По Эдгар АлланНа стенах Иерусалимских

Эдгар Аллан ПО

НА СТЕНАХ ИЕРУСАЛИМСКИХ

Intonsos rigidam in frontem ascendere canos passus erat... Lucan

"Стричь перестав, седины поднял на лоб непреклонный... Лукан (лат.). Перевод: дикий кабан"

- Поспешим на стены, - сказал Абель-Фиттим, обращаясь к Бузи бен Леви и Симону фарисею в десятый день месяца Таммуза, в лето от сотворения мира три тысячи девятьсот сорок первое. - Поспешим на крепостной вал, примыкающий к Вениаминовым воротам, в граде Давидовом, откуда виден лагерь необрезанных; ибо близится восход солнца, последний час четвертой стражи, и неверные, во исполнение обещания Помпея, приготовили нам жертвенных агнцев. Симон, Абель-Фиттим и Бузи бен Леви были гизбаримами, то есть младшими сборщиками жертвований в священном граде Иерусалиме. - Воистину, - отозвался фарисей, - поспешим, ибо подобная щедрость в язычниках весьма необычна, зато переменчивость всегда отличала этих поклонников Ваала. - Что они изменчивы и коварны, это столь же истинно, как Пятикнижие, - сказал Бузи бен Леви, - но только по отношению к народу Адонаи. Слыхано ли, чтобы аммонитяне поступались собственной выгодой? Невелика щедрость поставлять нам жертвенных агнцев по тридцати серебряных сиклей с головы! - Ты забываешь, бен Леви, - промолвил Абель-Фиттим, - что римлянин Помпеи, святотатственно осаждающий град Всевышнего, может подозревать, что купленных жертвенных агнцев мы употребим на потребности нашего тела, а не духа. - Клянусь пятью углами моей бороды! - воскликнул фарисей, принадлежавший к секте так называемых топалыциков (небольшой группе праведников, которые так усердно истязали себя, ударяя ногами о мостовую, что были живым упреком для менее ревностных верующих и камнем преткновения на пути менее талантливых пешеходов). - Клянусь пятью углами этой бороды, которую мне, как священнослужителю, не дозволено брить! Неужели мы дожили до того, что римский богохульник, язычник и выскочка осмелился заподозрить нас в присвоении священных предметов на потребу плоти? Неужели мы дожили?.. - Не станем допытываться о побуждениях филистимлянина, - прервал его Абель-Фиттим, - ибо сегодня впервые пользуемся его великодушием, а может быть, жаждой наживы. Поспешим лучше на городскую стену, дабы не пустовал жертвенник, чей огонь негасим под дождями небесными, а дымный столп неколеблем бурями. Та часть города, куда поспешали наши почтенные гизбаримы и которая носила имя своего строителя царя Давида, почиталась наиболее укрепленной частью Иерусалима, ибо была расположена на крутом и высоком Сионском холме. Вдоль широкого и глубокого кругового рва, вырубленного в скалистом грунте, была воздвигнута крепкая стена. На стене, через равные промежутки, подымались четырехугольные башни белого мрамора, из которых самая низкая имела в вышину шестьдесят, а самая высокая - сто двадцать локтей. Но вблизи Вениаминовых ворот стена отступала от края рва. Между рвом и основанием стены возвышалась отвесная скала в двести пятьдесят локтей, составлявшая часть крутой горы Мориа. Таким образом, взойдя на башню, носившую название Адони-Бэзек, - самую высокую из всех башен вокруг Иерусалима, откуда обычно велись переговоры с осаждавшими, - Симон и его спутники могли видеть неприятельский лагерь с высоты, на много футов превышающей пирамиду Хеопса, а на несколько футов - даже храм Бела. - Воистину, - вздохнул фарисей, опасливо взглянув с этой головокружительной высоты, - необрезанных - что песку в море или саранчи в пустыне! Долина- Царя стала долиной Адоммина. - А все же, - заметил бен Леви, - покажи мне хоть одного неверного от альфы до тау - от пустыни до крепостных стен, который казался бы крупнее буквы "йот"! - Спускайте корзину с серебряными сиклями, - крикнул римский солдат грубым и хриплым голосом, казалось, исходившим из подземных владений Плутона, - спускайте корзину с проклятыми монетами, названия которых благородному римлянину не выговорить - язык сломаешь! Так-то вы благодарны нашему господину Помпею, который снизошел до ваших языческих нужд? Колесница Феба - истинного Бога! - уже час, как катит по небу, а ведь вы должны были прийти на крепостную стену к восходу солнца. Эдепол! Или вы думаете, что нам, покорителям мира, только и дела, что дожидаться у каждой паршивой стены ради торга со всякими собаками? Спускайте, говорю! Да глядите, чтобы ваши дрянные монеты были новенькие и полновесные! - Эль Элоим! - воскликнул фарисей, когда резкий голос центуриона прогремел среди скал и замер у стен храма. - Эль Элоим! Что еще за бог Феб? Кого призывает этот богохульник? Ты, Бузи бен Леви, начитан в писаниях необрезанных и жил среди тех, что имеют дело с терафимом; скажи, о ком толкует язычник? О Нергале? Об Ашиме? О Нибхазе? О Тартаке? Адрамелехе? Анамалехе? О Суккот-Бенифе? О Дагоне? Белиале? Ваал-Перите? Ваал-Пеоре? Или Ваал-Зебубе? - Ни о ком из них. Но не отпускай веревку чересчур быстро; корзина может зацепиться за выступ вон той скалы и тогда горе нам! - ибо ценности святилища будут из нее извергнуты. С помощью грубого приспособления тяжело нагруженную корзину спустили в толпу солдат; и сверху было смутно видно, как римляне собрались вокруг; но огромная высота и туман мешали разглядеть, что там делается. Прошло полчаса. - Мы опоздаем, - вздохнул по прошествии этого времени фарисей, заглядывая в пропасть, - мы опоздаем! Кафалим снимет нас с должности. - Никогда больше не вкушать нам от тука земли! - подхватил Абель-Фиттим. - Не умащать бороды благовонным ладаном - не повивать чресел тонким храмовым полотном. - Рака! - выругался бен Леви. - Рака! Уж не вздумали ли они украсть наши деньги? О, святой Моисей! Неужели они взвешивают священные сикли скинии? - Вот наконец-то сигнал! - воскликнул фарисей. - Сигнал! Подымай, Абель-Фиттим! - Тяни и ты, Бузи бен Леви! - Либо филистимляне еще не отпустили корзину, либо Господь смягчил их сердца, и они положили нам увестистое животное. И гизбаримы изо всех сил тянули за веревку, а корзина медленно поднималась среди сгустившегося тумана.

***

- Бошох хи! - вырвалось у бен Леви спустя час, когда на конце веревки обозначилось что-то неясное. - Бошох хи! - Бошох хи! Вот тебе на! Это должно быть баран из энгедийских рощ, косматый, как долина Иосафата! - Это первенец стада, - сказал Абель-Фиттим. - Я узнаю его по блеянию и по невинным очертаниям тела. Глаза его прекраснее самоцветов из священного нагрудника, а мясо подобно меду Хеврона. - Это тучный телец с пастбищ Васана, - промолвил фарисей. - Язычники поступили великодушно. Воспоем же хвалу. Вознесем благодарность на гобоях и псалте-рионах. - Заиграем на арфах и на кимвалах - на цитрах и саквебутах. Только когда корзина была уже в нескольких футах от гизбаримов, глухое хрюканье возвестило им о приближении огромной свиньи. - Эль Эману! - воскликнули все трое, возводя глаза к небу и выпуская из рук веревку, отчего освобожденная свинья полетела на головы филистимлян. - Эль Эману! С нами бог! Это трефное лясо!