"Учитель (Евангелие от Иосифа)" - читать интересную книгу автора (Джин Нодар)

5. Палач лучше солдата…

Власик – пока располагал себя на заднем сиденье – раздавил нечаянно коробку Казбека и стал извиняться.

Я умышленно прихватил в театр не «Герцоговину» или трубку, а «Казбек». Хотел показать, что не подражаю даже себе. И что у меня нет привычек. Кроме того, рисунок на Казбеке мне нравится больше. Тем более, что коробку можно начинить другими папиросами…

Как только я выкрутил вверх стеклянную перегородку, Крылов произнес какую-то фразу. Я не расслышал её, но махнул рукой – и колонна двинулась дальше.

Потом я стал искать в коробке уцелевшую папиросу, но не нашёл. Все оказались сплюснуты.

– Ты очень тяжёлый, Власик. Худеть надо.

– Я кушаю средне, но толстею.

– Кушать можно сколько угодно. Глотать пищу надо реже.

– Знаю, Ёсиф Высарьоныч.

– Но забываешь. Я тоже забыл – что делаю завтра.

– Завтра вы собирались бросать курить. Вы дочери обещали. И она вас тоже учила как отвыкнуть от курева, – хихикнул он. – Не класть в рот папиросу и не зажигать её.

– Знаю, но тоже забываю. А что еще завтра?

– Завтра вы решили отдыхать, Ёсиф Высарьоныч.

– Я устал. А сегодня кто к нам, значит, едет на ужин?

– Товарищ Берия, товарищ Булганин, товарищ Ворошилов, товарищ Каганович, товарищ Маленков, товарищ Мао с переводчиком, товарищ Микоян, товарищ Молотов, товарищ Хрущёв и товарищ кинорежиссёр Чираули с дамой.

– Чиаурели, – поправил я. – А чем дама тебе не "товарищ"?

– Она француженка, Ёсиф Высарьоныч, и не работник, а журналистка. Вам Лаврентий Палыч про неё рассказывал…

– Это правильно, что мы Чиаурели пригласили…

– Очень правильно! – согласился Власик.

– Я не закончил.

– Извините, товарищ Сталин!

– Чиаурели живой человек.

Власик не понял.

– Миша, я говорю, художник. Живой человек.

– Ах, в этом смысле! – догадался он.

– А в каком ещё? И правильно: Прокурор мне про эту даму рассказывал. Он Мише завидует. Он и про генерала моего вредно докладывал. Что тот в Берлине Марику Рёкк наяривает.

– Певицу?

– А кого ещё? И это, мол, опасно: она буржуазная певица. А я Прокурору сказал, Власик, что опасная идеология распространяется по другим каналам.

– По другим? – испугался он.

– Не перебивай! Сперма, я сказал ему, не чернильное пятно. Она следов не оставляет. А если и оставляет, то выиграет, значит, наша идеология…

Неожиданно для меня Власик понял, что я шучу – и рассмеялся. Он был счастлив оттого, что мне стало весело. И ему это счастье захотелось закрепить:

– А можно спросить, Ёсиф Высарьоныч?

– О чём?

– О товарище Мехлисе.

Я насупился:

– А вот он как раз почти не живой. И не товарищ.

Власик задумался. В том числе, наверное, и о том, что ошибся, упомянув товарища, который, по моему мнению, уже почти не живой. Хотя когда-то – как Власик сейчас – тоже был крупным начальником. Крупнее, – в Политуправлении Красной армии.

– Спроси! – разрешил я Власику, списав его ошибку за счёт того же праздничного «вздоха».

Власик засиял:

– А это правда, Ёсиф Высарьоныч, что Мехлис – когда был полностью живой, – доложил вам про одного маршала, который каждую неделю менял фронтовую жену. А затем спросил вас: ”Что будем с маршалом делать?“ И вынул блокнот. А вы долго молчали. И потом сказали: ”Завидовать будем!“ – и расхохотался. – Это правда, Ёсиф Высарьоныч?

Я не ответил:

– А почему ты начал список гостей с Прокурора?

– Я по алфавиту! – испугался Власик. – У Лаврентия Палыча фамилия первая.

– Даже к алфавиту подстроился! "Знамя побед", да?

– А что, правильно сказал: вы и есть знамя побед, Ёсиф Высарьоныч!

– Я человек, Власик, а не знамя, – произнёс я и подумал, что из Лаврентия писатель не вышел бы: людей нельзя сравнивать со знаменем. – Вот другие выразились правильней: "знаменосец".

– Да! "Знаменосец коммунизма"!

– А что ты ещё запомнил, Николай Сидорович?

– Всё, Ёсиф Высарьоныч! Что вы продолжатель дела Ленина и творец сталинской Конституции…

– Это ясно. Особенно – что творец сталинской. Если она сталинская, – Сталин и творец. И что "продолжатель"… Все мы что-то продолжаем. Вот ты, например, продолжаешь прикладываться.

– Но ведь день такой, Ёсиф Высарьоныч!

– Я не про сегодня.

– Вы про вообще? А вообще я и ем, и пью меньше. Да и то потому питаюсь, Ёсиф Высарьоныч, и потому выпиваю, чтоб не засорять голову мыслями о кушанье и выпивке…

– Скажи лучше – какая ещё мысль тебе в эту незасорённую голову запала? Из услышанного.

– Что вы маршал и генералиссимус!

– Это не мысль. Это факт.

– И ещё, что Отец и Учитель!

– А это старые слова. Но тоже неправильные. Отец не я, а Господь Бог. А Учитель… Ты знаешь кто Учитель?

– Вы, Ёсиф Высарьоныч! Был Ильич, а сейчас вы!

– Учитель – Иисус Христос. Слышал это имя?

– Слышал, – обиделся Власик потому, что я усомнился в его наслышанности. А может быть, потому, что отказался от этого звания в пользу неживого еврея. И для него неавторитетного.

– А кто из мастеров слова выразился лучше всех?

– Все говорят, что товарищ Тольятти. Из дружественной Италии. А высказались – я посчитал – 34 товарища!

– Италия пока не дружественная, а Тольятти не мастер слова.

– А вы спросили про мастеров, да? – Власик вдруг сник и поморщился.

В его глазах собралась жалоба на то, что жизнь – игра с несправедливыми условиями. И что – будь на то его воля – он бы на эти условия не согласился. И ещё – что если неполное знание чего-нибудь опасно, полное смертельно.

У меня возникла к нему жалость. Действительно несправедливо: он с кем-то пропустил "по вздоху", а я трезвый.

Но, с другой стороны, он моложе, а трезвость – тоже иллюзия. Неадекватное состояние из-за неприсутствия в организме "вздоха". Хотя я, как сегодня сказали, "почётный пионер", он моложе. И не знает пока самого главного: человек способен понять жизнь не раньше, чем поймёт, что понимать в ней нечего!

Но вот этого как раз Власик никогда не поймёт.

И потому из него тоже никогда бы не вышел художник. Он не способен думать о чём-нибудь таком, что называют "ничего". Зато при его качествах – невежество и дефицит чистоплотности – он, не пойди в солдаты, сделал бы приличную политкарьеру. Впрочем, раз уж стал генерал-лейтенантом, эти качества необходимы и солдатам.

Из меня бы солдат не вышел. Палач лучше: он казнит мерзавцев, а солдат убивает невинных. Законопослушных.

Потом пришла мысль, что – пусть даже я и не "гениальный машинист локомотива революции", – в последние годы мне удалось стать мудрецом. Я полюбил размышлять ни о чём. Это единственное, о чём можно что-то наверняка знать.