Петров ВладиславВремя под колоколом

ВЛАДИСЛАВ ПЕТРОВ

ВРЕМЯ ПОД КОЛОКОЛОМ

...Осени старая лошадь скачет своей дорогой. Осени старая лошадь с красною бородою, на губах - пена, а за осенью - дух океана и блуждающий запах могильного тлена. Эти дни, что с небес ниспадают, как пепел, этот пепел, который должны разнести по земле голубки, эти нити, сплетенные забытьем и слезами, это время, дремавшее долгие годы под колоколами, эти ветхие платья, эти женщины, видящие, как падают снежные хлопья, эти черные маки, взглянув на которые, люди прощаются с жизнью - все мне попадает a

руки, которые я подымаю к дождливому небу...

П. Неруда "Осень"

Карлос II, король

Его католическое величество возвращался в Толедо из Эскориала в дурном расположении духа. Часть пути он проделал верхом и теперь, утомленный, сидел, забившись в угол кареты, и по старой привычке грыз ногти.

Он ощущал, как в глубине души поднимается волна черной желчи, и с непонятным даже ему самому наслаждением ждал, когда она окончательно созреет и выплеснется наружу. Болезненно самолюбивый, он словно специально взвинчивал себя: гнев, как наркотик, освобождал его от страха за свое королевское достоинство.

Против ожидания пребывание в Эскориале не развлекло короля. Строительство нового дворца продвигалось медленно - не хватало денег. Карлос знал об этом, но все равно вид полувозведенных поросших мохом стен удручающе подействовал на него. Замок-дворец выглядел символом всего, что делалось в гигантских королевских владениях: размах, претензия на величественность, мрачность и... неоконченность.

Хозяйство страны находилось в совершенном расстройстве. Увеличение налогов и конфискация золота, поступающего из Америки, помогали мало. Карлос уже подумывал над тем, чтобы по примеру отца, короля Филиппа II, объявить государственное банкротство.

Казна была пуста - все съедали многочисленные войны.

Бурлили Нидерланды, строила козни Франция, вероломная Англия, кишащая еретиками, мешала властвовать на море. И даже дома, в Испании, Карлос не чувствовал себя спокойно. Всюду мерещились заговоры, проклятые лютеране плодились, как черви из гнили, и, казалось, никакие костры не в состоянии выжечь эту заразу.

Королевский кортеж перевалил по мосту Алькантара через надоенную осенними дождями Тахо; колеса застучали по мостовой. Карлос вялой рукой сдвинул занавеску.

День близился к вечеру. Убранная золотом карета неслась по притихшим улицам Толедо, и редкие горожане, как мыши, спешили забиться в щели и подворотни, чтобы не попасться на глаза своему отцу и заступнику - своему королю.

Дон Кристобаль, чиновник инквизиции

В то самое время, когда вереница экипажей, сопровождаемая отрядом конной гвардии, приближалась к Алькасару, толедскому замку его величества, чиновник инквизиции дон лиценциат Кристобаль обедал в компании королевского альгвасила Камачо.

В обязанности дона Кристобаля входило знать все, что происходит в Алькасаре: он принадлежал к изобильной армии здешних соглядатаев. В сумрачных покоях замка он обычно пристраивался где-нибудь с краю, прятал лицо в капюшон и смиренно склонялся над молитвенником. Придворные при его появлении прикусывали языки, но дон Кристобаль и не рассчитывал на их откровения и просиживал сутану на жестких скамьях для отвода глаз.

Нужные сведения и без Того текли к нему верным непересыхающим ручейком: альгвасилы и повара, портные и камеристки, прачки и сторожа, дружбой с которыми, иной раз довольно-таки своеобразной, он не гнушался, снабжали его разнообразной информацией. Ему оставалось только отделить зерна от плевел и донести драгоценные крупицы до своего покровителя дона Мануэля де Сааведра, секретаря великого инквизитора.

Камачо, знакомый с закоулками замка не хуже, чем лиценциат с прелестями своей экономки, был для него человеком незаменимым. Впрочем, и дон Кристобаль, случалось, оказывал альгвасилу всякие мелкие услуги.

Близость с чиновником инквизиции столь же опасна, сколь и полезна; поэтому сотрапезник лиценциата, боясь сболтнуть что-нибудь лишнее, предпочитал помалкивать.

Он часто прикладывался к кувшину и по любому поводу согласно кивал. Разговор шел о гибели в Эскориале шута Диего.

- Все в руке Божьей,- назидательно говорил дон Кристобаль, приступая к десерту.- Господь призывает к себе лучших. Никто из шутов не был так близок к его величеству.

- Он был добрым католиком,- вторил Камачо.- На аутодафе в день Пречистой Девы он сам вызвался поджечь костер.

- Теперь место Диего свободно. Остальные шуты чересчур глупы. Правда, остается еще Себастьян, но, мне кажется, он в немилости у его величества.

- Вы, лиценциат, как всегда, правы. Король никогда не простит Себастьяну ту дурацкую выходку.

- Какую выходку? Я ничего об этом не знаю.

- Но вы сами сказали, что Себастьян в немилости...

- Я сказал: мне кажется... Но я не знаю ни о какой выходке.

Камачо растерянно заморгал и потянулся к стакану. Как-то само собой каждый раз получалось, что дон Кристобаль ставил его в тупик. В Алькасаре вряд ли нашелся бы человек, не знавший, в чем провинился Себастьян, но .дворцовая челядь старательно обхо57 дила эту историю. Слишком плохо она грозила закон литься, и, значит, лучше всего было держаться от нее подальше.

Карлос II, король (продолжение)

После вечерней молитвы у его величества разболеласьголова: давала себя знать усталость. Но он отверг пред ложение лейб-медика поставить пиявки: с детства хранил стойкое отвращение к этом противным тварям. Ребенком он постоянно болел, потом здоровье поправи лось, но в наследство от тех лет так и остались непропорционально большая голова, узкая впалая грудь, кривые ноги и тшательно скрываемая, но все равно очевидная ненависть к тем, кого природа наделила более благородной внешностью.

Может быть, как раз поэтому всем придворным Каряос предпочитал шутов, чьи физические недостатки обычно превосходили его собственные. Но королевская благосклонность обходилась шутам недешево.

Карлос ничем не выразил своего недовольства медленной постройкой дворца, когда слушал в Эскориале объяснения архитектора де Эрреры. Но его раздражение нередко выходило наружу весьма странным образом.

Увидев на верхушке недостроенной стены траву, проросшую между плохо пригнанными камнями, он вдруг приказал шуту Диего, который околачивался поблизости, немедля вырвать ее.

Ослушаться горбун не посмел. Уже ухватившись за злосчастные стебельки, он сорвался и упал на заготовленные строителями гранитные глыбы. Похоронили шута с почестями: все-таки он был дворянином и умер на службе у короля. А сам король, подавленный происшедшим, не находил себе покоя. Крайне мнительный, он узрел в смерти Диего недоброе предзнаменование и, бессильный унять тревогу, как гноем, наливался тоской и ненавистью.

Камачо, альгвасил Дон Кристобаль уже ополоснул руке в тазике, поданном экономкой, и всем своим видом показывал, что его ждут дела, но Камачо уйти не спешил. Неприятный осадок, оставшийся от разговора о Себастьяне, бередил ему душу; хуже всего было, что дон Кристобаль без сомнения запомнил этот разговор. Требовалось направить мысли инквизитора в другое русло, и Камачо, как нельзя кстати, вспомнил, что несколько дней назад лиценциат осведомлялся о Гойкоэчеа, купце из Кордовы; после этого вокруг купца, как по заказу, начали твориться малопонятные вещи.

- Чуть не забыл, лиценциат! Помните, вы спрашивали о Гойкоэчеа? сказал он, ковыряя ногтем неровную поверхность стола.

- Гойкоэчеа? Кто это? Впрочем, все равно расскажите, у вас это хорошо получается.

Служба во дворце кое-чему научила альгвасила: он не стал удивляться короткой памяти собеседника, а просто изложил суть дела.

- Месяц назад у моей сестры, она содержит дом на улице Санто-Доминго, поселился некто Мигель Гойкоэчеа с двумя слугами. Он сказал, что ожидает товар из Кордовы, и заранее арендовал подвал для его хранения. Товар, однако, так и не прибыл. Спустя несколько дней один из слуг куда-то исчез, а самого купца будто подменили. То он с утра до вечера запирается у себя в комнате и, похоже, занимается алхимией, то целый день пьянствует с кем и где попало. А вчера сестра слышала в его комнате лай. Она утверждает, что не могла ошибиться...

- Ну и что из этого следует?

- Как же, лиценциат! Этот пес не кто иной, как превращенный слуга. И еще: в день, когда слуга исчез, из подвала, занятого Гойкоэчеа, повалил зловонный дым. Я сам был тому свидетелем. Гойкоэчеа объяснил происшедшее так, будто он уронил свечу на солому, но в подвал никого не впустил. Нет, лиценциат, здесь наверняка не обошлось без колдовства!

- Вы повторите это, если придется, на Святом суде?

Камачо энергично закивал. Некоторое время дон Кристобаль молчал, прикидывая, как отнестись к сообщению альгвасила.

- Вы правильно поступили, дорогой Камачо, рассказав мне о Гойкоэчеа. Если его вина будет доказана, он понесет наказание. Пока же прошу вас никого в это дело не посвящать, не стоит раньше времени поднимать шум. Хотя ваш рассказ не имеет никакого отношения к Себастьяну, с которого, собственно, и начался наш разговор,- тут дон Кристобаль улыбнулся,- я должен заметить, что вы хорошо понимаете долг истинного христианина. Когда представится случай, я обязательно доложу об этом его преподобию.

- Вы вхожи к великому инквизитору?! Я вам так благодарен, лиценциат!

- Мы Оба исполняем свой долг. Выпьем за дружбу!

- Ваше здоровье, лиценциат!

- Ваше здоровье, дорогой Камачо!

Карлос II, король (продолжение)

Давило в висках, в голове словно играла какая-то далекая музыка. Карлос сидел в кресле, обитом сафьяном, и зябко потирал руки: как всегда, поздней осенью Алькасар насквозь пропитывался сыростью. Повсюду в королевских покоях пылали жаровни: даже благовонные свечи не могли перебить запах гари.

Продиктовав несколько писем,- за этим занятием он мнил себя настоящим монархом,- Карлос решил размяться. Он любил бродить в темноте по замку, наводя страх на дворцовую челядь. И горе тому, кто давал повод обрушиться королевскому гневу.

Но в этот вечер Карлосу не повезло. Он долго ходил полутемными коридорами, но, кроме стражи, здоровенных гвардейцев, таращивших глаза от изумления, навстречу ему никто не попался. Пажу, несшему факел, король против обычая приказал идти позади себя - боялся, что свет вспугнет жертву. Поэтому каждый раз, делая поворот, он попадал на мгновение в кромешную тьму. Противная музыка в голове продолжала звучать, но теперь к ней примешивалась другая мелодия, приходящая откуда-то извне. Король остановился и прислушалcя: играли на лютне. Он спустился по ступенькам, толкнул дверь под лестницей и замер на пороге небольшой комнатки.

Камачо, борец за веру

Выйдя от дона Кристобаля, Камачо не пошел ночевать в казарму альгвасилов, а направился к сестре на улицу Санто-Доминго. Там он выяснил, что купец, услав кудато слугу, сидит в трактире, и не преминул этим воспользоваться. Дав указание сестре следить, чтобы Гойкоэчеа не застал его врасплох, альгвасил отворил окно на втором этаже и выбрался на каменный бортик, опоясывающий дом. Накрапывал дождь. Едва не поскользнувшись - о, святая дева Мария! - он добрался до балкона кордовца и, перекинув грузное тело через перила, заглянул в комнату.

Его чуть не стошнило. На столе в лохани, накрытой стеклянной крышкой, лежала мертвая собака, точнее то, что от нее осталось: очертания собачьего трупа с трудом угадывались в жирном студне, в который он расползался прямо на глазах; по студню волнами проходила мелкая дрожь. На лавке валялась необычная маска, совсем непохожая на те, что горожане мастерят для народных гуляний. Круглые глаза маски зловеще блестели, а оттуда, где полагалось быть носу и рту, свисала гофрированная трубка; видно, маска предназначалась для какихто особых колдовских обрядов. Над лавкой, на полке, стояли два больших сосуда из странного будто бы прозрачного материала, но не стеклянные. Внизу, на полу, лежали еще какие-то предметы, но из-за сгустившихся сумерек понять, что это такое, было невозможно...

Камачо не был особенным храбрецом, от лицезрения бесовских вещей его начал пробирать страх. Не желая далее искушать судьбу, он отправился в обратный путь; того, что он увидел, с лихвой хватало для любого доноса.

Оправившись от испуга, он потребовал перо и бумагу и принялся подробнейше описывать злокозненные деяния кордовца, присочиняя, впрочем, для пущей связности кое-что от себя. Он вдруг вспомнил, что заметил в комнате разъятую на части фигурку с короной на голове и что некий голос сообщил ему о чудовищном злодействе, приготовляемом против его католического величества.

Искреннее желание послужить святой церкви естественным образом сочеталось у альгвасила с намерением потуже набить кошелек: согласно находящемуся в силе эдикту императора Карла, деда нынешнего короля, половина имущества вероотступника передавалась человеку, раскрывшему ересь. На столе же, рядом с мерзкой лоханью, Камачо приметил изрядную горсть португалов - каждая монета в четверть ладони. Столько золота разом он видел едва ли не впервые в жизни; его ожидал богатый улов, при том условии, конечно, что золото не превратится в щепки н камни, чего всего надо опасаться, имея дело с колдунами.

Себастьян, шут

Посреди комнаты стоял стол, на нем блюдо с марципановыми пирожными. На лавке в обнимку с полногрудой девицей сидел, пьяно качаясь, лейтенант немецкой гвардии, а на полу, привалившись спиной к стене, полулежал хозяин комнаты шут Себастьян и наигрывал на лютне.

При появлении Карлоса девица, побелев, вскрикнула, лейтенант поперхнулся вином и только шут спокойно поднялся и вопросительно уставился на короля.

Внешность Себастьяна была примечательна: на раздвоенную верхнюю губу свисал длинный бугристый нос, морщинистый лоб наискось пересекался фиолетовым рубцом, который не могла скрыть жидкая прядь волос неопределенного цвета, вокруг глаз темнели круги, а подобная пергаменту желтая кожа на щеках блестела так, будто ее старательно надраили бархоткой.

Несколько мгновений король и шут молча стояли друг против друга: одного роста, оба сутулые, Себастьян - в обычной для шутов красно-желтой одежде с капюшоном, Карлос - весь в черном, и только на туфлях его тускло поблескивали серебряные пряжки.

Наконец, губы Карлоса тронула легкая усмешка. Он провел водянистым взглядом по стенам и, так ничего и не сказав, стремительно удалился. Едва затихли королевские шаги, из комнаты, как из зачумленного места, ринулись гости шута. Оставшись один, Себастьян пожал плечами и, взяв лютню, снова уселся на пол.

В королевские шуты он попал четыре года назадего в дар Карлосу, накануне вступившему на престол, преподнес герцог Альба. Король остался доволен подарком: в его коллекции не было столь редкостного монстра. Но вскоре у Себастьяна выявился существенный недостаток: шут оказался неразговорчив, а Карлос не любил молчунов, подозревая в молчании скрытую крамолу.

Впрочем, для Себастьяна все кончилось не так уж плохо: благодаря удивительному безобразию его оставили при дворе. А место подле короля занял желчный горбун Диего, говорливый до умопомрачения.

Со временем о Себастьяне почти забыли, но он сам напомнил о себе странным и дерзким образом. Это случилось незадолго до поездки Карлоса в Эскориал.

Однажды, когда король совершал ночную прогулку, из темной ниши раздался окрик: - Стой! Кто идет?!

- Король! - отвечала охрана, уверенная, что это ктото из стражников.

Но в ответ блеснула сталь мушкета.

- Поворачивайте назад, или я буду стрелять! -г закричали из ниши.- Это не король! Наш король красив и добр. Разве эта образина может сравниться с ним?!

Охрана застыла в замешательстве. Тут заговорил Карлос: - Вы, сударь, рискуете совершить роковую ошибку. Я - король...

- Поднесите факел к его лицу! - потребовал нападавший.

- Поднесите факел,- повторил Карлос глухо.

Паж приблизился к королю.

- Ближе, ближе! - закричал нападавший и кричал до тех пор, пока Карлос, испугавшись жара, не отшатнулся. Тогда нападавший выпрыгнул из своего убежища и отбросил мушкет. Стража сбила его с ног. Капюшон слетел у него с головы.

- Что это значит, Себастьян?-спросил Карлос, узнавший шута.

- Горе мне, ваше величество! Я спутал вас с одним еретиком, по которому давно плачет костер. Из-за меня вы чуть не изжарились. Нет мне прощения! - завсхлипывал шут, скрученный по рукам и ногам.

- Отпустите его. Это всего лишь шут,- сказал король и попытался улыбнуться, ибо не подобает властелину всерьез принимать проделки шута.- Не думал, Себастьян, что ты способен на такое остроумие. Я запомню это.

У обитателей замка, которых король запоминал, частенько случались желудочные колики со смертельным исходом...

Камачо, борец за веру (продолжение)

Окончив писать, Камачо добавил к выпитому у дона Кристобаля пару стаканов вина и, не вставая из-за стола, задремал. Разбудили его голоса в коридоре. Через замочную скважину он сразу признал Гойкоэчеа и его слугу. Ругая себя на чем свет стоит за то, что заснул не вовремя, он сунул за пазуху бумагу с доносом и побежал следом за ними. Его распирало от желания узнать новые подробности страшного преступления.

Когда альгвасил выскочил на улицу, купец уже кудато исчез, а слуга неторопливо двигался к центру города.

Он миновал архиепископский дворец, обогнул собор, чей остроконечный шпиль терялся в тяжелых облаках, и вышел к Алькасару. Дальше начало твориться непонятное: если бы не позднее время и дождь, разыгравшийся не на шутку, могло показаться, что слуга вышел прогуляться. Он петлял, неизменно возвращаясь ко входу в замок, и Камачо плелся за ним все с меньшей охотой.

Альгвасил промок до нитки, устал, хотел спать; к тому же шуршащая за мундиром бумага напоминала ему, что дело уже, в сущности, сделано.

Наконец, зерна сомнения дали всходы, и Камачо юркнул в переулок, собираясь пойти отоспаться перед предстоящим посещением инквизиции. Не успел он сделать и двyх шагов, как налетел на человека в сутане.

Дон Кристобаль, заклинатель бесов

Когда альгвасил, пачкая чернилами пальцы, лихорадочно подбирал слова, соответствующие разоблаченному злодеянию, дон Кристобаль находился в церкви СантаМария ла Бланка на церемонии изгнания бесов из бродячего старика, бывшего владельца рыбной лавки, потерявшего все свое состояние во время пожара. Богопротивные бесы побудили старика выдавать себя за святого Франциска. Он ходил по городу с сумкой, полной пепла, и, осыпая им прохожих, утверждал, что одаривает их золотом. Стараниями брата Антонио, знаменитого заклинателя, бесов из старика изгнать удалось, но сам он, не выдержав близости с нечистой силой, испустил дух.

По дороге домой инквизитор догнал человека, судя по одежде - купца. Поравнявшись с ним, он сказал:

- Все отменяется. Шут погиб в Эскориале.

- Чудесно. Мы опять пустили петуха. Полчаса назад Гален пошел на встречу с ним.

- Нужно предупредить его.

- Вот и предупреждайте, иначе он будет ждать шута до потери пульса!

- Но это еще не все. Есть новость похуже...

- Вам отказали в должности великого инквизитора?

- Бросьте паясничать! Брат хозяйки подозревает вас в колдовстве. Он не решится донести, не посоветовавшись со мной, но надо быть готовыми ко всему.

- Мы и так ко всему готовы.

- Вы плохо понимаете, где находитесь...

- Это вы ничего не понимаете. Какая разница - где? Снявши голову, по волосам не плачут. Страшнее того, что с нами произошло... пятьдесят тысяч лет назад... Позавчера казнили еретика, упорного в заблуждении, что Земля не есть пуп Вселенной. Исповедник, в нем было что-то от Клоуфа, изобретшего трансмутационную камеру, спросил его: "О чем ты плачешь? Уж не о своей ли загубленной душе?". "Я плачу по тебе",- ответил приговоренный. Святой отец, бьюсь о заклад, размышлял над его словами до самого ужина. Бедняга!..

- Возьмите себя в руки, Киор! От вас разит за три лье!

- За четыре! За пять! За десять лье! Но не вином - мертвечиной. От меня будет нести падалью, если даже низвергнется дождь благовоний!.. Как вы думаете, Голох, есть в вас душа или нет? Она, вероятно, появилась, когда вы одели эту шкуру. Может быть, ненастоящая, как вы сами, но все-таки появилась, а, Голох? Если так, ее надо спасать!..

- Свою душу, как вижу, вы уже спасаете. Идите в гостиницу, проспитесь. Вы гений, вам необходимо беречь себя. К утру я постараюсь найти вам с Галеном новое пристанище.

- Ищите и обрящете. Место мертвечины в могиле!..Киор, он же купец Гойкоэчеа, остановился посреди улицы, истерически рассмеялся.

Дон Крнстобаль хотел что-то возразить, но лишь протестующе взмахнул рукой, прибавил шагу и поспешил к замку.

Карлос II, король (продолжение)

После того как король побывал у Себастьяна, его настроение неожиданно улучшилось. Возвратясь к себе, он изволил узнать у дежурившего в приемной графа де Куэнья о самочувствии его супруги, недавно разрешившийся от бремени. Затем отдал короткое приказание начальнику стражи, велел подать согретого вина и лег спать.

Засыпая, он снова вспомнил Диего, будто наяву, увидел распростертое на каменной плите его маленькое тело. И еще вспомнил, как Диего говорил ему о летучем яде, вдохнув который, любое еретик прямиком отправится в ад. Некие купцы искали, по словам шута, на этот яд покупателя.

Толк в ядах при дворе знали. Сообщение Диего вряд ли вызвало бы у короля особый интерес, если бы не одно обстоятельство: шут утверждал, что яда у купцов невообразимо много, столько, что хватит на пол-Европы.... Если разбросать сосуды с ядом,- задремывая, прикинул Карлос,- по всей Фландрии, то... Выгоды такого предприятия невозможно было предугадать. Ну а если смерть заберет, кроме проклятых еретиков, кого-нибудь из истых католиков в подобных вещах его величество отличался реализмом - так, значит, предопределено свыше: их души, возвышенные мученичеством, пребудут в вечной благодати... Как бы то ни было, купцов стоило найти. Платить им совсем необязательно: производство яда - дело противозаконное, от него пахнет серой.

А можно и заплатить...

Мысли Карлоса спутались, и он заснул.

Как раз в тот миг, когда его величество опочил, несколько дюжих молодцов ворвались в каморку под лестницей, которую десять минут назад покинул шут Себастьян.

Дон Кристобаль, заклинатель бесов (продолжение)

Галена инквизитор нашел без труда и... сразу заметил, что за ним следят. Придя в себя от этого открытия, он пронесся по параллельной улице и занял удобную позицию в переулке. Через секунду на расстоянии вытянутой руки от него прошел Гален, раздались шаги идущего за Галеном человека. Дон Кристобаль напряг внимание, чтобы получше разглядеть соглядатая, но тот резко свернул и едва не сбил инквизитора с ног...

Ничего не подозревавший Г.ален продолжил свой путь.

Из Алькасара ему навстречу вышел человек в одежде шута.

Себастьян, шут (продолжение)

Выйдя из дворца, Себастьян направился к воротам Пуэрта дель Соль, возле которых снимал комнату; он не любил Алькасар и по возможности не оставался там ночевать. Не успел он углубиться в лабиринт узких и темных улочек, как кто-то тронул его за плечо. Себастьян отскочил в сторону, схватился за рукоять кинжала: нежданная встреча в столь поздний час ничего хорошего не сулила.

- Я вас давно поджидаю, дон Диего,- сказал остановивший его незнакомец.

- Вы, сударь, обознались. Правда, я имею честь состоять в шутах его величества, но зовусь Себастьяном. Что же касается Диего, то он не придет. Господь призвал его к себе...- Себастьян молитвенно сложил руки.

- Он умер?!

- Sic transit gloria mundi![Так проходит земная слава (лат.) ] He могу ли я вам его заменить?

Незнакомец задумался.

- Дон Диего обещал свою помощь в одном деле. Если вы вхожи к королю...

- Расстался с ним час назад,- не покривил душой шут.- В чем состоит ваше дело?

- Нам необходимо получить аудиенцию у его величества, но так, чтобы об этом знали только король, вы и мы.

- Мы? Вы, сударь, не один?-Себастьян с глупым видом начал оглядываться по сторонам.- Для чего вам нужна аудиенция?

- Я не могу вам сказать. Это тайна, слишком опасная для тех, кто к ней прикасается. Но знайте, мы вам хорошо заплатим.

Из переулка вывернул ночной дозор.

- Уж не хотите ли вы убить его величество?! Эй, стража! - крикнул Себастьян, впрочем, не очень громко.

- Погодите. Уверяю вас, все делается в интересах короны.

- Тем более вам нечего бояться. Что вам нужно от короля?

- Пытаясь узнать больше, чем необходимо, вы рискуете...

- Вы мне угрожаете?! Эй, стража!..

- Хорошо. Приходите утром на улицу СантоДоминго. Третий дом от церкви по правой стороне. Мы вам заплатим, мы вас засыплем золотом,- зашептал незнакомец, но, увидев, что к ним спешит сержант, начальник дозора, отступил в подворотню; Себастьян, случайно оказавшийся в проходе, предупредительно отодвинулся, чтобы не помешать ему.

- Что здесь происходит? - строго спросил сержант, однако, узнав шута, смешался: никогда не знаешь, на какую каверзу способны шуты.

- Ничего страшного, приятель. Я иду с поручением, - Себастьян состроил многозначительную мину,- а ночь чересчур темна. Не могли бы вы дать мне провожатых?

И через минуту он удалился в сопровождении двух алебардщиков.

Дон Кристобаль, заклинатель бесов (продолжение)

Когда дон Кристобаль узнал в преследователе Галена своего друга альгвасила, у него отлегло от сердца.

Больше всего он боялся, что Камачо успел донести и за Галеном идет человек инквизиции. Что же касается Камачо, то он от изумления не мог сказать ни слова.

Некоторое время оба молчали.

- Ба! Да это вы, дорогой Камачо! - наконец нарушил тишину' дон Кристобаль.- Что за важное дело вытащило вас из дому в такую погоду?

- Важнее не бывает, лиценциат,- похвастал альгвасил и принялся рассказывать свои последние приключения.

Слушая его, дон Кристобаль одобрительно кивал.

- Кто еще знает об этом? - спросил он, опуская руку в прорезь сутаны, когда Камачо, довольный собой, остановился.

- Кроме нас с вами, никто. Но, я думаю, пора сообщить об этом куда следует.

- Пора,- сказал инквизитор, пропуская альгвасила вперед.

- Вот и я говорю! - воодушевился Камачо.- Дело пахнет костром, ведь так?!

- Конечно, так...

- И все это дойдет до короля, как вы думаете?

- Несомненно дойдет...

- И значит, я могу рассчитывать на...

Камачо рухнул, захрипел. Кинжал вонзился ему в спину по самую рукоять. Дон Кристобаль нагнулся, посмотрел в мертвеющие глаза альгвасила и спихнул его в придорожную канаву.

Себастьян, шут (продолжение)

Приказу его величества об аресте Себастьяна не суждено было исполниться. Когда люди короля, не найдя шута в Алькасаре, явились в его квартиру у ворот Пуэрта дель Соль, они нашли ее пустой и холодной.

Себастьян в это время изучал дом, указанный незнакомцем; им оказалась небольшая гостиница с трактиром на первом этаже и комнатами постояльцев на втором.

Закончив наблюдения, шут убедился, что улица безлюдна, и вмиг, явив недюжинную ловкость, взобрался на козырек над входом, а с него на бортик, еще хранящий следы альгвасила Камачо.

В комнатах было темно, и лишь из одной, выходящей на балкон, пробивалась наружу полоска света. Перебравшись через перила, шут встал на цыпочки и увидел сквозь щель распластавшуюся на стене тень сидящего человека. Ее время от времени заслоняла другая тень: тот, кому она принадлежала, безостановочно ходил по комнате. Пытаясь увеличить угол обзора, Себастьян оперся на дверь...

Дверь - она оказалась не заперта! - приоткрылась, и шут услышал слова, которые так подействовали на него, что он едва не вскрикнул.

Киор, он же купец Гойкоэчеа

- Монах не порадуется вашей решительности, - заметил Киор, когда Гален, вбежав в комнату, с места в карьер рассказал о разговоре с Себастьяном.- Нам и так наступают на пятки, и лишние сложности...

- К черту монаха! За годы, проведенные среди здешних тупиц, он сам превратился в одного из них. Ему нужна осторожность? Пусть подавится ею! Я не для того ввязался в это дело, чтобы дрожать по углам. Я хочу быть свободным в своих действиях. Абсолютно свободным!

- Не знаю, как насчет абсолютной свободы, но относительную мы теперь можем потерять. Кто поручится, что шут не пишет сейчас донос?

- Не пишет. Я обещал ему деньги, много денег. Ради денег они здесь готовы продать и Господа Бога, и короля, и мать родную...

- А если шут станет исключением из правила?

- Ну и сидите в этой вонючей дыре! - взвизгнул Гален.- Ждите, пока монах ввезет вас в рай в золоченой карете Карлоса. Вот увидите, когда мы будем ему не нужны, он продаст нас при первой возможности. Со всеми потрохами! Оптом и в розницу!

Он подскочил, нервно заходил по комнате. Здесь мало что изменилось с того часа, когда ее разглядывал Камачо, лишь лохань стояла на полу. Поверхность студня, матово блестя, отражала огоньки свечей; он превратился в совершенно однородную массу, угадать его происхождение было уже невозможно.

- Вы всерьез полагаете, что придет время, когда монах сумеет обойтись без нас? - не скрывая иронии, спросил Киор.

- Нет, я полагаю, что рано или поздно мы сумеем обойтись без монаха. Помогите мне, и я не останусь в долгу!

- И вы знаете, что мне нужно?

- Вы получите все, что захотите. Мы еще станем живыми богами, Киор!

- Может быть, может быть... Дух захватывает, как представлю: мы с вами, изображенные с нимбами вокруг голов в часовне Алькасара.

- Иначе зачем мы здесь?

- В самом деле - зачем? Сбежать из бессмертного благоденствия, чтобы сунуть головы в пекло. Зачем?

- А затем, что в благоденствии у всех есть все, все одинаково бессмертны. А мы должны стать единственными. Мы - и толпа! Мы - и королевство! Мы - и цивилизация!

- Нечто похожее я много раз слышал от Голоха.

- Голох тоже иногда говорит умные вещи.

- Вы прелесть, Гален! Надеюсь, вам воздастся по вашим намерениям. Но скажите, положа руку на сердце, неужели вам никогда не хотелось бросить все это и просто пойти подышать дождем? Осени старая лошадь скачет своей дорогой... Вам знакомы эти стихи?

- Хомология - не моя специальность. Тем более стихи, они здесь заумны.

- Зато в них есть душа. Вы никогда не задумывались, что такое душа? Сочини подобное кто-нибудь у вас, служба безопасности быстро трансмутирует его на предмет удаления вредных примесей. Следовательно, душа - это вредная примесь.

- Вечно вы все запутаете. Я вам так скажу, первое, что мы сделаем, придя к власти, это попытаемся перетащить сюда трансмутационную камеру. Процессом необходимо управлять.

- Отличная мысль! Голох и вправду говорит иногда умные вещи. Жаль только, что он не любит стихов. Осени старая лошадь скачет своей дорогой, осени старая лошадь с красною бородою...

- Глупо и непонятно.

- Дело в том, что вы, Гален, не романтик. Давайте откроем дверь на балкон. Слышите, падают капли?

Осень - это печаль и надежда на то, что завтра будет весна. И боязнь не дожить...

- По-моему, тут и так сквозит. Но - как хотите.

Киор встал, отодвинул штору.

Карлос II, король (продолжение)

Карлос вскрикнул и проснулся.

Натянул на худые плечи одеяло и обнаружил, это не одеяло, а балахон с прорезями для головы и рук и что сам он не лежит в постели, а идет впереди толпы. Позади в размытом, будто молоком разбавленном воздухе темнели монашеские рясы, колыхались хоругви инквизиции и в центре, на самом почетном месте, возвышались обитые бархатом носилки с изображением Пречистой Девы.

Священники взревели "Верую" и - страх, непонятно откуда пришедший, прополз между лопаток Карлоса. Он оглянулся, чтобы увидеть страшное, но по-прежнему размеренно брели монахи, а за ними - хористы, поющие псалмы, а за ними - чиновники и придворная челядь, а за ними - бичующиеся, кающиеся и осужденные, и люди - много, много людей, держащих лампадки, огоньки которых, сливаясь в тумане, образовывали причудливые фигуры.

Внезапно пелена исчезла, огоньки соединились в один громадный костер, и Карлос понял, что это аутодафе, где жертва - он. И тогда он побежал, что есть мочи, так, что сердце забилось быстрее мысли. Обернулся на бегу, желая крикнуть на помощь, но - онемел, взглядом попросить поддержки, но - ослеп, услышать хоть чейнибудь голос, но - оглох.

Костер, шурша,- так ползет змея по осенней листве,- настигал его. Балахон липко охватил ему руки и ноги, сдавил горло. Заключенный в ткань, будто в кокон, он упал, пополз, царапая землю, и, наконец, смирился, бессильно захрипел - точно грешник во время пытки водой, роняя с губ зеленую пену. Еще миг и - пламя обняло его холодными языками.

Карлос вскрикнул и проснулся.

Дон Кристобаль, он же Голох

Замешательство Себастьяна продолжалось недолго.

Бесшумно спрыгнув на землю, он отступил в нишу перед входом и... почувствовал упершееся в бок острие кинжала. Одновременно шею ему захлестнула удавка, правда, не настолько сильно, чтобы он не мог, хотя и с трудом, дышать.

- Что вы делали на балконе? - прошептали шуту в самое ухо.

- Был в гостях.

- И заодно шпионили!

- Там живут мои друзья.

- Которых вы покидаете, минуя дверь?!.

- Разве есть указ, запрещающий это?

- Кто тебя послал, шпион?! - Рука, держащая кинжал, нетерпеливо дернулась, клинок скользнул в сторону, оставив на теле Себастьяна неглубокий, но болезненный след.- Отвечай! Или я прирежу тебя, как собаку!

Наверху стукнула дверь. Послышался голос Киора.

- Отличная, отличная погода, Гален... Небо плачет по нам!

Напавший свистнул. Киор перегнулся через перила, вгляделся.

- Это вы, Голох?

- Впустите нас,- сказал дон Кристобаль.

Камачо, альгвасил (постфактум)

Сквозь рваные тучи проглянула луна. Священник с мальчиком-служкой, несшим святые дары, возвращался от умирающего.

- Самая что ни на есть бесовская погода. Того и гляди свалишься в грязь,- бормотал он, неловко ступая между лужами.

Словно в подтверждение этих слов, мальчик споткнулся. Священник замахнулся, собираясь наградить его подзатыльником, но вместо этого охнул и схватился за вышитый на груди крест. Из канавы торчала человеческая нога.

Укрепив свои силы короткой молитвой, они вытащили тело на дорогу. Священник полез к нему за мундир послушать, не бьется ли сердце. Сердце молчало, но рука наткнулась на сложенный вчетверо намокший листок бумаги. Священник развернул его и долго вертел перед глазами, подставляя тощему лунному свету корявые строчки...

Голох, он же чиновник инквизиции

- Помогите связать его,- сказал дон Кристобаль, вталкивая шута в комнату.

Лицо Галена вытянулось.

- Этот человек обещал устроить нам аудиенцию у короля.

- Вот как? - усмехнулся инквизитор.- Но все равно давайте веревку. Так будет надежнее.

- Лучше веревка, чем этот мерзкий кинжал! - выкрикнул Себастьян.Свяжите же меня в конце концов! Не то он зарежет меня от испуга! Давайте веревку!

- Он недаром ест свой шутовской хлеб,- сказал Киор.

Инквизитор срезал шнур от портьеры, заломил Себастьяну руки за спину. Шут не сопротивлялся.

- Все, что мог обещать этот человек,- ложь.- Дон Кристобаль проверил крепость узлов.- Он куда ближе к гаротте, чем к покоям короля.

- Объяснитесь, Голох! - решился возразить Гален.Я сам вышел на него.

- Именно поэтому, наверное, он только что следил за вами!

Гален уставился на Себастьяна.

- Верно,- невозмутимо подтвердил тот,- я наблюдал за вами. Нужно было убедиться, что имеешь дело с друзьями.

- Убедились? - насмешливо осведомился дон Кристобаль.

- Не заметил ничего, что бы могло повредить его величеству.

- Похвальная забота о пользе его величества. Вы с ним большие друзья, не так ли?

- Вы мне льстите.

- И не думал.

Дон Кристобаль сел, вытянув ноги к огню, и подробно рассказал все, что знал об отношении короля к Себастьяну.

- Сплетни - пища слабоумных. Служителю церкви следует тщательнее отделять правду от вымысла,- сказал шут, когда инквизитор закончил говорить.

- Я учту ваше замечание,- с поклоном ответил дон Кристобаль.

За дверью раздался грохот.

Дон Мануэль, секретарь великого инквизитора

Несчастный альгвасил еще лежал возле сточной канавы, когда сочиненный им донос попал на стол секретаря великого инквизитора дона Мануэля де Сааведра.

Почтенный дон Мануэль сидел, чинно сложив руки на животе, и делал вид, что не спит. Залезть под большое пуховое одеяло, непрестанно грезившееся ему, не было никакой возможности - его преподобие предпочитал работать ночами и сейчас находился у себя в кабинете. Дон Мануэль мог потребоваться ему в любую секунду.

Доставленная бумага сразу вернула секретаря великого инквизитора в рабочее состояние. Его преподобие прилагал в последнее время немало усилий для увеличения доходов церкви, но Карлос не спешил подписать соответствующий эдикт: по причине скудости государственных средств он пытался экономить даже в делах веры. В надежде сделать короля сговорчивее великий инквизитор использовал каждый повод показать ему, что еретическая зараза еще отнюдь не уничтожена и лишь благодаря инквизиции не получает дальнейшего распространения.

Дон Мануэль вспотел от удовольствия, представив, как его преподобие с присущим ему одному искусством извлечет из каракуль покойного альгвасила очередную блестящую комбинацию, вплетя в нее и морисков, продолжающих читать арабские книги и давать детям арабские имена, и иудеев, тайно справляющих субботу, и лютеран, гореть им в геенне огненной, и, вполне возможно, кое-кого из ревностных католиков - всех, на кого ему укажет провидение.

Голох, он же чиновник инквизиции (продолжение)

Гален выскочил наружу и тут же вернулся, одной рукой держа за шиворот хозяйского слугу, а другой топор для рубки мяса, который тот обронил под дверью.

- Мы услышали шум на лестнице, и хозяйка послала меня узнать, не случилось ли чего,- испуганно озираясь, забормотал слуга.

- Лжешь, нечестивец! - выступил вперед дон Кристобаль.- Именем Господа нашего заклинаю: говори правду!..

Увидев зеленый крест на сутане инквизитора, слуга воспрянул духом.

- Она сказала... сказала, что все вы предались дьяволу. Она побежала за помощью...

- Кто еще в доме?

- Никого.

- Гален! - выразительно взмахнул рукой инквизитор.

Взметнулся топор - брызнула кровь, глухо упало тело.

Киор, оцепенев, вжался в стену. В противоположном углу комнаты заворочался, пытаясь встать с пола, связанный шут.

- Надо уходить,- сказал дон Кристобаль.- Киор, соберите самое необходимое. А я пока поговорю с этим...- Он пнул шута ногой.- Отвечай, кто послал тебя?! Отвечай!

Дон Мануэль, секретарь великого инквизитора (продолжение)

...И завертелась святейшая машина. Ковровый занавес перед входом в покои великого инквизитора еще колыхался, а дон Мануэль, вышедший от его преподобия, уже спешил отдать распоряжения. Указания, полученные им, были предельно ясны: взять злокозненных колдунов немедля и учинить следствие.

Дон Мануэль прислушался к крикам собирающихся в патио солдат и, немного подумав, приказал приготовить портшез. Колдуны, чтобы избежать правосудия, нередко, как известно, превращаются в жаб, мышей или иных угодных дьяволу тварей. Дабы этого не случилось, секретарь великого инквизитора решил лично проследить за арестом.

Голох, он же чиновник инквизиции (продолжение)

- Кто послал тебя?! Кто?!.. Откуда ты?! Говори!

Дон Кристобаль наотмашь ударил шута по лицу.

- Но если вы ошибаетесь? - сказал Гален. Отчаявшись добиться толка от безучастно застывшего Киора, он поспешно вынимал из шкафа предметы, которые привели бы в восторг любого алхимика, и запихивал их в сумку.

- А если нет? Моя ошибка будет стоить жизни только ему, ваша - всем нам. Мы не можем рисковать. Кто послал тебя?! Говори! - инквизитор поднял брошеный рядом с трупом слуги окровавленный топор.- Послушай, гаер. Ты, похоже, неглуп и должен понимать, что не уйдешь отсюда живым. Но если ты скажешь правду, то умрешь сразу, без мучений. Иначе я освежую тебя, как эстремадурскую свинью. Я буду отрубать от тебя по кусочку. Вот так! - он воткнул топор в пол.

Порыв ветра распахнул незапертую дверь, в комнату ворвался холодный, настоенный на дожде воздух. Заметались, силясь оторваться от оплавленного воска, огоньки свечей.

- Эти нити, сплетенные забытьем и слезами, это время, дремавшее долгие годы под колоколами...нелепо шлепая разбитыми губами, произнес шут.

Киор судорожно вздохнул, прикусив губу, словно боясь вскрикнуть.

- Симулирует сумасшествие,- сказал инквизитор, переложил топор в другую руку, примерился, замахнулся...

Карлос II, король (продолжение)

Карлос поднялся, глотнул травяного настоя, затхлого на вкус, но, как уверяли медики, целебного для почек; постоял, вслушиваясь. Было тихо, только потрескивала жаровня да возились собаки в соседних комнатах.

Ночь сквозь темно-синие стекла на окнах казалась аспидно-блестящей подобно мантии великого инквизитора. Ассоциация, посетившая короля, не была случайной: зависимость от церкви тяготила его величество.

Инквизиция, верная, но ненасытная служанка, вела себя столь требовательно, что Карлос, вынужденный уступать, нередко сам оказывался в унизительно -подчиненном положении. Одна мысль об этом лишала его уверенности и ощущения крепости своей власти.

Он давно уже искал способ поставить великого инквизитора на место. И вот, кажется, такая возможность могла появиться. Летучий яд - хороший козырь не только в борьбе с еретиками. Если все, что рассказывал Диего, правда, его преподобию придется поумерить свой пыл. Ведь кое в чем тогда можно будет обойтись и без инквизиции...

Карлос забрался под одеяло, прикрыл глаза. Представил войну необычную, без крови и разрушений. Представил поверженные без единого выстрела вражеские войска. Представил пустынной Францию, представил пустынной Италию, представил пустынными Нидерланды, Англию, обширные владения арабов и турок.

Перевернулся на другой бок, вздохнул и заснул ровным спокойным сном.

Киор, он же купец Гойкоэчеа (продолжение)

Дон Кристобаль замахнулся... подался вперед, теряя равновесие... упал - в мертвых глазах застыло удивление.

Киор сжимал разрядник, небольшую коробочку с торчащей из нее тонкой трубкой, с такой силой, будто хотел его раздавить. Гален шагнул к нему.

- Наконец-то вы решились! Но почему вы не предупредили меня?!

- Назад! - крикнул Киор, направляя трубку на него; голос Киора дрожал, сам он был весь, как в лихорадке.

На улице зашумели; по потолку заметались отсветы факелов.

- Бежим, будет поздно! - сказал Гален.

- Помогите шуту...

Гален развязал Себастьяна. Шут встал, потирая затекшие руки.

- А теперь идите! Бегите! Быстрее уходите отсюда! - сказал Киор.

- А вы?

На лестнице затопали. Гален выхватил из сумки на поясе коробочку, такую же, как у Киора, выбежал из комнаты.

- Я знал, что рано или поздно выйду на вас,- сказал Себастьян.

- Снимаю шляпу перед службой безопасности,ответил Киор.

С лестницы неслись звуки борьбы...

Дон Мануэль, секретарь великого инквизитора (продолжение)

- Путь до дома, где свили гнездо слуги дьявола, был недолог, но все же достаточен, чтобы дон Мануэль успел погрузиться в свои мысли. А думал он о...

Несколько лет назад осведомитель донес ему, что один из чиновников инквизиции овладел философским камнем и обращает металлы в золото. Дон Мануэль не стал преждевременно поднимать шум, а под благовидным предлогом пригласил этого чиновника к себе. Разговор получился кратким и ошеломляющим. Чиновник, некий лиценциат дон Кристобаль, без обиняков предложил секретарю великого инквизитора вступить в долю, и дон Мануэль не выдержал искуса. Ничтоже сумняшеся, он -легко дал убедить себя в том, что суть занятий лиценциата далека от дьявольских наущений. Доносчик, сведший его с лиценциатом, через день, случайно оступившись, сломал себе шею, а дон Кристобаль, приобретший покровительство дона Мануэля, попал на службу в Алькасар, не менее почетную, чем обременительную.

...С тех пор дон Кристобаль время от времени тайно появлялся у секретаря великого инквизитора и вручал ему увесистые кошели, ничего не требуя взамен. Иногда, впрочем, он интересовался направлением мыслей его преподобия и высказывал небесполезные для святого дела идеи, которые дон Мануэль при случае излагал великому инквизитору как свои собственные.

- Дон Мануэль привык к подношением лиценциата, как к чему-то само собой разумеющемуся, и, вероятно, принимал бы их, не задумываясь, еще Бог весть сколько, но лозавчера к нему явился некто, не назвавший себя, и потребовал донести на дона Кристобаля великому инквизитору, или - что даже лучше для вас, сказал незваный гость,- без шума отправить лиценциата к дьяволу, где ему, несомненно, уготовано место. Иначе...

Дон Мануэль хорошо понял, что значит это "иначе"...

...От невеселых мыслей его отвлекли крики. Он выглянул из портшеза и увидел мечущиеся в свете факелов тени.

Эро, брат Киора

- Снимаю шляпу перед службой безопасности,- сказал Киор, стараясь говорить медленно и, как ему казалось, спокойно.

- При чем здесь служба безопасности?

- Выходит, это королевский шут и никто иной знает стихи, которые будут написаны через четыре века?

- Служба безопасности ни при чем, Киор. Разве ты не понял, кто я? Я Эро!

- Кто?

- Эро. Твой брат.

- Брат? Может быть... Как там у них станут говорить: все люди братья, так?

- Киор, что произошло с тобой?

- Со мной? Ничего! Но не со мной произойти могло. Тут,- Киор кивнул на баллоны, стоящие на полке,идеальное средство уничтожения. Попадая в организм, вызывает мгновенную смерть с последующей утилизацией останков. В санитарном отношении - незаменимо. Хватит на пол-Толедо.

- И вы хотели предложить свои услуги Карлосу?

- И при случае занять его место. Его величество Гален Первый. Звучит великолепно, не хуже, чем Карлос Второй. Между ними есть даже портретное сходство. Не замечали?

- Сколько вас?

- Теперь двое - Гален и я. А это Голох.- Киор подошел к трупу инквизитора, закрыл его полой сутаны.Ему проще других было выйти на короля или великого инквизитора, но он предпочитал таскать каштаны из огня чужими руками. Хитрый лис, но так и не понял, кто есть королевский шут. Был еще четвертый, Пютер, но он умер - вдохнул препарат. В этом корыте то, что осталось от собаки, которая четырнадцать часов назад тоже вдохнула препарат.

- Пютер тоже... так?

- Почти. Мы не могли ждать долго, и Гален ускорил реакцию с помощью пожара.

- Это ужасно, Киор...

- Служба безопасности, полагаю, видывала и не такое. Вы что, знали его?

- До своей последней трансмутации он был резидентом академии хомологии в Испании двадцатого века и служил при Франко. Неужели ты ничего не помнишь?!..

- У службы безопасности вопросов по существу больше нет? - Киор резким, плохо рассчитанным движением сорвал с двери портьеру, бросил ее на лужу крови, натекшую рядом с трупом слуги, потом, пересиливая себя, нагнулся и натянул ее на скрючившееся в агонии тело.

- Где вы храните газ?

- Все здесь. Раньше хранили в подвале, но хозяйка что-то заподозрила.

С улицы выстрелили. Посыпалось стекло на балконе.

В дверях появился разгоряченный Гален.

- Я придержал их! - крикнул он, размахивая разрядником.- Надо уходить верхом на соседнюю крышу. Идемте, Киор!

- Я никуда не пойду.

- Вы с ума сошли!

Киор сел.

- Прощайте, Гален!

Гален подбежал к нему.

- А-а... я понял! Вы решили сыграть в одиночку с помощью этого урода. Но это вам...

- Я успею раньше,- сказал шут, выбросив вперед руку с разрядником.

Гален попятился, недоуменно уставясь в темный зрачок трубки. На его лице отпечаталась смутная догадка.

- Вы!..- задохнулся он.- Вы!..

Пущенная снизу пуля влетела в комнату и, срикошетировав, сбила на пол один из баллонов. Он, шипя, завертелся под ногами у Киора. Гален метнулся к лавке, схватил маску, так испугавшую альгвасила Камачо, и бросился прочь из комнаты.

...На лестнице, вытянувшись,- голова ниже ног - лежал человек, убитый Галеном. Его рука мертвой хваткой сжимала факел, с которого на деревянные ступени стекали огненно-черные жирные капли.

Гален, бесовская фигура

Дон Мануэль вылез из портшеза. Вокруг суетились люди. Какая-то женщина, судя по всему хозяйка дома, хрипло крича, воздевала руки к небу. Два человека лежали без движения у входа в дом.

- Смотрите, дьявол! Дьявол! - закричал полуодетый, распатланный горожанин, выхваченный шумом из постели.

Суматоха усилилась. Дон Мануэль посмотрел вверх и увидел на крыше странную фигуру. Вместо головы на плечах у нее было нечто непонятное нечеловеческое.

Фигура остановилась, взмахнула рукой и-короткая молния, отделившись от руки, впилась в носильщика портшеза. Тот, не вскрикнув, свалился под ноги дону Мануэлю. Фигура тем временем оказалась у края крыши и замерла. До соседнего дома было не больше восьми локтей - если бы она взвилась в воздух и перелетела туда, никто, наверное, не удивился бы, но фигура застыла в замешательстве. Этого хватило, чтобы дон Мануэль опомнился.

- Стреляйте! Да стреляйте же! - приказал он.

Тотчас раздался выстрел.

Дьявол, будто испугавшись пули, засуетился - оттолкнулся от края, но поскользнулся в последний момент и, как-то неловко, по-лягушачьи, растопырив конечности, упал в простенок между домами.

Люди окружили его, но вплотную подойти побоялись.

Прошла минута, другая - они все теснее сжимали кольцо, когда дьявол, лежащий ничком, шевельнулся и жалобно застонал. Сразу все стало на свои места: солдаты перевернули тело на спину, и все увидели на голове упавшего маску.

Маску сорвали, наклонили над телом факел. Секретарь великого инквизитора вгляделся в искривленное страданием лицо и отшатнулся: у его ног лежал человек, предлагавший разделаться с доном Кристобалем.

- Помогите ему,- сказал дон Мануэль и, чтобы его поняли наверняка, выразительно коснулся шеи ребром ладони.

Из дома, где засели колдуны, потянуло дымом...

Эро, резидент академии хомологии Киор смеялся долго, с надрывом, замолкал и начинал снова - все никак не мог успокоиться.

- Ты уже приготовился умереть... героический шут его величества... Какое у тебя было лицо... Мужественное!.. Здесь со дня смерти Пютера воздух. Обыкновенный воздух! Понял?!.. Я нейтрализовал газ! Я! Понял?!..

- Я рад, что это сделал ты.

- Ничего ты не понял, ничего! Пропади они все пропадом, я спасал не их! Иная жизнь. Иной разум. Иное понимание времени. Кто они для нас? Букашки из сопредельного пространства...

- Непростые букашки! Представляю, как обрадовался Голох, когда обнаружил, что своим вторжением вы расщепили их реальность и создали ответвление, о котором никто не подозревает. Я никак не мог поверить в это, и только когда горячка на тридцать лет раньше срока унесла Филиппа и воцарился недоумок Карлос...

- Голох все равно видел в каждом - гранде, солдате, угольщике, даже в самом короле прошедших трансмутацию сотрудников службы.

- Излишняя бдительность простительна бывшему контролеру. В службе он слыл виртуозом выявления вредных примесей, через него сотни попали в принудительную трансмутацию.

- Как оказалось, не излишняя.

- Киор, ты, правда, ничего не помнишь? Я - Эро, твой брат, резидент академии. Ты провожал меня в институте транспортировки. Перед отправкой я предостерегал тебя против Голоха и Пютера, мы поспорили изза них...

- Мне безразлично, кто ты. Но Голох говорил, что здешний резидент бесследно исчез. Либо он погиб, либо...

- Вот именно: либо! Я отключился от ретранслятора информации и изменил внешность.

- Служба карает предательство полной трансмутацией.

- Невозможно предать то, чего нет. Я устал. Я так устал, что расхотел жить. Я думал, меня убьет Карлос, но он промедлил.

- Забавно: один мой брат живет в прареальности, и за ним наверняка охотятся ищейки службы, а другой, в сущности, он же, в реальности, которую создали мы, выслеживает нас. Причем этот другой тоже создан нами, что, впрочем, не остановит службу, сумей она дотянуться до него.

- Да, я искал вас. Но меньше всего ожидал, что вы - это ты и Голох. Ты в такой роли...

- Голох часто повторял, что не мы выбираем роли, а роли нас.

...В комнате запахло паленым.

Карлос II, король (продолжение)

Карлосу снилось, что он ребенок. Не королевский сын, не инфант принц Астурийский, а обычный ребенок.

Просто ребенок.

Его лицо, вдруг утратив дегенеративные черты, стало похоже на усталое лицо глубоко несчастного человека, захваченного внезапно вспомнившейся детской мечтой и оттого забывшего все свои нынешние тяготы.

Карлос спал и улыбался.

А те, кого он послал арестовывать Себастьяна, томились, борясь со сном, в засаде у ворот Пуэрта дель Соль.

Киор, производное от Киора

Запах гари сочился из каждой щели. Киор открыл дверь, но тут же захлопнул - лестница горела. Он повернулся к шуту.

- Вот и все. Может быть, ты попробуешь уйти через балкон?

- Один?

- Мое существование - нонсенс.

- Я остаюсь.

- Из-за меня? Великодушно, но глупо. Ты брат Киора, но я-то не Киор. Киор попал на трансмутацию не по своей воле. И не по приказу службы. Пютер заманил его в институт транспортировки, а там... Они не ограничились его обликом. Им требовался Киор-синтезиолог, не более того, поэтому они оставили в нем... во мне от Киора только то, что посчитали нужным для думающего механизма. А сам Киор превратился во вредную примесь.

- Ты бы ничего не узнал об этом, если бы они сделали так.

- Мне рассказал Пютер прежде, чем вдохнуть препарат. Он не выдержал, убил себя...

- Не верю! - перебил шут.- Стихи! Почему они не стерли их?!

- Сочли безопасными. Не хотели лишать Киора привычной духовной среды, боялись получить из трансмутационной камеры импотента от науки. У них уже имелся печальный опыт - Гален. Такое же производное от Киора, как и я.

- Гален - это Киор?!.

- Нет, не Киор. Тебе придется смириться: от Киора сохранилась только матрица где-нибудь в архивах службы безопасности. Есть Гален и я - две биоконструкции без вредных примесей. Но я строптивое создание... Теперь ты понял, почему я нейтрализовал газ?

- И почему ты убил Голоха.

- Когда ты вспомнил стихи... Что-то повернулось во мне...

- Время под колоколом. Это наш с тобой детский пароль.

- Я не помню этого.

За окном под петушиное пение просыпалась Европа, в которой уже не будет ни поражения "Непобедимой армады", поскольку не будет самой армады, ни Реставрации в Англии, где революция сразу станет "славной" и не потребует королевской крови, ни всеевропейской грызни за Испанское наследство, потому что наследство сие к моменту, когда испанский монарх отойдет в мир иной, не оставив после себя отпрыска мужского пола, окажется крайне незначительным.

Да мало ли еще чего не будет в этой Европе.

Зато в ней будет досрочный экономический крах Испании, ускоренный взбалмошным правлением Карлоса и последующей чехардой на престоле, французская экспансия в Италии, где Франция поспешит заполнить вакуум, вызванный ослаблением Испании, кровавый дележ христианского мира, в котором одинаково рьяно - то заключая друг с другом союзы в самых немыслимых комбинациях, то воюя друг против друга - примут участие все европейские государства от мала до велика.

Да мало ли еще чего будет в этой Европе.

Эро, человек

Огонь, которому стало тесно внутри дома, с шумом выплеснулся из окон первого этажа. Толпа, с каждой минутой растущая, торжествующе ухнула.

- Чем они лучше Голоха, Пютера, Галена, меня?

Чем?! Они - люди? - Киор рванул узкий ворот рубахи; дышать было почти нечем.

- Они еще не люди. Они еще вылупятся в людей. А мы уже одряхлели и смердим, не успев умереть. У нас есть служба безопасности, но цивилизации нет. Мы передоверили свою судьбу трансмутации, мы вертимся по кругу, знаем все наперед и потому не живем. Мы отказались рожать детей, зачем нам дети, если трансмутационная камера всегда готова омолодить нас и заодно освободить от вредных примесей, мешающих строить светлое будущее? Но за такое бессмертие надо платить - и мы забыли, что значит ждать, верить, надеяться, что значит любить. Мы разучились жертвовать! Нас хватает только на болтовню о своем великом предназначении, мы лелеем свой комплекс неполноценности и - больше ничего. Даже те, кто все понимает, не могут переступить через себя. Вот и Голох... Он преступник и жертва. Все мы преступники и жертвы самих себя, все мы соучастники предательства...- Шут закашлял, давясь сизым дымным воздухом.- А выхода нет! Нет! Мы прошли свою точку возврата! Выхода нет - вот в чем дело!

Огонь возился за стеной - трещал, постанывал, неумолимо полз вперед и в стороны, глотая по дороге все, что может и не может гореть.

- Выход есть. Стать людьми. Голох понял это и использовал по-своему. И ты тоже понял, но не хочешь признаться даже себе. Почему ты отключился от ретранслятора?

- Я долго думал и выбрал.

- Выбрал? Нет, ты не выбрал, ты - стал. Ты просто стал человеком, потому что так решить может только человек. Ты - человек!

- А ты?..

...Из-под двери бежали быстрые струйки дыма.

Карлос II, не более чем король

Толпа, достойная изощренной кисти великого голландца Хиеронимуса Босха, во все свои стонадцать глаз смотрела на гигантский костер - кто со страхом, кто с ненавистью, кто с любопытством. Рядом с секретарем великого инквизитора стояли, задрав головы, стрелки.

На случай, если кто-нибудь из еретиков появится на крыше, они имели четкий приказ стрелять без промедления-дабы колдуны не успели вдруг превратиться в птиц и ускользнуть от справедливой кары. Дон Мануэль твердо решил не оставлять в живых нежелательных для себя свидетелей.

Дом, большой неповоротливый зверь, вздохнул, внутри его что-то загудело; обрушились перекрытия, и в лицо рассвету взлетели оранжево-красные брызги огня. Достав до неба, они обожгли присмиревший было ливень, и он, рассвирепев, ударил по городу гибким хлыстом: укротил пламя и понесся дальше, барабаня по крышам, по окнам. Он долетел до Алькасара и разбудил короля.

Его католическое величество король Карлос II проснулся раздраженным и усталым, будто вообще не ложился. До завтрака он едва ли проронил несколько слов - приказал лишь разыскать купцов, предлагавших сделку Диего. Даже известие о пожаре, чудом не спалившем город, не всколыхнуло его. Он по-звериному тревожно вслушивался в шум дождя за толстыми стенами и молчал.

Воздух, пронизанный серым светом, попадавшим в трапезную со двора, казался густым, как вода; горевшие в изобилии свечи только подчеркивали его неестественность. Придворные, стоящие у стены, были похожи на рыб в аквариуме; и он, Карлос II, его католическое величество, большеголовая рыба, одетая с ног до головы в черное, сидел, мрачно жуя, под малинового цвета балдахином и глядел прямо перед собой, поверх громадных псов, лежащих посреди комнаты. Там, куда глядел король, обычно располагались шуты, но сейчас было пусто.

Собаки, чуя запах пищи, нервно дрожали ноздрями - ждали подачки. Нервничали, ревниво следя друг за другом, и придворные: Карлос во время еды нередко беседовал с кем-нибудь из них, и это служило верным признаком монаршего благоволения; каждый надеялся, что король заговорит именно с ним.

И король заговорил...

- Где Себастьян? Почему я не вижу Себастьяна? - спросил он неожиданно громко.

Ему не ответили.

- Где Себастьян? - повторил он так громко, что вздрогнул, стукнув алебардой, гвардеец -у дверей.

- Где Себастьян?! Где?!

Ответа не было.

Карлос обвел трапезную мутными от гнева глазами, но больше ничего не сказал. Только сжал побелевшими пальцами попавшийся под руку бокал тонкого стекла.

Бокал хрустнул, и на скатерть сбежала капля благородной королевской крови.