"Не тяни леопарда за хвост" - читать интересную книгу автора (Питерс Элизабет)

Глава 10

Поэты нередко превозносят достоинства ночного отдыха. «О, сладость грез!», «О, крылья легкие, дающие свободу!»... и так далее и тому подобное. Мне лично сон кажется до обидного дурацкой тратой времени. На свете столько всего интересного, а ты будь любезен проводить треть жизни в беспамятстве. Ну не глупо ли? Как бы там ни было, но сон меня освежил и даже слегка успокоил. Вечерние письменные упражнения тоже не прошли даром. Теперь я по крайней мере знала, чем заняться, чтобы не терзать себя мыслями об Айше.

Проснувшись, как обычно, раньше Эмерсона, я неслышно, чтобы его не разбудить, выбралась из постели и сразу же взялась за дело. Точнее, взялась бы, после того как проштудировала свой «план действий». К сожалению, все действия моего плана пришлось отложить на более поздний срок. Если помните, этот день был обещан детям, а я от своих обещаний отказываться не привыкла.

Жаль, конечно, упускать время... А знаете, читатель, какая мысль смягчила разочарование? Стыдно признаться, но мне стало гораздо легче, когда я представила вытянутую физиономию Эмерсона.

Новость выплыла после завтрака. Не чудовище же я, в самом деле, чтобы портить человеку настроение на голодный желудок? Как только мой ненаглядный отгородился газетой, Перси подал голос:

— Дядя Рэдклифф! Мы скоро пойдем, сэр?

Профессор выглянул поверх газеты:

— А куда вы идете?

Настал час моего триумфа.

— Сегодня у Перси день рождения, Эмерсон. Я обещала отпраздновать это событие экскурсией по выбору именинника.

У Эмерсона вытянулось лицо.

— Ты обещала? Но, Пибоди...

— Дети живут в столице, а из достопримечательностей Лондона ничего не видели! Кто, как не мы, обязан познакомить их с историческими и художественными памятниками их родины? Нельзя же пренебрегать образованием детей только потому...

— Найми гувернера, — процедил Эмерсон.

— Я давно собиралась обсудить с тобой этот вопрос, однако он слишком серьезен, чтобы решать вот так, с наскока. Прогулка с тобой, Эмерсон, будет для всех нас гораздо приятнее.

— Ты так считаешь?... Что ж... в таком случае... Куда поедем?

— В Британский музей, — выпалил Рамсес.

Перси молчал, но его мнение было написано у него на лице.

— Тебе это, конечно, в радость, Рамсес. Твоему папе, думаю, тоже в самый раз. Но день рождения сегодня у Перси, и выбор останется за ним. Что скажешь, Перси?

— Мне все равно, тетя Амелия. Как скажете... но если вы не против.... В прошлом году папа водил нас в музей мадам Тюссо. Там так здорово! Рамсес еще не был? Может, и ему понравится?

Эмерсон уставился на племянника во все глаза. Потом хмыкнул, пожав плечами:

— Рамсесу-то очень даже может понравиться. А как же сестричка, мой мальчик? Некоторые из экспонатов...

— В Комнату Ужасов мы, разумеется, не пойдем, — возразила я. — А в целом выставка мадам Тюссо может принести им пользу. Очень познавательно... с исторической точки зрения. Рамсес днями и ночами возится со своими засушенными... гм... опытными образцами. Неплохо бы и отвлечься от мумий, узнать что-нибудь из современной истории.

— Угу. Что-нибудь эдакое... современное и веселенькое, — пробурчал Эмерсон. — Из истории французской революции, к примеру. А что? Чем плохо полюбоваться на головы, доставленные мадам прямо с гильотины по приказу революционного правительства?

— О да, сэр! — закивал довольный Перси. — Я помню. Там есть даже голова королевы. А мадам ее лично знала. Представляете, какой кошмар?!

— Умерли, — простонала Виолетта.

Пресловутая французская коллекция, вне всяких сомнений, является центром собрания мадам Тюссо. Мария-Антуанетта, чью голову мадам лепила, оплакивая страшную судьбу королевы, очень скоро была отмщена. В одном ряду с ней выставлены на всеобщее обозрение головы ее палачей, в том числе и самого Робеспьера. Жуткую картину представляет собой и сцена убийства Марата. Злодей лежит в ванне с ножом в боку... (Стоит ли напоминать, что роковой кинжал занесла рука женщины? Уверена, что не стоит. Нам есть чем гордиться.)

Читатель вправе поинтересоваться: почему я не оградила детей от кровавого зрелища? Ответ прост. Я пыталась, но была вынуждена отступить перед обстоятельствами и нажимом со стороны собственного мужа.

Мы не пробыли в музее и десяти минут, как Рамсес растворился в толпе.

— Наверное, в Комнату Ужасов пошел, тетя Амелия. Я позову! — вызвался Перси и исчез, не дожидаясь разрешения.

— Пойду за ними, Эмерсон. А ты постой тут с Виолеттой... покажи ей принца Альберта с супругой и их прелестными детишками.

— Тоже хочу, — заныла Виолетта, дернув дядюшку за руку. — Умерли. Все умерли. Хочу посмотреть!

— Девочка моя дорогая... — выдохнула я.

— Да ладно тебе, Пибоди, — неожиданно благодушно заметил Эмерсон и затопал вслед за колобком в розовых оборочках. — Она здесь уже была, не забывай. Детская кровожадность — вещь абсолютно естественная. И почему так называемые столпы педагогики упорно отрицают этот факт?

Я отлично поняла, откуда такая сговорчивость. Эмерсона не меньше меня заботило пристрастие Рамсеса к мумиям и древним останкам. Обнаружив «кровожадность» в нормальных, с точки зрения общества, детях, он вздохнул спокойнее.

— Учти, я категорически против, Эмерсон. Но раз ты настаиваешь...

— Ха-ха, — отозвался профессор. — Сама не прочь заглянуть в Комнату Ужасов.

Вот вам типичный пример мужской логики, читатель. Не можешь признаться в собственной слабости — обвини супругу.

Перси изумленно ахал у фигуры Нейла Крима, недавно повешенного за отравление стрихнином десятков несчастных женщин; Эмерсон задумчиво взирал на доктора Притчарда, отправившего на тот свет жену и тещу; Виолетта, сунув в рот пол-уха плюшевого зайца, таращила глаза на фигуру жуткого типа с классической физиономией убийцы — бог весть, сколько невинных душ погубило это чудовище в человеческом обличье. А я тем временем... опять потеряла Рамсеса.

— Пригляди за детьми, Эмерсон! — Прочесывать толпу было непросто, но мне на помощь, как всегда, пришел зонтик. Кудрявая шевелюра мелькнула у самого выхода. Я поспешила следом. Справа от дверей возвышался экспонат, которого я поначалу не заметила, — джентльмен в официальном костюме, при цилиндре и с тростью. Не самое лучшее, нужно сказать, произведение мадам Тюссо: лицо совсем неживое, больше похоже на маску. Должно быть, своего рода шутка... как и тот охранник в полном форменном обмундировании, к которому посетители нередко обращаются с вопросом, а потом сами же над собой хохочут.

Явно попавшись на ту же удочку, Рамсес о чем-то спросил джентльмена с тростью. Не знаю, как мой сын, а я так просто остолбенела, когда восковая фигура ожила, подхватила ребенка на руки и потащила на улицу. Боюсь, шок длился дольше, чем позволяли обстоятельства. Когда я выскочила из музея, похитителя и след простыл.

Какими словами передать отчаяние матери? Нет таких слов, читатель. Одно скажу: не дай вам бог пережить минуты вроде тех, что выпали на мою долю.

Отчаяние, однако, не замедлило мой бег и уж тем более не затуманило мозги.

— Видели джентльмена... — я схватила за руку прохожего в потрепанной куртке конюха, — который нес в охапке ребенка? Куда он побежал?

Конюх бессмысленно захлопал глазами, зато его спутница, неопрятная особа при шляпке с цветочками не первой свежести, отреагировала моментально:

— Видали, мэм, как не видать. Пивнушку «Веселый Джон» знаете? Прям туда и побежал!

Это заведение мне, разумеется, было незнакомо, но дама в шляпке махнула рукой направо, и я ринулась вдогонку.

Далеко бежать не пришлось. Сразу за углом я наткнулась на Рамсеса — без кепи, с ног до головы в грязи, но живого!!!

— Рамсес! Слава богу! Ты цел? Как тебе удалось сбежать?

— Никак, мамочка, — потирая затылок, с горечью сообщило мое чадо. — Он меня сам отпустил. Я бы даже сказал — выбросил, причем головой на мостовую. Позволю себе выразить надежду, что это похищение не было задумано с целью нас разделить и впоследствии причинить вред другому члену нашей семьи. Совершенно очевидно...

Совершенно очевидно, что близкое знакомство с мостовой на здоровье Рамсеса не повлияло.

— Успокойся. Пора возвращаться. Папа наверняка...

Над Бейкер-стрит уже разносился громовой клич:

— Пибоди-и-и-и! Ты где, Пибоди-и-и-и!...

Мой дорогой Эмерсон! Умирая от тревоги, он все-таки помнил о своем долге и мчался к нам на выручку, не отпуская от себя племянников.

— Боже мой, Пибоди! — Первую порцию объятий получила я, а не чудом избежавший смертельной опасности наследник. — Никогда так больше не делай.

Силы небесные! Да он ведь даже не догадывается, что я не по собственной воле лишилась редкого удовольствия полюбоваться на злодеев мадам Тюссо. После краткого и, боюсь, сбивчивого рассказа Эмерсон побледнел как полотно, выдал несколько не предназначенных для детских ушей реплик и оглушил нас всех воплем:

— Кеб! Подать сюда кеб!

Теснота и относительная безопасность наемного экипажа, кажется, привели профессора в чувство.

— Успокойся, Эмерсон. Все обошлось. К счастью, никто серьезно не пострадал, — сказала я. — Может, этот... похититель обознался. Или просто пошутил...

— Черта с два! — рявкнул Эмерсон. Признаться, я была с ним согласна, просто не хотела пугать детей. Могла бы догадаться, что Рамсеса подобными идиотскими версиями не проведешь.

— Вынужден тебе возразить, мамочка. Похититель обратился ко мне по имени, следовательно, твое первое предположение в корне неверно. Что касается второго — оно тоже крайне сомнительно. Прежде чем меня... уронить, джентльмен произнес следующее: «Передайте наилучшие пожелания своему папе, мистер Эмерсон-младший. Скажите, что мой следующий удар будет направлен против него».

— О, сэр! — сверкнув глазами, воскликнул Перси. — Как интересно!

За что и получил от нашего сыночка хороший удар в живот. Вернее... как бы это выразиться... не совсем в живот. Перси с воем завалился набок.

— Ты где этому... — Отец схватил Рамсеса за руку.

— В Египте, папочка. От тебя! Помнишь, когда мамочку похитил... Помнить, когда мы искали мамочку, то наткнулись на одного э-э... джентльмена с ножом, а ты...

— А-а-а! — протянул Эмерсон. — Ну, это... это же совсем другое дело, Рамсес. Если ты безоружен и твоей жизни угрожает преступник с ножом в руках... Угу. Одним словом, джентльмены решают споры иными методами.

— Ты сам-то понимаешь, что говоришь, Эмерсон?! Рамсес напал первым; ударил своего брата, совершенно безжалостно и...

— ...и, главное, скверно. Вот, смотри, Рамсес. Пальцы в кулак, большой палец внутрь...

— Ты наказан, Рамсес. Отправишься в свою комнату и не выйдешь, пока я не позволю. — На большее меня не хватило.

Папочка, к величайшему моему сожалению, не принял инцидент всерьез.

— Мальчишки всегда дерутся, Пибоди. Даже тебе не удастся изменить человеческую природу. Обучу-ка я их, пожалуй, азам бокса. А что? Отличная идея.

В честь дня рождения Перси к чаю был заказан сливовый пирог. Виолетта уплела половину: мне было не до нее.

День все же оказался не совсем потерян. Мне удалось выкроить время на несколько важных писем, да и нападение на Рамсеса (учитывая счастливый конец) не могло не вызвать интерес. Перед ужином мы поднялись в спальню, и Эмерсон, не пикнув, согласился переодеться. Грустно, читатель... Однако в тот момент меня тяготили другие заботы. Пусть мой любимый неверен... перед лицом нависшей над ним опасности я готова была все забыть.

Мы уже почти оделись и горничная уже выливала воду из ванны, когда я рискнула высказать эту мысль вслух:

— Ты... Умоляю, осторожнее!

— О чем речь, Пибоди? — удивился Эмерсон, переводя взгляд со своего отражения в зеркале на меня.

— О твоей безопасности. О твоей жизни, наконец! Тебе опять угрожали...

— Мне? Похитили-то Рамсеса!

— Рамсес цел и невредим, если не считать изрядной шишки. Ты отлично понял, что удар предназначался не нашему сыну, а тебе. Зная, как дорог Рамсес профессору Эмерсону...

— У профессора Эмерсона, — его руки обвились вокруг меня, — есть в жизни человек еще более дорогой. Бесценный! Пибоди...

Ах, читатель! Где я взяла силы, чтобы вывернуться из родных объятий?...

— Мы не одни, Эмерсон.

— Что? Опять эта... как ее? Дьявольщина! Ей что, больше заняться нечем? Пойдем вниз, Пибоди. Все равно в этом распроклятом мавзолее от чужих глаз не скроешься. Сколько нам еще тут торчать?

— До тех пор, пока ты не закончишь рукопись. — Рука об руку мы вышли из спальни и направились к лестнице.

— К чертям рукопись! Пусть все летит к чертям! Уезжай, Пибоди. Бери детей и возвращайтесь в Кент.

— Это с какой же стати, позволь спросить?

— Черт побери, Пибоди! Сама знаешь! Привет, Гаргори, как дела? Не нравится мне этот субъект. У него извращенный ум. Меня он не трогает. Меня вообще никто не трогает! Он бьет по тем, кто мне дорог, а я уже говорил и еще раз повторю...

— Не нужно. Я помню. Прежде, если не ошибаюсь, ты не пытался оградить меня от опасностей.

— Ошибаешься, Пибоди. Еще как ошибаешься! Всегда пытался. Ничего не получалось, но ведь пытался...

— Прошу прощения, мадам. Прошу прощения, сэр. — Гаргори поставил перед профессором тарелку. — Знаю, что мне не положено задавать вопросы, но, учитывая мое к вам глубочайшее уважение, позволю себе нарушить правила. (Боже правый! Мало мне Рамсеса с его словесными вывертами...) Не грозит ли вам опасность, сэр? Мадам? Все слуги до единого готовы встать на вашу защиту. Можете на нас рассчитывать.

Я была тронута. Настолько, что даже не попеняла дворецкому на вопиющее нарушение этикета за столом. Эмерсона обращение Гаргори тоже растрогало до слез.

— Вот спасибо, уважил, друг мой. Передай всем нашу с миссис Эмерсон благодарность. Видишь ли, какая история...

Мой суп подошел к концу вместе с историей профессора. У Гаргори загорелись глаза.

— Мы готовы за вас жизнь отдать, сэр... мадам. Не волнуйтесь, сэр. До миссис Эмерсон этот тип не доберется. Что, если Боб... он среди лакеев самый сильный, сэр... Что, если велеть Бобу ни на шаг не отходить от миссис Эмерсон, когда ей случится выйти из дому? Могу и пистолетик ему подыскать...

— Нет, нет, нет! Никакого оружия, — замотал головой профессор. — Наш юный джентльмен... ты его знаешь. Пальнет в себя — и глазом моргнуть не успеешь. Разве что дубиной покрепче обзавестись...

— Что за чушь ты... глупости! Чтобы за мной кто-то присматривал? Еще чего не хватало! Гаргори, будьте любезны унести суп. Второе сегодня будет? Попробуй только приставить ко мне соглядатая, Эмерсон, — пригрозила я, когда за дворецким закрылась дверь. — Ни за что на свете... — Я захлопнула рот. Задыхающийся Гаргори влетел в гостиную с подносом и кучей идей.

— А не кажется ли вам, сэр... — дворецкий с треском опустил на стол рыбное блюдо, — что удар, возможно, предназначался не вам одному? Ведь те ушбер... вашер...

— Ты прав, Гаргори, эта мысль мне тоже в голову приходила. Все мы уверены, что Рамсеса похитил тот самый субъект, который разослал пакеты с ушебти, верно?

— Именно так, сэр, — важно кивнул дворецкий.

— Ну вот что... — вставила я, остановив на Гаргори суровый взгляд, — если мне будет позволено открыть рот...

— Прошу прощения, мадам. — Дворецкий бочком просеменил к буфету.

— Крайне вам признательна, Гаргори. Я согласна, если мое скромное мнение заинтересует двух великих мыслителей... повторяю, я согласна с тем, что в обоих случаях мы имели дело с одной и той же личностью. — Дворецкий с профессором переглянулись. Эмерсон дернул плечом и с видом великомученика закатил глаза. Меня эта пантомима не остановила. — Логично будет расспросить тех, кто получил ушебти, не произошло ли с ними еще чего-нибудь странного.

Гаргори благоразумно помалкивал. Эмерсон, оскалив зубы, изобразил восторг:

— Прекрасно, Пибоди, прекрасно! После ужина и займусь. Съезжу к коллегам, разузнаю, что да как. Ты со мной?

— Нет, благодарю. Удачи вам с Гаргори.

На следующее утро за завтраком я не удержалась от замечания:

— Напрасно ты тратил силы и время. Вот, полюбуйся, весь Лондон уже в курсе вчерашних событий. «Морнинг миррор» постаралась.

— Что? Как?! — Эмерсон выхватил у меня газету. — Дьявольщина! Откуда они узнали?

— А кому ты рассказал? Помимо Гаргори, само собой.

Эмерсон сосредоточенно сдвинул брови:

— Баджу, Питри, Гриффиту и... нет, Притчетта не застал. Все они... да ты уже из газеты знаешь... Все они заявили, что на них никто не нападал, никто не угрожал и вообще все как обычно.

— Напрашивается вывод. Наш некто сосредоточил усилия на тебе одном, Эмерсон.

— Вовсе не обязательно. Бадж, конечно, ради дешевой популярности и на могиле матери речь толкнет, но остальные запросто могли и не признаться, чтобы не привлекать внимание. А из сухаря Питри вообще слова лишнего не вытянешь.

— Выходит, тебе у них ничего не удалось узнать?

(Эмерсон вернулся поздно ночью, насквозь пропахший табаком. Я притворилась спящей.)

— Гриффит показал мне свою ушебти. Точная копия нашей! Представляешь, Пибоди? Кто-то жертвует своей коллекцией... Эх, знать бы только кто!

— Неплохо бы, — вежливо согласилась я. Седьмой пункт моего плана как раз и гласил... — Кто-нибудь раньше видел подобные ушебти?

— Нет. А значит, они хранились в частной коллекции. Даже тупица Бадж не прошляпил бы такую кражу!

— Есть еще музеи при Оксфордском университете, в Манчестере, Бирмингеме...

— Я мог бы поинтересоваться.

— Ты и еще кое-что мог бы сделать, дорогой. Благодарю вас, Мэри Энн. — Я взяла у горничной почту.

— Правда? И что именно, дорогая моя Пибоди?

— Большинство законопослушных британских граждан обратились бы с заявлением в полицию о похищении ребенка. Пусть даже временном похищении.

— Да?... — Профессор схватился за подбородок. — И впрямь, Пибоди... Мы как-то все сами, сами... Привыкли, наверное, не доверять полиции...

— Не думаю. Прошу. Твои письма.

— Спасибо. — Профессор разделался с почтой как обычно, швыряя через плечо. — Будь они все прокляты в «Оксфорд Пресс»! — буркнул он и напоследок как бы между прочим заметил: — Пожалуй, заскочу в Скотланд-Ярд.

— Отличная мысль, Эмерсон.

— Присоединишься?

— Не вижу смысла, мой дорогой. Ты и сам прекрасно справишься.

— Мне... мне очень хотелось бы с тобой...

— Благодарю. Это так мило с твоей стороны, но у меня дела.

— Правда?

— Правда.

— Доклад движется?

— С докладом все отлично, спасибо.

Эмерсон сдернул салфетку, швырнул в кучу разодранных писем и с каким-то придушенным клекотом затопал вон из гостиной.

— Не опаздывай к чаю, дорогой, — крикнула я вдогонку моему ненаглядному. — Ждем гостя.

Топот в коридоре стих. Через секунду из-за двери появилась растрепанная профессорская шевелюра.

— Гостя? — с опаской переспросил Эмерсон. — Какого гостя?

— Мистера Уилсона. Он был так любезен, что принял мое приглашение.

— А-а! Понятно. Буду, Пибоди.

Ответ его успокоил. Что же он так боялся услышать? Не имя ли таинственной Айши?

Не получив ответа на записку, я решила лично заглянуть к мисс Минтон. Судя по статье в «Миррор», написанной кем-то из ее коллег, девица-репортер еще не вернулась в Лондон. Прогулка, хоть и пошла мне на пользу, иных результатов не принесла. Хозяйка апартаментов мисс Минтон сказала, что не видела леди, никаких известий от нее не получала и понятия не имеет, когда та вернется.

Ну что ж. Я сверилась со своим планом. Мисс Минтон может и подождать. С мистером Уилсоном встретимся за чаем. Граф Ливерпуль мгновенно — что для меня крайне лестно — ответил на письмо, пригласил завтра на ленч и обещал показать коллекцию. В правой колонке остались три незадействованные личности: мистер Бадж (вопрос по поводу уборки в египетском зале); инспектор Кафф (несколько различных вопросов, ни на один из которых у него, скорее всего, не найдется ответа)... и, наконец, последняя, самая таинственная...

Следующие три часа я провела в Гайд-парке, устроившись напротив дома номер четыре по Парк-лейн. Не скажу, чтобы это были самые тяжелые часы в моей жизни. Но одни из самых неприятных... и незабываемых.

День был чудесный (для Лондона). Не мне одной пришло в голову полюбоваться в парке цветами и насладиться жарким (для Лондона) солнышком, однако незамеченной я не осталась. Любой, кто три часа сидит на одном месте и при этом не жует, не пьет и не читает, обречен на внимание. Два констебля и милая пожилая леди поинтересовались, не нужна ли мне помощь. Еще одна личность неопределенного возраста, но определенно мужского пола кружила неподалеку явно с иной целью. Если Айшу волнует слежка за ее домом (а так оно, скорее всего, и есть), то не заметить меня она просто не могла. Четыре раза я собиралась с духом, чтобы пересечь улицу и постучать в ее дверь. И четыре раза отказывалась от этой идеи.

Гостей она не принимала. Торговцы всякой всячиной не в счет — эти, разумеется, пользовались черным входом. Был среди них порядочного роста, широкоплечий субъект с устрашающего вида черной бородой и корзиной, доверху наполненной рыбой. Я покинула свой наблюдательный пункт и остановила кеб.

Мне предстояло еще одно, хотя и не такое длительное, ожидание. Ровно в половине пятого я сидела в кебе и следила в окошко за парадной дверью скромного домика на улице Полумесяца. Без шестнадцати минут пять мистер Уилсон спустился с крыльца, глянул на мой экипаж, понял, что он занят, и через несколько шагов остановил другой. Торопится юноша. Придет к нам раньше назначенного времени. А жаль... Я-то надеялась, что Эмерсон встретит гостя.

Если не считать этой небольшой неувязки, все остальное прошло как по маслу. Полненькая, добродушная дама в фартуке любезно сообщила, что ее постояльца нет дома.

— Неужели? Какая досада! — Я взглянула на часы. — Должно быть, сейчас вернется, мы договорились о встрече. Его комнаты?...

— Второй этаж, направо... Нет, мадам! — хозяйка загородила путь к лестнице. — Мистер Уилсон строго-настрого запретил мне впускать кого-нибудь, когда его нет.

— Что за... Вот, прошу. Моя визитная карточка. — Признаться, я надеялась обойтись без визитки, но человек, как говорят, предполагает...

— Миссис Эмерсон? — Суровую мину на круглом лице хозяйки сменила широченная восторженная улыбка. — Неужели та самая миссис Эмерсон? Это про вас в газетах пишут?

— Э-э... думаю, да.

— И вы копаете этих... в Индии...

— В Египте.

— Ну конечно, мадам! В Египте! Счастлива познакомиться, мадам. Как ваш бедный малыш?

— Мой бедный?... С малышом все в порядке, благодарю вас.

Разговорчивая дама задержала меня дольше, чем я рассчитывала, но в конце концов путь к цели был свободен. К сожалению, комната мистера Уилсона не открыла никаких тайн. Скромная обстановка. Дешевые копии античных редкостей — ничего ценного, если не считать прелестной гипсовой головки девушки, немного напоминающей мисс Минтон. В отличие от мистера Баджа хозяйка поддерживала чистоту... прощай надежда обнаружить на пыльных полках места, где раньше стояли ушебти.

Следов наркотиков тоже не было. Дурные привычки мистера Уилсона, судя по количеству бутылок и сигарных коробок, ограничивались спиртным и табаком.

Если что и представляло интерес, так только закрытый на ключ ящик письменного стола, взломать который я не рискнула. Всегда можно выдумать причину визита в отсутствие хозяина, но, согласитесь, куда сложнее объяснить, что вам понадобилось в чужом письменном столе.

К чаю я опоздала на каких-нибудь сорок минут. Гаргори при виде меня порозовел от удовольствия:

— О, миссис Эмерсон! Мы уже начали волноваться. Джентльмен пришел...

— Хорошо, Гаргори, спасибо. — Я вручила ему зонтик и плащ. — Подниматься не буду, пройду сразу в гостиную.

Не знаю, кого из двоих — Эмерсона или мистера Уилсона — мое появление обрадовало больше. Эмерсона... понятно почему. Гость же, должно быть, был счастлив покончить с экзаменом по археологии, который ему устроил профессор.

— Прошу прощения, опоздала. А все из-за глупейшей ошибки, мистер Уилсон. Вообразите, я почему-то решила, что приглашена к вам, а не наоборот! Дожидалась у вас целых полчаса, пока не осознала свою оплошность. Ну не глупо ли?

Поскольку согласиться — значило бы проявить непростительное неуважение к даме, бедный юноша пробормотал что-то туманное и с бессмысленной ухмылкой кивнул. Зато Эмерсон в долгу не остался.

— Да уж. — Он остановил на мне ледяной взгляд. — Глупее некуда. Кстати, Пибоди! Ты пропустила весьма любопытный разговор о домашней утвари раннего династического периода в Квезире. Мистер Уилсон, как выяснилось, побывал там два года назад. Странно только, что он не помнит...

— Очень жаль, что не удалось принять участие в вашей дискуссии, Эмерсон. Сейчас же, если наш гость не возражает, я бы предпочла поговорить о другом.

Гость спешно заверил меня, что нисколько не возражает.

— Не стану извиняться за столь неприятную тему, мистер Уилсон. Видите ли, дело принимает серьезный оборот, так что... Будьте добры, расскажите нам все, что вам известно об Олдакре.

Откровенно говоря, я ждала встречных расспросов, но наш юный коллега оказался на высоте.

— Понимаю, миссис Эмерсон, — сказал он с улыбкой. — Боюсь только не оправдать ваших ожиданий. Видите ли, мое знакомство с Олдакром можно назвать шапочным. Поддерживать приятельские отношения с таким человеком я не стал бы. Спрашивайте, миссис Эмерсон. Думаю, так будет проще.

— Блестяще. У вас гибкий ум, друг мой. Итак... Употреблял ли он наркотики?

— Насколько мне известно, нет, — без запинки отозвался Уилсон. — Баловался, быть может... в определенных кругах это модно, но чтобы всерьез... Вряд ли.

— Не посещал ли опиумные притоны?

— Меня он, во всяком случае, не приглашал, — пошутил мой собеседник.

— Из друзей Олдакра кого-нибудь знаете? Близких друзей?

Уилсон назвал несколько имен, ни одно из которых мне ни о чем не говорило, и повторил:

— Я его плохо знал, миссис Эмерсон.

— Понятно. Лорда Сент-Джона с ним рядом никогда не видели?

Юноша неожиданно расхохотался. Удивительно, как хорошеет человек в обществе приятных ему людей! У Уилсона, оказывается, заразительный смех, здоровые белые зубы, хорошая кожа, правильные черты лица...

— Если его светлость и имел дело с Олдакром, то уж точно не из дружеского к нему отношения. Лорд Сент-Джон знает, с кем дружить. Людей ниже себя он и близко не подпустит.

— Не сомневаюсь. Но хоть какие-то предположения относительно привычек Олдакра у вас есть? Назовите хоть что-нибудь. Дорогостоящее хобби? Долги? Азартные игры? Женщины, наконец?

— Что касается женщин... — вспыхнул Уилсон, — в присутствии дамы о таком...

— Все ясно. Речь о падших женщинах?

— Э-э... да... Ничего особенного, обычные...

— Обычные?...

— Прошу прощения, миссис Эмерсон. Сам я никогда... Олдакр еще играл — вечно хвастал, что приглашен то в один аристократический клуб, то в другой. Часто проигрывал... и не скрывал сумм. Скорее, даже выставлял напоказ, словно тут есть чем гордиться. Трезвенником я бы его тоже не назвал. Только в этом ничего... Молодежь в большинстве такая, миссис Эмерсон.

— Прискорбно. Фактов не много, но вашей вины в том нет, мистер Уилсон. Вопросы, Эмерсон?

— Нет, — отрезал профессор.

— В таком случае можем вернуться к теме домашней утвари раннего династического периода.

Мистер Уилсон достал из кармана часы, глянул и вскочил на ноги:

— Боже правый! Я и не заметил, как пролетело время. Прошу прощения. Меня ждет мистер Бадж. Сегодня вечером он читает лекцию...

— Сегодня? Надо же. Я и забыла.

— Мистер Бадж перенес лекцию на два дня вперед. Причину не объяснил. — Юный Уилсон добавил, белозубо улыбаясь: — Мистер Бадж приказывает, а я исполняю. Сегодня мне приказано помочь с мумией. Возможно, вечером увидимся. Благодарю вас, миссис Эмерсон... профессор. Приятно было встретиться. Надеюсь на ответный визит.

— Ловлю на слове. — Я встряхнула протянутую руку.

— Дьявольщина! — прорычал Эмерсон, как только за гостем закрылась дверь. — Гордишься собой? Черт побери, я места не находил от тревоги...

— Гаргори тоже. Приношу извинения тебе и особенно Гаргори.

Эмерсон заскрипел зубами, однако любопытство в конце концов пересилило гнев.

— Что-нибудь обнаружила в комнате Уилсона?

— Нет.

— А сказала бы, если бы обнаружила?

— Разумеется, Эмерсон. Ты ведь тоже сказал бы, верно? Если б, конечно, тебе было что сказать?

Любимый потупился. Боже, боже! Что за зрелище! Неистовый профессор... потупился!

— Я прикажу отложить ужин на полчаса, Эмерсон. Ты ведь, полагаю, поедешь на лекцию?

— Да. А ты?

— Устала что-то, дорогой. — Думаю, мне удалось зевнуть вполне натурально. — Да и к мумиям, сам знаешь, я равнодушна. Удачи тебе.

Эмерсон шагнул к лестнице. Притормозил у нижней ступеньки.

— Если вдруг передумаешь, Амелия, в зал не попадешь. Впускают по приглашениям.

— Неужели? — Интересно, с какой это стати... Спросить у Эмерсона? Нет уж, не дождется. — Ничего, дорогой, ты все расскажешь, когда вернешься.

Выждав добрых десять минут после ухода профессора, я приказала Гаргори заложить экипаж. Эмерсон пошел пешком — Сомерсет-хаус, выбранный Баджем для проведения сенсационной лекции, находится недалеко от Сент-Джеймской площади.

У меня были свои резоны воспользоваться экипажем, и опасность, подстерегающая даму на улицах Лондона, как вы понимаете, тут ни при чем. Во-первых, Эмерсон явно что-то задумал. В Сомерсет-хаус он отправился вовсе не ради лекции нашего досточтимого хранителя. Ради Баджа профессор Эмерсон не поднялся бы из-за собственного стола... Объяснения мужа, почему он считает необходимым развернуть мумию и продемонстрировать публике, меня не устроили. На уме у него было что-то еще... В любом случае, Эмерсон не хотел брать меня с собой. Это точно. Хотел бы — должен был приказать оставаться дома.

Во-вторых... Об этом я боялась даже думать, но внутренне была готова к самому худшему. Что, если Эмерсон вовсе не появится на лекции? Что, если он пошел...

Одним словом, если в зале Сомерсет-хауса его не будет, поеду искать, найду и... Не знаю, что сделаю. Дай бог, чтобы мои подозрения оказались ошибкой. Иначе я за себя не отвечаю.