль какое-то ранее непредвиденное постороннее обстоятельство, возможно, даже незабвенная Джамиля. Правда, проникнуть вовнутрь его замка она бы вряд ли смогла, но, может быть, этот самоуверенный придурок сам вышел подышать воздухом.

— Прибавил ты мне работы, брат, — прервал молчание Рыскул. — Теперь надо спускаться в пропасть и хоронить Сергея.

— Сто лет оно тебе надо, — охотно отозвался я. — Его и без тебя стервятники да шакалы похоронят. Погоди с недельку, и от него одни косточки останутся.

— Э-э-э, нехорошо говоришь, друг он мне был. Не очень чтобы хороший, но друг.

— Ну тогда не забудь поставить ему гранитный обелиск и каждый день приноси сирень. У вас ведь много сирени. А пахучая-то какая!

— Да, сирень у нас зацвела, а Серегу все равно хоронить надо.

— Приношу тебе свои искренние соболезнования, — выходя на освещенную площадь, посочувствовал я. — Но ты не переживай, ангелам он все равно не нужен, а черти мне только благодарны.

— Какой жестокий ты человек, — нажимая кнопку домофона, осудил меня охранник.

— Вы пришли, Рыскул?

— Так точно, шеф, у меня проколов нет.

— Хорошо, отдай автомат господину Гончарову, а сам отойди на десять метров.

— А?

— Бэ, делай, что тебе говорят.

— Шеф, да он же меня убьет. Он Серегу уже прикончил.

— Делай, что тебе говорят. Отстегни магазин и отдай автомат.

— Как скажете, только я больше за него не отвечаю.

Покорно выполнив приказание, недоуменно пожимая плечами, Рыскул поплелся прочь. Щелкнув язычками магнитных замков, отворилась металлическая дверь, гостеприимно приглашая меня внутрь. Заходить мне туда очень не хотелось, тем более что «копейка» стояла в десяти шагах от меня и прямо-таки просила юркнуть за руль.

— Заходите, Константин Иванович, — видя мою нерешительность, доброжелательно пригласил меня голос Джамили. — Ничего не бойтесь, все схвачено, все под контролем. Поднимайтесь, мы в кабинете.

Ну а это уже совсем другое дело. Осмелев, я уверенно, по-хозяйски, взбежал на второй этаж и с бесполезным автоматом наперевес ворвался в полукруглый кабинет. Лучшего натюрморта я и не мечтал увидеть. Одной рукой могущественный владыка был прикован к кольцу на львиной морде, а другой держал штаны, ремень которых был варварски перерезан циничной женской рукой. Сама женщина в это время стояла рядом, красноречиво воткнув в его ухо ствол.

— Константин Иванович, это тот человек, которого мы ищем? — не давая мне полнее насладиться зрелищем, четко спросила Джамиля. — Или мы ошиблись?

— Он самый, но как тебе удалось…

— Потом расскажу, сейчас не время. Под письменным столом должен лежать его пистолет, по крайней мере, он отлетел куда-то туда. Нашли?

— Ага, — ответил я, поднимая с пола громадную «дуру» маде ин не нашего производства. — И что мне сделать с этой гаубицей?

— Пока я буду отсутствовать, вы проследите за хозяином, чтоб он не сделал какой-нибудь непоправимой ошибки, которая может стоить мне жизни. В случае чего…

— Я тебя понял, но куда ты собралась?

— Нужно работать чисто. Меня так приучили. Начинаем!

К губам Стригуна она поднесла и включила рацию.

— Рыскул, Рыскул, как слышишь?

— Хорошо, шеф, есть проблемы?

— Да, зайди ко мне.

Отключив рацию, она опрометью бросилась на первый этаж к двери. Сосчитав до десяти, я нажал кнопку магнитного замка. На экране монитора я видел, как неспешно, вразвалку входит охранник. Потом потянулись томительные минуты ожидания. Я замер, прислушиваясь к каждому идущему снизу звуку, и вздохнул только тогда, когда открылась дверь и моя спасительница вернулась живой и невредимой.

— Константин Иванович, теперь можете спокойно заниматься своим делом.

— Куда ты его определила? Надеюсь, не на тот свет?

— Пока нет. Они в подвале.

— Кто это они? Он что, не один?

— Нет, там с ним кухарка и лакей или кто он там, не знаю, но кабан здоровый. С трудом его уложила. Не волнуйтесь, заперты они надежно, делайте, что вам нужно, а я пока найду в этом доме что-нибудь поесть. Я ужасно проголодалась. Если что, то кричите, но вряд ли, мужик он хилый, как меня увидел, так сразу в штаны наделал.

— Ну, здравствуйте, Анатолий Олегович, — сладкоголосо начал я, — вот и получилось нам свидеться вновь. Чего молчите?

— Снимите с меня этот дурацкий наручник, — увидев, как Джамиля закрыла дверь, грозно потребовал он. — Вы еще не знаете, на какие грабли наступили. Немедленно меня освободите, идиоты, кретины недоделанные!

— Анатолий Олегович, мы ведь приехали сюда не за вашими оскорблениями, — мягко напомнил я суть дела.

— А зачем, зачем вы приехали?!

— За деньгами, дорогой, за деньгами.

— Забирайте свои вонючие сто пятьдесят тысяч и проваливайте к бесиной матери.

— Покажите мне, где я могу их взять?

— Расстегните наручники, и я все сделаю сам.

— Ай-ай, Анатолий Олегович, мне помнится, как два часа тому назад вы сетовали на избыток имеющегося у меня юмора, должен заметить, что и в вас его предостаточно. Говори, где бабки, или я попрошу даму заняться тобой всерьез, говорят, она большой спец по гениталиям. Учти, она бывала в горячих точках и теперь ей твои страдания что мертвому припарки.

— Вы не имеете права.

— Скотина ты, а не Стригун. Ты обманом выманиваешь у граждан их деньги, а когда приходит время их отдавать, говоришь о правах. Где бабки, сволочь? — спросил я беззлобно и даже ласково. — Даю тебе на размышление тридцать секунд.

— Нет у меня денег. Израсходовал все. Сам видишь, какой домино отгрохал.

— Позволь, но ты только что обещал вернуть сто пятьдесят тысяч.

— И ты клянешься после этого убраться отсюда к чертовой матери?

— Клянусь, что после того, как я получу деньги моего клиента, я уберусь отсюда к чертовой матери.

— В левом нижнем ящике письменного стола под папками ключи от сейфа. Открой и забери все, что там есть.

— Господи, какой анахронизм! — проворачивая тугое колесо стальной двери, возмутился я. — У всех уже давно сейфы с электронными запорами, а у тебя все еще какие-то водопроводные вентили, неэстетично даже…

— Зато надежно. Электронику открывать научились, а здесь без газовой горелки делать нечего. Что ты там ковыряешься?

— Смотрю, что ты дешево хочешь отделаться, тут и ста сорока тысяч нет, — старательно рассовывая пачки по карманам, возмутился я.

— Сто тридцать восемь тысяч и пятьсот рублей, можешь не пересчитывать, все равно не прибавится. Это все, что у меня есть. Хочешь бери, а хочешь уходи так.

— Что-то не верится мне и в душе сплошная сомнительность, а знаешь почему?

— Не знаю и знать не хочу, ты обещал забрать бабки и оставить меня в покое.

— Я тебе обещал получить деньги моего клиента, а только после этого убраться восвояси. Но господину Говорову ты должен куда как больше, а именно один миллион четыреста тысяч новых рублей. Вот когда я их от тебя получу, то выполню твою просьбу с превеликим удовольствием.

— Вздор, у нас ведь был уговор про сто пятьдесят тысяч.

— У нас шла речь о деньгах клиента, а это лимон четыреста. И советую не тянуть резину и не портить себе нервы, а то уже полночь на носу, без десяти минут, — глянув на массивные напольные часы, уточнил я. — Все нормальные люди уже спать легли, а я тут с тобой валандаюсь.

— Абсурд какой-то. Ночной кошмар, нет у меня таких денег.

— Вы делаете мне больно, уважаемый. Мне искренне вас жаль, но я вынужден обратиться к услугам нашей очаровательной девушки.

Приоткрыв дверь в полутемный холл, я негромко позвал Джамилю и несколько растерялся, когда она тотчас спокойно спросила:

— Я слышала, у вас возникли проблемы?

— В некотором роде да, откуда ты знаешь?

— На всякий случай я сидела под дверью, мало ли чем черт шутит, когда Бог спит. Мне нужно поговорить с ним насчет денег?

— Да, но на первый раз щадяще и аккуратно.

— Хорошо, там на стойке бутерброды. Побудьте пока здесь, я позову.

Избиение младенца было недолгим. Уже через три минуты я был приглашен в кабинет, где господин Стригун, морщась от боли, решил честно отдать уворованное.

— Только убери от меня эту садистку, — для начала поставил он ультиматум. — Глаза бы мои ее не видели, палач, форменный палач.

— Она мне не мешает, а даже наоборот… Короче, давай бабки.

— Расстегните наручники. Самим вам с моим тайником не справиться.

— Расстегнем, если не сделаешь глупости.

— Да что же я, враг себе?

— Ты прав, и учти, что в случае одного твоего неосторожного движения — ты труп. Жанна, уважь просьбу скопидома, только деликатно, а то он вздрагивает при одном твоем имени. Не бойся, товарищ, мы друзья.

— Стервятники да беркуты вам друзья, — уже сидя в своем кресле и растирая руки, ворчал Стригун. — Найдите мне хоть какую-нибудь веревочку.

— Зачем? Вешаться никак решил? — насмешливо спросила Джамиля. — Не утруждай себя. В случае чего я и так тебя замочу.

— Замочу, размочу, надоело. Штаны мне подвязать надо, а то спадают.

— Вот и хорошо. Далеко не убежишь. Займись делом и перестань капать нам на нервы, — ткнув ему стволом в плечо, поставила она точку в дискуссии.

— Да, конечно, я сейчас. Есть, знаете ли, у меня небольшой сакраментальный сейфец, личного, так сказать, пользования, и находится он в том напольном хронометре, вот сейчас мы его и пощупаем.

Словно подтверждая его слова, массивные часы начали отбивать полночь. Поддерживая штаны, Стригун смешно до них допрыгал и, подождав, пока окончится бой, открыл дверцу. Затаив дыхание, мы следили, как он прокручивает стрелки против их хода, ожидая, что сейчас они отойдут в сторону и мы увидим груды золота. Увы, ничего подобного не произошло. Вообще ничего не произошло, если не считать того, что Стригун исчез. Вот так стоял — и вдруг его не стало. Я ошарашенно посмотрел на Джамилю.

— Люк! — коротко объяснила она, указав на невидимый мне участок пола под часами. — Здесь с его хитростями нам не разобраться. Бегите немедленно к гаражу, он за домом, а я попробую перехватить его, думаю, что у него есть лаз в гору. Не забывайте контролировать выход, — уже карабкаясь вверх, проинструктировала она.

Алюминиевые жалюзи гаража отыскались довольно быстро, хотя ничего подозрительного я за ними не услышал. О том же, как попасть вовнутрь, я не имел понятия, а кроме того, в мои обязанности входил и контроль над внешним входом. Стоящие на площадке «Нива» и наша «копейка» тоже чрезвычайно меня беспокоили, потому как в любой момент на них можно было удрать. Проверяя свои объекты, я вынужден был бегать от одного угла к другому в обстановке крайней нервозности и напряжения. Кроме всего прочего, меня страшило появление какого-нибудь нового, постороннего лица, что здорово бы осложнило мою сторожевую задачу. Пробегав таким образом больше часа, я вконец вымотался и, выбрав оптимальную точку у торца дома, присел на бордюр.

Нет, что бы там ни говорили, но вы, Гончаров, натуральный дурак. Только растяпа способен был развязать руки отпетому мошеннику в его собственной, с секретами построенной крепости. Теперь из-за твоей глупости девка скачет по горам в надежде вернуть денежный мешок. И нет никакой гарантии, что ей это удастся. Да и вообще, в горах ли он? Возможно, преспокойно отсиживается сейчас под полом своего кабинета и ждет утра. Ждет, когда уже вызванные сигналом или по рации дружки его вызволят. Что тогда будет с нами — понятно без слов. Скверно. Не пора ли нам отсюда уносить ноги, пока еще есть такая возможность? Думаю, что пора. Где только ее черти носят? Так она и до рассвета может газелью носиться в горах, а утром по нашим праведным душам можно будет заказывать панихиду. Скверно, Гончаров, скверно. Только что, можно сказать, вернуться с того света и опять назойливо проситься назад.

Неожиданно мое ухо уловило негромкий мягкий щелчок магнитного замка. Прижавшись к стене дома, с гаубицей наготове, я медленно пошел навстречу, готовый к самому наихудшему.

— Константин Иванович, — послышался райский голосок Джамили. — Это я, дело в шляпе, можете выходить. Господин Стригун приносит вам свои извинения и просит его выслушать.

— Господи, да откуда же ты? — выходя за линию терминатора, удивился я. — Как ты в доме-то очутилась?

— Стригун любезно показал свой крысиный ход. По нему мы и вернулись назад.

— А где ты его срубила?

— Там, где и ожидала, только метров на пятьдесят правее и повыше. Но ничего, догнала, он по горам совсем плохо шастает. Догнала и в морду фонарем, а он как крот сощурился и в слезы: «Отпусти, — говорит, — я тебе денег дам». Такой слезливый мужичок оказался, даже жалко его немного.

— Когда он выманивал у людей деньги, ему жалко их не было, так что совесть наша чиста, помни об этом, и будет легче.

— О чем вы говорите, какая совесть, это я так, для связки слов. Все равно мне придется его замочить. Тут уж никуда не денешься.

— Ты в своем уме? — растерялся я от такого заявления. — Что за глупости ты говоришь? Отберем у него деньги, и пусть катится ко всем чертям.

— Конечно, — криво усмехнулась Джамиля. — А о моей семье вы забыли?

— При чем тут твоя семья? — искренне удивился я.

— А при том, что он завтра же заберет их в заложники. За свои паршивые деньги он будет пытать и издеваться над ними так, что вам и не снилось. Я эту породу знаю достаточно хорошо. Он из-за копейки и с матерью поругался. По крайней мере, мне так показалось, когда я лежала в багажнике и слушала ваш разговор.

— Не понимаю, откуда он может знать о твоих родственниках.

— Пока он не знает, но завтра ему будет известно все.

— Он что же, по-твоему, ясновидец?

— Тут не надо быть ясновидцем, достаточно навести справки через ГАИ, и сразу же станет известно, кому принадлежит машина и где живет владелец. Ну а установить, что я его дочь, совсем уж просто.

— Ты права, обсудим это попозже, — открывая дверь кабинета, пообещал я.

Стригун стоял на том же месте, в той же позе, только без штанов, видимо, бедняга потерял или сбросил их для увеличения скорости бегства. Но так было даже лучше, потому что голый человек всегда уязвимей.

— Где бабки, козел? Говори немедленно, иначе всю оставшуюся жизнь ты рискуешь прожить евнухом. Времени у нас мало, поэтому даю тебе только десять секунд. После этого мы приступим к операции. Учти, игры кончились и начались серые будни.

— Сволочи, — прошепелявил он разбитым ртом. — Все-таки достали. Открой сейф, там внутри второе дно. Забирайте сколько надо и уматывайте с глаз долой.

Выполнив его рекомендацию, я под металлической плитой обнаружил целое состояние. Рубли и доллары, аккуратно перебинтованные бумажными ленточками, лежали ровными рядами и просто просились в карман. Увидев это денежное море, Джамиля пискнула и запустила руку.

— Не сходи с ума, лучше найди какую-нибудь сумку, — остановил я ее порыв.

— Снимай майку, скотина, — зверея от вида денег, набросилась она на Стригуна. — И побыстрее, а то я тебе сейчас помогу.

— Не надо, я сам, только не подходи ко мне! — завопил несчастный, спешно сдирая майку вместе с рубашкой и пиджаком. — Не снимается! — уже совершенно голый, плясал он, тщетно пытаясь вырвать прикованную к львиному кольцу руку.

— Не дергайся, кретин. — Оборвав маечные лямки и завязав их узлом, Джамиля сотворила вполне приличный мешок. — Сколько он вам должен?

— Один миллион четыреста рублей, — педантично ответил я. — Значит, нам предстоит взять сто сорок пачек по десять тысяч рублей в каждой.

— Но сто сорок тысяч вы уже забрали, — несмело пискнул Стригун.

— Засохни, голожопый, это компенсация за моральный ущерб и прочие непредвиденные расходы, — ощерилась девка, проворно закидывая крупнокупюрные пачки в майку беснующегося хозяина.

— А зачем вам брать в рублях? — вдруг успокоившись, спросил Стригун. — Не проще ли взять в валюте? Ведь вам предстоит дальняя дорога, а с таким непомерным грузом это опасно. Будет гораздо разумнее взять пять с половиной пачек зелененьких.

— Своей заботой ты чем-то напоминаешь мне Корейко, — усмехнулся я. — Не иначе готовишь какую-то гадость.

— Смотрите сами, вам виднее, просто в случае шмона ваш багаж не проскочет незамеченным. Вас попросят объяснить происхождение капитала, и что вы на это скажете? Вы покажете на меня, а мне бы этого не хотелось.

— В твоих рассуждениях есть зерно истины, но все равно я тебе не верю, поэтому сделаем так. Джамиля, возьми три пачки долларов, а остальное все-таки рублями.

— Как скажете, Константин Иванович, — трудолюбиво пакуя деньги, согласилась она.

— Поторапливайся, милая, уже без четверти два, — напомнил я ей и себе о времени, которое сейчас явно работало не на нас. — А нам еще с уважаемым Анатолием Олеговичем нужно о многом поговорить.

— А о чем это ты собираешься со мной говорить?

— Узнаешь. Джамиля, подожди в холле, только, пожалуйста, не уезжай без меня.

— Вам не стыдно? — направляясь к выходу, тихо спросила напарница.

— А разговор у нас с тобой, товарищ Стригун, будет такой. Я задам тебе несколько вопросов, ты честно на них ответишь, а потом я сажусь в машину, и мы расстаемся с тобою навсегда. Тебя устраивает такая повестка дня, то есть ночи?

— Устраивает, если ты обещаешь, что твою наглую рожу я никогда больше не увижу.

— В таком случае располагайся. — Ногой я толкнул к нему его роскошное кресло и продолжил: — Расскажи-ка мне, как ты замочил Дениса и кто из твоих головорезов удавил рабу Божью Линду Коровину?

— Что?!! — Я заметил, как последняя кровь отливает от его и без того бледных ланит. — Что ты такое несешь?

— То, что ты слышишь, только не делай незнакомый цвет лица, мне будет больно, если ты скажешь, что эту женщину не знаешь.

— Нет, Линду я знаю, и даже больше — я хотел на ней жениться.

— Что же тебе помешало в столь добром начинании?

— Не что, а кто. Денис Виноградов.

— Понятненько. Значит, соперника ты укоцал в порыве ревности и мщения. Замочил, а потом в припадке звериной злобы оторвал ему голову и отпилил руки-ноги?

— Что за чушь ты несешь? О чем ты?

— О расчлененном трупе Виноградова, найденном в понедельник на чердаке его дома. Или этот факт ты тоже будешь отрицать?

— Подожди, дай собраться с мыслями. — Откинувшись на своем троне, он сделал вид, что крайне поражен услышанным. — Ничего не понимаю. Там в баре есть коньяк, если не трудно, плесни мне немного.

— Ну-ну, — выполняя просьбу, ехидно усмехнулся я. — Пьешь, чтобы прийти в себя от чудовищного моего известия?

— Подожди, я в самом деле ни черта не понимаю.

— Выпей, Стригун, и перестань дурачиться. Не смешно.

— Мне тоже. — Осушив просторный бокал, он затряс головой, словно отгоняя наваждение. — А ты меня не берешь на понт?

— На понт тебя будет брать следователь, мне это без надобности. Мне вообще вся ваша история, за исключением говоровских денег, до фени, и уж по крайней мере к окружному прокурору я не побегу.

— Я ничего не понимаю, — после продолжительной паузы решительно сказал он.

— А чего ж тут понимать, пришикнул Дениску — так и скажи.

— Ну, пришикнул, а при чем здесь расчленение тела?

— Наверное, хотел замести следы преступления, — подсказкой помогал я, — а целиком такого лося ты упереть не мог, вот тебе и пришлось тащить его в ванну и там четвертовать. Вспомни, вероятно, ты просто забыл.

— Какое там к черту забыл. Я когда его ухлопал, так опрометью бросился из квартиры. Толком и сам не знаю, как очутился на улице. Только на воздухе пришел в себя. Я всего-то и пробыл у него от силы десять минут. Какое уж там четвертование. Меня в тот момент самого можно было четвертовать.

— Ты в этом уверен? — уже зная, что он не врет, спросил я.

— А то нет. Только недавно он мне сниться перестал.

— Куда попала пуля?

— Пуля вошла над правым глазом. Только Бог свидетель, не хотел я его убивать.

— Это мы понимаем, — саркастически прокомментировал я. — Как в том анекдоте, когда потерпевший Карапетян сам случайно упал на нож, причем семнадцать раз. Молчал бы уж.

— Я и молчу, это ты спрашиваешь. Вот и отвечаю, что к расчленению Дениса никакого отношения не имею. А что случилось с Линдой?

— Подожди. Расскажи мне все по порядку.

— Не хочется мне все вспоминать заново, — зябко передернул плечами жулик. — Ладно, попробую. План операции по обману клиентов и Говорова я задумал давно, еще в середине прошлого года. Собственно, не я его придумал, ибо он стар как мир и все наши эмэмэмы и аналогичные шулерские предприятия, которые действуют по одной проверенной схеме. Все ее знают, но почему-то и по сей час беззаветно и преданно нам верят, очередь с ночи занимают, чтобы отдать свои кровные. А потому, как поется в той песне: «Покуда живы жадины вокруг, удачу мы не выпустим из рук». В общем, с начала года я свой план привел в исполнение. Через подставных лиц открыл в Москве строительную фирму с копеечным уставным капиталом, снял квартиру, посадил туда двух молодых оболтусов, и денежки потекли. Не скажу, чтобы бурным потоком, но ручеек был такой, что напиться мне хватало. Продолжалось это почти полтора месяца, пока в конце февраля на мою деятельность не обратил внимание Говоров. Тогда я понял, что пора сматывать удочки, излишняя жадность еще никому добра не приносила. В последние дни февраля под прикрытием командировки я еду в столицу, снимаю все накопившиеся деньги и разгоняю фирму. Свою городскую квартиру к тому времени я уже продал.

— Оставив для маскировки жалюзи, — подсказал я, вспомнив толстую новоселку.

— Оставив для маскировки жалюзи, — подтвердил Стригун. — В общем, свое исчезновение с глаз Говорова и других заинтересованных во мне лиц я назначил на второе марта, и все было к этому готово. В отношении возможного переезда с Линдой я договорился заранее и первого вечером с нетерпением ждал ее с вещами в своей квартире. В десять вечера раздался звонок. Безо всякой задней мысли я открыл дверь, но вместо Линды на пороге стоял Денис. Сразу почуяв неладное, я спросил:

— Ты чего на ночь глядя приперся?

— Нужда заставила, Анатолий Олегович, — ехидно ответил он. — Вы Линду ждете?

— А тебе-то какая разница, кого я жду, — раздраженно ответил я и хотел захлопнуть дверь, но он просунул в щель ногу и говорит:

— Линда вам привет передает и просит извинения за то, что приехать не может.

— Где она? — впуская его в переднюю, спросил я.

— Далеко, а если хотите ее видеть, то нужно заплатить.

— Ты сошел с ума? За что платить, кому платить?

— Мне платить, за мое молчание и за свою подругу.

— Что за ахинею ты несешь, сейчас же убирайся вон. И учти, завтра о твоем поведении я расскажу Говорову.

— Говорову расскажу я, но только не завтра, а сегодня, — недобро пообещал молодой наглец и, изгаляясь, похлопал меня по щеке.

— О чем ты расскажешь? — все уже понимая, хорохорился я.

— А расскажу я ему о вашей подпольной фирмочке в Москве. О том, что вы продали квартиру и мебель, о том, что завтра утренней лошадью собираетесь рвать когти. О многом мы вместе с вами ему расскажем, собирайтесь.

— Убирайся к чертовой матери! — заорал я, но он только засмеялся, скрутил меня в два счета и хотел нести к машине. — Сколько ты хочешь? — понимая, что иного выхода у меня нет, спросил я.

— Одну треть, — тут же ответил мерзавец.

— Хорошо, — согласился я. — Сейчас я тебе отдам твои двадцать тысяч.

— Вы меня не поняли, одна треть от полутора миллионов составляет пятьсот тысяч.

— Ты чокнулся, парень. Крыша потекла? — удивляясь его осведомленности, возмутился я. — Откуда у тебя такие данные?

— Птичка на хвосте принесла. Но вы не сомневайтесь, она понапрасну чирикать не станет. Так как? Едем к Говорову?

— Подожди, — лихорадочно обдумывая ситуацию, затягивал я разговор.

— Мне ждать не с руки, да и Линда просила вас действовать побыстрее, скучно ей в неволе. Всяк кому не лень может обидеть.

— Ладно, Денис, уговорил, — начал блефовать я, — но тридцать процентов за женщину это очень много, давай остановимся на десяти.

— Согласен на двадцать, — сказал он, и на пятнадцати мы сторговались.

— Ну что же, — разливая коньяк, напомнил я вымогателю, — вези бабу-то.

— Сначала деньги, — усмехнулся он.

— Да ты что, сдурел? За бабками еще в Москву слетать надо, — попробовал я скользкий шар. — Или ты думаешь, я их дома держу?

— Ну вот когда привезешь, тогда свою женщинку и получишь.

Все складывается отлично, он проглотил голый крючок, и теперь можно спать спокойно, решил я, рассчитывая той же ночью скрыться из города. Но Денис оказался умнее, он попросту остался у меня ночевать и предупредил, что отныне не отойдет от меня ни на шаг. Прокантовавшись с ним весь день, я объявил, что сегодня же еду за деньгами, и попросил его пуще глаза беречь Линду. Ухмыльнувшись, он отвез меня на вокзал, купил билет, проследил за моей посадкой, и я наконец вздохнул свободно, рассчитывая уже в Сызрани пересесть на обратный поезд и рвануть в родные места. Ты не можешь представить, каково было мое удивление, когда через двадцать минут, едва мы переехали плотину, он вошел ко мне в купе.

— Я тут подумал, Анатолий Олегович, и решил составить вам компанию, да и, кроме всего прочего, охрана вам не помешает. С такими большими деньгами одному возвращаться не в масть.

Что я мог сказать? Так и водил он меня по Москве, даже в сортир, в кабинку заходили вместе. Что мне оставалось делать? Я понял, что с живого он с меня не слезет. Зайдя для видимости в какой-то хитрый банк, я десять минут сушил мозги управляющему, а выйдя, доложился, что все в порядке, деньги при мне и мы смело можем возвращаться назад.

Черт с ним, смирился я. Отдам ему эти пятнадцать процентов, зато хоть свою Линду заберу. Если бы я только мог предположить, как все обернется.

Домой приехали мы без всяких приключений, и я первым делом попросил вернуть мне женщину. Не споря, повез меня к себе домой, оказывается, держал он ее там. Сразу же, с порога меня шокировала представшая передо мной картина. Какой-то незнакомый полупьяный парень охранял мою любовницу. Она паскудно лежала на диване и глупо похихикивала. Сначала я подумал, что она тоже пьяна, но, присмотревшись к ней внимательней, я заподозрил неладное. Ее подсадили на иглу.

— Ты что же, мерзавец, сделал? — в ужасе закричал я.

— Успокойся, папаша, — ухмыляясь, цинично оборвал меня парень. — Уж больно сильно она у тебя брыкалась, домой очень хотела, орала и отбивалась, а нам этого не надо. Короче, гони бабки и забирай свою телку, правда, я тут ее пару раз трахнул, но ты не переживай, она честно сопротивлялась и даже меня укусила.

— Скоты. Вы же не люди, вы скоты мерзкие, молодые скоты! — кричал я, плохо соображая.

— Ты это, папаша, брось, — встрял и Денис. — Давай деньги и забирай Линду.

— На кой черт она мне такая нужна?! Испортили бабу, вот и берите ее сами, а я платить за нее не намерен.

— Что?! — зверея, зашипел Денис. — Да я сейчас у тебя не пятнадцать процентов, а все бабки вытряхну, забирай свою шлюху, козел.

— Конечно заберу, — сообразив, что допустил ошибку, сдался я. — Куда ж я ее дену, не вам же, скотам, ее дарить.

— Ну и отлично! — сразу же успокоился Денис. — Цибик, это дело надо обмыть. Двое суток не пил, все папашку сторожил. Бухло еще есть?

— А куда ему деваться? — оскалился парень и достал непочатую бутылку. — Кидай кости в кресло, папаша, обмоем сделку.

— Я пить не буду, — опрометчиво отказался я.

— Как это не будешь? — возмутился Денис. — Может быть, последний раз видимся. Нехорошо так расставаться с друзьями. Друзья могут обидеться, хрюкальник начистить и отобрать все баксы.

— Ладно, наливайте, только немного, — сдался я, усаживаясь в кресло.

— Налью сколько положено, а ты пока отсчитай бабки.

— Отсчитаю, если твой товарищ выйдет на кухню.

— Без базара, Цибик, цыц под лавку.

Когда он ушел, я вытащил пачку стодолларовых купюр и, разорвав ее, хотел отсчитать себе десять бумажек. Неожиданно с ножом в руках из кухни выпрыгнул парень. Оттолкнув Дениса, он кинулся на меня. Я едва успел сунуть руку в карман и выстрелить. Парень выронил нож, в испуге отшатнулся, и я увидел, как рухнул Денис. Он упал на спину, загораживая проход. И вот тогда-то я и увидел, что пуля вошла ему в лоб над правым глазом. Испуганный Цибик закрылся в спальне, а Линда начала громко смеяться и хлопать в ладоши. Наверное, это и было последней каплей. Уже мало что соображая, я зачем-то сбросил свою простреленную куртку и в одном пиджаке помчался вниз по лестнице.

— Вниз по лестнице? Почему?

— Не знаю. Наверное, от страха старался поскорее сбежать с места преступления.

— Это понятно, но ведь быстрее лифтом?

— Да, но… Я не знаю, наверное, он был занят. Погоди… Я вспомнил. От лифта я и бежал. Точно, теперь я это хорошо помню. Когда я выскочил из квартиры, он как раз остановился на нашем этаже, и вот-вот должна была открыться дверь. Именно от этого я и бежал. И еще, когда я был уже на втором пролете, я видел, как вслед за мной выскочил этот Цибик, но преследовать меня он почему-то не стал.

— Ты можешь это объяснить?

— Погоди, мне кажется, но я не уверен. В общем, я думаю, его остановили.

— Кто это мог быть?

— Затрудняюсь сказать.

— Этого Цибика ты когда-нибудь раньше встречал?

— Нет, в тот день я видел его в первый и последний раз.

— Опиши мне его внешность.

— Да ничего особенного в нем не было, среднего роста, среднею телосложения. Я бы, наверное, и сейчас прошел мимо него и не узнал. Серенький какой-то. А что по правде с Линдой случилось?

— Повесили ее, уже мертвую. После того, как вкатили сумасшедшую дозу героина.

— Скоты, это он сделал, больше некому.

— Наверное, ну что же, спасибо за информацию.

— Прощай, только расстегни меня, будь добр.

— Это сделает Жанна, я с вашими штуками обращаться не умею.

— Не надо Жанны! — заорал Стригун, и под этот протестующий вопль я вышел.

Моя телохранительница времени даром не теряла. Разыскав в глубинах стригуновского дома спортивную сумку, она с любовью перекладывала в нее деньги. Так что мое появление она восприняла без должного восторга.

— Поехали, Джамиля, я сделал все, что мне нужно.

— Значит, дело за мной, берите деньги, садитесь в машину и ждите меня.

— Может, не надо? — слабо запротестовал я.

— Уходите отсюда к черту, — впервые разозлилась она. — Вы думаете, это очень просто? Все равно как выпить стакан водки?

— Нет, я так не думаю. — Устало махнув рукой, я поплелся вниз по лестнице. — Про тех, что в подвале, не забудь, они тоже, наверное, видели номера машины.

Забравшись на заднее сиденье, я ждал выстрелов. Их, по крайней мере, должно было быть четыре. Сначала один для Стригуна, а потом, через паузу, еще три для его прислуги. Господи, и что за зверства стали твориться в нашем Датском демократическом королевстве, страшно подумать, и лучше быть от этого подальше. Я прекрасно понимал, чем вызваны действия Джамили, другого выхода у нее просто нет, но все нутро активно этому противилось. Кстати, почему так долго? Или перед тем, как отправить их на тот свет, она решила отслужить по ним заупокойную? Неприятная процедура. Наконец-то глухо бухнул первый выстрел и почти следом второй. Господи, прими на Небеси раба своего Анатолия.

Сейчас, по моим подсчетам, она должна была спуститься вниз и устроить там маленькую подвальную казнь, но почему-то со стригуновской майкой в руках она вдруг появилась сама. Ни слова не говоря, села за руль, завела двигатель, и мы тронулись в путь. Только спустившись с горных серпантинов, она остановила машину и нарушила молчание:

— Сейчас ночь, даже скорее утро…

— Без пятнадцати четыре, — уточнил я.

— Паскудное время, на дороге полно голодных гаишников, и они вовсю сейчас шмонают машины. Ищут в основном наркоту, но и от денег не откажутся. Лучше бы нам переждать это время, но его у нас мало, поэтому нужно ехать.

— Так поехали, чего мы ждем-то!

— Ничего, просто я хотела вас предупредить и хорошо бы переложить деньги в багажник.

— Какая разница, если будут шмонать, то найдут и там. А может, лучше подождать? Куда нам теперь торопиться? Не побегут же за нами твои покойники?

— Нет покойников, — как-то равнодушно глядя в одну точку, ответила она. — Покойников нет, а проблемы возникли.

— То есть как это нет? Что же ты, по мишеням упражнялась?

— Нет, я его телохранителям прострелила руки. Я спросила у них, куда стрелять — или в руку, или в голову, они попросили, чтобы я стреляла в руки.

— Господи, да объясни ты толком, я ничего не понимаю.

— А что тут понимать, не смогла я замочить Стригуна, он бился в истерике, плакал и молил меня о пощаде. Тогда я пристегнула его вторую руку к кольцу, взяла еще денег и пошла в подвал. Прострелила мужикам руки, чтобы еще долго не могли открыть дверь, и вышла наружу. Вот и все.

— Час от часу не легче, а как же твои родные, сама ведь говорила…

— Для этого и взяла еще денег, пусть немедленно куда-нибудь уезжают.

— Ты ненормальная.

— Наверное. Баба она и есть баба, вы были правы.

— Но хоть закрыла-то ты их надежно?

— На мой взгляд, надежно, а там кто его знает.

— Что и говорить, с тобой, Джамиля, не соскучишься. Поехали, будь что будет.

В темноте, на освещенной трассе, пост ГАИ был виден издалека. Кроме милицейской машины, возле него стояла «десятка», которую дружно шмонали три мента и собака. Внутренне напрягшись, я поправил чертову сумку и приготовился к самому худшему. Но на этот раз Бог миловал, нас даже не удостоили вниманием, видимо, у сотрудников и без нас было вдоволь пищи. Повеселевшие, мы покатили дальше, надеясь оставшиеся десять километров проехать также непринужденно.

— Так ты говоришь, Стригун молил и плакал?

— Ага, — засмеялась киргизка. — Как только меня увидел, так сразу с кресла вскочил и задергался. Если бы не наручники, точно бы в камин залез. Я чуть было не засмеялась. Он же голый, сам подскакивает, а у него все хозяйство бултыхается. А когда я близко подошла и подняла пушку, его словно парализовало. Вытянулся в струнку, замер и описался, а потом разревелся, вот тогда моя рука и дрогнула. Сама дура, не надо было ему в глаза смотреть, знала ведь, а посмотрела. А он сразу за мои глаза своими и зацепился, скотина! Шепчет, не убивай меня, Жанна, я что хочешь для тебя сделаю. Как же, сделает! Все сначала так говорят, а потом, кроме подлостей, от них ждать нечего. Вот и сейчас, оставила ему жизнь, а как все дальше сложится? Если он тронет моих родственников, я не пожалею его мать. Черт, а эти откуда взялись?! Они-то остановят обязательно, а нам этого совсем не нужно. Держитесь, до деревни не больше пяти километров, не догонят, не успеют, а в деревне они нас хрен найдут! Извините.

Почти сразу она добавила обороты. С коротким, сухим шелестом мы пронеслись мимо двух озадаченных ментов. Сразу затрубив тревогу, они бросились к машине, но, пока заводили и набирали скорость, оторвались мы достаточно. Теперь оставалось молить Бога и старенький двигатель машины, который вдруг начал подозрительно подкашливать. Когда деревенский сверток показался на горизонте, преследователи плотно сели нам на хвост. Если сейчас «копейка» даст сбой, мы будем иметь совсем бледный вид.

Выключив фары, не показывая сигнала поворота, с разгону через встречную полосу Джамиля ушла на деревенскую околицу и прыгучим проселком понеслась к Иссык-Кулю.

— Быстро вытащите из бардачка все, что там есть, и переложите в сумку. Не оставляйте никаких следов. Приготовьтесь, скоро будем десантироваться.

Описав на асфальтовом пятачке какой-то замысловатый круг, мы на скорости врубились в голые кустарниковые заросли. Протаранив их метров на пятнадцать, машина заглохла и встала.

— Быстро дергаем вниз к озеру, — приказала она, — учтите, передвигаться можно, только пока они не остановились, потом — мертвая тишина, — на ходу инструктировала она. — Наша задача — как можно дальше отойти от машины.

— Какая разница, все равно они найдут твоего отца по адресу уже через час.

— За этот час мы будем уже дома и заявим, что кто-то угнал тачку.

— Не поверят, — с трудом преодолевая одышку, возразил я.

— Пусть не верят, но и доказать ничего не смогут, а деньги тем временем будут надежно спрятаны. Смотрите, — показывая на прыгающий свет фар, засмеялась она, — явились не запылились. Долго же они ехали, за это время можно было родить. Давайте скорее, уже немного осталось, а там нас сам черт не найдет.

— Это где?

— Сейчас увидите.

Полузатопленный силуэт баржи одним боком лежал на берегу, зато другой бок был погружен в родную стихию, в него мощно и возмущенно била волна.

— Ты что же, предлагаешь прятаться на этой субмарине? Да ее же будут обыскивать в первую голову и снимут нас, как Мазаевых зайцев.

— Спокойно, Константин Иванович, говорите тише. Никто нас не найдет. Там есть такие места, о которых не подозревали даже матросы. В детстве мы излазали ее вдоль и поперек. Давайте руку и осторожно ступайте за мной.

Скрепя сердце я подчинился. В вонючем брюхе этой ржавой посудины мы отдыхали не меньше четверти часа. Именно столько времени понадобилось нашим преследователям для тотального прочесывания местности. После их отъезда, велев мне оставаться на месте, Джамиля вышла на поверхность и только после тщательной проверки разрешила мне подняться из трюма.

Кустарником, проселком, а потом и огородами мы наконец добрались до ее дома. Проводив меня в летнюю кухню, она отправилась будить отца.

В пять часов утра, сонный и взлохмаченный, он пришел и уселся напротив своей непутевой дочери, заранее готовый к ее очередной проказе.

— Ну что, дочка, как поработали? Где машина?

— Папа, поработали мы хорошо, а вот с машиной тебе придется распрощаться.

— Этого я и боялся, — сразу постарев, ссутулился Сатар. — Ты же знала, что она нас и кормила и поила. У меня нет денег купить новую. Вы разбили ее?

— Нет, она в целости и сохранности стоит в облепихе возле баржи, но ты говори всем, что ночью ее угнали, а мы с гостем спокойно спали дома.

— Слава Богу, что она целая, а там разберемся.

— Да забудь ты о ней. Теперь слушай внимательно. Вам здесь оставаться больше нельзя. С утра, как только откроется сельсовет, ты идешь и отсюда выписываешься.

— Что за еренду ты говоришь? Я здесь родился и хочу здесь умереть.

— Вас могут убить уже сегодня вечером, причем не только тебя, но и маму, и братишек, и сестренок. Мы здорово насолили одному вашему миллионеру, поэтому не перебивай и делай так, как я скажу. После того, как выпишешься, немедленно отправляй всю семью на вокзал, пусть они ждут тебя там. А сам тем временем в самолетных кассах купишь билеты на всех, и не важно, в каком направлении.

— Как это не важно?

— Очень просто, вы никуда не полетите, а поедете пригородным поездом до конца. И только там ты возьмешь билеты до Саратова. А там уж с дядей Садыком решите, как будете поступать дальше. Все, только делай так, как я тебе сказала. С собой ничего лишнего не берите, только самое необходимое, и не вздумай устраивать распродажу скотины и вещей. Попроси соседей, чтоб пока присмотрели, а там решим.

— Боже мой, ты же разорила меня на старости лет. И не только меня — всю семью.

— Не переживай, папа. — Развязав стригуновскую майку, она высыпала содержимое на стол, и Сатару стало нехорошо. — Здесь двести пятьдесят тысяч новых рублей, думаю, этого тебе хватит и на дом, и на машину, и на обзаведение хозяйством.

— Нет, я не возьму, это грязные деньги.

— Грязные, — спокойно согласилась Джамиля. — Но ты их возьмешь, потому что иначе вас убьют. Не надо, папа, пройдет несколько лет, и вы сможете вернуться назад. Ну вот и все, нам пора. Маму не буди, увидимся в Саратове через десять дней.

— Ну что же мне тебе сказать на дорогу? Все равно ты меня не послушаешь. Бог вам в помощь! Сорви ветку сирени, может быть, мы больше никогда сюда не вернемся.


До Алма-Аты мы добирались автостопом и только там позволили себе сесть на поезд. Дальше, вплоть до родного города, ничего экстраординарного с нами не произошло. Прямо с автовокзала по моей просьбе Джамиля позвонила Говорову на работу, а когда он взял трубку, я вежливо поздоровался.

— Константин Иванович, а где ты был целых пять дней? Я тебя обыскался.

— Зачем же меня искать? Я был в командировке по твоему же поручению.

— Неужели? А где ты сейчас находишься?

— На автовокзале. Если ты сейчас же за нами приедешь, то узнаешь много интересного. Но только у меня условие — никого с собой не брать.

— Нет вопросов, через десять минут буду.

Он приехал, вышел из машины, и весь его экстерьер был сплошной знак вопроса.

— Ну как там? — преданно глядя нам в глаза, наконец решился спросить он.

— Отлично. Сирень цветет, и волки воют, от Стригуна тебе пламенный привет!

— Чтоб он сдох, крыса дешевая!

— А Джамиля его назвала кротом, так, по крайней мере, он выглядел, когда она выкуривала его из норы.

— Так вы взяли его тепленьким?

— Здесь есть маленький ресторанчик, и мы с моим телохранителем ничего не имеем против, если Игорь Викторович нас туда отведет. Я правильно говорю, Жанна?

— Да, когда я перенервничаю, мне ужасно хочется есть, а перенервничала я на этот раз капитально, кажется, съела бы целого барана.

— Ну говорите же, не томите, — едва мы успели сделать заказ, заерзал Говоров.

— Анатолий Олегович живет хорошо, поставил на берегу озера средневековый замок и приглашает вас с женой и детьми провести в нем летний отпуск. Еще он просит у тебя прощения за доставленные неудобства.

— А деньги? Что он говорит насчет денег?

— Ах да, чуть было не забыл. Тут он передал тебе небольшую сумму и по получении просил выслать на его адрес уведомление. — Вспоров «молнию» сумки, я позволил Говорову сунуть туда кончик носа, с которого сразу же потекла влага. — Что с тобой? Или ты отказываешься принять его подарок?

— Боже мой! Неужели вы смогли…

— Мы с Жанной еще не то можем. Я правильно говорю?

— Нет вопросов, Константин Иванович, самого Мавроди можем потрясти.

— И вы еще шутите? — вытирая обильное потоотделение, то бледнел, то краснел Говоров.

— А почему бы нам не пошутить? У нас получилось отличное свадебное путешествие.

— Боже мой, — все не мог прийти в себя счастливый строитель. — Неужели он отдал все сполна? Я глазам своим не верю. Надо срочно ехать в офис и все пересчитать. Сами знаете — деньги счет любят.

— Поедем, только ты не суетись, как одесская проститутка под стамбульским докером, дай нам хоть раз в пять дней спокойно пожрать.

— Вы кушайте, кушайте, не торопитесь, а я поеду к себе.

— Нет, дорогой, так дело не пойдет. Во-первых, ты должен с нами расплатиться, а во-вторых, нам еще предстоит узнать, кто подвесил вашу очаровательную мисс Линду, а также разделал труп твоего телохранителя Дениса.

— Так Стригун же, неужели непонятно?

— Нет, он здесь ни при чем. Это сделал кто-то из твоего окружения, а кто — он и сам не знает. Так что, как видишь, отпускать тебя одного рискованно и опасно. Кругом волки, серые, страшные и с зубами, они не имеют жалости к бедному предпринимателю. Они коварны и жестоки. Расчленить труп Говорова для них пара пустяков.

— Не каркай, Гончаров, — неуютно передернул он плечами. — И не скалься, это не смешно. Кто они такие? Вы можете мне сказать?

— Нет, я могу только предположить, но для суда этого недостаточно. Сейчас мы с девушкой докушаем свои киевские котлеты, поедем к тебе в офис и сделаем так…


— Крошка Лоренс! Привет, моя радость! — проходя вслед за шефом в кабинет, бурно приветствовал я это чудо природы. — Как жизнь молодая?

— Хорошо! — кокетливо засмеялась она. — Что-то давно вы у нас не появлялись. Ездили куда-нибудь или просто отдыхали?

— Ну какой без тебя отдых? Весь в работе я, три дня из Москвы не вылазил, — сообщил я и, плотно прикрыв дверь, кивнул Говорову.

— Отлично, просто замечательно! — понимая меня с полуслова, затараторил он. — Вы что будете пить? Чай, кофе? Коньяк, водку?

— Налей нам чуть-чуть коньяка, — согласился я. — И давай не будем откладывать дела в долгий ящик. Мы с дороги, валимся от усталости. Пересчитывай деньги, отдавай наш гонорар, и на этом мы с тобой прощаемся.

— Это мы моментом, — расстегивая сумку, оживился шеф. — С баксами мы позже разберемся. Начнем с деревянненьких.

— Ты смотри, правильно считай, а то потом скажешь, что мы тебя обмишулили.

— Машину не обманешь, — с треском открывая первую пачку, засмеялся Говоров. — Машина существо неодушевленное, и человеческие страсти ей чужды.

— Ты меньше говори — больше делай, а то от радости разболтался как ботало.

— А я и делаю. Уже пять пачек проверил, пока все комильфо. Вы коньячок пейте, не надо на меня обратить внимание. Телевизор включите, будьте как дома. А что он вам, без сопротивления так все и отдал?

— Держи карман шире. Два часа над ним Джамиля трудилась, прежде чем он стал ласковым и послушным. Дважды он от нас сбегал, один раз через свою крысиную нору, а потом и вовсе ушел, как сайгак, в горы. С большим трудом нам удалось его настичь возле самой китайской границы. Была небольшая стычка с пограничниками, и я чуть было не сорвался в пропасть, только чудо и молитва спасли меня. Возблагодарим же Бога за деяния его! Долго ты там еще будешь возиться?

— Уже пересчитал почти половину. А ты рассказывай, рассказывай, занятно брешешь. И где только научился?

— В моем рассказе нет и капельки вымысла, и твои замечания оскорбительны. Поэтому изливать перед тобой душу я решительно отказываюсь. Скажи лучше, где ты намерен сегодня хранить деньги? Уже половина четвертого, и банк может не принять.

— Ничего страшного, закрою их в сейфе — и вся любовь.

— Я бы на твоем месте не делал таких рискованных шагов. Шутка ли — полтора миллиона. Забери-ка их лучше на ночь домой, а с утра прямым ходом отвези в банк.

— В твоих словах есть доля истины, наверное, я так и сделаю.

— Да, и лучше, чтобы об этом никто не знал. У тебя оружие-то хоть есть?

— Откуда, до сих пор не удосужился даже газового пистолета приобрести.

— Это плохо, может быть, тебя сегодня поохранять?

— Да ладно тебе чепуху-то молоть. Ведь никто ничего не знает.

— Тоже верно. Полная конспирация — залог успеха. Закончил, что ли?

— Последняя пачка. Теперь надо все аккуратно сложить.

— И выдать нам причитающийся гонорар.

— По-моему, вы его уже взяли. Не знаю, как Жанна, а у тебя карманы топорщатся от денег. Слушай, а откуда у Стригуна такие суммы? Он ведь дворец, как ты говоришь, себе отгрохал. Неужели он у меня еще что-то закроил?

— Не знаю, но вполне возможно. Я не вижу гонорара.

— И не увидишь, пока я не проверю доллары, а это я смогу сделать только завтра.

— Ну и свинья же ты, Говоров. Во сколько нам завтра к тебе пожаловать?

— Думаю, что часов в одиннадцать будет в самый раз.

— Смотри, чтобы завтра все отдал сполна, — уже из приемной предупредил я.

Дома меня встретили нежно и с любовью. Помыли, накормили и спать положили. Будильник поднял меня через час, в семь вечера. Пора собираться на охоту. В засаду нужно засесть засветло. Захватив по дороге участкового и Джамилю, я подъехал к условному месту, где нас уже поджидал Говоров. Быстро перегрузившись в его фургон, мы отправились по назначению.

Подогнав машину вплотную к заднему крыльцу, он открыл дверцу душегубки, и мы очутились у него на кухне. Почему-то решив, что мы голодаем перманентно, он к нашему приезду приказал накрыть стол прямо среди сковородок и кастрюль.

— Вы не обижайтесь, что на кухне, но я подумал, что в комнатах нам рисоваться не стоит. Все-таки нам предстоит…

— Ты правильно подумал, но лучше познакомь нас с женой и отведи на место возможного представления.

— Я Катя, — исправляя оплошность супруга, сама представилась тоненькая, доходная женщина. — А вы Константин Иванович и Жанна, я знаю. Мне Игорь говорил.

— А я инспектор Оленин, — обиженно вклинился участковый.

— Да-да, — поддержал я околоточного. — Он играет не последнюю роль в деле вашего мужа.

Правда, не знает какую, хотелось добавить мне, но, щадя его чувства, я промолчал.

Гостиная, где нам предстояло немного размяться, была небольшой, не более двадцати — двадцати пяти квадратных метров. Здесь, кроме стенки и мягкой мебели, стояло пианино и катался передвижной бар. Дверь открывалась вовнутрь, и там я сразу определил место для Джамили, сам же, примерившись к плоской платяной секции, решил, что она вполне мне подходит, а щель между створок была просто прекрасна. Оба магнитофона писали чисто и внятно. Немного передвинув кресла, я остался доволен вполне. К приему гостей было все готово, и можно было немного расслабиться. Отправив коротышку на наружный пост и дав ему самый подробный инструктаж, мы сели перед телевизором в молчаливом ожидании предстоящих дел.

— Может быть, вам кофе принести? — поеживаясь то ли от холода, то ли от нервного озноба, предложила Катя. — Чего так-то сидеть.

— Можно, только одну большую чашку. Другой посуды на столе быть не должно. Игорь Викторович, ты с работы уходил последним?

— Да, как и договаривались, в пять тридцать, проверив все кабинеты, я покинул здание с твоей сумкой через плечо.

Потянулись томительные минуты, а потом и часы тревожного ожидания, мы лишь изредка перебрасывались короткими, ничего не значащими фразами. В одиннадцать часов я велел выключить электричество, и теперь при свете телевизионного экрана ждать стало еще тоскливее.

В начале первого в дверь позвонили. Мы с Джамилей моментально заняли свои места. Тихонько ойкнув, Катерина, как и было обговорено заранее, побежала открывать. Почти сразу же на кухне послышался звон разбитого стекла. Похоже, осаду они предприняли серьезную, но ничего, в самом экстремальном случае коротышка должен прийти на помощь. Короткий, сдавленный вскрик Катерины ничего хорошего не предвещал, но я немного успокоился, когда знакомый голос спросил у нее, где найти хозяина.

— В гостиной он, но кто вы такие?

— Ангелы небесные, — врываясь в комнату, заржал он. — Санек, свяжи ее, а я пока Игорешей займусь.

— Андрей? — удивился Говоров, по достоинству оценивая длинный нож и черную маску своего шофера и охранника. — Что за колпак у тебя на голове?

— Узнал? Значит, тебе же хуже будет. Не хотели мы вас мочить, а теперь придется. Нам свидетели не нужны.

— Что за ерунду ты городишь, обкурился, что ли? — совершенно спокойно спросил Говоров. — Иди проспись, а завтра я с тобой крупно поговорю. Мне наркоманы не нужны, и спрячь свой дурацкий нож, а то я вызову милицию.

— Санек, — чуть не лопаясь от смеха, крикнул он подельнику, — давай скорее сюда. Прикинь, этот козел так и не понял, зачем мы сюда прилетели.

— Убирайтесь немедленно вон! — чувствуя себя в полной безопасности, входил в раж хозяин. — Катя, быстро выстави этих негодяев.

— Отдыхает твоя Катя, и ты сейчас займешь место рядом, — пообещал Санек и, бесцеремонно толкнув строптивого хозяина на диван, подставил к горлу нож: — Где бабки?

— Какие бабки? — изобразил изумление Игорь. — Нет у меня никаких бабок.

— Цибик, он действует мне на нервы, я его сейчас замочу.

— Перестань, нам его шкура нужна в последнюю очередь, доставай паяльник, сейчас он у нас разговорится, как пьяный конферансье.

— Отстаньте, я буду звать на помощь! — судорожно вцепившись в пижамные штаны, заверещал Говоров. — Что вы хотите со мной сделать?

— Девочку, да, Санек? — резвился Андрей. — А может, сначала бабу его попробуем?

— Не, она дохлая, как вобла, а у Игорька попец в самый раз. Паяльник готов.

— Прекратите немедленно. Вы у меня завтра же прощение просить будете, на коленях валяться, жопу мне вылизывать.

— Едва ли ты до завтра доживешь. Где деньги, падла? — с раскаленным паяльником приближаясь к обнаженной говоровской заднице, заорал Санек.

— Нет у меня никаких денег, — следуя инструкции, мужественно держался Игорь. — Я дома денег не держу.

— Не суши мозги, бабки у тебя дома.

— Хорошо, возьмите в тумбочке под телевизором, там три штуки.

— Засунь их себе в зад. Где полтора лимона, которые ты принес с работы?

— Откуда вы знаете?

— От верблюда, поджарь его, Санек.

— Не надо-а-а-а! — протяжно завыл Говоров и, честно отыграв роль, раскололся: — Подождите, я вам все скажу. В стенке они, в платяном шкафу.

— Ну вот, а говорил, целка, — оставляя жертву, удовлетворенно заурчал Цибик. — Санек, подержи его пока, я посмот…

Закончить фразу ему было не суждено, потому что прямо на уровне своего сопливого носа он увидел ствол пистолета, который я любезно ему показал. Секундой позже, охнув, повалился Санек, в самое ухо сраженный стройной женской ножкой.

— Бо-о-ольно, — пожалился нам Говоров, потирая на ягодице багровый рубец от паяльника. — Скоты. Мы их прямо здесь кончать будем или за город вывезем?

— Еще чего выдумал! — возмутился я. — Сто лет буду таскаться с ними через город. Здесь и завалим, во дворе и зароем. Ты иди Катю развяжи да приготовь побольше полиэтиленовой пленки, чтоб кухню кровью не забрызгать.

— Так уже все готово. Там и пленка, там и шнуры, чтоб потом перетянуть…

— Ну тогда пойдем, страдалец Андрей, будем готовить твою грешную душу к отправке в заоблачные веси. Довольно ты потоптал эту землю, теперь отойдешь в мир иной, где скоро встретишь и Дениса, и рабу Божью Линду, пойдем помолясь, нам до утра надо управиться.

— Я не виноват, — прохрипел он, с неподдельным ужасом глядя на меня. — Не виноват.

— А кто же виноват? Скажи, и станет легче.

— Это все Лорка-сука придумала.

— А ты в этом уверен?

— Да, только не убивайте меня, и я вам все расскажу.

— У нас есть ровно три минуты, чтобы тебя выслушать и сделать заключение о степени твоей виновности. Постарайся уложиться в регламент.

— Да, конечно, я как на духу… В начале марта Денис — мы с ним вместе служили и скорешились — попросил меня пару дней посмотреть за Линдой, которую он держал у себя дома. Он обещал дать мне за это пять тысяч рублей. Я, конечно, согласился и взялся эту девку сторожить.

— Предварительно подсадив ее на иглу.

— Нет, она сама попросила, я не хотел…

— Ладно, замнем для ясности, пока это не существенно, продолжай.

— Ну вот, прошло три дня, и он приехал с каким-то мужиком, который на моих глазах его пристрелил. У того мужика было много денег. Он Дениса случайно убил, но все равно убил и со страха тут же сбежал, забыв, что приехал за Линдой. Я испугался и тоже бросился бежать, уже открыл дверь, а тут из лифта выходит Лоренс. Она запихала меня назад и, ругаясь, потребовала, чтобы я прекратил истерику и унес труп на чердак. Я ей говорю: ты что же, сдурела? Денис весил под сто килограммов, а во мне и шестидесяти нет. Эта зараза и говорит: разрезай его на части, ну а я ни в какую. Тогда она принялась меня пугать, мол, сейчас же сообщит куда следует и на десять лет я зека. Делать было нечего, я утащил Дениса в ванну, взял нож, но только сделал первый надрез на шее, как тут же потерял сознание. Она, падла, выматерилась и позвонила Валерии Ивановне.

— Кому-кому? — оторопел я, меньше всего ожидая услышать здесь это имя.

— Валерии Ивановне, — повторил Цибик и непонимающе уставился на меня. — Тетка это ее. Через час пришла Валерия Ивановна и быстро разделала Дениса. Ночью я отнес его на чердак, а голову на следующий день закопал в лесу. Я думал, что на этом все кончилось, но Лоренс велела мне и дальше сторожить Линду, она сказала, что рано или поздно за ней явится тот денежный мужик. А если нет, то сама Линда, когда будет в ломке, даст нам его адрес и расскажет, где его искать. Мне надо только еще несколько дней продержать ее на игле. А в субботу она сообщила, что ждать дальше опасно, и вколола ей большую дозу. Потом, когда она умерла, Лоренс ее накрасила и распорядилась, чтобы я через чердак подальше ее отнес и в подъезде подвесил. За это она пообещала устроить меня на хорошую работу и быть моей любовницей. Так оно и получилось. А потом, когда появились вы, она снова зашебаршилась. Говорит, скоро будет дело, готовься.

— Откуда ей об этом стало известно?

— Как же, она ведь прослушивала все ваши разговоры.

— Каким образом?

— Из кабинета Стригуна слышно все, о чем там говорят.

— А откуда она узнала о том, что Стригун нечист на руку и ведет двойную игру?

— Не знаю, это вы у нее спросите. Да только вряд ли вы ее теперь найдете. Она оставалась на улице, а когда поняла, что мы засыпались, конечно же сквозанула.

— Посмотрим, а спросить ее, кажется, подошло время.

Поднявшись, я подал условный световой сигнал, и уже через минуту перед нами предстала крошка Лоренс, слегка помятая неучтивым коротышкой.

— Я ничего не знаю! — сразу же заявила она.

— А мы пока от тебя ничего и не требуем, просто послушай, что о тебе говорят люди добрые.

Подмигнув ей, я врубил запись на прослушивание и велел капитану вызывать наряд да ехать за Валерией Ивановной Гладышевой, квартирной хозяйкой Дениса Виноградова.

На следующий день в одиннадцать часов Говоров молча выкинул передо мной три пачки валюты.

— И это все мне? — ухмыльнувшись, спросил я недоверчиво.

— Да, можешь гулять от пуза… Они фальшивые.

Так разъяснилась последняя загадка — откуда у Стригуна столько денег.