"Рука Джотто" - читать интересную книгу автора (Пирс Йен)

ГЛАВА 3

Возвращение Аргайла на родину ознаменовалось героической битвой с архаичной системой лондонской подземки. У него испортилось настроение еще в аэропорту Хитроу, когда в отделе регистрации паспортов перед ним буквально за несколько секунд выстроилось чуть ли не все население земного шара, образовав гигантскую очередь. Затем уйма времени ушла на то, чтобы получить багаж, и, когда он наконец добрался до железнодорожной платформы, скрипучий голос репродуктора без зазрения совести объявил, что отправление поездов на Лондон задерживается по техническим причинам.

— Добро пожаловать в Англию — страну «третьего мира», — пробормотал Аргайл, отчаянно повиснув на подножке переполненного вагона, когда поезд, до отказа набитый пассажирами, с визгом и скрежетом тяжело тронулся с места. Казалось непонятным, как туда может вместиться кто-то еще, однако на следующей станции это произошло, в результате чего поезд застрял на целых пятнадцать минут, отъехав от станции всего сто ярдов. В конце концов Джонатан вынырнул из подземки на площади Пиккадилли, чувствуя себя почти так же, как Ливингстон, проторивший дорогу сквозь джунгли, и, чтобы подкрепить силы, зашел в первое попавшееся кафе.

Напрасная надежда — он понял это сразу, как только ему принесли кофе — бледно-серую жидкость, запах которой не имел ничего общего с ароматом кофе. «О Господи, — подумал он, отпив первый глоток — на вкус напиток оказался столь же плох, как и на вид, — что происходит с моей страной?»

Он отставил чашку, вышел на улицу, пересек Пиккадилли и свернул на Бонд-стрит. Отсюда ему оставалось пройти несколько сотен ярдов. Взглянув на свинцово-серое небо, Аргайл зябко повел плечами и пожалел, что легко оделся и не захватил с собой зонтик. Перенестись в июле из Рима в Англию — не всякий организм выдержит такую встряску. У Аргайла возникло ощущение, что он потратил уйму времени и денег только ради того, чтобы отсрочить на несколько дней принятие неизбежного решения.

— Джонатан, дорогой мой. Как добрался? — приветствовал его Эдвард Бирнес, когда молодой человек зашел в безлюдную галерею. Его бывший работодатель снял со стены картину Джованни Паоло Панини и потащил ее к противоположной стене.

— Плохо.

— О-о. — Бирнес поставил картину на пол, несколько секунд смотрел на нее, затем вызвал ассистента из соседнего зала и попросил повесить ее на прежнее место. — Не обращай внимания, — сказал он, когда с этим было покончено. — Пойдем лучше пообедаем. Возможно это поднимет тебе настроение.

Бирнес был сибаритом и любил вкусно поесть. «По крайней мере поем нормальной еды», — подумал Аргайл. Перед выходом Бирнес дал подчиненным подробные указания на случай, если неожиданно появится клиент, и бодрым шагом вышел на улицу. Узкими переулками он провел Аргайла к невзрачного вида зданию с непрезентабельным входом.

— Симпатичное местечко, не находишь? — с довольной улыбкой сказал Бирнес, когда они вошли в полуподвальное помещение, оказавшееся рестораном.

— Где мы?

— В клубном ресторане. Его решили открыть несколько дельцов от искусства, когда почувствовали, что сыты по горло безумными ценами в окрестных заведениях. Сюда можно спокойно пригласить выгодного клиента и при этом не повышать вдвое цену товара, чтобы окупить еще и совместный ужин. Изумительное решение. Теперь у нас есть отличная кухня и вино, небольшой побочный бизнес и цивилизованное место, где можно хорошо посидеть. Чудесно, правда?

Что до Аргайла, то он предпочел бы проводить досуг вдали от коллег по бизнесу. Обедать вместе с людьми, которые выступают твоими конкурентами на аукционе, — ему это не казалось хорошей идеей. Но он понимал, что Бирнесу с его легким, общительным характером близкое соседство коллег не кажется обременительным. Он ощущал почти райское блаженство от мысли, что может держать под контролем своих главных конкурентов, сидя перед полной тарелкой еды.

— Ну, выбирай столик, — сказал Бирнес, когда глаза его привыкли к полумраку, и с воодушевлением потер руки. — Лично я проголодался как волк.

Они сели и заказали напитки. Бирнес откинулся на спинку стула, сияя от удовольствия. Потом профессиональное любопытство взяло верх, и он начал незаметно осматриваться, изучая посетителей за другими столиками. Он хмыкнул, увидев луноликого молодого человека, который галантно наполнял бокал пожилой даме с длинным носом.

— Ага-а, — сказал он, когда взгляд его переместился на группу мужчин, с заговорщическим видом склонивших друг к другу головы. — Ну-ну, — пробормотал он задумчиво, переключая внимание на странную пару — один мужчина был одет в отлично скроенный итальянский фрак, другой — в слаксы и спортивную куртку.

— Может быть, вы все же обратите на меня внимание? — поинтересовался слегка задетый его невниманием Аргайл, с трудом удержавшись от обиженного тона. — Или так и будем молчать?

— Прости, мне казалось, ты не одобряешь пустую болтовню.

— Я не люблю болтать сам, — ответил Джонатан. — Но не возражаю, когда болтают другие. Так что выкладывайте — имена, лица и так далее. Вон тот пижон, например, — кто он? Ну, тот, что обольщает старую ведьму в углу?

— А-а, это молодой Уилсон. Язвительный, как горчица, но коэффициент интеллекта на уровне подсолнуха. Считает, что сумеет пробиться с помощью своего обаяния. Если эта женщина — его клиентка, то, думаю, жизнь очень скоро преподнесет ему хороший урок.

— А что вы можете мне рассказать о трех мушкетерах в том углу?

— Я знаю только двоих, — сказал Бирнес, рассматривая троицу с видом знатока, оценивающего картину. — Один — Себастьян Брэдли — известен своей амбициозностью и полным отсутствием моральных устоев. В последние несколько лет занимался скупкой ценностей в Восточной Европе.

— Законным путем?

— Уверен, что нет. Парня, который сидит рядом с ним, зовут Димитрий, фамилия мне не известна. Он поставляет Себастьяну картины, старинную мебель, статуэтки — в общем, все, что плохо лежит. А вот третий… это эфирное создание я вижу впервые.

— Я тоже.

Бирнес вздохнул:

— А я рассчитывал, что ты внесешь хоть какой-то вклад.

— Прошу прощения. А вон та парочка возле колонны — бритоголовый тип и лощеный мошенник во фраке?

— Джонатан! Иногда ты приводишь меня в отчаяние. Этот мошенник — твоя восхитительная интуиция тебя не подвела — мерзкий Уинтертон: при знакомстве он первым делом сообщает всем, что он самый знаменитый и удачливый специалист по торговле картинами, равных которому нет в целом мире. Если не во Вселенной.

— Ах вот что. — Аргайл знал, что Уинтертон — единственный серьезный соперник Бирнеса в Лондоне. Он обладал не менее солидной клиентурой и связями. Неудивительно, что они питали друг к другу лютую ненависть.

— А второй — Эндрю Уоллес, главный претендент на приобретение…

— Ах да, слышал. Интересно, не захочет ли он купить у меня набросок Гвидо Рени, который я достал полгода назад…

— О, даже не пытайся. Не стоит с ним связываться. Это будет бесконечный торг: он будет улыбаться и все время сбрасывать цену…

Они прервали беседу, чтобы изучить меню. Бирнес кое-как оправился от потрясения, что ему придется обедать в одном помещении с Уинтертоном, и снова улыбнулся Аргайлу.

— Ну, а как продвигается твой бизнес?

Аргайл пожал плечами.

— Неплохо, наверное, — уныло бросил он. — Музей Морсби по-прежнему высылает мне гонорар за услуги, которые я изредка им оказываю, — этого хватает, чтобы оплачивать счета. Недавно удалось продать несколько рисунков за приличную цену. Вот, собственно, и все. Остальное время и слоняюсь по дому и слушаю, как бьют часы. Я устал от всего этого.

Они дружно вздохнули, и воцарилось молчание.

— Я знаю, знаю, — сочувствующе сказал Бирнес. — Ах, эти славные восьмидесятые! — В голосе его прозвучали ностальгические нотки. — Тогда весь мир захватили алчность, эгоизм и стремление к роскоши. Когда же вновь войдут в моду эти пороки, столь милые сердцу каждого дельца?

Аргайл разделил его грусть по поводу неожиданного приступа скаредности у денежных мешков. Затем они посудачили о том, как недальновидны и непереносимо скучны люди, соизмеряющие доходы с расходами. Бирнес высказал печальное предположение, что если так пойдет дальше, то его неминуемо ждет банкротство. Несмотря на столь мрачный прогноз, он предложил заказать для начала гусиную печенку foie gras с трюфелями. «Цена вполне приемлема для этого времени года», — сказал он. Аргайл с трудом сдержал саркастическую улыбку.

— Итак, — продолжил Бирнес, поняв, что подавленный вид его молодого друга объясняется не только присущим их профессии пессимизмом, — чем я могу тебе помочь?

— Вы можете дать мне совет. В то время как у меня ничего не продается, я получаю предложение поработать преподавателем в университете. Как вы поступили бы на моем месте? Ведь не могу же я всю жизнь ждать, когда подвернется счастливый случай.

— Да, действительно, это не дело, — поддержал его Бирнес. — По себе знаю, как действует на нервы любая заминка в бизнесе. Особенно когда понимаешь, что за спиной у тебя никого нет. Для того чтобы выстоять, ты должен найти богатого покровителя или сделать необыкновенное открытие в сфере изящных искусств. Я думаю, для старта тебе хватит ста тысяч.

Аргайл фыркнул:

— Необыкновенные открытия и богатые покровители — столь же редкое явление, как и покупатели. По крайней мере, для меня. Мой послужной список очень скромен. Кто захочет вкладывать деньги в неудачника?

— Ну-ну, — поторопился утешить его Бирнес. — Не стоит впадать в отчаяние. Тебе же удалось продать пару вещиц.

— Всего пару. — Аргайл был безутешен. Отчего-то разговор с Бирнесом, на который он возлагал такие большие надежды, совсем не принес ему облегчения. — Одна-две продажи не делают карьеры, вы знаете это не хуже меня.

— Хорошо, чего ты хочешь сам?

— Сам я хочу продавать картины. Но не вижу смысла заниматься этим, поскольку ничто не продается. Вот, собственно, и вся проблема. Не подумайте, что я хочу загребать миллионы, меня устроил бы куда более скромный доход. Но ведь нет и такого, и в чем моя ошибка, хоть убейте меня — не пойму.

— Ты все делаешь правильно, просто сейчас такой момент — ни у кого нет продаж. Во всяком случае, тех, что дают прибыль. А может быть, твоя проблема как раз в этом и заключается…

— В чем?

— В том, что ты все делаешь правильно. Честность, конечно, хорошее качество, но только не в торговле. Иногда ты бываешь слишком уж честен. Помнишь, как тогда с Шарденом?

Около года назад Аргайл купил на распродаже небольшое полотно. Он предполагал, что это Шарден, и сумел продать его за очень хорошие деньги. Спустя неделю он выяснил, что никакой это не Шарден, а гораздо менее именитый художник.

— Это была чистая, честная сделка, — убеждал его Бирнес. — А ты зачем-то стал разыскивать покупателя, показал ему документы, которых сам бы он никогда не нашел, забрал картину обратно и вернул все деньги. Нет, я, конечно, очень ценю твои высокие моральные качества, но это совершенно не деловой подход.

— А по-моему, очень даже деловой. Это был известный коллекционер. Я доказал ему свою честность, заслужил репутацию порядочного человека, и в следующий раз он опять обратился бы ко мне…

— Обязательно. Жаль только, что через три недели его самого арестовали за коррупцию и связь с организованной преступностью, — вставил Бирнес с усмешкой. — Ты проявил щепетильность в отношении его денег, чудесно. Но ты упустил один крошечный факт: деньги достались ему не самым честным путем.

— Да знаю я, знаю, — с горечью согласился Аргайл. — Но… мне не нравится эта сторона бизнеса, — поморщился он. — Да, я должен обчистить клиента до нитки, но когда нужно проявить жесткость на деле, совесть не позволяет мне этого сделать. И не говорите мне ничего. Вы и сами такой.

— Не скажи, между нами есть разница. Мне очень неприятно напоминать тебе об этом, но у меня есть деньги. Много денег. И я могу позволить себе такую роскошь, как совесть. И поверь мне: это очень дорогое удовольствие.

Аргайл помрачнел еще сильнее. «Ничего, — размышлял, глядя на него, Бирнес. — Иногда бывает полезно выслушать правду. Давно нужно было поговорить с ним». Он был очень высокого мнения об этом молодом человеке и по-своему любил его, однако считал необходимым спустить начинающего дельца на грешную землю и научить жить в жестких и порой жестоких условиях реальности.

— Ты боишься посмотреть в лицо фактам, Джонатан, — отеческим тоном продолжил он. — Ты любишь клиентов и любишь картины. И то и другое редко встречается среди дельцов и совершенно не помогает продавать картины. Твоя задача — как можно больше взять и как можно меньше дать взамен. Если ты что-то узнал — держи информацию при себе. Не надо кричать, что Шарден — не Шарден; пусть этим занимаются историки и знатоки; твое дело сторона. Нужно в конце концов сделать выбор, что для тебя важнее: твоя щепетильность или деньги. Нельзя иметь все сразу.

Бирнес говорил все то, что Аргайл давным-давно знал сам и чего не желал слышать вовсе. В заключение Бирнес сказал, что, если Аргайл не хочет принимать предложение университета, ему ничего не остается, как ждать оживления ситуации на рынке.

— Конечно, спрос на картины уже никогда не будет таким, как прежде, но рано или поздно он обязательно поднимется. Если ты сможешь переждать год-другой, то в конечном итоге все наладится.

Джонатан недовольно сморщил нос. Глупо было надеяться, что Бирнес, как бы он ни был к нему расположен, выдаст совет, который мгновенно решит все его проблемы. Как он сказал? Нужно сделать какое-нибудь открытие, чтобы тебя заметили, если уж у тебя нет денег. «Ну-ну, помечтай», — сказал он себе.

— Ладно, — произнес он вслух, — я еще подумаю.

— Боюсь, я не смог тебе помочь, — с сожалением заметил Бирнес.

— В сложившейся ситуации это невозможно. Разве что вы угостите меня еще одной бутылочкой вина…

Сказано — сделано. Как ни странно, но мысль о том, что даже Бирнес не смог предложить ничего дельного, несколько утешила Джонатана. Во-первых, это означало, что проблема заключается не в нем самом, а вызвана объективными обстоятельствами, а во-вторых, его согрела мысль, что даже Бирнес переживает не лучшие времена.

Все-таки легче на сердце, когда знаешь, что страдать приходится не тебе одному.

— Давайте сменим тему, — предложил Аргайл, когда принесли новую бутылку. Он наполнил бокал и сразу отпил половину. — Сегодня я больше не вынесу разговоров о хлебе насущном. Вам говорит что-нибудь фамилия Форстер? Джеффри Форстер?

Бирнес внимательно посмотрел на него.

— А почему ты спрашиваешь?

— Этим человеком интересуется Флавия. К ним поступила информация, что тридцать лет назад он украл картину. Она попросила меня навести о нем справки. Это не так уж важно, но я уверен: она будет очень благодарна, если я что-нибудь раскопаю. Вы же знаете, какая она. Так он вам известен?

— Да, он продает картины, — подтвердил Бирнес. — Во всяком случае, когда-то продавал. Я не слышал о нем уже много лет. В конце восьмидесятых случился кризис, и он переквалифицировался в независимого эксперта.

— Да? И где же он находит клиентов?

— О, это настоящая охота, — с оттенком восхищения сказал Бирнес. — Он разыскивает обедневших аристократов, потомков старинных родов, и помогает им распродавать фамильные коллекции. Я слышал, одна пожилая леди, проживающая в Норфолке, наняла его к себе постоянным консультантом. Там он сейчас и живет. Вот тебе, кстати, пример, как можно пережить трудные времена. Возьми себе на заметку.

— Ему повезло.

— Да, но удача не улыбается тем, кто сидит на месте ждет ее. Форстер не сумел продвинуться в нашем бизнесе потому, что не умел общаться с клиентами.

— В каком смысле?

— Ну, мне он вообще никогда не нравился. Чересчур обходителен. Поначалу это приятно, но через некоторое время начинает утомлять и вызывает ощущение, что тебя пытаются обмануть. Клиентов это отталкивало. В нем всегда чувствовалось некое… не то чтобы коварство, а… нет, не знаю, как выразить. Это на уровне ощущений.

— Он кого-нибудь обманывал?

— Нет, по крайней мере, я не слышал. Если бы что-то было, я бы знал. Какую картину он украл?

Аргайл рассказал.

— Грехи молодости? — предположил Бирнес. — Вполне возможно. И Флавия хочет упрятать его за решетку?

Джонатан пожал плечами:

— Не так чтобы очень, но если бы у нее появилась возможность серьезно осложнить ему жизнь, передав дело в суд, она бы ее не упустила. Но, насколько я понимаю, шансы вывести его на чистую воду ничтожны.

— Да, конечно, спустя столько лет… Даже если его вина будет доказана. И что, ты будешь носиться, высунув язык, добывая информацию для своей возлюбленной?

— Мне все равно нечего делать, а до отъезда еще целые сутки. Я попытаюсь связаться с ним. У вас, случайно, нет его адреса?

Бирнес покачал головой:

— Нет. Он арендует помещение у Уинтертона, чтобы иметь официальный юридический адрес и телефон, но никогда там не появляется. Это в пяти минутах отсюда. Можешь сходить и спросить. Там, должно быть, знают, как его найти.

Теплый прием старого друга и отличное угощение вкупе с отличным вином, хоть и не имели практического значения, заметно улучшили настроение Аргайла. А мысль о том, что ему предстоит заняться чем-то не связанным с его собственной работой, оказала еще более благотворное влияние. К тому времени как он подошел к галерее Уинтертона, он был уже в приличном расположении духа, хотя поколебать его мог любой пустяк.

В холле его встретила секретарша.

— Могу я повидать Джеффри Форстера?

— Его нет.

— А как я могу с ним связаться?

— По какому делу?

— Бизнес. Я всего на один день прилетел из Италии и хотел бы повидаться с ним до отъезда.

Девушка ворчливо сообщила, что мистер Форстер проживает в Норфолке, а здесь никогда не появляется. Если дело очень важное, она может позвонить ему. Аргайл подтвердил: дело очень важное.

Форстер обладал голосом, который сам по себе является состоянием для английского торговца произведениями искусства. Такой высокомерный тон могли себе позволить только особы из королевской семьи. Расстояние в несколько миль еще больше усугубляло ощущение его превосходства. Вот почему Аргайл предпочитал Италию. Его пальцы сами собой сжались в кулаки, как только надменный голос нетерпеливо поинтересовался, что конкретно ему нужно.

— Хотелось бы узнать о судьбе одной картины, — объяснил Аргайл. — По имеющейся у меня информации, вам она должна быть известна.

— Что это значит? Будем играть в шарады? Как называется картина? Когда-то давно одна или две проходили через мои руки.

Аргайл предложил встретиться. Дело довольно деликатное.

— Не будьте идиотом! Говорите, что за картина, или перестаньте отнимать у меня время.

— Очень хорошо. Я хотел спросить об Уччелло, который находился у вас некоторое время после того, как был украден из палаццо Страга в 1963 году.

На другом конце провода наступило долгое молчание, после чего в трубке послышался нервный смех. Секретарша удивленно взирала на посетителя.

— Что вы говорите?! — саркастически произнес Форстер. — Ну-ну, возможно, нам действительно стоит встретиться. Кто бы вы ни были, — добавил он, презрительно фыркнув.

Аргайл уже заочно его ненавидел, однако согласился приехать к нему в Норфолк завтра в одиннадцать часов утра. Положив трубку на рычаг, он подумал, что Флавии следует предпринять более активные действия, чтобы засадить этого негодяя за решетку.

— Я знаю, о чем вы сейчас думаете, — сказала секретарша, верно истолковав его кислую мину. Он уловил в ее произношении акцент уроженки южного Лондона. — Он действительно пренеприятный тип.

Аргайл взглянул на нее и попытался развить тему:

— В жизни он такой же, как и по телефону?

— Господи, еще хуже. К счастью, он здесь почти не появляется.

— А зачем он вообще сюда приходит? Я слышал, его взяла на работу какая-то пожилая леди?

— О, она умерла в конце прошлого года. Ее наследница только взглянула на него и тут же выставила за дверь. Поэтому сейчас у него денежные затруднения. Уж не знаю, почему его здесь держат. Босс терпеть его не может, но признает за ним право ходить сюда. Каждый раз, когда он появляется, моя жизнь превращается в кошмар. А что это за история с картиной? Он был когда-то плохим мальчиком?

Аргайл неопределенно пожал плечами.

— Он был слишком умным мальчиком, чтобы попасться, — сказал он, бессовестно очерняя имя человека, который вполне мог оказаться невинным как младенец.

— Да что вы? Неужели он действительно стащил картину? И давно это было?

Аргайл все-таки сохранил остатки совести, поэтому сказал, что детали ему не известны, и спросил, как ему добраться до поселка Уэллер в Норфолке. Девушка обиженно сообщила, что ему нужно выйти на Ливерпуль-стрит.

Выйдя из галереи, Аргайл задумался. А стоит ли беспокоиться? С одной стороны, ему все равно нужно как-то убить время до отлета, а с другой — ему не хотелось увязать в полицейском расследовании слишком глубоко. За несколько лет знакомства он усвоил, что чем меньше он вникает в работу Флавии, тем лучше для них обоих. И только желание отомстить обладателю надменного голоса за унижение подталкивало его съездить в Норфолк.

В конце концов он решил, что утро вечера мудренее. Он навестит кое-каких друзей, потом как следует отоспится и утром на свежую голову решит, ехать ему или нет.