"Повесть о смерти и суете" - читать интересную книгу автора (Джин Нодар)

8. Беда стряслась не с ним, а с племянницей

После смерти родителей Натела так и осталась жить у дяди, аптекаря Сола, зарабатывавшего на существование спекуляцией дефицитными лекарствами из Венгрии. Хотя государственные цены на лекарства не менялись, он был вынужден поднимать их ежегодно, чем – каждый по личным причинам – занимались все тбилисские аптекари. В случае с Нателиным дядей причина заключалась в ежегодном приросте потомства. Каждою зимой, под Новый Год, жена его, молдаванская цыганка, рожала ему по ребёнку.

Отбившись как-то ради Сола от кочующего по Грузии табора, она осела в Петхаине, который ей быстро осточертел, но в котором её удерживала постоянная беременность, – единственное, чем аптекарь ухитрялся спасаться от позорной доли покинутого мужа. Всем, однако, было ясно, что рано или поздно с ним случится беда: цыганка догадается уберечься от беременности и сбежит в родную Молдавию.

Беда стряслась не с ним, а с племянницей.

По соседству с Солом Элигуловым обитала почтенная семья ревизора и бриллиантщика Шалико Бабаликашвили. Шалико был на короткой ноге с партийными вождями города, и у него росли два сына: белобрысый Сёма, одноклассник Нателы, и черноволосый Давид. Постарше. На Сёму, хотя он и слал ей стихи – правда, не свои, а Байрона – Натела не обращала внимания, но Давид не давал ей покоя даже во сне. Он считался в школе первым красавцем, и если бы не рано открывшаяся на макушке лысина, его, по утверждению просвещённых петхаинцев, было не отличить от знаменитого тёзки из скульптурной галереи Микеланджело: та же статность и половая надменность во взгляде.

Давид тоже писал стихи. Но не Нателе, а её тёте, вечно беременной цыганке, которая, не зная грузинского, доверяла перевод рифмованных посланий имненно ей, племяннице мужа.

Послания эти кишели незнакомыми петхаинцам образами – кристаллическим отсветом северного сияния, завыванием тоскующего бедуина и клёкотом сизокрылых павлинов. Цыганка разъяснила Нателе, что этот кошмар порождён энергией, нагнетаемой в юноше зловонной жидкостью, – нерасходуемой спермой. Сказала ещё, будто Давид влюбился в неё только потому, что, благодаря её чужеродности и ущербности, то есть беременности, она кажется ему наиболее доступной из петхаинских самок.

По заключению цыганки, душа Давида, подобно душе всякого неискушённого юноши, пребывала в том смятенном состоянии, из которого есть только один выход – в женскую плоть; причём, добавила она, обладательнице этой плоти неискушённые юноши отдают – вместе со зловонной жидкостью – и свою смятенную душу.

Это откровение подсказало Нателе отчаянную мысль – и вскоре Петхаину стало известно, что первенец ревизора и бриллиантщика Шалико Бабаликашвили втюрился в сироту Нателу Элигулову, а свадьба не за горами, ибо девушка понесла.