Полынская ГалинаВилка

Полынская Галина

Вилка

Вилка висела в воздухе. Воспаленные Колины глаза немилосердно слезились, он быстро моргнул, и алюминиевая вилка с тихим бряцаньем упала на стол. На полу крошечной тараканьей кухоньки, то тут то там катались сероватые клубы тополиного пуха, а от закрытого наглухо окна без занавесок, шли тяжелые знойные волны. Николая трясло. Не с похмелья, не от страха и уж тем более не от холода. Просто трясло и все. Двумя пальцами, будто заразную, он взял вилку со стола, поднял на уровень переносицы и через пару секунд разжал руку. Вилка висела...

Истерично заверещал дверной звонок. Николай вздрогнул, снова моргнул, и вилка шмякнулась вниз.

Впустив в квартиру бывшую супругу Любовь Андреевну, Коля молча вернулся на кухню и замер в уголке у окна. В данный момент ему, больше всего на свете хотелось побыть одному и в тишине, но не тут-то было.

- Ну что, хрен моржовый, надумал, наконец? - Без всяких предисловий начала Любовь Андреевна, шумно обмахиваясь сложенной вдвое газетой.

- Никуда я отсюда не поеду! - огрызнулся Николай. - Придумала тоже!

- Да пойми же, дурень, - уже мягче произнесла она, - там домик, садик очаровательный, еще и содержать тебя всю жизнь будем... козла этакого!

- Ага, я в Клиновск, а ты с этим мормоном в мою квартиру, да? упрямился Николай. - Нет уж!

- Нам твоя дыра даром не нужна, у самих все есть! Ленка вот-вот замуж выйдет, там, глядишь, и маленький поспеет, куда нам такой оравой на сорока квадратных?! Хоть раз в жизни что-нибудь ради дочери сделай, хвост поросячий!

Любовь Андреевна, высокая, грузная, можно сказать, монументальная женщина в ярком цветастом, еще больше увеличивающем ее объем платье, брезгливо постелила газету на единственную на кухне табуретку и тяжело присела. Она, как могла, пыталась придать своему суровому, расплывшемуся лицу мягкое выражение, но когда ее большие, по-коровьему карие глаза останавливались на маленькой, тщедушной фигурке в заляпанной майчонке и старых тренировочных штанах, в ее взгляде вспыхивало бешенство.

- И не собираемся мы жить в твоей халупе! - выпалила женщина. Обменяем с доплатой на хороший район и поселим Леночку! Ну, подумай сам, какое замечательное предложение - чудный домик! Со всеми удобствами!!!

- Нет, - упрямо твердил Николай, - вы от меня тогда совсем избавитесь! Наймете убивца...

- Да кому ты нужен?!! - завопила она. - Руки еще об тебя марать!!!

- Если бы не Толька, может, и жили б нормально, - неожиданно плаксиво выдал Николай и сдавленно всхлипнул.

- Жили?! С тобой?! Ой, не могу! - Любовь Андреевна расхохоталась. Алкашня несчастная!

- У меня, между прочим, четыре литературные премии! - взвился Николай. - Я член Союза писателей с...

- Семнадцатого года! - передразнила женщина. - Где б ты был, если бы не Анатолий Георгиевич! Кто б тебе эти премии давал за твои-то дурацкие писульки?

- Дурацкие писульки? - он прищурил бледно-голубые глаза. - А раньше ты говорила, что я очень талантлив, называла меня русским Бодлером...

- Да мало ли что я говорила, - отмахнулась женщина. - Не вздумай никому ляпнуть про Бодлера, засмеют до смерти! Вот Анатолий Георгиевич...

- Что ж ты сразу за него не вышла?

- Ну, - повела женщина крепким округлым плечом, и поправила выбившийся жесткий локон из пышной прически, - тогда он был женат. Так надумал или нет? Посуди сам, когда еще такая удача подвалит? Какая тебе разница, где водку пить? Тем более, Анатолий Георгиевич полностью берет тебя на содержание.

Николай выпрямился, выпятил впалую грудь и выкрикнул фальцетом:

- Никогда! Никогда я и копейки не возьму у этой гниды! И из квартиры своей никуда не пойду!

Любови Андреевне потребовались воистину громадные силы, чтобы не вскочить, не подбежать к нему и не сдавить хрупкую цыплячью шейку в сильных руках вечной писательской жены. С добрую минуту она вынуждена была молчать, дабы успокоиться и собраться с духом.

- Ты меня сейчас за полное ничтожество считаешь, - в запальчивости выкрикнул Николай, - а, между прочим, я - избранный!

- Кем и куда? - пробормотала Любовь Андреевна, вспоминая, взяла она с собою сигареты или нет.

- У меня дар! Понимаешь, дар! Вот, смотри!

Он бросился к столу, схватил вилку, уставился на нее и разжал пальцы. С тихим стуком она упала на старенький линолеум. Николай быстро поднял ее, уставился пристальнее, снова разжал, вилка снова упала. Он наклонялся и поднимал, а она падала и падала.

- Значит так, - Любовь Андреевна поднялась с табуретки, - если до завтра не созреешь и не подпишешь документы, упеку тебя в психушку, понял?

С этими словами она покинула квартиру бывшего супруга, а тот, даже не заметил этого. Он все наклонялся и поднимал вилку.

- Ведь висела же, висела, - бормотал Николай, - висела же...

Вилка падала, он поднимал, смотрел на нее и снова поднимал. Из его выцветших глаз катились крупные, прозрачные слезы со всех сторон, всеми преданного человека.

10 мая 2001