"Алмазный король" - читать интересную книгу автора (Поттер Патриция)

8

Разбуженная горячими лучами полуденного солнца, Дженна сладко потянулась и перекатилась на другой бок, благо койка, широкая и удобная, позволяла понежиться всласть.

«Боже мой, я же в каюте Мэлфора!» — вспомнила девушка, и с нее мигом слетели остатки сна.

Она села и огляделась — действительно, все в этом незнакомом месте напоминало о капитане. Прежде всего, его запах, смешанный с ароматом моря, мыла и чего-то пряного; на вбитых в стену гвоздях аккуратно висела одежда: свежевыстиранные полотняные рубашки, камзолы и бриджи.

К ее удивлению, в каюте, помимо карт, были и книги, причем не какие-нибудь морские уставы и лоции, а художественные произведения на английском и французском языках. Неужели морской разбойник любит литературу или книги достались ему в наследство от прежнего владельца корабля? Может быть, он их просто захватил вместе с остальной добычей с какого-то ограбленного судна? Странно, очень странно…

Но этим странности не ограничивались — хотя хозяин покинул каюту, в ней по-прежнему царило ощущение его жизненной силы и неукротимой энергии, совершенно не гармонировавшее с царившим кругом порядком. Что-то еще усиливало дисгармонию в представлении Дженны о капитане — ах да, его имя — Уилл Мэлфор. Слишком уж оно благополучное, слишком уж английское для такого человека — варвара и шотландца до мозга костей. Похоже, на самом деле пирата зовут совсем иначе.

Дженна выглянула в иллюминатор — когда она заснула, небо закрывали облака, а теперь над морем ослепительно сверкало солнце. Интересно, далеко ли отсюда до Барбадоса, где ее ждет жених, и сколько осталось до Мартиники, где пираты обещали отпустить пленников?

Но разве можно уйти, когда раненой девочке так плохо?

Обуреваемая сомнениями, Дженна с досадой посмотрела на свое мятое платье — ложась спать, она не стала раздеваться, потому что в одежде чувствовала себя в большей безопасности, хотя и понимала, что это глупо. К тому же Уилл Мэлфор, или как там его зовут на самом деле, дал ей ясно понять, что она не интересует его как женщина…

Встав с постели, она взяла кувшин с водой и торопливо умылась. Вдруг ее взгляд упал на стоявший в углу дорожный сундук — ее сундук. Значит, пока она спала, сюда входили! Дженна поежилась, представив себе эту картину. Но стоит ли сейчас, когда опасность миновала, пугаться или злиться? Ее не тронули, и слава богу.

Девушка вздохнула и открыла сундук. В нем явно основательно порылись, но мешочек с драгоценностями оказался на месте. Вытащив небрежно сложенное чужими руками светло-зеленое платье, которое было самым легким в ее гардеробе, она сняла грязную одежду.

Потом, скользнув в вырез чистой сорочки, приятно холодившей тело, девушка надела выбранное платье — шнуровка лифа располагалась спереди, так что справиться с ней не составило никакого труда — и принялась расчесывать и укладывать волосы. Корсет, сброшенный ночью, она решила не надевать.

Плодом ее усилий стал простой узел на затылке — Дженна знала, что он ей не идет, но намеренно не меняла прически. Зачем? Люди никогда не смотрели на нее, только на багровое пятно у нее на руке — ведь, по общему убеждению, так дьявол метит своих приспешников. Странно, но сама Дженна никогда не ощущала над собой его власти.

Она закрыла глаза, вспоминая горькие годы в отчем доме. Всеми отверженная, ненужная даже собственным родителям, она влачила поистине жалкое существование. Но, как бы тяжела ни была ее доля, Дженна никогда не добивалась ничьего сочувствия и сама не жалела себя. Ей хотелось только одного — любви и возможности любить самой. Ах, как она могла бы любить детей, таких, как Мэг, например…

Она открыла глаза и оглядела себя в зеркало — тяжелый узел волос оттягивал голову назад, придавая ей высокомерный вид, и Дженна с досадой распустила его. Потом, подумав немного, заплела рассыпавшиеся по плечам волосы в косу — тоже не очень красиво, зато удобно.

Пора было идти в «лазарет», но у двери Дженна вспомнила о зашитых в платье драгоценностях и остановилась. Что, если их украдут? Но в памяти вдруг возникло бледное личико Мэг, заснувшей под колыбельную, и у Дженны перехватило дыхание. Как она там, бедняжка? Девушка опрометью выскочила из каюты.

Когда она вошла в «лазарет», в первое мгновение ей показалось, что там никого нет — так там было тихо. С тяжело бьющимся сердцем она приблизилась к койке.

Возле нее сидел, сгорбившись, Робин, а на стуле в углу устроился с книжкой в руках Хэмиш. Услышав шаги, он поднял на Дженну глаза.

— Хорошо, что вы пришли, миледи! — улыбнулся он и добавил, посерьезнев: — Тут надо кое-что прочесть, а я в грамоте не силен. Вы мне не поможете?

— Конечно, помогу, — кивнула девушка.

— Понимаете, как мы ни стараемся, ничего не помогает. Боюсь, воспаление усиливается, — сказал лекарь, протягивая ей книгу.

Это был медицинский труд с описанием различных снадобий и способов лечения; на его обложке красовалось название разграбленного судна: «Шарлотта».

— Мы позаимствовали ее на вашем корабле, — смущенно пояснил совестливый Хэмиш.

Пролистав объемистый фолиант, девушка нашла главу под заголовком «Лечение воспаления тканей» и пробежала ее глазами. Первый совет — кровопускание. Дженна отмела его сразу: как можно делать кровопускание Мэг, и так ослабленной потерей крови и жаром? Следующий совет — снять жар холодными обертываниями. Дженна чуть не застонала от досады: она и сама это прекрасно знает, но где взять лед и холодную воду? Ей захотелось зашвырнуть подальше бесполезный том, но она сдержалась, ведь на нее с надеждой смотрел Хэмиш.

Она ободряюще улыбнулась ему — или ей так показалось? — и сказала:

— Здесь написано, что надо сделать кровопускание, но я сомневаюсь, что оно поможет.

— Похоже, что так, миледи.

— Поступим по-другому: охладим тело Мэг, чтобы сбить жар, снимем нагноение… — предложила девушка и, поколебавшись, добавила: — И еще будем за нее молиться.

— Разве молитвы Кемпбеллов доходят до господа? — послышался знакомый рокочущий голос, и в каюту вошел предводитель пиратов.

— А у вас есть идеи получше, милорд? — повернулась к нему девушка.

— Почему вы меня так называете?

— Не станете же вы отрицать, что у вас есть титул?

— Я не обязан ни отрицать, ни доказывать вам что-либо, — отрезал капитан. Подойдя к раненой девочке, он осторожно коснулся ее лица.

— Уилл… — прошептала она, открыв покрасневшие, запавшие глаза.

Дженна удивилась такой фамильярности: дети всегда называли Мэлфора в лицо не иначе, как «капитан».

— Да, милая, — пробормотал он, казалось, не замечая допущенной вольности. — Я здесь, с тобой.

— Мы хотим остаться с вами, не отсылайте нас с Робином, пожалуйста…

Неожиданно лицо пирата исказила такая боль, что Дженна отвела взгляд, словно нечаянно подглядела что-то глубоко личное, запретное для чужих глаз. Итак, у него все-таки есть сердце, он любит несчастных сирот!

— Ну что ты, малышка, — справившись с собой, ответил Мэлфор и с нежностью погладил девочку по лбу, по коротким всклокоченным волосам. — Как я могу тебя отослать, ведь мне очень нужны твои острые глаза.

— Я и впрямь вижу лучше всех, — похвасталась девочка со слабой улыбкой.

— Да уж, особенно когда надо выследить англичан, — подтвердил капитан. — Но впредь ты должна меня во всем слушаться.

— Есть, сэр, я буду слушаться.

— Что-то я сомневаюсь, — подмигнул он, и Дженне впервые открылось, почему команда «Ами» так любит своего капитана: из-под личины мрачного, жестокого и грубого пирата выглянул совершенно другой человек — добрый, обаятельный и ироничный.

Но Мэлфор поднял глаза на Дженну, и озорной огонек в них погас.

Мэг тоже перевела на нее взгляд — в нем сквозила апатия, еще больше встревожившая девушку.

— Ты выглядишь уже лучше, малышка, — проговорила Дженна, решив, что маленькая «ложь во спасение» делу не повредит. — Мне кажется, немного супу пойдет тебе на пользу.

— Мне совсем не хочется есть, — слабо запротестовала девочка.

— Нет, тебе надо поесть, и суп как раз то, что тебе нужно, — поддержал Дженну Хэмиш. — Хотя наш кок не слишком хорошо его готовит.

— Тогда суп сварю я, — взяла девушка инициативу в свои руки. Она была счастлива, что может хоть чем-то помочь девочке. Правда, готовить суп она совсем не умела, но дома, в Шотландии, не раз видела, как это делает повар.

— Что ж, — пожал плечами Мэлфор. — Робин отведет вас на камбуз.

«Мне по-прежнему не доверяют», — догадалась Дженна.

— Мы с Мэг не раз помогали коку, так что общими усилиями как-нибудь сварим, — шепнул ей мальчик у двери, видимо, понимая ее сомнение в своих кулинарных способностях и желая ободрить. Он тоже стал заметно дружелюбнее, чем раньше.

На камбузе было жарко, как в преисподней; бурливший на плите котел источал запахи, отнюдь не способствовавшие аппетиту: похоже, на большее, нежели безвкусные бобы, вареная картошка и черствые галеты, которые Дженне уже довелось попробовать, здесь рассчитывать не приходилось.

Увидев посетителей, маленький человечек, суетившийся возле плиты, остановился и широко улыбнулся щербатым ртом. «Не от здешних ли галет?» — испугалась девушка.

— Нам бы супу для Мэг, — попросил мальчик.

— Для нашей малышки — все, что угодно! — весело ответил кок и повернулся к Дженне: — Хэмиш сказал, вы помогаете бедной сиротке, миледи. Вам воздается за вашу доброту.

— Девочке нужен горячий бульон, — перешла сразу к делу шотландка.

— Но у нас нет свежего мяса… — растерялся кок.

— А картошка?

— Есть.

— А какие-нибудь коренья, травы?

Кок уставился на нее с таким выражением, словно у нее было две головы.

— Ясно, — кивнула она. — Ну, раз нет свежего мяса, сгодится и солонина.

Порезав с помощью кока кусок соленой свинины, несколько картофелин и небольшую луковицу (единственную, которую удалось найти), Дженна залила все это горячей водой и поставила вариться. Конечно, немного специй сделали бы «суп» более приятным на вкус, но сойдет и так, лишь бы он подкрепил силы раненой девочки.

«Бедная Мэг, как она страдает! Интересно, почему дети не остались в приемной семье в Париже, а пустились вслед за Мэлфором? Что в нем такого, из-за чего они никак не хотят с ним расстаться? В чем причина их безграничного доверия к нему? Или все дело в детской любви к приключениям, которая и привела в конце концов к столь печальным последствиям? Может, стоит поговорить об этом с Робином?» — размышляла Дженна, помешивая варево.

Мальчик тем временем занялся чисткой картофеля, но не переставал наблюдать за новоявленной поварихой — она постоянно чувствовала на себе его подозрительные взгляды. Нет, пожалуй, не стоит его ни о чем расспрашивать, а то он снова начнет обвинять ее семью в каком-нибудь ужасном преступлении. Послушать пиратов, так Кемпбеллы виноваты чуть ли не во всех смертных грехах.

Неужели у этих обвинений есть основания? Несмотря на близость раскаленной плиты, по спине Дженны побежал холодок.

Но разве она может быть виновата в преступлениях, о которых до того даже не слышала? Она негодующе встряхнула головой — нет, конечно, это просто абсурд! И все же речь шла о ее семье и, значит, о ней тоже… Непостижимо, но у нее и впрямь возникло чувство вины. Почему? Дженна и сама не понимала. Она всего лишь плыла на английском корабле на Барбадос. Если кто-то в чем-то и виноват, то это капитан Мэлфор, который взял в опасный рейс двух маленьких детей и открыл огонь по мирному торговому кораблю.

И все же она почувствовала себя виноватой перед пиратами, перед осиротевшими детьми, хотя и не могла объяснить, в чем именно состоит ее вина.

При мысли о несчастных детях на глаза навернулись слезы — вспомнилось бледное личико Мэг, ее стоически стиснутые губы, страдальческий взгляд, который, казалось, проникал в самое сердце. Дженна и сама удивилась, почувствовав, как сильно привязалась к девочке. Впрочем, кому, как не ей, «меченой», понимать несчастного ребенка, ведь она с детства знала, что такое страдание и каково это — скрывать от всех боль и страх, не пускать никого к себе в душу?

— Мэг поправится, правда? — вдруг спросил Робин. Дженна вздрогнула от неожиданности.

— Конечно, поправится, — ответила она нарочито бодрым голосом. — Разве может быть иначе?

— Мэг только делает вид, что ей все нипочем, а на самом деле она трусиха. Потому-то она так себя и ведет, — объяснил мальчик и опять сурово поджал губы.

— Понимаю, — кивнула девушка. — Она пытается обмануть судьбу.

Дженне и самой много раз приходилось притворяться — изображать безразличие, когда сердце разрывалось от боли.

Робин опустил голову и снова занялся картошкой. По его смущенному виду девушка поняла, что он чувствует себя предателем.

— Тебе совершенно нечего стыдиться, — постаралась она его успокоить, — ведь ты хочешь помочь Мэг. И ей нечего стыдиться, потому что только по-настоящему отважные люди могут переступить через свой страх.

— Я пытался ей это объяснить, но она, похоже, мне не верит. Может быть, у вас получится…

— А послушает ли она дочь лорда Кемпбелла?

— Вы совсем не такая, как другие, — покачал головой Робин. — Они бы ни за что не стали петь колыбельные для девочки из якобитской семьи. У вас такой чудесный голос, — добавил он, слегка покраснев.

— Спасибо, — улыбнулась Дженна. — Я рада, что мои песни кому-то по душе.

— Разве дома, в Шотландии, было иначе?

— Да, там меня не очень-то жаловали, — тихо ответила Дженна, изумленная недетской проницательностью Робина.

— Почему?

— Из-за моего родимого пятна. Некоторые люди считают его дьявольской меткой.

— Неужели? — сдвинул брови мальчик. — Я так не думаю. У моего брата тоже родимое пятно, правда, не такое… — он осекся, боясь ее обидеть.

— Большое? — догадалась Дженна. Удивительно, но его слова не причинили ей боли, наверное, потому, что «метка» в отличие от имени «Кемпбелл» не вызвала у него никакого неприятия. Девушка почувствовала облегчение.

— Знаете, поначалу я его даже не заметил, — дипломатично добавил мальчик, и это было чистой правдой, потому что, как припомнила теперь Дженна, он не глазел на ее руку, как, впрочем, и Мэг, и Хэмиш, и капитан. Может быть, из-за того, что у них есть другие, гораздо более серьезные причины для неприязни?

И все-таки здесь, на пиратском корабле, Дженна хоть и стала пленницей, но чувствовала себя гораздо свободнее, чем у родителей, которые прятали «меченую» от гостей и даже не принимали ее в расчет, когда строили планы относительно замужества дочерей. А ведь, по убеждению Кемпбеллов, брак с достойным человеком — единственная цель, к которой должна стремиться женщина.

Однако, как ни странно, положение Дженны имело и одно преимущество: пока ее сестры учились хорошим манерам и красовались на балах и приемах перед отпрысками знатных английских и шотландских родов, она запоем читала книги, в воображении совершая вместе с их героями путешествия, полные головокружительных приключений.

Отъезд на Барбадос показался ей прекрасной возможностью испытать хоть малую толику того, о чем она читала, в реальной жизни, правда, удовольствие от путешествия отравляла мысль о позоре, который неизбежно обрушится на голову отвергнутой невесты, если мистер Мюррей окажется чересчур щепетильным.

Однако Дженна даже не могла себе представить, что станет пленницей пиратов — это приключение было похлеще книжных.

В любовных романах, которые ей довелось прочесть, — их привозили с собой молодые женщины, гостившие у Кемпбеллов, — герои, сплошь отличавшиеся исключительным благородством, боролись с отпетыми негодяями, пытавшимися украсть у них их достояние. Не было случая, чтобы герой романа воровал, разбойничал и убивал. Мэлфор же от них разительно отличался — чего стоил один обстрел «Шарлотты», в результате которого могли пострадать многие невинные люди, включая и ее, Дженну, а Мэг фактически оказалась на грани смерти… Нет, определенно, в Мэл-форе не было ничего, что бы хоть сколько-нибудь напоминало героев любимых романов Дженны. Он мог в одночасье погубить ее жизнь.

Девушка снова почувствовала злость — как она могла поверить, пусть всего на несколько мгновений, что у Мэлфора есть сердце?

В молчании время тянулось медленно. Она помешивала бульон, а Робин чистил картошку. Исподтишка наблюдая за ним, Дженна невольно залюбовалась: серьезный, с тонким умным лицом и гордой осанкой — ни дать ни взять юный лорд — он с головой ушел в работу и делал ее с поразительной ловкостью. Да, мальчик мог сколько угодно утверждать, что он «просто Макдональд», но его внешность и полная врожденного изящества манера держаться выдавали знатное происхождение, как бы плохо он ни был одет и чем бы ни занимался.

— Расскажи о своей семье, — попросила Дженна.

— У меня никого не осталось, — пробормотал он, бросая на нее подозрительный взгляд.

Он все еще ей не доверял… Неужели боялся, что после освобождения она сообщит о нем английским властям? Но с какой стати ему верить дочери Кемпбелла? И вообще, собираются ли пираты отпускать ее на свободу? Может быть, и нет…

Девушка взглянула на нож в руке Робина. Мальчик перехватил ее взгляд и сильнее сжал рукоять, словно прочтя мысли пленницы.

Она перевела глаза на кока — одобрительно улыбаясь щербатым ртом, тот наблюдал, как мальчик чистил картошку. Дженне вспомнился страх, охвативший ее, когда она попала на «Ами»: вооруженные до зубов морские разбойники имели такой зверский вид, что, казалось, им ничего не стоило убить пленников. Теперь же, немного пообщавшись с ними, она увидела, что им не чужды человеческие чувства — любовь, сострадание, уважение к ближнему. Да-да, эти изгои, преступившие и божеский, и человеческий закон, оказывается, трепетно любили маленькую раненую девочку и уважали Робина — не за благородное происхождение, а за добросовестный труд на общее благо.

«Пираты — и те заботятся друг о друге, — с болью подумала девушка. — Только меня никто не любит, даже собственные родители».

Наконец суп сварился. Дженна взяла половник и налила немного варева в миску, которую ей протянул кок.

— Позвольте, я понесу, — предложил Робин, отбирая у девушки миску. — Я не боюсь качки.

Дженна, которая за три недели плавания совершенно свыклась с жизнью на корабле, тоже не боялась качки, но спорить не стала.

— Спасибо вам, — поблагодарила она кока.

Он кивнул, и она снова заметила в его глазах одобрение. Интересно, что они знали про нее, эти пираты, кроме того, что она шотландка и дочь Кемпбелла? Неужели среди них нет никого, кто бы отнесся к ней с пониманием и сочувствием? Может быть, стоит рискнуть и поискать союзников? Но Дженна тут же отвергла эту мысль, вспомнив, с каким уважением пираты относились к своему капитану. Нет, они не пойдут против его воли…

Мэлфор так и не покинул «лазарета» — он беспокойно мерил шагами маленькую каюту, и в его присутствии она казалась еще теснее. Глаза Мэг были плотно закрыты, даже зажмурены, и Дженна поняла, что она не спит.

Взяв у Робина миску, девушка села на краешек койки и позвала:

— Мэг…

Та не шевельнулась. Мэлфор, Хэмиш и Робин озабоченно наклонились к раненой. Сразу догадавшись, почему она притворяется спящей и не хочет «просыпаться» в присутствии мужчин, Дженна попросила их:

— Пожалуйста, выйдите.

Капитан удивленно посмотрел на нее и хотел было возразить, но Хэмиш поймал его взгляд, отрицательно покачал головой и направился к двери. За ним последовал Робин, потом, после некоторых колебаний, капитан.

— Они ушли, Мэг.

Девочка открыла глаза, в которых читались боль и мольба.

— Пожалуйста, мисс, помогите… — пробормотала она. — Мне нужно…

— Понятно, — кивнула Дженна и оглянулась в поисках сосуда для естественных надобностей; найдя, она помогла девочке им воспользоваться, и Мэг обессилено откинулась на койку.

Через несколько минут она перевела дух, и на ее губах появилась робкая улыбка.

— Хочешь немного поесть? — спросила терпеливо ожидавшая Дженна. — Тебе надо подкрепиться.

В бледно-голубых глазах Мэг промелькнуло удивление.

— Разве вам не все равно?

— Нет. Я хочу, чтобы ты поскорее поправилась. — Слова Дженны прозвучали с обезоруживающей искренностью — она вложила в них все свое сострадание, весь страх за Мэг, за собственного ребенка, который когда-нибудь у нее, Дженны, родится, и за всех детей на свете… Прежде она никогда не чувствовала за собой такой ответственности, но теперь, возле койки раненой Мэг, ей открылась непреложная истина: защищать эти нежные, слабые создания, которые не могли постоять за себя сами, — ее первейший долг. Правда, Дженна даже не представляла себе, как взяться за столь сложную задачу, но чувствовала, что должна хотя бы попытаться.

И еще ей было очень стыдно за себя — ведь она жила, никогда не испытывая нужды, голода, пользуясь услугами горничных, и даже не задумывалась о том, что не так далеко от ее дома в лесах и пещерах прячутся от верной гибели несчастные сироты, о которых некому позаботиться, кроме отпетого разбойника…

Она поднесла ложку бульона к губам девочки, и та его послушно проглотила. Постепенно, ложка за ложкой, она опорожнила почти всю миску.

Дженна осмотрела рану — красная, воспаленная, она по-прежнему сочилась сукровицей. Пока варился «суп», лекарь поставил новую припарку. Оставалось только протереть лицо и худенькую грудь Мэг влажной тряпкой, что девушка и сделала, намочив в воде кусок чистой холстины.

Ресницы девочки затрепетали, как будто она изо всех сил боролась с дремотой.

— Постарайся уснуть, дорогая, — тихо проговорила Дженна.

— Спой еще ту песню, — сонно попросила Мэг.

— Хорошо, милая, как скажешь.

И Дженна запела колыбельную, так хорошо ей знакомую, — с этой песней ее в детстве укладывала спать няня Мэри, единственный в целом свете человек, который ее любил. HHHJ не уставала повторять, что она славная и хорошенькая девочка, а ее родимое пятно не что иное, как знак свыше, от бога, а не от дьявола.

Став взрослой, Дженна старалась не забывать ее слова.

Печальный напев наполнил тесное пространство каюты, и из тщедушного тельца, распростертого на койке, ушло напряжение, а тонкая ручонка ребенка нашла и сжала руку Дженны. По щекам девушки поползли слезы, долгие годы копившиеся в ее душе, — не прерывая песни, она плакала обо всех раненых, осиротевших и погибших детях на свете.

Глаза Мэг наконец закрылись в благотворном забытьи, но Дженна все пела и пела, изливая свою скорбь о страдающих и навеки загубленных невинных душах…

— Господи, ну что могут знать о детях избалованные дамочки вроде леди Кемпбелл? — возмутился Алекс, беспокойно меряя шагами коридор у дверей «лазарета».

— Она прежде всего женщина, — рассудительно заметил Хэмиш. — И потом, из трех дам, которые оказались у нас на борту, она лучше всех подходит на роль сиделки. Бывают моменты, когда девочке не годится просить помощи у мужчин.

— Но раньше она нас совсем не стеснялась!

— Раньше Мэг не была так беспомощна.

— Если бы ее мать осталась жива…

— Но мать умерла. А что сделали для Мэг вы?

У Алекса горестно сжалось сердце — на корабле он самоустранился, ушел в сторону, предоставив заботиться о ней Робину. Почему? Да потому, что боялся за нее, за ее жизнь. Повидав на своем веку слишком много смертей, он просто не вынес бы, если бы с его подопечными что-то случилось. А будущее не предвещало ничего хорошего — Алекс был уверен, что Шотландии никогда не видать былого спокойствия и благоденствия. Потому-то он и бросился с головой в гущу событий, оплакивая в душе горькую судьбу родины. Но он не только оплакивал ее, он с неистовой силой восставал против этой судьбы, против самого господа бога, против Камберленда и его приспешников, в особенности тех шотландцев, которые в угоду англичанам хладнокровно убивали своих соотечественников.

Дженет Кемпбелл не участвовала в кровавой оргии на шотландской земле, но у ее родных руки по локоть в крови…

Довод более чем сомнительный… Алекс понимал, что он несправедлив к ней, ведь женщины не играли никакой роли в политических делах, а про военные и говорить нечего. Тем не менее всякий раз, когда он смотрел на нее, в его памяти возникала страшная картина: солдаты, одетые в цвета клана Кемпбеллов, методично обходят поле боя и безжалостно добивают раненых…

Он прислушался к доносившемуся из-за двери пению и покачал головой. Колыбельные бывают нежными, лиричными, иногда мечтательными и грустными, но в них всегда есть надежда, в песне же Дженны слышались только печаль и безграничное одиночество.

— Вижу парус! — донесся сверху крик впередсмотрящего. Алекс бросился по лестнице на ют, перепрыгивая через две ступеньки.

У штурвала по-прежнему стоял Клод, на наблюдательной площадке замер в напряженной позе впередсмотрящий.

— На горизонте английский военный корабль, — доложил первый помощник.

— Он нас уже заметил? — спросил капитан.

— Нет. Но на всякий случай я приказал поднять английский флаг.

— Что с «Шарлоттой»?

— Она далеко, англичане ее вряд ли обнаружат. Алекс оглядел небо — на западе клубились, заволакивая горизонт, темные грозовые тучи.

— Курс на запад! — приказал он. Хороший шторм был бы очень кстати, ведь в бушующем море легче улизнуть от англичан.

— Похоже, там собирается буря, — озабоченно проговорил Клод.

— Надеюсь, — серьезно ответил Алекс.

— Не повредит ли это мадемуазель Мэг?

— Если нас захватят англичане, ей придется гораздо хуже. И всем нам тоже. Ложитесь на новый курс!

— Есть! — буркнул первый помощник и принялся отдавать команды матросам, которые тотчас бросились их выполнять.

Приложив к глазам подзорную трубу, Алекс стал рассматривать противника — по-видимому, на английском корабле их только что заметили, потому что на палубе суетливо забегали матросы. К счастью, пока волноваться нечего: еще несколько часов «Ами» будет вне зоны досягаемости английских ядер. Но успокаиваться нельзя, ведь у противника больше скорость, и рано или поздно он нагонит добычу. Единственный шанс на спасение дает надвигающаяся буря.

Конечно, идя на запад, «Ами» удаляется от своей цели — Мартиники, но что значит небольшое отклонение от курса по сравнению с перспективой угодить под огонь английских пушек? Главное — уцелеть, а потом — какой-нибудь день пути, и вот она, вожделенная Мартиника.

Пока же надо как можно скорей добраться до района шторма.