"Предела нет" - читать интересную книгу автора (Платов Леонид)

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

1. Страх на дорогах «третьего рейха»

Колесникова охватило тягостное оцепенение. Он все слышал, все понимал, но, хоть убей, не мог пошевельнуть ни рукой, ни ногой.

Из этого состояния его не вывел даже грохот взрыва. Над лесом поднялся столб дыма, и клубы его стали медленно оседать. Вилла, где производились опыты, подорвана. Вероятно, все было подготовлено к взрыву заранее. Оставалось лишь включить рубильник.

Колесников пролежал ничком около получаса; во всяком случае, не более сорока пяти минут. Потом открыл глаза и сел.

Солнце уже вставало из-за деревьев.

Но почему не слышно птиц, которые встречают рассвет ликующим пением?

Снизу, со стороны дороги, вместо беспечного щебета и длинных виртуозных трелей доносились гудки, рев моторов, визг тормозов, брань, шорох колес.

Колесников раздвинул высокую траву. Внизу валом валит толпа.

Странно видеть немецких солдат, обычно щеголявших своей выправкой, бредущих толпой, врассыпную. То и дело приходится сторониться — обгоняют мотоциклы, грузовики, легковые машины. Асфальта почти не видно. По дороге, образуя завихрения у остановившихся машин, катит взбаламученный людской поток.

На миг Колесникову представилось, что стены сада не выдержали напора лютеола изнутри, и вот, вырвавшись на свободу, ядовитый газ беснуется на дорогах Австрии!

Но то было уже последнее наваждение сада. Колесников опомнился. Не лютеол, нет! При чем тут лютеол? Это же крушение прославленного гитлеровского вермахта!

Страх бушует на дорогах Австрии. Но это не страх, сфабрикованный из резеды и чего-то там еще с добавлением каких-то омерзительных химических примесей. Это естественный страх перед возмездием — перед надвигающейся Советской Армией!

Колесников стряхнул с себя оцепенение и встал.

Между деревьями, по ту сторону дороги, взблескивала река. Она текла почти строго на север. Гитлеровцы двигались в том же направлении.

А вот и серо-желтая дощечка указателя! На ней написано: «Река Ибс».

Помнится, Ибс впадает в Дунай? А параллельно Дунаю проходит главная шоссейная магистраль Санкт-Пельтен — Амштеттен. Орда беглецов, вероятно, стремится выйти поскорее на главную магистраль.

Туда же нужно и Колесникову. Только он, добравшись до шоссе, не повернет с общим людским потоком к Амштеттену, а пойдет в противоположном направлении, к Санкт-Пельтену, навстречу своим.

Колесников по-прежнему медленно брел по гребню холма, пошатываясь от слабости, иногда придерживаясь за стволы деревьев.

Солнце все выше поднималось над горизонтом.

Дорога петляла внизу. На крутых, почти под прямым углом, поворотах ее заботливо выложили кирпичом, чтобы легче было тормозить.

Австрия, одна из самых красивых стран в Европе, поворачивалась перед Колесниковым то анфас, то в профиль, охорашиваясь, сбрызнутая утренней росой.

Синоптики на этот раз не подвели. День обещал быть великолепным.

Приветливые, неправдоподобно уютные, почти пряничные домики выглядывали из-за кустов жимолости и шиповника. Колокольни церквей нацеливались, как зенитки, в самое небо. По склонам торчали столбы проволочной изгороди. Да нет, какая там изгородь! Это же шесты для хмеля и виноградных лоз!

Порой возникали на пути изумрудно-зеленые полянки, и обязательно с каким-нибудь мемориальным камнем — австрийцы, надо думать, очень любили это сочетание: исторических воспоминаний и приятного, радующего глаз пейзажа.

Остановиться бы на такой полянке, лечь, вытянуться! Все равно через несколько часов здесь будут наши.

Но Колесникову не терпелось поскорее увидеть их.

Как ни медленно он шел, поток машин и пешеходов внизу двигался еще медленнее. То и дело возникали пробки.

Среди солдат попадались и гражданские. Некоторые понукали лошадей, впряженных в одноколки, которые были доверху нагружены чемоданами, рюкзаками, кастрюлями. Другие катили свой скарб в детских колясках.

Наконец Колесников увидел впереди магистральное шоссе, по которому, так же как и по проселочным дорогам, текла толпа беженцев и солдат.

Он спустился по склону холма. Никто не обратил на него внимания. Ведь он был в цивильном, в старом пиджаке и брюках, которые ночью напялили на него эсэсовцы.

Сзади резко засигналили машины. С поспешностью уступая им дорогу, несколько солдат шарахнулись в сторону и повалились в кювет вместе с Колесниковым. Когда он поднялся, то увидел, что, едва не давя пешеходов колесами, движется мимо колонна грузовых машин.

Строго соблюдая интервал, проходили перед Колесниковым грузовики с эсэсовцами. Солдаты в черном сидели на высоких кожаных сиденьях совершенно неподвижно, будто окаменев, держа автоматы между ног. На рукавах белели череп и скрещенные кости.

Полет Валькирий? Нет, бегство Валькирий! Черные Валькирии драпали с поля боя.

Что это?! Из кабины одной из машин выглянуло мрачное лицо Банга!

А Колесников-то думал, что «мертвоголовые» намного опередили его. Но ведь он шел от дома напрямик, по холмам. А здесь дорога вьется серпантином. Кроме того, «мертвоголовых» задерживали постоянно возникавшие пробки.

И вдруг Колесников увидел Бельчке!

Тот сидел почему-то не в кабине, а в кузове, в ногах у эсэсовцев, скрючившись, как недоносок в банке. Голова его — без фуражки — мерно покачивалась над бортом машины. На плечах желтело что-то — кажется, цивильный макинтош. Шея была толсто обмотана бинтами.

Как! Бельчке жив?!

Колесников стоял в кювете, оцепенев.

Колонна эсэсовских машин с Бельчке промчалась мимо, как вереница призраков.

Так Бельчке жив! А он, Колесников, был уверен, что тот убит. Нет, он не убит — только ранен!

Значит, дело не сделано?

Колесников нащупал в кармане маленький браунинг, который машинально сунул туда, сбегая по трапу из кабинета Бельчке. Остались ли в обойме еще патроны? Он вытряхнул их на ладонь. Два! Очень хорошо. Значит, обе пули в Бельчке, обе — для надежности, и с самого близкого расстояния!

Выйдя на шоссе, Колесников повернул не к Санкт-Пельтену, а к Амштеттену, то есть включился в общий людской поток.

Да, он надеялся догнать Бельчке! Шансов было очень мало, он понимал это. Может быть, один шанс из тысячи или даже десяти тысяч. И все-таки он не имел права пренебречь им, этим шансом.

Мог же спустить скат на машине, в которой ехал Бельчке! Вот и задержка! А самолеты? Могли же налететь наши самолеты и разбомбить шоссе впереди?

Однако больше всего Колесников рассчитывал на заторы-пробки, неизбежные при таком паническом отступлении. На магистральном шоссе, запруженном людьми и машинами до отказа, заторов-пробок должно быть еще больше, чем на проселочной дороге.

Он шагал, сильно подавшись вперед, будто падая с каждым шагом.

Губы его шевелились беззвучно. Он подгонял себя:

«Давай иди! Догоняй! Проворонил Бельчке в доме, промазал в него с нескольких шагов, стыд какой, теперь догоняй!

Слышишь, как воют машины, пробивая себе дорогу через толщу пешеходов? Идут впритык, сгрудились, будто стадо баранов. Два-три достаточно плотных затора на шоссе — и ты настигнешь Бельчке.

А там уж проще простого. Согнувшись, пряча лицо, протиснись через толпу, подойди к Бельчке вплотную и вбей в него две свои заветные пули. А потом — пропадай все!»

Сердце билось как-то беспорядочно: то слабо, то сильно — рывками. В ноги иногда вступала странная слабость, и он очень боялся упасть. Упадешь — не встанешь, растопчут!

Снова и снова он поднимал свое сердце в галоп. Беспощадно пришпоривал его и бил хлыстом. Вперед! Вперед!

«Обгоняй их, обгоняй! — приказывал он себе. — Постарайся обойти вон ту группу солдат, обвешанных фляжками и ранцами. Так! Впереди тарахтит какая-то двуколка, покрытая брезентом, уцепись за ее борт, передохни немного!

Передохнул? Обгони и двуколку!»

Он настойчиво пробивался сквозь толпу, расталкивал ее локтями, пытаясь выиграть еще сто-двести метров, чтобы находиться поближе к Бельчке на случай пробки-затора.

Какой-то солдат, круглолицый, еще совсем молодой, заглянул Колесникову в лицо.

— Ты-то куда торопишься, старик? — удивленно сказал он. — Русские не сделают тебе ничего. Такие, как ты, не нужны. Им нужны молодые и здоровые, как я, чтобы работать на них в Сибири.

Колесников дико посмотрел на солдата. Старик? Кто это — старик?

Сзади неодобрительно сказали:

— Что ты пристаешь к нему? Он идет, потому что на стенах повсюду намалевано: «Зигодер Зибириен!»[6] Он просто дисциплинированный немец.

Кто-то из гражданских добавил, вздохнув:

— Надо было бы тебе получше защищать его! Не пускать русских в Австрию.

Солдат пожал плечами.

— Что делать? Мы старались. Но эти русские прут, как паровой каток, как лава, которая выплеснулась из вулкана.

Он протянул Колесникову свою флягу.

— Хлебни! Тебе станет полегче.

Но Колесников молча, с омерзением оттолкнул его руку, и сконфуженный солдат отстал, замешался в толпе.

Настроение у всех было взвинченное.

Когда шофер пятнистого, видимо штабного, «мерседес-бенца» требовательно засигналил, пытаясь пробиться, из толпы заорало несколько голосов:

— Не гуди, проклятая свинья! Не дергай нам нервы!

Из окошка выглянуло толстое бледное лило. К удивлению Колесникова, шофер перестал сигналить.

Колесников миновал группу офицеров, которые, выйдя из легковой машины, озабоченно склонились над картой. Обрывки разговора:

— А если проселочными дорогами? Успеем ли?.. Американцы Паттона…

Поспешно садясь в машину, один из офицеров добавил несколько слов. Из них можно было вонять, что гитлеровцы спешат навстречу войскам генерала Паттона, которые двигаются с запада.

То, что видел Колесников на шоссе, не было уже хваленым вермахтом, гитлеровской армией. То был сброд, толпа, стадо, охваченное паникой. Забыты были мечты о мировом господстве. Вчерашние завоеватели, превратившись в беглецов, мечтали лишь о том, чтобы как можно дальше уйти на запад и со вздохом облегчения поднять руки у американских аванпостов.

С каждой минутой шаги гитлеровцев убыстрялись. Размеренная солдатская поступь мало-помалу переходила в беспорядочный бег.

Тяжело переваливаясь, ползли танки, обвешанные солдатами со всех сторон. Их обгоняли набитые людьми грузовые и легковые машины. Рысцой трусили по обочинам пехотинцы, иногда останавливаясь и выбрасывая лишние вещи из своих рюкзаков.

В кюветах валялись котелки, шинели, накидки, чемоданы, фляжки, солдатские каски, автоматы, патронные ленты к пулеметам, консервные банки, одеяла. Все чаще попадались винтовки, воткнутые штыками в землю. Такое Колесников видел лишь на старых пожелтевших плакатах времен первой мировой войны. И вот он воочию видит винтовки в земле! Это — земля «третьего рейха»! Винтовки даже колеблются еще, будто от дуновения ветра.

Но вскоре он забыл об этом. Все, что видел на шоссе, как бы скользило поверх его сознания. Одна-единственная мысль владела им, поддерживала на ногах, вела вперед.

Формула страха останется недописанной! Сегодня Бельчке умрет!

Будто связанный с ним длинным буксирным концом, Колесников продолжал продвигаться все дальше по шоссе. Ноги его одеревенели, мучительная боль пронизывала суставы.

Город Амштеттен возник на пути. Крутые узкие улицы и площадь со статуей богоматери у фонтана сплошь забиты немецкими солдатами и офицерами. Колесников увидел двух бледных генералов, которые жались рядышком в подворотне. Видно, ждут не дождутся, пока шофер кончит копаться в моторе. Ну и вид! Козырьки генеральских фуражек надвинуты на глаза. Плечи подняты и вздрагивают, точно на дворе январь, а не май и вокруг черные руины Сталинграда, а не домики Амштеттена, которые в целости и сохранности простояли до самого конца войны.

Грузовиков Банга не видно. Может быть, профессора ожидала в Амштеттене легковая машина и он пересел в нее? Но здравый смысл подсказывал, что это не так. Бельчке — трус. Он слишком напуган» чтобы расстаться со своими черномундирниками. Где грузовики Банга, там и Бельчке.

Колесников прошел город без помех. Никто на улицах не остановил его, никто не заговорил с ним. Все были слишком поглощены своими делами. На Колесникове словно бы надета шапка-невидимка, которую он между делом похитил в заколдованном саду.

Но он так хотел догнать Бельчке, что даже на имел времени насладиться сознанием своей почти неправдоподобной, фантастической неуязвимости.

Примерно через четверть часа после того, как был пройден Амштеттен, сзади раздались тупые удары.

Ага! Бомбят Амштеттен!

Солдатня кинулась по кюветам. Но звуки взрывов не приближались, а, наоборот, удалялись. Эх, жаль! Нужно было бы пробомбить все впереди, чтобы остановить отступающие колонны.

Колесников не мог знать, что за ним на расстоянии нескольких десятков километров двигается наша авангардная часть, оказавшаяся, подобно ему, в одиночестве среди поспешно отступающих гитлеровских войск. Это был уже известный читателю дивизион самоходных орудий гвардии майора Васильева — из той же гвардейской дивизии, батальон которой, высаженный моряками-дунайцами у основания Имперского моста, овладел этим мостом за два дня до падения Вены.

Гвардии майор Васильев, как острие копья, проник в глубь немецкого тыла и, громыхая гусеницами, на полной скорости продолжал мчаться вперед, кроша и сметая все на своем пути.