"Улица Пяти Лун" - читать интересную книгу автора (Питерс Элизабет)

Глава одиннадцатая

Я быстро отвернулась и без сил привалилась к дверному косяку. В голове шумело, перед глазами плыли разноцветные крути. Я зажмурилась. Что же такое творится?! Сквозь звон в ушах до меня донеслись шаги Джона, затем раздались шуршащие звуки, наводящие на неприятные размышления. Наконец Джон заговорил, но не знай я наверняка, что это он, никогда бы не признала голос.

— Все в порядке, Вики, можешь открыть глаза. Я ее... накинул на нее простыню.

Я чуть-чуть приоткрыла один глаз. На кровати возвышался бесформенный предмет, длинный холмик из белой хлопчатобумажной простыни... Господи, никогда, наверное, не забуду это жуткое лицо, все в отвратительных пятнах...

Джон стоял рядом с кроватью, спокойный и безмятежный, разве что на щеке едва заметно подергивался мускул.

— Зачем? — прошептала я. — Зачем понадобилось ее убивать?

— Не знаю. Она была такой безобидной. Глупой, ветреной, взбалмошной, но совершенно безобидной... И так гордилась своим хорошеньким личиком.

В голосе Джона прозвучали необычные нотки, а его лицо... Странное какое-то выражение, совсем как в тот раз, когда я спросила, знает ли кто-нибудь о его тайной квартирке.

— Так она знала! — прошептала я. — Знала об этом уютном гнездышке... И через нее эти бандюги, твои коллеги, обнаружили квартирку... Ты приводил ее сюда, ведь так? Вы с ней были...

— Господи, неужели ты меня считаешь таким тупицей? Хелена ведь была любовницей Пьетро. И кроме того, болтливое и бесхитростное создание. Я не стал бы так рисковать, она сразу же выболтала бы о моей квартире! Не говоря уж о том, чтобы приводить ее сюда.

— Но ты с ней...

— Какая разница, — буркнул Джон. — Разве что для меня...

— Тебе нужно бежать! Боже... — Я похолодела. — Они принесли Хелену сюда, чтобы тебя обвинили в убийстве!

— Это моя ошибка, не стоило сюда приходить. — В голосе Джона не было и следа беспокойства.

— Но я могу подтвердить твое алиби.

— Хелена мертва по меньшей мере двенадцать часов, а может, и того больше. Они будут утверждать, что я убил ее вчера вечером, еще до того, как меня заперли в подвале.

Он вдруг всхлипнул. Нелегко, должно быть, видеть остывшую плоть, которую некогда ласкал. Я поежилась и поспешно пробормотала:

— Прости! Она мне в общем-то нравилась.

Едва уловимый призрак прежней улыбки тронул уголки плотно сжатых бескровных губ.

— Мне тоже... Положение хуже некуда, Вики. Я не способен пока ясно мыслить, но, думаю, мне не выкрутиться.

— Нет! Выкрутишься! Что-то у меня тоже в голове слегка шумит... Когда, по-твоему, они привезли ее сюда? Джон, ты все-таки рассказывал ей об этом месте. Как бы иначе о нем прознали?

Он начал было говорить, но тут же замолчал... До чего ж у него глупое лицо в такие минуты. Впрочем, отвисшая челюсть, наверное, никого не красит.

Зная то, что я знаю теперь, не уверена, собирался ли Джон сказать мне об озарении, посетившем его в ту секунду. Но нет никаких сомнений, что, будь у нас хоть немного времени пораскинуть мозгами, события не приняли бы столь ужасный оборот. В общем, в дверь вдруг забарабанили. Да еще как забарабанили! От неожиданности я едва не заорала дурным голосом, от неожиданности, но отнюдь не от удивления.

Увы, но это последнее потрясение, в довершение к остальным напастям, чуть не стало и последней каплей для моего и без того смятенного разума. Не могу сказать, что я удивилась. Скорее уж разозлилась на себя за глупость и недальновидность. Могла бы и предугадать такой оборот, много ума для этого не требуется. Если банда хотела обвинить Джона в убийстве, то уж, наверное, в ближайшем полицейском участке оборвали все телефоны, расписывая, что убийца вернулся на место своего преступления... Негодяи устроили нам маленькую аккуратную ловушку, в которую мы и угодили с завидной готовностью. Мышеловка захлопнулась, дамы и господа!

Впрочем, нет, это не мышеловка захлопнулась, это Джон захлопнул дверь спальни. После секундного замешательства он придвинул кровать к двери.

— Здесь нет выхода, — прошептала я. — Может, лучше сдаться? Джон, я скажу им...

— Заткнись!

Он одним прыжком пересек комнату и распахнул окно.

До узкой, вымощенной камнем улочки было три этажа гладкой стены.

— К твоему сведению, я еще не научилась летать.

Стук в дверь становился все настойчивее и нетерпеливее.

— Вверх! — прошептал Джон.

Это здание определенно было не из разряда роскошных особняков с высоченными потолками, карниз крыши находился менее чем в шести футах от подоконника. Идея вскарабкаться на крышу не показалась мне особенно удачной, и я уже собиралась поведать об этом Джону, но не успела: он с недовольным возгласом бесцеремонно обхватил меня за талию.

— Надеюсь, ты не боишься высоты! — с этими словами он выпихнул меня в окно.

Нет, я не боюсь высоты, совсем не б-боюсь... Мои пальцы нашарили карниз, руки Джона нетерпеливо подталкивали меня в гм... зад. Из комнаты донесся грохот. Дверь! Не выдержала входная дверь. Теперь барабанили совсем рядом, в дверь спальни.

— Доберись до телефона! — рявкнул Джон. — Позвони своему Шмидту! Расскажи ему все!

Я не успела вымолвить и слова, как Джон с силой толкнул меня вверх. Я мельком увидела перекошенное от напряжения лицо, и локти мои оказались на крыше. Дальше было раз плюнуть. Я подтянулась на локтях, Джон уперся в подошвы моих туфель и последним толчком запихнул меня на плоскую крышу.

Он даже успел закрыть окно и отскочить от него, потому что, когда я глянула вниз, окно было уже закрыто, а из комнаты доносились звуки борьбы.

Джон никогда бы не забрался на эту крышу. Я твердила это себе, стремительно несясь по размякшей на солнце, просмоленной поверхности. Если бы он не толкал меня снизу, я бы тоже на нее в жизни не забралась. А Джон, с его раненой рукой... А еще я говорила себе, что он теперь в лапах полиции, а значит, в безопасности, и, как только мне удастся связаться со Шмидтом, его тут же отпустят. По крайней мере снимут обвинение в убийстве. Интересно, некстати подумалось мне, в ходу ли у итальянской полиции допросы с пристрастием?

Я прекрасно знала, что Джон не убивал Хелену. Кому вообще могло понадобиться убивать эту глупую и совершенно безвредную красавицу? Пьетро не из тех людей, кто впадает в ярость из ревности, даже если он узнал о ее измене. Толстяк лишь выругался бы, пожал плечами и выгнал ее из своего дома. Разумеется, была вероятность, что Хелена случайно стала свидетельницей какого-нибудь непотребства и бандиты решили избавиться от глупышки. Но на что она могла наткнуться? Бедняжка не страдала избытком сообразительности и сомнительно, чтобы могла выведать больше нас с Джоном. А ведь нас не прикончили на месте, а посадили под замок, и, кто его знает, возможно, даже не собирались убивать...

Кому же могла помешать бестолковая Хелена? Горсть бриллиантов надежно заткнула бы ей рот, причем бриллианты совсем не обязательно должны быть настоящими, она все равно не смогла бы отличить копию от подделки. Нет, необходимости в убийстве не было, если только... если только за безобидным планом производства фальшивок не таилась тяга к насилию...

Все эти мысли кружились у меня в голове (причем далеко не в столь связном виде), когда я прыгала с крыши на крышу, словно Зорро и Супермен в одном лице. Впрочем, литературные и киношные герои были не столь безрассудны, как ваша покорная слуга. Их всегда ждал внизу верный помощник с повозкой, груженной сеном или пуховыми подушками, бил копытом белый жеребец или урчал автомобиль... Оставалось лишь картинно сигануть в подушки или спрыгнуть на спину скакуна и с криком «Я вернусь!!!» умчаться в неведомую даль.

В моей ситуации все обстояло иначе. Сколько я ни смотрела вниз, ни повозок с сеном, ни скакунов, ни спортивных авто не наблюдалось. Стой, Вики! Надо успокоиться и хорошенько подумать...

Я остановилась и огляделась. Никто не взбирался вслед за мной по стене, никто не мчался по пятам. Либо Джон убедил полицейских, что он один, либо они решили, что я успешно удрала. Но меня не покидало неприятное ощущение, будто я нахожусь у всех на виду. Многоквартирный дом был не слишком высок и не низок, так, серединка на половинку. Рядом теснились дома повыше и пониже, оснащенные балконами. Я села в тени парапета, который шел вдоль крыши, и попыталась отдышаться. В голове немного прояснилось.

Спуск с крыши не должен доставить сложностей. Старые здания в Трастевере не могут похвастаться такой роскошью, как пожарная лестница, но у них имелась другая особенность, которая делает их раем для воров-домушников. В этом густонаселенном квартале нет дворов и парков, поэтому люди отдыхают на крышах домов. Некоторые крыши довольно мило обставлены: креслица, диванчики, навесы, пальмы в кадках. Следовательно, надо лишь выбрать здание, находящееся на приличном удалении от того, на котором я сейчас сидела, и спуститься там.

Я уже собиралась продолжить путь, когда снизу донесся шум. Вот скрипнули тормоза автомобиля, раздался крик. Я привстала и осторожно выглянула поверх парапета.

Автомобиль был достаточно велик, чтобы полностью перегородить улицу. Он стоял рядом с входом в дом, где находилась квартира Джона. Из внутреннего дворика вышли три человека. Сверху я смогла разглядеть лишь макушки, но опознать Джона не составило труда: шляпа слетела с него, волосы полыхали темным золотом. Его тащили двое. Какие громилы... А Джон... что с ним? Неужели его били?! Ноги Джона беспомощно волочились по мостовой. Конвоиры впихнули его в машину, забрались следом и укатили прочь.

Не стану описывать те мысли, что промелькнули у меня в голове. Они были неуместными, несущественными и слезливо-сентиментальными.

Я перебралась на крышу соседнего здания, прокралась сквозь небольшую завесу из вечнозеленых растений и оказалась лицом к лицу с дородной итальянкой, которая нежилась на солнышке. Увидев меня, она взвизгнула и прижала к груди полотенце.

— Buon giorno, — вежливо сказала я. — Dov'e l'uscita, per favore?[22]

Толстуха продолжала таращиться, разинув рот, так что выход пришлось искать самостоятельно. Вниз вела витая лестница, и я со всех ног устремилась по ней, каждую секунду ожидая, что с крыши раздадутся вопли. Но толстуха и не думала кричать. Наверное, решила, что я особа пусть и эксцентричная, но безобидная. Чокнутая, словом.

Позвонить в Мюнхен будет не так-то просто. Тому, кто привык к дорогим, но надежным телефонным компаниям, трудно разобраться в хитросплетениях итальянской телефонной системы. Например, как сделать междугородный звонок из телефона-автомата, если мелочь в Италии — это грязные мятые бумажки? Куда прикажете их совать? Но нет ничего невозможного, были бы деньги, а у меня осталось кое-что из того, что дал Джон. После долгого и оживленного разговора владелец табачной лавки все-таки согласился позволить мне сделать звонок. За такие деньги я могла бы три часа трепаться с Аляской, ну да ладно, время — те же деньги, а сейчас я торопилась как никогда.

Жадный лавочник навис надо мной, готовый выхватить телефонную трубку, если я, не приведи господь, проговорю больше трех минут. Наконец, после долгого жужжания, безумных выкриков на неведомых языках и непродолжительной беседы с гаражом в центре Франкфурта, я услышала знакомый голос секретарши Шмидта.

— Герда! — прокричала я вне себя от радости. — Это Вики! Позови герра...

— А, Вики... А где ты?

— В Риме! Дай мне поговорить с...

— Ой, какая ты счастливая!.. — Герда испустила долгий вздох. — И как там Рим? Наверное, ты нашла миленького итальянского парня, правда? Скажи мне, что...

— Герда, я не могу говорить! — заверещала я, оглядываясь на владельца, который дышал чесноком у меня за плечом. — Быстрей, мне надо поговорить со Шмидтом!

— Что-что?

— Синьорина, уже две минуты...

— Заткнись, толстая тварь! Нет-нет, это не ты, Герда.

— Что ты там говоришь, Вики?

— Синьорина, вы же сказали, что будете говорить только...

Я увернулась от жирной волосатой руки, которая пыталась выхватить трубку.

— Герда, где профессор?

— Должно быть, вышел куда-то. А как там ночные клубы? Интересные?

— Синьорина!

— Когда он вернется?

— Ой, скоро, Вики! А что, герр Шмидт ждал твоего звонка?

— Да! — проорала я, вихляясь из стороны в сторону и увертываясь от лавочника. Шнур удавкой обвился вокруг моей шеи.

— Синьорина, вы меня обманываете! Я вызову полицию...

— Ты, кровопийца, да я тебе отвалила целую кучу денег!

— Вики, с кем ты там разговариваешь? Это твой новый парень?

— Нет!!! С тобой я разговариваю, с тобой, к сожалению! Мы договаривались, что я позвоню профессору Шмидту в пять, Герда. Это очень срочное... неотложное дело.

— У тебя какой-то странный голос, — заинтересованно протянула Герда и хихикнула.

— Это потому, что меня душит телефонный шнур, — прохрипела я, пихнув лавочника локтем в необъятное брюхо.

Герда снова захихикала:

— Ты такая смешная, Вики. Мы все тут говорим: уж наша Вики умеет на славу рассмешить. Веселишься, наверное, в Риме. Ох, как же я тебе завидую. И у твоего парня такой сексуальный голос. Что он там говорит?

— Polizia! Polizia!

— А кто там зовет полицию? — спросила Герда. — О, так твое неотложное дело — это ограбление? Ох, Вики, тебе надо звонить не герру Шмидту, а в полицию!

— Герда, — процедила я сквозь зубы, — немедленно ответь, когда вернется профессор Шмидт. Сейчас же! Сию минуту! Не то я пошлю тебе по почте бомбу!

Герда залилась веселым смехом:

— Ой, Вики, ну ты тоже скажешь! Герр Шмидт вернется в пять. Он сказал, что ты в это время будешь звонить. Вики, а ты купила что-нибудь симпатичненькое? Говорят, в Риме такие чудесные бутики.

Я посмотрела через плечо. Владелец лавки и не думал звать полицию, своими криками он лишь пытался напугать меня, но зато вместо полиции прибыло куда более действенное подкрепление. Из глубины лавки к нам приближалась огромная женщина, размахивая чугунной сковородкой. Я выронила трубку, опрометью выскочила за порог и рванула со всех ног.

Я бежала, и бежала, и бежала. Только не подумайте, будто я так испугалась разгневанной лавочницы с ее сковородкой, просто отчаяние, переполнявшее меня, требовало выхода. Вот ноги и понесли сами...

Сердиться на Шмидта было неразумно; я не могла рассчитывать, что он целыми днями сидит у себя в кабинете, дожидаясь моего звонка. Сама ведь сказала, что буду звонить в строго определенное время. Но что предпринять дальше, я не знала. Позвонить в мюнхенскую полицию не могу, так как денег больше нет.

Я рухнула на одну из скамеек, расположенных вдоль бульвара на набережной Тибра. Люди косились на мою распростертую без сил фигуру, я была вся в поту, рот жадно ловил воздух... Зрелище, должно быть, не для слабонервных, но мне было плевать. Гораздо больше зевак меня беспокоила звенящая пустота, царившая в голове. И куда девалась вся твоя смекалка, Вики?! Положение вовсе не так уж безнадежно. Совершенно не обязательно впадать в отчаяние только потому, что не удалось поговорить с профессором. Часов у меня не было, но я знала, что уже далеко за полдень и самое позднее через два часа герр Шмидт будет сидеть в своем кабинете, как и подобает пунктуальному шпиону. А я тем временем могу пойти в римскую полицию и сделать заявление. И Шмидту позвоню из полицейского участка. Это единственно разумное решение. Так почему же у меня такое чувство, будто время истекает, будто каждая секунда — это вопрос жизни и смерти?

Я уважаю предчувствия. Порой это следствие иррациональных страхов, но я не более нервна, чем любой другой здоровый человек, а потому значительная часть моих «предчувствий» вызвана пусть и подсознательными, но совершенно рациональными причинами. И вот, сидя на берегу реки и чувствуя, как холодный ветерок обдувает мое пылающее лицо, я поняла, что упустила из виду что-то очень важное... Какое-то обстоятельство, которое задержалось на периферии сознания и теперь не дает покоя... Я зажмурилась и вдавила в череп костяшки пальцев, заставляя мозги работать.

Из черноты четко и ясно проступило лицо Хелены, перекошенное, все в пятнах, окаймленное светлой гривой.

Я поспешно открыла глаза и подняла голову. Солнце уже начало клониться к закату, его мягкие лучи ласково золотили купола и шпили. 1 ени приобрели приятные пастельные оттенки: синие, лиловые, сиреневые.

Вернись к смерти Хелены, приказала я себе. Неважно, почему ее убили. Прими это как данность и отталкивайся от нее.

Раз Хелена мертва, то какому-то умнику, возможно главарю банды, пришла в голову мысль убить одним выстрелом двух зайцев. Смерть от удушения очень трудно выдать за несчастный случай. Подложив тело Хелены в квартиру Джона, негодяи вручили полиции убийцу и заранее поставили под сомнение все, что Джон может сказать о них.

Именно Джон беспокоил бандитов больше всего. Как это ни обидно, я их не интересовала, поскольку не могла ничего доказать. Если дать мерзавцам несколько часов, они уничтожат мастерскую, спрячут остальные улики, и я тогда останусь на бобах, все мои обвинения лопнут как мыльный пузырь.

Меня похитили, держали в подвале, потом преследовали и пытались убить, но все это только с моих слов... Маленькая комнатка под студией Луиджи окажется забита холстами с бездарной мазней, а то и связками сена. Правда, все же кое-что у меня есть. Список, который дал Джон... Список коллекционеров, которым он продал фальшивки. Так что можно найти поддельные драгоценности!

И банда не знает, что я владею этими бесценными сведениями, поэтому-то не слишком беспокоятся на мой счет. Джон — другое дело. Он знает имена и подробности и, конечно же, не станет молчать в полиции, если эта информация снимет с него обвинение в убийстве...

В голове вновь прозвучал тревожный звонок. Что-то здесь не сходилось...

К показаниям Джона, возможного убийцы, разумеется, отнесутся с недоверием, но полиция все равно проверит его заявления. А банде это совсем ни к чему. Они могли бы рассчитывать на его молчание только в том случае, если бы оставили его в покое. Тогда он не смог бы обвинить их в мошенничестве, не подставив при этом самого себя. Но убийство... Сейчас-то он молчать не будет: лучше получить срок за мошенничество, чем за убийство. Странно...

Негодяи знали, где находится секретная квартира Джона...

Еще один тревожный звонок, но я не стала обращать на него внимание. Это был побочный вопрос, а я шла совсем по другому следу, втайне надеясь, что не приду к тому выводу, который уже предчувствовала.

Итак, мерзавцы убили Хелену и перенесли тело в квартиру Джона, а затем вызвали... Нет!

Не стали бы они сразу вызывать полицию. Они позвонили бы позже, если бы консьерж не обнаружил тела. Им ведь нужен Джон. Они ждали, когда он зайдет за своим паспортом, и только тогда...

И тут я вспомнила! Так вот что бередило мое подсознание, вот какая заноза тревожила меня все это время... Маленькая эмблемка на капоте полицейской машины. Я плохо разбираюсь в автомобилях, к тому же я смотрела на Джона, которого вели к машине, но эмблема все-таки запечатлелась в моем сознании. Эмблема «мерседеса»... Ну да, римляне любят пускать пыль в глаза, но сомневаюсь, что здешняя полиция богата настолько, что может раскатывать в таких дорогих машинах.

Я вскочила со скамьи, словно мне в одно интересное место воткнули шило, и тут же заставила себя сесть обратно. Спокойствие, только спокойствие. Достаточно того, что я уже допустила одну губительную логическую ошибку. Теперь надо обдумать вопрос со всех сторон.

Джон не испытывал иллюзий по поводу наших преследователей, он прекрасно понимал, что они из себя представляют. Пора признать, что у меня выработалась прискорбная склонность смотреть на Джона сквозь розовые очки, видеть его в ореоле героизма, но он помог мне бежать вовсе не из благородства, а из соображений здравого смысла. По одиночке нам попросту не удалось бы спастись. И теперь Джон рассчитывает, что я приду ему на помощь. Понятия не имею, почему он вбил себе в голову мысль, будто я стану спасать его, но придется мне так и поступить. Вот только как помочь ему?..

Джон велел позвонить Шмидту. Призвав на подмогу почтенного профессора, я смогла бы быстрее убедить римские власти в своей добропорядочности. Пусть так... Но даже если предположить, что полиция поверит мне, где искать Джона? Теперь-то ясно, что его вовсе не арестовали, а похитили. И вряд ли негодяи повезли его в римский дом Пьетро или на виллу. А что, если они уже убили его?!

Усилием воли я заставила свой разум отвлечься от живописных картин расправы над Джоном и постаралась направить мысль в более конструктивное русло. Если Джону удастся перекинуться со своими похитителями несколькими словами, они не станут его убивать. Даже самый придирчивый критик вынужден признать, что в Джоне куда больше героизма, чем он хотел бы показать. Но помимо отваги у него есть кое-что более ценное — изощренный ум. О, я успела узнать, как работает этот ум, так что могла предположить следующий сценарий. Если Джону удастся раскрыть рот, то он немедленно поведает, что улик и доказательств вагон и маленькая тележка: бумаги, фотографии, показания свидетелей, видеозаписи... И все это богатство угодило в одни жадные и цепкие ручки. То бишь в мои. Да-да, именно так он и объявит, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести. Будь проклят этот подлый человек, ведь тем самым он подставляет под удар меня, свою боевую подругу... Впрочем, Джон ведь всегда говорил, что благородства в нем ни на грош.

Интересно, почему они не стали преследовать меня на крыше? Негодяи ведь наверняка знали, что я была вместе с Джоном. Черт, да они, скорее всего, видели, как мы заходили в дом. Ответов тут несколько. Во-первых, мерзавцы просто не захотели скакать по крышам. Они и так устроили немалый шум, вламываясь в квартиру, так что почли за благо убраться подобру-поздорову, пока кто-нибудь не вызвал настоящую полицию.

Однако и сообразительная ты особа, дорогая Вики Блисс! Теперь вся картина как на ладони.

Джон в лапах Пьетро и его друзей. Похитив его, бандиты позвонили в полицию и сообщили, что в квартире светловолосого англичанина, на улице Трастевере, находится мертвая женщина. Когда Хелену опознают, Пьетро выдаст полиции убедительную историю.

Например, такую... Увы, этот жестокий иностранец служил у него секретарем. Негодяй соблазнил, а затем убил бедную возлюбленную графа. Совершив злодеяние, подлый секретарь исчез. Полиция в конце концов найдет Джона. Точнее, его тело. И вполне удовлетворится. Убийца найден, дело закрыто. Про Пьетро и его подручных забудут.

Усидеть на месте я была не в силах. Надо что-то предпринять! Сорвавшись со скамьи, я помчалась по мосту, лавируя между машинами. Бежала я вовсе не в полицию, моей целью была площадь Сан-Витале. Следовало поторопиться: путь неблизкий, а денег на такси нет.

На середине моста меня посетило новое озарение. Мысль была такой блестящей, что я даже слегка подивилась, почему не додумалась до этого раньше. Шаря в сумочке, я перешла на быстрый шаг. Моя сумочка всегда набита всякой всячиной, даже если я обзавелась ею всего несколько часов назад. Я едва не заорала от радости, когда мои пальцы наткнулись на скомканный клочок бумаги. Это была потрепанная банкнота в сто лир, чудом не перекочевавшая в жирные лапы кровопийцы-лавочника. Денег хватало ровно на один местный звонок.

В первом попавшемся кафе я купила жетон и кинулась к телефону. Телефонного справочника, разумеется, в кабинке не было, но в бесплатной справочной службе мне сообщили номер. Я назвала себя, и меня соединили с секретарем.

Секретарь ответил, что княгиня отсутствует. Проявив некоторую настойчивость, я сумела получить ее домашний адрес. Не знаю, что бы я делала, если бы Бьянка жила где-нибудь в пригороде. Мне даже на автобус не хватало. К счастью, ее дом находился совсем неподалеку, на Яникульском холме.

Ну вот все и устроилось. Я могу позвонить Шмидту от княгини Кончини. И вообще, Бьянка может поручиться за меня перед полицией, даже если не поверит моему безумному рассказу. И как это я забыла, что в Риме у меня теперь есть добрая знакомая, да еще такая важная персона, как княгиня и хранительница знаменитой галереи?

Европейцы обожают отгораживаться друг от друга. Они не довольствуются милым штакетничком, а возводят вокруг своих жилищ высоченные стены. Дом княгини Кончини представлял собой скромное и вполне современное строение, но стены все равно поражали высотой. Ворота, однако, были нараспашку, словно приглашая войти. Не раздумывая ни секунды, я устремилась к парадному входу по гравийной дорожке, петлявшей меж пестрых цветочных клумб.

Не успела я найти звонок или молоточек, как дверь отворилась. На пороге стояла сама княгиня.

Лучи заходящего солнца пронизывали сад насквозь, и Бьянка казалась словно пригвожденной к темному фону холла лучами света. Длинный шелковый халат ярко-алого цвета был туго подпоясан и лип к бедрам и груди, будто пластиковая упаковка. Яркий свет не пошел на пользу лицу Бьянки. Я увидела дряблые мышцы и морщины, которых не замечала прежде.

— О... — выдохнула я, вздрогнув. — А... я думала, ваш секретарь сообщил о моем приходе.

— Да, сообщил.

— Мне жаль, что я вас беспокою. Я бы не пришла, если бы дело не было столь неотложным.

— Все в порядке. Входите, Вики.

Бьянка отступила, жестом приглашая меня в сумрачный холл. Все шторы были плотно задернуты, не пропуская дневной зной. Внезапно я почувствовала неимоверную усталость, даже ноги подогнулись. Пришлось ухватиться за косяк двери.

— Бедняжка, — сочувственно сказала Бьянка, внимательно глядя на меня. — Похоже, у вас и впрямь что-то случилось. Заходите и расскажите мне обо всем.

Она поддержала меня под локоть. В ее тонкой руке была сила, которой я никак не подозревала. Бьянка затащила меня в дом, дверь с глухим стуком затворилась, и мы оказались в полутьме.

— Сюда, — сказала княгиня и повела меня через холл мимо вереницы дверей.

У последней двери мы остановились. Бьянка распахнула ее, и полумрак отступил перед ярким солнечным светом, хлынувшим из гостиной.

Несколько окон выходило в сад, у противоположной стены я заметила высокий камин и рухнула в ближайшее кресло. Бьянка прошла к стойке. Звякнули кусочки льда.

— Вам нужно взбодриться, — сказала она, протягивая мне стакан.

— Спасибо.

Я взяла стакан, но была настолько измотана, что не могла даже поднести его к губам.

— А теперь рассказывайте.

— Не знаю, с чего начать... — Господи, ну и мямля! — Так много нужно вам объяснить... Сейчас... сейчас. Но вы непременно должны мне поверить. Они схватили его! Они убьют его, если мы их не остановим!

— Его? — Изогнутая бровь чуть дрогнула. — Кого? Ах да... Ваш любовник.

— Он не мой любовник, — пробормотала я. В жизни не слыхала большей нелепицы. — Мы никогда... Я хочу сказать, у нас не было времени.

— Не было? Жаль-жаль. Уверяю, вы много потеряли.

Уголки губ Бьянки слегка приподнялись... Мона Лиза... Жрица. Какая у нее странная, всезнающая улыбка, словно княгиня живет уже много-много веков.

Утомление и смущение вдруг как рукой сняло. Я чувствовала себя удивительно бодрой, обретя своего рода умственное второе дыхание. Жаль, что это не случилось несколькими минутами ранее.

Бьянка все-таки чертовски проницательная женщина. Она заметила, как изменилось мое лицо, и улыбка застыла у нее на губах.

— Так вы поняли... Интересно, как?

— Наверное, следовало давным-давно понять, — резко сказала я, злясь на себя. — Последние несколько часов только и делала, что думала. Вот и додумалась. До многого додумалась...

Но одно обстоятельство все же упустила. Мне следовало быть повнимательнее.

Я осторожно отставила стакан, так и не пригубив. Бьянку моя осторожность позабавила. Она рассмеялась:

— Не бойтесь, я ничего туда не подмешала. Так как вы поняли, дорогая?

— Все дело в квартире. Джон сказал, что никогда не приводил туда Хелену, и у него не было причин лгать. Он ведь не скрыл, что... Неважно. Кто-то знал о его тайном убежище. Если Джон не приводил туда Хелену, значит, приводил кого-то еще... другую даму.

— Но почему ваш выбор пал именно на меня? — Бьянка продолжала загадочно улыбаться. — Не думаю, что я единственная дама, которую сэр Джон почтил своим вниманием.

Я испустила раздраженный вздох.

— Господи! Да пусть ваш сэр Джон хоть величайший любовник современности, новоявленный Казанова, но в сутках всего-навсего двадцать четыре часа. Сэр Джон находился в Риме меньше недели, и у него хватало дел. Вы да Хелена — вот и весь его любовный список. Он просто не успел внести в него новые имена. Кроме того, Бьянка, вы заполнили огромный пробел в моих рассуждениях. Я беспрестанно спрашивала себя, кто же руководит всей этой грандиозной аферой? Вы единственный человек, у которого достаточно ума и честолюбия, чтобы организовать мошенничество с таким размахом. Помимо прочего, главарь должен был удовлетворять двум условиям: жить в Риме и знать о талантах Луиджи Караваджо. Кроме того, в детективах главный бандит никогда не появляется в последней главе, это противоречит законам жанра! Так что вычислить вас не составило особого труда. — И я гордо расправила плечи. — Что вы сделали с Джоном?

— Он здесь. — Бьянка больше не забавлялась. Она с любопытством рассматривала меня. — Мы думали использовать его в качестве заложника, чтобы обеспечить ваше молчание, дорогая. Кто мог предположить, что вы окажетесь настолько глупой, что заявитесь по собственной воле? Бога ради, объясните, зачем вы пришли?

Ответ я знала, но вряд ли могла внятно изложить его вслух. Слишком путано бы получилось. Всему виной мое трудолюбивое подсознание, это оно подкинуло мне разгадку, вот только бедному подсознанию пришлось трудиться на фоне моей откровенной глупости, и потому преуспело оно лишь отчасти. В общем, я догадалась, но как, сама не знаю. Просто в какой-то момент в голове всплыло имя Бьянки, но почему?.. Кто его знает. В будущем буду придерживаться другой тактики: ни о чем не думать, пусть подсознание вкалывает само. Если, конечно, у меня есть будущее...

— Надеюсь, вы понимаете, что я не могла прийти сюда, словно агнец на заклание, не приняв мер предосторожности? — Прекрасная фраза, только вот уверенности в голосе надо бы побольше. — Ха-ха! Таких идиотов на свете просто нет, дорогая княгиня Кончини. Если через пять минут я не выйду из этого дома живая и невредимая, с Джоном под мышкой, вас ждут серьезные неприятности.

Бьянка, казалось, не слышала меня. Она неподвижно сидела в кресле, слегка склонив голову набок, словно прислушиваясь к чему-то.

— Эй! Я сказала, будет лучше, если вы нас сейчас же отпустите! Мы дадим вам время для бегства. У вас наверняка припрятана кругленькая сумма. За несколько часов вы можете пересечь полмира. Вы же разумная женщина, Бьянка, и должны понять, что глупо оставлять после себя гору трупов.

— Верно, — пробормотала она.

— Тогда...

— Прошу прощения. — Бьянка покачала головой. — Боюсь, вы заблуждаетесь, дорогая, и рисуете всю картину в несколько искаженном виде.

— Что вы хотите сказать?

— Я хочу сказать, что вовсе не я решаю вопрос о вашей судьбе. — Она подалась вперед и взмахнула тонкой рукой. Почему-то этот жест, несмотря на его театральность, выглядел весьма убедительно. — Да, задумка целиком и полностью моя. Вначале была моей... Неужели вы способны поверить, будто такой утонченный, такой, простите мне нескромность, изощренный ум мог совершить столь непростительную ошибку? Ну разве стала бы я убивать бедную глупенькую шлюшку? К чему эта нелепая и бессмысленная жестокость? Нет, я не такая идиотка, уж поверьте, Вики. У вас должны были возникнуть подозрения...

— Довольно, Бьянка! — произнес чей-то негромкий голос.

Сине-зеленые портьеры рядом с камином заколыхались и раздвинулись, открыв взгляду дверь.

На пороге стоял он, прекрасный, как скульптура Микеланджело... С пистолетом в руках.