"Безногий ас" - читать интересную книгу автора (Брикхилл Пол)

Глава 2

По дороге на Вудсток, в миле или двух от Оксфорда, за высокой каменной стеной находится школа Сент-Эдвард, небольшой замкнутый мирок. Мальчики редко бывали в Оксфорде. Если они и выходили за ограду, то лишь для того, чтобы пересечь дорогу и попасть на спортивные площадки. Там было несколько полей для регби, площадки для крикета, теннисные корты и плавательный бассейн. За школьной оградой прятались дом директора Уордена, учебный корпус, несколько жилых домиков. Новые мальчики обычно прибывали в школу за день до общего сбора. С десяток мальчишек, в том числе и Дуглас, бесцельно слонялись по залу, не зная, чем себя занять. Дуглас снял свой новый котелок, который был частью школьной формы. Он его не любил. И чтобы выразить свое отношение, он наподдал котелку ногой. А потом еще. И еще. После чего весело погнал по залу, словно футбольный мяч.

Внезапно сверху прозвучал скрипучий голос:

«Мальчик!»

Бадер поднял голову. Над балюстрадой появилось кислое бледное лицо, украшенное поблескивающими очками.

«Прекрати пинать свою шляпу. Подбери ее и успокойся».

«Да, сэр», — сказал сконфуженный мальчик.

Лицо исчезло. Несколько секунд в зале было тихо. Потом Дуглас снова бросил шляпу на пол и пнул ее, чтобы показать свою независимость.

«Мальчик!».

Все замерли. Снова появилось лицо воспитателя, он несколько секунд с подозрением разглядывал новичков, а потом приказал:

«Иди сюда, мальчик».

За преступлением последовало неотвратимое наказание — шесть ударов линейкой по тому месту, где талия теряет свое благородное название. В зале никто ничего не заподозрил, так как Дуглас не издал ни звука.

В школе он потерял скромность и застенчивость буквально через пару дней и дал выход своей живой натурой. Но, к удивлению матери, он подчинялся правилам, даже несколько унизительным. Новички должны были носить жилеты, застегнутыми на все три пуговицы, что подчеркивало их низкий статус.

Бадер с удовольствием занялся спортом, где можно было смело расходовать излишки энергии. Он начал играть в крикет, увлекся гимнастикой и плаванием. От стипендиата Темпл-Гроува можно было ожидать новых успехов на учебном поприще, однако Дуглас не утруждал себя. Он учился так, чтобы к нему не приставали, и не лучше. Его живой ум все схватывал на лету, а потом, вместо того чтобы учить уроки, он предавался сладким мечтам о спортивных подвигах.

Во втором семестре дела пошли лучше в двух отношениях. Во-первых, он мог не застегивать одну пуговицу на жилете, а во-вторых, начался регбийный сезон. Сначала он играл за вторую команду общежития, но потом его взяли в первую. Теперь Дугласу предстояло играть с более взрослыми и сильными мальчиками.

Вернувшись домой на каникулы, Дуглас и Дерик купили воздушные ружья и принялись терроризировать окрестности Спротборо. Но в один непрекрасный день Дуглас заметил в окне ванной пышные формы некоей леди, намеревавшейся выкупаться. Какой-то бес подтолкнул его, и через секунду стекло разлетелось вдребезги. За этим последовал дикий визг. Снайпер поспешил исчезнуть, а потом у него с Дериком состоялся жаркий спор относительно того, как сильно бьет пулька. Дерик доказал свою правоту очень просто — выстрелил Дугласу в плечо. Началась драка, которая завершилась тем, что Джесси конфисковала оба ружья.

Дуглас просто не мог устоять перед соблазном, даже если знал, что потом за это придется расплачиваться. Он устроил себе стандартное испытание маленьких мальчиков — ночью отправился в лес. Хотя сердце колотилось, как бешеное, он заставил себя идти медленным шагом, не оборачиваясь и не дергаясь, когда раздавался какой-нибудь шум.

1924 год прошел для него относительно спокойно, вероятно, потому, что он почти все силы отдавал занятиям спортом. На Рождество мальчики сыграли в школьном театре пьесу Шекспира. Всех восхитила игра одного юноши. Его звали Лоуренс Оливье[1].

В 1925 году Дуглас отдавал спорту еще больше времени, и наоборот — в классе откровенно лодырничал. Он занимался только тем, что ему было интересно — историей, литературой (особенно любил стихи, хотя не Шекспира, а Суинберна). К греческому и латыни он был равнодушен, а математику ненавидел. Наконец его вызвал один из воспитателей, А.Ф. Йорк.

«Бадер, вы совершенно не работаете в классе».

«Мне очень жаль, сэр. Я постараюсь исправиться уже на следующей неделе».

«Абсолютно это же самое вы говорили мне на прошлой неделе».

Бадер предложил Йорку заниматься с ним отдельно, и воспитатель сдался. Во время занятий он обнаружил, что у Бадера живой, гибкий ум, хотя мальчик не любит работать.

Провалы в учебе и некоторые не слишком невинные развлечения, вроде игры в регби в коридорах, не раз приводили к тому, что Дуглас попадал на ковер к директору школы Уордену или к преподобному Кендаллу, школьному священнику. Кендалл верил, что мальчики должны быть немного шумными, но ведь не слишком же. Наказания, впрочем, не очень суровые, Бадер переносил стоически.

На летних каникулах Дерик убедил мать вернуть им духовые ружья. Начался новый охотничий сезон. Дуглас стал настоящим снайпером, сумев на лету подстрелить куропатку. Это из пневматического ружья! Они ни разу не попались, хотя лесник Скотт и деревенский констебль Франклин с подозрением косились на братьев. Наконец, Джесси снова отобрала ружья, заявив, что их поведение не подобает семье викария. Дуглас, услышав это, рассмеялся, что еще больше разозлило мать. Мальчики все-таки подружились, и теперь они начали уважать своего отчима. Его терпение и снисходительность не могли не оказать своего действия.

Вернувшись в школу, Дуглас «заболел» крикетом. Ему было всего 15 лет, и он был самым младшим в команде. Однако он закончил сезон лучшим по многим показателям и установил новый рекорд школы в метании крикетного шара. Однако он ждал зимы. Его натура требовала более агрессивных и грубых развлечений — регби. Несмотря на возраст, Дуглас попал в сборную школы. Стычки с более высокими и тяжелыми противниками привели к тому, что Дугласу разбили губы и расквасили нос. Хотя кровь струилась ручьем, он не ушел с поля и даже сумел реализовать попытку. Этот подвиг был отмечен в «Школьной хронике».

Когда команда возвращалась с матча, мальчики затеяли возню в автобусе, и Бадер ударился головой о сиденье. Он мужественно взял всю вину на себя, но ему пришлось провести некоторое время в лазарете, оправляясь от сотрясения мозга. Потом были новые матчи, и снова соперники были старше и выше, а это вело к новым шишкам и синякам. Но все это лишь подстегивало пыл Бадера.

На Пасху мать сказала Дугласу, что, скорее всего, они не смогут оплачивать его обучение в Сент-Эдвардсе на следующий год. Необходимая сумма составляла около 100 фунтов, что было слишком много для семьи. Хотя обучение в школе было единственной вещью, которая заботила Дугласа, он не слишком испугался. Его сознание обладало изумительной способностью отключаться от неприятных вещей до тех пор, пока Бадеру не приходилось сталкиваться с ними вплотную (например, с математикой). Он наслаждался сегодняшним днем и не думал о будущем.

В следующем семестре Уолтер Дингуолл, молодой преподаватель истории, который также исполнял обязанности казначея, вызвал Бадера и сказал:

«Мне очень жаль, Бадер, но мы только что получили письмо от вашей матери, в котором она сообщает, что не сможет оставить вас здесь на следующий семестр».

Лишь теперь он осознал всю тяжесть ситуации. Но Дингуолл добавил:

«Не беспокойтесь. Было бы очень жаль, если бы вам пришлось покинуть школу. Мы посмотрим, можно ли что-нибудь сделать».

Через неделю Бадер все выбросил из головы. Он снова играл за сборную по крикету и боксировал. Йорк сделал его старостой домика. В конце семестра Бадер отправился домой на каникулы, и никто не сказал ему ни слова об отчислении. После каникул он вернулся в Сент-Эдвардс. Теперь он был уже «стариком» и раздал столько же тумаков, сколько сам получил.

Уорден сделал его старостой школы, что принесло некоторые привилегии и дополнительные обязанности. Кое-кто считал, что Бадер стал слишком нахальным, но Уорден понимал что это только проявление бурлящей энергии, которая не дает юноше сидеть на месте. В нем обнаружилось чувство ответственности, которое нужно было развить. Остальные мальчики уважали его.

В начале лета Бадер явился в лазарет и сказал, что чувствует себя нехорошо. Врачи нашли у него высокую температуру и уложили в постель. Вскоре у Дугласа началось что-то вроде бреда, сердцебиение резко участилось. Ему стало очень плохо, в голове стучали тяжелые молотки. Бадер совершенно не сознавал, что происходит вокруг, его начали мучить кошмары. Медсестра нашла у него ревматическую лихорадку.

Несколько дней Бадер лежал в горячке, на грани жизни и смерти. Школьное руководство послало за матерью, и она приехала из Спротборо, чтобы ухаживать за сыном. Но затем лихорадка внезапно закончилась, и кризис миновал. Сознание вернулось к Бадеру, и он увидел Уордена, стоящего возле постели. Он сказал Дугласу, что вся школа молилась за него. Радость захлестнула мальчика, когда он понял, как много людей беспокоились за него. Никогда раньше он не испытывал ничего подобного.

Доктор как можно мягче сказал Дугласу, что ревматическая лихорадка могла сказаться на сердце, и потому некоторое время ему следует вести себя спокойно, чтобы окончательно оправиться. Однако мальчик отказался, заявив, что чувствует себя прекрасно и намерен играть в регби в наступающем сезоне. Для него было просто невыносимо валяться в постели. Кризис наступил довольно быстро. Как-то ночью сиделка обнаружила, что его кровать пуста. Поднялся переполох, все бросились на поиски и нашли Бадера мирно спящим на лужайке, куда он вытащил матрас. Он спокойно заявил, что здесь не так душно.

Выйдя из лазарета, он начал понемногу тренироваться: сначала занялся плаванием, затем перешел к гимнастике и бегу. Вскоре после начала регбийного сезона врач осмотрел Бадера и с некоторым удивлением сказал, что он окончательно выздоровел и может играть. Бадер поправился настолько, что его сделали капитаном школьной команды.

В роли лидера Бадер проявил свои лучшие качества и буквально расцвел. Но вскоре перед ним встал вопрос: а что делать дальше? Учиться в Оксфорде? Он мог заслужить стипендию, но его порывистая натура не слишком подходила для чопорного и нудного Оксфорда. Да и что учить? Древние языки? Историю? Ма-те-ма-ти-ку?! Дерик звал его в Южную Африку но это не слишком привлекало. А в результате, как часто бывало раньше, Бадер просто забыл о проблеме и снова стал жить только сегодняшним днем.

Незадолго до Рождества в школу приехал один из выпускников, Рой Бартлетт, который сейчас учился в летной школе Кранвелл. Бадер вспомнил свою собственную поездку туда 5 лет назад. И в этот же вечер он написал письмо Сирилу Бэрджу, спрашивая, есть ли у него шансы стать курсантом Кранвелла.

Сирил Бэрдж к этому времени покинул Кранвелл и теперь служил личным помощником начальника штаба КВВС главного маршала авиации сэра Хью Тренчарда. Сирил в ответ написал, что Дуглас — как раз такой человек, какие им нужны, и что он, Сирил, сделает все возможное, чтобы ему помочь. Однако имеется одна загвоздка. За обучение в Кранвелле нужно платить по 150 фунтов в год, курс обучения длится 2 года. Могут ли Джесси и викарий позволить себе такое?

Дуглас задал этот вопрос дома, и Джесси быстро все расставила по местам. Ей вообще ненравятся полеты. Она нехочет, чтобы Дуглас служил в Королевских ВВС. Они не имеют лишние 150 фунтов в год.

Она добавила:

«Ты сейчас и в Сент-Эдвардсе учишься только благодаря доброте мистера Дингуолла».

«Что ты говоришь?» — удивился Дуглас.

Мать ответила:

«Я не хотела, чтобы ты это знал. Однако мистер Дингуолл платит за твое обучение с 1926 года».

Эта новость поразила Бадера. Насколько он знал, мать ни разу не встречалась с Дингуоллом, который был очень скрытен. Он сам плохо знал Дингуолла. Бадер никогда неучился в его классах и редко с ним сталкивался.

Вернувшись в школу, он сразу бросился благодарить Дингуолла. Но казначей сильно смутился и постарался побыстрее перевести разговор на другую тему. Он спросил, чем намерен заняться Дуглас, окончив школу. Теперь смутился Бадер. Он сказал, что хотел бы поступить в службу в Королевские ВВС.

Вскоре от Бэрджа пришло новое письмо. Он сообщал, что каждый год в Кранвелле выделяются 6 стипендий для бесплатного обучения курсантов. За них сражаются несколько сотен юношей, и экзамены очень и очень сложные. Не считает ли Дуглас, что ему все-таки следует попытаться?

Бадер снова отправился к преподавателю. Как считает мистер Йорк, сумеет ли он заработать одну из стипендий?

«Я думаю, вы можете получить ее, Бадер», — ответил неуверенно Йорк.

«Но у меня плохо идет математика».

«Вы просто ленитесь заниматься математикой, я это точно знаю».

«Но если я буду усердно работать, то сумею ли с вашей помощью взять это препятствие?»

«Если вы будете усердно работать, то наверняка. Но я не собираюсь тратить на вас время попусту, пока вы не начнете работать. Вы готовы?»

Бадер тяжело вздохнул и ответил:

«Да, сэр».

Он присоединился к небольшой группе мальчиков, которых Йорк обучал математике. Они все готовились куда-нибудь поступать. После дневных занятий Бадер каждый вечер по два часа сидел за математикой, хотя ненавидел ее по-прежнему. В то же время он продолжал играть в регбийной команде, участвовал в состязаниях по пулевой стрельбе и даже стал одним из вожаков школьного дискуссионного клуба. Это клуб помогал ему оттачивать умение правильно мыслить, вникать в самую суть проблемы.

Весной 1928 года он стал капитаном школьной команды по крикету, а в июне из министерства авиации пришло приглашение в Лондон. Ему предстояли экзамены, медицинская комиссия и собеседование перед приемом в летную школу. Кроме того, пришло письмо от Сирила, который подсказал ответы на самые распространенные вопросы собеседования.

Письменный экзамен Бадер сдавал в Барлингтон-Палас. Вопросы показались ему очень простыми, но было неприятно сознавать, что то же самое думают и десятки других мальчиков. Задание по математике, к счастью, оказалось почти полной копией того, что задавал мистер Йорк, поэтому Дуглас справился с ним довольно быстро. После ленча он оказался перед длинным столом, за которым сидели пятеро пожилых мужчин в гражданских костюмах и пристально смотрели на него. Некоторые вопросы показались Бадеру просто дурацкими. «Как часто вы чистите зубы?» «Какой город является столицей Швеции?» Но все время с него не спускали глаз. Некоторые вопросы, благодаря Сирилу, он знал:

«Почему вы решили поступить в ВВС?»

«Потому что это соответствует моему темпераменту… И мой преподаватель служил летчиком».

(Удовлетворенный кивок.)

«Чем вы занимаетесь на каникулах?»

«Спортом, сэр. Обычно командные игры. Крикет, регби. Я больше люблю регби».

Дуглас покинул зал, зная, что все сделал, как надо. (Из максимальной цифры 250 баллов он за собеседование получил 235 баллов, что происходило крайне редко.)

Затем настала очередь врачей. Они заглянули ему в горло, в уши, в глаза, проверили коленный рефлекс, проверили легкие, заставили дунуть в спирометр, прослушали сердце, измерили кровяное давление. Когда все закончилось, Бадер оказался перед мужчиной в белом халате. Тот просмотрел бумаги и сказал:

«Я вижу, вы перенесли ревматическую лихорадку. Я опасаюсь, что теперь у вас немного повышенное кровяное давление.

Перепуганный Бадер спросил:

«Это значит, что я не годен?»

Доктор ответил:

«Совсем не обязательно. Однако повышенное давление — не самое хорошее для высотных полетов. Возвращайтесь через пару недель, мы снова вас осмотрим. Я полагаю, что за это время вы успокоитесь».

Бадер вернулся в школу и постарался вести себя как можно спокойнее. Потом он снова отправился в Лондон, и врач трижды измерил ему давление. Бадер почувствовал, что у него сердце колотится от напряжения. Доктор почесал подбородок.

«Я немного нервничаю, наверное, это сказывается», — робко произнес Дуглас.

Врач сложил свой аппарат и кивнул.

«Да, заметно. Но мы все-таки пропускаем вас».

Это было великолепно! Но Бадер помнил, что ему еще требовалось заслужить стипендию.

Через неделю пришло новое письмо из министерства авиации. Бадер просто заставил себя медленно вскрыть конверт. В сухих канцелярских выражениях ему сообщали, что он закончил экзамены пятым и заслужил стипендию. Поэтому в сентябре ему надлежит явиться в Кранвелл со сменой белья и шляпой-котелком. Передать его счастье обычными словами невозможно. Обрадованный мистер Йорк сказал:

«Я искренне рад за вас, Бадер. Но помните, что теперь вам предстоят еще два года учебы».

Счастливый Бадер помчался к Дингуоллу. Тот сказал:

«Насколько я знаю Кранвелл, все юноши там имеют мотоциклы. Я думаю, ваше упорство заслуживает такого подарка».

Как Бадер ни отнекивался, Дингуолл настоял на своем, и вскоре у Бадера появился подержанный мотоцикл, который Дингуолл купил за 30 фунтов. Многочисленные благодарности он выслушал со своим обычным сдержанным смешком.

Через день или два школа была распущена на летние каникулы, и Бадер попрощался с Сент-Эдвардсом. В Спротборо его мать снова начала высказывать сомнения относительно службы в авиации, хотя и не скрывала гордости за сына. Так как Дерик уехал в Южную Африку, Дугласу теперь перепадало больше внимания.

В десятых числах сентября Дуглас, радостный, как мальчишка, привязал два чемодана к своему мотоциклу, лихо напялил новый котелок на фару, поцеловал мать, пожал руку викарию и помчался навстречу новой жизни, оставив позади себя синие клубы дыма. Через 2 часа, проезжая через Анкастер, всего в 4 милях от Кранвелла, Бадер увидел корову, лениво бредущую через дорогу. Он круто свернул в сторону, переднее колесо попало на кочку, и мотоцикл перелетел через кювет. Бадер вылетел на траву, но тут же вскочил, слегка помятый и ошарашенный. Впрочем, он не пострадал. Ругая глупую корову, Бадер поднял мотоцикл, вывел его на дорогу и нажал педаль стартера. Мотор сразу заработал, и все казалось нормальным, но лишь сейчас Бадер заметил, что тумблер фары пробил самый верх котелка. Из дыры торчала разорванная подкладка, напоминая вскрытую консервную банку. Бадера это ничуть не огорчило. Он прыгнул в седло и помчался дальше. Через 8 минут он затормозил у ворот авиабазы Кранвелл.

Первые два часа пролетели, как в тумане. Он заполнял какие-то бумаги, переходил из кабинета в кабинет, обменялся парой слов с другими парнями, а потом капрал повел четверых новых курсантов в их комнату. Четыре железные кровати, покрытые тонкими одеялами цвета хаки. Маленькие столики, четыре табуретки — и все. Скудная обстановка.

«Похоже на школу, не так ли», — сказал кто-то из них.

Они говорили еще очень долго, даже после того, как был объявлен отбой. А утром они впервые отправились на строевой смотр. В котелках. Бадер с тоской смотрел на свою шляпу. Он попытался засунуть торчащую подкладку внутрь, однако клочья упрямо вылезали обратно. На плацу Бадер ощущал себя довольно неловко. Краснолицый уоррент-офицер, шествовавший вдоль шеренги, остановился перед Дугласом и сухо спросил:

«А как ваше имя, сэр?»

«Бадер, сэр».

Уоррент-офицер проскрежетал:

«И кто же вы такой, мистер Бадер? Клоун?»

«У меня вчера по дороге произошла маленькая авария…» — начал было Бадер. Но уоррент-офицер тут же оборвал его:

«Я не желаю слушать!»

Он еще раз скривился, глядя на шляпу, посмотрел молодому человеку в глаза и двинулся дальше.

Бадер стоял с каменным лицом, вспоминая свой первый день в Сент-Эдвардсе. Однако теперь он уже не мальчик. Все они здесь «господа офицеры». Это вколачивалось в них на каждом ежедневном смотре. Унтер-офицеры называли их «сэр» и «джентльмены», а это ласкало слух. С тех пор как Бадер побывал здесь впервые, Кранвелл немного вырос, но все-таки остался почти тем же. Огромные ангары стояли возле двух взлетно-посадочных полос, а рядом находился поселок — кучка деревянных домиков.

На каждом смотре уоррент-офицер не упускал случая едко отозваться о шляпе Бадера. Сначала тот пытался что-то сделать, а потом вдруг решил плюнуть на все. Через неделю шутки кончились. Курсанты получили мундиры (второго срока) и фуражки с блестящими кокардами и белой полоской на тулье, которая выдавала курсантов. Затем они отправились получать летные костюмы. Это было потрясающе! Перед ним разложили летный комбинезон, пару меховых сапог, шарф, перчатки, очки и шлем и предложили примерить. Бадер надел все это с огромным удовольствием и тут же загорелся желанием опробовать новую амуницию в полете. Ведь он еще ни разу не поднимался в воздух.

Через пару дней, когда на дворе еще стоял солнечный сентябрь, а деревья сохранили зеленую листву, Бадер получил приказ явиться в ангар в летном костюме. В комнату кадетов вошел коренастый, невысокий человек и представился как старший лейтенант Пирсон. Бадер был назначен его учеником. Они вышли на летное поле, и Пирсон повел гордого своей великолепной формой курсанта к странного вида биплану. Это был старенький Авро-504, полотняные крылья которого держались частоколом стоек и паутиной растяжек. В кабине такого же самолета Бадер сидел в Кранвелле 5 лет назад.

Пирсон сообщил:

«Мы поднимемся на полчаса. При этом вы не должны касаться ручек управления. Я просто покажу вам, что значит летать».

Пирсон кратко объяснил, как и почему летает самолет, показал приборы и усадил Бадера в заднюю кабину (в те дни все кабины были открытыми). После этого он сам прыгнул в переднюю. Пропеллер с шумом завертелся, и самолет, раскачиваясь, пополз по аэродрому. Зеленая трава плавно ушла куда-то вниз, концы крыльев чуть качнулись. Бадер перегнулся через обшитый кожей борт кабины, и ветер ударил ему в лицо. Внизу скользили зеленые прямоугольники полей, и Дугласа переполнила радость. Вскоре они начали снижаться. «Авро» плавно качнулся в потоках теплого воздуха, коснулся колесами травы и остановился.

«Ну что, понравилось?» — просил Пирсон. Ответ ясно читался в горящих глазах курсанта.

На следующий день курсанту Бадеру впервые разрешили в воздухе подержаться за ручку управления, сначала только коснуться, а потом сжать в ладонях. Но голос Пирсона вскоре приказал немного расслабиться. Ручка мягко качнулась вперед, и самолет опустил нос. Потом она плавно пошла назад, и машина начала подниматься. Движения из стороны в сторону заставили «Авро» раскачиваться. Потом Бадеру разрешили поставить ноги на педали, чтобы ощутить, как самолет разворачивается. Предельное сосредоточение, ведь сначала приходится подумать, прежде чем что-то сделать. Но потом зоркий глаз, развитой ум и тренированное тело спортсмена достигли гармонии, и он уже на подсознательном уровне слился с машиной. Сам Пирсон был классическим аккуратным пилотом, который никогда не позволял себе трясти ученика, как делают иные инструкторы. Он спокойно поучал Бадера: «Никогда не обращайтесь с самолетом грубо. Управляйте им. Не дергайте его». В другой раз: «Я не желаю, чтобы вы называли его летучкой или как-то еще. Используйте слово „самолет“ или „аэроплан“. (С того дня ни одно из запретных слов не сорвалось с губ Бадера. Пирсон приучил его обращаться с самолетом, как всадник обращается с любимой лошадью.)

В октябре, когда на счету ученика числились всего 6,5 часов полетов с инструктором, Пирсон вылез из кабины и сказал:

«Как вы считаете, а вы смогли бы справиться самостоятельно?»

Бадер улыбнулся и кивнул. Пирсон хлопнул его по плечу, бросив:

«Ладно. Не напрягайся».

Инструкторы всегда так говорят, чтобы ученик не начал вдруг бояться. Но Бадер не боялся ничего. Он дал газ и уверенно поднял «Авро» в воздух. Он пришел в восторг от мысли, что летит один. Бадер аккуратно развернулся против ветра и начал снижаться к летному полю. Напряжение и страх куда-то улетучились. Он аккуратно выровнял маленький самолет и выполнил почти идеальную посадку. Его захлестнула новая волна радости, он испытал то же чувство, как и неопытный игрок в гольф, впервые положивший мяч в лунку.

«Достаточно неплохо. Но я готов спорить, что в ближайшие два месяца вам не удастся повторить этот трюк», — сдержанно похвалил его Пирсон.

Впрочем, инструктору пришлось взять свои слова назад. Его ученик достаточно быстро овладел искусством пилотирования и посадок, и Пирсон был вынужден признать, что у Бадера глаз и нюх настоящего пилота. Может, это было преувеличение? Пока что Бадер не рисковал нарушать рамки дисциплины и старался сверкать умением только внутри них. Однако должен был наступить день, когда буйная натура заставит его забыть о дисциплине. Это часто происходит с военными летчиками, ведь их отбирают не за кротость и послушание. И это происходит практически с каждым из них.

* * *

Теперь курсант Бадер летал в одиночку. Он хотел стать летчиком-истребителем, хотел летать, а для души — играть в регби. Ему очень нравился Кранвелл. Он был похож на школу, но был неизмеримо лучше. Несмотря на дисциплину, курсанты могли вести себя значительно более свободно, от них никто не требовал ходить по струнке. Иногда они могли покидать лагерь до полуночи, могли кататься на мотоциклах (хотя автомобили были строго запрещены), курить и вообще чувствовать себя взрослыми мужчинами. Бадер попытался было курить сигареты, но после пары затяжек почувствовал себя нехорошо и оставил это занятие. Кроме того, курение не помогало держать себя в форме. Потом он попробовал трубку, ему понравилось, а кроме того, трубка не столь вредна для легких, когда ее просто посасываешь. И с тех пор практически на всех фотографиях Бадер изображен с трубкой в зубах.

Единственной занозой оставались занятия в классах. Теория полета, моторы, связь, вооружение и тому подобное было еще интересно. Но математика! Он ее просто игнорировал. Кроме того, начался регбийный сезон. Бадера взяли в сборную училища, и в тот год она впервые обыграла сборные Вулвича и Сандхерста.

Курсантам выдавали 4 фунта в месяц на карманные расходы, но каждые 12 недель Бадер получал по почте чек на 12 фунтов от Уолтера Дингуолла. Вместе с первым чеком пришло письмо, в котором говорилось, что Дуглас должен быть не хуже остальных. Бадер написал несколько писем с благодарностями, глубоко тронутый благородством Дингуолла, и получил в ответ несколько добрых записок.

Однако Дингуолл оставался где-то вдалеке. Никто не знал, почему он так делал. Скорее всего, это было проявление чистого альтруизма. Бадер никогда не видел его после Сент-Эдвардса, однако потом выяснилось, что Дингуолл намеревался оплачивать его обучение в Кранвелле, если бы Бадер не сумел получить бесплатное место.

Разумеется, Бадер нашел и приятную отдушину в классных занятиях. Это были рассказы об асах «Великой Войны» — МакКаддене, Бишопе, Болле и других. Рассказы об их воздушных боях еще больше подогревали желание Дугласа стать летчиком-истребителем.

Во время полетов Пирсон начал обучать его высшему пилотажу. Он подсказал, что не следует безжалостно пришпоривать «Авро», им нужно управлять мягко, но твердо. Вскоре Бадер стал получать удовольствие от пилотажа, например, в замедленной бочке, которую нужно выполнить, не теряя ни фута высоты. Не все в его пилотаже было образцовым. Один из бесстрашных приятелей Бадера, Хэнк Мор (позднее награжденный Крестом за летные заслуги и погибший на Дальнем Востоке), выполнял такие трюки, что волосы становились дыбом. Самым захватывающим был следующий. Прямо в воздухе он вылезал из задней кабины и перебирался в переднюю, после чего снова возвращался в заднюю. Курсантам, между прочим, парашюты не полагались. Потом это же сделал приятель Бадера, выпускник Итона Джон Чанс. В следующем полете курсант Бадер, разумеется, последовал дурному примеру.

Кроме полетов и регби, теперь Бадер занялся хоккеем и боксом. Свой первый бой он выиграл нокаутом уже в первом раунде. Сержант-инструктор сказал ему, что сильный удар в челюсть в самом начале боя, когда тело еще не готово терпеть, сразу нокаутирует противника. В следующем бою Бадер сразу после гонга тигром выпрыгнул из своего угла, перелетел через ринг и обрушил на противника шквал ударов. Через минуту бой закончился. Все его бои проходили по одному сценарию. Вокруг Бадера начал складываться ореол задиры. У него было телосложение, подходящее для полусреднего веса. В свои 20 лет Бадер имел рост 5 футов 10 дюймов и достаточно плотное сложение. Его яркие голубые глаза временами казались просто белыми на фоне густых черных бровей. Другие курсанты начали считать Бадера супер-мальчиком (в то время не был в ходу термин «крутой»), зато начальство Кранвелла считало его паршивой овцой.

Если говорить строго, дисциплина как таковая не доставляла ему особых беспокойств. Ему была нужна ответственность, или какая-нибудь достойная цель, чтобы двигаться к ней. Но у Бадера не было ни того, ни другого, поэтому он с головой ушел в увлекательный спорт — разнообразные мелкие нарушения правил. Его наказывали за езду на мотоцикле на большой скорости, однако, как только Бадер вырывался из училища, он принимался за старое. Более того, он брал с собой на заднее сиденье, что было строго запрещено, Джона Чанса или Джеффри Стефенсона. Чанс купил за 50 фунтов старый автомобиль «Моррис», и эта троица спрятала его в старом сарае примерно в миле от лагеря. Очень часто они возвращались из Грантхэма уже после того, как истек срок увольнительных. Поэтому им приходилось пробираться в лагерь, перелезая через забор высотой 7 футов, опутанный колючей проволокой. Не раз они попадались, но это делало такой спорт еще более увлекательным. Они все воспринимали как игру.

Через год подошел срок экзаменов. Бадер сделал все возможное, надеясь стать первым на курсе. После математики Бадер вместе с Чансом, Стефенсоном и Денисом Филдом отправились на автомобиле в Грантхэм на танцы. Когда они вернулись в свой «гараж», у них оставались 3 минуты, чтобы успеть расписаться в журнале в караулке, до которой была целая миля. Лишь у Бадера имелся мотоцикл. Но это не смутило бравых курсантов. Они вчетвером взгромоздились на мотоцикл, и началась сумасшедшая гонка. Через 2 минуты Бадер затормозил в 100 ярдах от караулки, чтобы дать товарищам слезть. Но тут их осветил луч ручного фонаря, который держал полицейский. Это был провал! Полицейский только что вышел из караулки, где как раз начали проверять увольнительные.

На следующее утро у всех четверых произошло неприятное объяснение с командиром эскадрильи. Во второй половине дня Бадеру пришлось уплатить штраф 2 фунта за нарушение правил вождения мотоцикла. Но уже назавтра все четверо опять отправились на автомобильную прогулку. Когда они возвращались в свой сарай, их засек сверху ястребиный глаз одного из инструкторов, проводивших полеты. И тут стали известны результаты экзаменов. Курсант Бадер оказался девятнадцатым из 21 человека.

Теперь на ковер к командиру эскадрильи он был вызван один. Задав ему крепкую головомойку, командир эскадрильи завершил нагоняй словами:

«Вы мне всерьез надоели. Если вы не измените свое поведение, я сделаю все возможное, чтобы вас и ваших приятелей отчислили из училища».

Он действительно так собирался поступить. Бадер вышел от него обиженный и злой. Но тут же получил приказ немедленно явиться к начальнику училища.

Вице-маршал авиации Халахан был грузным седым человеком. Раньше он был чемпионом по боксу в тяжелом весе. Однако это не мешало ему говорить неизменно тихо и спокойно. Бадер, вытянувшись по стойке «смирно», получил новую трепку за свои художества. Самое неприятное произошло в конце. Халахан заявил:

«Вы еще молоды, и я понимаю ваши проблемы. Но ВВС нет до них дела. ВВС не нужны сопливые школьники. ВВС нужны мужчины».

Бадер чуть не упал в обморок. Он напоминал себе проколотый воздушный шарик. Его не считают мужчиной! И самое страшное, Халахан был совершенно прав. Бадер был достаточно честен, чтобы признать это. Проведя два дня в тяжких размышлениях, курсант Бадер превратился в совершенно нового человека. Он радикальным образом изменил свои взгляды на Кранвелл и свое место в нем. Он даже начал учиться.

Кое-кто из руководства сначала не поверил в такое преображение. Однако со временем все признали, что произошли резкие перемены к лучшему. Как все новообращенные, Бадер шел напролом. Его отметки стали много лучше, а техника пилотирования была, как всегда, великолепной.

Теперь курсанты летали на одноместных истребителях-бипланах «Сискин», сегодня выглядящих довольно странно. Однако Бадеру они помогли приобрести новый ценный опыт. (Нет ни малейших сомнений в том, что летчики-истребители всегда индивидуалисты. В Кранвелл только такие и попадали.)

Бадер продолжал учиться, но при этом не упускал ни единой возможности заняться спортом. Оба года, проведенных в Кранвелле, он посвятил крикету, регби, хоккею, боксу. (Руперт Ли, один из кадетов младшего курса, сказал про него: «Для нас он стал своего рода богом, который играл во все мыслимые игры и всюду был лучшим».)

Далеко не все новички в Кранвелле становятся известными, благодаря своей умеренности, но Бадеру это удалось. Он по разу попробовал пиво, шерри и виски, но не допил ни одной порции. После этого он вообще не прикасался к спиртному. Впрочем, на любой вечеринке он находил свой собственный способ веселиться. Он полагал, что воздержание от спиртного помогает ему сохранять отличную форму.

А он всегда был в отличной спортивной форме. Когда в Кранвелл прибыла боксерская команда армейского училища Сандхерст, их полусредний вес побелел, увидев, с кем ему придется драться. Бадер одним прыжком перемахнул через канаты на ринг и заплясал, ожидая начала боя. Через несколько секунд после гонга боксер Сандхерста уже лежал на полу без сознания. Следующие 2 недели он провел в госпитале с тяжелейшим сотрясением мозга. Руперт Ли вспоминает, что Бадер провел в Кранвелле около 20 боев, из которых выиграл нокаутом все, кроме последнего. Этот бой он провел с Джо МакЛином, чемпионом вооруженных сил в полутяжелом весе, который был немного тяжелее Бадера. Сразу после гонга Бадер обрушился на противника, и через минуту МакЛин оказался в нокдауне. Однако он сумел подняться, и пошел жаркий встречный бой. Когда начался второй раунд, Бадер снова бросился в атаку, но нарвался на встречный удар и полетел на пол. Очнувшись, он хотел продолжать бой, но увы… Это был нокаут. Через пару дней, играя в регби, он повредил мениск, что помешало ему дальше заниматься боксом. Бадер проклинал все на свете, так как потерял возможность сразиться с человеком, побившим его.

Поврежденное колено вынудило его сосредоточиться на менее опасных видах спорта. В начале 1930 года его настойчивость была вознаграждена. Он и еще один круглый отличник Пэдди Кут были назначены заместителями командиров учебных эскадрилий А и В. На плечи Бадера легла серьезная ответственность, однако он и здесь показал себя прирожденным лидером. Он вел курсантов твердой, но дружеской рукой, подавая пример всюду.

В июне начались выпускные экзамены. А через пару дней, когда еще не были известны окончательные результаты, Бадер возглавил команду эскадрильи А в матче по крикету против эскадрильи В (которая, между прочим, была сборной училища). Команда Бадера проиграла, хотя и совсем немного. При этом он один набрал в 6 раз больше очков, чем вся его команда.

На следующий день стали известны результаты экзаменов. Пэдди Кут буквально на волосок обошел его и получил почетный кортик. Но никого нельзя было упрекнуть за то, что он проиграл такому человеку, как Кут.

Если обратиться к официальным бумагам, то они характеризуют Бадера как «решительного, способного, упрямого». Его способности летчика «превышают средние», что на официальном языке КВВС, склонном к преуменьшениям, означает пилота от рождения. Выше могла быть оценка «исключительные», однако она была просто мифом. Выпускник летной школы лейтенант авиации Д.Р.С. Бадер получил назначение в 23-ю эскадрилью в Кенли.

Он тут же поехал на мотоцикле в Лондон и продал его, приобретя свой первый автомобиль, подержанный «Остин-Северн», который больше всего напоминал лакированную шкатулку на колесах. Августовским утром 1930 года Бадер отправился на аэродром Кенли, чтобы начать службу в 23-й эскадрилье КВВС, которая летала на истребитетлях Глостер «Геймкок».