"Эпилог" - читать интересную книгу автора (Андерсон Пол Уильям)

2

С едва ощутимым толчком катер отвалил от звездолета. И сразу наступила тишина. Там, на борту корабля постоянно ворчали, щелкали и шелестели всевозможные механизмы — они давали свет, тепло, свежий воздух, делали расчеты, — но здесь тишина была мертвая, первозданная.

Хью Даркингтон молча смотрел в иллюминатор. Огромная туша корабля, заслонявшая обзор, постепенно растаяла, беспроглядный мрак усеяли колючие точки звезд. Все они казались одинаковыми, хотя, вероятно, если смотреть на небо с Земли, то звезды легко можно будет сгруппировать в созвездия. Даркингтон слишком долго путешествовал в космосе и видел слишком много звезд, при этом никогда не забывая, что на самом деле их еще больше, и вместе они образуют один гигантский Хаос. Однажды, когда Хью зашел на ходовой мостик, капитан Торшоу показал ему, что Млечный Путь имеет теперь совсем иные очертания, чем прежде; за последние три миллиарда лет один изгиб размылся, появились новые скопления… Но для Даркингтона эти слова и понятия значили мало. Он был биологом и никогда всерьез не интересовался астрономией. А теперь, после всего, что они пережили, после потерь и одиночества он не мог вообразить ничего более бес мысленного, чем установление точной конфигурации Млечного Пути.

Катер снижался по крутой спирали; Земля заполнила собой все поле зрения, скрыв далекий серпик Луны. За многие и долгие века, минувшие с тех пор, как «Странник» покинул родную планету, Луна успела довольно далеко отойти от Земли, превратившись в небольшое тусклое пятнышко; впрочем, она находилась все-таки ближе, чем предсказывали ученые. Удаление Луны они объясняли изменением рельефа самой Земли и, следовательно, ослаблением ее гравитационного поля. Например, исчез Берингов пролив, исчезли другие, памятные по прошлой жизни, места. А Луна… Обследовав ее поверхность в корабельный телескоп, капитан Торшоу, который раньше не раз бывал на Луне, сказал, что и там многое изменилось — возникли новые горы, моря, кратеры, следы вулканической эрозии. Но в основном Луна оставалась обычной Луной, такой же мертвой, какую он помнил, и было в высшей степени странно это осознавать, зная, как изменилась Земля…

…И даже Солнце. Если смотреть на него сквозь защитные бленды — все вроде, как прежде, полыхает, как ни в чем ни бывало. Но интенсивность термоядерных процессов за три миллиарда лет заметно усилилась, и — естественный тому результат — Солнце нагрелось и раздулось; Земля же, миллионы лет замедляясь в межпланетном газе и пыли, приблизилась к светилу — ненамного, но для жизни на планете это означало смертный приговор. Впрочем, подобные изменения заметны, только если рассматривать их в космическом масштабе.

Даркингтон тяжело вздохнул и сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Он был худощав, с резкими чертами длинного лица; в волосах, не по возрасту рано, серебрилась седина. Он помнил прекрасные годы, проведенные в стенах Оксфорда, радость первых маленьких открытий за микроскопом, борьбу с ветром и волнами на маленькой яхте у мыса Нантакет, брызги волн, крики чаек, гудки кораблей, мужскую дружбу, скрепленную шахматной доской или звоном бокалов, лесные туманы и багрянец «бабьего лета»… Сейчас всего этого уже не существовало.

Первый шок уже прошел, невероятная депрессия, навалившаяся на весь экипаж «Странника» — сотню мужчин и женщин — отступила, и люди уже почти смирились с мыслью, что они навеки оторваны от дома, который растаял в невообразимой дали веков, оставив о себе одни воспоминания.

Фредерика Руис коснулась ладонью его руки, и он заставил себя расслабиться и ответить на ее робкую улыбку.

— В конце концов, — проговорила она, — мы же знали, что улетаем надолго и что можем никогда не вернуться.

— Мы давно уже могли высадиться на какой-нибудь планете.

— Ну, так еще не все потеряно, — заявил с пилотского кресла Сэм Куроки. — В радиусе пятидесяти световых лет не меньше шести систем со звездами G-типа.[1]

— Там все будет не так, — уныло возразил Даркингтон.

— Конечно, — сказала Фредерика, — там будет лучше. Представь, мы, последние люди во Вселенной, возродим человеческую расу на новой родине…

У Фредерики был не самый лучший характер, особой красотой она тоже не блистала — невысокого роста, полноватая, с большим ртом и прямыми светлыми волосами. Но после того как корабль перестал ускоряться во времени, все это перестало иметь значение. Фредерика Руис была грамотным инженером и храброй женщиной, и Хью Даркингтон был чертовски польщен, когда она выбрала его в мужья.

— А может, мы и не последние вовсе, — сказал Куроки, и его плоское лицо растянулось в улыбке. Он вообще часто улыбался, отличаясь неистребимой, почти мальчишеской дерзостью и самонадеянностью. — Наверняка ведь, кроме нас, есть еще какие-то колонии, на других планетах, а? Сидят там наши потомки, собрались в кучки и болтают о том, о сем. А сами похожи на лысых гномов, а?

— Сомневаюсь, — сказал Даркингтон. — Если бы люди, человечество, уцелели бы хоть где-нибудь в Галактике… неужели ты думаешь, они не вернулись бы на родную планету, чтобы снова вдохнуть в нее жизнь?.. Ведь это — Земля!..

Хью тяжело вздохнул. Они уже, наверное, в сотый раз начинали этот разговор, пока «Странник» кружил вокруг неузнаваемо изменившейся Земли, и ничего не могли с собой поделать — мысли снова и снова возвращались к безрадостной теме, словно пальцы человека, который не может удержаться от того, чтобы лишний раз не погладить давний шрам.

— Нет, — добавил Хью, — я думаю, что сразу после нашего отлета здесь была война. Вспомните, какая была обстановка…

Да, это было именно так, и вот почему построили «Странник», и вот почему он стартовал в такой спешке, едва успели закончиться последние приготовления. Пятьдесят пар людей боролись за право основать первое поселение на второй планете системы Тау Кита и, естественно, победили достойнейшие. О, да, официально это была научная экспедиция, финансировал ее один из известных научных фондов, но фактически, и все это знали, это была отчаянная попытка спасти хотя бы малую часть человеческой цивилизации в надежде на то, что потом, спустя века, все эти люди или их потомки вернутся и помогут землянам в возрождении былого величия. В те времена даже Великая Азия соглашалась, что тотальная война отбросит человечество назад на многие сотни лет. Западные правительства, однако, были пессимистичнее. Международная обстановка накалялась так стремительно, что времени на испытания маршевого двигателя корабля не оставалось. Его следовало бы обкатать в нескольких контрольных полетах, на это требовалось не больше года, но… через год уже могло быть слишком поздно. Субсветовые корабли-разведчики уже летали к соседним звездам, их экипажи неплохо перенесли несколько недель пути. Почему же со «Странником» должно что-то случиться?

— Мировая война?! — переспросила Фредерика. Она частенько так делала, прежде чем возразить. — Тотальная война до полной стерилизации планеты?! Нет, я в это не верю!

— Ну, не стоит упрощать, — Даркингтон качнул головой. — Может, и был в этой войне так называемый «победитель», но победа была пиррова, потому, что, наверняка, те, кто, выжил, были совершенно обессилены, а земля искалечена так, что невозможно представить… Ресурсов не осталось, и, скорее всего, им ничего не удалось восстановить, и кончилось это все — спуском по спирали в средневековье, а то и еще ниже.

— Не знаю, — возразил Сэм Куроки. — Вспомни, сколько в наши времена было всяких машин — полным полно роботов, ну, вроде этих агрегатов для добычи ископаемых на шельфе; работали они на солнечной энергии, воспроизводились сами… И еще прорва всяких других… Не понимаю, что могло помешать возродить промышленность на такой-то базе.

— Все было заражено радиацией, — сказал Даркингтон. — А для экологии это — смерть. Тем более что процесс деградации биосферы проходил много сотен лет. Одни виды погибли, другие мутировали, затем настал черед тех, которые зависели от первых… и пошло, и пошло. Как могли уцелевшие люди восстанавливать цивилизацию, если вокруг них рушились основы самой природы? — Почувствовав неловкость от того, что он говорил с таким жаром, Хью тряхнул головой и выпрямился, прогоняя нахлынувшую вдруг жалость к себе. Ужас надо встречать с открытыми глазами. — Я так считаю, — добавил он. — Возможно, что-то происходило и не совсем так, но, в общем, схема правдоподобна. Ну, а как оно было на самом деле, мы никогда не узнаем, это уж точно.

Внизу медленно поворачивалась Земля, окутанная голубоватым сиянием. В некоторых местах поверхность планеты была почти черной. Блестевшие на солнце океаны бороздили вереницы облаков; сделав виток вокруг планеты, люди увидели восход солнца, великолепное зрелище — особенно, тот момент, когда первый луч наступающего рассвета пронзает кромешный мрак ночной стороны. Родная планета была по-прежнему прекрасна…

Правда, очертания материков изменились до неузнаваемости. Некогда зеленовато-коричневые, они казались на фоне океанов тускло черными. Льда на полюсах не было, а температура на уровне моря в разных местах колебалась от восьми до двухсот градусов по Фаренгейту.[2] Атмосфера представляла собой смесь азота, аммиака, сероводорода, сернистого и углекислого газов и водяного пара. Спектроскопы не обнаружили следов ни хлорофилла, ни каких-либо органических соединений. Сквозь просветы в облаках можно было видеть, что поверхность планеты чуть ли не сплошь покрыта металлом.

Эта была другая Земля, не та. И вообще, непонятно, с какой стати понадобилось отправлять в рискованный полет разведбот с экипажем из трех человек, каждый из которых был бесценен для судьбы горстки оставшихся. Но покинуть Солнечную систему, не отдав последний долг родной планете — такое никому из экипажа «Странника» в голову не пришло. Хью хорошо помнил, как в детстве, — ему тогда едва исполнилось двенадцать лет — родители взяли его на похороны бабушки, которую он очень любил. В гробу он увидел застывшую безжизненную маску… Куда же ушла та, которую он так любил?..

— Ну, ребята, что бы тут ни случилось, это случилось три с липшим миллиарда лет назад. Не берите в голову! У нас полно своих забот… — произнес Куроки, но голос его звучал натянуто.

Фредерика молча смотрела в иллюминатор, не в силах отвести взгляд от мертвой планеты.

— Нет, Сэм, мы никогда не сможем этого забыть. Об этом нельзя забывать. Мы будем молиться и надеяться, что наших внуков минует эта ужасная участь…

Помолчав немного и словно забыв о присутствии мужчин, Фредерика вдруг едва слышно зашептала что-то, и Даркингтон с трудом разобрал слова:

Куроки уставился на нее.

— Стихи, надо же! — произнес он удивленно. — И кто это написал?

— Хью, — ответила Фредерика. — Ты разве не знал, что он сочиняет стихи? Я ими зачитывалась еще до того, как с ним познакомилась. Вот так-то.

Хью Даркингтон покраснел. Разумеется, он был польщен, но, чтобы скрыть замешательство, пробормотал что-то насчет «юношеских опытов».

Впрочем, Фредерика своей декламацией сумела отвлечь его от грустных мыслей. (Конечно, только внешне, ибо все они обречены в душе своей нести щемящую тоску). Это чувство не оставит их ни на миг, и они об этом знали. Оставалось лишь надеяться, что оно не перейдет к их детям — по наследству. Ибо нельзя же вечно оплакивать Сион.[3]

Катер приближался к планете, и Даркингтон приник к иллюминатору. Он жаждал получить ответы если не на все свои вопросы, то уж, по крайней мере, на самые жгучие.

Ну, например, почему, даже спустя три миллиарда лет, жизнь так и не возродилась? Радиоактивность должна была сойти на нет максимум за несколько столетий, исходные природные взаимосвязи видов неизбежно восстановились бы. Почему же этого не произошло?

От безрадостных раздумий его отвлек бодрый голос Куроки.

— Сдается мне, пора прижаться к ней поближе, — Сэм вдавил несколько клавиш на пульте, и все трое мгновенно почувствовали перегрузку. Шар Земли стремительно рванулся навстречу, наваливаясь на катер, словно пытаясь подмять его под себя.

Двигатели ревели все громче. Судорожно сжав челюсти, так, что под скулами обозначились желваки, Куроки работал на пульте управления; в эти минуты он был похож на пианиста — пальцы его буквально плясали над клавишами. Даркингтон знал, что сейчас Сэм не столько управляет катером, сколько старается не мешать машине. Управлять многотонным аппаратом, который на космической скорости снижается в атмосфере, преодолевая турбулентные потоки и одновременно подыскивая подходящее место для посадки, — нет, для такой работы человеческие мозги явно не годятся. Команды отдавал центральный компьютер катера, обрабатывая массу информации; поступающей со всевозможных датчиков. Задача эта была невероятной сложности, компьютер учитывал астрономическое число непрерывно меняющихся параметров. Куроки сейчас задавал лишь общее направление полета, но в кризисной ситуации компьютер мог проигнорировать его команды.

— Сядем между этих холмов! — прокричал Сэм, стараясь пробиться сквозь грохот двигателей. — К востоку от терминатора! Тогда у нас будет в распоряжении целый день! Обследуем все вокруг. Равнина, кажется, заболочена…

Даркингтон кивнул и взглянул на Фредерику, которая улыбнувшись в знак согласия, подняла кверху большой палец. Подавшись вперед, насколько позволяли привязные ремни, Хью коснулся губами ее губ и заметил, как ока благодарно прикрыла глаза…

Когда-нибудь, на другой планете… которой еще, быть может, и не существовало, когда они покидали Землю…

Однажды Хью поделился с Фредерикой своими опасениями. Пугало его то, что двигатели могут выйти из строя во время очередного межзвездного прыжка, и тогда они застрянут в открытом космосе, в невероятной дали от планет. И если не хватит энергии для временного двигателя, то не окажется ли так, что по истечении шести миллиардов лет — а именно настолько должно хватить емкости темпоральных аккумуляторов — они не найдут ни одной подходящей планеты, на которой может жить человек.

Но Фредерика, легонько хлопнув его по руке, успокоила:

— Ты просто не очень силен в математике, потому и волнуешься. Все будет нормально, можешь мне поверить…

Хью поверил, правда, заметив, что в свое время неплохо освоил дифференциальное исчисление. Но Фредерика только рассмеялась. Этого мало, очень мало, сказала она. Чтобы понять принцип временного скачка нужно знать хотя бы основы теории гиперпространственного движения…

— Знаю, знаю… — перебил он. — Реактивная тяга создается в четвертом измерении, и поэтому сначала импульс прикладывается ко временной оси, а уж потом к пространственным…

— Не-ет, — протянула со смехом Фредерика. — Ничего-то ты в этом не смыслишь. А случилось вот что: из-за дефекта трубопровода в двигателе появился так называемый эффект Т-ускорения. Сейчас мы перебрали двигатель, нашли, в чем дело, теперь все сработает как нужно, можешь не сомневаться. Энергии у нас — под завязку, экосистема — в норме, мы в любой момент можем отправляться искать планету… И за каждые пятьдесят световых лет пути мы будет стареть всего на несколько месяцев.

Увидев, что вокруг никого нет, она обняла его, и это почему-то вселило в Хью больше уверенности, чем все предыдущие мудреные объяснения.

Мы скажем последнее «прости» старушке Земле, подумал он, лежа в противоперегрузочном кресле и изо всех сил стараясь дышать как можно глубже. Скажем — и улетим. Жизнь, которую она нам подарила, должна продолжаться…

Катер сел, двигатели смолкли, и тишина зазвенела в ушах. Первым зашевелился Куроки. Он отстегнулся, вернул кресло в нормальное положение и включил передатчик.

— Эй, «Странник»! Это Куроки. Пока все о'кей. «Странник», «Странник», как меня поняли? — забормотал он в микрофон.

С трудом поднявшись с кресла, Хью Даркингтон помог встать Фредерике. Организм медленно отходил после перегрузки.

— Вот и Земля, — проговорила Фредерика, проглотив комок и опершись на плечо Хью. — Выгляни в иллюминатор, милый. А то, боюсь, у меня не хватает духу.

Даркингтон почувствовал священный трепет при мысли, что еще никто до них не видел преобразившейся Земли. Нетвердо переступая, он добрался до иллюминатора и, чуть помедлив, поднял защитный экран…

Он так долго и заворожено смотрел вдаль, что Фредерика не выдержала. Она подошла к нему — и застыла, уставившись прямо перед собой неподвижным взглядом.