"Избранное" - читать интересную книгу автора (Петров Сергей)
КИНОЦЕФАЛИЯ
(Часть первая)
Господь меня кривиться умудрили вышвырнул на растерзанье музам...Как серый вечер, старый гамадрилидет домой с портфелем и арбузом.Киноцефалия! Большой сырой сарай,ты — слезный край платка, ты — латка к ране...Афишкин голос и мартышкин рай,банальные бананы на экране.Академично пальмы шелестят,и, раздвигая нервные лианы,купальниками алыми блестятлиловогубые дианы.Библейский вечер с долгой бородой,с хвостом в руке сопит в усы: «Осанна!»,увидев, что у зорьки молодой,открывши кран, экранится Сусанна.Заветов субтропический неонпокрыл многоэтажные скрижали.Библейский вечер! Он — всегда не он,он есть Они, ну, а они прижаличисло к числу и слово к слову в стройвогнали кулаком, пером, обухом.Киноцефалия! Стоит сарай сыройразбухшим до величия гроссбухом.А мимо гамадрил идет домойи одобрительно кивает брюхом.Геометрически трезвы умов дворцы,где звонки, как скворцы или болонки,забиты в суть по самый пуп столбцыи непреклонные колонки.Когда ученый кот иль пес влюблен,расчетливо мечтает он и бредит,и сальдо сальное облизывает он,с костями дебет проглотив и кредит.Число к числу — как стаи черных слуг.Киноцефалия! Как много суждено там!Лист или холст развернут, словно луг,где звери и цветы расписаны по нотам.Из падали теребит ворон жир,бараны и коровы на жировке,и жизнь, как музыка, упоена в ранжирв бухгалтерской аранжировке.Заведено уж видно искониу сей хвостатой и всесветной касты,что в сердце всем пихают иск они,как напоказ стооки и очкасты,причесаны, клокасты, но клыкасты.Добром они торгуют и грехом,приказчики, купцы и всепродавцы,на черных воронах летят они верхом,кровавоглазые псоглавцы.А рядом толпы маленьких макаки капуциники — как циники-ребятки,всё скок да скок, и все-таки никак,никак не прыгнуть к жизни на запятки.А если ты закис и захандрил,то, чтобы снова мог найти зацеп ты,тотчас является мудрец и врач мандрилвыписывать столичные рецепты.Зады подняв, как знамена без дыр,наигрывая на последней стрункеблюз «Трын-трава», на весь крещеный миррезвятся львиные игрунки.Надулся холст высоких парусов.Не празднуй труса! Заняты романом —и без купальников, и без трусов —на полотне Диана с Павианом.Киноцефалия! Огни, огни, огни!(С огнем играть — не то что чиркать спички.)Согнем в дугу! — они, они, ониво сне бормочут по привычке.Они вгрызаются в чужой изъян,и скалится во мгле дилемма злая:собачьей жизни нет без обезьян,а обезьянничать нельзя без лая.Великий раб себе стругает гроб,на всё посвистывает он сквозь пальцы,и, на глаза надвинув лоб,не видит он, судьбы своей холоп,что в душах, как в скитах, сидят страдальцы,что у лесов бывают постояльцы,что есть еще бесштанные скитальцы,что питекантропы укромных ищут троп,что бегают мечтать неандертальцы.В музей таких! В нейлоновый футляр!Забрать от посетителей в перила!И стой, антропоморфный экземпляр,какая-то последняя горилла!И скачут танцы всех манер и вер,все по нутру — тангу, по рангу — танго.И падает из глаз, как из пещер,последняя слеза орангутанга.И к оной архаической слезепечально тянет руки шимпанзе.Киноцефалия! Ты — Веды и Коран,ты — Библия, ты — Лия и Ревекка,ты — давнее преданье человека,ты — свету на пути расставленный экран,ты — ванькино евангелие века.Киноцефалия! Я сам стеченье числ,как черных рек в отчаянной отчизне.Я сам — баланс и мука коромысл.Киноцефалия! Я сам и крив и кисл,как труп мертвецкий на своей же тризне.Да только что же проку в укоризне?Авось и есть трегубый смыслпообезьянничать в собачьей жизни.
(Часть вторая)
Киноцефалия! Святой ломбард! Амбар,куда сумбурные уложены пожитки!Рабов и бар безбожный бар,их обирающий до нитки,чтоб голый мир забрать в смиренную рубашку,чтоб не шатались души нараспашку,чтобы прикрыть прекрасный райский срам...Сарай вселенский! Хрюкающий храм!Прихрамывая, прешь ты по буграм,по выбоинам, по горам, по ямам —страной экранов, и картин, и рам,ценой утрат и травм, расплатой мелодрам,потопом Ноевым всемирных телеграмм, —по трактам, автострадам и дворам,и полотняным море-окияномревет со всем оркестром окаяннымтрагический трам-тара-рам.Проходишь краем кривд и косоглазых правд —и сохнет дерево, одно на весь ландшафт,и сохнет дерево — от мудрости досрочной,и сохнет дерево — от дури непорочной.Сухое дерево три века проскрипит,печать скрепит проскрипции законом —и душу вон! Возвысясь над амвоном,перед наляпанным, что клякса, фономхрипит в дуду и врет в три горла Еврипид,священнодействует Софокл над саксофоном,и шествует прохвост, профан и солдафон,ликуя ликами и кулаками,и сам Аристофан расписывает фон,где птицы спарились лукаво с облаками.Киношествует в новшествах Эсхил —котурны он таскает как бахилы.Сатурново кольцо вертится что есть сил,и дурно пахнут хилые ахиллы.Киноцефалия —конец и край!Хвост, бюст и талия,валяй — виляй!Киноцефалия,знай дуй-играй!О киноцефалический,три-ум-фаллический,о обезьяний рай!Природу раствори, как зыбкое окнов тяжелом воздухе, махровом, густопсовом!Мигает в сумраке бессонном полотноафинским и ночам и совам.Циклопий глаз горит. Кренит, как борт, экран.Топочет он что конь. Сухое море взрыто.Хохочет хор харит. Кряхтит подъемный кран.Грохочут барабаны и копыта.Разодрана завеса. В царство бытаЗевеса выслали. Уже кипит Титан,и книга Соломонова раскрыта.Из плексигласовых часов текут пески.Стоит сырой сарай, как скиния тоски.Совиный глаз горит. С Еленою паритна планере Парис, парит не уставая,и хорохорится хохлатый хор харит, —о моровая грусть и мудрость мостовая!Киноцефалиябежит за мной,держа за талиювесь шар земной.Мать твою молниюи в шар, и в ось!Эх, кабы кол в нее!Авось, авось!А бородач, смотря на ню да инженюпатриархально, матримониально,мамон почесывает: Ин женюсынов своих, покуда на корню,невесткины охальства извиню, —всё лучше, чем оженятся повально!Где взять русалочек, кикимор и шишиг?У этих шаг — не шаг, а только шик,лошадки заводной заученная походь.Но могут страсти истинной отгрохатьна грош или на шиш. От каждой вспышки — пшик.Шагает пшют как шах, за ним трясется похоть.Киноцефалия! Моя, моя насквозь,пока не околею я, калека!Авось пронжу, как нож, авось проткнусь, авосьрожусь из жути с видом человека!Киноцефалия! Отплюнь меня, отбрось!Авось хоть час с тобой побуду врозь!Ты — Библия от века и до века,ты — филькина слепая фильмотека.Мы выродки твои и мигом цугом минем,а ты — как вечный караван-сарай.Помянем мы тебя авосем иль аминем?Хвост, бюст и талия — играй, играй!Я, как платок, закапан и заплакан,закопан до корней на смертную полынь,посажен на кол и поставлен на кон;но как мохнатый павиан-диакон,вращаясь звероликим зодиаком,на радость скорпионам, львам и ракам,тельцам, и козерогам, и собакам,мартышкам, гамадрилам и макакам —всей пастью, и всей шерстью, и всем мракомне возглашу тебе: Аминь!И вечной памяти тебя я не предам,не гряну с хором «Взбранной воеводе...»,как пьяный поп пустившись по природепритопывать в косматом хороводе,вытаптывать в безумном огороделихое «Во саду ли» по грядам.Киноцефалия! Был ясень, да засох.Киноцефалия! Гляжу я вбок, как Бог.И странничаю я в пространстве драномза страшным и раскрашенным экраном,где самого себя окликнул я врасплох.Киноцефалия! Зачем тебе дрожится?Зачем рожается чужая рожа вкось?Зачем дешевкой жизни дорожитьсяи, как собака, сторожить ложитьсяложь — истину, пробитую насквозь?Ужели с жалостью придется подружиться?Ужель с ужимками мне суждено ужиться,и сам я — трижды маленький Авось?