"Тайна Обители Спасения" - читать интересную книгу автора (Феваль Поль)

XIV ПРОБУЖДЕНИЕ

Начинался рассвет. Валентину давно уже перенесли в постель, но она все еще не приходила в себя. Доктор Самюэль, весьма ученый эскулап, которого полковник ввел недавно в особняк д'Орнан, объявил, что кризис обещает быть затяжным. Вокруг постели Валентины, лицо которой казалось особенно бледным на фоне ее разметавшихся на подушке роскошных волос, собрались доктор, полковник и маркиза д'Орнан.

Доктор, стоявший у изголовья кровати, был занят своими профессиональными обязанностями, полковник и маркиза, усевшись чуть поодаль, о чем-то тихонько беседовали. Почтенная дама пребывала в крайней степени возбуждения, в то время как полковник умеренно взволнованный, рассматривал портрет русского императора на крышке своей золотой табакерки.

– Она без сознания уже четыре часа, – тревожилась маркиза, – такой долгий обморок наверняка очень опасен.

– Вы – добрейшая из женщин, моя дорогая, – ответил полковник.

– Но это не мешает мне испытывать чувство крайнего раздражения, или, лучше сказать, отчаяния. Конечно, прошлое нашей бедной малышки давало повод ждать сюрпризов дурного тона – я имею в виду молодых людей, – и я все время опасаюсь появления какого-нибудь офицерика или коммивояжера. Но в то, что случилось, просто невозможно поверить!.. – негодовала маркиза. – Признаюсь вам, друг мой: как только она придет в себя, я залягу в постель на двадцать четыре часа, а может быть, и на всю неделю... вы представить себе не можете, какой больной становлюсь я после подобных потрясений.

– Вам надо обратиться к нашему другу Самюэлю, – не теряя спокойствия, ответил полковник.

– И вы можете посоветовать мне только это, дорогой Боццо? Вы делаетесь чуточку эгоистом, – упрекнула старика маркиза.

– Я всегда был эгоистом, мадам, – согласился с ее мнением полковник, – но я всегда старался, чтобы мои друзья от этого не страдали.

Маркиза протянула ему руку, все еще почти белоснежную, и полковник галантно поднес ее к губам.

– Ну как, доктор? – спросила она. – Что вы нам скажете?

– Продолжительный обморок на нервной почве, – ответил доктор. – К сожалению, столбнячное сжатие челюстей не позволяет ввести внутрь нужное количество микстуры. Тем не менее антиспазматическое средство, которое мне все же удалось ввести, начинает оказывать благотворное действие: пульс все еще слабый, но не такой прерывистый. Ей немного лучше.

– Серьезной опасности вы не видите? – расспрашивала доктора маркиза.

– Опасности никакой, если избегать ситуаций, подобных той, что вызвала...

– Значит, – перебил его полковник, – ей нужен покой, не так ли?

– Полный покой, – подтвердил доктор. – Прежде всего – покой!

– Но как обеспечить этот самый покой бедной девочке! – вздохнула маркиза. – Его в аптеках не продают.

Полковник приложил палец к губам и тихонько предупредил:

– Дорогая, доктор не знает ничего, кроме придуманного мною объяснения. Бесполезно посвящать его в это дело, тем более что Реми д'Аркс тоже его клиент.

– Неужели у вас остались еще какие-то надежды на этот счет? – с удивлением спросила маркиза.

– Разумеется, остались. Я же просил вас позаботиться о свадебных подарках.

– После всего того, что случилось?

Полковник открыл свою золотую табакерку и, не взяв оттуда ни понюшки, захлопнул; так он поступал частенько, будучи принципиальным противником всяческих излишеств.

– Я, знаете ли, очень странный эгоист, – наконец промолвил он, – и не могу забросить все свои дела ради того, чтобы вывести друзей из затруднения.

– Мадемуазель де Вилланове, – прервал их тихую беседу доктор, возвращаясь к вопросу о желательности покоя, – не привыкла к потрясениям, выпавшим на ее долю в эту ночь: убийцы в особняк Орнан заглядывают нечасто.

– Что верно, то верно, – поддакнула маркиза. – Нечасто, слава Богу.

И, адресуясь к полковнику, добавила негромко:

– Мадемуазель де Вилланове! Дочь моей сестры и – убийца! Нет, это непостижимо, мне кажется, это просто дурной сон. Я понимаю, что она не виновата в своей судьбе, в том страшном несчастье, из-за которого юность ее началась вдали от нашего круга, от аристократической семьи, в которой ей полагалось бы жить с самого рождения. Признаюсь, я нередко размышляла о возможном вторжении ее дурного прошлого, я даже вздрагивала, представив, как однажды в особняк ввалится этакий вульгарный парень и, покручивая в руках свою шапчонку, стыдливо попросит вызвать к нему мадемуазель Флоретту...

– Великосветские дамы – мастерицы придумывать ужасные истории, – иронически заметил полковник, скрестив худые ноги и поглубже забираясь в кресло.

– Да, ужасные, – упрямо повторила маркиза. – Но, как оказалось, моя бедная фантазия сплоховала, ибо сегодняшний позор я себе вообразить не могла. По сравнению с ним все истории – пустяки...

– Бывают вещи невероятные, мадам, – прервал ее полковник, – и сейчас нам не следует искать спасения в невероятном.

Маркиза устремила на него вопрошающий взгляд.

– И это говорите вы? Но ведь вы же...

– Совершенно точно, – во второй раз прервал ее полковник, – это говорю я и, как всегда, говорю чистую правду. Да, я был свидетелем того, как ваша бедная малышка при виде этого бандита не сумела скрыть ни своего отчаяния, ни своей любви. Однако повторяю: наше спасение в невероятном. Если бы на сцену вышел мастеровой, коммивояжер или циркач, то, принимая во внимание весьма решительный нрав вашей племянницы, я вовсе не был бы уверен, что нам удастся с ней сладить. Но убийца...

– О Боже мой! – жалобно воскликнула госпожа д'Орнан, нервно вздрогнув. – Убийца!

– Спора нет, это отвратительно, – согласился полковник, подавляя легкую зевоту. – Однако данный нюанс разрубает узел. Правосудие избавит нас от лишних хлопот.

Маркиза испустила долгий вздох.

– А что скажет свет? – простонала она. – И принц?

Он был к ней так добр! Ведь он узнает об этом! И все наши друзья, весь Париж...

– Те-те-те! – прервал ее полковник, не скрывая раздражения. – Не надо преувеличивать. Невероятность подобного романа и брак с уважаемым человеком станут блестящим оправданием слухов, если их посмеют распустить наши недоброжелатели.

– С уважаемым человеком! – тихонько повторила маркиза.

– Вы что, сомневаетесь в господине д'Арксе? – удивился полковник.

– Напротив! Я питаю к нему исключительное уважение и именно потому спрашиваю себя, имеем ли мы право втягивать его в подобный союз.

При этих словах полковник резко выпрямился в кресле.

– Ах вот как, сударыня! – вскричал он с хорошо разыгранным возмущением. – Значит, вам безразлично счастье племянницы, а меня вы подозреваете в том, что я собираюсь заманить в ловушку своего лучшего друга! А ведь до сих пор я имел честь пользоваться полным вашим доверием, вы всегда полагались на мою проницательность и' не раз говорили, что в характере вашей племянницы я разбираюсь, как никто другой!

– Мое доверие к вам ничуть не уменьшилось, – поспешила опровергнуть его подозрение маркиза, – но...

– Позвольте! Есть еще одно очень простое умозаключение, которое вам полагалось бы сделать, сударыня. Считая меня человеком порядочным, вы могли бы догадаться, что если я настаиваю на браке вашей племянницы с. этим молодым человеком, честным и всеми уважаемым, которого я к тому же считаю своим сыном, своим любимым сыном, значит, у меня есть надежда, да что там надежда, уверенность, что их союз будет счастливым.

Маркиза, как обычно, быстро начала поддаваться доводам этого человека, восхищавшего ее интеллектом, однако на сей раз она изъявила желание вникнуть в дело поглубже:

– Да благословит вас Бог, дорогой друг! Я привыкла слушаться вас во всем, но мне хотелось бы самой порасспросить кое о чем бедную девочку, как только она придет в себя. Мне надо заглянуть ей в душу.

– Естественное желание, сударыня, – ответил полковник, поднимаясь и беря шляпу, – но в таком случае на меня можете не рассчитывать. Честь имею откланяться.

– Но почему? – изумилась маркиза. – Какая муха вас укусила?

– Я работаю один, дорогая, или не работаю вовсе. Я слишком стар, чтобы тащить воз ваших забот, в то время как вы намерены развлекаться, вставляя мне палки в колеса. Вам прекрасно известен знаменитый рецепт: чтобы приготовить рагу из зайца, перво-наперво надо иметь зайца. Так вот: чтобы состоялся брак, перво-наперво надо иметь новобрачную. Доктор, а он, кажется, не очень доволен нашей затянувшейся беседой, только что объявил нам, что для спасения мадемуазель де Вилланове необходимо полнейшее спокойствие. А вы? Вы собираетесь устроить бедной девочке допрос, который будет для нее пыткой. Какими бы ласковыми и деликатными ни были ваши расспросы, следствием их непременно будет смятение чувств, а то и шок, вызванный неосторожно разбуженными воспоминаниями.

Он повысил голос и метнул быстрый взгляд на доктора Самюэля.

Тот моментально понял поданный сигнал и, замахав руками, попросил с испуганным видом:

– Умоляю вас, не так громко! Близится критический момент.

– Вот видите, сударыня, – укоризненно произнес полковник, снижая голос до шепота.

И добавил, взяв маркизу за руку:

– Мы не станем ссориться из-за этого, но вот мое последнее слово: кто-то из нас двоих должен уйти. Я ни в коем случае не желаю, чтобы в тот момент, когда Валентина придет в сознание, вы были у изголовья ее кровати. Это слишком опасно.

– Ухожу, ухожу, – сдалась без сопротивления госпожа д'Орнан. – Действуйте в наших интересах, мой незаменимый, преданный друг. Нам так нужна ваша помощь.

Полковник подал ей руку и проводил до двери.

– И перестаньте же наконец беспокоиться, дорогая, вы даете мне карт-бланш, и я отвечаю за все. Вы, кажется, мечтали об отдыхе, так вот я рекомендую вам часика четыре крепкого сна, до полудня, затем обед, затем велите заложить карету и – в путь! За свадебными подарками!

– Неужели вы говорите серьезно? – недоверчиво и грустно спросила маркиза.

Полковник, целуя ей руку, повторил:

– За свадебными подарками! Отложите все дела и готовьтесь к свадьбе!

И закрыл за ней дверь.

Доктор Самюэль тотчас же покинул больную и подошел к нему.

Это был мужчина лет пятидесяти, очень бледный, лысый, с тусклым взглядом, крючковатым носом и запавшим ртом.

Усердный труд порою действует на внешний облик человека так же разрушительно, как распутство. Есть ученые, которые из чистого тщеславия упорно сохраняют изможденный вид.

Господин Самюэль получил доступ в аристократические дома благодаря полковнику, которому это стоило немалого труда, но доктор сумел довольно быстро упрочить свою репутацию, а благоволение к нему принца Сен-Луи окончательно закрепило его успех.

– Ее можно разбудить хоть сейчас, – тихонько промолвил доктор, – но если нужно, чтобы она не проснулась никогда, это тоже устроить нетрудно.

Пожав плечами, полковник поинтересовался:

– Это правда, что в таком состоянии больные сохраняют способность слышать и понимать?

– Спорный вопрос, собраны доказательства и «за» и «против», но я же говорю совсем тихо. Решайте: будить ее или пусть спит вечным сном?

– Черт возьми! Можно подумать, что мне больше нечего делать, как только отправлять людей на тот свет! Мы еще не обеспечили тебя достаточным количеством крысиного яда, старина Самюэль.

– Но ведь она унаследует состояние маркизы...

– Все вы очень славные ребятки, – прервал его полковник, – но пороха вам не выдумать, даже Лекоку, несмотря на весь его гонор. Да, гонора в нем многовато, потому в свои преемники я прочу тебя, сынок, можешь на это рассчитывать. Береги эту девушку как зеницу ока: она принесет нам прибыли в три или четыре раза больше, чем состояние маркизы.

– Ничего себе! – изумился доктор.

– А может, в десять или двадцать раз больше! – пообещал полковник и, взглянув на часы, добавил: – Сейчас восемь, а в десять в моем доме соберется совет. Не забудь прийти, ты узнаешь любопытные вещи. А теперь разбуди мне девочку и смотри, будь осторожен, ты головой отвечаешь за нее!

Доктор приблизился к постели больной, но вместо того чтобы воспользоваться микстурой, демонстративно выставленной напоказ, вынул из кармана флакон и накапал из него несколько капель в ложечку. Свойственным его профессии фамильярным жестом он двумя пальцами сдавил щеки больной, и рот ее приоткрылся. Белые точно жемчуг зубы Валентины были стиснуты, но после легкого нажатия на ноздри они слегка раздвинулись, и доктор сумел вылить в рот содержимое ложечки.

После этого он вернул флакон на место и застыл в ожидании.

Полковник тоже ждал. Он снова уселся, на сей раз поближе к кровати, не сводя с юной больной невозмутимых глаз и по обыкновению поверчивая пальцами.

Через три или четыре минуты доктор, внимательно следивший за лицом Валентины, снова достал свой флакон и, откупорив его, поднес к ноздрям девушки.

– Готово! – сказал он, вставая.

Почти в тот же миг с губ больной сорвался легкий вздох, сердце ее забилось сильнее – видно было, как вздымается и опускается прикрытая одеялом грудь.

Доктор выжидательно взглянул на полковника. Тот спросил:

– Есть необходимость в вашем присутствии возле больной?

– Я уже говорил, – ответил Самюэль, – что новое потрясение вызовет новый приступ. Я могу подождать в соседней комнате.

Полковник указал ему на дверь и не забыл напомнить вдогонку:

– Улица Терезы, десять часов, не запаздывайте. Вы узнаете любопытные вещи, очень любопытные.

Дверь закрылась за доктором, и полковник остался наедине с мадемуазель де Вилланове, которая медленно приходила в чувство.

Пододвинув кресло к изголовью постели, полковник устроился в нем с полным комфортом.

Глаза девушки открылись, но казалось, они были лишены способности видеть.

«В театре, – подумал полковник, – девицы в подобных ситуациях обычно вскрикивают: «Где я? Что случилось?» Хорошо бы обойтись без предисловий. Проверим!»

Он кашлянул, коротко и сухо, глаза девушки обратились к нему. Она тут же вскрикнула и попыталась принять сидячее положение, но не смогла.

– Как вы себя чувствуете, милое дитя? – поинтересовался полковник нежнейшим тоном.

Валентина повела вокруг себя испуганным взглядом.

– Да-да, – тем же нежным тоном продолжал старец, – в этой комнате произошла отвратительная сцена.

– Там! – лепетала Валентина, вытянув палец. – Там!.. Она указывала на то место, где недавно стоял Морис со скрещенными на груди руками.

– Верно, там, – подтвердил полковник, – он стоял именно на том месте, когда крикнул: «Флоретта!», а вы крикнули в ответ: «Морис!» и еще кое-какие слова, что было весьма неосторожно с вашей стороны.

Валентина закрыла лицо руками.

– К сожалению, – продолжал полковник, – вы разоткровенничались при свидетелях. Но у вас есть друзья, милая девочка. Они богаты, деньгами можно загасить любую сплетню.

– Мне нечего таить! – вскричала девушка, открывая лицо, на котором появилось выражение гордое и даже вызывающее.

– Конечно, конечно, сгоряча всегда говорится именно так, но если вы поразмыслите хорошенько...

Валентина прервала речь вопросом:

– Сударь, вам поручено допросить меня? Тогда знайте: я люблю его и буду любить всегда.

– Что до меня, – ответил полковник, стараясь, чтобы голос его не утерял притворной мягкости, – то мне даже нравятся такие речи, они великодушны и благородны, а я вовсе не склонен пренебрегать этими высокими добродетелями. Но вы должны согласиться, моя милая, что и великодушие, и благородство, и даже страсть совершенно бесполезны в том положении, в каком оказался ваш бедолага Морис.

– Он невиновен! – гневно выкрикнула Валентина.

– Зачем же так сердиться, мой ангел? Мне самому хочется, чтобы он оказался невиновным. Такой красивый молодой человек! Но увы! Обстоятельства словно сговорились против него: юноша, бедный как Иов, в карманах у него сыскался всего один луидор, влюбленный в девушку, слывущую миллионершей, – и рядом труп, да не простой: убит не первый встречный, а вор и перекупщик краденого, имевший при себе бриллианты знаменитой Карлотты Бернетти невообразимой стоимости. Неплохой улов! Пойман на месте преступления, можно сказать, схвачен за руку. Почти схвачен: за убийцей следовали по пятам и взяли, что называется, тепленьким – он даже не успел смыть кровь с мундира.

Голова Валентины упала на подушку.

– Ему не отвертеться, – продолжал полковник, – дело будет громкое, к тому же...

Он умолк и, взглянув на Валентину из-под полуприкрытых век, докончил фразу:

– К тому же не лишенное романтической окраски. Я полагаю, что следствие будет поручено нашему другу господину д'Арксу.

Лицо Валентины стало белее мела. Она вновь была близка к обмороку.

– В заключение скажу, – как ни в чем не бывало разглагольствовал полковник, – что сам я противник насильственных браков, ибо подобный печальный пример имеется в моей семье: моя дочь, особа во многих отношениях весьма достойная, настояла на том, чтобы наша бедная Фаншетта вышла замуж за графа Корона, моего племянника... Впрочем, госпожа маркиза не станет насильно заталкивать вас под венец, к тому же мой беспутный племянник и в подметки не годится Реми д'Арксу, человеку достойнейшему и воистину замечательному.

Полковник прервался, чтобы взглянуть на девушку: Валентина молчала и не шевелилась.

– Я знаю, – продолжил старец, – случаи еще более поразительные. Не всегда грозы сопровождаются громом. Что ж, мне пора вернуться к госпоже маркизе, она почти так же потрясена, почти так же несчастна, как вы, дитя мое. Нет необходимости говорить, какой удар обрушился на нее. Но покидая вас, милая девочка, я бы хотел сказать несколько слов в утешение.

Он поднялся и взял руку девушки. По телу Валентины прошла дрожь.

– Вы должны быть совершенно уверены в том, – промолвил старец елейным голосом, – что вас окружают преданные и добрые сердца. В юном возрасте разум склонен бунтовать и противиться мудрым советам. Поразмыслите хорошенько, подумайте о близких людях, которые любят вас, которых ваш позор приведет в отчаяние.

Он наклонился и поцеловал Валентину в лоб. Лоб был холоднее мрамора. Девушка так и не шевельнулась и не произнесла ни единого слова.

Продвигаясь медленным шагом к двери, полковник процедил сквозь зубы:

– Странная девочка! Наверняка она уже что-то замыслила.

На пороге он обернулся, чтобы еще раз приободрить мадемуазель де Вилланове словами:

– Спокойствие прежде всего! Не сомневайтесь, что мы любим вас и обо всем позаботимся!

Выйдя в коридор, полковник увидел горничную, стремительно кинувшуюся от него прочь; по всей видимости, она подслушивала под дверью.

– Сюзон! – тихонько окликнул ее полковник. – Сидони! Эй, как там тебя? Марион!

Горничной пришлось вернуться и назвать себя:

– Меня зовут Виктуар, господин полковник.

– Пусть будет Виктуар. Скажи-ка, милочка, и чтоб у меня не лгать: ведь это ты бегаешь за фиакром в те вечера, когда мадемуазель де Вилланове выходит из дома через садовую калитку?

Горничная заломила руки и хотела вскрикнуть.

– Тихо! – прошипел полковник. – Значит, ты, я так и думал. Слушай, если нынче вечером мадемуазель де Вилланове вздумается послать тебя за каретой...

– Упаси Боже, господин полковник! В таком состоянии...

– Вот именно, в таком состоянии.

– Тогда я постараюсь не... – начала было Виктуар.

– ...отказывать ей, – закончил фразу полковник. – И правильно сделаешь: хозяев надо слушаться.

Он сунул горничной в руку пару луидоров и в ответ на ее ошеломленный взгляд пояснил:

– Увы, душенька, я слишком стар и не слишком строг к грехам ближних.

– Бывают же на свете такие добряки! – умилилась горничная. – Что прикажете, господин полковник?

– Сыскать фиакр для мадемуазель, только не берите какой попало. Я знаю одного надежного кучера, ты найдешь его фиакр тут неподалеку, чуть в стороне от стоянки. Чтобы не произошло ошибки, ты скажешь ему... Ведь ты говоришь по-итальянски, не так ли?

– Без этого мадемуазель не взяла бы меня к себе на службу.

– Ты скажешь кучеру: Джован-Баттиста. Это его имя.

– А что ответит он?

– В ответ он произнесет твое имя, столь же очаровательное, как и ты: Виттория.

Он отечески потрепал ее по подбородку и какое-то время они стояли, глядя друг на друга с понимающей улыбкой.

– А теперь, – заключил полковник, – ступай и выпусти господина доктора, он ждет вон в той комнате. Скажи ему, чтобы он не позабыл зайти с визитом к нашей больной, а главное, чтобы он не позабыл явиться в назначенное мною место. Точно в десять часов. Он узнает кое-что любопытное. Очень любопытное.