"Тайна Обители Спасения" - читать интересную книгу автора (Феваль Поль)

XXI ИСПОВЕДЬ ВАЛЕНТИНЫ

Было около двух часов ночи. Полковник Боццо только что улегся в постель, и прелестная графиня Фаншетта Корона суетилась вокруг него, подтыкая со всех сторон одеяло, словно ребенку. Голову полковника утеплял ночной чепец, завязанный под подбородком.

Полковник слегка подрагивая от холодных простыней и в странном своем головном уборе походил на дряхлую старушку.

Спальня была обставлена просто, почти сурово. Трудно было поверить, что ее владелец, этот немощный лысый старик, стоит во главе огромной банды преступников и убийц. Неужели страсть к золоту так подчинила себе все его существо, что он даже сейчас, в конце жизненного пути, не собирался оставлять свой пост?

Но нет, дело было отнюдь не в любви к золоту. Полковника совершенно не занимали те блага, которые можно приобрести за деньги. Расходовал он очень мало, жалованье последнего из его слуг раза в три превышало сумму всех трат хозяина.

– Подбрось дров в огонь, дорогая, – велел он графине, – сколько мне приходится тратить на отопление, а на дворе всего лишь сентябрь! Ну как, много было нынче вечером народу у маркизы?

– Как обычно, – ответила Фаншетта. – Не было только Реми д'Аркса, а его как раз очень ждали, чтобы хорошенько расспросить об этом нашумевшем убийстве.

– Жуткая история! – отозвался старичок, натягивая простыню до самого носа. – И это в квартале, который всегда был таким благопристойным!

– Вас все очень жалели, дедушка, – продолжала Фаншетта. – Ведь вам пришлось присутствовать при аресте преступника.

– До сих пор дрожу, – пожаловался полковник, – сегодня я весь день провел у себя в кабинете, греясь у камина.

– Говорят, это красивый юноша?

– Да, видный молодец, хотя и нагловатый.

– Это правда, наша Валентина его узнала?

– Что толку скрывать? – вздохнул полковник. – Узнала. Пора наконец свету познакомиться с историей ее печальной юности. История эта странноватая, но все объясняющая. Этот молодой бандит – циркач, он работал вместе с нашей бедной девочкой в балагане укротительницы... как бишь ее?

– Мадам Самайу, дедушка.

– Да-да. К счастью, наша крошка уже пристроена. Маркиза объявила о свадьбе?

– Объявила. Все очень обрадовались, однако разговор все равно вертелся вокруг этого убийства. Знаешь, а ведь убитый, оказывается, был грабителем, в набалдашнике его трости были спрятаны бриллианты Карлотты Бернетти, про которую ходит столько сплетен.

– Надо же! – удивился полковник. – Нашим газетам будет о чем посудачить... А как вела себя Валентина?

– Она явилась очень поздно, – ответила Фаншетта.

– Во сколько? – допытывался дед.

– В двенадцатом часу, – поспешно ответила графиня.

– Как выглядела? – полковник хотел знать все.

– Как всегда... немножко усталой... Ее стали поздравлять с предстоящим замужеством, и она держалась просто великолепно. Как ни странно, ее манеры куда изысканнее, чем у многих барышень, которым не приходилось зарабатывать себе на хлеб в балагане у мадам Самайу.

– Ты права внучка, – ответил полковник, – можешь идти, мой ангел, меня одолевает сон.

Графиня поцеловала его и, пожелав спокойной ночи, удалилась. Лишь только она вышла, в стену у изголовья кровати тихонько постучали.

– Входи, Приятель, – пригласил полковник. Открылась маленькая замаскированная дверца, и в спальне появился господин Лекок.

– Последние новости! – проговорил он, входя. – Потрясающая сцена в камере следственной тюрьмы, которую разыгрывали три актера, в том числе и наш любимый Реми д'Аркс! А может, вы видели ее и отсюда? Валентина и впрямь особа весьма оригинальная. Сцена была краткой, но, видимо, протекала бурно, ибо, выйдя из камеры, наш следственный судья грохнулся в обморок!

– А дальше? – с любопытством спросил полковник, высунув голову из-под одеяла. – Рассказывай!

– Об этом мы узнаем позже, патрон, я повторяю только то, о чем толкуют в следственной тюрьме. Мадемуазель де Вилланове приказала перенести бесчувственного господина д'Аркса в свою карету, и наш Джован-Баттиста имел честь доставить будущих супругов к дому следственного судьи. В карете молодой человек пришел в сознание. Мадемуазель де Вилланове самолично отвела его в апартаменты, устроила в кресле и не покинула до тех пор, пока не появился врач. Было около одиннадцати, когда она приказала нашему Баттисте галопом мчаться к особняку Орнан.

– А в одиннадцать с половиной, – дополнил полковник, – она явилась в вечернем туалете в гостиную маркизы, чтобы с хладнокровием поистине блистательным принять поздравления с грядущей свадьбой. Если бы в свое время я взял эту девчонку к себе и выдрессировал бы ее хорошенько, из нее получился бы шедевр. Верно, Тулонец?

– Верно. В ней есть изюминка, я согласен. А теперь, патрон, раз мы обо всем переговорили, я ухожу: вы уже спите, мне тоже хотелось бы вздремнуть.

– Ни в коем случае! – запротестовал полковник, приподнявшись на локте, – мы еще не обо всем переговорили, ты забыл о трофее, добытом нами во время вылазки в кабинет следователя.

И он вынул из-под подушки бумажный сверток, который Валентина оставила на столе Реми д'Аркса. Лекок, скорчив гримасу, проворчал:

– Чтение займет много времени, а дело неспешное.

– Дело спешное, а чтение не более получаса, – возразил полковник. – Я полагаю, что три четверти этой исповеди нам известны, зато одна четверть, которая может оказаться самой важной, – нет.

Он вынул из пакета тетрадь и протянул ее Лекоку.

– Я буду слушать сидя, – продолжал полковник, – подними мои подушки и устрой меня поудобнее, как ты делал когда-то, когда читал мне вслух. Озорник! С тех пор ты здорово подрос, мой маленький слуга, и превратился в важную персону. А какое блистательное будущее тебя ожидает. Ведь предназначенный тебе кусок моих сокровищ будет гораздо лакомее, чем то приданое, которое Луи-Филипп дал за своей дочерью.

– Надо думать! – презрительно отозвался Лекок. – Он дал за ней какой-то жалкий миллиончик.

– К тому же, – заметил полковник, – ты будешь моим единственным наследником. Ну вот, я устроился с полным комфортом, приступай, а ненужные куски смело пропускай.

Он потер руки; его морщины, обрамленные старушечьим чепцом, смеялись.

Лекок, усевшись у изголовья кровати, начал перелистывать тетрадь.

– Исповедь получилась объемистая, – заметил он, – мадемуазель начинает издалека. Вот послушайте, может, вас это развлечет:

«Я помню себя совсем ребенком, причем очень несчастным, в какой-то деревне под Римом в труппе бродячих музыкантов. Эти воспоминания вполне отчетливы, но есть и другие, смутные, а значит, более ранние...»

– Ну-ну! – воскликнул полковник.

– Продолжать? – спросил Лекок, позевывая.

– Говорит она про эти смутные воспоминания поподробнее? – интересовался полковник.

– Нет, только повествует о своей бродячей жизни, – проинформировал Лекок.

– Тогда проскочи, – распорядился старик.

Лекок с облегчением пролистал несколько страниц, и снова начал читать.

«...Мой новый хозяин, канатный плясун, разочаровавшись в Италии, где мы едва зарабатывали на кусочек хлеба, решил перебраться во Францию...»

– Путешествие пропусти, – прервал его полковник.

«...Мне только что исполнилось тринадцать лет, и физик Сарториус научил меня изображать для публики магнетический сон и прикидываться ясновидящей, кроме того, я умела зависать в воздухе, изображая парение. Вокруг пошли разговоры, будто я становлюсь красивой, но меня по-прежнему продолжали бить...»

– Пропускай! – скомандовал старец.

«...Однажды я пережила очень странное ощущение. Наш балаган расположился на большой площади, неподалеку от здания суда. Репетиция уже закончилась, и я отдыхала у окошка нашего домика-фургона, как вдруг увидела: из соседнего особняка выходит бонна, она ведет за руку девочку лет двух или трех. Это все, но повторяю, ощущение было очень странным: мне показался знакомым этот особняк, более того: мне казалось, что маленькая девочка – это я сама, только в какое-то другое время...»

– Надо же! – изумился полковник.

– Читать дальше эту ерунду? – зевая, спросил Лекок.

– Да, если дальше говорится о бонне и маленькой девочке, – потребовал старик.

– Бонна свернула за угол, и мадемуазель Флоретта переключилась на другие материи, – кратко пересказал содержание Лекок.

– Тогда проскочи, – согласился полковник.

Лекок, перелистывая тетрадь, просматривал содержание и сообщал:

– Вот она освободилась от Сарториуса и попала в руки вдовы Самайу. Длинное похвальное слово сей знаменитой укротительнице, ангажированной при всех королевских дворах Европы...

– Это мы знаем, дальше.

– Прибытие в Версаль молодого студента Мориса, который вместо гусарского полка оказывается в цирке: идиллия, буколическая и пасторальная, невиннейший роман между первым любовником и нашей инженю[6], уже превратившейся в красивую девушку. Шесть страниц: самая строгая тетушка могла бы порекомендовать их для чтения своей племяннице.

– Побереги свое остроумие для другого случая, – заметил полковник, – пошли дальше, нам надо спешить.

– Вы правы. На сцену выходят полковник Боццо-Корона и маркиза д'Орнан: романтическая история наследницы благородного дома, когда-то украденной цыганами, а ныне счастливо найденной благодаря Провидению. Впрочем, малышка питает кое-какие сомнения по поводу своего чудесного узнавания – маловато документов, не предъявлено даже материнского крестика.

– Ты меня раздражаешь, Приятель, – капризным тоном заметил полковник, – не затягивай, мне уже давно пора спать...

Вид Лекока заставил его прервать свои жалобы: тот выпрямился на стуле, вглядываясь в текст, и даже протяжно присвистнул, выражая таким манером свое крайне глубокое изумление.

– Что там такое? – испуганно спросил старец.

Глаза Лекока впились в бумагу, он уже не смеялся, а с жадностью поглощал текст цепким взглядом.

– Черт бы меня побрал! – совсем тихонько выругался он. – На сей раз вас спас только случай, дорогой Отец. Если бы мы не заграбастали эти бумаги, все наше заведение взлетело бы на воздух не хуже пороховой бочки.

– И ты это называешь случаем? – бесстрастно проговорил полковник.

– Еще бы! Ведь господин д'Аркс мог бы не бросать тетрадочку на столе, а сунуть ее в карман. Вы только послушайте:

«...За мной пришла мадам Самайу и повела в свою комнату, где меня уже ждали двое: очень старый господин важного вида и дама. Про нее я сперва подумала, что это моя мать, ибо дня три уже у нас в цирке только о том и говорили, что у меня нашлась богатая родня. Мадам Самайу сказала: „Флоретта, вот твои родственники, они приехали, чтобы забрать тебя“. Дама обняла меня и поцеловала очень нежно, а старик только крутил пальцами и приговаривал: „Как она похожа на нашу бедную графиню!“ Вот и все. Меня увезли, и я даже не успела попрощаться с Морисом...»

– И что же тут особенного? – спросил полковник. – Зря ты меня пугаешь!

Не обращая на него внимания, Лекок продолжал:

«...Когда меня привезли в богатый дом и я осталась наконец одна в отведенной мне комнате, я закрыла глаза, чтобы заглянуть внутрь, в свою душу, но странное дело, мне привиделся не Морис, а тот самый особняк неподалеку от здания суда, откуда выходила бонна с маленькой девочкой. Я сказала себе: „Значит, это действительно была я!“

Во мне зашевелились какие-то воспоминания, но оченьзыбкие, переменчивые, исчезающие. Я была уверена, что даму я никогда не видела, а вот старик, наоборот, произвел на меня странное впечатление: во мне словно пробудилось эхо, отзвук крика ужаса и тоски. Я пытала свою память, но не находила там ничего, кроме этого необъяснимого ужаса...»

Полковник подпер голову в чепчике рукой, чтобы лучше слышать.

– Эй! Зачем ты делаешь это? – спросил он, видя, что Лекок пролистнул три страницы.

– Я подбираюсь к самому существенному, – пояснил Лекок, – а то, что я пропустил, можно резюмировать в нескольких словах: наша очаровательная малышка в раннем детстве встретилась с волком, который чуть было ее не съел, при воспоминании о нем она до сих пор вздрагивает от страха. Вы очень хитры, патрон, но у девчонки есть нюх, да еще какой. Маркиза д'Орнан не вызвала у нее ни малейшей тревоги, она решительно отделяет ее от вас, а вот вы наводите ее на очень неприятные мысли: вроде бы вы хороший, даже замечательный, даже очаровательный, вроде бы она согласна и даже обязана вас полюбить – ах! знали бы вы, как все это выражено! Какой стиль! У девочки положительно есть талант... но в конечном счете она терпеть вас не может, у нее от вас мурашки бегают по спине, вы слишком похожи на того волка, который показал малышке свои страшные зубы, хотя и не съел ее.

– То-то и оно, – вздохнул полковник, – у меня всегда было слишком доброе сердце.

Лекок радостно загоготал и послал патрону воздушный поцелуй.

– А теперь, – резко сказал он, – мы подходим к самому главному. Вы, как я вижу, не очень-то мне верите, думаете, я преувеличиваю. Ну что ж цитирую малышку:

«...Прошлое словно затянулось пеленой, достаточно прозрачной, чтобы терзать мою память, но и очень прочной, так что прорваться сквозь нее мне никак не удавалось. И вот совсем недавно, на прошлой неделе, туман рассеялся. Я пришла к полковнику Боццо, чтобы поздравить его с именинами. Слуга сказал, что он у себя, и я, как всегда, вошла в его кабинет без стука. Полковник, видимо, только что вышел, его большое кресло было придвинуто к открытому секретеру. Шутки ради я уселась в большое кресло и стала ждать итут мой взгляд случайно упал на рукопись, лежащую прямо передо мной...»

Полковник стукнул себя по лбу и вскричал:

– Какая досада! Я тогда как раз спустился в гостиную, чтобы намылить голову этому негодяю Короне!

– Вот видите, – ехидно заметил Лекок, – значит, не только следственные судьи имеют дурную привычку бросать важные бумаги на столе без всякого присмотра. В тот день, Отец, вам явно изменило ваше знаменитое везение.

Старик плаксивым тоном посетовал:

– Стоит мне слегка оступиться, как вы ликуете. В сущности, все вы меня ненавидите, все... Итак, она просмотрела доклад Реми?

– Полагаю, она его прочитала до самого конца. Судите сами.

«...В глаза мне бросились подчеркнутые посреди страницы слова «Черные Мантии», любопытство мое было разбужено, и я без особого стеснения, думая, что речь идет о той банде, о которой сейчас говорит весь Париж, начала читать, но вскоре сердце мое болезненно сжалось: я нашла разгадку смутных и страшных образов, с детства обитавших в моей памяти.

Реми, я видела этих людей в черных масках, я слышала их зловещий пароль: «Будет ли завтра день?» Они собрались... не знаю, где, в какой-то затемненной комнате, но я тоже была там, совсем маленькая, они думали, что я сплю, а я слушала и смотрела. Один сказал: «Она еще совсем маленькая, где ей что-то запомнить». А другие возражали: «Нет, все-таки будет спокойнее, если она умрет». Они говорили обо мне.

Маска скрывавшая лицо главаря, упала...»

– Ты лжешь! – закричал полковник голосом, дрожавшим от злости и страха. – Маска никогда не падала с моего лица!

Его худая рука вытянулась, с неожиданной силой он выхватил тетрадь из рук Лекока, гневно оттолкнув своего чтеца. Все его тело конвульсивно дергалось под одеялом, пока он подносил рукопись к глазам. Он читал молча; грозно насупленные брови мало-помалу раздвигались, и вскоре на губах полковника заиграла дьявольская улыбка.

– Вам пришла в голову хорошая идея, Отец? – спросил Лекок, с любопытством наблюдавший за переменами на старческой физиономии.

– Что ты, что ты, Приятель! – с притворным смирением ответил полковник. – Какие у меня могут быть идеи? Каждый из двух этих милых деток владеет половиной нашей тайны; как только эти половины соединятся, мы превратимся в бедных овечек, приготовленных для заклания.

– Но Реми д'Аркс этой исповеди еще не читал, – живо возразил Лекок, – достаточно помешать двум половинкам соединиться, и...

– Но они же обручены, Приятель, не забывай!

– Вздор! Сейчас не время для подобных маленьких комедий, нам надо спасать свою шкуру. Я предлагаю так: сперва сожжем эту чертову тетрадку, а потом займемся господином д'Арксом и его Валентиной.

Полковник ласково покосился на зажатую в его руке тетрадь.

– Сын мой, – мягким тоном заговорил он, – среди всех моих деток ты самый умненький и самый способный. Я же стал таким дряхлым, что мозги мои начали крошиться от ветхости. Единственное, что у меня осталось, – это мое везение. Тетрадь опасна, согласен, но не смертельно опасна. Попробуй взглянуть на ситуацию трезво: /мы не можем расправиться с Реми д'Арксом до тех пор, пока не раздобудем двух других экземпляров его доклада. Нет, не прерывай меня! Я отыщу их, будь спокоен, но на это потребуется время. Сейчас мы можем пользоваться только одним оружием – невидимым. Смочив невидимое оружие вот этим ядом,– он постучал по тетради,– можно убить полсотни быков, дорогой мой.

А мы имеем дело всего-навсего со следственным судьей и молоденькой девицей.

Полковник и Лекок переглянулись, и Лекок опустил глаза первым, пробурчав:

– Я много раз говорил: вы – дьявол.

Полковник улыбнулся комплименту, упрятал тетрадь под подушку и промолвил:

– Завтра настанет день, малыш, а теперь пора баиньки, спокойной ночи.

Да, я забыл сообщить, – добавил он, – одну интересную деталь, о которой поведал мне Преольт, секретарь суда. Лейтенант Паже и Реми д'Аркс сделались чуть ли не закадычными друзьями. Преольт даже подумал, что следователь намерен распорядиться о прекращении судебного дела. Они говорили более получаса, обвиняемый и его судья, не подозревая о своем соперничестве. Только в конце допроса Реми д'Аркс догадался, что перед ним – избранник мадемуазель де Вилланове, а лейтенант Паже узнал, с кем он имел честь беседовать, лишь когда ему зачитали протокол. Преольт говорит, что они раскалились добела и готовы были сожрать друг друга.

Полковник снова положил голову на подушку.

– Вот так-то, – пробормотал он уже сонным голосом, – бывают люди, которым на роду написано побеждать, например, Александр Македонский, Цезарь, Карл Великий, Наполеон... я!