"Золото" - читать интересную книгу автора (Гринуэй Питер)

Груды и кучки

«Я люблю сортировать вещи. Грудами и кучками. Кучками и грудами. Первая кучка: пальто, шляпы, перчатки. Вторая: костюмы и платья. Третья: брючки и юбки. Четвертая: нижнее белье, аккуратно сложенное. Пятая: туфли и ботинки, большие и маленькие. Шестая: деньги во всех видах. Седьмая: золотые кольца. Восьмая: прочие ценности. Девятая: страхи и рвота. Десятая: сперма. Грязные свиньи, пролейте свое семя на землю, и я втопчу в нее ваше несостоявшееся потомство на веки вечные!»

Странный человек. В нем были намешаны пугающие видения Апокалипсиса и сексуальные перверсии, любовь к астрономии и вполне прогнозируемая ненависть к евреям, и все это – помноженное на страсть к порядку.

Запуганные узники послушно выполняли его приказы, теряли одежду и остатки человеческого достоинства. Он рылся в их тряпье в поисках золота, а после обливал бензином и поджигал. Он измывался над женщинами, расстреливал мужчин, сбрасывал кричащих детей в выгребную яму с дымящейся гашеной известью. Он ел на фарфоре. Он выкуривал после завтрака сигару. И умер он в 1963-м, в возрасте семидесяти одного года, в Сантьяго, в собственной постели.

Собранные им золотые изделия были переплавлены в слиток и из Баден-Бадена попали в Больцано. Там готовят такие спагетти, что их остается только выбрасывать на улицу, где, видимо, и лежат эти макаронные изделия. Грудами и кучками. Говорят, их сортируют в зависимости от назначения. Одна для бомжей, вторая для бездомных собак, третья для уличных котов, четвертая для удобрений… Этот список вы можете продолжить. Но как быть с несъедобными спагетти?

Пугало

Франциск-Пьер Пилатер изготовлял пугала. Он наряжал их королями и королевами Франции и ставил в поле, где они часами вели беседы, а заодно отпугивали грачей и ворон.

Четыре семечка бросили. Одно – грачу, второе – мне, Третье сгниет к осени, Четвертое взойдет по весне.

Его дед пел эту печальную песенку своим низким надтреснутым голосом, стоя перед кухонным зеркалом и нафабривая торчащие вверх кончики бравых армейских усов сладко пахнущей австрийской желтой помадкой, которую он выдавливал из жестяного тюбика.

Франциск-Пьер безукоризненно одел Людовика XIV и подарил ему усы. Марию-Антуанетту он одел кое-как и тоже наградил усами. Людовику XVI он подарил часы на цепочке. Ну а лучшим его созданием стал Луи-Филипп. Он идеально воссоздал грушевидное тело этого псевдокороля, а голову сделал из репы. Всем королям на причинном месте он приделал морковку, а королевам – брюкву на месте груди. Исключение он сделал для безгрудой Марии-Антуанетты. А поскольку он ненавидел монархию и монархов вместе с кронпринцами и принцессами, то открыл по ним огонь из своей винтовки образца 1914 года, от которой было много шума.

Глупый старик.

Не такой уж и глупый. Эти пугала были его главным достоянием. Их карманы он набивал ценными предметами, украденными у евреев из богатых пригородов Кольмара. Так что вполне возможно, что вся эта громкая пальба по пугалам должна была отпугнуть не столько птиц, сколько потенциальных воров.

Франциск-Пьер не был фермером, и поле, на котором он ставил свои пугала, не было его полем. Они с женой зарабатывали на жизнь тем, что продавали дрова и лестницы, швабры и ведра для угля. В детстве Франциск-Пьер получал от местных фермеров по нескольку сантимов за каждую сбитую из рогатки ворону или грача, которых он вешал на веревочке на воротах заказчика. С тех пор его нелюбовь к этим птицам претерпела интересные изменения. Однажды он сломал правую руку, упав с лестницы собственного изготовления, приставленной к яблоне. Кость после перелома срослась неправильно, и прицел сбился. Тогда он начал подкармливать грачей и ворон, вместо того чтобы уничтожать их. Потом он вступил в брак. Жена его выращивала спаржу, а он снова взялся за птиц, но теперь старался не убить, а просто припугнуть их по-дружески оглушительным ружейным залпом.

А затем нацисты убили его жену, за то что она не желала закрывать глаза на их выверты. Франциск-Пьер съехал с катушек. Он переодел свои пугала в немецкую солдатскую форму и открыл по ним шквальный огонь. Но эти муляжи из соломы, веток и всякого сельскохозяйственного мусора его не устроили, и ночью он отправился на настоящую охоту. Своих жертв он застигал врасплох, в моменты страдания или, наоборот, радостного возбуждения, в минуты рассеянности или философского погружения в тайны мироздания. Одного солдата он задушил жгутом, когда тот занимался рукоблудием в темной аллее. Капрала зарубил топором, когда тот рыдал в ночи, вспоминая, как занимался любовью с невестой прямо на полу в кухне. Часовой, сидевший на толчке со спущенными брюками, получил смертельный удар ножом. Офицер писал стихи своей умирающей жене при свече, поставленной на перевернутое ведро, и был застрелен. А сержанта он забил до смерти в тот момент, когда тот, стоя с деревом в обнимку, выкрикивал проклятия в адрес луны. Все жертвы укладывались в его представление о неизбывной меланхолии.

Он создал целую галерею – тридцать один воин – неприкаянных при жизни и счастливых после смерти немцев, посаженных на кол и расставленных в промерзшем зимнем поле. В память о своем печальном деде он сделал им торчащие кверху усы из пакли и спел над каждым дедушкину песенку.

Его так и не поймали. Когда немцы обшаривали местность, он залег в борозду в своем грязном тряпье, неотличимый от местности, так что через него могли перешагнуть и даже не заметить. А вот изрешеченные пулями пугала военная полиция обшарила и украшения, спрятанные в их карманах, рукавах и касках с отметинами, с собой прихватила. Все золото было отослано в Баден-Баден и там переплавлено, к вящей радости лейтенанта Харпша.

Напоследок Франциск-Пьер сделал еще один драматический жест: оделся, как кайзер Вильгельм II, который среди всех императорских особ выделялся самыми большими нафабренными усами. Он набил карманы порохом из патронов от своей винтовки образца 1914 года, пришел в собор Кольмара и остановился перед «грюнвальдским распятием», представляющим собой триптих. Распятие на время пасхальной недели вытащили из запасников, дабы продемонстрировать верующим его прекрасную сохранность. Глядя на мученическое лицо Спасителя, Франциск-Пьер закурил сигару, после чего должны были загореться его вощеные усы, служившие своего рода бикфордовым шнуром. Его спешно вывели из церкви под руки два здоровенных сержанта и швырнули в канаву, и там он взорвался, так что искры полетели во все стороны.