"Перст указующий" - читать интересную книгу автора (Пирс Йен)

Глава девятая

И лишь на следующее утро я понял, что зреет нечто ужасное; начало дня прошло в сочувственном выслушивании сетований Лоуэра, лишившегося своего трупа.

Он смирился с этим без особой досады; как он сам сказал, заполучить труп Престкотта у него было мало надежды, а поэтому он черпал некоторое удовлетворение в сознании, что университет его тоже не получит. К тому же юноша ему нравился, хотя, как и большинство видных горожан, он считал, что с доком Уоллисом тот обошелся совершенно неподобающим образом.

Короче говоря (последующий лаконичный рассказ составлен по бесчисленным описаниям, которых я наслушался, пока не понял что, собственно, произошло), бегству Джека Престкотта из рук королевского правосудия отчасти поспособствовал я. Именно я передал просьбу юноши, чтобы его навестили, и доктор Уоллис, тот самый человек, который столь грубо обошелся со мной за обедом, отправился к нему вместо Грова из-за моего врачебного совета. Добросердечная услуга Грову и Престкотту – и мне было стыдно, что меня позабавило то, чем она обернулась.

Уоллис попросил снять с узника оковы, дабы ему легче было молиться, и их оставили наедине. Час спустя, все еще закутанный в плотную черную мантию, в тяжелой зимней шляпе на голове, он вышел из темницы, столь удрученный близким концом прекрасной юной жизни, что говорил с трудом, и только вложил в руку тюремщика два пенса и попросил, чтобы Престкотту дали спокойно проспать до зари. Наложить на него оковы можно будет и утром.

Тюремщик, которому, разумеется, из-за этого предстояло лишиться своего места, послушался, и дверь в темницу отворили только в пять часов следующего утра. И тогда обнаружили, что на узкой кровати лежит не Престкотт, а связанный доктор Уоллис с кляпом во рту: юный преступник, как затем поведал почтенный доктор, повалил его, связал и забрал его мантию со шляпой. Замок Престкотт покинул накануне вечером, таким образом опередив возможную погоню на десять часов.

Эта новость вызвала чрезвычайное волнение; разумеется, горожане упивались таким посрамлением величия закона, но огорчались, лишившись повешения. Однако восхищение столь дерзкой смелостью перевешивало огорчение; за Престкоттом отправили погоню, но, подозреваю, большинство ее участников не слишком скорбели, когда они вернулись с пустыми руками.

Так как я назначил себя врачом Грова, Лоуэр, натурально, отправил меня снова осмотреть его глаз и набраться свежих новостей. Однако толстая дубовая дверь его комнаты была накрепко закрыта и заперта, и я не услышал никакого отклика, даже когда постучал по ней палкой.

– А где доктор Гров? – спросил я подметальщицу.

– У себя в комнате.

– Он не отвечает.

– Ну, значит, все еще спит.

Я возразил, что почти уже десять часов. Разве члены факультета не должны вставать раньше, чтобы успеть к службе в часовне? Часто ли он спит так долго?

Это была сварливая баба, а потому я окликнул мистера Кена который шел куда-то через внутренний двор. Он принял мои слова к сердцу, потому что, сказал он, Гров рьяно следит за посещением часовни и не дает спуска опаздывавшим. Быть может, его недуг…

– Просто воспаление глаза, – сказал я. – Вчера оно не помешало ему пообедать в трапезной.

– А какой медикамент вы употребили? Возможно, причина в нем?

Мне не понравился намек, что причиной болезни Грова, если он заболел, являюсь я. Но у меня не было ни малейшей охоты признаваться, что медикамент, на который я накануне вечером сослался в доказательство превосходства опытной медицины, на самом деле был лишь водой с капелькой кельнской воды.

– Нет, не думаю. Но я встревожен. Нет ли способа открыть эту дверь?

Мистер Кен поговорил с подметальщицей, затем они отправились на поиски второго ключа, а я стоял перед дверью и стучал в нее, стараясь разбудить Грова.

И все еще стучал, когда Кен вернулся с ключом.

– Конечно, толку не будет никакого, если его ключ в замке, – сказал он, вставая на колени и щурясь в скважину. – И он страшно рассердится, если вернется и застанет нас здесь.

Я подметил, что такая возможность очень пугала Кена.

– Может быть, вы предпочтете удалиться? – намекнул я.

– Нет-нет, – неуверенно ответил он. – Мы, как вы, наверное, заметили, не слишком жалуем друг друга, но христианское милосердие не позволяет оставить его, если он болен.

– Вы слышали о профессоре Уоллисе?

Мистер Кен совладал с весьма непочтительной усмешкой прежде, чем она нарушила серьезность его лица.

– О да, и меня удручает, что со священнослужителем обошлись столь неподобающим образом.

Тут дверь отворилась, и мы забыли о докторе Уоллисе.

Доктор Гров неоспоримо был corpus sine pectore.[16] И умер он в значительных мучениях. Он лежал на спине посреди комнаты, лицо искажено, рот открыт, с губы свисает засохшая слюна. В последние минуты его вырвало, кишечник опорожнился, и в комнате стоял невыносимый смрад. Сведенные судорогой пальцы более напоминали звериные когти, одна рука была откинута, а другая прижата к шее, будто он старался задушить себя. В комнате же царил полнейший хаос, книги валялись на полу среди разбросанных бумаг, будто он в последние мгновения бился в конвульсиях.

К счастью, зрелище мертвых тел не внушает мне страха, хотя потрясение при виде этого покойника и жуткие свидетельства его кончины весьма меня удручили. Но вот мистер Кен был ввергнут в ужас. Мне показалось, что он чуть было не осенил себя крестным знамением, и только чувство приличия удержало его в последний миг.

– Боже милостивый, огради нас в час печали нашей! – сказал он дрожащим голосом, глядя на распростертое тело. – Беги, – приказал он подметальщице, – и побыстрее приведи смотрителя. Мистер Кола, что тут произошло?

– Право, не знаю, – ответил я. – Видимое объяснение – апоплексия, но скрюченные пальцы и гримаса этому противоречат Судя по его виду, он испытывал сильную боль, возможно, этим объясняется состояние комнаты.

Мы безмолвно смотрели на труп бедняги, но затем звук шагов по деревянным ступенькам заставил нас очнуться. Смотритель Вудворд был мал ростом, производил впечатление проницательности и сохранил самообладание, когда увидел, что находилось в комнате. Он носил небольшие усы и бородку на манер роялистов, но мне сказали, что он был сторонником Парламента и удержался на своем посту не благодаря учености – колледж этому значения не придавал, но потому, что был волшебником во всем, что касалось денег. Как сказал кто-то, он умел извлекать постоянный доход из дохлой свиньи, а вот этот талант колледж ценил очень высоко.

– Нам, пожалуй, следует узнать более обстоятельное мнение, прежде чем что-либо предпринимать, – сказал он, выслушав объяснения Кена и мои. – Мэри, – обратился он к подметальщице, которая все еще стояла у порога, развесив уши, – сбегай на Главную улицу за доктором Бейтом, будь так добра. Скажи ему, что дело неотложное и я буду весьма благодарен, если он придет немедля.

Я чуть было не открыл рот, чтобы заговорить, но снова промолчал. Мне не понравилось, что от меня так быстро отмахнулись, но что я мог? Оставалось только уповать, что, хотя мои услуги не нужны, а случившееся касается только колледжа, меня не попросят удалиться при столь любопытных обстоятельствах Лоуэр, конечно, не простит мне, если я вернусь, не узнав все подробности до единой.

– Мне кажется ясным, – сказал затем смотритель не терпящим возражения тоном, – что несчастного сразил апоплексический удар. Не знаю, что еще можно к этому добавить. Разумеется, мы должны получить подтверждение, но я не сомневаюсь, оно воспоследует незамедлительно.

Мистер Кен, один из тех угодливых попиков, которые тотчас соглашаются со всяким вышестоящим, усердно закивал. Оба они, казалось, настоятельно желали прийти к этому заключению, и, думается, я позволил себе высказать собственное мнение главным образом из духа противоречия.

– Осмелюсь ли сказать, – начал я смиренно, – что следует более тщательно рассмотреть все обстоятельства, прежде чем принять такой вывод? – Оба посмотрели на меня с раздражением, а я продолжал. – Например, на какие недуги он жаловался раньше? Быть может, он накануне слишком много выпил? Не напрягался ли чрезмерно, перетрудив свое сердце?

– На что вы намекаете? – сказал Вудворд, оборачивая ко мне каменное лицо. Я заметил, что Кен побледнел при моих словах.

– Ни на что.

– Вы злокозненный человек, – сказал он к великому моему удивлению. – Это обвинение не имеет под собой никаких оснований. И чудовищно, что вы прибегаете к нему в подобный час.

– Никакие обвинения мне не известны, и я к ним не прибегаю, – возразил я, вновь пораженный непредсказуемостью англичан. – Прошу, уверьтесь в отсутствии у меня какого-либо умысла. Я просто подумал…

– Даже для меня очевидно, – гневно продолжал Вудворд, – что это был апоплексический удар, и ничто иное. Более того: это внутреннее дело колледжа, сударь. Мы благодарим вас, что вы подняли тревогу, но нам не хотелось бы долее злоупотреблять вашим временем.

Такие слова, несомненно, содержали требование удалиться и были притом несколько оскорбительными. Я откланялся с большей учтивостью, нежели они.