"Как заполучить чужого мужа" - читать интересную книгу автора (Маслова Полина)Я родилась красивой, но бог знает где. В ужасной дыре, которая называлась «Рабочий поселок». От нас до Москвы — три с половиной часа — сначала автобусом, потом на электричке. Вроде бы близко, но мало кто из местных съездил в столицу больше двух раз в жизни… Не до того было. Огороды. Грязь в межсезонье. Летом — особенно в жару — тишина. И лень. Лень все: ходить, сидеть, даже руку поднять… Я была как все. Закончила школу, как все. Как все, вышла замуж. Его звали Серега. Он был красивый парень, но совершенный балбес, повернутый на мотоциклах. Собирал по округе старые, ржавые аппараты, возился с ними в своем гараже, как врач-реаниматор с безнадежно больными. Когда он выезжал на очередном спасенном мотоцикле, был праздник. Поначалу мне это нравилось, и было что-то романтичное в наших поездках по шоссе. Я вопила от страха и восторга, всем телом прижималась к Сереге. Поездки обычно заканчивались в поле, заросшем высокой густой травой. А спасенный Серегой мотоцикл ждал нас у обочины. Но потом у нас родился маленький Сережка, и страсть его отца к мотоциклам, постоянное сидение в гараже, устойчивый запах бензина, — все это стало раздражать меня. Из своей жалкой зарплат ты слесаря Серега приносил в дом рублей пятьдесят, не больше. Кормились мы с огорода. Еще я работала в библиотеке в райцентре. Вот и все. Иногда я просыпалась ночью, подходила к зеркалу и, в полутьме вглядываясь в свое отражение, спрашивала: что у меня впереди?.. Мне двадцать пять, и я все еще красива, но здесь — в этой ужасной дыре — что у меня впереди?! Огород, муж, ребенок, которому не на что купить шоколадку, обветренная кожа, потускневший взгляд, два платья, одно выходное… В нашем поселке никогда ничего не происходило. И все, родившиеся в нем, так и не дождавшись чуда, заканчивали свой путь на одном и том же кладбище в райцентре. За всю историю нашего населенного пункта лишь один человек сумел вырваться из замкнутого круга. Это была простая поселковая девица — Алена. Она имела внешность самую обыкновенную, была тиха и незаметна, как мышь. Отсиживалась на крылечке, пока ее мать-алкашка, баба Валя, принимала шумные компании. Когда-то баба Валя была стюардессой, но после того, как погиб ее муж-летчик, запила, бросила городскую квартиру и приехала в наш поселок — как она говорила, доживать. Но и допивать, конечно. Трезвой ее никто никогда не видел. Она бродила по поселку, иногда по райцентру. Вооружившись театральным биноклем и палкой с длинным гвоздем, подбирала бычки, потом крутила из остатков табака козьи ножки, курила их, стоя на крылечке и кутаясь в старую меховую горжетку, оставшуюся от прежней жизни. Как ее дочь Алена терпела пьяные оргии и случайных дружков матери, что она чувствовала, стыдно ей было или все равно, как большинству детей нашего поселка, — этого никто не знал. Алена была молчунья, про таких говорят: «в тихом омуте». Свою взрослую жизнь она начала как все. Закончила школу. Выскочила замуж за одноклассника. Родила девочку. Муж пил. Алена работала на почте. Через год после рождения дочери они развелись. И сразу после этого тихая серая мышка вдруг взяла — и уехала в Москву. Баба Валя рассказывала, что Алена якобы поступила в университет, а потом еще и замуж вышла — за москвича! Мало кто верил бабе Вале, считалось, что все эти россказни не более, чем пьяный бред, что на самом деле Алена сгинула в Москве, как великое множество других девчонок, искавших спасения от поселковой тоски. И тут же делался вывод: лучше уж наша тоска, чем тамошнее забвение. Мне было двенадцать лет, когда по улице поселка вдруг проплыл красный автомобиль. Красный, как алые паруса… Я бросилась к окну, потом выскочила на улицу. Автомобиль остановился возле дома бабы Вали, и из него вышла Алена. Она была на удивление красива, в ней не было ничего, что говорило бы о ее связи с нашим поселком. Одежда, походка, отрешенный взгляд за огромными солнечными очками. У забора стояла баба Валя и смотрела на свою дочь в театральный бинокль. Я помню, как Алена оглянулась беспомощно — словно принцесса, случайно попавшая к нищим, — увидела собирающихся вокруг ненужных зрителей… — Настя! — крикнула она. — Настя! С крыльца к ней уже бежала ее дочь. Помню, на ней был выцветший сарафан и резиновые сапоги. Казалось, этот чумазый ребенок не может иметь никакого отношения к случайно залетевшей в наш поселок красавице. Но красавица подхватила Настю, усадила в автомобиль. Крикнув что-то бабе Вале, Алена села за руль, и автомобиль умчался, как вихрь. Осела пыль на дороге. Снова наступила звенящая тишина. Все разошлись. Только баба Валя, не проронившая ни слова, смотрела в театральный бинокль — туда, где скрылись алые паруса. Больше никто Алену в поселке не видел. Только иногда до нас доходили слухи, что муж Алены сделался банкиром, и живет она теперь какой-то сказочной жизнью. Баба Валя вдруг разлюбила расспросы о дочери. Стоило спросить ее об Алене, как она умолкала и уходила торопливо, беспорядочно тыкая в землю палкой с длинным гвоздем. Воспоминания об Алене никогда не оставляли меня. Всякий раз, когда я задавала себе вопрос «что впереди?», всплывал в памяти красный автомобиль. Долгое время он был просто образом, но никак не руководством к действию. Моя ли нерешительность была тому виной или время еще не пришло, но мысль о бегстве из поселка долго не приходила мне в голову. Это случилось вдруг. Я была на работе — сидела в маленькой, пропахшей пылью библиотеке, куда редко ступала нога человека. Сережка был со мной — рисовал что-то выцветшими фломастерами. — Какого цвета сделаем? — спросил он. Я на секунду оторвалась от вязания и взглянула на лист бумаги. Там Сережкиной рукой была нарисована машина — карандашный силуэт. — Ну? Какого цвета? — повторил он вопрос. — Красного, — ответила я. Склонив голову к плечу и высунув кончик языка от напряжения, Сережка старательно закрашивал машину красным цветом. И тогда я твердо поняла, что уеду. Уеду в Москву. У меня нет другого выхода. Я смотрела на сына, на его рисунок и мучительно искала слова. Хотелось сказать моему мальчику: я устроюсь и заберу тебя, вот увидишь, я приеду за тобой на красной машине, мы будем жить в Москве, и все пойдет по-другому, вот увидишь… Но я ничего не сказала. Возможно, из боязни, что ничего не получится. Или по другой причине: лучше сделать, чем дать сто обещаний. Я молчала до тех пор, пока с улицы не раздался рев подъезжающего мотоцикла. Это был мой муж, о котором я, оказывается, забыла. Как ни странно, его появление не сбило меня, не вызвало сомнений в правильности моего решения. Наоборот — он только помог мне. Серега вошел в библиотеку вместе с запахом кожи и бензина. Он улыбнулся мне победоносной улыбкой деревенского мачо, и я мгновенно почувствовала приступ раздражения. — Здорово!.. — крикнул с порога мой муж. — Вот пришел поменять «Буратино» на «Три поросенка»… За этим последовала пауза — он ждал реакции на шутку. Но в этой шутке было слишком много истины. В самом начале нашей семейной жизни, обнаружив, что разговаривать нам не о чем, я еще надеялась, что можно обсуждать прочитанное. Но потом мне пришлось смириться и с тем, что Серега просто не любил читать. Похоже, он действительно не продвинулся дальше «Трех поросят». Подмигнув Сережке, Сергей склонился ко мне. Нестерпимо запахло бензином. «Уеду», — подумала я и улыбнулась. Мне даже показалось, что запах бензина отступил. — Слушай… Тут такое дело… — начал Серега. Так нерешительно и робко он говорил только о деньгах. — Не дали зарплату? — Дали… Но, понимаешь… — Опять мотоцикл? Он кивнул: — Приволокли из деревни… Ржавый, битый, но — движок! Мощность потрясающая!.. Я слушала его молча. Так лучше прощаться. Легче и спокойнее. Он положил на конторку пятидесятирублевую бумажку. Обыкновенная купюра, но выглядела она как билет. До Москвы. В один конец. Мы расстались бы мирно — без слов и скандалов, если бы не Сережка, не его голосок, не этот вопрос: — Мам, купишь мне шоколадку?.. Я взглянула на своего мужа и поняла, как давно и сильно ненавижу его, ненавижу его красивые пустые глаза, ненавижу улыбку, ненавижу все, что он любит — эти его сверкающие, тупо ревущие мотоциклы. Серега выгреб из кармана мелочь и шваркнул ее на конторку. Монеты со звоном посыпались на пол. Так он понял и оценил мой взгляд. Не помню, как я добежала до гаража, как нашла где-то кусок металлической трубы. Помню только, как лупила трубой по мотоциклам, как осыпались фары, лопалась кожа сидений. Помню, какое это было удовольствие — уничтожать все, что он любит. В конце концов, я устала. Бросила трубу — она ударилась о бетонный пол и гулко охнула. В дверях гаража стоял Серега. Молча смотрел на меня. В глазах был настоящий ужас. Когда я прошла мимо, он не решился взглянуть мне в глаза. Отвернулся. Ему было больно. Но не больнее, чем бывало мне, когда сын просил шоколадку, а я не могла ее купить. Бабы Вали не было ни во дворе, ни на крыльце. Только фанерный самолет, насаженный на палку, покачивался среди двора. Это был рукотворный памятник ее мужу-летчику, погибшему в авиакатастрофе. — Баба Валя! — громко позвала я. Со скрипом отворилась дверь, на порог нетвердой походкой вышла баба Валя — в старом ярко-красном кримпленовом костюме и калошах на босу ногу. Она стояла на крыльце и неприязненно смотрела на меня. — Валентина Федоровна… Попрошу… — старательно выговорила она. — Не знаю никакую бабу… Она не терпела этого деревенского' обращения — баба Валя! Я забыла об этом и разозлила ее. — Валентина Федоровна… — с опозданием поправилась я. — Извините!.. Я… Я оговорилась… Ее взгляд не смягчился. — Ну?.. Чего тебе?.. Я уже знала, что она откажет. Что после этого мое бегство из поселка окажется под вопросом. Но отступать было некуда. И я сказала: — Дайте мне адрес Алены!.. — Кого? — переспросила она и вмиг сжала губы. — Алены!.. Мне очень нужно, Валентина Федоровна!.. Я еду в Москву!.. Баба Валя взялась за ручку двери, потом вдруг оглянулась: — Одолжи полтинник!.. — Господи! Конечно! Я протянула ей пятидесятирублевую купюру — ту самую, что принес мой муж. Она взяла бумажку, молниеносно сложив ее в несколько раз до размеров почтовой марки. Кивнула в качестве благодарности и стала спускаться с крыльца. — Дадите адрес? — напомнила я ей. — Нет. Нельзя. — Но почему?! — Потому что нельзя, — доходчиво объяснила баба Валя. — Пойду пузырь возьму, пока погода летная… — помедлив, она все-таки решилась наподобие благодарности: — Будешь? Я промолчала. Что мне было делать? Отнять у нее полтинник? Избить ее? Я хотела только одного: уехать в Москву. Взять этот город. Врасти в него. Не лимитой. Не проституткой. Не посудомойкой. И не студенткой. Нет! Либо никак, либо сразу на равных правах с настоящими москвичами. Для этого мне была нужна Алена. Кто еще мог поддержать меня, помочь мне? Баба Валя расценила мое молчание по-своему: — Жди, — бросила она, направляясь к магазину. — Я скоро. И тогда я бесшумно, как вор, вошла в чужой незапертый дом, отыскала потрепанную записную книжку и в ней — адрес Алены. Я украла его. Из книг, наполнявших мою библиотеку, я знала, что это непозволительно. Но, в конце концов, я была единственным в поселке человеком, который читал эти книги. И сейчас я хотела уехать отсюда. А в Москве — там будет другой счет. Я сказала матери, что вернусь, как только устроюсь, и заберу Сережку. — Кем устроишься? — спросила мать. — Проституткой? Ну, конечно, — как еще можно представить себе покорение столицы, если за всю жизнь ни разу не высунуть носа за околицу?! — Алене повезло, — напомнила я. — И мне повезет. Чем я хуже?.. — Везет не тем, кто лучше, а на кого бог пошлет. Вот — Сидела бы дома. Все-таки семья есть — какая-никакая… Мать сосредоточенно поедала картошку, стряхивая с ножа тонкую шелуху. — Никакой семьи нет, мам!.. И пусть он не приходит сюда. Если придет — не пускай… — Легко сказать, — усмехнулась она и оглянулась на диванчик. Там, под дурацким ковриком с лошадками, спал мой сын, Сережка. Глядя на него, укрытого в жару ватным одеялом, я чуть не струсила: зачем? куда мне ехать? что я буду делать в Москве? может быть, остаться? укрыть Сережку тонкой простыней, утром сбегать с ним к пруду, потом — на работу… обед, ужин, муж — какой-никакой… Остаться было, конечно, проще. Но и страшнее. — Покупай Сережке шоколадки, ладно? — дальше говорить я уже не смогла — подхватила рюкзак с вещичками и выбежала из дома. Стыдно признаться, но по дороге к станции я не удержалась — подошла к дому бабы Вали и на удачу подержалась за покосившийся забор. Может быть, Алена перед своим триумфальным отъездом тоже дотронулась до этого забора… Глупо, конечно, но все-таки мне стало немного легче. Я приехала в Москву в девять утра. Вышла на привокзальную площадь. Огляделась. Москва ничуть не поразила меня. Она была именно такой, как на экране телевизора: просторной и суматошной. Какую книгу ни прочти, всюду провинциалы, попавшие в столицу, в какой бы стране она ни находилась, якобы столбенеют от шума, грохота и масштабности увиденного. Столица кажется им страшной и притягательной одновременно. Не знаю. Наверное, это не более, чем литературный оборот. Во всяком случае, со мной ничего подобного не случилось. Мне показалось, что Москва — это мой город. Что я жила в нем всегда. Что я буду жить в нем всегда. Выйдя на привокзальную площадь, я почувствовала себя как рыба в воде. Мне было вовсе не страшно идти в толпе, выхватывать из этой толпы лица людей, обращаться к ним с вопросом. На тот момент самым главным моим вопросом было: За глухим каменным забором виднелся дом. Я остановилась чуть в стороне, чтобы сосредоточиться и снова повторить слова, адресованные Алене. Вдруг железные ворота, дрогнув, стали разъезжаться, словно скалясь. На улицу вышел человек в скучном костюме, с таким же скучным, как костюм, лицом. Его сосредоточенный взгляд скользнул по мне, задержавшись лишь на секунду… Мне стало неуютно и почему-то стыдно. Я стояла с рюкзачком за плечами, с выученными словами на языке — как нищенка, собиравшаяся просить… Я отступила за угол и уже оттуда увидела выходящего следом за скучным костюмом мужчину лет тридцати пяти. Это, наверное, и был муж Алены, тот самый банкир, которого она отхватила в Москве (позже я узнала его имя — Вадим)… Он не спеша подошел к джипу. Скучный костюм — видимо, телохранитель — не отступал от него ни на шаг. — Дай сигарету, — попросил хозяин. Телохранитель, радостно улыбнувшись, протянул ему пачку, щелкнул зажигалкой. Вадим закурил, с удовольствием затянулся. Видимо, дома у них курить не разрешалось — по крайней мере, такой у него был вид: как у мальчишки, сорвавшегося с уроков и делающего что-то запретное. Он не был красив. Худощав. Ранняя лысина. Лицо — обыкновенное. Вряд ли я заметила бы его в толпе. «Не то, что мой красавец-муж» — подумала я, невольно усмехнувшись. Но он был банкир. Хозяин дома за каменной стеной. И Алена была с ним счастлива. Интересно, подумала я, что он нашел в поселковой девице, да еще и с ребенком на руках?.. Он разговаривал о чем-то со своим охранником. Как с ровней, удивленно подумала я. Честно говоря, банкиры представлялись мне иначе: высокомерными, чопорными, с нарочито замедленными движениями и холодными прозрачными глазами… У него же были теплые, веселые глаза и совершенно осмысленный взгляд. Мне вдруг пришло в голову, что за свою жизнь он, наверно, прочел что-нибудь еще, кроме «Трех поросят». И мне захотелось улыбнуться ему. Но он, не заметив меня, прошел к своей машине, охранник захлопнул дверцу, машина тронулась — казалось, бесшумно — и скрылась в конце улицы поселка. Мне стало грустно: жаль, что я родилась не в то время и не в том месте… Но как у каждой вещи есть свое место в доме, так и у каждого человека есть свое место в жизни и своя судьба… Знать бы, какая она у меня… Я направилась к маленькой дверке, будто бы нарисованной в каменной ограде. Наверное, дурацкое сравнение и даже не стоит писать о маленькой дверке (новорусской калитке), но в тот момент все казалось мне таким значительным, величественным, словно я героиня романа — уж не знаю, какого автора я бы выбрала для своей истории, — и потому эта дверка была для меня не просто функцией, но дверью в другую жизнь… Я нажала на кнопку звонка и стала ждать Алену. Но дверь открыла не Алена, как я ожидала, а какой-то бесцветный господин — как потом оказалось, охранник. Это было первое разочарование в моей другой жизни. — Кого вам? — Мне нужна хозяйка. — Как вас представить? Это уже позднее я узнала, как надо отвечать на столь нелепый вопрос: «Как вас представить?» — «Представьте меня в ванной»… но тогда я растерялась и ответила довольно тупо: — Я из рабочего поселка. — Фамилия, имя, — пояснил специально для тупых охранник. — Скажите — из рабочего поселка. Она поймет… Охранник смерил меня потеплевшим вязким взглядом. Тут, к счастью, за воротами раздался детский вопль. Охранник вздрогнул и скрылся за дверцей. Помедлив, я толкнула ее и увидела двор с невысокими фонарями вдоль каменных дорожек, дом с верандой, к которой вели ступени. На веранде был стол, застеленный скатертью. Пожилая служанка в кружевном фартуке собирала остатки завтрака на поднос… У ступеней лежал на земле мальчик лет семи и, крича во весь голос, колотил ногами по земле. Рядом валялся велосипед. Взрослая девочка лет пятнадцати — выросшая Настя, догадалась я, — пыталась поднять его. У меня сжалось сердце — я вспомнила своего Сережку — тихого, послушного… Из дома вышла Алена — я сразу узнала ее. Казалось, по крайней мере, издалека — она совсем не изменилась за прошедшие двенадцать лет. — Только, ради бога, Настя, — крикнула Алена, — будь терпелива!.. Не ругайся. Объясняй. — Как в учебнике психологии? — с очевидной усмешкой спросила Настя. Алена подбежала к сыну: — Петенька, голубчик. Перестань плакать. Ты ведь мужчина. — Мне велосипед жалко! — взвыл Петя, но позволил матери оторвать себя от земли. В этот момент к Алене подошел охранник и что-то тихо сказал ей, показывая через плечо на ворота. Я поняла, что речь обо мне и поспешно отступила, прикрыв глухую калитку. Я не хотела, чтобы в первую минуту знакомства меня застигли за подслушиванием и подглядыванием. Спустя время вышел охранник и, вопреки моим ожиданиям, не пригласил меня войти, а сказал, что хозяйка сейчас едет в город и поговорит со мной по дороге. Мне было предложено подождать. Я ждала, стоя на улице у ворот и уговаривая себя, что обижаться не на что. Алена спешит, у нее свои планы, она не знала о том, что я приеду… Нет ничего обидного в том, что… Оборвав мою беседу с самой собой, ворота снова оскалились: на дорогу выехал автомобиль, и женский голос позвал меня: — Садитесь. Заглянув внутрь, я увидела за рулем Алену. Она почти не изменилась с тех пор, как я видела ее. Только стала еще красивее. У нее было какое-то отрешенное лицо, бледное, сосредоточенное. Если бы я не знала, что мы с ней из одного поселка, ни за что не догадалась бы. Она сидела неподвижно и почему-то не смотрела на меня. Но совершенно очевидно предложение садиться было адресовано мне. И я села с нею рядом. Машина тут же тронулась с места, поплыла по улице поселка. В салоне было прохладно и уютно. «Я обязательно буду ездить на машине, — подумала я. — И обязательно — на красной…» Я повернулась к Алене, улыбнулась ей и сказала: — Здравствуйте… Я приехала в Москву… Только сегодня утром… И с поезда сразу — к вам… Эти слова я приготовила давно — еще тогда, когда поезд из райцентра двинулся в сторону Москвы. Первые слова, на которые должен последовать ответ. И ответ последовал: — Чего вы хотите? — спросила Алена. Я растерялась. Я не думала, что надо объяснять, чего хочу. Кому, как не ей, знать, чего хочет девчонка, сбежавшая из нашей дыры, приехавшая в Москву с одним рюкзачком. Поддержки. Больше ничего. Помощи. На первых порах. Она молчала. — Мне очень неловко… — выдавила я. — Но… — Деньги? — быстро спросила Алена. Я запнулась. Деньги — конечно, неплохо. Но не это главное. Помимо денег… — Ну, конечно, деньги, — ответила она за меня. — Вас прислали за деньгами. Для чего же ещё я существую?! Ладно! Берите! Он перегнулась, резко открыла ящичек — так, что крышка ударила мне по коленям, достала конверт и кинула его мне. — Спасибо… — растерянно сказала я. — Но… — Не надо! — вдруг крикнула Алена. — «Спасибо»!!! Оставьте свое «спасибо» при себе!!! Мне стало страшно. Еще минуту назад это была холеная породистая женщина, и вдруг я увидела, что мы с ней точно из одного поселка. Так орут наши бабы. Так орала я на своего непутевого мужа. — Извините… — это было все, что я смогла сказать в ответ. Алена молчала, по-прежнему глядя на дорогу. Потом сказала тихо, словно так же, как я, вспомнила о рабочем поселке и устыдилась: — Осторожней с деньгами. В конверте — тысяча долларов… Тысяча долларов, повторила я про себя и ничего не поняла… Тысяча долларов — сколько на них можно жить? Год, пять, целую жизнь?.. И все это лежит в конверте, а конверт в моих руках?.. Это было какое-то безумие, невероятный сон… Алена даже не взглянула на меня, не говоря уже о моих документах, и просто так дала мне такую сумму… Я молчала. Уж не знаю, как она истолковала его, мое молчание, но вдруг сказала: — Сто долларов ваши — за труды. А девятьсот, наверное, предназначались ее матери… Она решила, что я приехала за деньгами по ее просьбе… — Дело в том, что… — начала я, но меня прервал телефон, разразившийся звонками. Алена нажала какую-то кнопку, и салон машины наполнил женский голос (позже я узнала, что это называется громкая связь). Голос был легкий — на мой взгляд, он мог принадлежать холеной изысканной женщине, дружба с которой приятна тем, что необременительна… Голос, как я поняла из разговора, принадлежал подруге Алены — Инге. Она прощебетала что-то про клуб, про то, что она ждет, а подруги все нет… Алена коротко взглянула на меня. Вернее, не взглянула — повернула голову в мою сторону, не поднимая глаз. Это был сигнал, чтобы я молчала. Я и не собиралась говорить. — Я еду, — сказала Алена невидимой собеседнице. — Чуть-чуть задержалась в городе. Скоро буду. — Давай скорее, — и голос растаял. Я сидела, не шевелясь. Я давно мечтала о встрече с Аленой, а, встретившись, обнаружила, что в ее глазах я не более, чем серый призрак прошлого, напоминание о ее опустившейся матери, знак убогого рабочего поселка, и ей хочется побыстрее избавиться от меня — я кожей чувствовала, как ей этого хочется… Первой заговорила Алена: — И, пожалуйста, запомните… Она так и сказала «и, пожалуйста…», словно продолжила то, о чем только что думала про себя. — …Если кто-нибудь из ваших появится здесь снова, я буду действовать по-другому. Жестко. Я умею. Поверьте мне. — Я верю… Машина резко затормозила. — Вокзал, — объявила Алена. — Приехали. Действительно, я снова оказалась на привокзальной площади, на том же месте, откуда начался мой сегодняшний день. Круг замкнулся. — Вот эту ручку — на себя, — сказала Алена. Я послушно взялась за ручку, но не потянула ее на себя… Сидела неподвижно. Со стороны, наверное, была похожа на истукана… Конечно, глупо упираться, когда тебя выгоняют. Но, с другой стороны, вот так просто взять и уйти я тоже не могла. Я слишком долго ждала этого момента. Этой встречи. Я уже решилась: села в поезд, оказалась в Москве, нашла Алену. Оставалось совсем немного: пожать протянутую мне руку и начать новую жизнь… Она ждала, когда я уйду. Сидела, выпрямившись и глядя прямо перед собой. Я видела только ее профиль… Она, конечно, изменилась. Стала ухоженной, но суховатой, как все стареющие и боящиеся располнеть женщины. Ее взгляд — взгляд благополучного человека — был слишком напряженным, почти тревожным. Еще бы, благополучие обязывает к вечному страху потери. Мне лучше, вдруг подумала я, мне нечего терять, в отличие от нее… — Серую ручку на себя, — нетерпеливо повторила Алена. Странно, ведь я не думала покушаться на ее благополучие. Откуда такая враждебность? Словно я пришла что-то отнять у нее… Возможно, я была слишком косноязычна и ни разу не произнесла ту главную фразу, которую приготовила для Алены. — О вас в поселке ходят легенды… — сказала наконец, я. Она улыбнулась краем губ и заметила с очевидной иронией: — Приятно слышать… Я вздохнула с облегчением — наконец-то, кажется, начался разговор. — Мне было тринадцать лет, когда вы приехали… На красном автомобиле… Помните? Она ответила, помолчав: — Нет. — А я запомнила это на всю жизнь… Теперь оставалось только рассказать, какой она осталась в моей памяти, как много значило для меня это воспоминание, как я бредила красным автомобилем, как надо мной смеялись все — даже собственная мать… Это было похоже на историю Ассоль с ее алыми парусами… Ну, конечно, про Ассоль я не стала бы говорить — слишком уж романтично, по-деревенски наивно — Алена засмеяла бы меня… — Я запомнила это на всю жизнь… — повторила я. Она в упор посмотрела на меня — наверное, впервые с момента встречи — и сказала твердо: — А теперь — забудьте!.. И еще забудьте мой адрес. Навсегда. Я осеклась. Медленно, как во сне, потянула ручку — дверца открылась. Было в этом что-то страшное, непоправимое, что ли… Конец мечты. Нелепый финал, после которого хочется поскорее забыть о самой мечте, чтобы не морщиться, не корчиться от стыда. Новая жизнь для меня в эту минуту кончалась, так и не начавшись. Но я знала, что и в старую не вернусь. Будет что-то иное. Другая жизнь. Какая?.. В тот момент я понятия не имела об этом… Я просто вышла из машины. Алена вдруг перегнулась через сиденье, которое только что было моим. — Если вам придет в голову остаться с этими деньгами в Москве, предупреждаю сразу: не стоит, — сказала она. И я подумала, что это единственно правильная мысль, которая должна была прийти мне в голову и, наверное, скоро пришла бы, если бы Алена первой не подсказала мне ее. — Пропадете, — продолжала она. — Деньги кончатся очень быстро. Выгодно поместить свой капитал вы вряд ли сумеете… Да, да. Их надо не проесть, эти деньги, не потратить на шмотки, а вложить во что-нибудь. Вложить так, чтобы тысяча принесла еще тысячу и еще… Как это сделать, во что вкладывать, я, разумеется, не знала, я собиралась обдумать это после того, как машина Алены скроется из виду… Я вдруг улыбнулась — к удивлению Алены, наверное. Я только сейчас заметила, что ее автомобиль — темно-синий, вовсе не красный… знак того, что все ее желания уже осуществились и больше не о чем мечтать… Алена истолковала мою улыбку по-своему: — Возвращайтесь домой, девушка… — кинула она. — Этот город вам не по зубам. Она ухватилась за ручку, захлопнула дверцу, и через секунду машина снялась с места, еще через несколько секунд — растворилась среди других автомобилей. Я смотрела ей вслед и повторяла про себя: «Этот город мне не по зубам… Этот город…». Теперь я знаю, что тот разговор с Аленой стал для меня своеобразной прививкой «Большого города»… Именно тогда, стоя на привокзальной площади, я твердо поняла, что буду делать дальше… Я не буду рыскать по Москве в поисках неведомого богатого мужчины, которого не отпугнет чужой ребенок, который в состоянии упаковать женщину так, что ей не жаль отстегнуть штуку баксов почти, что первому встречному… Такой мужчина уже существовал и был проверен. Можно сказать, прошел обкатку… Я видела его собственными глазами… Я вспомнила, как он вышел из дома, как взял у скучного костюма сигарету и закурил… Он ничего не знал обо мне, ну и что?.. Зато я уже находилась в одном городе с ним. Где-то совсем недалеко. Я знала, где он живет… на каком джипе ездит… кто его жена… И я была красива… Ничем не хуже Алены двенадцатилетней давности и много лучше Алены нынешней… Ее муж подходил мне, он был для меня, как для меня была и Москва… Для меня, что бы там ни говорила Алена о зубах… Зубы у меня всегда были в полном порядке… Я шагала по улице. Я ничего не боялась. Мне нечего было терять. Я чувствовала себя как на войне. Когда все средства хороши. И никого не жаль. В этом было мое преимущество. Деньги, конечно, жгли мне карман. А в витринах, ловивших мое отражение, была выставлена потрясающая одежда. Но я точно знала, что не потрачу ни копейки — вернее, ни цента — просто так. До наступления вечера мне предстояло решить вопрос с жильем. Не с ночлегом, а именно с жильем. Я должна была устроиться, по крайней мере, на пару месяцев вперед. Устроиться и обдумать все — как быть дальше, как достичь своей цели. Если я права, то мне повезет и все получится. Мне повезло. Сразу. И оглушительно. Купив газету с объявлениями, я отыскала в ней квартиру — она находилась далеко от Центра, в Химках, и была без мебели, но зато стоила не очень дорого — двести долларов в месяц. Подумав так, я невольно улыбнулась. Я, поселковая женщина, муж которой приносил пятьдесят рублей зарплаты, теперь считаю, что 200 долларов — не такие уж большие деньги. Прогресс! Но это, как я теперь знаю, был не прогресс. Это была Судьба, явившаяся мне под сводом арки, на старенькой иномарке в лице хозяина сдаваемой квартиры. Я ждала его во дворе вместе с агентом — толстой теткой, которая чем-то была похожа на больного спаниеля. Хозяин квартиры поздоровался сначала с больным спаниелем, а потом уже со мной, взглянув на меня так, что мне показалось — уколол. Его звали Феликс. Он носил очки, выцветшие волосы постоянно закидывал назад, но они снова рассыпались по лбу. Взгляд за очками был ироничен и холоден. Феликс деловито отпер дверь квартиры, и я увидела пустое выбеленное пространство, в котором все было вместе: комната и кухня. У подоконника на полу лежал матрас, прикрытый пледом. У этой квартиры не было лица, только бездыханные стены. Мне стало неуютно, но холодный воздух подъезда подпирал мою спину и не давал уйти. — На сколько вы хотите снять? — спросила тетка-агент. — Пока на месяц. — Итого, значит, четыреста долларов, — вдруг объявила она. Это было неожиданно. — В объявлении же сказано: двести в месяц! — возмутилась я и повернулась к Феликсу за поддержкой. Он улыбнулся в ответ, но ничего не сказал. — Двести. Да, — подтвердила тетка. — Но еще в агентство — сто процентов. Такое правило. А вы не знали? Откуда же мне было знать про эти дурацкие правила!.. И с какой стати я должна отдать этой неизвестной мне тетке месячную стоимость квартиры?! Только потому, что она похожа на больного спаниеля?.. — Ну, так что? — спросила она. Я взглянула на Феликса — он улыбался мне одними глазами, словно слышал, о чем я думала. Тогда я сказала ему про себя: «Я вернусь». И мне показалось, что он ответил мне глазами: « Возвращайтесь». — Мне не подходит эта квартира… — сказала я. — Очень жаль, — улыбнулся Феликс. — Мне тоже… Я с трудом удержалась от улыбки. Это был заговор — мой и Феликса. Тетка-агент была явно недовольна. — Ну, не подходит — значит, нет… — она повела жирными плечами и повернулась к Феликсу: — Появятся еще клиенты — позвоню… Феликс кивнул. Переступив порог, я повернулась и коротко взглянула на него. Я хотела убедиться в том, что он меня понял и дождется. На пару с больным спаниелем я дошла до метро, пообещала звонить ей ежечасно и — вернулась назад, боясь только одного — не найти дома. Но я его нашла. Поворотами, узкими тропинками, углами, арками я вернулась в квартиру Феликса. Дверь была не заперта. Феликс ждал меня, сидя на подоконнике. — Дверь была открыта, — заметила я, входя в квартиру. — Да, — согласился Феликс и замолчал. Как я узнала потом, он не любил тратить слова даром. — Давайте договоримся с вами, — сказала я. — Напрямую. Я не хочу платить двести долларов агентству. Лучше я заплачу вам четыреста — за два месяца. Это все, что у меня есть. Он помолчал, потом ответил: — Мы с женой нуждаемся в деньгах. — В таком случае, предлагаю еще по двести долларов в месяц за вашу машину… Мне нужна машина с водителем. Феликс, закинув голову, рассмеялся: — То, что вы предлагаете, смешные деньги. — Наверное… — согласилась я и понеслась вперед, «напропалую», как любит говорить моя мама: — Но ваша машина — не лучше вашей квартиры. Значит, и не дороже. — Логично! — теперь Феликс не просто рассмеялся, он расхохотался. Улыбка у него оказалась потрясающая — лицо, ничем не примечательное, осветилось, и смех этот не был обиден для меня. Мне вдруг стало спокойно, я кожей ощутила крышу над головой и тепло стен. Мне захотелось рассказать ему все: о себе, о своем ребенке, о встрече с Аленой, о планах… — Послушайте… — порывисто сказала я и, не найдя слов, сникла и договорила глупо и неуклюже: — Скоро у меня будут деньги. Мне только нужно время… Феликс поднял брови — мол, неужели? — И деньги, и — вообще… Другая жизнь… — я замолчала, понимая, что выступила не просто глупо — неубедительно. Но он разглядывал меня с интересом и, кажется, с удовольствием. — Наверное, это связано с мужчиной? — предположил он. — Да. — С мужчиной вообще?.. — С конкретным мужчиной… — выдохнула я. — Он со мной еще не знаком… Но я много знаю о нем. — Надеюсь, он не актер театра и кино? — поинтересовался Феликс. Вот это уже было близко к оскорблению! — Нет. Я не такая дура, как вы думаете… — Я этого не говорил… — улыбнулся Феликс и, помолчав, спросил: — Откуда вы? Я ответила правду: — Из жуткой дыры. Он кивнул, и это напугало меня. — Это заметно? — спросила я, рискуя все-таки оказаться дурой в его глазах. Феликс, чуть пригасив улыбку, внимательно смотрел на меня. Мне показалось, он нарочно тянул с ответом. Он почувствовал, что вопрос дался мне нелегко, и хотел узнать, надолго ли хватит моего терпения. Это было унизительно. Но, догадываясь, что впереди меня ждет еще немало унижений, я твердо решила вытерпеть одно из первых. Я молча ждала ответа. Как приговора. Ответ примерно таким и оказался. — Пока — да, — сказал Феликс. — Заметно. Улыбаясь одними глазами, он следил за моей реакцией. Наверное, он ждал от меня ярости — по крайней мере протеста. Но я решила не сдаваться и, пытаясь уловить его тон — легкий, чуть ироничный, — спросила: — Что надо сделать, чтобы не было заметно? Феликс, скрестив руки на груди, чуть прищурившись, стал изучать меня — так, наверное, скульптор смотрит на кусок мрамора, из которого собирается сделать скульптуру. И тогда я не стала дожидаться его ответа. Я просто рассказала ему все. О поселке, о своей мечте, о встрече с Аленой, о том, как мне пришла в голову мысль повторить ее путь с точностью до деталей, если, конечно, можно было назвать деталью ее мужа — Вадима… Я понимала, что рискую выглядеть глупо, рассказывая о своих планах. Но у меня не оставалось выбора. И, кроме того, я была одинока здесь, мне было необходимо поделиться с кем-нибудь. Был вечер, но почему-то мне уже не было так холодно, как два часа назад. Мы с Феликсом вышли из дома, продолжая разговаривать. — Тебя обидело, что эта твоя Алена нисколько не заинтересовалась тобой?.. — При чем здесь «не заинтересовалась»! — возразила я. — Она высадила меня из машины, как бездомного щенка… Около вокзала… Мол, вали отсюда… — Но деньги — дала… — заметил Феликс. — А это что-то значит… Да, она дала мне деньги, с этим не поспоришь. И сейчас только благодаря им я смогу удержаться на плаву в городе-герое Москве. — Дала, — согласилась я. — Но я верну ей эти деньги… Феликс улыбнулся: — В обмен на ее мужа, да? — Да, — подтвердила я, поражаясь его способности давать ситуации те формулировки, от которых я старательно уклонялась. — Забавно. — Что забавно? — Ты… — пояснил Феликс. — Есть в тебе нечто… Есть драйв! Я остановилась, как споткнулась. Незнакомые слова имеют свойство звучать оскорбительно. Я знала, что оскорбляться и обижаться плохо, в этом слабость, но всегда с трудом преодолевала свои чувства. Вот и теперь новое для меня слово «драйв» ударило, как пощечина. — Что это значит?.. — Расслабься, — усмехнулся Феликс. — Я не сказал ничего обидного… Не будь такой мнительной. Именно это отличает провинциалов от москвичей — мнительность. Ты ведь хочешь измениться? — Хочу. Феликс помолчал и, вновь убедившись в моей терпеливости, наконец объяснил: — Драйв — это умение двигаться. Рваться вперед. У таких людей получаются самые немыслимые вещи… Понимаешь? — Да. У меня все получится… Я знаю. Склонив голову к плечу, Феликс посмотрел на меня и улыбнулся: — На войне как на войне? — Да. — Все средства хороши? — Да. Я улыбнулась: все это прозвучало, как пароль-отзыв. — Ну, что же… — он распахнул передо мной дверцу машины. — Поехали. И я поняла, что не одна на этой «войне», у меня появился союзник… Окрыленная поддержкой Феликса, я не подумала о главном: зачем все это было нужно ему? Стоило только задать себе вопрос, чтобы сразу увидеть, что Феликс вовсе не был похож на сотрудника «Красного креста» или хотя бы защитника «Дикой природы» (в моем лице). Но вопрос не родился, сомнение не выросло — я просто села рядом с ним в машину, и мы покатили по вечерней Москве. Она — вечерняя Москва — тут же захватила все мои мысли. Не в пример дневной, она восхищала и даже пугала своей отстраненностью. Свет фонарей всегда замкнут, свет окон всегда чужой, если смотришь со стороны. Я пока была за пределами света, я только мечтала войти в его круг. Рядом был провожатый. Я доверилась ему и прикрыла глаза. Едва мы с Феликсом поднялись по ступеням, двери магазина распахнулись перед нами. — Кто их открыл? — шепотом спросила я. — Сами, — улыбнулся Феликс. — Было бы так в жизни… — В жизни так и есть. Не замечала? — Нет. — Стоит только захотеть, сделать шаг. Внутри нас встретили манекены — презрительно смерили меня взглядом и отвернулись. Рядом с их туалетами моя одежда казалась обносками, впрочем, она и была обносками. Феликс же выглядел дорого' и стильно, хотя, если приглядеться, его вещи были далеко не новыми и, как я теперь понимаю, не модными. Привычными движениями Феликс перебирал плечики с блузками и платьями, висящие на штанге, прикладывал их ко мне, что-то браковал и вешал назад, что-то — оставлял для примерки. — Я не могу потратить много денег, — предупредила я. — Для того, чтобы выглядеть достойно, необязательно много тратить. — Зачем же мне столько вещей? — Примерить и выбрать лучшее. — А они?.. — я кивнула на продавщиц. — Ничего не скажут?.. — Не думай о них. Я лихорадочно примеряла вещи в кабинке. Феликс стоял по другую сторону занавески, переговариваясь со мной. — У тебя есть профессия? — Да. Я — библиотекарь. — О!.. Мы с тобой почти коллеги. — Вы тоже библиотекарь? — удивилась я. Феликс коротко засмеялся: — Нет… Я написал книгу… Она пока не издана; — Вы писали ее всю жизнь? — Последние два года. — А до этого?.. Я имела в виду его профессию. Но Феликс почему-то молчал. Я выглянула, подумав, что он куда-то ушел. Но он был здесь. Просто стоял и молчал. И лицо было каким-то странным, словно своим вопросом я причинила ему боль. «Может быть, он сидел в тюрьме?» — подумала я и сама испугалась собственного предположения. — Ну, что? — спросил он. — Выбрала? — Сейчас… — невнятно ответила я и юркнула назад в кабинку. Некоторое время я стояла там, приходя в себя. Возможно, он убийца. Какой-нибудь маньяк, которыми, согласно телевизионным сообщениям, так и кишит Москва. Какая же я дура! Почему я так легко доверилась первому встречному?! Почему ни на секунду не задумалась о последствиях?! Он удушит меня, разрежет на куски, закопает в землю, и никто никогда не хватится!.. Мать решит, что я подалась в проститутки и сгинула. Алена будет считать, что я украла деньги, предназначенные ее матери, и сгинула поделом. Больше никто обо мне не знает. Есть еще тетка-агент, но и та считает, что я отказалась от квартиры. А теперь в этой квартире со мной может произойти все что угодно… — Что ты так долго возишься? — позвал Феликс. — Сейчас… Я сейчас… Что мне было делать? Сбежать от него?.. Но ведь я уже заплатила ему четыреста баксов. Денег было безумно жаль. На такие деньги я смогла бы прожить полгода, и даже больше… И потом — куда мне было бежать? Где ночевать? На вокзале? Я вспомнила маму, которая любит повторять: «Бог не выдаст, свинья не сожрет» и успокоилась. По крайней мере, решила успокоиться, переложив ответственность на судьбу. После магазина, где под руководством Феликса я купила юбку, пару блузок и маленькое платье без рукавов, он привез меня на квартиру. Я почти подавила свой страх, как вдруг он предложил выпить вина. Я кивнула в знак согласия и на всякий случай встала поближе к двери, чтобы всегда оставался шанс сбежать. При этом я понимала, что вряд ли смогу вырваться из рук сильного сорокалетнего мужчины, если он и в самом деле задумал убить меня или изнасиловать, или и то и другое вместе, одновременно или поочередно. Феликс подал мне бокал, сам взял другой. Я сделала глоток. — Горькое, — сказала я, лишь бы только что-то сказать. — Сухое, — поправил Феликс. В комнате повисла тишина. Я боялась, что он слышит мои мысли, старалась не думать ни о чем, не смотреть на дверь, но все время чувствовала ее. — Хорошо выглядишь… — заметил Феликс. И я, не выдержав напряжения, сказала ему: Феликс поднял брови и удивленно посмотрел на меня. Удивленно и — на секунду мне показалось — брезгливо. — Переспать?.. — повторил он. — Нет… Он сделал глоток из наполненного наполовину бокала, подошел ко мне. От ужаса я почувствовала слабость в ногах и поняла, что никуда не смогу убежать. — Если ты что-то и должна, — продолжал Феликс, — то лишь одно: не огорчать меня… Ладно?.. Я молчала, не до конца понимая, что он хочет сказать мне. — Можешь быть провинциальной, неотесанной, даже глупой… Но только, пожалуйста, — не пошлой… Поняла?.. Я кивнула. Феликс сделал еще один глоток, подхватил свою ветровку. — Пока, — сказал он. — Спокойной ночи. Выспись — завтра поговорим. И дверь за ним закрылась. Я стояла, как столб, посреди комнаты. Постепенно до меня доходило, какая я дура. Но это открытие было не таким уж оглушительным и новым — о том, что я дура, я догадывалась давно. Было кое-что позначительнее: Феликс. Человек, не похожий ни на кого и ни на что, — я имею в виду мои представления о людях, почерпнутые из прочитанных книг и прожитых двадцати пяти лет. Еще долго, лежа на матрасе, я думала о нем. Кто он на самом деле? Кто его жена, которую он упомянул?.. Зачем ему я?.. Всего лишь провинциалка, квартирантка, которая расплатилась за два месяца вперед и про которую на ближайшие шестьдесят дней можно забыть… Засыпая, я пришла к единственно возможному выводу: этой причиной была моя красота, он просто влюбился в меня… Удивительно, но эта мысль оказалась мне приятна… Тогда я не знала, что ошибалась. Феликс приехал утром. Я толком проснуться не успела, как он принялся расспрашивать меня: — Припомни все. Каждую мелочь… Охранник позвал Алену… Через какое-то время она вышла… — Да… Посадила меня к себе в машину. Дала денег… — Стоп! — приказал он, и я невольно вздрогнула. Феликс был так увлечен, что даже не заметил этого: — Вот здесь — в этом месте… «Дала денег»… Как это было? — Как это было? — удивилась я. — Ну, да, да! Она что — достала кошелек? — Нет… Конверт… — ответила я, недоумевая. — Он лежал в машине… В ящичке… — В «бардачке»?! — Да… А что?.. Я действительно не могла понять, какое это имело значение. Между тем Феликс улыбался, его глаза сияли. — А то, что деньги не случайно оказались при ней! Она заранее приготовилась заплатить. За то, чтобы ты немедленно исчезла!.. Она испугалась!.. Я задумалась, припоминая подробности моей встречи с Аленой. Да, она была напряжена. Она не скрывала, что хочет как можно быстрее избавиться от меня. Испугалась ли она?.. Похоже… Иначе чем объяснить ее желание лично увезти меня как можно дальше от дома?.. Чего проще было послать меня подальше — через охранника… И эти деньги — она и впрямь приготовила их для меня… Не для матери, как я решила, — матери она могла привезти их сама. Может быть, она хотела, чтобы я присвоила их, нарочно сказала мне, что не стоит оставаться с этими деньгами в Москве… Присвоив эти деньги, я ведь никогда больше не появлюсь в ее доме!.. — Вы правы, — согласилась я. — Она испугалась. — Чего? Как ты думаешь?.. — Ну, может быть, что я захочу поселиться у нее… — Не смеши, — отмахнулся Феликс. — Чего тут пугаться! Отказала бы тебе, и все! — Наверное… — Так чего же она испугалась? — Не знаю… Феликс помолчал, а потом вдруг лучезарно улыбнулся мне: — Запомни: если ты хочешь добиться чего-то… или кого-то… ведь хочешь добиться? — Хочу. — Вот… — проговорил он, усаживаясь рядом со мной на матрасе. — Значит, ты должна знать о нем все! О нем, о его домашних, друзьях, жене… Понимаешь? — Да! Но как узнать? — Для этого всего лишь нужны глаза и уши в их доме… Его лицо было совсем близко. И он улыбался, что делало его особенно притягательным. Я вдруг подумала: нужен ли мне Вадим, когда рядом есть Феликс?.. На всякий случай я отвернулась, чтобы, не дай бог, Феликс не прочел мои мысли. — И вы знаете, как это сделать?.. — спросила я. — Как заиметь глаза и уши в их доме… Да? — Есть кое-какие мысли на этот счет, — улыбнулся Феликс. Его план был прост, как все гениальное, и нереален, как все простое. Во всяком случае, так мне показалось. В доме Вадима и Алены, разумеется, была челядь. Охрану, состоявшую из мужчин, Феликс сразу отмел. — Но наверняка есть горничная, няня, домработница — называй, как хочешь… — Есть. Я видела женщину — она убирала со стола. — Молодая? — Нет. В возрасте. — Это хуже… Но тем не менее… Тем не менее, оставался шанс. Если среди челяди нет женщины, которую можно обольстить (а у Феликса это легко получилось бы!) и заставить собирать нужные нам сведения, то можно ее заменить своим человеком. — Но Алена видела меня! — возразила я. — А кто говорит о тебе? — улыбнулся Феликс. — Есть другие люди… Например, Зина… — Кто это? — Моя жена… . У меня сразу испортилось настроение. ■— Что такое? — спросил Феликс. Я пожала плечами: — Ничего… Просто я не понимаю — как это сделать?.. — Подумать и сделать. — Так просто? — Еще не знаю… — И когда это произойдет? — Не знаю. — А мне что делать? — спросила я почти раздраженно. — Сидеть и ждать, — ответил Феликс и холодно взглянул на меня. Это был ответ на раздраженные ноты в моем голосе. Взгляда хватило. Как умной собаке хватает одного вида плетки, ее и бить не надо. Я сжалась внутренне и заставила себя улыбнуться. — Но сидеть — с прямой спиной, — добавил Феликс, подмигнув мне. Это был кусочек сахара за послушание. Я кивнула и процитировала его уроки: — Нога на ногу, рука на коленке… — Именно. Он по-отечески поцеловал меня в лоб. Мне хотелось ударить его. Как ни странно, ждать пришлось не так долго. Феликс правильно рассчитал: рано или поздно пожилая домработница выйдет за пределы охраняемого дома. Это случилось спустя три дня. Феликс сидел «на посту» в своей машине на улице поселка. Мимо него прошли домработница и Настя. Присутствие девчонки осложняло ситуацию, и Феликс было решил ничего не предпринимать в этот день. Однако Настя что-то горячо говорила домработнице, та качала головой, не соглашаясь, а потом махнула рукой, и Настя, чмокнув ее в щеку, убежала вниз по улице. Домработница, повесив на руку пустую корзину, двинулась в другую сторону — к рынку, как понял Феликс, и, выждав недолго, тронулся за ней. На рынке домработница купила помидоры и баклажаны, остановилась поболтать со знакомой продавщицей. У соседнего прилавка Феликс придирчиво разглядывал свежие огурцы. — Как ваши внучики, Таисья Николавна? — спрашивала продавщица-хохлушка. — Поправились? Вы прошлый раз говорили: корь у них. — Корь у Толика была, — охотно пояснила домработница. — Мы думали, и Шурик заразится. А он — ничего… Правда, сын недавно звонил, говорит — носами оба хлюпают… — Ну, насморк — это ерунда… — Да уж у нас в Вологде это обычное дело. Север все-таки… Домработница и продавщица переключились на погодные проблемы, а Феликс, прихватив с прилавка наливное яблоко, чтобы не скучно было ждать, вернулся в свою машину. Он услышал достаточно. Домработница и Феликс насытились одновременно: он — яблоком, она — беседой. Видимо, ему не хватало витаминов, а ей — внимания в доме. Конечно, ее там любили и она была не чужой — все-таки вырастила двух хозяйских детей. Но это была любовь «впроброс», когда любят, не замечая и не отягощая себя подробностями чужой жизни. Таисия Николаевна — в доме ее звали тетя Тася — стояла у выхода с рынка, оглядываясь по сторонам, напряженно высматривая Настю. Она нервничала и даже вздрогнула, когда к ней подошел Феликс: — Случилось что-то, мать? — Человека жду, — нехотя ответила она. — Я думал: подбросить куда… Тетя Тася отвернулась, и Феликсу пришлось отойти в сторону. Он топтался у своей машины, мечтая только об одном: чтобы Настя не пришла, тогда, возможно, тете Тасе придется поехать за ней, и оголодавший «бомбила» окажется кстати. Так оно и вышло. — Эй! — окликнула его тетя Тася. — Отвезешь до лодочной станции? — Стольник, — помолчав, отозвался Феликс. Тетя Тася всплеснула руками от возмущения: — Окстись. Я туда без сумок за десять минут добегу. — Полтинник, — согласился Феликс. Тетя Тася уселась в машину, пристроив корзину со снедью у себя в ногах. — Куда? — На лодочную станцию. Вот куда бегала Настя под прикрытием домработницы. Видимо, в доме были жесткие правила, если поход на лодочную станцию превращался в шпионское предприятие. Феликс остановил машину на безлюдной лесной дороге. Повернулся к тете Тасе и лучезарно, как он один умел, улыбнулся ей. — Чего это ты?.. — с тревогой спросила тетя Тася. — Не приехали еще… — Вопрос хочу вам задать, Таисия Николаевна. — Мы разве знакомы?.. Ты откуда знаешь мое имя? — Знаю… Я много чего про вас знаю… Тетя Тася растерянно вглядывалась в лицо неожиданного знакомца, медленно определяясь в своих ощущениях: испугаться? или просто удивиться?.. Но Феликс не дал ей много времени: — Как ваши внуки, Таисия Николаевна? — ласково поинтересовался он. — Какие внуки?.. — помолчав, спросила тетя Тася. — Ты о ком?.. — Ну, как же… Толя и Шура… Очаровательные мальчишки… Как они там?.. — Где?.. — упавшим голосом отозвалась тетя Тася. — В Вологде… Она отвернулась и замолчала. Феликс тоже выдержал тяжелую паузу, давая ей время закрепиться во внезапном страхе, рассмотреть картинки, которые могло нарисовать ее простодушное воображение — наверняка они были страшнее любых его слов. Потом сказал: — В жуткое время живем, Таисия Николаевна… Чего только не бывает!.. Родители вечно заняты, им зарабатывать надо… Дети предоставлены самим себе… Вы газеты читаете?.. Иногда такое пишут — мороз по коже… Согласны со мной?.. Тетя Тася с ужасом посмотрела на его улыбающееся лицо и, беззвучно шевельнув губами, кивнула. — Что — мой дурак опять что-то натворил?.. — тихо спросила она. Феликс взглянул на нее почти с жалостью. — Не знаю, — честно ответил он. — Но вам лучше поехать к внукам, уж поверьте… О хозяевах не беспокойтесь, с ними все будет в порядке. — Но… — На ваше место есть отличная замена, Таисия Николаевна. От вас требуется одно: порекомендовать ее. И тогда все будет хорошо. У всех. Вы меня поняли? — Да… — эхом отозвалась тетя Тася. — Прекрасно, — подытожил Феликс. — Ну, что? На лодочную станцию? Машина, глухо кашлянув, снялась с места и рванула по лесной дороге. На лодочной станции тусовались местные подростки. Из корейской мыльницы хрипло звучала музыка. Потягивая пиво из бутылок, подростки смотрели на Настю, которая танцевала с сигаретой в руке. Усмехнувшись, Феликс покосился на тетю Тасю. — Настя! — закричала она, тяжело выбираясь из машины. — Настя! Сигарета вмиг исчезла из руки Насти. Испуганно улыбаясь, она побежала по мосткам. — Тетя Тася, сделаете, как договорились, — и все будет хорошо, — напомнил Феликс. — Сделаю… Уезжай быстрее. — Жду звонка, — кинул Феликс и дал по газам. Подбежав к тете Тасе, Настя выпалила с преувеличенной беспечностью: — Ой, вы на тачке приехали?! — Какая тачка! — сердито отмахнулась тетя Тася. От машины Феликса остались только клубы пыли. Пересказав мне свой разговор с тетей Тасей, Феликс поклонился, как театральный артист в конце спектакля. Это был, конечно, не конец. Но все же, все же ему удалось немало. Я смотрела на него с восхищением. — И заметь, — он поднял указательный палец, — ничего вульгарного: ни грубых слов, ни угроз. Я просто спросил о ее внуках, назвал их по именам… Все остальное она додумала сама… И сама же испугалась… Запомни: людям свойственно мыслить стереотипами… Я слушала, боясь шевельнуться. Феликс казался мне совершенным, всезнающим. Он умел объяснить и проанализировать то, что я способна была только почувствовать, понимая лишь подсознательно, интуитивно. Он был для меня мудрецом, профессором чувств и отношений, даже гением. — Ты слышишь меня? — спросил Феликс. — Да! — Так вот… Для того, чтобы добиться нужного результата, достаточно сказать «а» и — умолкнуть… Твой оппонент договорит остальное сам… главное — слушать внимательно. И не возражать… Поняла? — Да. — Ну, вот… теперь у нас есть шанс постоянно держать руку на пульсе… Ты довольна? — Да… — вздохнула я. — Только бы все получилось… — Получится. — А вдруг тетя Тася передумает?.. Вдруг она… — Исключено, — перебил Феликс. — Если я что-то смыслю в этой жизни, то все будет так, как нужно нам… Феликс вдруг собрал мои волосы в ладонь и внимательно посмотрел на меня. Я замерла. Его лицо было рядом… «Вот сейчас…» — подумала я. Но мой учитель отклонился от меня, прищурился и сказал задумчиво: — А знаешь, такой затылок надо открывать… Ну-ка, дай заколку или что-нибудь в этом роде… — У меня нет. — Завтра обязательно купишь. Да? — Да… — отозвалась я, не очень понимая, о чем он говорит. Феликс опустил руку, и волосы рассыпались по моим плечам. — Ну, все. Я пошел. — Куда? — спросила я. — К жене. — К жене?.. Зачем?.. Феликс улыбнулся: — Что за вопрос, Полина?.. Мне вдруг представилась ухоженная, высокая и надменная женщина, почему-то мне казалось, что его жена должна быть такой… Спустя время, когда я увидела Зину — его гражданскую жену, я поразилась тому, как далека была от истины… Но тогда — не в силах произнести большего (а мне хотелось!) — я только спросила: — Она красивая?.. — Нет… — продолжая улыбаться, ответил Феликс. — Зачем жене быть красивой?.. Она предана мне. Любит меня. — И это все? — Нет, не все. Еще она не задает лишних вопросов, Полина, — заметил он. — И этого достаточно? — Вполне… Кроме того, она будет помогать тебе. Я понимала, что надо заканчивать разговор, что больше нельзя обсуждать его жену — мой интерес к Феликсу был слишком очевиден и мог разозлить его. Он же сказал мне, что терпеть не может пошлость — как еще можно было назвать мое желание переспать с ним? Я усвоила его самый первый урок: если в квартире находятся мужчина и женщина — это еще не повод для их близости. Он мне нравился, я восхищалась им, но вряд ли я нашла бы нужные и правильные слова, чтобы объяснить ему свои чувства. Я попыталась сменить тему, придав лицу выражение деловитой тревоги: — Вы расскажете своей жене про меня?.. — Ни в коем случае. — Как же тогда вы ей все объясните?.. — Видишь ли… — Феликс весело посмотрел на меня, и я опять почувствовала, как забилось сердце (лучше бы он не умел так улыбаться!). — Она все-таки жена писателя… Если писатель задумал роман о частной жизни нового русского, неужели его подруга откажется подсобрать немного материала?.. Остальное ее не касается… — Удобная профессия — писатель… — сказала я. — На редкость! — Может, и мне попробовать?.. Феликс пожал плечами: — Попробуй… Только помни: чем больше пробуешь, тем меньше получается. — Что это значит? — Подумай. Он ушел, и я снова осталась одна в своей, почти своей квартире. Машинально я дошла до магазина и так же машинально купила в нем заколку, в том же состоянии вернулась домой. Но стоило мне перейти порог, как мысли опять вернулись ко мне. Что Феликс имел в виду, сказав «чем больше пробуешь, тем меньше получается»?.. Я сто раз повторила про себя эту фразу и пришла к выводу, что речь шла об уверенности в себе и уважении к скоротечности жизни. Надо не пробовать писать, а сразу — писать, не пробовать любить, а — любить, и жить — тоже, не пробуя… Через некоторое время я узнала, что в действительности Феликс говорил мне о другом. Он всего лишь призывал меня не разбрасываться, не стремиться к нескольким целям, но идти к одной: «чем больше пробуешь, тем меньше получается»… Но я рада, что тогда поняла его неправильно и сделала тот вывод, который сделала. Я сидела на кухне, согревая руки горячей чашкой с чаем. Под стеклянным колпаком ожидания я научилась занимать себя тем, что выстраивала из сведений, добытых Феликсом, как из кусочков мозаики, целую картинку… Прикрыв глаза, я представляла себе, что происходит в доме Алены. Тетя Тася сейчас, должно быть, сидит в своей комнате, смотрит в одну точку. Ведь это больно — предавать. Делать это сознательно. Видеть со стороны каждый свой шаг, слышать каждое слово. Это как операция без наркоза. Сначала чувствуешь острую, как скальпель, которым тебя режут, боль, потом уже ничего не чувствуешь, ни о чем не думаешь. Есть только одно простое, понятное каждому желание — выжить. В этом никого нельзя упрекнуть. Я представляла себе, как тетя Тася, наконец, решилась и сказала Алене о своем решении… Наверное, это произошло утром… Я увидела их дом, веранду, невысокие фонари вдоль каменных дорожек… Ветер играл с легкой скатертью, Алена полулежала в шезлонге, тетя Тася убирала со стола после завтрака… — Елена Викторовна… — произнесла тетя Тася. — Мне надо кое-что вам сказать… Алена открыла глаза, вгляделась в мрачное лицо домработницы — та смотрела куда-то в сторону — только для того, чтобы не смотреть на Алену. — Что-то случилось? — спросила Алена, и тетя Тася ответила, как выдохнула: — Я от вас ухожу. Алена, наверное, изумленно помолчала. — Что-о?.. — переспросила она на всякий случай. — Ухожу. Уезжаю. — Куда?! — по инерции непонимания продолжала задавать вопросы Алена. — К внукам… — ответила тетя Тася и, помолчав, добавила: — Мне внуки дороже, Елена Викторовна. Так и знайте. — В этом было ее самооправдание, эту фразу она повторила себе, наверное, раз сто. — Дороже чего? — Всего. И всех. Уезжаю я. Все. Вопрос решенный. Взглянув исподлобья на Алену, тетя Тася снова отвернулась. — У меня есть замена, — глухо проговорила она. — Только прикажите — я ей позвоню. — Да какая замена, тетя Тася?! — воскликнула Алена. — Вы что — смеетесь надо мной? — Хорошая замена, — упрямо повторила тетя Тася и сказала заученно: — Женщина аккуратная, молчаливая. И помоложе меня. Ей в вашем доме будет легче… А потом, наверное, из дома вышли дети: Петя принялся гонять на велосипеде, Настя уселась в шезлонг, разговор скомкался… — Давайте поговорим, — почти жалобно попросила Алена. Но тетя Тася сказала твердо: — Не о чем говорить. Решенный вопрос, — и скрылась в доме. Алена так и осталась стоять на веранде, недоумевая, растерянно глядя на захлопнувшуюся дверь. Вряд ли тетя Тася когда-нибудь позволяла себе быть столь резкой и определенной, как теперь. Страх — великая сила. Наверное, так все и произошло, как я себе представляла, сидя на кухне. Потому что через день тетя Тася позвонила Феликсу и сказала, что хозяйка готова встретиться с «заменой» — той женщиной, которую ей рекомендовали. Феликс оказался прав — он умел выстроить комбинацию, он умел ждать, но главное — он умел дождаться. Я еще на шаг приблизилась к Вадиму, но была уже не так уверена в том, что мне это нужно. На следующий день после звонка тети Таси Феликс отвез Зину в загородный дом на первую встречу с хозяйкой. Сама мысль о Зине была мучительна для меня, а Феликс добавлял масла в огонь, рассказывая подробности. Иногда мне казалось, что он делал это нарочно, чтобы подогреть мой интерес к нему. Но он говорил о своих отношениях с женой так легко и естественно, что надежды мои угасали с каждым его словом. Он ждал ее у поликлиники, где она работала медсестрой. Зина, рыжеволосая, крупная женщина, «типичная медсестра», как сказал о ней однажды Феликс, вспыхнула от радости, увидев его машину у ограды. Перегнувшись через сидение, Феликс открыл ей дверцу. — Сейчас, халат сниму… — Не снимай, — сказал Феликс. — Я обожаю медицинских работников, ты же знаешь… Не сняв халата, Зина уселась рядом с Феликсом. — Заявление об уходе подала? — спросил он. — Да. Зина не хотела уходить с работы, Феликсу пришлось уговаривать ее. Удивительно! Я бы мечтала оказаться на ее месте, и на ее месте — тоже мечтала бы об этом. Пусть бы даже я не знала истинной причины, истинного интереса Феликса к дому Алены — все равно, быть рядом с такими людьми, как она и Вадим, видеть их каждый день, ходить по их дому, как по своему, — что могло быть интереснее и лучше? Уж во всяком случае, не служба в поликлинике. Феликс остановил машину у въезда в дачный поселок. Он притянул Зину к себе. Эту часть рассказа Феликса я выслушала молча, потому перескажу его здесь тоже без комментариев. — Феликс, я не хочу… — прошептала Зина. — Чего ты не хочешь? — Работать там… У этих новых русских. — Ты не хочешь мне помочь? — поинтересовался Феликс. — Я не хочу с тобой расставаться… Феликс улыбнулся: — Так надо, Зина… И потом — это не надолго… За ее спиной опустилась спинка сидения… Тут я не выдержала и спросила, почему надо заниматься любовью с собственной женой в машине, почему не делать этого в постели. Феликс улыбнулся и легко ответил: — В постели — скучно. — Скучно?.. — повторила я и, уже собравшись возразить, вдруг вспомнила свои поездки с Серегой на мотоцикле, поле, высокую траву, которая скрывала от посторонних глаз мужа и жену… Мне это нравилось, я охотно меняла постель на поле, но только потому, что не могла поменять одного мужа на другого, только поэтому, если говорить честно. Я просто не любила его. Значит, и Феликс ее не любит… Я подняла глаза и вопросительно посмотрела на Феликса: — Почему скучно?.. — Мы будем обсуждать сексуальные проблемы? — поинтересовался Феликс. — Или рассказать тебе, что было дальше? — Что было дальше, — отозвалась я, чувствуя себя почти счастливой. Через тридцать минут после нескучного секса в машине Зина уже стояла в гостиной загородного дома. Алена сидела на диване и чего-то ждала. Ждала и тетя Тася. Ждали дети — Петя и Настя, сидевшие на верхней ступеньке лестницы. Наконец вошел охранник, подал Алене паспорт: — Все в порядке, Елена Викторовна. Алена кивнула и посмотрела на Зину: — Возьмите паспорт, Зина. Надеюсь, вы понимаете, что мы должны были все проверить… — Да. Я понимаю, — бесстрастно отозвалась Зина. Насколько я понимаю, она такой и была — ровной, бесстрастной, как все медсестры, привыкшие делать уколы и ставить клизмы. — Мы берем вас вынужденно, — продолжала Алена, — на испытательный срок. Таисия Николаевна за вас поручилась… Могу себе представить, что почувствовала тетя Тася при этих словах. — Но если что-то будет не так… — заметила Алена. — Я понимаю, Елена Викторовна… — отозвалась Зина. Дальше Феликс со слов Зины рассказал, как тетя Тася, с трудом сдерживая слезы, обняла Алену, что-то прошептала невнятно (наверное, «прости») и, подхватив чемодан, ушла, не оглядываясь. Но в своем пересказе Феликс был скуп, эти подробности мало интересовали его. Для него главным было то, что Зину приняли на работу в дом Вадима и Алены. Так Зина стала моими глазами и ушами… другое дело, что все, что видела и слышала Зина, сначала узнавал Феликс, а уже потом я… Это было похоже на испорченный телефон… Но приходилось мириться с этим. Мы с Зиной не были знакомы, и я не рвалась увидеть ее. Я снова была обречена на ожидание — до первого выходного Зины, когда, встретившись с Феликсом, она расскажет ему о том, что происходит в доме Алены… Прежде, чем начать разговор, Феликс, конечно, займется с ней любовью. Но об этом обстоятельстве я старалась не думать. Или, точнее, думала об этом как о чем-то неизбежном, как о расплате за информацию. Мне было тяжело без Феликса. Я скучала по нему. Поэтому когда однажды ночью в свете белесых фонарей я обнаружила на подоконнике рукопись Феликса, я обрадовалась. Словно это был он сам. Я могла поговорить с ним. Взяв рукопись, я прижала к груди холодные листы, потом понюхала их. Мне казалось, бумага сохранила тепло его рук, запах туалетной воды. Я улеглась на свой матрас, предвкушая бессонную ночь вдвоем с Феликсом. Он писал простыми отрывистыми фразами, словно стеснялся своих чувств и слов. Главным действующим лицом его романа был, как я с первых строк догадалась, сам Феликс. Разумеется, он никогда не сидел в тюрьме — догадка, осенившая меня в вечер нашего знакомства, оказалась не более, чем следствием моей убогой фантазии. Феликс был тем, что называют имиджмейкер: он придумывал стили и образы для своих клиентов, кроил по собственному лекалу депутатов и будущих политиков, сочинял предвыборные программы. У него была фирма на паях с партнершей. Судя по книге Феликса, фирма процветала, но однажды все рухнуло — по вине его партнерши, Феликс остался один и ни с чем… Я сама не заметила, как заснула, уронив голову на рукопись. Проснулась я от легкого щелчка замка. В квартиру вошел Феликс. Некоторое время он удивленно и молча смотрел на меня, потом спросил: — Ты читаешь мою рукопись? — Да… Она лежала на подоконнике и… — И ты заснула, читая… — заметил он. — Так скучно?.. Я невольно промолчала, подыскивая слова. Мне было страшно обидеть его. Но и врать ему я тоже боялась — он был слишком умен и проницателен. — Ну-ну!.. — улыбнулся мне Феликс. — Не стесняйся. Я тронула рукой листы и решилась: — Понимаете… Этот ваш герой… По-моему, с ним что-то не так… — Да?.. Что же с ним не так— Ну… Он занимался предвыборной кампанией какого-то депутата… — Это называется пиар, — объяснил Феликс. — …И вдруг обнаружил, что его партнерша спелась с этим депутатом и поливает грязью его соперника… — За отдельную плату… Да… — кивнул Феликс. — Это уже называется — И что же герой — ничего об этом не знал? — Не знал. — Но он ведь работал с ними! Как же он мог не знать о том, что происходит рядом?! — Не знал, и все, — отозвался Феликс, слегка помрачнев. Я понимала, что рискую вызвать гнев Феликса, но уже не могла не сказать ему о своей догадке: — Быть такого не может. Скорее всего, он все знал. И даже сам этим занимался… А потом просто обнаружил, что партнерша изменяет ему с этим самым депутатом… Скорее всего, он был в нее влюблен… И только поэтому решил разоблачить их… Ну, из мести, что ли… Феликс, прищурившись, смотрел на меня и молчал. Умолкла и я… Было ясно, что я попала в точку, и это доставило мне удовольствие… Сколько раз мне хотелось ударить Феликса за то, что он причинял мне боль с таким видом, словно не догадывался об этом: все эти разговоры про Зину, подробности их встреч, деловитая холодность по отношению ко мне… Ведь он не мог не знать о том, что нравится мне, не мог не чувствовать, как меня тянет к нему… Теперь такая возможность появилась у меня — смотреть на него невинными непонимающими глазами и убивать словами: — Что?.. Я сказала что-то не то?.. Феликс молчал. — Это все про вас? — спросила я. — Что — про меня? — Вы были влюблены в вашу партнершу, а она бросила вас… — Чушь! — перебил Феликс и сел на подоконник, отвернувшись от меня. Я не отрываясь, смотрела на его спину… Да, я ударила его, я причинила ему настоящую боль, и теперь больше всего на свете мне хотелось обнять его. — Уж не знаю, каких там книг ты начиталась — в своей заштатной библиотеке… — глухо проговорил Феликс, не глядя на меня. — Но эта тебе явно не по зубам!.. Все, что произошло дальше, не зависело от меня. Это был порыв, взрывная волна. Я поднялась, скинула с себя рубаху. Я стояла перед Феликсом обнаженной. — Феликс… — решительно сказала я. Он повернулся ко мне и замер. Я внимательно смотрела на него и ждала. Я знала, что красива. И я любила его. Ему достаточно было лишь шевельнуться… Но Феликс не шевельнулся, он только сказал: — Опаньки… И меня охватило отчаяние. Я стояла перед ним, бессильно опустив руки. Я уже не была уверена в том, что красива, в том, что люблю его. — Оденься. Продует, — посоветовал Феликс. Вздрогнув, я запахнула рубаху на груди. Феликс подошел ко мне и, снисходительно улыбнувшись, скрестил руки на груди: — Ты зачем сюда приехала? — спросил он. — А? Научиться эффектно обнажаться?.. Не выдержав, я отвернулась. Села на матрас. Я сидела, сжав губы, не глядя на Феликса. — Не стоит, Полина… Таких умелиц здесь полон город… Этим в Москве никого не удивишь… Особенно твоего Вадима… Передо мною снова стоял учитель, каждое слово которого было на вес золота. А я — я снова стала ученицей, чувства которой не имеют значения, главное — умение усваивать материал. — А чем?.. — спросила я помимо своей воли. — Чем его удивишь?.. — Будь собой… Собой. Я вопросительно исподлобья посмотрела на него. — Вот такой, какая ты есть… Неумелой… Неправильной… Робкой… Не гони коней… Оставь это мужчине… Дай ему покровительствовать тебе… Учить… Он должен знать, что открывает тебе глаза на жизнь, что он всегда сильнее тебя и знает больше тебя, что без него ты пропадешь… Вот тогда он твой… И никогда!., запомни: никогда не говори мужчине, что влюбилась, как только что сказала мне!.. Поняла? Я кивнула в знак согласия и, помолчав, добавила: — Пожалуйста, извините меня… — Ничего!.. — великодушно отозвался Феликс. — Зато теперь — после всего, что было, — мы вполне можем перейти на «ты»… Как ты считаешь? — Да. Лучше бы он ударил меня… Я слышала, как захлопнулась дверь. Сжала пальцами виски… В этот момент все определилось, встало на свои места. Феликс никогда не будет моим мужчиной. Но он — мой учитель, мой партнер по бизнесу (пусть это звучит цинично, пусть!). Зато я не одна в этом мире, и это — благо. Именно в этот момент я вспомнила о ручке, лежащей на подоконнике. Перевернув рукопись Феликса, я написала на оборотной стороне последней страницы: «Я родилась красивой, но бог знает где. В ужасной дыре, которая называется „Рабочий поселок“. И дальше взахлеб начала рассказывать самой себе о том, что уже знала, открывая для самой же себя много нового. Это оказалось настолько увлекательно, что даже Феликс отступил на второй план. Когда он появлялся, я, конечно, радовалась ему, но радость эта была теперь уже иного рода: он, сам того не зная, приносил материал для моих тайных записок. Бедная Зина тосковала в доме Алены. Особенно в первую ночь. Рассказывая об этом Феликсу, она сравнивала свои чувства с давними детскими ощущениями, когда впервые оказалась в пионерском лагере среди чужих детей, без мамочки. Видимо, пионерский лагерь был самым ярким событием в ее жизни. Боюсь, с тех пор она мало изменилась, разве что роль любимой мамочки отдала Феликсу. Под матрасом Зина по привычке (уже не пионерской) держала фляжку с коньяком, чтобы время от времени утолять остроту одиночества. В первую ночь сон совсем не шел к ней. Она не выдержала и, сделав несколько глотков нагретого матрасом коньяка, отправилась на цыпочках бродить по дому. В этом месте рассказа я слушала особенно жадно, мне хотелось представить себе дом Алены как можно более подробно. Ведь меня не пустили дальше калитки. Счастливая Зина, и не подозревавшая о собственной удаче, брела по гостиной. Я видела ее глазами картины на стенах, полукруглый диван с подставками для ног, мягкие игрушки, заботливо разложенные по всему дому, коллекцию дорогих кукол (это было хобби Алены), камин, на полке которого стояли в ряд семейные фотографии… цветы… в доме всегда было много живых цветов… В первую же ночную экскурсию Зина наткнулась на книги по психологии: они лежали стопкой на журнальном столе в гостиной. «Судьба и воля» называлась та, что лежала первой. Зина открыла ее, перелистнула и вдруг— услышала голос хозяйки: — Зина, что вы здесь делаете?.. Алена стояла на ступенях лестницы, кутаясь в огромный тонкий платок: — Уже поздно. Первый час… — Не спится, — испуганно сказала Зина. Алена понимающе кивнула: — На новом месте?.. — И вопросительно посмотрела на книгу в руках Зины. — Елена Викторовна, можно я это почитаю? — Но это учебники по психологии, — удивленно заметила Алена. — Зачем они вам? Видимо, Алена и помыслить не могла, что кто-то, кроме нее, может интересоваться психологией. В этом была ее профессиональная гордыня, хотя своей профессией она давно уже не занималась, но всегда помнила о том, что закончила психфак МГУ, — это ведь не хвост собачий, как говорят у нас в поселке. Впрочем, Зина и в самом деле не производила впечатления человека, не только интересующегося психологией, но и просто знающего о существовании такой науки. Она была похожа на деревянного солдата. Громоздкая, неуклюжая, с выражением настороженности, застывшим на лице. — Вы можете зайти в библиотеку, выбрать что-нибудь… — тут Алена осеклась. Видимо, хотела сказать «попроще», но закончила так: — Для себя… Зина удивленно молчала. Предложение отправиться в библиотеку ночью застало ее врасплох. — Но… Алена показала на дверь, ведущую из гостиной: — Это там… И кстати, завтра начните оттуда — очень много пыли… Так Зина узнала, что библиотека может находиться в доме и для пользования книгами не обязательно заполнять формуляры. — Да, да, Елена Викторовна, — пробормотала она и покорно отправилась в библиотеку. Походив вдоль стеллажей и тронув указательным пальцем корешки книг, Зина увидела фотоальбомы. На лицевой стороне обложек в маленьких рамочках были вставлены фотографии — для обозначения темы альбома. Зина выбрала Вадима. Усевшись под лампой, Зина листала альбом. Все, как и положено, начиналось с голенького младенца. Далее подробно рассказывалось, как он рос, превращаясь в мальчика, из мальчика — в подростка и так далее… Не успел Вадим превратиться в юношу, как бесшумно открылась дверь. В библиотеку на цыпочках вошла Настя. Не замечая Зины, она включила кондиционер, затем пошарила на верхней полке, выудила оттуда пачку сигарет и, достав одну, собралась прикурить… И только тут заметила Зину. Надо отдать должное выдержке девчонки. Она не то, что не вскрикнула — бровью не повела. Хотя, возможно, это была обыкновенная наглость хозяйской дочки, наткнувшейся на прислугу. — Что вы здесь делаете, Зина?.. — строго спросила она. — Не спится… Решила почитать… Настя подошла к ней. — И вы читаете папин фотоальбом? — с иронией заметила она. — Я взяла первое попавшееся… — И это был папин фотоальбом, — констатировала Настя. — Почему не мамин? — Это случайно получилось… — испуганно ответила Зина. — Да?.. — Настя хмыкнула, сняла с полки другой альбом и подала его Зине: — Читайте мамин. Это прозвучало как приказ. И Зина повиновалась: покорно открыла фотоальбом, стала листать его под пристальным и насмешливым взглядом Насти, которая стояла над ней, скрестив руки на груди и демонстративно зажав в зубах сигарету. Лихорадочно соображая, чем ей грозит столкновение с хозяйской дочкой, стоит ли сообщать о сигарете ее матери и входит ли ябедничество в ее обязанности, Зина умудрилась, тем не менее, видеть то, на что смотрела, и заметить некую странность в фотоальбоме Алены. — А что — у мамы нет детских снимков?.. — осторожно спросила Зина. — Они сгорели, — ответила Настя. — Во время пожара. Ничего не осталось. — Какой пожар? — Ну, это давно случилось. Мама была маленькой — лет пятнадцать, наверное… У них в поселке был пожар… Тогда чутье не подсказало Зине, что надо бы расспросить девчонку подробнее — об этом пожаре. (Лично я, живя в поселке, никогда не слышала об этом.) Но откуда взяться у Зины чутью? Ведь она не знала даже, зачем находится в этом доме… По мгновенно возникшей ассоциации Зина лишь спросила: — Зачем ты куришь? — Я не курю, — легко ответила Настя. — А это что? — Это? — повторила девчонка и с интересом посмотрела на сигарету в собственной руке: — Это я борюсь с курением. Извожу папину заначку… В этот момент, по признанию самой Зины, она решила поставить девчонку на место какой-нибудь устрашающей фразой, типа «Тебе не кажется, что я обязана сообщить твоей маме?..». Но пока Зина подбирала слова потяжелее, Настя сделала упреждающий удар: — А вас интересует мой папа? — спросила она, улыбаясь и даже не подозревая, насколько попала в точку. Не подозревала об этом и Зина — но смешалась, догадываясь, что интерес служанки к хозяину дома — гораздо больший криминал в глазах хозяйки, чем курение пятнадцатилетней дочери. — Конечно, нет!.. — воскликнула Зина с излишним энтузиазмом. — Не выдумывай!.. Я же сказала — это случайно… Честное слово!.. Правда… Настя улыбалась. Да, она была дочерью психолога, хоть и не работающего, и точно знала: оправдания противника — это уже победа. — Ну— ну… — сказала она и, вернув так и не зажженную сигарету на место, направилась к двери, бросив на ходу: — Читайте, Зина. Читайте… Зина осталась одна. Было ясно, что ей и дальше придется терпеть все выходки этой малолетки. А, может быть, и ее младшего брата… Само ее положение в этом доме, необходимость шпионить и добывать какие-то туманные сведения было Зине противно. Она презирала себя и заодно, как это часто бывает, ненавидела людей, за которыми ей приходилось шпионить… Больше всего на свете Зине хотелось уйти из этого дома. И, казалось, не было ничего проще: встать, подхватить сумку и закрыть за собой дверь… Она бы с радостью так поступила, если бы не ее страх, вечный страх потерять Феликса. Зина поднялась, выключила свет и осторожно, стараясь не шуметь, направилась в свою комнату. Там она глотнула теплого коньяку и легла. Все было ясно: Феликс собирается писать книгу о новых русских, она должна собирать для него материал, и будет делать это, что бы ни происходило с ней в этом доме. Ясность принесла Зине успокоение и, как следствие, долгожданный сон. Раз в неделю Зину отпускали на выходной. Феликс, как любящий муж, ждал ее на своей иномарке, дальше следовала культурная программа — всегда разная: парк, колесо обозрения, ближайший лес, — но всегда одинаково кончавшаяся: исполнением супружеских обязанностей на месте проведения культурной программы: в парке, на колесе обозрения, в ближайшем лесу. Больше не ревнуя Феликса, я из чистого интереса пыталась представить себе занятия любовью на колесе обозрения. — Но ведь это неудобно! — однажды заметила я. — И, наверное, страшно! — Тем лучше, — невозмутимо отозвался Феликс. — У тебя… какие-то проблемы?.. Я спросила и сжалась, ожидая очередной отповеди в форме урока этики. Но Феликс ответил неожиданно спокойно: — Есть кое-какие. Но не физиологического порядка. — Понятно. — Что тебе понятно? — насмешливо спросил Феликс. Он по-прежнему считал меня не более, чем расчетливой провинциалкой, к тому же заточенной в четырех стенах. Провинциалка, конечно, что-то прочла в своей жизни, что-то услышала и намотала на ус, но ей, конечно, не сравниться с таким знатоком человеческих душ, как имиджмейкер, и уж, разумеется, не понять его самого… Я все еще была обидчива и потому ответила прямо: — Мне понятно, что у тебя проблемы с Зиной… Что экстремальные ситуации возбуждают, в отличие от нее… Тебе неохота спать с ней в постели, вот что… Феликс на секунду отвернулся и снова посмотрел на меня. У него были глаза волка, который холодно размышляет, что сделать в следующую секунду: перегрызть глотку или уйти. — Все? — уточнил он, помолчав. — Это все, что тебе понятно? Мне было понятно еще и другое. Зина устраивала Феликса тем, что была безопасна: он никогда не смог бы полюбить ее. Именно любви и, как следствие, своей зависимости больше всего боялся Феликс. Как бесстрашный волк все же боится огня. Это была самая главная причина, по которой он выбрал именно Зину. Существовали, конечно, поводы и помельче: крыша над головой, возможность сдавать свою квартиру, Зинина безропотность, — но все это было не так важно… Инстинкт самосохранения подсказал мне, что пора остановиться. Феликс любил сам вникать в суть вещей и ненавидел тех, кто тоже умел это делать. Такие люди мешали ему, его ходам. — Все, — ответила я. — Не угадала? Волчий взгляд за очками смягчился. — Умница, — холодно бросил он вместо ответа и как ни в чем не бывало, продолжил пересказывать сведения, которые, словно крошки со стола, собирала для нас Зина. Эти сведения мало касались Вадима. Он редко бывал дома, приезжая лишь переночевать. Алена терпеливо дожидалась его, чтобы составить мужу компанию за ужином. Они почти ни о чем не говорили. Лишь обменивались короткими репликами: он — о делах («все в порядке» или «сплошная суета»), она — о детях («Петя кашляет» или «меня беспокоит Настина резкость»). По воскресеньям сразу после завтрака они уезжали куда-нибудь всей семьей. Воскресную программу всегда придумывала Алена. Вадим, ничего не обсуждая, покорялся ей: воскресенье было днем семьи. Все самое интересное и увлекательное в сведениях, собранных Зиной, касалось самой Алены. По крайней мере для меня. У нее были две ближайшие подруги: Инга и Катя. Обе учились в школе вместе с Вадимом и достались Алене от него. Обе казались полной ее противоположностью: раскованные, острые на язык, громкие, как все коренные москвички. На их фоне провинциальное происхождение Алены становилось особенно заметным. Она испуганно ахала в ответ на их фривольные шутки, осуждающе молчала, когда Катя пускалась в рассуждения о прелестях развода, смущенно улыбалась, когда Инга делилась интимными подробностями своей семейной жизни. И все же Алена тянулась к ним. Инга была женой известного адвоката. Сама по образованию юрист, она, как и Алена, давно не работала, но не потому, что считала своим долгом хранить семейный очаг: просто не было нужды каждый день таскаться в какой-нибудь офис. Муж был много старше Инги, его адвокатская контора процветала, обеспечивая молодой жене безбедное существование. Были в этой жизни и минусы, о которых Инга легко рассказывала подругам, заставляя Алену краснеть: муж очень редко интересовался Ингой как женщиной. Понимая, что на то есть много причин (ну, скажем, возраст мужа!), Инга все же страдала оттого, что в семье не было детей. Алена, привыкшая черпать идеи из учебников по психологии, утверждала, что в интимных вопросах претензии и давление на мужчину исключены, и действовать надо тоньше, искусно подогревая интерес к себе стареющего мужа; Катя же считала, что Инге просто надо завести любовника и на том успокоиться. Катя, единственная из подруг, работала. Она была репортером на телевидении, и вполне преуспела в этой профессии. С недавних пор она вынашивала проект собственного ток-шоу. Злилась, когда продюсер канала, который был, к тому же, и ее близким другом, называл ток-шоу женским. Кате казалось, что тем самым Кирилл (так звали продюсера) загонял ее проект в тесные рамки полового признака. Катя была в разводе, от ее брака с Игорем — тоже телевизионщиком, работавшим, правда, на городском телеканале, а не на федеральном, как Катя, — остался девятилетний Денис. Катя жила в скромной трехкомнатной квартире с сыном и своей матерью, бывшей учительницей, пожилой дамой — у нее была прямая спина и прописные истины на все случаи жизни. Катя обожала передразнивать ее и в лицах пересказывать подругам свои стычки с «училкой» — так она называла мать… Странно, что подруги ни разу не заметили сходства «училки» с Аленой — возможно, потому, что прописные истины Алены не излагались ею столь агрессивно. По словам Кати, «училка» обожала своего бывшего зятя, что еще больше осложняло ее отношения с дочерью, которая считала свой развод освобождением. Время от времени Кате приходилось встречаться с Игорем, и тогда они со страстью, достойной, по мнению Алены, лучшего применения, обменивались колкостями. Потом Катя увлеченно пересказывала эти диалоги подругам. Однажды такой пересказ случился в присутствии Зины — она старательно переписала его в блокнот и, стесняясь, показала Феликсу. Он не стал указывать ей на грамматические ошибки, справедливо полагая, что Зина со страху вообще перестанет записывать услышанное в доме. Наоборот, Феликс похвалил ее, а потом показал листочек мне. Я обрадовалась: впервые я получила информацию не из третьих, а хотя бы из вторых рук. Кроме того, эта сцена, которую я, пользуясь Зининым листочком, переписала по-своему, предшествовала ключевым событиям в моей истории: именно в этот момент мой план относительно Вадима продвинулся на один, но очень существенный шаг. Катя ждала Дениса на бульваре — был родительский день для Игоря. Ей предстояло забрать сына и отвезти его домой. Как всегда перед встречей с бывшим мужем она нервничала. Ее злило все: ветер, поднявшийся не кстати и портивший прическу, то, что Игорь опаздывал, — никогда не возвращал Дениса вовремя. Наконец, они оба — Игорь и Денис — появились в конце бульвара. Заметив Катю, Денис бросился к ней. — Мама!.. Мы с папой были в «Елках-Палках»! — крикнул он, зная, что Катя злится и, желая оправдать отца за опоздание, что разозлило Катю еще больше. — Отлично! — произнесла она как можно более спокойно. — А теперь мы с тобой пойдем в Баскин-Роббинс. Подошедший Игорь тонко улыбнулся, обозначая улыбкой, что вызов принят. — Богатая культурная программа, — подытожил он и, не давая Кате ответить, тут же заметил ей: — Хорошо выглядишь. — Спасибо, — еле сдерживая раздражение, сказала Катя. Игорь помолчал, а потом вдруг спросил: — Как твоя передача? Этот вопрос значил чрезвычайно много. Для меня — начало движения к цели (почему, станет понятно чуть позже). Для Кати — необъяснимую осведомленность Игоря, поскольку все новые проекты на канале существовали в режиме строгой секретности. Кирилл всегда настаивал на этом. — Откуда ты знаешь о проекте?.. — помолчав, проговорила Катя. — Ну… слухи, слухи… — неопределенно ответил Игорь и, наслаждаясь Катиной растерянностью, поинтересовался: — Как дела у Кирилла? — У какого Кирилла? — У вашего продюсера… Катя с трудом сдерживала ярость: больше всего на свете она не любила ложной таинственности, которую сейчас напустил на себя Игорь. Было понятно, что он ждет от нее вопросов, и одно это не позволяло Кате задавать их. — Думаю, все в порядке… — ответила она и наконец-то почувствовала злорадство: Игорь ждал от нее вопроса, но не дождался, и если уж не растерялся, то хотя бы удивился ее выдержке. Некоторое время они шли молча. Притих и Денис. — Да… Чуть не забыл… — тихо, чтобы не услышал Денис, сказал Игорь и ловко запихнул в Катин нагрудный карман стодолларовую купюру. — Про такую сумму можно было и забыть… — внутренне ликуя, заметила Катя. Выстрел пришелся в цель. Игорь, усмехнувшись, заметил: — Извини. Не все ведь работают на федеральном канале… — Бедняжка, — закрепила Катя свою вербальную победу. У светофора трое остановились, пережидая красный свет. — Пап, — подал голос Денис. — Мы в Баскин-Роббинс! Пойдешь с нами? — Папе нельзя мороженое, — мгновенно среагировала Катя. — У него слабое горло. — Это правда, — согласился Игорь. — Ну, просто посидишь с нами… — продолжал настаивать Денис. Игорь улыбнулся, внимательно глядя на Катю: — У меня и нервы слабые… Не выношу, когда другие едят мороженое… Пока, малыш… Поцеловав Дениса в макушку и кинув Кате: — До скорых встреч, — Игорь развернулся и ушел по бульвару в противоположном направлении. Катя смотрела ему вслед. Он вдруг оглянулся и подмигнул ей. Поморщившись, словно от укола, Катя отвернулась, мучительно пытаясь сообразить, откуда Игорь знает о ее проекте и, главное, о ее отношениях с Кириллом. Ответ на этот вопрос она получила довольно скоро. Рано утром телефон разразился звонками. И с этого мгновения моя жизнь начала круто меняться. Хотя ни Игорь, позвонивший Кате с утра, ни Катя, разозлившаяся от ранней побудки, — никто из них понятия не имел о моем существовании. Толком не проснувшись, не размыкая век, Катя нащупала телефонную трубку и почти простонала в нее: — Ну?.. — Привет, — раздался бодрый голос. — Это Игорь. — Какой Игорь?.. — Твой бывший муж… — О господи… — Приятно знать, что ты не помнишь о моем существовании, — весело заметил он. Сонная — не сонная, но вызов она приняла мгновенно: — Я не обязана помнить об этом в такую рань!.. Говори быстрее, я надеюсь еще поспать… Из трубки доносились шумы и короткие вскрики автомобильных сигналов — видимо, Игорь ехал куда-то. — Вопрос, — сказал он, предварительно выдержав паузу. — Это правда, что ты спишь с продюсером? От неожиданности Катя подскочила на постели. — Что-о?.. — растерянно произнесла она, но, спохватившись, тут же перешла в наступление: — Какого черта?! Тебя не касается моя жизнь! Ни личная, ни внутренняя, ни сексуальная! Ты понял?! Конечно, горячности в ее интонациях было больше, чем следует: ее выкрики только подтвердили, его правоту. — А что тебя прельщает, — невозмутимо продолжал Игорь: — Его человеческие качества или должность? — Идиот! — завопила Катя и дала отбой, после чего крикнула в уже мертвую трубку: — Идиот!.. — швырнула телефон на постель. — Вот идиот на мою голову!!! В дверном проеме возникла Катина мать. Прямой спиной, недоуменным молчанием она напоминала статую. — Что, мама? — раздраженно спросила Катя. — Ты кричала на весь дом. Кто это был? — Один идиот! Мать тяжело вздохнула и спросила почти трагически: — Игорь? — Как ты догадалась? — оживилась Катя и тут же сникла, сообразив, что Игорь не может слышать столь удачной реплики. — Он — отец твоего ребенка… — укоризненно заметила мать. — Слава богу, ребенок нормальный. Катя встала, подхватив со стула халат. — Кроме того, — добавила мать, — он твой первый мужчина. Катя сморщилась, как будто глотнула чего-то горького. — Мама, умоляю! — простонала она. — Меня сейчас стошнит! Но мать была непреклонна: — Первый мужчина — это на всю жизнь. — Вот почему меня тошнит по жизни!.. — опять сострила Катя вхолостую (Игорь ведь не слышал!) и, запахнув халат, пошла на кухню. — Ты не уважаешь себя, — крикнула мать ей вслед. — Конечно, нет. Зато я уважаю тебя. С твоими ветхозаветными принципами. И вот результат! — Какой результат? — Полное одиночество, мама! — с яростью ответила Катя и замолчала, удивившись собственному ответу. Наливая себе чаю, Катя размышляла о том, какую глупость может сморозить умный человек, если его разбудить с утра, а потом прочесть ему лекцию об отношениях полов… Конечно, она не была одинока и не считала себя таковой… Сын, подруги, любимая работа… близкий друг — Кирилл… Возможно, Кирилл был не самым лучшим вариантом: их отношения осложнялись тем, что он — продюсер. Он всегда следил за тем, чтобы их встречи оставались незамеченными для посторонних глаз. Слухов и сплетен боялся как огня, иногда доходя до болезненной мнительности. Они никогда не бывали друг у друга дома, хотя Катя ничего не имела против того, чтобы познакомить его с домашними. Не то, чтобы у нее были матримониальные планы на его счет, — нет, но свидания в третьеразрядных гостиницах, где Кирилла никто не узнает, поездки за город на такси вместо персональной машины с водителем, — все это несколько раздражало Катю. Они оба были свободны, а Катя, к тому же, и независима, потому ей казалось странным, что Кирилл так старательно шифрует их отношения. Порой это походило на глупую игру. Но, во-первых, на данный момент у Кати не было альтернативы, Bq-вторых, она была слишком увлечена своим проектом, чтобы задуматься об альтернативе, в-третьих, она и Кирилл занимались одним делом и в ключевых вопросах понимали друг друга с полуслова. В кухню вошла мать. — Катя, — сказала она другим тоном — почти мягко, — я не спрашиваю, есть ли у тебя связи с мужчинами… — Ну что ты, мама, — отозвалась Катя, — как можно… — и глотнула чаю. — Но любая полноценная женщина должна стремиться к созданию семьи… Чашка со стуком опустилась на стол. — Господи, — прошептала Катя, — раннее утро, а ощущение, будто я всю ночь таскала камни… В глубине квартиры хлопнула дверь — это проснулся Денис. — Всем привет! — сказал он, проходя мимо кухни в ванную. Увидев его заспанное, но уже веселое лицо, обе женщины отозвались хором: — Привет… И наступило перемирие. Мать занялась сырниками для внука. Катя — собой, и уже через час, красивая, легкая, почти блистательная она шагала по коридору Останкино. Встречные здоровались с ней — тепло, даже слишком тепло, что несколько удивило Катю. Редактор из спортивного вещания показал ей большой палец. — В смысле?.. — уточнила Катя. — Дивно хороша?.. — Хорошее не бывает!.. — с энтузиазмом ответил редактор, хотя прежде ограничивался лишь кивком головы. — Поздравляю. — С чем?.. — Ладно тебе! — усмехнулся он и свернул в мужской туалет. Пожав плечами, Катя направилась дальше — к кабинету Кирилла. В приемной царила какая-то суета. На столе секретарши в беспорядке валялись папки. У самой секретарши — вышколенной длинноногой девицы — было растерянное лицо, красные пятна на щеках… — Где он? — спросила Катя. — У себя? — Кто? — уточнила секретарша. Катя удивленно хмыкнула: — Ну, кто? Шеф твой. Катя не любила эту девицу — безусловно, хорошенькую. Может быть, потому и не любила. А, возможно, причина была в другом: в бесшумной поступи, вкрадчивом лепете, всегда потупленных глазках — про себя Катя называла ее змеей в шоколаде. «Наверное, по мозгам от шефа получила», — подумала Катя и улыбнулась секретарше: — Ну? У себя? — Он у себя… — сдавленно ответила секретарша. — Да… Катя толкнула дверь и вошла в кабинет. На столе у Кирилла тоже лежали груды папок. Дверцы шкафа были открыты. — Привет, — сказала Катя и, не дожидаясь ответа, направилась к столу. Кирилл поднял голову и внимательно, молча следил за тем, как Катя бросает сумку на стол, как усаживается в кресло. — Чем обязан?.. — спросил он холодно. — Что это ты так официально? — удивилась Катя. — Здесь же никого нет… Или кто-то прячется под столом? Кирилл ничего не ответил. — Что-то случилось? — спросила она. — Нет! Что ты! — воскликнул Кирилл. — Все прекрасно! И Катя поняла, что и в самом деле что-то случилось, но Кирилл, как всегда, шифруется. — Не хочешь — не говори. — Она пожала плечами. — Я — по делу. — Да? — Тебе не кажется, что финансирование моего проекта должно было начаться вчера? — Правда? — мгновенно отозвался Кирилл. — Ну, значит, начнется! — Когда? — Вчера! — Я серьезно, — заметила Катя. — И я серьезно!.. Как скажешь! Ты ведь теперь хозяйка положения! Катя вгляделась в его лицо и вдруг заметила ярость в его глазах, побелевшие от бешенства губы. — Да что случилось, я не понимаю?! Кирилл, скрестив руки на груди, молчал. И эта его загадочность, граничившая с глупостью, начала бесить Катю: — Ты можешь нормально ответить?! Что — о наших отношениях сообщили в программе «Время»?! Или, может быть, сняли нас скрытой камерой?! — Хватит, Катя! — вдруг рявкнул Кирилл так, что Катя вздрогнула. — Хватит делать вид, что ты Белоснежка! Иди давай. — Что значит «иди»?! — помолчав, спросила она. — Иди отсюда!!! — крикнул он. — Куда яснее?! Катя медленно, как во сне, поднялась, взяла свою сумку, постояла еще секунду в растерянности, а потом бросилась к двери и рванула ее на себя. Расстроенная — более того, ошарашенная всем происшедшим, Катя сидела в кафе на одиннадцатом этаже. Перед ней стояла нетронутая чашечка с кофе. Катя курила, пытаясь сообразить, что же на самом деле произошло. Ее унизили, выгнав из кабинета, — это понятно. Унизил человек, с которым ее связывали пусть и не слишком романтичные, но все же близкие отношения… Ей вспомнился редактор из спортивного вещания с этим его непонятным «поздравляю»… Неужели действительно кто-то что-то узнал о ее отношениях с Кириллом, и сплетня пошла гулять по Останкино?.. Ну, предположим так — и что? Из-за этого ее вышвырнули из кабинета? Если так, то Кирилл еще глупее, чем она последнее время о нем думала… Он просто идиот и потерять его — благо… Но оставалась проблема — ее проект, целиком и полностью зависевший от Кирилла… — Боже, какая глупость… — прошептала Катя. Была бы рядом мать-училка, наверняка сказала бы что-нибудь вроде «где работают, там не спят», и, что самое обидное, была бы права… — Кать… Можно присесть?.. Катя подняла голову и увидела давнего знакомца — из тех, кого видишь каждый день лет сто, убежден, что знаешь, но каждый раз с изумлением обнаруживаешь, что имя его неизвестно… — Можно… — отозвалась Катя. — Садись. Напрягшись, Катя все-таки вспомнила, что его зовут Саша. — Слушай, — сказал Саша, — у меня есть один проект — шикарный… — Он достал из нагрудного кармана тонкую длинную сигару и принялся раскуривать ее. — Ну?.. — Серия документалок на историческую тему. — Ну? — Посмотришь? — Я? — искренне удивилась Катя. — Ну, могу посмотреть… А зачем? — Понимаешь, старуха, твое мнение очень много значит для меня… От этого заявления Катя растерялась окончательно: — Саш, ты уверен? — Женя, — поправил ее Саша. — Ой, ради бога, извини. — Ничего. Все путают… — Просто я не очень понимаю… Документалки и я — какая связь?.. Саша, оказавшийся Женей, молчал, внимательно глядя куда-то в сторону. Катя оглянулась и увидела Игоря, направлявшегося прямо к ней. Женя поспешно встал: — Здравствуйте… Он произнес это с таким неожиданным радушием, что Кате показалось, что он вот-вот отвесит Игорю поклон. Тот молча кивнул и посмотрел на Катю: — Привет, Кать. — А ты что здесь делаешь? — раздраженно спросила она. Больше всего ей хотелось побыть одной и разобраться в своей ситуации, а тут принесла нелегкая Сашу, Женю, да еще Игоря. — Да так… — улыбнулся Игорь. — Чаю попить зашел… Ты против? Катя пожала плечами: — Извини, но я разговариваю. Ты же видишь… — она кивнула на Женю. — О, прости… — Игорь повернулся к Катиному собеседнику и, прижав ладонь к груди, почти взмолился: — Простите, что помешал… — Ну, что вы… что вы… — забормотал Женя, так и не севший после первого приветствия. — Иди, пей чай, — сквозь зубы процедила Катя. Она почувствовала, что не выдержит еще одной клоунады, — ей хватило сцены в кабинете Кирилла. Игорь отошел, уселся за дальний столик, где его уже ждала чашка дымящегося чая. Женя, до этого бывший Сашей, рухнул на стул и с ужасом воззрился на Катю: — Кать, ты больная?.. Зачем ты с ним так?.. — С кем — с ним?.. — С нашим новым… — С каким новым?… Ты о ком?.. Женя кивнул на столик, за которым сидел Игорь, и прошептал: — Его сегодня назначили… Ты что — не в курсе?.. Катя, обернувшись, смотрела на Игоря, который невозмутимо выжимал чайный пакетик. — Ты — о нем? — на всякий случай переспросила она Женю. — Ну, да… — А — Кирилл?.. — Сняли… — Какие вы все козлы, — вдруг сказала Катя и, поднявшись, направилась к выходу. По дороге она вдруг сменила траекторию и — остановилась возле Игоря. — А по-человечески сказать было нельзя? — с ненавистью спросила она. — А ответить по телефону по-человечески?.. — парировал Игорь холодно. — Я тебе первой позвонил… Не сказав больше ничего, Катя восстановила траекторию и пулей выскочила из кафе. Она сама не знала, чего ей больше хотелось и что было уместнее в ее ситуации: смеяться или плакать. Они-то, конечно, козлы, надутые индюки, самоуверенные бараны, но и она дура. Теперь ей казалось, что даже ребенок на ее месте давно бы догадался обо всем. Осведомленность Игоря в делах канала, его утренний звонок, вопрос об отношениях с Кириллом — о них в Останкино не знал, наверное, только лифтер, да и тот лишь потому, что не интересовался, растерянная секретарша Кирилла, его истерика, неожиданная любовь окружающих в адрес Кати, разговоры о проектах с бывшей женой нового начальства, — все это было так очевидно, что связать эти факты воедино и восстановить истинную картину не сумела бы только полная дура. И эта дура смотрела сейчас на Катю из зеркальной стены в кабине лифта изумленными остановившимися глазами. Катя влетела в приемную — теперь уже бывшую приемную Кирилла. Заплаканная секретарша вскочила ей навстречу. — Он занят! — жалобно прошелестела она. — Не ври! — оборвала ее Катя. — Он свободен! Она распахнула дверь и ворвалась в кабинет. — Ты нахамил мне совершенно не по делу!.. — крикнула она с порога. Кирилл, стоявший у окна с видом на Останкинскую башню, оглянулся, смерил ее взглядом: — Если бы ты сказала мне заранее… — Я ничего не знала. — Да ладно — «не знала»!.. — поморщился он. — Могла бы хоть намекнуть, что кто-то толкает твоего бывшего!.. Я бы что-то предпринял… Уж, по крайней мере, был бы готов… А не так — узнал обо всем последним… — Последней была я! — Ну, конечно… — с усмешкой проговорил Кирилл и снова отвернулся к окну. — Просто теперь я тебе больше не нужен… И твой бывший на моем месте куда как полезнее для тебя… — Не будь дураком!.. — крикнула Катя. — Глухим дураком! Ты слышишь кого-нибудь, кроме себя?! Я действительно ничего не знала!.. — Слышу, слышу… Катя бросилась к двери и, повернув ключ, торчавший из замка, заперла ее. — Не будь дураком, — хрипло повторила она, направляясь к Кириллу. Потом, когда Инга спрашивала ее, зачем она сделала то, что сделала, Катя не могла найти внятного ответа, ничего, кроме: — Чтобы доказать ему, что он дурак!.. — Думаешь, все было ради проекта? — с яростью спросила она. И Кирилл ответил: — Да. — А теперь?.. — поинтересовалась Катя, расстегивая пуговицы на его рубахе. — Теперь?! — Теперь, наверное, из принципа… — Принципы меня не возбуждают… Не бойся… — возразила она. Рубаха, галстук — все это уже валялось на полу. — А что тебя возбуждает?.. — шепотом спросил Кирилл. — Останкинская башня… — нашлась Катя и поцеловала его. В сущности, Кирилл не сопротивлялся — для него, теперь уже не продюсера, было внове опрокинуть Катю на рабочий стол и заняться с ней любовью прямо в кабинете. Ни он, ни она не знали, что в этот момент в приемной появился Игорь, пришедший получить дела. Испуганная секретарша тронула дверную ручку и сообщила: — Он занят… Извините… Приподняв бровь, Игорь заметил: — Бывает… Я подожду… Вы не против? — Конечно, — прошептала секретарша. — Садитесь. Игорь опустился в кресло, закинув ногу на ногу. Он приготовился ждать. И ждать ему пришлось довольно долго… Спустя время Катя и Кирилл сидели на краешке стола, обнявшись. — Мне очень жаль, Кать… — Фигня, — отозвалась она. — Все еще наладится. — Я о другом… — возразил Кирилл и слабо улыбнулся. — Жаль, что это никогда не приходило мне в голову… Катя улыбнулась: — Что? Расстегнуть пуговицы в кабинете? Он кивнул. — Хочешь коньяку? — Нет. Я за рулем. — Тебе пора сменить машину. Катя прищурилась. Она ездила на девятке. И это был постоянный повод для подколок со стороны ее подруг. — Когда ты сменишь свой тарантас на приличную машину? — спрашивала Инга. — Вот отобью твоего мужа — известного адвоката — и сразу появится тойота, — отшучивалась Катя. — Или, Алена, твоего Вадика. — Я этих шуток не люблю! — строго обрывала Алена. Теперь еще один умный — одной ногой, можно сказать, в безвестности, но туда же — о машине. — Знаешь, — сказала ему Катя, — я загадала: вот сделаю ток-шоу, заработаю кучу денег и тогда куплю себе иномарку. — Ну, значит, скоро, — подытожил Кирилл. Катя улыбнулась ему, чмокнула в щеку: — Не будь дураком, ладно?.. Войдя в приемную, Катя сразу увидела Игоря. Он сидел в кресле. Медленно поднялся. Стоял перед ней, улыбался — ему казалось, ехидно, но на самом деле просто криво… просто — криво, без всяких оттенков и подтекстов… И она стояла перед ним как кукла в витрине — просто стояла и смотрела остановившимися глазами, хотя ей казалось, что смотрит на него гордо и независимо. Секретарша, как водится, потупилась. О чем она думала в этот момент? Скорее всего, о том, что после этой встречи нового шефа с бывшей женой ей вряд ли удастся сохранить за собой референтское кресло. Так оно и вышло, но это было не главным в нашей истории. Самым главным лично для меня, для моих будущих отношений с Вадимом оказалось то, что, выскочив из приемной, Катя сразу набрала номер Инги. — Инга, умоляю, — почти прохрипела она в трубку. — Я попала… Я так попала!.. Жду тебя в «Цитрусе». «Цитрусом» было их любимое кафе на Маяковке, постоянное место встреч подруг. Через полчаса Инга уже сидела напротив Кати на полосатом, окрашенном в зебру диванчике и, подперев щеку рукой, с ужасом, почти по-бабьи смотрела на подругу. — На письменном столе!.. — пропела Инга. — В рабочем кабинете!.. — и добавила с восхищением: — Ну, ты, мать, сильна… — Мне надо напиться… — жалобно отозвалась Катя. — Нет, ну, главное, оба — бывшие! — продолжала восхищаться Инга. — Один — бывший муж, другой — бывший продюсер! Потрясающе!.. Что же теперь будет? Казалось, еще немного, и Катя просто расплачется: — Не знаю. Не знаю, что теперь будет!.. Мне надо напиться. Или я сойду с ума!.. Постепенно, заказывая Кате бокалы с вином — один за другим, Инга узнала все подробности душераздирающей встречи подруги с бывшим мужем. — Он был зол? — спросил Инга и получила мрачный ответ: — Который из них? — Ну, от которого теперь зависит твоя программа… — пояснила она, имея в виду, разумеется, Игоря. Катя выпил залпом бокал и потребовала следующий. — Программы не будет, — сказала она, ожидая добавки. — Вот что я тебе скажу. — Неужели твой бывший мстителен до такой степени? — И даже больше, — с непонятным злорадством отозвалась Катя. Она помолчала, так как была занята очередным бокалом вина. Потом сказала: — Он припомнит мне все. Развод. Мои успехи. Что я не сдохла без него, живу и прекрасно себя чувствую… — она засмеялась и тут же всхлипнула: — Что мне делать, Инга?.. — Вадик, — ответила подруга. — Тебе нужен Вадик. Они ведь учились вместе! — Да. В одном институте… И что? — Ну, если Вадик его попросит, разве он сможет отказать? — пояснила Инга. — Банкиру, крутому парню!.. Это ведь не бывшая жена какая-нибудь… Это же нужный человек!.. — Но они сто лет не общались, — возразила Катя, постепенно сквозь пьяную пелену осознавая всю ценность совета Инги. — Вот и пообщаются! Не раздумывая, Инга набрала телефон Алены. — Алена! — радостно крикнула она в трубку. — Мы с Катькой едем к тебе! — Что-то случилось?.. — Да! Мы едем к тебе по делу! Включай сауну! — Зачем сауну? — удивилась Катя. — Трезветь, — был лаконичный ответ. Инга заставила Катю бросить девятку у «Цитруса» и повезла ее к Алене на своей тойоте. Сауна уже была включена. Катю раздели и уложили на полок. Она постепенно приходила в себя, но возвращение в действительность, похоже, не радовало ее. — Я понимаю… Это была глупость… — Нет. Не глупость, Кать… — вдруг возразила Алена. — Ты сделала это нарочно. Катя приподняла голову и с изумлением посмотрела на нее: — Нарочно?! — Ты хотела, — невозмутимо продолжала Алена, — чтобы Игорь застал тебя с этим… как его?.. — С бывшим продюсером, — подсказала Инга. — Я?! Хотела?! Алена кивнула в ответ. — Алена, ты что с ума сошла?! — крикнула Катя и вскочила. — Но ты ведь знала, что он туда придет! — Откуда мне было знать?! — Ведь это ясно, как божий день. Для чего он приехал? Чтобы чаю в кафе попить? Или все-таки дела принять у этого бывшего?.. — Да не думала я об этом! Придет он туда или не придет! — Не думала, — согласилась Алена. — Но знала. Инга звонко расхохоталась: — Вот это поворот! Катька, колись, колись! — Вы… вы… — задыхаясь от ярости, проговорила Катя. — Вы — просто дуры! — Если дуры, чего ты так злишься? — ласково поинтересовалась Инга. — Злюсь! Потому что не надо за меня придумывать! Я всего лишь хотела поддержать Кирилла! Кроме того… — Кроме того? — Я была зла. — На Игоря? — А на кого же? Мог бы сказать по-человечески, чтобы я не выглядела идиоткой! — Правильно, — согласилась Алена. — Ты была зла и отомстила ему. Катя всплеснула руками и посмотрела на Ингу, ища поддержки. Но та поддержала не ее: — Катька, Алена права! — Да ну вас на фиг обеих!.. — окончательно разозлилась Катя. — Я сюда зачем пришла? Пропотеть или психоанализом заниматься?! Все это время Зина накрывала на стол у бассейна, прислушиваясь к голосам подруг. На нее и наткнулась вылетевшая из парилки рассерженная Катя. — Вы — кто? — спросила она, словно выстрелила. — Я?.. — удивилась Зина. — Я — Зина… — А, новая домработница!.. — вспомнила Катя. — Нальете чаю? — Конечно. — Ну и как вам тут? — спросила Катя громко — так, чтобы слышала Алена в парилке. — Хозяйка-психоаналитик — это тяжелое испытание! Парочка наводящих вопросов и все! Вас уже разоблачили! Зина молчала, испуганно улыбаясь… Конечно, Катя не могла знать о том, что Зина не случайно оказалась в доме Алены, она просто ткнула пальцем в небо, а попала в точку. И все-таки Зина внутренне сжалась, напряглась, с опаской глядя на Катю. — Оставь, пожалуйста, Зину в покое! — донесся голос Алены из парилки. — Почему это?! — достигнув цели, Катя еще больше оживилась. — А, может, я тоже занимаюсь психоанализом!.. — Она уселась за стол и, глотнув чаю, снова занялась бедной Зиной: — Скажите, Зина, почему вы молчите?.. Вы что-то скрываете? — Нет… Мне просто нечего сказать… Хмыкнув, Катя погрозила ей пальцем: — Так не бывает! И Зина поняла, что Катя все еще пьяна. Это принесло ей некоторое облегчение. — Человеку всегда есть что сказать! — продолжала Катя. — Например, с легким паром или что-нибудь о погоде. А вы молчите, и это выдает вас с головой! — Зина, идите к себе, — сказала Алена, выходя вместе с Ингой из парилки. — Если что-то понадобится, я позвоню… Ну, чего ты злишься, Кать?.. Оказавшись в своей комнате, первым делом Зина, конечно, извлекла из-под матраса фляжку с коньяком. Едва она успела сделать глоток, как загудело переговорное устройство. Такими устройствами был начинен весь дом — чтобы не повышать голоса, здесь было принято разговаривать тихо. Вздрогнув, Зина нажала на кнопку: — Да, Елена Викторовна!.. — Зина, будьте добры, принесите коньяк. — Коньяк?.. — с ужасом переспросила Зина и сжала в руке фляжку. — Но… «Откуда вы знаете?!» — чуть было не вырвалось у нее, и даже мелькнула мысль о замаскированных видеокамерах… Но все оказалось гораздо проще: — Он стоит в баре, — пояснила Алена. — «Хен-несси». Найдете? Это было второе попадание в точку за последние полчаса. Чувствуя себя как зверек, загнанный в угол, Зина облизнула губы и выдавила: — Да, Елена Викторовна… Я сейчас… Она торопливо спрятала фляжку на место, спустилась в гостиную, отыскала среди множества бутылок «Хеннесси» и помчалась по лестнице вниз к бассейну. У двери, ведущей в бассейн, с подносом в руках Зина остановилась. Чтобы отдышаться и унять внутреннюю дрожь. Усиленные эхом огромного кафельного пространства, до нее доносились голоса. — Кать, ты сильно разозлишься, если я тебе еще кое-что скажу?.. — это был голос Алены. — Сильно!.. — ответила Катя и тут же спросила: — Что? — Тогда я лучше промолчу. — Нет уж. Говори. Раздался смех Инги. — Разговор мазохиста с садистом! Ну, скажи мне гадость! Нет, не скажу! Зина собралась уже войти, как услышала нервный, со слезой голос Кати: — Говори, садистка! Усомнившись в уместности своего появления в этот момент, Зина осталась за дверью. — Знаешь, почему ты отомстила бывшему мужу именно таким способом?.. Потому, что ты к нему неравнодушна. Возникла тишина, которая через несколько секунд взорвалась криком Кати: — Что-о?! Да когда я думаю о нем, меня тошнит! — Но ведь ты о нем думаешь! — Нет! — Ты только что сама сказала! — Идите к черту с вашим психоанализом! Ничего мнене надо! За рифленым стеклом возник Катин силуэт. Зина увидела, как силуэт рванул дверь, и непроизвольно отступила назад. Но дверь, открывавшаяся наружу, не поддалась. Силуэт принялся колотить по ней ладонями. — Откройте дверь! Дайте мне уйти! — кричала Катя. Удерживая поднос одной рукой, Зина потянула дверь на себя. Катя, не заметившая Зину, бросилась вверх по лестнице. Тут же из бассейна выбежали подруги и помчались следом. — Спасибо, Зина, — кинула Алена на ходу. — Отнесите коньяк наверх! Она всегда замечала все. В гостиной было тихо. Голоса подруг доносились сверху. Помедлив, Зина пошла по лестнице вверх — осторожно, стараясь ступать бесшумно. Подруги были в спальне. — Алена, я его ненавижу. Честное слово… — плачущим голосом говорила Катя. — Пожалуйста, возьми свои слова обратно. — Пожалуйста, если тебе будет легче… — Как ты великодушна, Алена! — с иронией заметила Инга. — Позвони лучше Вадику… Может, он приедет пораньше? — Сегодня ей лучше ни с кем не встречаться. — Почему это?! — возмущенно завопила Катя. — А ты посмотри на себя… Тут, видимо, Катя, как и было рекомендовано, подошла к зеркалу, до Зины донесся ее стон и голос: — О господи… Инга радостно засмеялась. — Привет, дорогой… — услышала Зина голос Алены. — Я отниму у тебя буквально минуту… Здесь Катя. Ей надо поговорить с тобой по делу… Нет, не сегодня. Лучше завтра… Кать, завтра в три… — В три дня? — уточнил Катин голос. — Ну, не ночи же! — засмеялась Инга. — В три дня. В «Лабардансе»… Да, спасибо. Целую тебя, дорогой… Девочки, пошли оденемся — скоро детей привезут, а мы бродим по дому в простынях, как привидения… Дверь тут же распахнулась, и Алена увидела Зину, безмолвно стоявшую за порогом с подносом в руках. — В чем дело, Зина? — удивленно спросила Алена. Из-за ее спины выглядывали подруги. — Я коньяк принесла… — О, нет!.. — простонала Катя. — Унесите, Зина. Спустя час, когда вернулись дети, ездившие в зоопарк, и Зина накрыла на стол к ужину, хозяйка отпустила ее на выходной. — У вас выходной, Зина? — вдруг спросила Настя. — Как жалко. А то я после ужина собиралась в библиотеку… Мы бы почитали вместе… Зина испуганно взглянула на Настю и натолкнулась на фирменную улыбку девчонки — наглую и лучезарную, покосилась на Алену — та пристально следила за тем, чтобы Петя правильно держал нож и вилку, пропустив вопрос дочери мимо ушей. — До свидания, Елена Викторовна, — сказала Зина и торопливо вышла из гостиной. Феликс уже ждал ее на улице поселка. В этот вечер основная часть их культурной программы прошла в лесных сумерках. Потом — уже в темноте, подсвеченной фонарями, они сидели в придорожной шашлычной. Феликс листал Зинин блокнот. Она — обмакивая кусочки шашлыка в кетчуп на бумажной тарелочке, молча ждала, когда Феликс перейдет к расспросам. — О чем Алена говорила с подругами? — наконец спросил он. — О каком-то бывшем продюсере. Я не все поняла… Эта Катя '— она была подшофе… Она вообще — шальная… Они все там такие — шальные и сытые… — Не отвлекайся, Зина, — мягко попросил Феликс. — Да… Потом хозяйка позвонила мужу, чтобы он встретился с этой Катей… — Вадим встречается с Катей? — мгновенно среагировал Феликс. — Когда? Где? — Завтра в три часа. — Где?! — В каком-то дансинге… — В дансинге?! — удивился Феликс. — Ну, или — дансе… Название какое-то… Дане… — Может, в «Лабардансе»? — уточнил он. И Зина, всегда комплексовавшая из-за плохой памяти, а перед Феликсом комплексовавшая вдвойне, радостно закивала: — Да! Точно!.. Так и сказала хозяйка: Лабардане! Потом я много раз вспоминала обо всех этих событиях, предшествовавших моей встрече с Вадимом. Удивительно, я сидела в квартире Феликса и не предпринимала ровным счетом ничего, если не считать этих записок, сделанных от руки на оборотной стороне чужой рукописи. Я только — хотела. Хотела, чтобы мне повезло, чтобы все получилось, чтобы Москва стала моей, а Рабочий поселок — туманным прошлым… Только — хотела!.. И в это самое время множество людей, ничего не знавших обо мне, совершали, казалось бы, случайные поступки, обстоятельства складывались по какой-то таинственной логике, возникали нюансы, работали детали, — и все это как будто специально для того, чтобы мой план, на первый взгляд, нереальный, был осуществлен… Может быть, это и есть драйв, о котором говорил в день нашего знакомства Феликс? Желание двигаться вперед, подкрепленное готовностью сделать для этого все, что потребуется. В тот момент от меня требовалось — ждать. И я ждала. Это было не так легко, как кажется: ожидание — то же действие… и не всякий выдержит его… Я думаю, от сумасшествия и отчаяния меня спасли мои записки. Я следила за событиями, я видела, как ведут себя люди, решавшие, сами того не зная, мою судьбу, я незримо присутствовала рядом с ними — пусть в своем воображении, но я ни на секунду не отказалась от своего места среди них. Значит, в какой-то мере я тоже двигала события… Знаю, если Феликс когда-нибудь наткнется на мои дневники, он засмеет меня, обвинит в самомнении и прочих грехах… Феликс появился рано утром. Я еще спала. Он сорвал с меня одеяло и бодро крикнул: — Подъем!.. Волчьи глаза сияли, словно он уже задрал барашка и съел, но еще не переварил, еще не подступило чувство голода… Он улыбнулся мне: — Я смотрю, ты все-таки читаешь… — Что? — не сообразила я сразу. — Мой роман, — он кивнул на рукопись. Накануне, закончив писать, я забыла закрыть папку… Я сделала это сейчас, прямо у него на глазах — и порадовалась своему хладнокровию. — Да. Читаю, — согласилась я. — Ну и как?.. Я улыбнулась: — Уже лучше… — Приятно слышать… Вставай, красавица. Нас ждут дела… Не знаю, великие ли, но… Считай, что тебе повезло в третий раз… — Повезло?.. Почему в третий?.. А первые два?.. — Ты не заметила, как тебе дважды повезло?.. — удивился Феликс и пояснил: — Первый раз — когда ты родилась… Второй — когда познакомилась со мной… А в третий — еще не повезло, но шанс уже есть… — Какой шанс? — спросила я и тут же почувствовала, как сердце, сделав паузу — короткую, но достаточную для головокружения, забилось на бешеной скорости. Феликс, растягивая удовольствие, потянул с ответом: — Оказаться в правильном месте, в правильное время… И… — И?! — Познакомиться с мужчиной твоей мечты. — С Вадимом?!. — крикнула я. — А что — был кто-то другой? — улыбаясь, спросил Феликс. Был. Ты. Но теперь это неважно. — Наконец-то, — выдохнула я. — Только не торжествуй раньше времени, — предупредил Феликс. — Все не так просто. Я знала, что непросто. Но радовалась тому, что режим ожидания заканчивается, и я наконец смогу действовать. Феликс изложил мне план действий. После трех мы приходим в ресторан «Лабардане», садимся неподалеку от столика, за которым будут беседовать Вадим и Катя. В какой-то момент Феликс отвлечет Катю. — Это несложно, — заверил он. — В принципе, мы с ней знакомы. Думаю, она меня вспомнит… Разумеется, пути политиков, которыми занимался Феликс, и телевизионщиков-репортеров часто пересекаются, особенно в период предвыборных компаний. Так что в факте знакомства Кати и Феликса не было ничего удивительного. — Я займу ее минут на десять… — Чем? — спросила я. — Это тебя пусть не волнует. У меня много тем для бесед. Например, попрошу посодействовать с книгой… Мало ли у нее знакомых издателей!.. Ты главное услышь: у тебя будет минут десять, не больше. За это время ты должна познакомиться с Вадимом. И не просто познакомиться!.. — За десять минут?! — Именно… Не сумеешь — твои проблемы. Взгляд его снова стал волчьим. Такой, не задумываясь, перегрызет горло слабому. Попросту говоря, выбросит меня на помойку, если я не смогу оправдать его надежд. Под руководством Феликса был выбран наряд для меня. Он собственноручно заколол мне волосы наверх — чтобы был виден мой затылок, который всегда ему нравился. Всю дорогу меня охватывала внутренняя дрожь. Я сидела рядом с Феликсом в машине, зажав ладони между коленями, чтобы, не дай бог, Феликс не заметил моего волнения. Он не заметил. Он продолжал инструктировать меня. Я слушала его последние наставления не слишком внимательно. Конечно, Феликс знал и умел почти все. Но — не все абсолютно. Во всяком случае, даже ему не было известно, как именно женщина может заставить мужчину влюбиться в себя — за десять минут… Не знала этого и я. В конце концов, я решила положиться на волю случая и на собственный драйв. Захотела я однажды зацепиться в Москве — и зацепилась. Захотела встретиться с Вадимом — и встречусь, до этого момента оставались считанные минуты. Хочу влюбить его в себя — значит, смогу и это. Как — неважно. Главное очень хотеть. И если судьбе угодно выполнять все мои желания, тогда о чем мне волноваться?.. Я улыбнулась Феликсу. — Все поняла? — спросил он. — Да. Несмотря на летний сезон, ресторан «Лабардане» напоминал пещеру, украшенную к Новому году. По стенам висели сетки с разноцветными мигающими огоньками. По столам были расставлены свечки. Какие-то гирлянды свисали с потолка. У самого входа стоял огромный аквариум, в котором ползали раки и плавали стерляди. Возле аквариума сидел и постукивал пальцами по стеклу, развлекая раков, уже знакомый мне охранник Вадима. Сам Вадим сидел вместе с Катей за столиком на двоих. Как и рассчитал Феликс, ресторан в середине дня был пуст. Кроме Вадима и Кати, из посетителей здесь были еще две пары, мы с Феликсом оказались — третьей. Никто не обратил на нас никакого внимания. За спиной Вадима был пустой столик, к нему и повел меня Феликс. Когда мы проходили мимо, Вадим поднял глаза, его взгляд скользнул по мне и снова вернулся к Кате. «Не получится!» — с отчаянием подумала я. — Старушка, я не очень понимаю… — проговорил Вадим, обращаясь к Кате. — Что, собственно, требуется от меня?.. — Просто поговори с Игорем, — отозвалась Катя. — Скажи ему, что ты поддерживаешь мой проект, что эта программа тебе нравится. — А она мне нравится? — Хочешь, дам прочесть проект? Понравится. — Ой, Кать, не надо. Давай я лучше поверю тебе на слово. — Давай. — Ну? В чем дело? — это уже был Феликс, обращавшийся ко мне. Он отодвинул стул для меня и ждал, когда я сяду. А я стояла, словно впав в ступор. — Садись же. Что ты стоишь посреди ресторана? Я поспешно села. Подскочила официантка, принесла меню. — Что с тобой?.. — тихо проговорил Феликс. — Соберись. — Глупо, — ответила я. — Что — глупо? — Глупо садиться за его спиной… Что мне теперь делать? Звать его? Кричать? — Уйти, — коротко ответил Феликс. — Что? — Свалить отсюда… Если так и не научилась собой владеть… Я молчала. — Если человек сидит спиной к залу, то, как ты можешь оказаться к нему лицом?.. — помолчав, проговорил Феликс и открыл меню. — Выбирай, что будешь есть. — Не знаю… Выбери сам… — Ладно… Вот — азу. Оно уже кусочками, хотя бы резать не надо… — Ты мне скажи, — услышала я голос Вадима, сидевшего спиной к Феликсу. — Игорь что — тебе отказал? Ему не нравится идея? В чем дело? — Он не успел отказать, — отозвалась Катя. — Он только-только сел на это место… Но у него ко мне счеты… Давние и тяжелые… А у меня — проблемы с проектом… — Проблемы? — Да… Но если ты его попросишь, скажешь слова… Вадим тяжело вздохнул. Мы с Феликсом притихли, не сговариваясь: слушали разговор за соседним столиком. — Понимаешь, какая штука, Кать… — помолчав, проговорил Вадим. — Сначала я попрошу его, потом он попросит меня. И мне уже сложно будет отказать… Может, лучше я тебе денег дам на эту программу?.. — Ага, — хмыкнув, согласилась Катя. — Я их возьму, сниму пилот. И мы с тобой вдвоем будем его смотреть — с утра до ночи… Хорошая перспектива?.. Нет. Это должен быть заказ канала… Подошла официантка. Феликс торопливо заказал рыбу для себя, азу и красное вино для меня. Он боялся пропустить в разговоре за соседним столом тот единственный момент, когда появление будет уместно, как появление актера на сцене в нужный момент спектакля… Господи, знать бы эту пьесу, знать бы, что там в ней дальше… — Ладно, Кать… — снова заговорил Вадим. — Дай мне подумать… Я так сразу ответить не могу… — Сколько ты будешь думать? — Ну, дай мне несколько дней. Не будь ты такой… — Какой? — Нахрапистой… Всегда ты такая была: девочка-танк. — А тебе нравятся девочки-подводные лодки? Вадим вдруг засмеялся и ответил: — Нет! Девочки-яхты! Несутся себе по волнам, куда ветер дует!.. Феликс улыбнулся краем губ, как бы обозначая особый смысл слов, только что легко произнесенных Вадимом. Разумеется, Вадим, сам того не зная, говорил обо мне. И мне захотелось крикнуть: «Это я! Я — то, что тебе нужно. И я — уже здесь!» Феликс оглянулся на Катю, потом — поднялся. — Десять минут, — повторил он. И это прозвучало как приговор. Через секунду Феликс уже стоял возле столика Кати и Вадима. — Привет, Кать… Катя удивленно и не слишком приветливо посмотрела на него. — Не узнаешь? — спросил он. — Феликс?.. — не слишком уверенно произнесла Катя. — Я… Рад тебя видеть… — он взглянул на Вадима. — Извините… — Ничего, ничего… — Можно, я украду вашу даму на несколько минут? — церемонно произнес Феликс. Вадим вопросительно взглянул на Катю. Она растерянно пожала плечами и заметила Феликсу, кивнув в мою сторону: — Но ты, кажется, не один… В этот момент Вадим повернулся и посмотрел на меня. Они все в этот момент смотрели на меня. Но главным был Вадим. Его взгляд оказался внимателен и спокоен. Задержавшись на мне, он чуть потеплел — или мне показалось? — и Вадим отвернулся. — Она поймет… — сказал обо мне Феликс. — Можно тебя?.. Есть один важный разговор… Катя ответила не сразу, и на мгновение мне показалось, что она откажется. Потом Феликс признался, что подумал о том же и почти испугался: в тот момент могло рухнуть все здание, вся его комбинация. Однако Катя кивнула Вадиму: — Я скоро… — и поднялась. — Еще раз извините… — улыбнулся Феликс Вадиму. — Пожалуйста… — отозвался тот. — А я пока займусь горячим… Когда я увидела спину Феликса в дверях зала, меня охватила паника. «Не уходи! — хотелось крикнуть мне. — Ради бога! Я не знаю, что мне делать! Как вести себя! Мне страшно!..» Но я не крикнула. Я осталась сидеть над тарелкой с азу. Дрожащей рукой я взяла бокал с красным вином, осторожно, боясь уронить — так дрожала рука! — я поднесла его к губам. Сделала глоток… В этот момент Вадим снова оглянулся и улыбнулся мне. «Говори! — приказала я себе. — Немедленно что-нибудь скажи!». Я поставила бокал и сказала первое, что пришло в голову: — Что?.. Что вы так на меня смотрите?.. Вам смешно? — Почему смешно? — весело спросил Вадим. — Ну… Вы же видели сами… Пришла в ресторан с парнем. А он взял и ушел. Да еще с вашей девушкой… — Она мне не девушка, — заметил он. Перед глазами словно вспыхнула сигнальная лампочка опасности: зачем я сказала, что Феликс — мой парень? Это была ошибка. Ошибка. Я зачем-то схватила вилку со стола и, сжав ее в руке, проговорила: — Ну, и он мне тоже не парень. — Вот видите, как все удачно!.. — подытожил Вадим. — Положите вилку — уколетесь. Я покорно положила вилку на стол. — Они вернутся, — пообещал мне Вадим. Уж это точно. К сожалению, вернутся, и очень скоро, минут через десять. А, может быть, и меньше… Господи, сколько уже прошло времени с тех пор, как они ушли?.. Вадим улыбнулся мне. «У меня все получится!» — успела подумать я, и он отвернулся. Я сидела, тупо глядя на его спину. Так прошла минута или две… я боялась, что больше… Он не поворачивался — по-моему, он просто ел. Он же пообещал в Катино отсутствие заняться горячим… Прошла еще минута. Я потянулась за бокалом, и вдруг воспоминание о том, как совсем недавно я боялась уронить и разбить его заставило меня сделать именно это — я только отвела руку в сторону от стола, чтобы бокал упал на каменный пол и разбился с большим эффектом. Эффект удался. Бокал разлетелся стеклянными брызгами, обдав красным мои ноги и юбку. Посетители оглянулись на неловкую барышню и разом отвернулись. Все, кроме Вадима. Пока он не вспомнил об обязанности воспитанного человека не глазеть на чужую оплошность, я поспешила заговорить. — Ну, теперь уж точно совсем смешно… — виновато проговорила я. — Смешно. Правда? Улыбнувшись, Вадим взял свою тарелку и приборы и пересел за мой столик. — Так вам спокойнее? — спросил он. Если бы он знал, насколько спокойнее!.. Если бы знал, сколько дней и ночей я готовилась к этой встрече… как много думала о нем… Он разглядывал меня, кажется, с удовольствием. — А вы не боитесь, что они вообще не вернутся? — спросила я, боясь, что повиснет тишина, и он снова вернется за свой столик. — Что они просто-напросто сбежали? — Я не боюсь, — ответил он. — И вам того же желаю. Меня зовут Вадим. — Полина… — Что же вы не едите, Полина? Ну, вот оно… вот самый главный момент… — Вообще-то я не хочу есть… — сказала я совершенно искренне. — Больше всего на свете я хочу отсюда уйти… И никогда его больше не видеть… — Где вы живете? Какая разница, где я живу?.. Странный* вопрос… Впрочем, неважно. Вперед! — В Химках. Я там снимаю квартиру… А что? — Точно хотите отсюда уехать? — Точно. Вадим сделал знак телохранителю, сидевшему возле аквариума. Вот и все. Кажется, мы с ним обо всем договорились… Я вдруг испытала что-то близкое к разочарованию… Я» долго шла к этому моменту, готовилась, боялась — оказаться не на высоте, не справиться. И вдруг все произошло так легко, даже незамысловато… У меня было чувство, что, собравшись нырнуть в глубину, я попала на мелководье… К Вадиму подошел охранник. — Скажи Виталику — пусть отвезет эту девушку в Химки… — сказал ему Вадим. — И проводит до квартиры. А потом пусть подъезжает в офис. То есть — как?.. Я опешила. Я просто испугалась и, кажется, не смогла скрыть своих чувств: — Нет, нет!.. — воскликнула я. — Не надо!.. Зачем?! К счастью, Вадим истолковал мой испуг по-своему: — Не бойтесь. Можете смело ехать. — Спасибо… — проговорила я и, вовремя вспомнив уроки Феликса, вспомнив, что инициатива всегда должна оставаться за мужчиной — даже если этот мужчина отправляет тебя против твоей воли домой, — покорно поднялась и побрела за охранником. В дверях, страшась увидеть спину Вадима, я оглянулась: он улыбался и смотрел мне вслед. Это было моим единственным утешением. И, честно говоря, очень слабым. У выхода из ресторана стояли Катя и Феликс. Они уже прощались. Я, можно сказать, выполнила свою задачу досрочно и теперь в сопровождении оруженосца покидала поле боя: не на щите, не под щитом, а так, налегке… Кинув взгляд на телохранителя Вадима, Феликс изобразил изумление: — Полина, вы куда? — воскликнул он. — Домой! — отозвалась я почти злобно и услышала, как Катя сказала за моей спиной: — Вот и девушка твоя обиделась!.. Иди, догоняй! Я вышла из ресторана, зная, что Феликс не станет меня догонять и разбор полетов ждет меня дома. Телохранитель распахнул передо мной дверцу джипа, дал указания водителю, повторив слово в слово все, что сказал ему Вадим, и машина тронулась. Я сидела на заднем сидении и с трудом сдерживала слезы. Было ясно, что затея провалилась. Я, конечно, сумела обратить на себя его внимание, но ничего, кроме сочувствия, не вызвала. Только сочувствием можно было объяснить готовность этого крутого парня доставить меня до дома. Ведь он не поехал со мною сам,, он не попросил телефона, не назначил свидания… Он, наверное, никогда не изменял своей жене… Деловой человек: умный, правильный, отутюженный. Зачем ему приключения? Зачем ему я?.. И главное — что мне теперь делать?.. Снова случайно попасться на глаза, чтобы он задумался, не судьба ли это?.. Может быть… Но задумается ли он? И когда представится такой случай? Представится ли вообще — где гарантия?.. Найти кого-нибудь другого? Но кого? И станет ли Феликс, положивший столько сил на Вадима, выстраивать новую комбинацию? Вряд ли… Водитель, как и было приказано, проводил меня до квартиры, не проронив ни слова. В квартире я упала на матрас и наконец позволила себе расплакаться. Впрочем, плакала я недолго — хотя бы потому, что в этом не было никакого смысла. Я поднялась. Побродила по комнате. Писать не было сил, да и желания тоже… Я достала из-за батареи свою заначку — в этой квартире больше негде было прятать деньги, разве что в духовке. Пересчитала. У меня оставалось двести десять долларов. Когда явился Феликс, отперев дверь своим ключом, я уже была почти спокойна. Только повернулась к нему спиной, чтобы он не сразу заметил опухшие от слез глаза. Он лучезарно улыбнулся мне и сказал: — Мои поздравления! — С чем?.. — мрачно поинтересовалась я. — С Вадимом. Я знала, Феликс любил поиздеваться, и даже привыкла к его циничным шуткам и витиеватым колкостям, но сейчас это показалось мне перебором. Я резко повернулась к нему: — Хватит издеваться! Он удивленно поднял брови. — Хватит, хватит, Феликс!.. Он же просто отправил меня! И все! Мы с тобой оба знаем, что это значит!.. — Ты меня удивляешь… — неожиданно мягко сказал Феликс. — А где наше хладнокровие? Где железная логика?.. Я махнула рукой и снова отвернулась от него… Разумеется, он не оставит меня в покое так просто — сначала он разотрет меня, смешает с пылью, а уже потом вышвырнет вон. Ладно. Плевать. — Если бы он дал тебе денег на такси, — продолжал Феликс, — тогда было бы из-за чего расстраиваться… Но ведь он отправил тебя со своим личным водителем… И тот наверняка проводил тебя до квартиры… От порыва ветра дрогнула тюль на окне. Феликс, мягко ступая, подошел ко мне. Над чашкой со свежим чаем вился легкий дымок… Все понемногу оживало, и я, кажется, тоже. — Откуда ты знаешь? — спросила я. — Откуда ты знаешь, что водитель проводил меня до квартиры? Феликс улыбнулся лучшей своей улыбкой — когда глаза сияют и легкие нежные морщинки делают человека родным: — Я много чего знаю, голубушка. И много чего понимаю про эту жизнь… Так что? Водитель проводил тебя до квартиры? — Да. — Вот и прекрасно. — Он провел ладонью по моим волосам, и на секунду мне захотелось прижаться к нему и снова заплакать, но уже с облегчением. Я сдержалась. Только спросила: — И что теперь делать? — Ждать, — ответил Феликс. — Просто ждать!.. Умеешь? — Умею, — ответила я и, подумав, добавила: — Если знаю, что дождусь. — Умница, — улыбнулся Феликс. И мне мучительно захотелось, чтобы он ушел — ушел как можно быстрее, а я бы открыла его рукопись и начала писать на оборотной стороне. Он ушел минут через двадцать, удостоверившись, что со мной все в порядке и я больше не буду плакать. Я же, в свою очередь, удостоверившись, что он сел в машину и уехал, бросилась к рукописи, ждавшей меня на подоконнике, и, торопясь, не слишком заботясь о знаках препинания, стала записывать последние события. Потом я слонялась по квартире. Она вдруг показалась мне меньше, чем я ощущала прежде. За окном была ночь. В доме напротив еще оставались люди, которые не спали так же, как я. Но их были единицы. В течение получаса они — один за другим — покинули меня. Окна погасли. Я осталась в одиночестве. Я снова ждала. «Хорошо ждать, если уверен, что дождешься…» — вспомнила я последние записанные мною слова и с ужасом почувствовала, как моя уверенность тает, гаснет с каждым погасшим окном. Особенно остро я ощущала это сейчас, ночью… Кто я была? В сущности, никто и ничто. Шансы, что Вадим вспомнит обо мне, стремились к нулю… Под утро, уже засыпая, я услышала шум мотора во дворе. Измученная ожиданием, я вскочила и подбежала к открытому окну. Конечно, глупо было думать, что Вадим приедет ко мне на рассвете. Я и не думала. Просто я слишком ждала его, и каждый звук, любой голос заставляли меня вздрагивать. За окном в пустынном, влажном от ночного дождя дворе кто-то заводил автомобиль. Я вгляделась: он был красный, как алые паруса… Разумеется, он не имел никакого отношения к Вадиму, но — господи! — должен был бы иметь. До чего же слепа и неразборчива, бывает Жизнь, или Судьба — не важно, как называть, важно другое: жизнь несется вперед впопыхах, не разбирая дороги, проскакивая мимо интересных поворотов. Сколько сюжетов не завязывается из-за этого, или завязывается, но ни к чему не приходит, или приходит, но к невыразительным каким-то концовкам… Я стояла, опершись на подоконник, и про себя ругала жизнь за отсутствие в ней интереса к идеальным ситуациям. Если бы в красной машине сейчас сидел Вадим, если бы он вышел из нее, поднял голову и улыбнулся мне, ситуация стала бы именно такой: идеальной. О ней можно было бы написать целый роман с завязкой, кульминацией, развязкой или пересказать одной фразой: «Поселковая девушка мечтала о красном автомобиле и получила его от красавца-мужчины за свое умение ждать…». Так мне впервые пришла в голову крамольная мысль о том, что я могу поправить нелепости жизни на бумаге. Если она не додумалась прислать ко мне Вадима на автомобиле-мечте, я сделаю это сама: возьму — и напишу об этом. Красная машина снялась с места и медленно проплыла по двору, скрывшись в арке… Я вернулась к рукописи, вооружилась ручкой и вдруг — задумалась… Ну, хорошо: Вадим вышел из машины, поднял голову, улыбнулся мне — и что дальше? Предположим, я сбежала вниз, перепрыгивая через ступени. Мы обнялись, поцеловались. Что дальше?.. И, кстати, с чего это мы вдруг так сразу обнялись и так сразу поцеловались? Мы ведь не знаем друг друга, разговаривали всего один раз в жизни… Я заставила себя еще раз выбежать из подъезда во двор, где на мокром асфальте стоял Вадим. Все, что мне оставалось, просто улыбнуться ему. И он улыбнулся. И я опять улыбнулась. И так мы улыбались друг другу, как два придурка, совершенно не зная, что делать дальше… Потом я вспомнила, что, выбегая из квартиры, забыла одеться — стало быть, в этой идеальной сцене я фигурировала посреди двора в трусах и майке… Я засмеялась и легла на матрас рядом с рукописью… Жизнь, конечно, глупа и слепа, но ведь и я не лучше: взялась улучшать и совершенствовать пустое пространство двора, в котором всего-то и случилось, что проехал красный автомобиль… Это от нетерпеливости, призналась я себе, засыпая. Я обязательно подкорректирую жизнь на бумаге, но для этого надо, чтобы произошло хоть что-нибудь, чтобы у меня был материал… а пока надо расслабиться и дать жизни просто идти… Я заснула. И жизнь, избавившись, наконец, от такого назойливого контролера, как я, пошла вперед. Пока я отсутствовала, произошло все, что должно было произойти, и — раздался звонок в дверь. Раздался звонок в дверь. Я резко села на матрасе. Еще не до конца проснувшись, я точно знала, что это — Вадим. Кроме него, никто не мог позвонить в мою дверь (у Феликса были свои ключи). Устраняя вчерашний недочет, я накинула на себя длинную рубаху. Поправила волосы. Закрыв папку, кинула ее на подоконник. И бросилась открывать, боясь, что слишком долго провозилась и Вадим ушел. Мало того, что он не ушел, он и не был Вадимом. За порогом стоял улыбающийся Феликс. — О господи… — выдохнула я. Феликс прищурился и спросил весело: — А ты думала — Вадим?.. — Зачем ты позвонил в дверь?! — крикнула я. — Нарочно?! Конечно, нарочно — это было написано на его лице. — Вовсе нет, — возразил он. — Ключи забыл. Торопился… Он вошел в квартиру, оглядел меня с ног до головы — кажется, не без удовольствия. — Жаль, что я — не он, — заметил Феликс. — Выглядишь как надо… Мне тоже когда-то было жаль, что Феликс — не Вадим. Когда-то я считала, что Феликс и есть моя мечта. Но это было когда-то, а теперь мне хотелось убить его за этот звонок в дверь, прозвучавший как ложный сигнал судьбы. — Ого!.. — засмеялся Феликс, глядя мне в глаза. — А взгляд у тебя, как у волчонка! Причем, голодного… Это почти опасно. — Не бойся. — Ладно. Расслабился… — Феликс вдруг загасил улыбку, как сигарету в пепельнице, и спросил другим тоном: — Где она? — Кто? — удивилась я. — Рукопись. И я невольно вздрогнула. — На подоконнике… А что?.. Я быстро подошла к подоконнику и взяла в руки папку, чтобы перехватить инициативу. Но Феликс и не собирался брать папку, открывать ее — ему и в голову не приходило, что рукопись надо проверить на предмет ее целостности и неприкосновенности. Он уселся на единственный стул и сказал: — Мне нужна твоя помощь. Сыграешь роль моего агента? — Агента? — Ну, да. Литературного агента. Я — писатель. Ты — мой агент. Отвезешь издателю рукопись. Оказывается, его разговор с Катей в фойе ресторана крутился вокруг этой самой рукописи. Нужна была тема для беседы, чтобы отвлечь Катю и оставить нас с Вадимом вдвоем, — и Феликс выбрал ту единственную тему, которая и в самом деле волновала его. Он хотел издать книгу и попросил Катю посодействовать ему — у Кати, как у всякого телевизионщика, был самый широкий и разнообразный круг знакомств… Этот разговор неожиданно принес свои плоды: Катя договорилась с одним из крупнейших издателей в Москве о том, что он внимательно отнесется к рукописи Феликса. Феликс был доволен и даже окрылен. А я — наоборот — напряглась. — А что — издателю надо отдать именно эту рукопись? — осторожно спросила я. — Она у тебя в одном экземпляре? — Вообще, на дискете, — отозвался Феликс. — А какая разница?.. — Я… просто я еще не дочитала… — Дочитаешь потом. Сейчас твоя главная задача — переговорить с издателем лично. Я хочу, чтобы он тебя увидел. — Феликс улыбнулся. — Он — мужчина… Возможно, ему захочется увидеть тебя во второй раз. И рукопись прочтут быстрее… — Поняла, — отозвалась я, лихорадочно соображая, как мне быть, как выкрутиться из дурацкой ситуации, которую я сама и создала. Ну, почему мне не хватило ума пойти и просто купить тетрадь или пачку чистой бумаги?! Дело было, конечно, не в уме и не в жадности, а в той самой нетерпеливости, на которой я поймала себя сегодня ночью. Мне захотелось что-то написать, и я, не раздумывая, воспользовалась тем, что было под рукой… — Оденься построже, — скомандовал Феликс. — Да. — Но не слишком! — Да. Я молча переоделась. После того, как мой костюм был одобрен Феликсом, так же молча взяла папку и прижала ее к груди… — Ты чего молчишь? — вдруг спросил Феликс. А что я могла сказать? Извини, Феликс, я тут немного загадила твою рукопись… Распечатай новый экземпляр… Пусть издатель подождет… — Волнуюсь, — ответила я. Через тридцать минут, уже возле издательства «ACT», самого крупного и влиятельного издательства в Москве, я увидела, как волнуется Феликс. В этом было даже что-то пугающее: остановившийся волчий взгляд в сочетании с пересохшими губами, суетливыми движениями и отрывистыми фразами. — Паспорт взяла? — Ой!.. — Ой! — передразнил Феликс. — Где паспорт?! — В сумке. — А сумка?! — В машине. Феликс выдохнул с облегчением: — Клуша! — и, нырнув в салон, подал мне сумку. Я растерянно смотрела на него — он осторожно прикоснулся к папке в моих руках, словно в ней заключена сама жизнь, как для Кощея Бессмертного — в яйце… — И поувереннее… Слышишь?.. Ты должна ему понравиться… Ты умеешь… — Феликс… — жалобно проговорила я. Но он не слышал меня и не слушал: — Не говори ему ничего лишнего… Только улыбайся… Обязательно спроси, когда позвонить! Обязательно!.. — Феликс… — Если спросит обо мне, скажи: он сейчас работает над следующей книгой… Не спросит — ничего не говори. Поняла? — Феликс… — Что?.. И я поняла, что ничего не смогу ему сейчас сказать… — Что «Феликс»? — повторил он. — Все будет хорошо, — выдавила я. — Не волнуйся. — Я не волнуюсь, — проговорил он побледневшими губами. — Иди. Иди уже. Получив пропуск, я поднималась на нужный этаж, все время повторяя про себя, что как-нибудь выкручусь. Между этажами я остановилась. Пристроив рукопись на подоконнике (странная у нее судьба, все время связана с подоконниками!), я стала методично перечеркивать написанные мною страницы. Крест-накрест. Крест-накрест… Возможно, издателю будет лень разбирать под крестами мой почерк… Когда я вошла в кабинет и увидела издателя, я успокоилась окончательно. У него были сонные глаза, медленные спокойные движения. Он не производил впечатления взволнованного искателя. Увидев меня, он неторопливо откинулся на спинку кресла и, приподняв бровь, слегка улыбнулся: — Вот какие нынче пошли агенты у писателей… — вежливо заметил он. — Славно, славно… Интонации были ровные и убаюкивающие. — Кладите папочку сюда… — он показал на край стола, где уже высилась изрядная стопка таких же толстых «папочек», как та, что я держала в руках. — Хороший роман? — спросил он. — Да… — отозвалась я и, почувствовав фальшивость собственной интонации, повторила с энтузиазмом: — Да! — Хороший нужен позарез!.. — отозвался издатель. — Ну, позвоните мне в следующем месяце — числа, скажем, двадцатого… Ладненько?.. — Да. Я ждала дальнейших расспросов, смутно помня о наставлениях Феликса, но издатель молчал, глядя на меня. — Можно уходить?.. — спросила я. — Да… — удивленно отозвался он. — Конечно… Всего доброго… Феликс пытал меня о подробностях моего разговора с издателем гораздо дольше, чем длился сам этот разговор. Он хотел знать все: как выглядел издатель, что он говорил, с какими интонациями, как смотрел, какой у него кабинет… Я подумала не без злорадства, что теперь Феликс оказался на моем месте: он, как и я, тоже получает информацию из вторых рук. Только теперь эти руки мои. Я отвечала на его вопросы не слишком подробно. Он злился, сидя за рулем. — И что же, он вообще не обратил на тебя внимания? — Обратил, — возразила я. — Каким образом? — Ну… Сказал что-то вроде «ах, какие нынче пошли агенты у писателей»… — Ну? — Ну, и все… Интима не предлагал, если ты об этом… — Но ты как сама-то почувствовала?.. Он сразу прочтет рукопись или отложит ее в сторону? Я не торопилась с ответом: — Знаешь… По-моему, читать он начнет сразу, но… — Что? — Но закончит не скоро… — Почему ты так думаешь? — Понимаешь… — тянула я с наслаждением, — он сам такой неторопливый.. — Еще бы!.. Куда ему торопиться? Он в порядке… — В отличие от нас с тобой, — подлила я масла в огонь. Феликс, изменившись в лице, вдруг затормозил посреди арки и резко дал задний ход. — Феликс, ты что! — вскрикнула я, едва не ударившись головой о приборную доску. — Тихо!.. — прошипел Феликс, выруливая назад из арки. — Что случилось? — Там у подъезда стоит его джип… — Чей джип?.. — прошептала я. — Вадима… — Нет… Не может быть… Мне вдруг стало страшно. Я не была готова к этой встрече. Слишком свежо было воспоминание о моей собственной фантазии: как мы стоим с Вадимом посреди двора и молча улыбаемся друг другу, а я в трусах и майке, как дура… — Выходи, — скомандовал Феликс. Я не двигалась. Вот я выйду, подойду к Вадиму и что дальше?.. Что мне делать, как себя вести, что говорить?.. — Ну, что ты сидишь? — спросил Феликс. — Выходи. Дойдешь пешком. Не надо, чтобы он видел нас вместе… — Я боюсь… — проговорила я, задыхаясь. — Ерунда!.. Чего тебе бояться?.. — Не знаю… Я помедлила, а потом резко дернула ручку двери — так резко, что ручка выскочила из моих пальцев и дверь не открылась. — Погоди… — сказал Феликс и придвинулся ко мне. Волчьи глаза оказались совсем рядом, и я, без того уже достаточно напуганная, оцепенела вовсе. — Ничего не бойся. У тебя все получится, — медленно проговорил Феликс. — Главное, помни: его жена читает учебники по психологии, она все делает правильно… Значит, ты должна быть неправильной… Неумелой… Смешной… Ты любишь праздники… Тебе всегда весело… Наверное, такими бывают сеансы внушения… — Помни обо всем, что мы знаем о них… И у тебя получится… Иди! Я вышла из машины. Постояла пару секунд, обретая равновесие, глубоко вдохнула прохладный августовский воздух и шагнула под свод арки. Стук моих каблуков подхватило эхо… Я шла летящей походкой, улыбаясь своим мыслям. Я была легка и весела. Даже беспечна. Меня нисколько не интересовала возможная реакция чужих людей на мою улыбку… Такая беспечная девушка, как я, не должна была обращать внимания на машины, стоящие возле подъезда. Я и не обратила. Прошагав мимо джипа — это действительно был джип Вадима! — я свернула к подъезду. Чуть замедлила шаг — ну, скажем, для того, чтобы найти в сумке ключ… а найти ключ в женской сумке — не так просто… не так быстро… Наконец, я услышала, как за моей спиной открылась и через несколько секунд захлопнулась дверца джипа… Я нашла ключ и взялась за дверцу подъезда. — Полина!.. — позвали меня. Я оглянулась. Еще несколько секунд ушло на то, чтобы я узнала Вадима. — Это вы?.. — удивилась я. — А что вы здесь делаете?.. К кому-то приехали? — К вам, — помедлив, ответил он. Я изумилась еще больше: — Ко мне?.. Правда?.. — и улыбнулась, на сей раз совершенно искренней счастливой улыбкой. Странно, Вадим отвечал мне довольно мрачно и неловко: — Хотите, поужинаем вместе?.. — Я… я не знаю… я не голодна… — Удивительная девушка, — почти растерянно заметил Вадим и, разведя руками, улыбнулся: — Никогда не хочет есть… Я тоже развела руками и тоже улыбнулась, словно была его отражением. — Тогда… — проговорил Вадим, — тогда я приглашаю вас к себе в гости… Я молчала, вглядываясь в его лицо. Мне казалось, я поняла, в чем было дело. Такое знакомство и такое свидание случились в жизни Вадима в первый раз. Он вел себя как человек, ступивший на чужую территорию, от его спокойствия и уверенности не осталось и следа, и оттого он еще больше был недоволен собой. Я решила больше не тянуть, не испытывать судьбу: неопределенно пожав плечами, я шагнула к его машине, тем самым соглашаясь отправиться к нему в гости. Он открыл дверцу, и я нырнула в уютный полумрак джипа. Ни охранник, ни водитель никак не среагировали на меня. Мы ехали молча, время от времени только обменивались взглядами с Вадимом. Я подумала, что, скорее всего, он благодарен мне за мое молчание. Взгляд его постепенно теплел, он успокаивался. Успокоилась — почти успокоилась — и я… Мы довольно быстро домчались до центра. Джип остановился возле арки одного из домов. Почти такая же арка, как в доме Феликса, только увенчанная тяжелой чугунной решеткой, с охраной в лице вышколенного амбала. — Приехали, — хрипло сказал Вадим и откашлялся. В лифте, когда мы остались вдвоем, он снова улыбнулся мне. В сущности, все было так очевидно, что, я подумала, он прямо здесь и сейчас поцелует меня. Но он отвел глаза, и ничего не произошло… Квартира Вадима поразила меня. Такие я видела только в американском кино. Широкая лестница с отполированными перилами вела на второй этаж, а ведь это была квартира в городском доме… Впрочем, было в ней, в этой квартире, что-то странное — я бы сказала, нежилое.!. Все продумано, красиво, стильно, но казенно, что ли… Вспомнив о том, что я непосредственная девушка, я позволила себе спросить: — Это не ваша квартира? — Почему не моя? — удивился Вадим. — Моя… Просто я редко бываю здесь… «Холостяцкая квартира, — подумала я. — Сюда он приводит…» — и тут же отвергла собственное предположение. Слишком смущен, почти скован был Вадим. И слишком вылизанной — квартира. Нет, нет, это, скорее всего, было место, где он изредка оставался ночевать, если приходилось работать допоздна, чтобы не ехать за город и не вставать затем с утра чуть свет. — Хотите вина? — спросил Вадим. — Наверное, да… С удовольствием… Спасибо… Он откупорил бутылку вина — выдержанное, тяжелое, оно заполнило бокалы, медленно переливаясь в них. Мы молча сделали по глотку. Было невыносимо душно — не оттого, что квартиру давно не проветривали, это было наше с ним волнение. Вадим, словно я попросила об этом вслух, настежь распахнул окно, оглянулся на меня… Вот сейчас, поняла я. Но он, посмотрев на меня в упор, отвел взгляд… Надо было срочно что-то сделать, нужен был какой-то шаг, толчок… Но не бросаться же к нему с поцелуями… Я была, конечно, веселой и беспечной, но не глупой… О глупости Феликс ничего не говорил… — Я еще не знаю, чем буду заниматься, — сказала я наобум. — Но точно знаю, что мне нравится. — Что? — обрадовавшись, спросил Вадим. — А вы не будете смеяться? — улыбнулась я, склонив голову к плечу. — Нет… — Мне нравится писать… рассказы… Может быть, напишу роман… Он кивнул. И я замолчала, с ужасом чувствуя, что возникшее напряжение вот-вот начнет ослабевать, участившийся пульс вернется в норму, и нити, протянувшиеся между нами, провиснут от долгого ожидания, от нерешительности Вадима… Я не знала, что мне делать, как спасти ситуацию… — Пейте вино… — сказал Вадим. — Тогда, в ресторане, вы так и не выпили… — Да… — вспомнила я. — У меня разбился бокал… Я посмотрела на бокал в своей руке. Несколько дней назад он сыграл немалую роль в моем знакомстве с Вадимом. И я мгновенно, ничего не формулируя, решила повторить этот номер «на бис». Я разжала пальцы. Бокал выскользнул и разбился, вновь обдав красными брызгами мои ноги и юбку. И, как тогда в ресторане, Вадим вздрогнул, словно очнулся, и шагнул ко мне. В следующую секунду время сжалось, застыло, а потом рвануло вперед неровными пугливыми скачками. Я помню, как мы целовались, потом — оказались в постели. Я не помню, как это было: хорошо или плохо, чувствовала ли я себя счастливой. Скорее, все, что происходило, было похоже на преодоление преграды, стоявшей между нами, как стена. Мы оба разрушали эту стену — не знаю, как Вадим, но лично я — зажмурившись от страха и стыда: момент, когда осуществлялись мои тайные планы, был самым мучительным для меня, потому что я не могла себе позволить быть собой — мне предписывалось оставаться трогательной и беспомощной девочкой и испытывать ее чувства, столь далекие от моих истинных. …Потом мы сидели на ступенях лестницы, ведущей со второго этажа, где находилась спальня, пили из высоких стаканов свежевыжатый апельсиновый сок (я пила этот напиток впервые). Мы ни о чем не говорили — сидели рядом, улыбались, прикасались друг к другу, расслаблено целовались… Было хорошо и спокойно… — Мне надо ехать… — тихо сказал Вадим. — Сейчас, — с готовностью отозвалась я. — Я быстро оденусь… Вадим покачал головой, прикоснулся губами к моему виску и проговорил: — Оставайся. Я замерла. Это было больше, чем удача — это уже походило на победу. Мою победу: Вадим не хотел расставаться со мной!.. Я помедлила с ответом: — Без тебя? — Я приеду завтра… С утра — не пугайся — придет женщина прибраться… Привезут продукты… Деньги у тебя есть? «Кончаются!» — чуть было не выпалила я. Но вовремя вспомнила о том, что беспечной девочке-яхте вряд ли был бы приятен такой вопрос возлюбленного «сразу после». Я отвернулась. Сжала губы. В глазах зарождались слезы жалости к беспечной девочке, которую так несправедливо обидели… Вадим заглянул мне в лицо. — Ну, что ты, малыш… — испуганно сказал он. — Я не хотел тебя обидеть… В этом нет ничего оскорбительного… Ты мне веришь? Я молчала. — Ну?.. Веришь?.. Я кивнула ему, прикрыв глаза. Из-под ресниц все-таки выскользнули две слезы. Вадим обнял меня, прижал к себе с такой нежностью, что я на секунду позавидовала беспечной девочке. — Ну, все, все… Успокойся… Я успокоилась не сразу, но и не стала слишком затягивать этот процесс. Вадиму нужно было уходить — не стоило нарушать его планы. Любые неудобства, связанные со мной, косой взгляд или осторожный вопрос жены могли омрачить его мысли обо мне. У двери мы ненадолго задержались — Вадиму не хотелось уходить… Проводив его, я поднялась на второй этаж в спальню и прилегла. Мне надо было многое обдумать, но я заснула почти мгновенно. Засыпая, успела только подумать о Феликсе: интересно, как он среагирует, когда я расскажу ему о подробностях нашего первого свидания с Вадимом?.. Наверное, поэтому Феликс и приснился мне. Мы были на какой-то набережной, не виденной мной прежде. Шел снег. Феликс молча смотрел на меня и плакал. Мне было больно, тоскливо, но я почему-то знала, что ничем не могу помочь ему и мы встретились в последний раз… Я проснулась от странного звука, доносившегося откуда-то снизу. Полежав немного с открытыми глазами, я вернулась из печального сна и сообразила, что нахожусь в квартире Вадима, уже день — сквозь шторы пробивались лучи, образовывая на паркете неровные полоски, словно солнце расписалось в том, что все, случившееся со мной, явь… Внизу гудел пылесос — видимо, как и говорил Вадим, пришла женщина навести порядок. Не торопясь, я приняла ванну, оделась, а потом спустилась вниз. Мрачноватого вида женщина чистила ковер в гостиной. Я задумалась о том, как это принято у богатых — просто ли здороваются они со своей челядью или же, напротив, считают своим долгом разговаривать с простыми людьми?.. Ответа я не знала и потому, просто поздоровавшись, прошла на кухню. Там лежали пакеты с продуктами. Я взяла персик, надкусила его — во все стороны брызнул сок, и я испуганно покосилась в сторону гостиной. Горничная продолжала уборку, не заметив моей неловкости. Казалось, она не замечала и меня. Я доела персик, пытаясь понять значение своего сна: почему плакал Феликс?.. Может быть, ему все-таки станет больно, когда он узнает обо всем? Или — наоборот — больно будет мне, если в итоге ничего у меня с Вадимом не получится?.. Я сжалась, испугавшись собственных мыслей. В самом деле, с чего это я так ликую? Ну, случилось, я понравилась ему, он даже переспал со мной, но ведь это еще не значит, что отношения будут продолжаться, что он не передумает, что моя жизнь в корне переменится… Он всего лишь предложил мне переночевать в своей городской квартире. И, между прочим, уходя, не сказал, когда придет и придет ли вообще… Зазвонил телефон. Я вздрогнула. Горничная вопросительно посмотрела на меня: — Подойти? — Да. Конечно. Она взяла трубку: — Алло?.. Минуту… — взглянула на меня: — Вас… Это был Вадим: — Проснулась? — Да… — ответила я и прибавила поспешно: — Скоро поеду домой… — Зачем? Оставайся. Я заеду вечером. Я осторожно перевела дыхание, чтобы — не дай бог! — вздох облегчения не услышался на том конце провода. — Ну, тогда я просто съезжу домой переодеться и вернусь… — А зачем тебе тащиться в Химки?.. — сказал Вадим, и мне показалось, что я слышу, как он улыбается. — Деньги — если вдруг тебе что-то понадобится — в спальне, в секретере. В центральном ящике… Повернешь ключик и увидишь… — Не надо, — запротестовала беспечная девочка. — Нет, надо, — твердо возразил Вадим. — Не будь ребенком. Не деньги портят человеческие отношения, а их отсутствие. Запомнила? Как это оказывается просто: просчитывать наперед его реакции и подавать правильные реплики. — Запомнила, — ответила я в трубку. — Но, Вадим… У меня есть свои деньги. — Много? — весело поинтересовался он. — Нет, не очень… — смущенно призналась я. — Ну, вот видишь?.. А мне хочется, чтобы сегодня вечером ты была безумно красивая… Как быть? — Как? — Пойти и купить себе чего-нибудь эдакое… — Но я не знаю твой вкус… — Зато мы узнаем твой!.. — засмеялся Вадим. — Ну все. Хоп! До вечера! — До вечера… Продолжая улыбаться, я положила трубку, после чего снова надкусила сочный персик и поднялась наверх. Повернув ключ, торчащий из секретера, я выдвинула центральный ящик и, как и обещал Вадим, увидела деньги. Их было много, очень много: две банковские пачки стодолларовых купюр. Таких денег я никогда в своей жизни не видела… И, поворачивая ключ, рассчитывала не более, чем на несколько сотенных бумажек… Я опустилась на край кровати и задумалась. Конечно, количество оставленных денег не имело прямого отношения к степени влюбленности Вадима. И даже к его щедрости. Все это говорило лишь об одном: Вадим любил заботиться о других, это доставляло ему удовольствие… Мне вдруг стало жаль его… Из денег, оставленных Вадимом, я взяла пятьсот долларов. Прежде, чем отправиться по магазинам, я позвонила Феликсу и назначила ему встречу в кафе «Цитрус» на Маяковской. Я знала, что здесь любили встречаться Алена и ее подруги. Мне было приятно сознавать, что я иду ее дорожками, пью кофе там, где любит его пить она, сплю с тем, кого любит она… — Кафе не из дешевых, — заметил Феликс, усаживаясь напротив меня на черно-белом диванчике, окрашенном под зебру. — Я тебя пригласила — я заплачу, — ответила я и, улыбнувшись, рассказала ему все. Феликс слушал внимательно. В отличие от Феликса из моего сна он не проронил ни слезинки. Наоборот — мягко улыбался, как учитель, принимающий экзамен у лучшего ученика и радующийся правильному ответу. — Надеюсь, ты не взяла все деньги? — Конечно, нет. — Долларов пятьсот, не больше? — Ровно пятьсот. — Умница, — кивнул он. — Ты сама хоть понимаешь, какая ты умница? — Не-а. Мозгов не хватает. Феликс улыбнулся моей шутке и принялся за салат из морепродуктов. — Слушай, а дальше что? — Дальше — больше. — Я имею в виду не деньги. — Я — тоже. Во всяком случае, не только деньги… Будь умна и осторожна. Легка. Разнообразна. — Разнообразна? — переспросила я. — В смысле, в постели? Феликс вдруг рассмеялся: — Ты удивишься, но это как раз не обязательно… Для этого есть другая категория барышень… А ты — для того, чтобы он любил тебя… Так что поражай его многогранностью характера, а не… — он не стал продолжать, полагаясь на мою понятливость, и спросил: — А как он, кстати, в постели? — Феликс… — растерянно протянула я. — Все нормально. Какая тебе разница? — Просто интересно, — он пожал плечами. — У тебя появились секреты от меня? — Это не секрет… Но… Но мне не хотелось болтать об этом — вдруг потом мне будет стыдно смотреть на Вадима? — Я не умею рассказывать о таких вещах… — закончила я. — Все в порядке, я же сказала… Он… Я вспомнила, с какой нежностью Вадим обнимал меня, и замолчала, твердо решив, что не стану рассказывать об этом Феликсу. В конце концов это были детали, и они принадлежали только мне. — На самом деле, я не знаю, как он ко мне относится… — сказала я, мягко меняя тему. — Надолго ли это… Серьезно или нет… Не знаю. — А ты не торопись. Мы все узнаем со временем… — От Зины?.. — Конечно. Она — наша рука на пульсе. Понять, как Вадим относится к тебе, можно только по реакциям его жены. — Ты перескажешь мне все, что узнаешь от Зины, ладно? — Разумеется. У меня нет от тебя секретов, — заметил Феликс. — У меня тоже нет… — Надеюсь. — Он внимательно посмотрел мне в глаза. Я этот взгляд выдержала. В нашем совместном предприятии начинался сложный период. Благодаря Феликсу мы ощутимо продвинулись вперед, но вместе с тем — оторвались друг от друга. Его советы по-прежнему были ценны, но уже не он определял расклад сил, не он находился в эпицентре событий и правил бал… Слишком многое теперь зависело от меня… Мы оба понимали, что может наступить момент, когда Феликс окажется лишним и мне захочется избавиться от него. Он знал, что достаточно обезопасил себя на этот случай. Так же, как знала и я, что, соверши я попытку оторваться от своего учителя, все мои достижения окажутся под угрозой. Все-таки я была хорошей ученицей. Я выдержала его взгляд, давая понять, что нашему сотрудничеству ничего не грозит. — А вот и кофе, — сказал Феликс и принялся за эспрессо. — Не боишься, что Алена с подругами придет сюда? — спросил он, улыбаясь. — Нет, — ответила я. — Мне даже интересно посмотреть на них. — Помнишь, Катя просила в ресторане о помощи? — Да! — Похоже, Вадим ей помог. Она будет делать женское ток-шоу. Без подстав. — Что это значит? — Участницы будут настоящими — не актрисы. — Это хорошо или плохо? — спросила я. — По-моему, глупо. Реальные люди не слишком управляемы. Я бы на ее месте не стал иметь дела со стихией. — Ты любишь управляемых, я знаю, — заметила я. Он усмехнулся моему намеку: — Называй, как хочешь… Но если говорить точнее, предпочитаю вдумчивых актеров, которые способны выучить текст, понять сверхзадачу и быть органичными. Это я о ток-шоу. — Я поняла… Феликс отправился со мной по магазинам. Цель поездки — купить пару недорогих, но достойных вещей — была достигнута через полтора часа. Помимо брючного костюма Феликс посоветовал купить скромный, без излишеств пеньюар, объяснив мне, что это как раз та вещь, которую, в отличие от костюма, вполне уместно оставить в квартире. Пеньюар был мил, тонок, изящен — ненавязчивое напоминание обо мне, если вдруг такое понадобится. После кафе и всех покупок у меня оставалось двести долларов. — Кстати, — сказал Феликс, — у меня кончаются деньги… Я молча протянула ему двести долларов. Он вытянул одну бумажку, заметив: — Все не надо. Это верни Вадиму. — Для него сто долларов… — Как для меня три рубля, — закончил Феликс. — Знаю. Но я ведь стараюсь не для него, а для тебя… Это плюс, понимаешь?.. Отсутствие интереса к его деньгам. — Да. — Только не клади их назад. А отдай ему в руки. Так я и сделала, вызвав вспышку нежности у Вадима. В тот вечер он задержался и уехал гораздо позже, чем накануне, взяв с меня обещание остаться ночевать. Я не стала звонить Феликсу, не стала никуда ездить. Весь день я провела одна, воображая себя хозяйкой этой роскошной квартиры. Одну из комнат я назначила детской, мысленно расставила в ней мебель для Сережки, собралась наполнить ее мягкими игрушками, но вовремя спохватилась, что мягкие игрушки — это развлечение Алены, оно будет напоминать Вадиму о главном доме, и решила ограничиться компьютером для сына… Конечно, это была игра — игра в то, как мы живем с ним вместе, но я уже знала, как много может изменить энергетика желаний. Мне очень не хватало Сережки, очень! И еще мне недоставало моих записок, они лежали где-то в недрах издательства вместе с рукописью Феликса. Конечно, я могла бы выйти и купить бумагу, ручку, но писать мои записки в квартире Вадима было небезопасно. Каждый день приходила прислуга. Каждый вечер здесь бывал Вадим. Мне приходилось ограничиваться лишь внутренними записями, если такие бывают. Я слонялась по квартире и рассказывала самой себе обо всем, что происходило, и о том, что могло бы происходить. Воображала, как Вадим, выйдя из банка, садится в свой джип, бросает водителю: — На квартиру. — И джип летит по вечерней Москве. Наверное, он позвонил Алене — предупредить, что задержится. Сказал ей что-нибудь вроде: — Неожиданно возникли дела… Я представила себе, как Алена сидела за столом. Дети ужинали, Зина подавала горячее. — Хорошо, дорогой… — сказала Алена в трубку. — Зина оставит твой ужин в микроволновке… — Не надо… Я перехвачу что-нибудь в ресторане… — Да. Так будет лучше… Целую тебя, дорогой. Пока. Алена беззвучно положила трубку радиотелефона на стол. На нее вопросительно смотрела Настя. — Папа занят… — пояснила Алена свой телефонный разговор. — Почему ты не спросила, чем? Только так могла отреагировать Настя, которая, судя по рассказам Зины, была резкой девчонкой, любившей делать неожиданные заявления и задавать неудобные вопросы. Алена растерянно помолчала, а потом сказала строго: — Настя!.. Почему я должна спрашивать?.. Наверняка Алена вышла из-за стола. Как еще она, воспитанная, цивилизованная женщина, могла среагировать на неприятное замечание?.. Наверняка она ушла к себе. И — я надеюсь — ей стало тревожно и не по себе… Когда приехал Вадим, я лежала в новом пеньюаре на кровати, свернувшись калачиком. Конечно, я не спала. Я знала, что со стороны была трогательной и беззащитной, и хотела, чтобы Вадим тоже увидел это. Войдя в спальню, он постоял у порога, потом подошел к кровати — я слышала его шаги. Он положил что-то рядом со мной на подушку, снова замер, а потом его рука осторожно тронула меня за плечо. Я открыла глаза и увидела улыбающееся лицо Вадима. — Привет, — прошептал он. — Ты уже не одна. — Вижу… — сонно ответила я и, обхватив руками его шею, потянула Вадима к себе. Он поцеловал меня, и я почувствовала, как он соскучился. Потом он сказал: — Нас трое. — Трое?! — повторила я, не в силах сдержать испуга. Я резко поднялась, зачем-то оглянулась на дверь, не в силах понять, кто третий. Вадим улыбнулся: — Сюда посмотри, — и кивнул на подушку. Там лежала какая-то коробка. — О господи… Что это? — Ноутбук. — Что? — Компьютер, — пояснил Вадим. — Он твой. — Мой?! Вадим сел рядом со мною на кровать, протянул мне коробку. — Господи, какая красота!.. — выдохнула я и коротко взглянула на Вадима, испугавшись, что моя искренняя реакция вдруг насторожила его. Но, кажется, все было в порядке. Вадим, улыбаясь, открывал ноутбук. — Наверное, он дорогой? — спросила я. — Не думай об этом… Умеешь им пользоваться? — Нет… Вадим включил компьютер. — Будем учиться?.. — Будем. — Вот это мышка, она движет курсор… Видишь?.. Попробуй… Я дотронулась до полированного шарика. Курсор начал беспорядочно носиться по монитору. Меня охватил почти детский восторг. — Хорошо… — похвалил меня Вадим. — Поставь курсор на слово «пуск», щелкни левой кнопкой… Теперь — на слово «программы»… Умница… Microsoft word… — Что это?.. Вадим потянулся через мое плечо, показал на мониторе нужную строчку. — А теперь что?.. — А теперь открылась нужная программа… Пиши… — Что писать?.. — Что ты хочешь… Я невольно улыбнулась: если бы он знал, что именно я хочу писать!.. Если бы он прочел о моей встрече с Аленой, об уроках Феликса, о нашем знакомстве в ресторане… Что бы он сделал, интересно?.. Ударил бы меня? Убил?.. Я искоса взглянула на его улыбающееся лицо… Конечно, нет. Просто отвернулся бы брезгливо, и больше я не увидела бы его… — Ну, пиши… — напомнил Вадим, и я почувствовала его горячую ладонь на своем плече. С трудом выискивая буквы на клавиатуре, я написала: «Хочу тебя». — Сохрани… — хрипло сказал Вадим. — Как?.. Научи… — Файл… Сохранить… Нажав на нужные клавиши, Вадим положил компьютер на край кровати, развернул меня к себе… — А компьютер?.. — Он никому ничего не расскажет… — прошептал Вадим, заставляя меня опуститься на кровать. — Но там все написано… давай сотрем… — Мы поставим его на пароль… И никто, кроме нас… Никто не сможет прочесть… Я отвечала на поцелуи Вадима, помогала ему избавиться от одежды, но все время — мой взгляд падал на маленький компьютер со светящимся экраном, на котором было написано «хочу тебя». У компьютера может быть пароль! Это надежнее любого замка… — Ты меня научишь ставить пароль?.. — прошептала я, всем телом прижимаясь к Вадиму. — Да… Какой у нас будет пароль?.. — Вадим… За окном спальни начался дождь. Он становился все сильнее, бил по металлическому карнизу все громче… Все следующие дни я сидела у компьютера, обложившись справочниками пользователя. В сущности, это оказалось не так уж сложно: научиться входить в редакторскую программу, создавать документы, присваивать им имена, сохранять написанное, ставить на пароль документ или весь компьютер… Разумеется, в качестве пароля я не могла выбрать «Вадим», как обещала. Меньше всего я хотела, чтобы он когда-нибудь прочел мои записи. Не годилось для этого и мое имя. Если Вадим захочет прочесть то, что я пишу, оно придет ему в голову сразу после того, как компьютер не откроется на его собственное. Я задумалась: какой выбрать пароль?.. Сережа? Нет. Он здесь ни при чем — маленький, ясноглазый, такой беззащитный — я не должна впутывать его в эту историю. А то, что она затеяна ради него, никак не должно его касаться… Москва? Глупо… Рабочий поселок — ну, уж нет… Алена?.. Да, пожалуй. В этом имени для меня сошлось все: и Москва, и Рабочий поселок, и мои мечты, любовь и ненависть… Я набрала на клавиатуре «Алена», в окне на экране возникли звездочки. Нажав на «ОК», я отправила свой пароль в долгую память компьютера. После чего взялась за свои записки. Не надеясь на то, что когда-нибудь увижу свои рукописные дневники, я начала все сначала: «Я родилась красивой, но бог знает где. В ужасной дыре, которая называлась „Рабочий поселок“. Я сделала удивительное открытие: если начинаешь писать, наперед зная, что произойдет дальше, к тебе приходят другие слова, иное понимание событий, новый взгляд на детали. Теперь мне казалось очевидным, что именно моя первая встреча с Вадимом, когда я смотрела на него издалека, стоя на улице дачного поселка, определила дальнейший ход событий. Он уже тогда понравился мне. Но влияние на меня Алены, мое ожидание встречи с ней были слишком сильны, я не видела, не понимала подсказок судьбы. Так же, как не поняла истинной подоплеки своей тяги к Феликсу: причина была лишь в том, что меня и Феликса объединял Вадим… Вадим появлялся лишь вечерами — у меня было немало времени для работы. Я быстро и с удовольствием восстановила свои записи, а затем продолжила их. Раз в неделю я встречалась с Феликсом. Обычно это происходило на следующий день после выходного дня Зины. Мы сидели в «Цитрусе», и я с жадностью слушала новости о жизни в доме Алены. Далеко не вся информация казалась мне заслуживающей внимания, но по опыту восстановленных дневников я уже знала, что невозможно угадать наперед, что на самом деле важно, а что — нет. И, на всякий случай, записывала все, что узнавала от Феликса. Вадим все реже бывал дома, приезжал все позднее. Уложив детей спать, Алена дожидалась его, чтобы разделить с ним ужин, разогретый в микроволновой печи. Но он все чаще отказывался от ужина, ссылаясь на то, что перекусил в городе. Алена молчала, не задавала никаких вопросов — во всяком случае, Зина не слышала, чтобы хозяева выясняли отношения. По ее словам, в доме возникло напряжение. Оно исходило от Алены и было скорее не напряжением, а загнанным глубоко в себя страхом. Алена словно оцепенела. Она оставалась такой же ровной и спокойной внешне. Не повышала голоса. Но это была уже не та Алена. Однажды после очередного вечернего звонка Вадима она вошла в кухню и, постояв молча, рассеянно глядя на Зину, сказала: — Вы можете достать ужин Вадима Григорьевича из микроволновки. Он будет поздно. Зина молча выполнила указание и, оглянувшись, обнаружила, что Алена по-прежнему стоит в дверях, глядя прямо перед собой и никуда конкретно. — Зина, — словно очнувшись, проговорила Алена. — Хотите коньяку? Зина вздрогнула — представляю, каково было ей, державшей фляжку под матрасом, услышать о своем любимом напитке. — Я не пью коньяк, — поспешно и, наверное, неубедительно возразила Зина. — Ну, тогда — сухое вино… Хотите?.. — Я… Я даже не знаю… — растерянно пробормотала Зина. — А вы попробуйте… Моя подруга Катя говорит, что от сухого вина можно воспарить… Хотите воспарить? — и Алена улыбнулась. Как однажды «воспарила» Катя, Зина помнила. С ее точки зрения, Кате только казалось, что она парит где-то там, в небесах, внешне же это выглядело гораздо прозаичнее: шальная вздорная женщина, перебравшая спиртного. Будучи медицинским работником, не только в прошлом, но и по сути, Зина гордилась своим умением пить в меру и всегда держаться на ногах. Бедняжке не приходило в голову, что она, постоянно находившаяся под градусом, тоже странно выглядела со стороны: напряженная, деревянная, тяжелая. Алена налила вино в бокалы. Зина взяла свой и выпила залпом. Для ее привычки к коньяку предложенный напиток был слишком слаб. — Понравилось? — спросила Алена. — Да, Елена Викторовна. — Хотите еще? — Да, Елена Викторовна. Второй бокал вкупе с первым по ощущениям равнялся рюмке коньяку. На душе у Зины потеплело. Она вгляделась в лицо хозяйки — бледное, потерянное, воплощение одиночества — и ей захотелось сказать что-нибудь ободряющее Алене. И она сказала: — Елена Викторовна, у меня завтра выходной. Хотите, я останусь? — Зачем? — не поняла Алена. — Побуду с вами. Чтобы вам не было так одиноко. Алена помолчала. Осторожно поставила бокал на стеклянный столик. А потом проговорила: — Но я не нуждаюсь в этом, Зина… Кто вам сказал, что я чувствую себя одинокой?.. Она холодно посмотрела на Зину. Та внутренне сжалась и не посмела ответить, хотя обеим было очевидно, кто сказал об одиночестве Алены. Она сама. Своим предложением выпить с прислугой. Алена поднялась, тем самым предлагая Зине сделать то же самое. Помедлив, Зина встала. Она понимала, что ляпнула не то, что надо срочно исправить сказанное, но найти слова, точно расставить их и произнести вслух — это было выше ее сил и возможностей. — Извините, Елена Викторовна, — пробормотала Зина и удалилась, стараясь не стучать каблуками, но оттого стуча ими сильнее, чем обычно. В последующие дни Алена была по-прежнему ровна, держала с Зиной обычную дистанцию. Ничто не напоминало об их неудачном фуршете. Но и выпить вина Алена ей больше не предлагала. Помимо неудачной беседы с хозяйкой, Зину постигла еще одна неприятность. Это случилось в конце августа. Школьные каникулы еще не кончились, и потому Настя — человек, которого в этом доме Зина боялась больше других, — бесцельно шаталась по дому. Алена увезла Петю в парикмахерскую, Вадим, разумеется, отсутствовал. Настя и Зина были вдвоем. Зина возилась в гостиной, стирая невидимую пыль с каминной доски, когда Настя, остановившись на пороге, вдруг спросила: — Зина, а хотите коньячку? Зина замерла, потом ответила своей коронной фразой: — Я не пью коньяк. — Пьете, — уверенно возразила девчонка. Зина оглянулась, вгляделась в ее глаза и все поняла: — Ты рылась в моих вещах? — Да, — кивнула та, улыбаясь. Зина беспомощно развела руками и спросила: — Тебе не стыдно? — Нет. От этой спокойной, непрошибаемой наглости Зина окончательно растерялась. Она стояла перед пятнадцатилетней соплячкой и теребила тряпку в руках, как какая-нибудь благовоспитанная девица — платочек. — Вы ведь шпионите за нами… — между тем, пояснила Настя. — Я видела ваш блокнотик, там все записано. Про учебники психологии, которые читает мама… Про то, что папа редко бывает дома, а мама переживает.*. Про то, что я курю в библиотеке… Про то, что у мамы нет детских фотографий… Это было пострашнее, чем коньяк… Зина обреченно опустилась на стул. А Настя, стоя над ней и радостно улыбаясь, продолжала: — Там было еще одно слово: «скучно»… Это что — про наш дом? — Да… — выдохнула Зина, понимая, что отпираться и увиливать бесполезно. Настя среагировала неожиданно. Она кивнула и заметила: — Вообще-то правильно… Скучно… Некоторое время обе молчали. — Вы кому-то сообщаете сведения о нас? — подала голос Настя. Зина подняла голову и увидела серьезный взгляд девчонки. — Сообщаете? — Нет… — Папиным врагам? — настаивала Настя. Зина слабо улыбнулась: — Ну, зачем врагам такие сведения?.. Зачем врагам твоего отца знать, что ты куришь? Настя пожала плечами: — Тогда зачем записывать?.. — Я не знаю… — вздохнула Зина. — Я не знаю, как это объяснить… Я просто записываю все, что вижу… все, что приходит мне в голову… — Может быть, вы — алкоголичка? — предположила Настя. И Зина согласилась почти обрадовано: — Может быть! Да. Наверное, да… Бедняжке легче было признать себя алкоголичкой, чем подставить Феликса. Хотя настоящее объяснение — мол, собираю материал для одного писателя — было вполне невинно. — Странно, — заметила я, сидя с Феликсом в кафе «Цитрус», — почему она так и не сказала?.. В этом же нет никакого криминала. Ну, материал. Ну, писатель. Ну, и что? Феликс снисходительно улыбнулся: — Ты не поверишь, но на свете еще есть любящие и преданные женщины. — Это ты про Зину? — Ну, не про тебя же!.. — он коротко засмеялся. — Она ни за что не допустит, чтобы у меня были неприятности… — Ну, какие тут могут быть неприятности? Писатель может пользоваться любым материалом… — Да. Но представь, что девчонка скажет об этом отцу. Тот поймет, что его личная жизнь может вылезти наружу. У него в банке есть служба безопасности… Ну, и так далее… — Служба безопасности — это головорезы? — Не обязательно. Это люди, владеющие информацией, умеющие собирать ее… — Интересно, — задумалась я. — А Вадим не мог поручить им собрать информацию обо мне?.. Феликс откинулся на спинку дивана и, скрестив руки на груди, с интересом посмотрел на меня: — Боишься? — Боюсь… Зачем ему знать, что мы с Аленой из одного поселка?.. Что у меня муж — кретин… Что я жила в дерьме… Зачем?.. — В общем, не за чем. Это подпортит твой светлый образ, — улыбаясь, заметил Феликс. И я не поняла, чего было больше в его интонации: согласия или угрозы — на будущее, если вдруг возникнет ситуация, когда ему понадобится шантажировать меня. Смешно — Настя тоже занималась шантажом. Она, как выяснилось, и не думала сообщать о своих открытиях родителям. Ее интересовало другое. — Ладно. Я вас не выдам, — заявила она Зине. — Но за это… — она выдержала паузу (совсем как Феликс!). — Что? — спросила Зина. — За это вы будете меня выводить. — Как — выводить? — Ну, из дома, — пояснила девчонка. — Меня одну не выпускают. Поэтому вы будете придумывать, что идете на рынок или еще куда-нибудь, и брать меня с собой. — А ты что будешь делать? — осторожно спросила Зина и тут же нарвалась на улыбку Насти — пугающую и лучезарную. — А вот этого я вам не скажу! — засмеялась девчонка. — А то вы в свой блокнотик запишете… А кто-нибудь блокнотик найдет… И прочитает… Зина — то ли оттого, что смех Насти оказался заразителен, то ли от изумления перед ее наглостью — вдруг тоже засмеялась… Настя удивленно подняла брови. И это насмешило Зину еще больше. Она зажала рот руками, безуспешно пытаясь унять хохот. На глазах выступили слезы. Настя смотрела на нее серьезно, даже озабоченно. — Зина, — позвала она. Но та не в силах была отозваться, занятая борьбой с собственной истерикой. — Может, коньячку?.. — спросила Настя. Зина качнула головой, заливаясь смехом и слезами. И Настя предпочла удалиться, бросив на ходу: — Ладно. Но мы договорились. Да? — Да… — с трудом выдавила Зина. Наконец, справившись со смехом, Зина отдалась слезам. Она плакала от безысходности и страха. Страха, что ее разоблачат… что Феликс бросит… что она останется одна, без работы, без денег… — Бедняжка, — заметила я. — Ну, не всем же быть такими сильными и независимыми, — отозвался Феликс. — Как ты — я имею в виду. Я с трудом сдержала ярость: — Не надо говорить о моей независимости, — попросила я. — Почему?.. — весело удивился Феликс. — Ты прекрасно знаешь!.. Все в руках Вадима… Стоит только ему поинтересоваться моим прошлым… — В твоем прошлом нет ничего страшного. — Да. Только оно не соответствует моим рассказам о себе… — Надеюсь, он не станет в этом копаться, — спокойно сказал Феликс. — Во всяком случае, это зависит от двух вещей… Во-первых, от степени его доверия к тебе… А во-вторых… Он выдержал паузу. Я — тоже. — Видишь ли… Если романы на стороне случаются у него регулярно, тогда, конечно, его молодцы собирают информацию «на автомате». Если же это впервые, то вряд ли… Вряд ли вообще это придет ему в голову… — Феликс внимательно посмотрел на меня: — Как ты думаешь? Впервые или нет?.. — Не знаю… Конечно, я знала что впервые, по крайней мере чувствовала, что это так. Но мои ощущения основывались на слишком интимных вещах, мне не хотелось рассказывать об этом Феликсу. — Что-то подсказывает мне что впервые, — сказал Феликс. — Не знаю… — упрямо повторила я. Когда я буду вспоминать об этом периоде своей жизни, в памяти первым делом всплывут утренние часы. Это было самое счастливое время. Я сидела перед компьютером (моим собственным!). Вадима не было, но я знала, что он приедет вечером. Я ждала этой встречи, желала ее и, зная, что она состоится, принадлежала только себе. Вадим звонил мне с работы. Каждое утро. — Привет! Как ты?.. — Общаюсь с компьютером. — Получается? — Не очень… — лгала я. — Почему? — Я скучаю… — Я тоже. Приеду вечером. Мне нравились эти утренние разговоры ни о чем. Они давали мне ощущение стабильности, отлаженности жизненных механизмов. Этого мне всегда не хватало — взамен я имела лишь обреченность и беспросветную тоску. Поговорив с Вадимом, я принималась за свои литературные опыты, увлекаясь настолько, что забывала поесть. Иногда спохватывалась за несколько минут до приезда Вадима и едва успевала закрыть компьютер прежде, чем он входил в квартиру. Однажды Вадим приехал неожиданно для меня — днем. Он был доволен чем-то, весь светился. Стремительно подошел ко мне, обнял, не обращая внимания на присутствие охранника. Тот, впрочем, тут же ретировался. — Сегодня у меня хороший день… — объявил Вадим. — Вижу. — Я заключил шикарный контракт. Я заставила себя улыбнуться. Но внутри у меня словно натянулась струна. Прямо передо мной стоял открытый компьютер, на его экране светился записанный мною слово в слово наш утренний разговор с Вадимом. Стоило ему только бросить взгляд, как он сразу бы узнал его. — Сейчас мы закажем кучу вкуснятины… — сказал Вадим и выпрямился, снимая плащ. — Выпьем вина… Он шагнул к вешалке, а я молниеносно захлопнула крышку ноутбука. Умная машина трижды тревожно пискнула, давая знать, что ее выключили не по правилам. Вадим оглянулся, посмотрел на меня почти удивленно. — Сохранила? — спросил он. — Что? — почти беззвучно отозвалась я. — Ты выключила компьютер, не сохранив написанное… Не зная, что ответить, я посмотрела на компьютер, словно впервые увидела его, пожала плечами. — Ну… просто я… «Просто я сейчас погибну… — пронеслось у меня в голове. — Он заподозрит что-то…» — Чего ты боишься? — мягко спросил Вадим, подходя ко мне. — Что я прочту?.. Но ведь ты просила этого не делать… Я обещал… Разве моего слова недостаточно? Он смотрел мне в глаза так спокойно и ласково, что я не выдержала: обняла его, спрятав лицо на его плече. — Достаточно! — выдохнула я. — Конечно, достаточно… Просто я очень стесняюсь… Я боюсь, что все, что я пишу, глупость… И ты будешь смеяться надо мной… — Я никогда не буду над тобой смеяться, — пообещал он. — Правда? — Конечно… Ты покажешь мне свои рассказы?.. — Да, — пообещала я. — Только не сейчас. Не сразу. Сначала я хочу довести работу до конца. — Правильно, — засмеялся Вадим. — Дуракам полработы не показывают… Через час, когда прибыл гонец из японского ресторана с экзотическими угощениями в коробках, мы с Вадимом уже были голодны, как волки. Расположившись в гостиной, мы кормили друг друга ролами и суши, соревнуясь в ловкости владения палочками. — Так странно, — сказала я. — Еще день, а ты здесь… Не привычно… — Я специально заехал отпраздновать с тобой. — Ты уедешь? — Да. У меня еще пара дел. Я вздрогнула: такими словами, наверное, он объясняет свое отсутствие Алене. — Но потом я приеду… — улыбнувшись, сказал Вадим. — Если, конечно, ты этого хочешь… Хочешь? — А как ты думаешь? — тоже улыбнулась я. Он уехал и через несколько часов действительно вернулся. Спустя время я узнала подробности того вечера. Вадим появился в загородном доме. Первой его заметила Зина, поливавшая цветы на подоконнике. Удивившись столь раннему приезду хозяина, Зина оглянулась на Алену, сидевшую в гостиной у камина с учебником по психологии в руках. Услышав, как хлопнула дверь, Алена поспешно поднялась и вышла из гостиной навстречу мужу. Он, не заметив ее, торопливо прошел мимо — к лестнице. Алена беспомощно взглянула на Зину, и та поспешила отвернуться, понимая, что в такой ситуации свидетель никому не нужен. — Вадим! — позвала Алена и подошла к лестнице, глядя на мужа снизу вверх. Он остановился, словно запнулся, тяжело повернулся к ней. — Привет… — Привет… Повисла пауза, которую через несколько долгих мгновений нарушил Вадим. — Где дети? — спросил он. — В бассейне… Он кивнул и сказал: — Я заехал переодеться… — Ты не будешь ужинать?.. — Нет, я не голоден… И потом — я спешу… Поем где-нибудь в городе… Ладно? — Ладно… — как эхо, отозвалась Алена. Вадим, получивший согласие жены, поднялся наверх. Алена снова оглянулась на Зину. — Я закончила, — зачем-то пробормотала Зина и торопливо ушла на кухню, прижимая к груди лейку с остатками воды. Сквозь застекленные двери кухни она видела Алену. Видела, как та постояла неподвижно посреди огромной прихожей, потом подошла к зеркалу. Стиснув пальцы, она смотрела на свое отражение. — Господи!.. — тихо сказала она, и Зина замерла, боясь пропустить хоть слово. — Все хорошо… Все очень хорошо… Я красивая… Я безумно красивая… У меня прекрасная семья… Я счастлива… Послышались шаги. Зина вздрогнула. Вздрогнула и Алена. Она отошла от зеркала, глядя на лестницу, по которой спускался Вадим. На нем вместо делового костюма были джинсы и свитер. Увидев Алену, он замедлил шаг, ожидая вопросов или каких-то слов. Но Алена молчала, только смотрела на него… Зине вдруг показалось, что после сеанса самовнушения, невольным свидетелем которого она оказалась, Алена и в самом деле была на удивление красива. — Ты сегодня замечательно выглядишь… — вдруг сказал Вадим, обращаясь к Алене, и, помолчав, добавил: — Правда. — Спасибо, дорогой, — отозвалась Алена. Она по-прежнему стояла, не двигаясь, словно ждала чего-то. Помедлив, Вадим снял с вешалки свою куртку, махнул Алене: — Пока, — и ушел. Алена подошла к лестнице и тяжело опустилась на ступеньки. Она уже не была красива, лицо не светилось, как несколько минут назад, больше не светилось. Потом Зина сказала Феликсу, что ей стало больно — больно за Алену. — А тебе? — спросил меня Феликс. — Что — мне? — Тебе не жаль бедную женщину? — улыбнулся он. Я помолчала, а потом спросила: — Знаешь, чем ты хорош? Феликс шевельнул бровью, с иронией глядя на меня. — О, как мы научились разговаривать… — процедил он. — Учились и научились, — ответила я. — Ты хорош тем, что мне рядом с тобой не надо прикидываться… Мне не жаль Алену. Понятно? Ей плохо — вот и прекрасно. Она заслужила этого. — Ты тоже однажды можешь оказаться на ее месте, — заметил Феликс. — Значит, туда мне и дорога. Мне в самом деле не было жаль ее. Теперь она представлялась мне каким-то искусственно созданным существом, функцией, сводом правил, представлений о жизни и штампов, торжествующих над действительностью… В конце концов, страдания могли очеловечить ее… Ее муж уже через час был со мной… Мы провели один из самых упоительных вечеров в моей и, кажется, в его жизни. Сочувствие Зины, которое она испытывала по отношению к Алене, неожиданно принесло результат, который даже мудрый Феликс не мог предусмотреть. Зина взбунтовалась. Феликс не был взбешен, пересказывая мне эту новость (Зина не могла вызвать у него столь сильных чувств), но раздражен, безусловно, был. А случилось следующее. В один из вечеров Алена вошла в кухню и дала Зине распоряжение, ставшее уже привычным: — Зина, вы можете достать ужин Вадима Григорьевича из микроволновки. Он будет поздно. Привычно кивнув, Зина открыла микроволновку и достала тарелку. — Вам понравилось вино? — вдруг спросила Алена. Зина оглянулась на нее, испуганно помолчала. — Да, Елена Викторовна… — выдохнула она. Зина боялась, что опять скажет лишнее, сморозит что-нибудь, как любит говорить моя мама. Но, как ни странно, она интуитивно вырулила на верную тему. Зина стала говорить о себе и о своих проблемах. Разумеется, все ее проблемы касались Феликса. Она, потупившись, смотрела на свой бокал, с трудом подбирая слова. — Мне стыдно об этом говорить, Елена Викторовна… — Меня вы можете не стыдиться… — подбодрила ее Алена. — Понимаете… Мы с мужем… — Зина запнулась, но продолжила: — У нас странные отношения… — Странные?.. — Ну… необычные… — Та-ак… — заинтересованно проговорила Алена. Зина с тревогой посмотрела на нее: — Это плохо? — Я этого не говорила!.. Оживление Алены, как я понимаю, было связано с тем, что она хотя бы ненадолго отвлеклась от своих проблем, наткнувшись на чужие, схожие с ее собственными, но все-таки чужие. Их она могла обсуждать, о них могла спокойно говорить, тем самым косвенно разбираясь и в себе. Это был своего рода самоанализ. — Понимаете, он меня… — с трудом говорила Зина. — Он хорошо ко мне относится… да! Но… он не любит бывать со мною дома… где угодно, но только не дома… не в постели… Зина умолкла и вопросительно посмотрела на Алену. — Я поняла… — мягко сказала та. — Это плохо, Елена Викторовна? Алена улыбнулась: — Это не хорошо и не плохо. Это — так. Все зависит от вашего отношения… Вам самой это нравится?.. — Он так хочет… — А вы?.. — Не знаю… — Зина тяжело вздохнула. — Я просто хочу понять, что это значит… Я даже посмотрела в ваших учебниках… Но там про это нет… — Скажите, а когда ваш муж ест, он пользуется ножом и вилкой? — спросила Алена. — Или руками? Или, может быть, китайскими палочками? Зина помолчала, с удивлением вдумываясь в вопрос, и ответила: — — А спит он как? На кровати? Или на полу? На подоконнике? В шкафу? — На кровати… — недоуменно улыбнувшись, ответила Зина. — Значит, необычен он только в одном вопросе? — Что?.. — Я говорю: ваш муж необычен только в одном вопросе? Или нет? Зина надолго замолчала. Глоток за глотком она выпила весь бокал прежде, чем произнесла: — Наверное, да… — Вы не пробовали спросить его, почему?.. — Нет… — Но хотели бы спросить, если искали ответ в учебнике?.. — Да… Наверное… — согласилась Зина. — Но… Я боюсь… — Боитесь?.. — вздрогнув, повторила Алена и спросила почему-то шепотом: — Чего?.. Чего вы боитесь?.. — Боюсь, что он скажет правду… Они обе разом замолчали. Смотрели друг на друга и молчали, думая о схожих проблемах. Тишину в гостиной взорвал голос Насти: — А что это вы здесь делаете?.. Алена и Зина одновременно вздрогнули. Настя в ночной рубашке стояла на пороге гостиной. — Настя, в чем дело? — спросила Алена. — Уже первый час, а ты не спишь!.. — Просто хотела спросить… — Ну, хорошо. Спрашивай… — Папа приехал? — Нет… — ответила Алена и добавила: — Он занят. — В первом часу ночи? — уточнила Настя. — Бывает и так… Иди к себе. — Я вам мешаю?.. — звонко спросила Настя. — Мы с Зиной разговариваем… — О-о!.. — лучезарно улыбнулась Настя. — Это круто! Метнув в сторону Зины недобрый взгляд блестевших глаз, Настя развернулась и ушла. — Простите, Елена Викторовна… — помолчав, пробормотала Зина. — Уже поздно… Я вас заболтала… — Она поднялась, поставила бутылку вина на место — в бар. — Спокойной ночи… — сказала она, уходя. — Спокойной ночи, Зина… Алена осталась в гостиной — одна со своими чувствами, со своими страхами. Рушился целый мир, который она строила, как старательная ученица, сверяясь с учебниками, по всем правилам и инструкциям, — она не могла не чувствовать этого. Что касается Зины, я думаю, в своей комнате она не спала всю ночь и репетировала. Я не знаю точно, но почти уверена — она репетировала свои слова, обращенные к Феликсу. Иначе на другой день не случилось бы того, что случилось… У Зины был выходной. Феликс как обычно встретил ее у выезда из дачного поселка и повез в сторону парка. Он и внимания не обратил на некую скованность Зины. Она сидела рядом с ним, глядя прямо перед собой, плотно сжав губы. — И что делает твоя хозяйка? — спросил Феликс, между прочим. — Ничего… — пожала плечами Зина. — Молчит… «Здравствуй, дорогой»… «До свидания, дорогой»… — Она уже знает? — О чем? — Что у него другая женщина. — Почему?.. — строго спросила Зина. — Почему обязательно другая женщина? — Зина, не будь наивной, — улыбнулся Феликс. Зина помолчала и вдруг спросила: — Куда мы едем? — В парк. — Я не хочу в парк. — А куда? — игриво поинтересовался Феликс. — Домой. Он удивленно посмотрел на нее: — Ты что — не соскучилась по мне?.. — Я хочу домой… — повторила она, по-прежнему глядя прямо перед собой. — Ну, Зина… — поморщился Феликс. — Зачем нам домой?.. Он остановил машину неподалеку от парка, открыл дверцу и едва коснулся подошвой асфальта, как Зина закричала за его спиной: — Феликс!.. Я не пойду в парк!.. Я никуда не пойду!.. Только домой!!! Феликс оглянулся, прищурившись, посмотрел на нее. — Что за бред, Зина? — Нет!!! Не бред!!! — кричала она. — Я больше не хочу так!!! Не хочу!!! — Прекрати орать!.. — прошипел Феликс и, снова опустившись на сидение, с силой захлопнул дверцу. — Феликс… — простонала Зина. — Пожалуйста, пойми, я… — Все, — оборвал ее Феликс. — Едем домой. Ты этого хотела? Пожалуйста! — он повернул ключ в замке зажигания. — Феликс… Умоляю, не злись… — испуганно попросила Зина. Он резко повернулся к ней: — Мы не виделись целую неделю!.. А ты взяла и все испортила… — Я не хотела… — с ужасом прошептала Зина. — Пожалуйста, не сердись… Давай поедем… Куда ты хочешь… Хочешь — в парк… Хочешь — на колесо обозрения… От ее решимости не осталось и следа. Был только страх перед Феликсом. Ничего, кроме страха. — Что с тобой случилось? — поинтересовался он. — Не знаю… Я сама не знаю… Пойдем. Феликс нехотя вышел из машины, Зина вцепилась в его руку с не меньшей страстью, чем пять минут назад настаивала на сексе в домашних условиях. Они пошли к огням, которыми был расцвечен вход в парк. По дороге к колесу обозрения Зина призналась во всем: в сеансе психоанализа, проведенном хозяйкой, в том, что посмела усомниться в правоте Феликса, в том, что решила навязать ему свою волю… — Ты что — хочешь стать такой же, как твоя хозяйка? — холодно осведомился Феликс. — Нет! — Ну почему же, есть женщины, которым нравится одиночество… и независимость… Если ты из их числа, Зина, то… — Нет, Феликс! Нет! Пожалуйста, не сердись!.. В этот вечер Феликс был строг с Зиной, и бедняжка трепетала от ужаса, отдаваясь ему в кабинке колеса обозрения. — Послушай, — сказала я Феликсу. — Почему бы тебе хоть раз не заняться с ней сексом в постели?.. Колесо обозрения тоже может стать рутиной. — А постель — аттракционом, — согласился Феликс. — Все верно… Но для Зины постель значит слишком много. Аванс на будущее. Я авансов не даю. — И будущего тоже! — засмеялась я. — Вот, значит, как воспитывают глупых женщин! — Умных тоже, — ответил Феликс. — На умных, я думаю, тебе придется потратить больше сил. — Меньше, — возразил Феликс. — На то они и умные, чтобы вовремя отступить… Вопрос о его бывшей деловой партнерше, героине его рукописи, вертелся у меня на языке: какой она была, с его точки зрения, умной или глупой? Отступала она или же просто кинула его? И не потому ли он помнит ее?.. Но об этом не стоило говорить: истинные чувства Феликса были опасной зоной, я интуитивно чувствовала это. — Однако Алена не так пуста и примитивна, как ты думаешь, — заметил Феликс. — Она имеет влияние на Зину. Даже больше, чем я. — Она с ней видится чаще, чем ты. Вот и все. — Может быть… — с сомнением согласился Феликс. — И потом… Психотерапия это всего лишь набор приемов. Можно быть пустой и примитивной, но уметь пользоваться этим. Феликс заулыбался и скрестил руки на груди — так он обычно делал, когда ловил оппонента на слабости. — Тебе так хочется, чтобы Алена была пустой и примитивной? — Хочется — не хочется… Это — так. — Никогда не считай своего врага глупым. Запомнила? — Могу записать, — бросила я, чувствуя его правоту. — Не надо, — спокойно ответил Феликс. — Просто запомни. Я запомнила эти слова, как и все слова Феликса. Я уже тяготилась своим учителем, но по-прежнему все сказанное им, оставалось для меня на вес золота. Я не позволяла себе расслабляться, растворяться в своей удаче (а очень хотелось!). Я следила за каждым своим жестом, каждой улыбкой. Возможно, именно поэтому настал день, когда Вадим предложил мне окончательно переехать к нему на квартиру. — Ты не против?.. — спросил он. — Я не знаю… — не могла же я сразу дать согласие!.. Помолчав, я спросила тихо: — Это не осложнит твою жизнь? — Нет, — коротко ответил он. Уйти из квартиры Феликса, поселиться у Вадима, ослабить поводок, на котором держал меня мой учитель, — это было соблазнительно. Но я не могла не думать о том, «что будет, если…». Если Вадим разлюбит меня? Или так: если он вообще меня не любит и однажды поймет это, когда я ему просто надоем? Если я останусь одна? Что тогда я буду делать?.. Вернусь к Феликсу? Это смешно… Вернусь в Рабочий поселок? Исключено… Я долго думала и решила поступить, возможно, самым глупым образом: половинчато. Я заберу свои вещи из квартиры Феликса, но не все, решила я, и Феликс не заметит этого, а Вадим и вовсе не знает моего гардероба. Таким образом, я не поставлю точку ни в одном варианте своей дальнейшей жизни. Просчитываешься обычно в тех случаях, когда все хорошо высчитано. Так и случилось со мной. Убедившись в том, что машины Феликса возле дома нет, я поднялась в квартиру, сложила часть вещей в дорожную сумку и, закрыв за собою дверь, вздохнула с облегчением. Но едва я ступила под свод арки, как с другой стороны навстречу мне въехал автомобиль Феликса. Дав короткий сигнал, Феликс вышел из машины: — Чуть не разминулись!.. Он оглядел меня с ног до головы, взгляд задержался на сумке. — А что это у нас там? — Кое-какие вещи… — ответила я. — А-а… — понимающе кивнул Феликс. — Решила слинять… — Нет! Просто взяла несколько шмоток… — А-а… — снова кивнул он. — Решила слинять постепенно… — Господи! Феликс, никто никуда не линяет!.. Он подошел ко мне вплотную. — Ты переезжаешь к нему?.. Он тебе это предложил, да? Я, не зная, что ответить, пожала плечами. — Странная ты, Полина… — Феликс скрестил руки на груди и, прищурившись, насмешливо посмотрел на меня. — Я занимаюсь тобой, волнуюсь за тебя, болею, а ты что-то скрываешь — молчишь, как не родная… Я разозлилась. В конце концов я не принадлежу Феликсу! Почему я должна бояться его, словно он — мой хозяин?! — Тебе не кажется, что есть вещи, которые тебя не касаются?! — Таких вещей нет, — спокойно ответил Феликс. И я, к ужасу своему, почувствовала, что все-таки боюсь его. — Послушай, — сказала я, помедлив. — Он просто предложил мне… побыть у него… Он не хочет, чтобы я уезжала и приезжала… Он хочет, чтобы я всегда была на месте, под рукой… Но я не знаю, надолго ли это… — Тогда зачем тебе забирать свою одежду? — Ну, просто… для разнообразия… Это ничего не значит. — Значит, — возразил Феликс. — И очень много… Ты должна принести ношенные вещи, чтобы Вадим убедился в твоей готовности остаться с ним. И еще в том, что тебя никто и ничто не держит в твоей прошлой жизни, о которой он, в сущности, мало знает… Я заставила себя улыбнуться: — По-моему, слишком мудрено, Феликс… Я могла бы взять денег, накупить себе вещей… — Могла бы, — согласился он. — Но ты знаешь, что Вадим тоже умеет считать деньги… — Послушай! Я не собираюсь никуда от тебя линять! Не веришь — поднимись в квартиру: я забрала всего пару юбок, два свитера… — И вот это мне нравится меньше всего. — Почему? — Потому что ты пытаешься создать видимость своего присутствия… Я по-прежнему улыбалась, но внутри меня вырастал почти мистический ужас перед проницательностью этого человека. — Ты легко могла бы забрать все свое шмотье. Я за него не держусь, и мы оба знаем, что для тебя оно тоже ничего не значит… Ты могла бы сделать это при мне — объяснить все и сделать… оставить свой новый адрес, — он усмехнулся, — контактный телефон… Но ты предпочла момент, когда меня не было дома, ты предпочла устроить маскарад с оставшимися вещами… Феликс говорил спокойно и ровно, как учитель, объясняющий новый материал. Я молча смотрела в его невозмутимое лицо и с трудом боролась с желанием ударить его. — Вопрос, — проговорил он и, выдержав короткую паузу, сформулировал этот вопрос: — Почему ты поступила именно так?.. Ответ — очевиден. Я стояла перед ним, как растерявшаяся двоечница, не находя слов в свое оправдание и решимости — чтобы повернуться и уйти. Он был прав: я хотела исчезнуть, но при этом сохранить за собой возможность вернуться. Это была глупая игра. За эту глупость я и расплачивалась сейчас в полутемной продувной арке на окраине Москвы. — По-моему, это твоя мнительность, — с трудом проговорила я, — и больше ничего. — Возможно, — согласился Феликс, понимая, что уже достаточно плотно загнал меня в угол и надо дать мне передышку, чтобы я освоилась на новом месте. — Но один раз меня уже кинули. Не хочу, чтобы это произошло снова. — Кто тебя кинул?.. — спросила я, с трудом сдерживая ярость. Феликс не ответил. Но и я уже не могла остановиться: — Твоя партнерша по бизнесу?.. — спросила я, невинно глядя на него. — Поэтому ты остался ни с чем?.. Лицо Феликса мгновенно напряглось: кровь отлила от лица, взгляд стал тяжелым. — Сейчас ты заткнешься, Полина… — хрипло проговорил он. — Да? Я ответила на удар, почувствовала его боль, и мне сразу стало легче. — Я не кину тебя… — Нет? — Нет. Не бойся. Он молчал, внимательно глядя мне в глаза. — Деньги нужны? — спросила я. — Конечно. Помедлив, я раскрыла сумку, достала кошелек. — Вот, смотри. У меня двести баксов. — Я протянула Феликсу две стодолларовые купюры. — Держи. Он вытянул из моих рук одну: — Все должно быть по-братски… — и улыбнулся мне: — Да, сестра? — Спасибо, — ответила я и положила сотню назад в кошелек. — И еще, — сказал Феликс. — Телефончик оставь. — Я не хочу, чтобы ты звонил в квартиру Вадима. — Если он подойдет к телефону, я не отвечу. — Это глупо. Он сразу поймет, что звонят мне. — Или подумает, что жена его проверяет. Я не выдержала и крикнула: — Ерунда! Ты же сам говорил: не считай врага глупее себя!.. Алена никогда его не проверяет! Хотя бы потому, что в учебниках по психологии рекомендуют воздержаться от проверок! — Ты права, — неожиданно легко согласился Феликс и чмокнул меня в щеку. Я напряглась, не зная, как истолковать его отступление. В этом, безусловно, была какая-то хитрость, но какая именно я узнала потом. — Тебе что-нибудь требуется? — заботливо спросил Феликс. — Нужна моя помощь? Мгновенно сообразив, что он опять проверяет меня на лояльность, я кивнула: — Хочу съездить к сыну. Отвести его в школу. — Я готов. — Но только… — Что? — Мне нужна другая машина. Не эта. Феликс с удивлением оглядел свой автомобиль: — Не эта?.. А какая? — Красного цвета… — Именно красного? — уточнил он. — Именно красного… Понимаю, это было детское желание — въехать в свой занюханный поселок на автомобиле-мечте. Но мне так хотелось, чтобы сбылось мое желание, что даже чужой автомобиль устраивал меня. Рано утром первого сентября меня разбудил телефонный звонок. — Машина подана, — сообщил мне голос Феликса. — Красная, как ты и просила. — Феликс?! — ужаснулась я. — Откуда… Как… — Как я достал твой телефон? — весело подсказал он. — Очень просто. — Какого черта ты сюда звонишь?! Ведь мы договаривались! — Вадима нет. — А если есть?! — Утром? Исключено… Ладно, спускайся, я внизу. Теперь я поняла, почему он так легко отступил тогда, в арке — он знал все: и адрес, и номер телефона… Имиджмейкер, собиратель информации… — Не смей сюда звонить!!! — крикнула я. Через пять минут я, мрачная и разъяренная, подошла к ярко-красному автомобилю, возле которого стоял Феликс. Я не успела произнести ни слова, как Феликс вдруг ухватил меня за воротник, притянул к себе и сказал — тихо и отчетливо: — А ты — не смей орать на меня. Это ясно?.. Ясно? — повторил он, поскольку я молчала. — Нет, на сей раз ты ответишь: тебе ясно? — Ясно, — ответила я. — Садись. Всю дорогу мы ехали молча. Лишь иногда Феликс спрашивал меня о маршруте, а я коротко отвечала. Мы ненавидели друг друга и даже не трудились скрывать это. Возле указателя «Рабочий поселок» Феликс сбавил скорость и свернул на проселочную дорогу. — Помедленнее, Феликс, — попросила я. Ничего не ответив, он сбавил скорость. Машина медленно двигалась, словно плыла, по дороге. Показались крыши поселка, автобусная остановка — на ней толпились люди, наши поселковые с детьми. Я тут же узнала своего Сережку. Он стоял рядом с бабушкой, одной рукой держась за край ее кофты, другой — сжимая три астры. Сердце мое дрогнуло. — Останови!.. Автомобиль притормозил, я тут же выскочила из него: — Сережа!.. Он повернул голову, недоверчиво посмотрел на меня, словно никак не ожидал увидеть. А потом крикнул: — Мама!.. — и бросился ко мне. На секунду прильнув щекой к моему лицу, он сразу отодвинулся и, обуреваемый желанием немедленно выложить все свои новости, начал с главной: — А папа обещал отвезти меня в интернат на мотоцикле! — На машине лучше, — отозвалась я, снова притягивая его к себе. — Правда?.. К нам подошла моя мать. Тяжело взглянула не меня и тут же отвела взгляд в сторону — на поселковых, которые смотрели на нашу встречу, как зрители в летнем театре. Вернее, в осеннем — вся дорога была уже устлана желтыми листьями. — Твоя, что ль, машина? — тихо спросила мать. — Моя… — я выпрямилась. — Садись, Сереженька… Не бойся… Я отвезу его в школу, мам… Мать молча отдала Сереже портфель, и он покорно уселся в машину. Прежде, чем захлопнуть за ним дверцу, я извлекла из салона пакет, подала его матери: — Это тебе. Кофта. На пуговицах. Как ты любишь… Там в кармане — мой долг… И еще деньги… Мать, ни слова не говоря, взяла сверток, прижала его к груди обеими руками и — осторожно, вопросительно посмотрела на меня. — Видишь? Я все вернула. Как обещала… Судя по ее глазам, немой вопрос по-прежнему оставался без ответа. Помедлив, я сделала шаг к ней и обняла. — Все хорошо, мам… — шепотом сказала я и заглянула ей в лицо. — Все не так страшно… Мать, как успокоенный ребенок, прикрыла глаза и вздохнула. В машине я переодела Сережку в приличную одежду, которую купила накануне. Сережка болтал без умолку, с интересом поглядывая на дядю, сидевшего за рулем. — А почему ты едешь с нами? — наконец, не выдержал Сережка. — Потому что тоже хочу проводить тебя в школу, — ответил Феликс. — У тебя ведь сегодня праздник? —Да. — Ну, вот. А в праздник к человеку всегда приходят гости… — он улыбнулся Сережке. И за это я многое простила ему… Над входом в двухэтажное деревянное здание школы висела выгоревшая растяжка: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ИНТЕРНАТ». Под растяжкой стояла директриса, знакомая мне с детства, и сиплым голосом выкрикивала слова приветственной речи, тоже знакомой мне с детства: — Вы отдохнули за лето, набрались здоровья, а теперь с новыми силами принимайтесь за освоение школьных знаний, повышайте дисциплину… Мой сын стоял рядом со мной, держась за мою руку. Одетый во все новое, с симпатичным рюкзачком за плечами, который я привезла ему вместо огромного неуклюжего портфеля, он казался маленькой белой вороной здесь — у обшарпанного здания интерната. Ничего, уговаривала я себя, это ненадолго. Скоро я увезу Сережу с собой — в Москву. Сережа, словно услышав мои мысли, вдруг поднял голову и прошептал: — Когда ты меня заберешь? — Скоро, Сережа… И Новый год мы встретим вместе. — В «My-My»? — Где? — не поняла я. — В «Му-Му». Это кафе такое. — А ты откуда про него знаешь? — В журнале видел картинку… Я сжала его маленькую руку: — Мы встретим Новый год, где ты захочешь. — Хочу в «Му-Му»!.. — Хорошо. — Ты не забудешь? — тревожно спросил он. — Никогда. Директриса между тем продолжала выкрикивать: — Прежде чем вы переступите порог родного интерната, позвольте мне выразить благодарность руководству нашего района, которое помогло нам в ремонте сантехники, в покраске стен… Мне захотелось плакать… И я бы заплакала, наверное, если бы не возникший вдалеке и постепенно приближающийся рев мотоцикла. Сережа, привстав на цыпочки, оглянулся. — Не вертись, Сережа, — попросила я, обнимая его за плечо. — Директор говорит. Неудобно. Рев мотоцикла становился все громче. Меня передернуло. — Разрешите еще раз поздравить вас с началом нового учебного года. И добро пожаловать, ребята! — к счастью, закруглилась директриса. Грянула музыка из динамика. Школьники потянулись к школе. Я торопливо поцеловала Сережу. Меньше всего на свете мне хотелось отпускать его, но, видит бог, у меня не было другого выхода. Пока не было… — Иди, Сережа. Не бойся. Я скоро приеду. Обещаю! Он кивнул, шмыгнул носом, но все-таки удержался от слез. Сделав несколько шагов, Сережа исчез за дверью интерната. К этому моменту рев мотоцикла оборвался. Я оглянулась. По быстро пустеющему школьному двору торопливо шел Сергей. В руке у него были три астры — сестры тех, что держал в руке маленький Сережа. Он оглядывался — видимо, искал глазами нашего сына, но увидел меня. Остановился как вкопанный. Усмехнулся. Зачем-то поправил волосы и спросил небрежно: — Явилась?.. — Приехала проводить Сережу в школу. — Где он? — Уже в школе. Ты опоздал. Я обошла его и торопливо, чтобы избежать дальнейшей беседы, направилась к машине, которая ждала меня у обочины. — Ты куда? — растерянно спросил он. — Уезжаю, — на ходу кинула я. — И знаешь… Давай договоримся… Ты живешь своей жизнью. Мы с Сережей — своей. — Это как? — Оставь нас в покое… — Что значит «оставь в покое»?.. — Я скоро заберу его. В Москву. Поэтому — просто забудь о нас. Мой муж никогда не блистал умом, но сейчас, видимо, решил продемонстрировать мне чудеса тупости. Он вдруг шагнул ко мне, по-хозяйски обнял меня за плечи. — Ты чего?.. — засмеялся он. — Какая Москва?.. При этом он впился взглядом мне в губы, как герой из дешевого фильма, который нацеливается на поцелуй. Я попыталась вырваться из его объятий, но хватка была крепкой. — Отойди! — прошипела я. — От тебя бензином разит!.. Мыслительный процесс заставил его опустить руки. Я тут же воспользовалась свободой и быстро пошла к машине. Сергей рванул за мной. — Ты сбежала. Это понятно, — крикнул он на ходу. — Но Сережка-то!.. Он — мой сын! Я имею право с ним видеться! — Зачем?! Ни он тебе не нужен, ни ты ему. — Не тебе решать!.. И тут я, каюсь, сорвалась и заорала: — Тебе! Ты много ему можешь дать! Двадцать восемь мотоциклов! Канистру бензина! Что еще? Сколько у тебя денег? Рублей пятьдесят наскребешь? Прохожие оглядывались на нас. Из автомобиля вышел Феликс, вопросительно глядя на меня. — Занимайся своими железками! — я рванула дверцу машины. — Делай что хочешь!.. — Спасибо! Разрешила! — рявкнул Сергей и ударил меня по руке. — В чем дело? — спросил Феликс, распахивая передо мной дверцу. — Кто это?! — завопил мой муж. — Кто этот мужик?!! Твой любовник?! Сергей с размаху захлопнул дверцу. — Пожалуйста, осторожнее! — попросил Феликс, и тут же получил в ответ: — Заткнись, ты!.. — Раздувая ноздри, Сергей вплотную подошел ко мне: — Откуда у тебя машина?! — Ты купил и подарил!.. — крикнула я. — Отвали. Дай мне уехать! Неподалеку стояли люди, с интересом глядя на нас. Я понимала, что надо взять себя в руки, успокоиться, не кричать. Но это понимание было где-то далеко, на задворках сознания. Я втянулась в свою прежнюю жизнь, в свои привычки. Стояла перед своим мужем и орала так же надрывно, как он. — Я всегда знал, что ты шлюха!.. — Пошел ты!.. — Уезжай! Катись отсюда! И больше не появляйся! — Полинка! — вдруг раздался голос. — Милицию вызвать? Я оглянулась, и увидела бабу Валю — в мятом выцветшем плаще, поверх которого была наброшена донельзя потертая меховая накидка. В руке у бабы Вали моталась сетка с пустыми бутылками. — Не надо, баба Валя!.. — ответила я. — Сами справимся. Баба Валя ткнула в мою сторону указательным пальцем: — Валентина Федоровна!.. — сердито поправила она. — Отойдите от машины! — снова подал голос Феликс. Сергей покосился на Феликса: — Если ты еще раз здесь появишься с этим козлом, я вашу тачку в сито превращу!.. Феликс положил руку на его плечо. — Убери руку! — дико заорал Сергей, словно только этого и ждал. Помедлив, Феликс убрал руку и сказал, закипая: — Будьте любезны, отойдите от машины. Или, в самом деле, придется вызвать милицию. — Запомни, что я тебе сказал… — проговорил Сергей и, сплюнув, наконец отошел от машины. Феликс распахнул дверцу, я нырнула в салон. Через несколько минут машина снялась с места. Мой муж успел ударить кулаком по капоту и, к счастью, скрылся в клубах пыли… Ненавижу плакать: вместе со слезами уходят силы, — но все-таки я не выдержала и расплакалась: — Ненавижу себя… Ненавижу… Выскочила за него замуж. Как дура. Жила с ним. Как дура… Не хочу, чтобы Вадим когда-нибудь увидел его… Не хочу!.. Феликс пристально посмотрел на меня в зеркальце заднего вида. — Мне стыдно, понимаешь?.. — крикнула я. — Спать с таким мужиком — стыдно! А я спала с ним… Феликс пожал плечами: — Сделай так, чтобы Вадим его никогда не увидел… — Легко сказать!.. От него теперь не отвяжешься! Будет качать права на ребенка! Вылезать в самый неподходящий момент! Как привидение… Привидение, от которого воняет бензином!.. — Хочешь избавиться от него?.. — вдруг спросил Феликс. — Убить?! — ужаснулась я. — Не сходи с ума. Просто избавиться. Чтобы он не подошел к тебе на пушечный выстрел. — Конечно, хочу! Но как?!! Феликс затормозил. Вышел из машины, открыл мою дверцу — за ней было поле с редкими деревьями у шоссе. — Выйди. — Зачем? — Ну, выйди. Взяв за руку, Феликс потянул меня за собой. — Куда ты меня ведешь? — Сейчас поймешь. Миновав деревья, мы вышли на поле. Феликс остановился, посмотрел на меня странным взглядом — это была смесь нежности и жестокости. — Прости меня, — сказал он и, размахнувшись, ударил в лицо. Яркая вспышка перед глазами сменилась сумерками, через несколько секунд дневной свет вернулся, и я обнаружила, что лежу на земле, а Феликс стоит надо мной. Я молчала, захлебнувшись от боли. Феликс наклонился ко мне, и я вздрогнула, прикрыла лицо рукой, но он помог мне подняться. — Очень больно?.. — с жалостью спросил он и снова ударил меня. На этот раз сильнее. Я поняла, что он убьет меня. — Перестань!.. — с ужасом крикнула я. — Что ты делаешь?! Подонок! Я бросилась к дороге, но он удержал меня, вцепившись в плечо. — Ты хотела избавиться от своего мужа! И он опять ударил меня. — Хотела? Хотела?' Я потеряла счет ударам. Я только слепо, прикрываясь руками, тыкалась в разные стороны, безуспешно пытаясь сбежать от него. — Не бей меня… Ради бога… Феликс!!! Словно услышав мои мольбы, он неожиданно остановился — обнял меня, погладил по спине, сказал почти нежно: — Ну, все, все… Больше не буду. Достаточно… Больно, да?.. Было настолько больно, что даже плакать я не могла, только скулила. — Ну-ну… Ты мне лучше скажи: эта баба Валя пойдет в свидетели?.. Подтвердит, что был скандал?.. Я подняла на него разбитое, залитое кровью лицо… Вот, значит, как я избавлюсь от своего мужа: был скандал, потом он избил меня, и есть свидетель — баба Валя. — Кто она?.. — спросил Феликс. — Местная алкашка?.. Я с трудом шевельнула губами: — Мать Алены… Феликс застыл в изумлении: — Что-о?!.. Ты не шутишь?! Я только покачала головой. — Вот это да!.. — потрясенно протянул Феликс. Феликс был уверен, что мать Алены погибла много лет назад во время пожара, когда сгорели все детские фотографии Алены. Так же считали все в доме, о чем Настя и рассказала Зине в самом начале, но в пересказе Феликса эта деталь затерялась — иначе я бы давно объяснила ему, что баба Валя жива и почти здорова. Впрочем, в тот момент мне было безразлично все, кроме боли. Я не обратила особого внимания на изумление Феликса, а зря — деталь, если можно так назвать бабу Валю, позже сработала, как детонатор. И случился взрыв. Но это произошло потом, а пока Феликс помог мне сесть в машину и отвез в травмопункт, где были зафиксированы побои. Феликс ухаживал за мной лучше любой сиделки: делал компрессы, примочки, поил горячим бульоном… И все же я была зла на него. Мне не нравился его план, он казался мне чересчур витиеватым. Да и побои были слишком жестокими. В конце концов, он мог бы предупредить меня — я была бы готова — и бить не так сильно. — Не мог, — возразил Феликс. — Тогда бы не получилось убедительно… Ты бы начала уворачиваться… — Если ты меня еще когда-нибудь ударишь… — Надеюсь, это больше не понадобится… — Знаешь, как я испугалась?.. — Представляю… — усмехнулся Феликс. — Ты отвратительно визжала… Как поселковая девица… — Я и есть поселковая девица… — мрачно заметила я, вспоминая подробности избиения. Феликс покачал головой, внимательно разглядывая меня: — Теперь уже нет… Почти нет… Он улегся рядом на матрас и, подперев голову рукой, принялся изучать меня. — Перестань, — попросила я. — Что перестать?.. — Перестань меня разглядывать. — Ты очень живописна… — прошептал он и осторожно тронул мою разбитую скулу. — Это даже волнует… Я повела плечом и спросила с усмешкой: — Как колесо обозрения?.. — Почти. — Феликс, у нас с тобой другие отношения. Мы партнеры. — Партнеры? — По бизнесу, — уточнила я. — Никогда ничего не было — пусть так и остается. Феликс помолчал. — Ты что — влюбилась в него? Он напряженно ждал ответа — я понялаэто потому, как замерла его рука на моем плече. — Нет. Не бойся. — Тогда не вижу причин… — и его рука вновьшевельнулась. — Убери руку!!! — крикнула я. — Мне больно!!! Феликс опустил руку. Некоторое время он молчал, а потом проговорил неожиданно легко: — Да. Действительно. Множественные ушибы левого плеча и предплечья… Гематомы… Твой муж — садист… А я, похоже, мазохист… Его голос дрогнул, и я поняла, что игра зашла слишком далеко. — Включи свет, — попросила я. — Не стоит… — возразил он. — Вдруг Вадим станет тебя искать, приедет сюда или пошлет водителя… А здесь горит свет… Я села на матрасе. — Послушай, Феликс… Я хочу позвонить ему… — Звони, — пожал он плечами. — Ты можешь куда-нибудь выйти? Феликс поднял бровь и с иронией взглянул на меня: — С какой стати?.. — поинтересовался он. Спорить было бесполезно. Я сняла трубку и набрала номер Вадима. Он был в квартире. Сразу снял трубку. — Вадим, это я, Полина. — Где ты?.. — тут же спросил он. — Куда ты пропала?.. — Я далеко… — соврала я, покосившись на Феликса. — Приеду только через неделю… — Почему не предупредила? — Не могла… — ответила я. — Приеду — все тебе объясню… — Все? — уточнил Вадим, и по его голосу я почувствовала, как он напрягся. — Да… Обещаю… — Это связано с кем-то?.. — помедлив, спросил он. — Да, — ответила я. — Только не с мужчиной. Беззвучно хмыкнув, Феликс потянулся ко мне и поцеловал меня в шею. Я вздрогнула, отпрянув от него, и крикнула в трубку: — Я больше не могу разговаривать… Вадим! Я очень скучаю! Я была готова дать отбой, но Вадим остановил меня: — Подожди!.. Какой пароль на компьютере?.. — На компьютере?.. — растерявшись, переспросила я. — Да. Ты сказала — «Вадим»… — Нет. Я передумала. — Ты не хочешь сказать мне пароль? Я молчала, лихорадочно пытаясь сообразить, что ответить. Он хотел открыть компьютер, прочесть то, что я пишу. Наверное, он попробовал разные варианты пароля, но не догадался о том, который был ему известен больше, чем кому бы то ни было: «Алена». Так и не сообразив, что ответить, я не ответила ничего, просто сказала: — Вадим, пожалуйста, не обижайся… До свидания… — и положила трубку. Феликс, пытаясь угадать смысл моего телефонного разговора, с интересом смотрел на меня. — Зачем ты трогаешь меня, когда я разговариваю с ним?.. — крикнула я. — Нарочно? — Мне не понравился тембр твоего голоса… — отозвался Феликс. — Одно дело, когда он — дичь, а ты охотница, но другое… — Ты не поверишь, Феликс, но он — человек! Помолчав, Феликс придвинулся ко мне почти вплотную. — Он — человек?.. — переспросил он. — Ты чувствуешь его тепло?.. Да?.. Боишься его обидеть?.. Это все, Полина! — отрезал он. — Можешь ставить точку на этой истории. И на всех своих планах. Феликс резко схватил меня за плечи. — Больно! — охнула я. Он холодно смотрел мне в глаза: — Больно?.. Будет еще больнее… Когда завтра ему все надоест… Ты наскучишь… Я-то знаю, как это происходит… Милая любящая женщина. Преданная. Верная. Где положил, там и взял… Но от таких сокровищ, как правило ищут других. Парадокс!.. Я попыталась вырваться из его рук, но он крепко держал меня: — Пойми, в этом и заключается суть этой вечной игры. Мы хотим превратить желанную женщину в уютное домашнее существо. Мы настаиваем на этом. Обижаемся. Выговариваем. Даже умоляем. Но как только она превращается, она перестает быть желанной. Он опять просвещал меня и, просвещая, загонял в тупик. — Уверен? — Да. — А если ты ошибаешься?! — с отчаянием спросила я. — Если Вадиму действительно нужна любящая женщина?! — Нет. — Но почему?! — Ответил бы я «по кочану», но слишком хорошо воспитан… — лучезарно улыбнулся Феликс. — Никто не желает того, что и так имеет. Все желают чего-то иного — несбыточного или уж, по крайней мере, труднодостижимого… Его рука занялась пуговицами на моей рубахе. — Послушай! Хватит! — я попыталась отвести его руку. — Оставь меня в покое!.. Я не собираюсь с тобой… — А помнишь, как однажды ты лихо разделась сама? — перебил Феликс и, крепко сжав мои плечи, заставил опуститься на матрас. — Да! И ты мне сказал, что это пошло! — отбиваясь, сказала я. — Что я должна быть робкой и нерешительной! Все, Феликс! Поезд ушел!!! — Ушел из пункта «а», — согласился он, — но пришел в пункт «б»… Я не говорил тебе, что ты должна быть робкой и нерешительной всегда Его лицо становилось все ближе, все тяжелее. Он всем телом прижался ко мне. Стало трудно дышать. — Эта твоя женщина была такой?!.. Да?! — крикнула я в последнем отчаянии и вдруг почувствовала, что попала в точку. Феликс вздрогнул, чуть отпрянул, хватка ослабла. — Поэтому ты до сих пор не можешь ее забыть?!.. — продолжала я, цепляясь за соломинку. — Эта твоя партнерша по бизнесу — она ушла от тебя — к своему депутату! Оставила тебя ни с чем! Я выкрикивала эти слова ему в лицо. Казалось, это были не слова, а плевки, пощечины, и каждое, достигнув цели, заставляло Феликса вздрагивать. — И твоя книга! Ты просто хочешь им отомстить!.. Грязный пиар тут ни при чем!.. Ты любишь ее!.. И я знаю, почему!.. Потому что она тебя не любит!!! — Замолчи!!! — наконец выдохнул Феликс и. поднявшись, отвернулся. Я тоже вскочила, придерживая руками блузку у груди. Опираясь о стену, словно был ранен и шаги тяжело давались ему, Феликс медленно подошел к окну. — Больше никогда не прикасайся ко мне, — сказала я ему вслед. — Ты понял? Феликс кивнул: — Я понял, Полина… Все. Мир. Ложись спать. Я поехал… После того, как дверь за ним закрылась, я упала на матрас. Лежала так, лицом вниз, и думала о Вадиме, обо всем, что только что случилось со мной, о том, что, к счастью, не случилось… Я скучала по Вадиму — я отчетливо это поняла… Феликс считал, что если я позволю себе влюбиться, то все рухнет… Ну, и пусть рухнет. Наплевать… Так мне казалось в тот момент, когда я была напугана и слаба. Возможно, это был момент истины. Но на то он и момент, чтобы закончиться, едва начавшись. Через несколько дней от моих синяков и ссадин не осталось следа. И я поехала на квартиру Вадима. Теперь квартира уже не казалась такой необжитой, как в первый раз. Наверное, Вадим приезжал сюда каждый день в надежде, что я уже вернулась. Через полчаса после моего возвращения зазвонил телефон. Я сняла трубку, но никто не отозвался. — Алло, Вадим, это ты? — осторожно спросила я. На том конце дали отбой. Но это был Вадим. Он примчался через полчаса, хотя рабочий день был в самом разгаре. Первым вошел телохранитель, он скользнул глазами по стенам — я, судя по его взгляду, была одной из них. После чего в квартиру вошел Вадим. Я стояла на лестнице, готовая, перепрыгнув через ступени, броситься ему на шею. Но что-то в его взгляде остановило меня. Он был мрачен и, кажется, зол. Оглянулся на телохранителя. Тот, мгновенно уловив значение взгляда, бесшумно прикрыл за собой дверь. Вадим тяжело поднялся по ступеням, не менее тяжело посмотрел на меня, а потом вдруг, взяв меня руками за плечи, резко прижал к стене. О господи! Ну, уж этот-то не станет меня бить?! Вадим молчал. Он то ли обнимал меня, то ли собирался задушить… Мне вдруг стало тоскливо: я не знала, что делать, как себя вести… Феликс был далеко и не мог дать мне совет. А я, увы, — я привыкла быть марионеткой в его умелых руках. — Где ты была? — хрипло спросил Вадим. Я вовремя вспомнила, что весела и беспечна, — улыбнулась, но Вадим вдруг приложил ладонь к моим губам: — Только не ври, — сказал он таким тоном, словно предупредил, что мне будет плохо, если совру. Я посмотрела на него растерянно, почти испуганно. — Я ненавижу ложь, — прибавил он и опустил руку. — Ну? Где ты была? Мне потребовалось некоторое время, чтобы решиться и не солгать: — Я… Навещала сына… Я ожидала чего угодно, но только не той реакции, которая последовала: Вадим недоверчиво хмыкнул: — О! У тебя есть сын! Что же ты мне о нем не говорила? — Ты не спрашивал… — Это не ответ! — Ответ! — крикнула я, чувствуя, что закипаю. Кто дал ему право сомневаться в том, что у меня есть Сережка?! Что он знал обо мне?! Предположим, немного, но что бы он хотел узнать обо мне?! Какую правду?! Он так убедительно и убежденно говорил о ней, об этой чертовой правде, но разве она понравилась бы ему?! — Послушай, Вадим… — сказала я. — Мой сын — это моя жизнь… Другая… Отдельная от тебя… И не трогай ее. Договорились?! Вадим с удивлением взглянул на меня — видимо, я выбилась из образа девочки-яхты, ну и ладно! Пусть буду похожа на броненосец! Ему полезно знать, что все не так просто… — У тебя ведь тоже есть своя жизнь! — продолжала я. — Ну и что? Я ведь молчу. Так?.. Мы просто радуемся друг другу… И больше ничего… Нам хорошо вдвоем. Разве этого мало?.. Я почувствовала, что надо уйти. Немедленно. Слишком мрачен и растерян был его взгляд. Еще секунда — и все могло рухнуть. Я повернулась и умчалась, перепрыгивая ступени, вверх по лестнице — к спальне. Я молила Бога, чтобы Вадим пошел за мной. И он пошел. Не сразу. Мне пришлось вынести несколько тяжелых минут — может быть, секунд, но они были слишком тяжелы, чтобы казаться мгновениями. Он пришел, и на какое-то время я самой себе показалась самой счастливой и беспечной женщиной в мире… Потом мы лежали рядом, обнявшись. То ли спали, то ли бодрствовали… — Больше не уезжай… — попросил он, и это прозвучало как извинение за недавнюю грубость. — Буду… — упрямо ответила я. — Просто не буду болеть… Понимаешь, я заболела… — Ты часто ездишь туда?.. — Нет… Всего раз в две недели… — На чем? — На электричке… Потом на поезде… — Я дам тебе машину… Вот уж это было лишним — машина, его водитель… — Не надо… — легко ответила я. — Я люблю электрички… Он помолчал и спросил: — Сколько лет твоему сыну?.. — Семь… — Не ври… — Честное слово. — Сколько же лет тебе? — Двадцать пять… — Опять врешь? — Нет… — Ты… Знаешь, ты совсем ребенок… Я не ликовала. Не праздновала победу… В тот момент я хотела только одного: чтобы время остановилось… Или так: пусть бы шло, но где-то там, помимо нас с Вадимом. Моя победа была легкой, но впереди ожидались новые битвы, и, честно сказать, я не желала их. Мне хотелось хотя бы на время, обманывая саму себя, почувствовать себя обыкновенной счастливой женщиной. Больше ничего… Вот так, наверное, успокоилась в его объятиях Алена и решила, что подобное счастье стоит всего — и прошлого в том числе… Мы с Феликсом условились встретиться около магазина, где впервые покупали одежду. Я опоздала. Феликс недовольно посмотрел на меня, когда я нырнула к нему в машину. Шел дождь. Феликс включил дворники — и в машине сразу стало уютно. Пару минут мы посидели молча. Феликс не смотрел на меня, я старалась соответствовать. В какой-то момент, мне показалось, он хотел что-то сказать, но передумал. Завел машину, она резко сорвалась с места, обрызгав безликих прохожих. Мы ехали так же — молча, я решила начать разговор первой. — Этот Ряжский хороший адвокат? — Супер, — коротко ответил Феликс. — Уверен? — Он оставил меня с голой задницей, — помолчав, заметил он. — Мне ли не быть уверенным в его талантах!.. Я с интересом посмотрела на него — впервые он спокойно говорил о своей неудаче. — Ряжский отсудил у меня все в ее пользу… — продолжал он. — Но если бы его нанял я, то все осталось бы у меня. Не сомневайся… А знаешь, кто он? — Адвокат… — удивилась я. — Кроме того!.. Он — муж Инги! Я напряглась: — Инги?.. А это не опасно?.. Она ведь дружит с Аленой… с Вадимом… вдруг это как-то дойдет до него? — Вероятность: один на миллион. Инга — домохозяйка. Насколько мне известно, она не суется в дела Ряжского… Он шикарный адвокат, Полина… Если возьмется, ты — в шоколаде… Приехали. Я припаркуюсь там, напротив… Феликс улыбнулся мне. Кивнув, я побежала к дебаркадеру, на котором размещался адвокатский офис. Миновав решетчатую калитку, прикрывая голову от дождя папкой, я спустилась по ступеням. Меня встретила черная квадратная фигура охранника. Неожиданно приветливым тенором он обратился ко мне. — Извините, вы к кому? — К адвокату Ряжскому. — Позвольте паспорт. Я протянула паспорт. Охранник кивнул: — Проходите. Дверь распахнулась. За ней был сияющий офис, молодые длинноногие девицы сновали по коридору с папками. На секунду мне даже показалось, что я попала не туда. Но все мигом разъяснилось, когда одна из девиц, дежурно кокетливая брюнетка, поинтересовалась не помочь ли мне и проводила меня до кабинета. Ряжский был не молод, но и не стар. Роскошная седая шевелюра, оживленный взгляд, губы то и дело складывались в улыбку — не самую добрую на свете, как мне показалось. Пока Ряжский изучал принесенные мной справки, я разглядывала его кабинет. На стиле была семейная фотография — он и жена, Инга. Ее я рассматривала с особым интересом. Она была яркой блондинкой с капризными губами и твердым ясным взглядом. — Ну, что же… — проговорил Ряжский, заставив меня оторваться от фотографии. — История печальная… Печальная… Избивать такую женщину, как вы, — просто преступление… Однако вы должны понимать, что лишить вашего мужа родительских прав — не так просто… — Мне сказали, что вы — один из лучших адвокатов в Москве, — заметила я. — И один из самых дорогих. Это вам тоже сказали? — Да. — Иногда, впрочем, я делаю исключения… Учитывая жизненные обстоятельства клиента… Значительно посмотрев на меня, Ряжский подошел к двери кабинета, приоткрыл ее и сказал громко: — Наташенька, голубчик, скажи там, чтобы подали чай… И сама зайди на секундочку… Он вернулся к столу. И следом вихрем влетела Наташенька, хорошенькая шатенка. Метнув в мою сторону настороженный взгляд, Наташенька подошла к мэтру. — Приготовь для нас договор, — сказал Ряжский. — Сумму пока не указывай… — он взглянул на меня: — Где прописан ваш супруг? — Калужская область. Ряжский сделал страдальческую гримасу. — Ох-хо-хо… — простонал он, и стон этот потянул как минимум на тысячу долларов. — Суд города Калуги!.. Не ближний свет… Это придется учесть. — Я понимаю… За его спиной стояла Наташенька, глядя на меня с откровенной неприязнью. Ряжский оглянулся на нее: — Ну, так иди скажи по поводу чая… Еще раз метнув в мою сторону злой взгляд, обиженная фаворитка ушла. Ряжский гостеприимным жестом указал мне на угловой диван: — Располагайтесь… Помедлив, я пересела на диван. Ряжский подошел ко мне, бесшумно ступая по ковровому полу, склонился надо мной и сказал нежно: — Ну?.. Рассказывайте… — О чем? — уточнила я, с интересом разглядывая его. Он с его ухватками то ли кота, то ли стареющего соблазнителя, был настолько очевидным персонажем, что не пугал и даже не возмущал, а только вызывал интерес — почти зоологический. До какой же степени надо устать, чтобы не иметь не только сил, но даже и желания скрывать свои намерения. Может быть, это от старости — экономия времени?.. — Расскажите, каковы ваши жизненные обстоятельства… — почти пропел Ряжский. — От этого будет зависеть сумма моего гонорара… Я улыбнулась. Было слегка противно, но все-таки интересно: он сам был дурак или меня считал дурой?.. Ряжский, между тем, откровенно любовался мною, благосклонной улыбкой давая понять, что этот осмотр доставляет ему удовольствие. — В настоящий момент мои жизненные обстоятельства прекрасны, — спокойно сказала я. — Грех жаловаться. Я заплачу вам, сколько вы скажете… Судя по блуждающей улыбке, Ряжский испытал два противоположных чувства: с одной стороны, разочарование в клиентке, не заинтересовавшейся его мужским обаянием, с другой стороны — очарование ее готовностью платить, не обсуждая суммы. Мы условились о следующей встрече, когда будет готово исковое заявление, которое должно быть подписано мною. Если бы я знала, что к следующей встрече с Рижским не смогу повторить своих собственных слов: — Мои жизненные обстоятельства прекрасны… Мои жизненные обстоятельства пошатнулись через несколько дней. Неожиданно позвонил Вадим и, ничего не объясняя, сказал, что не появится в ближайшее время. Он был сдержан и немногословен. И поспешно дал отбой. В моей трубке зазвучали короткие гудки. Я уселась на постели и замерла. Неужели система Феликса не работает? Или дело в том, что я не старательная ученица, хуже того — бездарная? Что случилось? Где и когда я совершила ошибку?.. Вдруг я больше не увижу Вадима? От этой мысли мне стало холодно… Я бродила по квартире до утра. Холодно было и в квартире — не думаю, что в этом было виновато отопление. Неизвестность — вот самое страшное… Позднее я узнала, в чем было дело. Его смутила Настя, дочь Алены, которая считалась и его дочерью тоже. Она задала ему прямой вопрос, который никогда не решилась бы задать Алена. Вопрос был сформулирован вполне по-детски: — У тебя что — есть девица? Но он попал точно в цель. Этот вопрос означал для Вадима, что все происходящее с ним — не тайна для окружающих. Что его общепризнанное умение владеть собой — не так уж виртуозно. Что, наконец, ему придется делать выбор рано или поздно — а это открытие не может обрадовать мужчину. Он поступил вполне стандартно: позвонил мне и оборвал наши отношения. Впрочем, он не сказал, что я должна уйти. Он сказал: — Я не появлюсь какое-то время… — и в этом, конечно, была лазейка для него самого. Эта мысль успокаивала меня. Но чем больше проходило времени, тем скорее таяла моя убежденность в том, что это еще не конец. Я была почти счастлива, когда увидела Феликса, — он ждал меня в машине, чтобы отвезти к Ряжскому. — А вдруг Вадим никогда не появится? — спросила я. — Что значит «не появится»? — отозвался Феликс. — Это его квартира. Не забывай. — Помню… Ну, предположим, он появится и скажет, что все кончено… Что тогда?.. Выметаться?.. И все сначала?.. Феликс внимательно посмотрел на меня: — Ты паникуешь. Это плохо. gt; — А что мне делать? Надо что-то придумать… Как-то встряхнуть все это… Может быть, мне исчезнуть? — предложила я. — Это уже было. Не повторяйся. — Тогда — я обижусь!.. Я ведь имею право обидеться на него? — О, нет! — Феликс покачал головой. — Это — поза… Плохо. — Значит, сидеть и ждать? Феликс пожал плечами: — Переключись на что-нибудь. Делай что хочешь!.. Главное, не души мужика своими ожиданиями… Мы чуем это на расстоянии… Перестань ждать… Не торчи дома… Приходи только переночевать… — Спасибо, учитель, — съязвила я. Совет, который дал мне Феликс, ломаного гроша не стоил — хотя бы потому, что был мне известен и без него. — Кстати, чуть не забыл… — вдруг сказал Феликс. — У меня кончаются деньги… — Почему «кстати»? — поинтересовалась я, открывая сумку. Феликс рассмеялся: — Ну, учитель — частные уроки — оплата труда… — Ты, как адвокат Ряжский, берешь почасовую оплату? — Нет! — он покачал головой. — Аккордно. Как все шабашники. Я молча открыла барадачок и положила туда деньги. — О!.. — заметил Феликс. — Мы во всем подражаем Алене!.. — Нет, просто не хочу отвлекать тебя на дороге… Если бы Феликс знал, как я тоскую по Вадиму, он бы, наверное, прочел мне лекцию или, хуже того, выкинул бы меня пинком из машины. Но он не знал. Он не знал, до какой степени я боялась, что больше не увижу Вадима. Как я хотела избавиться от этой тоски. Подходя к офису Ряжского, я уже знала, что если мэтр захочет, я буду с ним — лишь бы только не это одиночество, не эти постоянные мысли о Вадиме… Забыться — больше ничего я не хотела! Чугунная калитка, лязгнув, захлопнулась за мной. В офисе Ряжского, сидя на угловом диване, я быстро подписала исковые заявления. — Но вы не дочитали, — заметил Ряжский. — Я все равно не понимаю в этом… Давайте я просто буду доверять вам… Ряжский посмотрел на меня значительным глубоким взглядом. Я подумала, что в конце концов он не так уж противен. И потом у него есть одно безусловное достоинство — он муж Инги, Инга — подруга Алены, Алена — жена Вадима, которого я люблю… Это было ужасно… Ряжский склонился надо мной и запечатлел на моей руке неуместно влажный поцелуй. — Благодарю вас… — выдохнул он. Я молча, смотрела на него, не понимая, за что он меня благодарит… Потом вспомнила — за то, что я сказала: — Я просто буду доверять вам… Ряжский выпрямился. Не отрывая от меня глаз, подошел к двери. Приоткрыл ее: — Наташенька, голубчик, зайди… Вошла Наташенька. Метнула в мою сторону колючий взгляд. Бедняжка боялась, что я отобью у нее патрона. Именно это я и собиралась сделать. — Наташенька, берешь машину, — задыхаясь, распорядился Ряжский, — и быстренько едешь Калугу, подаешь исковые… — Прямо сейчас? — выразительно спросила Наташенька. — А когда же?.. — изумился Ряжский. — В судах сегодня прием после обеда… Так что самый раз… — он подал ей папку, сказал скороговоркой: — Все. До завтра. — Но… — Какие «но»?.. — строго спросил Ряжский. — Ну, какие «но»?.. Что за споры на работе?.. Иди!!! Да, и скажи там всем, чтобы нас не беспокоили… Поняла? — Поняла!.. — с отчаянием выкрикнула Наташенька. — Да!.. Взяв папку, она стремительно выбежала из кабинета. Мне даже стало жаль ее. Ряжский, виновато взглянув на меня, развел руками и благодушно улыбнулся, всем своим видом давая понять, что есть вещи, перед которыми даже он бессилен. — Хотите коньяку? — спросил он. И я ответила: — С удовольствием… Ряжский открыл дверцу шкафа, за которой среди папок стояли бутылки коньяка и бокалы. Оглянувшись, он снова одарил меня глубоким, понимающим взглядом. Предложенный мне коньяк я выпила залпом. Попросила еще и снова выпила. Голова закружилась… Не то, чтобы я не помнила дальнейшего. Разумеется, помню. Но все это было так пошло, так бездарно, что, ей-богу, я даже не умею об этом написать. Неловкое раздевание в служебном кабинете, смущенное хихиканье, комплименты Ряжского, которые скорее напоминали анатомические комментарии… И все же случилось нечто невероятное — в самый разгар событий вдруг хлопнула дверь. Ряжский встрепенулся, напрягся, прорычал: — Какого черта?! Я же просил не беспокоить… — и — осекся. А женский голос растерянно произнес: — Ряжский, это ты?.. Я мимо проезжала… Из-за высокого подлокотника я не видела обладательницу голоса, но уже знала, что это Инга. — Инга… — запоздало простонал Ряжский. — Ради бога… — пробормотала она. — Извините… Извините… Снова хлопнула дверь, и все стихло. Ряжский сполз на пол и сидел неподвижно. — Простите меня… — сказала я. Он поднял голову, вздохнул: — Вы здесь ни при чем… — Но у вас будут неприятности, — заметила я, поразившись его мужеству. — Ничего. Как-нибудь оправдаюсь. — Получится? — Профессия такая… — вздохнул Ряжский. — Ну, ничего… Одевайтесь. Как у врача на приеме, я оделась по его команде и покинула кабинет. Феликс, ждавший меня на набережной, был в ярости. Он видел Ингу, которая выскочила из офиса, как ошпаренная, заливаясь слезами со смехом пополам. Со свойственной Феликсу проницательностью он мгновенно понял все. Я не стала отпираться. Я сидела в машине, откинувшись на спинку сиденья, и молча слушала, как Феликс отчитывает меня. — Может быть, все-таки объяснишь?.. Зачем ты это сделала?.. — спросил Феликс. — Не знаю, — выдохнула я. — Бездарный ответ. — Плевать! Лучше бездарный ответ, чем правда, которой он мне не простит. Я одним рывком открыла дверцу. Феликс тоже выскочил из машины. — Нет! Не плевать, моя милая! — хрипло, сдерживая бешенство, проговорил он. — Я убиваю на тебя свое время!.. — Заткнись! — крикнула я. — Я плачу тебе бабки! — Копейки! — Рассчитываешь на большее, да?! — Да! — ответил он. — И поэтому вожусь с тобой! Учу! А ты ведешь себя как поселковая дешевка! Которая лезет в постель к адвокату, сама не зная зачем!.. Не знаешь?! Я молчала. Я впервые видела его таким — с лицом, побелевшим от ярости. — Не знаешь? — повторил он и, не дождавшись ответа, выдохнул: — Пошла вон. — Феликс, — позвала я. Но он уже захлопнул дверцу, газанул, и машина, сорвавшись с места, умчалась по набережной. — Феликс! — крикнула я, понимая, что кричать бессмысленно. Я осталась одна. В полной растерянности я побрела вдоль каменного парапета набережной. Я опять не знала, что мне делать, куда идти, к чему стремиться. Потерянная марионетка. Казалось, нитки, брошенные мастером, волочились за мной. Мне даже плакать не хотелось и не было жаль себя — я разрушила все собственными руками. Побродив по улицам, зайдя в какое-то кафе, я все-таки решила поехать к Феликсу, объясниться с ним — во всяком случае, попытаться вернуть все на круги своя. Я понимала, что без него мне сейчас не справиться. Мы столкнулись в арке. Машина Феликса ослепила меня на мгновение, потом дальний свет погас, Феликс не спеша подошел ко мне. Скрестив руки на груди, присел на капот. — Феликс, мне очень плохо… — сказала я и почувствовала мгновенное облегчение — хотя бы оттого, что сказанное было правдой. — Это твои проблемы, — ответил он. Я выпрямила спину. Что же, если так — если моя слабость не вызвала у него желания пожалеть меня, побыть просто человеком, а не вечным учителем, — то я не буду расслабляться. Я скажу ему то, что он хочет услышать: — Послушай, я сделала это из-за денег!.. — Врешь! — Нет, это правда. Феликс прищурился: — Ты полагаешь, что именно это я хочу услышать, да?.. Я вздрогнула и растерянно молчала. Слишком точно, почти слово в слово он повторил мои мысли. Но самое страшное было еще впереди. — Ты многому научилась, конечно, — продолжал Феликс. — Но не думай, что стала умнее меня… Сказать тебе, почему ты бросилась на Ряженого?.. — Феликс… — Ты просто влюбилась в своего Вадима. — Нет! — не слишком уверенно возразила я. — Влюбилась. А ведь я предупреждал тебя!.. — Ерунда… — уныло проговорила я. — При чем здесь Рижский?.. — При том, что ты испугалась, — объяснил Феликс. — Испугалась, что больше не увидишь Вадима, останешься одна. И бросилась к Ряжскому — от страха!.. Я замолчала. Что я могла ему возразить?.. Я стояла перед ним, чувствуя себя провинившейся ученицей… В арке гулял ледяной ветер, губы стыли, слезились глаза… Господи, даже в Рабочем поселке мне не было так плохо!.. — От меня-то ты чего хочешь? — поинтересовался Феликс. — Я не знаю, что мне делать, Феликс… Куда идти… Как себя вести… Феликс холодно взглянул на меня и тут же отвернулся. — Ладно, — помолчав, сказал он. — Иди. Увидимся. Его машина, наполнив грохотом арку, пролетела мимо меня — мне пришлось прижаться к кирпичной стене… С тоской я смотрела ему вслед. Я еще не знала, что через пару часов многое пойму о Феликсе и многое пересмотрю в своем отношении к нему. Он не был так могуществен и дальновиден, как это казалось ему, да и мне тоже. Он унизил меня, полагая, что держит в руках все нити. Между тем моя ситуация с Вадимом разрешилась неожиданно и во многом благодаря тем ошибкам, которые я, как считала, совершила и в которых каялась под ледяным ветром арки. Через пару часов я поняла, что нити были скорее в моих руках… Это открытие изменило все. Весы качнулись — моя чаша перевесила. Разумеется, потрясенная Инга помчалась к Алене. Она рыдала, кричала, билась в истерике. Алена, Зина и срочно вызванная Катя успокаивали ее, как могли. Ближе к вечеру домой приехал Вадим и невольно оказался свидетелем разговора подруг. Суть сводилась к тому, что семья — это ценность (авторство принадлежало Алене), что разрушать ее — грех (а Катя считала, что — благо), что даже если это болото, то все равно в нем тепло и уютно (Инга!). Не знаю, что конкретно подействовало на Вадима: правильные рассуждения его жены, разговор о болоте или просто тоска по мне — либо все, вместе взятое. Но только он, вдруг собравшись, помчался на нашу квартиру. Щелкнул замок — это Вадим открыл дверь своим ключом — и я стремительно вскочила. Вошедший в квартиру Вадим увидел сначала дорожную сумку, которую я предусмотрительно положила у двери, а потом — меня. — Ты?.. — глухо произнесла я. — Привет… — Я шагнула к сумке и непослушными, одеревеневшими от волнения пальцами начала затягивать молнию. — Что это значит?.. — спросил Вадим, кивнув на сумку. — Я собираюсь… — Куда? — Ну, как «куда»?.. К себе… На свою квартиру… Вадим молча снял куртку, бросил ее на перила лестницы. — А что — разве поступала такая команда? — мрачно спросил он. Я покачала головой: — Я не живу по командам… — Да?.. Как же ты живешь?.. — Наверное, неправильно… — с отчаянием ответила я. — Если ты так разговариваешь со мной… Повисла пауза. Наверное, он не знал и даже не чувствовал, как мне хотелось прижаться к нему и заплакать от собственной слабости, от любви… — Я могу забрать компьютер?.. — спросила я, отвернувшись. — Ты ведь подарил его мне… Вадим ответил не сразу: — Разумеется, можешь… — Снова помолчал. — Но зачем?.. Кто тебе сказал, что ты должна уезжать?.. — Я сама… — Почему? — Ты позвонил и сказал, что не появишься… Чего же мне здесь сидеть, в чужом доме?.. Тут, конечно, хорошо. И уютно. И денег полно… Но… — я умолкла. — И ты бы действительно уехала? — Тебя-то здесь нет… Я сказала чистую правду. Мне уже не были нужны его деньги. Если я и думала об этом, то лишь по инерции. Я и сама уже не знала, чего хотела… Наверное, просто видеть его, знать, что он есть в моей жизни. — А тебе нужен именно я?.. — вдруг спросил Вадим. — Что же еще, по-твоему?.. Твои деньги?.. — А разве — нет?.. Нет! Теперь уже — нет!!! — Знаешь… — с трудом проговорила я. — Кажется, мне действительно лучше уехать… Я шагнула в сторону, но он рывком перехватил мою руку, прижал меня к себе: — Прости… У меня плохое настроение… Мне хотелось плакать. Мне хотелось говорить о своей любви. Мне хотелось делать все, что запретил Феликс. Я сдержалась. — Что-то случилось?.. — в меру заинтересованно спросила я. Вместо ответа Вадим потянул меня за руку, и я покорно пошла за ним к спальне… …Когда он заснул, я вспомнила о Феликсе. О ледяном ветре арки. О его холодном безжалостном взгляде… Он был умен и даже проницателен, но не более того: он не чувствовал жизни, прелести ее неожиданных поворотов, непредсказуемости. Он действовал, как хороший повар, по рецептам, в которых все точно отмеряно, боясь пересыпать перца или замереть с солонкой в руке, когда результатом становится не испорченное блюдо, а нечто совершенно новое… Гением был тот первобытный чувак, который случайно уронил кусок мяса в костер и обнаружил, что это вкусно… Феликс на свою беду слишком много знал, ему не хватало первобытности, а во мне ее было — хоть отбавляй!.. Нелепый поступок с Ряжским подтолкнул целую цепь событий, результатом которых был Вадим, лежащий сейчас рядом со мной, и мое спокойствие, моя уверенность, мое счастье… Феликс считал, что эйфория опасна для моих планов, но всегда ли он был прав? И нужен ли он мне теперь?.. Учитель хорош в период ученичества. Когда наступает зрелость, лучше держаться от него подальше… Я осторожно, чтобы не разбудить Вадима, поднялась. На цыпочках вышла из спальни. Косые лучи луны поманили меня — я не стала включать свет, чтобы не нарушить идиллию теней на потолке и стенах. Проскользнув в гостиную, я села к компьютеру и записала все, что со мной произошло. Закончив, я откинулась на мягкую спинку кресла… Никогда в жизни мне не было так хорошо и спокойно, я мечтала только об одном: чтобы и дальше все было так, как есть… Я даже не подозревала, что судьба приготовила мне сюрприз, который перевернет всю мою жизнь — наподобие куска мяса, упавшего в костер. Объявился Феликс. Как обычно, это было на грани катастрофы — он ждал меня во дворе, его машина медленно тронулась следом за мной. — Черт возьми, Феликс, — прошипела я, — ну, зачем ты здесь?.. Вдруг Вадим увидит… — Его нет. — Сейчас нет, но в любую минуту… — Але! — перебил меня Феликс. — Странный прием!.. Не ты ли умоляла меня о помощи?! — Не я! — Любопытно… — заметил он и, притормозив, сказал властно: — Сядь! Поколебавшись, я повиновалась. Не потому, что он был сильнее, — скорее, наоборот: теперь я была достаточно сильна для того, чтобы выполнить любую просьбу, даже ту, которая звучала слишком резко. Я уселась рядом с ним. Машина тронулась с места. — Ну? — спросила я. Феликс покосился в мою сторону как лошадь, учуявшая волка: — Что — ну? — Какие проблемы? — уточнила я. — Я полагал, что проблемы у тебя. — Решены. — Поздравляю. — Спасибо. Феликс помолчал и уточнил: — Вадим помирился с тобой? — Я с ним помирилась, — лаконично ответила я. В конце концов я научилась этому у Феликса, почему бы не заплатить ему за уроки?.. — Умница, — сухо бросил он. — Могла бы и сообщить… — Ты был слишком строг со мной, — заметила я. — Тогда, в арке… — Это пошло тебе на пользу… Разве нет? Некоторое время мы обменивались ударами, словно играли в мяч. Наконец, Феликс прояснил цель своего визита: я должна была позвонить издателю. Звонок, который я сделала из своей прежней съемной квартиры, не занял много времени. Мы условились с издателем о встрече. На следующий день я вошла в его кабинет. Издатель сидел в той же позе, как во время нашей последней встречи, — подпирая ладонью свое ухоженное, спокойное лицо. — Здравствуйте… Я — агент писателя Крымова, — напомнила я. — Феликса Крымова… — уточнил издатель. — Да, да… Он взял со стола папку, начал развязывать тесемки. Все это — не торопясь, не глядя на меня. — Это книга о предвыборной компании… — не выдержала я. — О черном пиаре… Там главный герой… — Разоблачает свою сотрудницу, — подхватил издатель и улыбнулся: — Я все помню. Не волнуйтесь… — помолчав, он прибавил: — Это плохая книга, деточка. Быстрым движением фокусника он вдруг перевернул рукопись обратной стороной и показал мне страницы, исписанные моей рукой и перечеркнутые крестом. — А вот это — кто писал? — спросил он. Я молчала, меня охватила оторопь. — Разве не вы?.. — поторопил меня издатель. Я сидела, как истукан. Не знала, что ответить. Мысли вдруг рассыпались, в голове стоял звон, словно монеты из разбитой копилки прыгали по полу. — Вас зовут Полина Маслова, верно?.. — продолжал издатель с холодностью следователя, восстанавливающего картину преступления. — Вы приехали из Рабочего поселка — по следам своей землячки, Алены, ныне — жены банкира… Познакомились с писателем по имени Феликс, который взялся учить вас всему… Начиная с того, как одеваться, заканчивая тем, как заполучить чужого мужа… — он выдержал паузу и спросил: — А что было дальше? Вы продолжали записывать? Я кивнула: — Да… Но я делаю это просто так, для себя… Когда мне одиноко или нечем заняться… Неужели это кому-нибудь интересно? — Конечно! Это же инструкция — как заполучить чужого мужа!.. Такая книжка пойдет нарасхват! — Книжка?.. — повторила я, изумленно вслушиваясь в звучание этого слова: — Вы предлагаете мне… — Да! — подтвердил издатель, не дожидаясь, пока я все осознаю и закончу фразу. — Вот образец контракта… — он достал из стола скрепленные листы, положил их передо мной. — Подумайте… — сказал он. — Я не буду думать!.. — ответила я решительно. — Напрасно! — Я подпишу прямо сейчас. Дайте ручку! Он подал мне ручку, и я размашисто расписалась на последней странице — в графе «Автор». Никогда прежде я не чувствовала себя такой виноватой. Даже в тот злополучный вечер, когда я оправдывалась перед Феликсом в арке, все было не так страшно: в конце концов, тогда я подвела только себя. Теперь же я знала, что не просто подвела Феликса — я предала его. Предала его ожидания, его надежды. Я знала, что его роман не был хорош, — всего лишь изощренная месть! — но все же понимала, что есть родство писателя (пусть и плохого) с каждой написанной строчкой. Феликс сидел на набережной у самой воды и пил что-то из затянутой в кожу фляжки. Он был подавлен и пьян. От воды веяло холодом, но, казалось, он не замечал этого. — Какого черта?! — проговорил он, сделав очередной глоток. — Я не понимаю, какого, черта он вызвал тебя?! Я молчала. Это было лучшее из того, что я могла сделать для него. — А ты?.. — по-моему, он не замечал, что никто не отвечает ему. — Ты — сидела и молчала?! Да какой ты, к черту, агент?! Ты должна была в глотку ему вцепиться! На коленях умолять! Отдаться! Что угодно!.. И я вдруг вспомнила, что все это уже было — в моем сне… Была набережная, был Феликс, и так же падал редкий снег, а река была скрыта тончайшим слоем льда… Феликс плакал — не сейчас. Тогда. В моем сне. — О господи… — прошептала я. Он услышал: — Что — господи?! — Кто тебе мешал писать о любви?! Феликс поднял голову. Он молча и страшно смотрел на меня. Наконец, он сказал: — Ну, вот что… Мы должны с тобой договориться… Штука в месяц. Я не поняла — вопросительно посмотрела на него. — Ты платишь мне, — объяснил Феликс. — Тысячу долларов в месяц. Я изумленно улыбнулась: — За то, что издательство не приняло твою книгу? — За все, — коротко ответил он. — Но это глупо, Феликс!.. Я не смогу брать у Вадима такие деньги… Он улыбнулся. Наконец-то он улыбнулся! И сказал: — Ты — сможешь… — снова глотнул, тяжело выдохнул. — В конце концов ты единственная жизнеспособная вещь, которую я создал. — Я — не вещь, Феликс. — Какая разница! — пьяно воскликнул он. — Называй, как хочешь! Но я тебя создал! И вправе получать за это деньги! Это было похоже на бред. В лучшем случае, на сон — его продолжение. — А если я не заплачу? — спросила я. — Что ты сделаешь? Заложишь меня Вадиму?.. И что в результате?.. Не будет ничего. Ни у меня, ни у тебя. Он засмеялся: — В логике тебе не откажешь!.. Ладно. Сейчас — пятьсот. Но после того, как он уйдет из дома, — тысяча. Конечно, мне было его жаль — ведь я заняла его место, подписав договор с издательством. Но раскаяние уступило место ярости, как только он заговорил о Вадиме: — О господи! — раздраженно крикнула я. — Не будь идиотом, Феликс! Вадим не уйдет из дома!.. Феликс вскочил, ухватил меня за ворот пальто, притянул к себе: — Уйдет, — тяжело дыша, пообещал он. — К тебе и уйдет… В этом случае — тысяча. Договорились?.. Я могла бы пообещать ему хоть сто тысяч в месяц. Я твердо знала, что Вадим никогда не уйдет из семьи. Такие, как он, не уходят. Он будет мучаться, завяжется узлом, но никогда не позволит себе оставить человека, с которым начинал свой путь, особенно — если человек не дает ему повода для этого. Алена слишком умна и осторожна, чтобы дать такой повод. Тем более учебники по психологии всегда при ней. — Ладно, Феликс, — ответила я. — Мне нужно ехать… Больше, чем к Вадиму, я хотела к своему компьютеру. Мне надо было рассказать ему все о сегодняшнем дне, о том, как я, сама того не ожидая, стала писателем… Теперь все написанное мною уже не могло быть просто дневником. Договор с издательством обязывал меня упорядочить свои мысли, понять, о чем я пишу и для чего. Я набросала план, в котором значилась красная машина, как воспоминание, мои отношения с мужем, погром мотоциклов в гараже, встреча с Аленой и прочие события, уже описанные мною. Финал я запланировала счастливым: Вадим уйдет от Алены, мы вместе пройдем все тяготы его развода и наконец поженимся. Пусть этого никогда не случится в действительности — теперь я была вправе придумать все, что мне понравится. Договор с издательством являлся моей индульгенцией. Главное, не допустить досадных ляпов и нестыковок, которые случились однажды в моей фантазии на тему «первое свидание с Вадимом», когда я отправила саму себя навстречу любимому в трусах и майке… Наша свадьба в книге будет скромной — всего несколько знакомых. Каких? — спросила я себя и надолго задумалась. Ясно, что ни Инга, ни Катя на нашей свадьбе появиться не смогут, они подруги Алены… Феликс?.. Меньше всего мне хотелось бы видеть его в этот день… И, наверное, книга к этому моменту уже будет издана, чего Феликс мне не простит… Тут я мысленно осеклась. Моя книга, посвященная тому, как можно заполучить чужого мужа, будучи изданной, начисто перечеркивала саму возможность свадьбы с Вадимом — человеком, который, собственно, и был тем самым чужим мужем… Это была нестыковка пострашнее майки во дворе… Получалось, что две главные темы моей жизни — давняя мечта о благополучии и недавно возникший шанс стать писателем абсолютно противоречили друг другу. Я задумалась. Из этой ситуации было два выхода. Не писать книгу и продолжить битву за Вадима. Или же написать книгу, но выпустить ее под псевдонимом. Ни то, ни другое не могло устроить меня полностью. Я уже была отравлена желанием записывать свои мысли и безумно хотела увидеть свою, именно свою фамилию на переплете. Был, конечно, и третий вариант — отказаться от Вадима — но его я даже мысленно произнести не могла… Я решила продолжать свои записи, изменив имена героев. Это была политика страуса: сам ход событий был слишком узнаваем для участников, чтобы их могли сбить чужие имена. Тем не менее, я решила попробовать. С каждым днем мне, решившей управлять ходом событий, становилось все труднее. Я наталкивалась на совершенно непредсказуемые повороты. Они были опасны для моих планов, но и пройти мимо них, считая себя писателем, я уже не могла. Мы с Вадимом пили кофе в гостиной, как вдруг он сказал, показывая на работающий телевизор: — Смотри, наша Катька! Я взглянула на экран и — оторопела. Катя с микрофоном в руке стояла в том самом гараже, где не так давно я громила обрезком трубы мотоциклы, и задавала вопросы моему мужу. Вадим что-то говорил о ней — о том, что это его бывшая одноклассница, что они дружат по-прежнему, что Катя пробивает на телевидении собственное ток-шоу. Все это я уже знала. У меня в тот момент была одна забота — не выдать своего замешательства. Я пыталась понять, какими путями, почему и, главное, для чего жизнь соединила эти нити. Почему из миллионов людей Катя выбрала для своего репортажа именно моего мужа? Плохо это для меня или хорошо? Пройдет бесследно или все-таки нити завяжутся в сложный узор. Через некоторое время я узнала, что встреча Кати с моим мужем бесследно не прошла. Об этом вскользь упомянул Вадим. Оказывается, во время интервью байкер (так называл Вадим моего мужа) рассказал Кате, что жена пытается отнять у него ребенка, лишить его родительских прав. Катя уговорила Ингу, раздавленную изменой мужа с какой-то девицей (именно так выразился Вадим, не подозревавший, что эта девица — я), защищать бедного байкера в суде. — Катька у нас молодец, — продолжал Вадим. — Она занята делом. Любимым, что важно!.. А это может излечить от любых переживаний. Во всяком случае, отвлечь… Я внимательно посмотрела на него: — А Инга что — хороший адвокат? — Ну, не знаю. Она давно не работает. Когда-то подавала надежды… У нее получится. Знаешь, когда голодный набрасывается на еду… Таким голодным стала я после того, как Вадим уехал. Я бросилась к компьютеру и, ударяя по клавишам, заколотила, почти запихнула ему в горло всю пищу для размышлений, полученную мною в тот день. Ни Вадим, ни подруги, ни даже Феликс — никто из них не знал, что Инга будет защищать не просто какого-то байкера, а именно моего мужа. Не знали они и того, что муж Инги будет защищать меня. Две семейные пары сойдутся в суде!.. Этот расклад показался мне безумно интересным — во всяком случае, я сама никогда бы не смогла придумать такой интриги. И что же, ради своей мечты о благополучии я должна отказаться от удовольствия описать все это в своей книге?! Исключено! Я напишу об этом, даже если… Мои пальцы зависли над клавиатурой… Даже если придется отказаться от Вадима?.. — спросила я себя… Ничего самой себе не ответив, я продолжила начатое… Но было кое-что еще, чего на тот момент не знала и я. Инга встретилась с моим мужем и своим предполагаемым клиентом на Смотровой площадке, куда он наведывался время от времени. Поселковый байкер, он был одним из многих фанатов, которые тусовались на площадке с открыточным видом на Москву. Разумеется, у Инги не было собственного офиса, назначить встречу в квартире она тоже не могла, как не могла и тащиться в нашу дыру. Так что Смотровая площадка оказалась единственным приемлемым местом для первой встречи. Укрывшись от пронзительного осеннего ветра, Инга и Сергей сидели в павильоне и прихлебывали кофе из одноразовых стаканчиков. — И все-таки — вы били ее или нет? — спросила Инга. — Конечно, нет. — Откуда же взялась справка о побоях? Сергей пожал плечами. — Понятия не имею. Я здесь точно ни при чем… — Вы знаете, что адвокат — как врач? — строго произнесла Инга. — Его нельзя обманывать… — Знаю. — Вы били свою жену? — настойчиво повторила она. — Да нет же! Нет! — с яростью отозвался Сергей. — Говорю же вам!.. У нас был скандал… Да… Мы ругались из-за сына. — При свидетелях? — Ну, были там какие-то люди… — он задумался и вспомнил: — Баба Валя, помню, спросила, не вызвать ли милицию… — Баба Валя? — заинтересовалась Инга. — Кто это? Сергей поморщился: — Да-а… Местная пьянчужка… Ей все равно никто не поверит… Никакой суд. — А кто еще? — Ее мужик. — Бабы Вали? — Моей жены! — Стоп! — оживилась Инга. — Вот об этом — поподробнее. Она что — была с мужчиной? — Да. Он привез ее на машине. — Может быть, это просто водитель?.. — Нет… Не думаю… Он… Знаете, он такой… Сергей задумался, вспоминая Феликса и подбирая слова, чтобы описать его. Он выбрал довольно точное определение: — Ей подстать… Инга с интересом посмотрела на него: — То есть?.. — Ну, красивый, уверенный в себе… Сколько знаю ее, она всегда мечтала о таком… — он улыбнулся. — А жила со мной, бедная… Невольно вспомнив о своей семейной ситуации и своих собственных печалях, Инга помолчала, а потом спросила осторожно: — Вы ее ревнуете? — Нет… — ответил мой муж. — Мне не интересна ее жизнь… У меня есть своя… Дурацкая, наверное… Но — такая, какая есть… И я даже бываю счастлив. — Когда? — улыбнулась Инга. — Когда собираю мотоцикл, например… — ответил он ей с улыбкой. — Мчусь на нем по шоссе… Когда вот так сижу здесь, пью кофе, разговариваю… Не знаю… Много бывает таких моментов… Подперев щеку ладонью, Инга с интересом разглядывала его. Он вдруг показался ей давно знакомым парнем, с которым легко разговаривать. Он был прост, но эта простота, с которой Инга редко сталкивалась, дорогого стоила в ее глазах. Именно это было ей нужно сейчас — спокойный разговор, в котором слова оцениваются не на вес золота, а по себестоимости. — Скажите, Сережа, — проговорила она. — Вы не хотите ее вернуть? — Зачем?.. — ответил он. — Ей было плохо со мной… Скучно. Бедно. И потом от меня всегда пахнет бензином, а она не выносит этого запаха… Пусть живет как знает… Инга вздохнула: — Вы молодец… Я бы так не смогла… Мне всегда хочется все вернуть, ничего не терять… И вообще — быть победительницей… Это плохо? — Не знаю. — Плохо, когда человек хочет слишком многого, — убежденно сказала Инга. Кажется, она забыла, зачем она здесь. — А я хочу одного, — напомнил ей Сергей. — Не потерять сына… Вы возьметесь?.. — Я неопытный адвокат… — помолчав, призналась Инга. — И потом я сейчас в плохом состоянии, Сергей… Понимаете, у меня ужасные семейные проблемы… Наверное, она ждала, что он станет расспрашивать ее, она поделится подробностями… Но он ответил только: — У меня — тоже. Тоже семейные проблемы! — Бывают же такие совпадения! — засмеялась Инга. В опасной близости от павильона пронесся мотоцикл. Инга вздрогнула: — О господи!.. — Хотите покататься? — вдруг спросил ее Сергей. — Покататься?! — с изумлением повторила она. — Ну да! На мотоцикле! — Я?.. Нет! Что вы! — Почему? — Я боюсь!.. — призналась она. — Со мной вы можете не бояться. Его ответ был так убедителен, он так спокойно и открыто смотрел на нее, что Инга, не смея огорчить его отказом и боясь разрушить простоту их общения, с готовностью поднялась. Он взял ее за руку и повел к мотоциклу. — Может, не надо?.. — неуверенно спросила она. — Садитесь! Инга уселась сзади, обхватив Сергея обеими руками. Мотоцикл взревел. — А как же моя машина?! — крикнула Инга. Сергей полуобернулся к ней, она близко увидела его профиль. — С нею здесь ничего не случится! — ответил Сергей. — Кругом менты! И мотоцикл сорвался с места, унося Сергея с Ингой вниз по улице. Инга закричала от ужаса и восторга и еще крепче обняла Сергея. Мне были знакомы чувства Инги. Когда-то я тоже сходила с ума, обнимая его, втягивая ноздрями запах кожи и бензина. Беспрекословно повинуясь, я мчалась с ним куда он хотел, чувствуя себя счастливой оттого, что он держал мою жизнь в своих руках. Для меня нет ничего удивительного в том, что свое путешествие Инга и Сергей закончили в Рабочем поселке, в гараже, где, собственно, и жил мой муж после того, как мы разошлись. Помимо мотоциклов, наполнявших гараж, там имелось пространство для одного человека: топчан, стол, стул, электрический чайник. Вот все, что помещалось на его жизненной территории. В случае необходимости там мог поместиться и второй человек. Домой Инга вернулась утром — бледная, уставшая, потрясенная. Таким же предстал перед ней и Ряжский: — Где ты была?! — нервно спросил он. — Я чуть с ума не сошел! — Что же тебе помешало?.. — поинтересовалась Инга. Ряжский с ужасом вгляделся в ее лицо: — Я спрашиваю, где ты была?.. — повторил он, уже страшась ее ответа. — У клиента, — ответила она. Ряжский прислонился к стене и почему-то вознес руки к небу, как бы взывая о помощи. — У какого клиента?! — У своего… Я буду защищать его в суде. Инга прошла мимо него в спальню. Ряжский бросился за ней: — Бред! Какие могут быть суды?! Зачем?! Инга, одетая, упала на кровать. — Не кричи, Ряжский… — тихо попросила она. — Я очень устала… Ряжский стоял над кроватью, растерянно глядя на нее. Она лежала с закрытыми глазами, не двигаясь, словно действительно мгновенно уснула. — Инга!!! — повысил голос Ряжский. — Ты явилась утром! Ты была у клиента! Ты что — спишь с ним?! — Меня всегда восхищало твое умение делать выводы, — не открывая глаз, ответила она. — Ты спишь с ним или нет?!! Он склонился над ней, словно собирался ударить ее или удушить. Инга открыла глаза, взгляд их оказался вовсе не сонный — напротив, твердый и недобрый. — Нет! — четко проговорила она. — Я с ним не сплю! В том-то все и дело… С ним просто невозможно заснуть… Ряжский постоял секунду, а потом вдруг обессиленно рухнул рядом с Ингой на кровать. — Ты отомстила мне! — с отчаянием выдохнул он. — Боже! Какой позор! Какая глупость, Инга!.. Он снова вскочил, схватил ее за плечи, начал трясти. — Как ты могла?! — Ряжский, не тряси меня… — слабо отбиваясь, попросила Инга. — Послушай!.. Инга, детка!.. Послушай меня!.. — Ну, слушаю… Некоторое время Ряжский молчал, собираясь с мыслями и с силами. — Ну?.. Слушаю, Ряжский!.. — Не торопи меня! — воскликнул Ряжский. — Это важно! То, что я тебе сейчас скажу, важно!.. Инга покорно уселась на кровати, всем своим видом демонстрируя обреченную готовность выслушать гневный монолог. — Есть замечательное китайское изречение… — начал Ряжский. Инга тут же перебила: — О господи… Мы не в суде, Ряжский… — Нет, ты послушай! Китайцы говорят: если ты собрался кому-то отомстить, готовь сразу две могилы!.. Ряжский выдержал паузу — действительно, как в суде. Похоже, он уже иначе не мог выражать свои мысли. — Ты отомстила мне! — трагически заключил он. — Мы не китайцы, Ряжский… — поморщившись, возразила Инга. — Нас с тобой похоронят в одной могиле… Она снова рухнула на кровать и закрыла глаза. Сгорбившись, Ряжский покинул комнату, не забыв выключить ночничок, поскольку в его слабом свете уже не было нужды — наступил день. Как ни странно, о случившемся я узнала от Ряжского. Он вскользь упомянул о пережитом потрясении, пытаясь, видимо, объяснить мне, почему решил отказаться от продолжения наших интимных отношений. Непобедимый Ряжский был убежден, что для меня это потеря, потому счел нужным оправдаться. Спустя несколько дней случилось то, что рано или поздно должно было произойти: Инга узнала, что против нее в суде будет выступать Ряжский. Это открытие она сделала случайно. Ряжский оставил папку с бумагами по моему делу на столе. На корешке значилась моя фамилия, которая показалась Инге знакомой. Раскрыв папку, Инга сразу поняла, что ее содержимое — точная копия документов, с которыми работает она сама. Ужаснувшись, Инга сразу помчалась к Алене. По дороге позвонила Кате и потребовала, чтобы та срочно приехала. И та приехала. Именно этого так не хватало мне в жизни: друзей, которые приедут в ту же секунду, когда узнают, что мне плохо… Подруги обсуждали сложившуюся ситуацию. Зина, которая была на кухне слышала весь разговор и затем подробно, со старательностью первоклашки, передала его Феликсу. — Ну и что?.. — говорила Катя. — Пусть Ряжский защищает жену, а ты — мужа! Что в этом такого? — Кать, ты не понимаешь! — Голос Инги звенел от отчаяния. — Ряжский не проиграл ни одного процесса! У меня шансов — ноль!.. Что мне делать? — Идти и защищать бедного байкера! Тут Зина услышала рассудительный голос Алены: — Инге лучше отказаться от этого дела. — И байкера лишат родительских прав! — воскликнула Катя. — Мило. — Пусть наймет другого адвоката. — Он не хочет другого… — подала голос Инга. — Мало ли чего он хочет… — заметила Алена. — Гораздо важнее, чтобы ты окончательно не разрушила отношения с Ряжским!.. — При чем здесь отношения с Ряжским?! — возмутилась Катя. — Неприлично защищать своего любовника на глазах у собственного мужа! — А трахать свою клиентку на глазах у собственной жены?! — поинтересовалась Инга. — Это прилично?! — Это ужасно. — Ну, вот и все. Перебьется! — Инга, ответь себе честно, — попросила Алена. — Ты хочешь развода с Ряжским?.. На некоторое время повисла тишина, а потом раздался голос Инги: — Ну, как тебе это удается, Алена?! Так все разложишь по полочкам, что жить не хочется!.. — Инга, никого не слушай, — твердо сказала Катя. — Иди в суд и защищай своего клиента! Послышался смех Алены: — Это называется «никого не слушай»!.. Тут в гостиную вошла Зина с листочком в руках. — Елена Викторовна, вы посмотрите меню? — Да, да. Конечно, Зина. Давайте. Зина ждала вердикта хозяйки, искоса глядя на подруг. Они сидели рядышком на толстом ковре и занимали себя светской беседой. — Что подаришь Вадику? — спросила Катя у Инги. — Откуда я знаю?.. — Только, ради бога, не мягкую игрушку, — попросила Алена. — Их полон дом. — Ладно, — невинно улыбаясь, согласилась Катя. — Подарим твердую. Инга засмеялась. — Катя!.. — укоризненно заметила Алена и, показав глазами на Зину, снова углубилась в чтение. — А что я такого сказала?.. — поинтересовалась Катя у Зины. Та, смущенно улыбаясь, молчала. — Алена, у тебя какая-то мрачная фантазия!.. — заметила Катя. Алена отмахнулась от нее, давая понять, что не расположена к фривольным шуткам. — Как вы думаете? — спросила она. — Если в день рождения Вадима мы повесим китайские фонарики во дворе?.. По-моему, будет красиво… — И фейерверк!.. — подхватила Катя. — И лакеи в ливреях!.. — Ну, ладно. Я серьезно… Инга, тебе нравятся китайские фонарики? Инга пожала плечами. — Какие фонарики?! — воскликнула Катя. — Инга у нас полюбила простую, обыкновенную жизнь. — Обняв Ингу за плечи, Катя спросила: — Ты, надеюсь, с байкером придешь? — Ага! — отозвалась Инга. — На мотоцикле! — С ума сошли?.. — спросила Алена. — Ей не нравится мой парень!.. — заметила Инга, глядя на Алену. — Унижаешь, хозяйка!.. Твой-то, конечно, высший класс! Но мне, дуре, такой не светит… Алена вздрогнула, как она вздрагивала каждый раз, когда кто-то невзначай говорил о ее счастливом замужестве. Она поднялась, подошла к окну и сказала: — Да, пожалуй, Зина… Мы повесим фонарики… Лишь бы только дождь не пошел… Или снег… Пересказав Феликсу весь разговор, Зина заключила озабоченно: — Мы повесим китайские фонарики… Я только боюсь, что дождь пойдет… Или, не дай бог, снег… — Не дай бог!.. — с иронией отозвался Феликс и, распахнув дверцу машины, оглянулся на Зину: — Поехали. Разговор происходил на набережной. Зина, не двигаясь, стояла у парапета и, не отрываясь, смотрела на него. — Феликс, я хочу домой! — Зинуля! — мирно сказал Феликс. — Не начинай! — Я вот что думаю, Феликс… — все-таки начала Зина. — Ну, зачем тебе думать, солнце мое?.. — улыбнулся он. — Поехали… Он взял ее за локоть, но Зина отдернула руку. Она, видимо, уже приготовила слова и дала себе слово не отступать: — А я — думаю! И знаю! Знаю, почему ты не хочешь домой!.. — О господи!.. Началось… Попятившись, Зина побежала по ступеням вниз к пристани. — Зина, перестань… — попросил Феликс и, помедлив, двинулся за ней. Оглянувшись, она крикнула: — Для тебя это все временно! И я тоже — временно!.. Для меня — парки, скамейки! Или — твоя машина!.. Но только не дом! Чтобы даже иллюзий не было — насчет семьи… И вообще — будущего… Феликс вышел за ней на пристань, подошел вплотную, внимательно и холодно посмотрел на нее. Думаю, ей стало страшно. — Ты, оказывается, знаешь слово «иллюзии»? — заметил он. — Откуда, Зин? Хозяйка обучила? Зина молчала, еще не полностью осознавая, к чему может привести этот бунт. — Подумать только, какой умелый психотерапевт прячется за высоким забором!.. — улыбнулся Феликс. — Ты что — опять разговаривала с хозяйкой обо мне?.. — Да, — судорожно сглотнув, призналась Зина. — И что же она сказала тебе? — Ничего не сказала. Она только задавала вопросы. — А ты отвечала? Да, Зина? — Да… Феликс провел ладонью по ее напряженной спине. — Ладно, — заметил он. — Будем считать, что китайские фонарики подействовали тебе на нервы… Да?.. Зина молчала. — Я так скучал… — прошептал Феликс. — Представлял себе, как мы встретимся, поедем в парк… — Нет! — выдохнула Зина. Губы задрожали, она отвернулась. Феликс вздохнул и сказал спокойно: — Еще немного, Зина, и на наших отношениях будет поставлена точка. — Ставь, — хрипло выговорила она. Секунду он медлил, внимательно глядя на нее. — Это твой выбор, Зина… Он подождал, не даст ли она задний ход, как уже бывало множество раз. Но она стояла у перил, вцепившись в них руками, и, не отрываясь, смотрела на темную воду. Она услышала за спиной его удаляющиеся шаги. Потом шаги замерли. Раздался его голос: — Зина! Вздрогнув, она оглянулась, с отчаянной надеждой посмотрела на него. — Ты уже решила, что подаришь на день рождения своему хозяину? — поинтересовался Феликс. — Нет… — удивленно ответила она. — Так ты не беспокойся!.. У меня есть для него роскошный подарок. И хозяйке понравится. Сказав это, Феликс быстро поднялся по ступеням и исчез за высоким парапетом. Я думаю, Зине стоило огромного труда не закричать и не побежать следом. Она вдруг начала рыться в сумке, потом вытряхнула ее содержимое на доски пристани. Кошелек, расческа, пудреница, коньячная фляжка, мензурка, которую она всегда таскала с собой по старой привычке медсестры… Зина налила в мензурку коньяк. Выпила его одним махом, запрокинув голову. Постояв неподвижно, она вдруг заскулила, плотно сжав губы. По лицу текли слезы. Это был ее первый шаг на пути самостоятельной и, следовательно, настоящей женщины. И это было страшно. Как ни была безразлична Зина Феликсу, он все же пришел в ярость от ее поступка. Феликс не любил, когда его персонажи пускались в самостоятельное плавание, не испросив высочайшего разрешения. Мы встретились в кафе «Цитрус». Днем здесь было пусто. Мы сидели вдвоем за столиком в глубине зала. — Неужели Зина ушла?.. — проговорила я. — Это не твое дело. — Влияние Алены… — продолжала я, с удовольствием наблюдая за всеми красками бешенства, сменявшимися на его лице. — Оказывается, она не только правильная. Она и сильная, да? Сумела переломить твое влияние на Зину… Феликс откинулся на спинку стула. Скрестив руки на груди, он насмешливо улыбнулся: — Всего лишь правильная. Всего лишь задавала наводящие вопросы. Это есть во всех учебниках. — Ну, хорошо. Пусть так, — согласилась я. — Алена всего лишь правильная. А ты? Ты ведь тоже живешь по правилам, Феликс… Чем ты интереснее Алены? Он прищурился, как зверь почуявший опасность. — Полина… — протянул он. — Что за разговор?! — Просто — разговор… — С каких это пор ты стала защитницей Алены? — Всего лишь говорю, что думаю… Твои правила придумал ты сам. Они не записаны в учебниках. Но в любой момент кто-нибудь может их записать. И тогда они станут учебниками, кто-то начнет по ним жить, и окажется таким же правильным и скучным, как Алена. Или как ты. Что одно и то же. Феликс кашлянул и спросил глухо: — Чего ты хочешь? Я подняла брови: — Ничего. Это ведь ты меня пригласил. Значит, ты чего-то хочешь… — Соскучился по тебе, Полина… — мрачно заметил он. — А на самом деле?.. — В ближайшее время кое-что произойдет. — Что? — Ты будешь первая, кому я это сообщу, как только все случится. Оставив меня заинтригованной, то есть одержав временную победу, Феликс удалился. Я не стала ломать себе голову над загадочными обещаниями Феликса. Наступал день рождения Вадима, о котором мы узнали от Зины. Я должна была оказаться дома. Подумав, я решила не покупать подарка, так как потом не смогла бы объяснить Вадиму, откуда мне стало известно о дате его рождения. Он появился вечером — улыбающийся, счастливый. Обнял меня: — Хочешь, пойдем куда-нибудь?.. — Вместе? — А ты бы хотела по отдельности? — весело спросил он. — Сейчас, я быстро переоденусь! Я помчалась на второй этаж. Вадим остался ждать меня внизу. Это был хороший признак — он хотел провести начало дня рождения со мной… Быстро переодевшись в наряд, приготовленный накануне, я крикнула из спальни: — А если нас кто-нибудь увидит?.. — А ты не думай об этом!.. Сегодня не думай ни о чем! — Именно сегодня? — Да. — Почему? — Потому что через полтора часау меня день рождения… Я улыбнулась. Медленно спускаясь по ступеням в гостиную, я сказала: — Мне даже нечего тебе подарить! Я не знала… — Зато ты первая меня поздравишь… — он поднялся навстречу мне. Мы остановились на ступенях. — Куда поедем?.. — спросил он. — Скажи, куда ты хочешь. — В «My-My»!.. — выпалила я и замерла, удивляясь самой себе. Предложить банкиру пойти в такое заведение — это было слишком смело с моей стороны. Вадим изумленно посмотрел на меня. — Ты шутишь? — Почему?.. Нет… — отступать было некуда. — Мы давно об этом мечтали… — Мы?.. — Я и Сережа… Мой сын… — объяснила я. Вадим улыбнулся, развел руками: — Значит, едем в «My-My». В кафе было полно народу. В основном, молодежь. В помещении висели шум, табачный дым и смех. То и дело раздавались взрывы смеха. Вадим странно смотрелся здесь в своем дорогом пальто, в сопровождении телохранителя. Повинуясь правилам заведения, он лично принял поднос с едой у стойки и отнес его к столику, за который предварительно усадил меня. Растерянный телохранитель, тревожно озираясь, никак не мог найти подходящей точки для наблюдения. Он просто мотался неподалеку от нашего стола. — Это твой компот… — комментировал Вадим, выставляя нехитрую еду на столик. — Это — мой… Так, это у нас что? Бисквит… Шикарная еда!.. — Тебе не нравится?.. — виновато спросила я. — Очень нравится!.. Чокнемся? — Я тебя поздравляю… — А я тебя люблю… — вдруг сказал он. — Знаешь об этом?.. Кажется, эти слова были неожиданными не только для меня, но и для самого Вадима. Некоторое время мы оба молчали. Я растерянно смотрела на него, не зная, что ответить и надо ли отвечать. — Что с тобой?.. — спросил Вадим. Если бы он знал, что со мной!.. В эту минуту мне так захотелось сказать ему правду, всю правду, которая была стара, как мир, и страшна, как мир. Но что я могла ему сказать? Что путем сложнейших комбинаций заполучила его, а потом влюбилась, как дура? Что пишу книгу о том, как обманывала его? Что теперь даже больше, чем он сам, меня интересует его жена, о страданиях которой мне хочется написать? Что я готова променять его на собственную карьеру и эфемерный успех?.. — Почему ты плачешь? — спросил Вадим и салфеткой принялся промокать мои щёки. Оказывается, я плакала. — Понимаешь, Вадим… — сквозь слезы проговорила я и замолчала. Он истолковал мое молчание по-своему: — Ты из-за сына? Из-за Сережи, да?.. Ну, что ты… Зачем же плакать?.. Забери его сюда… Будешь ходить с ним в «Му-Му» хоть каждый день… Слышишь?.. На свете нет ничего невозможного… — Есть!.. — тихо с отчаянием выдохнула я. — В том-то все и дело, что есть… Мне было по-настоящему больно. Так больно, что хотелось кричать… Со стороны, наверное, казалось, что уверенный с себе господин утешает наивную девочку, но все было наоборот. Это он был наивным мальчиком, который даже не знал, сколько на этом свете невозможного, совершенно невозможного… Мы посидели еще немного, потом он отвез меня и уехал. Когда мы прощались, он был по-прежнему растерян, ему не хотелось оставлять меня одну, я чувствовала это. Но был уже третий час ночи, его ждали дома. Феликс позвонил мне в начале следующей ночи. — Надо встретиться, — коротко сказал он. — Прямо сейчас? — Да. — А если приедет Вадим? — Вряд ли. У него проблемы. Я только спросила: — Где ты? — Внизу. Феликс ждал меня около дома. Было слишком холодно для прогулок, мы поехали к нему. По дороге он рассказал мне все. Накануне дня рождения Вадима он отправился в Рабочий поселок, нашел бабу Валю. Заставить ее сесть в машину было делом техники — хватило и бутылки водки, хотя предусмотрительный Феликс припас две. После того, как старуха отключилась, Феликс повез ее в Москву. — Зачем?! — Я объяснил ей, что дочурка соскучилась и хочет ее видеть. — Ты что — повез ее к Алене?… — холодея от ужаса, спросила я. — Я бы сказал, к Вадиму, — уточнил Феликс. — Это ведь Алена знает, что мать ее жива. А для Вадима это сюрприз, он считает, что мать Алены погибла при пожаре, верно?.. Я решил порадовать его. — О господи, Феликс… — прошептала я. Феликс привез бабу Валю к загородному дому. Дождавшись момента, когда ворота были распахнуты по случаю приезда гостей, Феликс выгрузил пьяную старуху во дворе и, ударив по газам, умчался. Что происходило внутри дома, какой была встреча Алены с пьяной матерью, Феликс в точности не знал. Но он был абсолютно уверен, что достиг нужного эффекта, так как остановился в стороне и через двадцать минут увидел, как два дюжих охранника и Зина вывели брыкающуюся и орущую бабу Валю и загрузили в джип. Еще через несколько минут дом покинули Инга и Катя. Потом появилась мать Вадима, которая увезла с собой младшего сына Алены — Петю. Окна в доме погасли. Феликс заключил, что праздник в доме Алены и Вадима удался. Я стояла у окна и молча смотрела на Феликса. В комнате был полумрак, подсвеченный дрожащим светом телевизора, который беззвучно работал на полу. — Не слышу аплодисментов, — заметил Феликс. — И не услышишь, — мрачно отозвалась я. — Чего ты добился?.. — Ничего особенного, — отозвался мой учитель. — Просто Вадим узнал, что мать его жены — алкоголичка… Никто не погиб во время пожара… И все эти годы ему врали… — Ну и что?.. — спросила я. — Теперь, по-твоему, Вадим уйдет от жены?.. — Скорее всего. — Разве из-за этого уходят?! — Из-за этого не уходят, — улыбнулся Феликс. — Ты права… Уходят из-за таких красавиц, как ты. Но для того, чтобы на это решиться, нужен повод. Толчок. Встряска… Вот это Вадим и получил… Феликс подошел ко мне, отвел волосы от моего лица, заглянул в глаза. — Ты не рада?.. Я молчала, не зная, что ответить. — О-о, как интересно… — насмешливо проговорил Феликс. — Приехала замухрышка в Москву, получила банкира на блюдечке, и теперь даже не знает, рада она или нет… А кто тебе нужен?.. Президент?.. Или обойдешься премьер-министром?.. Ты только скажи — организуем… Он вдруг осекся, словно споткнулся. Я оглянулась и увидела, что взгляд Феликса сосредоточен на беззвучно работающем телевизоре. На экране была какая-то презентация: из множества людей камера выхватила некую пару. Он — в смокинге, его спутница — красивая дама — в открытом декольтированном платье. Они отвечали на какие-то вопросы корреспондента, смеялись. Она кокетливо прижималась щекой к его плечу. — Это — она?.. — спросила я Феликса. — Твоя бывшая партнерша?.. По тому, как он молчал, я поняла, что попала в точку. Женщина еще какое-то время помелькала на экране, а потом камера переключилась на других. — Послушай… — проговорила я. — Почему бы тебе не сделать так, чтобы она ушла от своего депутата?.. И вернулась к тебе?.. Ты ведь умный. Ты все умеешь… — Замолчи… — попросил он, почти жалобно. Я видела, что ему больно… Наверное, так же, как Алене сейчас… Что она делает? Как ей объяснить Вадиму свою ложь? Станет ли он ее слушать? Захочет ли?.. На свете был только один человек, способный понять, почему Алена врала о своей матери. Этим человеком была я. Я вылезла из той же дыры, что Алена. Я знала, что такое стыд за себя и своих соплеменников. Я тоже хотела оторваться от них, а потом, оторвавшись, держать дистанцию. Я так же, как Алена, была готова на любую ложь ради того, чтобы осуществить мою мечту… К сожалению, именно меня, единственного человека, способного понять ее и оправдать в чужих глазах, она прогнала от себя. — Отвези меня домой, — сказала я Феликсу. — Держи меня в курсе, — попросил он, когда машина остановилась во дворе дома Вадима. — В курсе чего? — Развития событий, — выразительно сказал Феликс. — Ты имеешь в виду, Вадима? Уйдет он ко мне или нет? — Именно. — А кто тебе сказал, что я этого хочу? Феликс нахмурился: — Это что-то новое, Полина… — Да, — согласилась я. — Жизнь меняется. Захлопнув дверцу, я, не оглядываясь, вошла в подъезд. Спустя несколько дней Вадим ушел из семьи. Он сообщил мне это в свойственной ему манере называния фактов. Он никогда бы не стал говорить о причинах. Он вообще не говорил со мной об Алене. Не сказал о ней ни одного слова: ни хорошего, ни дурного. Он словно оберегал нас друг от друга. Наверное, страшно потерять такого человека, как Вадим. Он был слишком хорош. Слишком целен и порядочен. Если такой уходит от женщины, она знает, что причины только в ней… Мы лежали рядом, обнявшись. Мне хотелось, чтобы Вадим рассказал мне все, но я не смела спросить. А он молчал. — Ты помнишь о времени?.. — осторожно спросила я. — Уже поздно… Обычно Вадим уезжал не позднее трех часов ночи. — Я остаюсь, — помолчав, ровно ответил он. — До утра?.. — Вообще — остаюсь… — Что-то случилось?.. — спросила я не сразу. Вместо ответа Вадим молча погладил меня по волосам. — Я хочу попросить тебя… Пожалуйста, никогда не ври мне… Что бы ни было… Говори только правду… Я ничего не ответила, только напряженно сжала губы. — Обещаешь? — спросил он. — Да… — прошептала я. — Я буду говорить тебе только правду… Ничего, кроме правды… Я хотела продолжить и сказать ему все. Но он перебил меня. — И да поможет нам бог? — проговорил он. — Ну, если поможет, то да… — помолчав, согласилась я. В этот момент мне стало страшно… по-настоящему страшно. Последнее время я жила с ощущением, что заслужила все, что имею… Любовь Вадима, роскошную квартиру, обеспеченность. Я слишком долго нуждалась, считала копейки, а теперь у меня было все. Значит, бог поощрял меня. Так я думала… Но чем дальше, тем чаще мне казалось, что поощрял меня вовсе не бог. Через несколько дней утром Вадим вдруг попросил меня одеться и выйти вместе с ним. Как всякий человек, постоянно скрывающий что-то, я первым делом напряглась. Но взгляд Вадима был так весел, он так нежно улыбался мне, что я поняла: все в порядке, мне ничто не угрожает. Скорее всего, речь шла о сюрпризе. Сюрприз оказался оглушительным. Взяв меня за руку и загадочно улыбаясь, Вадим потянул меня за собой. Мы прошли мимо его джипа, мимо телохранителя. В середине двора Вадим вдруг заставил меня остановиться. — Нравится тачка?.. — спросил он. — Тачка? Он кивнул на ярко-красный автомобиль, стоявший в двух шагах от нас. Молча, словно ослепнув и оглохнув, я смотрела на машину своей мечты. — Она твоя, — сказал Вадим и вложил в мою ладонь ключи. — Вадим… Нет… — Сядь. Опробуй… — он распахнул дверцу. Я с ужасом смотрела на Вадима. — Ты все знаешь?.. — Что? — Она — красная… — проговорила я. — Я всю жизнь мечтала о таком автомобиле… Именно о красном… Откуда ты это знаешь?.. — Знаю… — он наклонился и поцеловал меня. — Я много о тебе знаю… Поэтому никогда даже не пытайся обманывать меня… Я почувствовала, как у меня отнимаются ноги. — Почему ты так говоришь?.. — Шучу… — засмеялся Вадим. — Будь осторожна за рулем, ладно?.. Вадим, к которому мгновенно пристроились телохранители, пошел к своему джипу. Я долго сидела в машине, раскладывая мысли по полочкам… Вадим сказал, что много знает обо мне. Разумеется, он шутил, но все же в этой шутке проглядывалась истина. Он мог бы узнать обо мне все — для этого ему достаточно было щелкнуть пальцами. Верные служащие, сборщики информации сообщили бы ему все: начиная с даты рождения и кончая постоянными контактами с неким Феликсом. Всплыла бы моя связь с Аленой, разъяснились бы все интриги… Вадим не хотел этого делать. Он не хотел знать правды. Почему? — спросила я себя и самой же себе ответила. Потому что он не доверял мне. Он был слишком влюблен и боялся, что правда обо мне разрушит все. Когда Вадим узнает правду, он не простит меня. Вдруг возле самого уха кто-то зааплодировал. Я подняла голову и увидела Феликса. Он стоял передо мной, хлопая в ладоши. — Шикарная машина! — воскликнул он. — Феликс… — вздохнула я. — Что за дурацкая манера — всегда появляться не вовремя! — И это все, что ты хочешь мне сказать? — А что еще я должна тебе сказать, Феликс? — Что Вадим ушел из дома, например… Что вы теперь живете вместе… Или ты считаешь, что мне безразличны твои успехи?.. — Я ничего не считаю! Я только прошу тебя: оставь меня в покое Феликс. Он улыбнулся: — Единственное, чего я никогда не смогу сделать для тебя, так это оставить тебя в покое. И не проси. — Чего ты хочешь?! — Объяснить тебе одну простую вещь, которую ты, видимо, до сих пор не поняла… — невозмутимо отозвался Феликс. — Ты, наверное, считаешь, что я так долго занимаюсь тобой ради нескольких сотен в месяц. Имиджмейкер на заслуженном отдыхе — решил немного подработать, да?.. Я отвернулась, не в силах смотреть в его ледяные глаза. — Ну, отвечай. — А что — не так на самом деле?.. — спросила я. Феликс улыбнулся: — Нет, Полина… мне нужны другие деньги и другие возможности… по-прежнему не понимаешь?.. В этот момент он был отвратителен — с этими своими загадками, своей спокойной змеиной улыбкой. — Что тебе нужно?! — не выдержав, крикнула я. — Вадим, — спокойно ответил он. — Со временем ты представишь ему своего давнего знакомого… Это ведь случается, что давний знакомый становится другом семьи, правда?.. Постепенно до меня доходил смысл того, что говорил Феликс. — Для этого нужно только одно, Полина: не бегать от своего давнего знакомого. Иначе получится, что, представляя меня Вадиму, ты соврешь ему, а он, как известно, этого не любит… Ну? Теперь поняла?.. Не слишком отдавая себе отчет в своих действиях, я повернула ключ в замке зажигания, дала задний ход и, с трудом увернувшись от столкновения с машиной Феликса, покинула двор. Смешно убегать от Феликса. Он все равно настигнет. Так и случилось. Я стояла в примерочной кабинке, когда занавеска с шумом отодвинулась в сторону, и Феликс спросил: — Помочь?.. Я стояла перед ним полуголая, спеленатая узким платьем, которое примеряла. — Я знаю все твои любимые точки, включая этот магазин… — насладившись моей растерянностью, сказал Феликс. — Поэтому и не стал гнаться за тобой, когда ты так позорно удрала… За его спиной возникла продавщица. — У вас все в порядке? — спросила она. — Все о'кей… — ответил Феликс за меня. — Я ее близкий друг… Не беспокойтесь… Я молча кивнула, и, пожав плечами, продавщица отступила в сторону. Феликс зашел в кабину, взялся за край платья и помог мне снять его. — Ну, что? — поинтересовался он. — Все имеешь, и я тебе больше не нужен?.. — Выйди, пожалуйста… — попросила я. — Мне надо одеться. — Одевайся. Здесь просторно… Разве я тебе не говорил, что меня однажды кинули. И мне это не понравилось?.. — О господи… Феликс!.. — схватив свою одежду, я начала торопливо одеваться. Взгляд, которым он рассматривал меня, был слишком хорошо мне знаком. — А ведь я тебе нужен… — заметил Феликс. — Без меня все может плохо кончиться… Ты слышишь меня, Полина? Ты хочешь, чтобы все плохо кончилось?.. В этот момент он был похож на мелкого беса, на местечкового Мефистофеля, который был способен запугать разве что ребенка. — Хватит! — с яростью прошипела я. — Хватит меня пугать!.. «Все плохо кончится!» А как еще все это может кончиться?! Феликс с силой прижал меня к зеркалу. — Они поженятся, например… — хрипло прошептал он. — Будут жить долго и счастливо… Я почувствовала, как его руки принялись расстегивать мои джинсы. — Прекрати, идиот! — Что за джинсы ты себе завела?.. Какая-то дурацкая шнуровка… — не обращая на меня внимания, пробормотал он. — Убери руки!.. Ты с ума сошел?! Мы в магазине! — Странно… — сдавленно проговорил он. — Мысль о примерочной кабине… Никогда… Не приходила мне… В голову… Ну, не дергайся… — Я сейчас закричу… — с отчаянием сказала я, понимая, что как раз кричать в этом магазине невозможно, не нужно, нельзя — сюда мы часто приезжали вдвоем с Вадимом. — Кричи… — согласился Феликс. — Только тихо… Это было безумие: шикарный магазин, невозможность позвать на помощь, руки Феликса, его сосредоточенное дыхание, холодное зеркало, к которому я была прижата спиной. Я молчала. Мне казалось, я вижу все это со стороны. Пришедшая в голову мысль почти успокоила меня: теперь я знаю и это, теперь я об этом напишу… Но что об этом напишешь? И — как?.. Что чувствует униженный человек?.. Оказывается, ничего. Как будто то, что всегда в воображении казалось ему ужасным, непереносимым, происходит не с ним — он всего лишь зритель. Дыхание Феликса выровнялось. Он опустил руки, некоторое время стоял неподвижно, прикрыв глаза, потом посмотрел на меня. — Одевайся, — сказал он тихо и буднично. Я молча привела в порядок одежду. — У тебя есть расческа? — спросил он. Поскольку я никак не среагировала на вопрос, он открыл мою сумку, нашел щетку и причесал мои волосы заботливой рукой. Когда мы вышли из кабинки, продавщица вежливо отвернулась. Она все видела или, по крайней мере, все поняла. В конце концов, занавески в кабинках не достают до пола. На улице возле магазина Феликс уселся рядом со мной в мою машину. Я молча ждала, когда он уйдет. У меня не было сил ни гнать его, ни разговаривать с ним. — Ну?.. — подал голос Феликс. — Долго ты будешь скорбеть о невинности, потерянной в примерочной кабине?.. Я по-прежнему молчала. Феликс протянул руку, погладил меня по голове: — Ты спрашивала, возможен ли счастливый финал? Отвечаю: да. Вы поженитесь… А пока мне нужны деньги… — И Вадим, — подсказала я. — Умница, — отозвался Феликс и, потянувшись ко мне, прошептал: — Ты мое маленькое чудо… Не переживай… Мне было хорошо с тобой… Через час, сидя в ванной, пытаясь смыть с себя Феликса, его запах, его руки, я вдруг поняла, каким будет финал моей книги. Зная по опыту, что с жизнью лучше не спорить и не пытаться навязывать ей свою волю, я сделала все, что задумала и уже затем написала об этом. В ту же ночь после того, как уснул Вадим, я осторожно выбралась из кровати, оделась, спустилась в гостиную и, распечатав написанное мною, положила листы стопочкой на столе. Рядом я оставила ключи от квартиры, ключи от машины и записку — короткую: «Вадим, прочти. Ты все поймешь. Полина»… Уже от двери я вернулась и дописала: «Видишь, я не врала, что пишу»… Хотя бы в чем-то я и в самом деле не врала ему. Бесшумно прикрыв за собой дверь, я навсегда ушла из этой квартиры. Во дворе стояла моя машина, но я прошла мимо. Ее окраска больше не волновала меня. Пусть красный автомобиль достанется кому-нибудь другому. Что может быть страшнее, чем сбывшаяся мечта?.. Надо было видеть лицо Ряжского, когда около полуночи, распахнув дверь, он обнаружил за порогом меня. — Вы с ума сошли!.. прошипел он. — Чего вы хотите? — Я хочу сказать… За спиной Ряжского возникла Инга. Молча и с любопытством она изучала меня. — Это ко мне, Инга, — нервно заметил Ряжский. — Я вижу, — невозмутимо отозвалась она. — Ну, так что? — Ряжский посмотрел на меня умоляющими глазами. — Я хочу сказать, что отказываюсь от своего иска… — Что?.. Ряжский оглянулся на Ингу и затем с ужасом уставился на меня. — Я отказываюсь от иска. — Почему?.. — Потому что мой муж не избивал меня. — То есть как?.. — Очень просто, — заметила Инга. — Ряжский, пусть она войдет. — Зачем, детка? — растерянно спросил он. — Чтобы сделать отказ от иска. В письменном виде. — Инга кивнула мне: — Войдите. — Ничего не понимаю… — пробормотал Ряжский и посторонился. Тем временем Инга принесла лист бумаги и ручку. Я присела к маленькому столику вкупе с мягкими креслами стоявшему в прихожей. Инга следила за тем, как я пишу. Где-то на заднем фоне маячил Ряжский. — И что же вас сподвигло? — поинтересовалась Инга, забирая мое заявление. — На такое признание?.. — Вы, — ответила я. — Вы все. — Не очень понятно. — Со временем поймете, — ответила я. Тут Ряжский решил подать голос и спросил: — Что, собственно, здесь происходит?! — Больше ничего. — Я поднялась и направилась к двери. Через полтора часа я стояла у ворот дома Алены и нажимала на кнопку звонка. Минуты через две распахнулась калитка, и за порогом возник заспанный охранник. Все было как полгода тому назад с той только разницей, что теперь была зима и ночь, и я уже мало походила на робкую девочку, стучавшуюся когда-то в эту дверь. — Кто вам нужен? — поинтересовался охранник. — Вызовите хозяйку. Срочно. — Она спит. — Это срочно, — повторила я. — Скажите, что дело касается Вадима Григорьевича. Охранник помедлил и ушел, пообещав узнать у Алены, сможет ли она принять меня. Разумеется, она смогла. Очень скоро вновь появился охранник и предложил мне войти в дом. По длинной, вымощенной камнем дорожке я прошла к парадному крыльцу. Впервые в жизни и, конечно, в последний раз я вошла в дом Вадима и оказалась в просторном фойе. Там уже ждала Алена. Кутаясь в широкий теплый шарф, она тревожно посмотрела на меня: — Что-то случилось?.. — и осеклась, узнав мое лицо. — Это вы?.. —Да. — Я ведь просила вас… — Да. Просили. — Зачем вы пришли? — Вернуть вам мой долг. Алена шевельнула побледневшими губами: — Вы не передали деньги?.. — Нет… Я осталась в Москве… И потом… Послушайте, это я виновата в том, что баба Валя оказалась здесь… Алена вздрогнула, но ничего не сказала, пристально вглядываясь в мое лицо. — И в том, что Вадим ушел… — добавила я. Она судорожно вздохнула и спросила еле слышно: — Он ушел к вам?.. Я кивнула. Мы стояли и молча смотрели друг на друга. — Когда я приехала из Рабочего поселка — помните? — я нуждалась в вашей помощи, — сказала я. — Просто тогда мне не хватило слов. А потом — все стало происходить помимо моей воли… Я только успевала записывать… — Что значит «записывать»?.. — Это неважно… Я надеялась, что вы поможете мне. Просто — протянете руку. И все. Но вы… — Я помню, — быстро сказала Алена. — И что же? — И я сделала то, что я сделала. — Вадим, да? — Да. Мне больше ничего не оставалось после того, как вы вышвырнули меня из машины, около вокзала… Алена взглянула на меня исподлобья и еле заметно усмехнулась: — Больше ничего? — По крайней мере тогда… я так считала… — Понятно… — кивнула Алена и спросила: — То есть — если бы тогда я протянула вам руку, то?.. — Да, — подтвердила я. — Все было бы по-другому… Она покачала головой, улыбнулась как-то смутно, словно далеким мыслям — и вдруг — протянула мне руку: — Вот, — легко сказала она. — Вот вам моя рука… Я осторожно сжала ее пальцы — они оказались холодными и твердыми. — Ну? — с иронией спросила Алена. — Теперь все будет по-другому?.. Я опустила руку. — Я… возвращаюсь назад… Туда, откуда приехала… — Что так? — поинтересовалась Алена. — Все очень просто, — ответила я. — Мне никогда не стать такой, как вы. Я имею в виду вас и ваших подруг. — Зачем же вы пришли? Попросить прощения? — Примерно так… — ответила я. Алена окинула меня тяжелым взглядом: — Вряд ли я смогу простить вас… Уезжаете — уезжайте… Она кивнула на дверь, а я — в ответ… Я шла назад к воротам по вымощенной камнем дорожке и думала о том, что Вадим вернется сюда. Я чувствовала это. Я знала. За воротами ждал «частник», подрядившийся возить меня по адресам за немалую сумму. Последним пунктом назначения в моем списке значился Феликс. Я открыла дверь квартиры собственным ключом. Было около четырех утра. Феликс спал. Но от стука двери тут же проснулся. Я видела, как он рукой нащупывает возле матраса очки, как включает настольную лампу. Он был беззащитен спросонок и даже вызывал теплые чувства. — Что-то случилось?.. Я улыбнулась ему: — Как тебе сказать?… Ничего особенного… Просто Вадим все знает… Феликс прищурился. Почуяв опасность, таившуюся, видимо, в моем взгляде, моей улыбке, он поднялся, запахнулся в плед. Ни дать, ни взять — Гамлет, принц датский. Он непроизвольно шевельнул плечами, и это движение выдало его привычное желание скрестить руки на груди. Если бы не плед, он бы непременно это сделал — именно так выражалось его привычное презрение в мой адрес. — Что же он знает? — поинтересовался Феликс. — Все, — пояснила я. — Как мило сказано, — заметил Феликс. — И главное, всеобъемлюще. Все — к этому ничего не прибавишь. — Тебе объяснить?.. — Если не сложно… — Феликс отвесил короткий поклон. Улыбнувшись дрожавшими губами, я рассказала ему все: о своих одиноких вечерах, о его рукописи, на обороте которой я от нечего делать начала писать свои дневники, о том, как рукопись попала к издателю, и он заинтересовался ее изнанкой — то есть тем, что было с обратной стороны страниц, как затем я подписала договор… Феликс вдруг опустил руки, плед соскользнул, обнажив неуместно тонкие ноги, словно по ошибке приставленные к этому телу. — Ты хочешь сказать, — медленно проговорил Феликс, — что написала книгу?.. — Да… Обо всем, что здесь со мной произошло… — И ее собираются выпустить в том самом издательстве?.. — Да. В которое я пришла как твой агент… Феликс потрясенно покачал головой: — Шикарно… Такое даже я не смог бы придумать… Он пошел по квартире, зачем-то поочередно включая все лампы — бра, торшер, люстру. Постояв в центре освещенного пространства, он резко повернулся ко мне: — И что же — Вадим это прочел? — Я оставила распечатку на столе. Феликс стремительно подошел ко мне, схватил меня за запястье. — Он спал, когда ты уходила?! — Да… — поморщившись от боли, ответила. — Так вернись и забери этот хлам!.. Ты на машине? — Нет… Феликс схватил брюки. Прыгая, стал надевать их. Лучше бы он спал в штанах. Лучше бы я не видела его тонких ног — почти старческих и немощных. Вот уж колосс на глиняных ногах!.. — Я тебя отвезу, — деловито заметил Феликс, влезая в свитер. Я пожала плечами и заметила: — Ключи я оставила там же… На столе… — Ключи от квартиры? — уточнил Феликс, замерев. — И от квартиры тоже… Феликс потрясенно смотрел на меня. Некоторое время он не мог выговорить ни слова. Наконец сумел: — Дура… — простонал он. — Идиотка… Баба… Он схватил меня за плечи, вдавил спиной в стену. — А молча?! — хрипло крикнул он. — Нельзя было уйти молча?! По-простому?! Без этих финтов?! Без книжек и ключей на столе?! А?!! Он, тяжело дыша, с яростью смотрел на меня. Было время — этот взгляд действовал на меня, как взрыв бомбы на обывателя, — я теряла самообладание и была готова на все, лишь бы в его глазах вновь проглянуло что-то человеческое. На сей раз я ответила ему таким же яростным взглядом — моя убежденность в собственной правоте помогла мне устоять и не дрогнуть. — Я не буду жить, как ты прикажешь!.. — сказала я. — Как ты сочинишь за меня!.. Понятно?! Я тебе не вещь! Не персонаж! — Ну, конечно! — саркастически воскликнул Феликс. — Ты теперь сама писатель! Это я — твой персонаж!.. — Он рассмеялся — нервно и зло — и по привычке скрестил руки на груди: — Ну, расскажи, писатель, что со мною будет дальше! По твоему сюжету! Я задумалась. Что будет с Феликсом дальше, меньше всего интересовало меня. — Понимаешь, мой сюжет не о тебе, — объяснила я. — Ты возник и исчезнешь. — Так не бывает, — заметил он. — Если какая-то линия началась, она должна закончиться. — Ты опять поучаешь меня? — Просто объясняю. Писатель не вправе бросать своих персонажей. — Почему же не вправе? Как захочет, так и сделает! — Читатель ему не простит. Феликс улыбнулся, наслаждаясь моей минутной растерянностью. — Хорошо… — согласилась я. — Дальше с тобой будет вот что. Ты уберешь свои руки… Я уйду… И больше мы с тобой не встретимся… Феликс опустил руки. Он по-прежнему улыбался, но в улыбке возникло что-то новое, какой-то иной оттенок. Горечи, печали, растерянности — не знаю. Но он вдруг сказал тихо: — Двойка с минусом. — Что?.. — Двойка с минусом за твой сюжет… — Он обернулся: — Разве ты не чувствуешь, что здесь чего-то не хватает?.. — Чего? — спросила я, стараясь не расслабиться и не угодить вновь в его сети. — Одной детали… — пояснил Феликс. Я молчала, напряженно глядя на него. — Ну? Дать тебе последний урок? — спросил он. — Дай… — помедлив, согласилась я. ' Он прошелся по комнате, как учитель по классу. Остановился. Склонил голову к плечу и проговорил легко и спокойно: — Такая сволочь, как я, напоследок должна заплакать… Сделай так, чтобы я заплакал… Сумеешь — значит, писатель… Я понимала, что, скорее всего Феликс опять дразнит меня. Что эти его парадоксы — не более, чем способ снова загнать меня в тупик. Но и задание, которое он так неожиданно сформулировал, своеобразный тест для начинающего писателя, не могло не заинтриговать меня. Я с интересом смотрела на него. Он ждал. Его лицо было непроницаемо. Что я могла сделать для того, чтобы Феликс — редкая сволочь, по его же собственному определению, — мог заплакать?.. Я вспомнила нашу первую встречу — его взгляд, показавшийся мне таким высокомерным при всей его приветливости и улыбчивости; вспомнила, как разделась при нем и для него, как он произнес это дурацкое слово «опаньки!» и затем долго выговаривал мне — и снова в этом было высокомерие; оно же, высокомерие, двигало им, когда он объявил мне впервые о том, что Вадим непременно уйдет из семьи; и с бабой Валей, когда он вез ее в качестве сюрприза в дом Алены, он наверняка был так же высокомерен, как со мной, как со всеми меньшими братьями и сестрами… Самым тяжким воспоминанием было его лицо в примерочной кабине, когда, изнасиловав меня, он заботливо расчесывал мои волосы щеткой… Подобное лечат подобным, вспомнилось мне. Я шагнула к Феликсу. Тронула ладонями его лицо. Он вздрогнул. Растерянно сморгнул. Сжал губы, которые помимо его воли задрожали. Я почувствовала, что на верном пути. — Бедный… — прошептала я и обняла его. Под моими ладонями задрожала его спина. Уткнувшись мне в плечо, он плакал. О своей несостоявшейся книге. О нашей с ним истории, которая тоже не состоялась. О любви, которой он боялся больше бедности и смерти. О себе, таком умном и бесплодном… Наверное, обо всем сразу, как это свойственно неудачникам в тот момент, когда открывается истина и кончаются силы бороться с ней. — Послушай, Полина… Я не стала слушать его — резко развернулась и, захлопнув за собой дверь, ушла. Незадолго до Нового года я собралась с Сережкой в Москву. У меня оставалось там два дела: я обещала повести сына в «My-My» и должна была сдать издателю рукопись. Путь к автобусной остановке лежал мимо дома бабы Вали. Поравнявшись с ним, я невольно остановилась. Там, за покосившимся щербатым забором, сидела на ступеньке крыльца баба Валя, трезвая и потому, наверное, мрачная. Перед нею сгребала лопатой снег ее дочь — Алена. — Ну, зачем? — недовольно кричала ей баба Валя. — Зачем снег-то грести? Он ведь снова насыплется… Зима же!.. — она всплеснула руками и коротко хохотнула. Алена, тяжело дыша, покосилась на нее: — Однажды ты увязнешь в сугробе. И замерзнешь. В собственном дворе. — А тебе не плевать?.. — мрачно спросила баба Валя. Алена снова молча принялась за работу. — Нет в тебе жалости, Алена… — вздохнула баба Валя. — К празднику пузырь бы матери привезла!.. А то закуски притащила на целый экипаж, а выпить нечего. — Я привезла не закуску, а еду. Это первое. Второе: пузыри возить я не буду. Никогда. Баба Валя махнула рукой и тяжело вздохнула. — Елку нарядить? — спросила Алена. Баба Валя с тоской посмотрела на нее: — На хрен мне елка-то? Что с ней делать?.. Алена прислонила лопату к стене дома. — Я поехала… — Шагнув к калитке, она остановилась, оглянулась и, помедлив, сказала матери: — Если захочешь увидеть внуков, позвони. Но в этом случае тебе придется не пить. — Легко сказать… — уныло отозвалась баба Валя. — Не можешь сама — соглашайся на лечение. — Вот ты и лечись!.. А я здоровая!.. Давай, катись отсюда!.. Жила без тебя — и дальше проживу!.. Некоторое время Алена с тоской вглядывалась в лицо матери. — Ты-то проживешь — как захочешь!.. — тихо сказала она. — А я свое детство уже никогда не проживу по-другому!.. Ты знаешь, каким оно у меня было?! — Что твой папка погиб — я не виновата… — заметила баба Валя, кивнув на самолет. Алена невольно оглянулась на фанерную модель, покрытую снегом. — Папка?… — повторила она. — А сколько их было, этих «папок»? Ты помнишь?.. Я — нет! Я только помню, как вечно сидела под столом и слушала вашу пьяную ругань! Как мне было стыдно за тетради, залитые портвейном! За себя! За тебя!.. Ты, вообще, знаешь, что такое стыд?! Баба Валя тяжело пошевелилась на ступеньке, сделала попытку подняться и выдохнула: — Бедная ты моя… Растерявшись, Алена безмолвно смотрела на нее. Та, не в силах подняться сама, подняла к ней лицо, искаженное гримасой — то ли сопереживания, то ли собственной боли. Подняла руку, махнула: — Иди сюда… — и, видя, что Алена не двигается, повторила: — Иди, чего скажу… Алена сделала несколько осторожных шагов по скользкой тропинке, склонилась к матери. — Выпей, — сказала баба Валя и прибавила убежденно: — Станет легче. Вот увидишь, дочка!.. Алена отпрянула и в этот момент увидела меня, стоявшую позади забора. — О господи… — пробормотала она. Я поспешила уйти. Это было лучшее, что я могла сделать для нее в эту минуту. Пока мы с Сережкой ехали в автобусе и потом в электричке я, рассеянно отвечая на бесконечные детские вопросы, думала об Алене. Вернулся ли к ней Вадим? И если вернулся, то, как это произошло? Что она почувствовала? Как вообще она пережила его уход?.. Я вдруг поняла, что в своей книге писала не о том. Главной героиней событий, произошедших со мной, как ни парадоксально была Алена. И тема, которую обозначил издатель, — как заполучить чужого мужа — была хоть и завлекательной, но тоже далеко не главной… — Чего ты улыбаешься? — спросил Сережка. — Так… Кое-что поняла… Я поняла, о чем должна быть моя следующая книга: о том, как вернуть своего мужа… Нет, не так, в этом есть какая-то обреченность. Не всякого мужа стоит возвращать… Тема должна быть другой: как не потерять себя, потеряв мужа… И героиней будет не только Алена. Я ведь еще не знаю, что произойдет с Ингой. Помирится она со своим Ряжским или так и будет изредка встречаться с моим мужем, который, наверное, скоро станет бывшим. И Катя — что станет с ней? Вернется ли она к Игорю, сделает ли свое ток-шоу? Как изменится их мир — теплый круг подруг — с моим уходом? Вряд ли они заметят его… И что станет с Зиной, которая посмела противоречить самому Феликсу?.. Феликс… — Чего ты больше не улыбаешься? — спросил Сережка. — Так… — Чего-то не поняла? Я удивленно подняла брови. — Ты сказала, улыбаешься, потому что чего-то поняла. А теперь — не улыбаешься. Значит, чего-то не поняла?.. Я невольно улыбнулась. — Поняла? — уточнил он, и я кивнула. Оказавшись наконец в «My-My», о котором он так долго мечтал, Сережка притих. С молчаливым восторгом он разглядывал коров у входа, фирменные воздушные шарики с названием ресторана, пробовал салаты и десерты. — Это настоящее «My-My»?.. — тревожно спрашивал он. — Настоящее не бывает… Вздохнув, он снова принялся за десерт. Я видела, что Сережка сыт, но не доесть он не мог — из уважения к собственной мечте. Неожиданно перед моим лицом качнулись ключи — чья-то рука опустила их на столик. Я подняла голову и сразу узнала телохранителя Вадима. Он кивнул мне. Не сказав ни слова, направился к двери. — Что это? — спросил Сережка. — Это какие ключи? Что ими открывают? Я схватила связку и бросилась к стеклянной двери. Вадим стоял у джипа. Телохранитель быстро подошел к нему, распахнул перед ним дверцу. Прежде, чем сесть в машину, Вадим оглянулся на меня. В эту секунду мне показалось, что все возможно. Сейчас я подхвачу шубу, накинув ее на плечи, выбегу наружу, Вадим обнимет меня, не обращая внимания на прохожих, к нам подбежит Сережка, будет падать снег, как он падает сейчас за стеклянной дверью, и я пойму, что Вадим простил меня просто потому, что любит. Я подхватила шубу. Накинув ее на плечи, выбежала наружу. Вадим сел в свой джип. Телохранитель захлопнул дверцу, прыгнул на переднее сиденье. Когда я подбежала, джип снялся с места и, словно отодвинувшийся занавес, открыл мне красную машину, подарок Вадима. В ладони я сжимала ключи от автомобиля своей мечты. Все-таки она осуществилась. И падал снег. Как во сне, я отперла машину, заглянула внутрь. На заднем сидении лежала сумка с моими вещами. Я села за руль, уткнулась лбом в холодную кожу… Мне вдруг показалось, что это не я ушла от Вадима — это он бросил меня… Из стеклянной двери выбежал Сережка, на ходу надевая куртку. — Мама! — закричал он, подбегая. — Это что — наша машина?! Наша?! — Да… — выдохнула я. — Это нам дед Мороз подарил?! — Да. — Чего же ты плачешь? — От радости… — ответила я. Сережка сел в машину, ощупал все ручки, потрогал обивку сидений, заглянул мне в лицо и спросил тревожно: — А ты будешь что-нибудь понимать?.. Я кивнула: — Конечно, — и улыбнулась. Это все, что я успела написать, прежде, чем отнести свою рукопись издателю. Остальное я напишу потом, если, даст бог, издатель решит заключить со мной новый договор. Все. |
||
|