"Радуга" - читать интересную книгу автора (Поттер Патриция)

ГЛАВА 2

— Меня никогда в жизни так не унижали, — сказала тетушка Опал. — Эти люди! Представляешь, он их к столу пригласил! Я ни одного кусочка не смогла съесть.

На самом деле она проглотила гораздо больше, чем один кусочек, но Мередит удержалась от замечания.

— Это было весьма… в дурном вкусе, — согласилась она.

— Ив самом деле, дурной вкус, — раздраженно проговорила Опал. — Больше я за этим столом есть не буду. И тебе не позволю.

— А я и не собираюсь этого делать, — успокоила Мередит тетушку. — Я была так же шокирована, как и вы.

— Да? А по твоему голосу нельзя было об этом догадаться, когда ты с ними разговаривала так, словно они… словно они — благородные люди.

— Вспомните, тетушка, ведь Бретт Девро контролирует мой счет. Я не посмела быть невежливой.

— Хм…

— Уже все позади, — сказала Мередит. — Я пошлю Дафну в вашу комнату, чтобы она помогла вам раздеться.

— А эта девушка… Ты ведь ничего о ней не знаешь. Мередит вздохнула.

— Она, кажется, старательная.

— Я понимаю, но она почти белая. Вдруг она тоже убежит, как другие.

“Надеюсь”. Это слово было заперто внутри нее, но думать-то об этом она могла. Дафна, вдвоем с тем мужчиной, рабом капитана. Эта мысль вернула ее к Квинлану Девро, к его темному образу и язвительной улыбке. Как такой красивый человек может быть таким жестоким?

Но она уверила тетушку, что все будет в порядке, и проводила ее в спальню, примыкавшую к ее собственной. Несмотря на протесты пожилой женщины, Мередит всегда требовала две комнаты, заявляя, что уже то, что тетушка находится поблизости, является достаточной гарантией безопасности. Сейчас с Мередит в комнате была только Дафна, которая спала на кушетке.

Мередит нуждалась в уединении. Только в это время она могла расслабиться и подумать. Даже с Дафной ей надо быть начеку. Сейчас, пока Дафна была в распоряжении тетушки, она могла на очень короткое время остаться одна.

Открыв дверь в свою комнату, Мередит увидела, что девушка дожидалась ее. Тарелки с едой, которые Мередит оставила ей заранее, остались почти полными. Она по-прежнему ела, как маленькая птичка, едва клевала. Что бы Мередит ни делала, ей не удавалось вернуть Дафне аппетит. Она была такая маленькая, такая тоненькая. Дафна сделала порывистый книксен и бросилась в другую комнату исполнять просьбу Мередит.

Мередит глубоко вздохнула, наслаждаясь тишиной. Ей удалось самой расстегнуть свое тяжелое платье и надеть ночную сорочку и пеньюар. Затем она распустила волосы и стала расчесывать щеткой золотистые длинные пряди, а память вернула ее к странной сцене за столом.

Почему Квинн Девро был так дьявольски привлекателен? И столь загадочен? И опасен, напоминала она себе. Похоже, что он был действительно так жесток, как говорила о нем молва, и совершенно очевидно, в нем оставалось не много человеческих чувств, если вообще хоть что-то осталось. Что случилось за эти годы, что его так переменило? Что сделало его смеющиеся глаза такими скрытными?

Она вдруг пожалела, что не обращала внимания на слухи сопровождавшие скандал вокруг его имени. Некоторые говорили, что здесь замешан закон. Другие говорили, что женщина. Точно было известно только то, что капитан Девро исчез на много лет, а за это время его отец и старший брат умерли, ожидая возвращения блудного сына и брата.

В конце концов, что ей до этого? Через несколько дней она будет дома и, возможно, никогда больше не увидит этого человека. В будущем она сделает все, чтобы избежать встречи с “Лаки Леди”. Хватает и других пароходов.

Она быстро записала разговоры за столом и описала братьев Кэррол, потом скользнула в постель. Она притворилась спящей, когда вошла Дафна и расположилась на кушетке.

Но уснуть Мередит не могла. Она по-прежнему представляла себе невыразительные синие глаза капитана Девро и думала о том, какие страшные вещи они, должно быть, видели. И как ни старалась, она не могла избавиться от тяжелого, горького разочарования — серебряные доспехи ее рыцаря оказались ржавой жестянкой.

Мередит проснулась от собственного крика. Опять тот же кошмар.

“Мисс Мерри! Мисс Мерри! ” — ужас был таким же реальным, как и много лет назад. Но с каждым кошмаром крики звучали все громче, голос как бы тоже взрослел, пока не стал голосом женщины.

“Я должна помочь, — с отчаянием подумала Мередит. — Я обязана”. Она выбралась и опять стала падать, и крики крещендо росли в ее ушах.

— Мисс Мередит, мисс Мередит!

Она почувствовала, как ее встряхивают нежные руки, и голос был мягким, это уже не был беспомощный призыв, потрясавший ночную тишину. Постепенно сердце ее замедлило свой безумный галоп, и она открыла глаза.

— Над ней стояла Дафна, и масляный светильник отбрасывал косые тени на ее встревоженное лицо.

— С вами все в порядке, мисс Мередит?

Мередит в этом не была уверена. Ее мокрое от пота тело застыло в напряжении. Она приложила руку к щеке, ощутила влагу и поняла, что плачет.

Она болезненно сглотнула комок в горле и протянула Дафне руку, успокаивая ее.

— Это был просто… плохой сон. Уже все в порядке. Иди спать.

Дафна колебалась. Она провела со своей новой хозяйкой только три дня и до сих пор толком не знала, чего от нее ждут. Она была благодарна мисс Мередит за то, что та спасла ее от аукциона, но горький опыт научил ее не ожидать многого от своих хозяев. Однажды она поверила. Больше она не могла доверять.

Теперь она знала только одно. Послушание. И поэтому кивнула, вернулась на свою кушетку и улеглась, радуясь, что спит в такой уютной каюте, а не в закутках для рабов на самой нижней палубе, где размещались на ночь многие слуги. Там она провела время, когда на другом пароходе ее везли в Новый Орлеан на продажу. Мисс Мередит казалась достаточно милой, но Дафна знала, что зависит от любого каприза своей хозяйки. А о доме, которому теперь принадлежит, она совсем ничего не знала. Она дрожала от страха перед будущим, которое разверзло перед ней свою ужасающую пасть.

Мередит даже на расстоянии ощущала этот страх и всем сердцем хотела ее утешить. Она сделала к этому несколько попыток, но Дафна была очень недоверчива. Мередит придется всякий раз делать не больше одного шага.

Она подождала, пока не услышал а ровное дыхание Дафны и не поняла, что та спит. Тогда Мередит осторожно поднялась и бесшумно подошла к окну каюты. Уже близился рассвет. Глубокая чернота ночи рассеивалась, переходя в мягкий серый свет. Скоро и солнце покажется. Она знала, что ей больше не уснуть, и почувствовала потребность в одиночестве вдохнуть свежий утренний воздух и увидеть восход солнца.

Она расчесала волосы и не стала их убирать, натянула юбку и простое платье, не заботясь об остальном. Она решила что накинет плащ. Вряд ли кто-нибудь еще, кроме уставших членов экипажа, сможет увидеть ее в этот час.

Мередит задула светильник и тихо вышла. “Лаки Леди” казалась сейчас кораблем-призраком, пустым и молчаливым. Миновав несколько кают в узком проходе, она открыла дверь на палубу, наслаждаясь шепотом бриза.

Палуба была мокрой; должно быть, ночью шел дождь, хотя она ничего не слышала. Над головой было лишь несколько облаков, и те быстро исчезали. Был август, но воздух пах свежо и пьяняще. Не видя никого на палубе, Мередит скинула капюшон плаща, и ветер стал теребить волосы, а она смотрела на восток, встречая восходящее солнце. По обеим сторонам реки протянулись огромные дубы и первые лучи солнца засияли в каплях влаги на их листьях. Само небо омывалось бледно-золотым, а затем розовым светом, и вдруг она вскрикнула с благоговением, увидев появившуюся радугу; ее прелестные сочные цвета дразняще бежали к широкой реке. Эта радуга была почти так же прекрасна, как и та, что она запечатлела на полотне несколько месяцев назад; картину она отправила для продажи на Север.

Радуга Надежды. Привычный комок застрял в ее горле. Какое значение приобрели вдруг для нее эти слова! Она впервые услышал а их в Цинциннати много лет назад, когда навещала Салли Граймс, свою лучшую подругу по монастырской школе. Мередит тогда только закончила школу, и брат был весьма рад от нее избавиться. Он не был бы так рад, подумала она, немного развеселившись, если бы узнал, что бабушка и дедушка Салли тайно поддерживали аболиционистов, и Мередит тогда как раз присутствовала при зарождении Подпольной железной дороги.

В Огайо Мередит была на выступлении бывшего раба и прочла много рассказов бежавших рабов. Наиболее проникновенным было повествование Фредерика Дугласа, который сравнивал свободу с “радугой надежды”.

Внезапно в ее жизни появилась цель. Снедаемая воспоминаниями о Лизе и потребностью делать что-нибудь, Мередит принимала в этом все больше и больше участия, особенно после того, как достигла двадцати одного года и обнаружила, что у нее есть собственные деньги. Она не была проводником на Дороге, не укрывала и не сопровождала беглых рабов в их пути на Север, но зато ездила по плантациям, а ее занятия рисованием давали возможность бродить повсюду и свободно разговаривать с рабами. Когда она находила тех, у кого было желание и воля к побегу, то давала им деньги, компас и названия станций на Дороге. Некоторые пути шли по земле, некоторые — по реке, и беженцы переходили от одного проводника к другому, продвигаясь к Северу в основном через Кентукки, Индиану, Огайо и через озеро Эри — в Канаду. Мередит знала названия нескольких станций, но совсем немногих проводников. Для всей сети так было безопаснее.

Радуга стала гаснуть, а Мередит заметила движение на палубе. Она надвинула капюшон и неохотно вернулась в каюту — и в свою удушающую роль.

Квинн играл в покер до шести утра. Братья Кэррол давно ушли, проиграв почти все, что у них было. За столом оставались только коннозаводчик из Теннесси да еще один профессиональный игрок.

Квинн был непревзойденным игроком в покер, отчасти потому, что полностью контролировал выражение лица. Когда он блефовал, то позволял себе едва-едва заметную улыбку, и те, кто не играл с ним раньше, поднимали ставки и поигрывали. И еще — он знал человеческую натуру. Слабости партнера он просчитывал в первые секунды знакомства.

Несколько раз его обвиняли в шулерстве. Это ничуть не задевало его; он просто выпроваживал обвинявших его прочь с парохода. Он всегда отказывался от борьбы, чем, вкупе с отказом принимать участие в гонках пароходов, заслужил себе репутацию чуть ли не труса. И хотя это больно ударило по его самолюбию, задело его честь, зато еще больше укрепило мнение о нем как о человеке без принципов и ценностей, а ему только это и было нужно. Но в карты он всегда играл честно. Ему не было нужды мошенничать. Он был опытным игроком и всегда знал, когда госпожа Фортуна будет вместе с ним, а когда отвернется.

В этот раз она отвернулась от него рано поутру… после того, как ушли братья Кэррол. Теннессиец был очень счастливым человеком.

Квинн стряхнул с себя чувство потери. Он выигрывал гораздо чаще, чем проигрывал, а те, кто проиграл ему, пришли бы в ужас, если бы узнали, куда идет большая часть этих денег. Он мрачно улыбнулся от этой мысли. Как он все-таки устал. Прежде чем вернуться к себе в каюту на верхней палубе, он помедлил, радуясь свежему воздуху утра. Он только что проводил Джамисона, лоцмана; все было в порядке. Джамисон, угрюмый шотландец, фактически управлял пароходом, и это их обоих устраивало. Шотландец не нуждался, да и не хотел, чтобы владелец судна, который называл себя капитаном, вмешивался в его дела.

Квинн стоял у поручней красного дерева на верхней палубе и смотрел вниз. Вдруг его взгляд задержался на одинокой фигуре какой-то женщины. Был виден только ее силуэт на фоне золотистого восхода, спина ее была закрыта спутанными завитками прядей золотых волос. Она повернула голову туда, где была радуга, щека ее порозовела от ветра.

На ней был плащ, скрывавший фигуру, но он не мог спрятать грацию и достоинство, с которыми она двигалась. Он заметил, что она поворачивается в его сторону, и отпрянул назад, не желая быть замеченным. Когда он выглянул снова, она, спрятав волосы под капюшон, уже убегала с палубы.

Он был поражен. Неподвижно стоявшая у перил, она выглядела как богиня. Он не мог вспомнить, был ли когда-нибудь так потрясен видом женщины. Особенно с тех пор, как затаил глубокое недоверие к большинству из них; в конце концов, из-за одной из их племени ему пришлось провести восемь лет в цепях. Из-за женщины, а также из-за его собственной глупости и надменной самонадеянности.

В тюрьме его высокомерие было сломлено. И он надеялся, что наконец научился избегать глупостей. Он настороженно относился к женщинам.

Его мысли вернулись к женщине на нижней палубе. Он лишь мельком увидел ее профиль, и некоторое время раздумывал, кто бы это мог быть. Он мысленно пробежал по списку пассажиров, но среди них было совсем немного женщин, а молодых и привлекательных и вовсе не было. Оставалась только вызвавшая разочарование мисс Ситон.

Ситон! Черт возьми, как он мог быть столь ненаблюдательным? Ведь это у нее были светлые волосы, хотя он и представить себе не мог, чтобы они имели такой сияющий золотой цвет. Возможно потому, что он-то видел их уложенными в смешную кучку детских кудряшек. Да и цвет ее лица не был таким свежим, но при помощи пудры еще и не то можно сделать. А это дурацкое платье. Под ним можно спрятать самую грациозную фигуру.

Но почему? Зачем женщине нарочно делать себя хуже? И почему женщина, которая казалась такой пустой, поднимается на рассвете, чтобы полюбоваться восходом солнца?

Все это не поддавалось никакому разумному объяснению, а Квинн Девро вещам, не имевшим разумного объяснения, не доверял. Особенно, когда дело касалось жизни и смерти, и его жизни и смерти не в последнюю очередь.

Чертыхаясь, он отправился к себе. На несколько следующих дней он сделает мисс Мередит своим основным занятием.

Куда бы ни шла Мередит, она знала, что капитан Девро окажется неподалеку.

Слава богу, через три дня она будет дома. Впервые дом казался убежищем, убежищем от проницательного взгляда капитана, его едкого языка и проклятой кривой улыбки.

Она думала, что если не внушила отвращение, то хотя бы обескуражила его в тот вечер. Но на следующий день к полудню они с тетушкой опять получили приглашение на обед. Она вежливо отказалась, заявив, что они обе устали и собираются отобедать в каюте.

На следующее утро, когда они вошли в кают-компанию позавтракать, он приветствовал их и спросил, не присоединятся ли они к нему. Было бы невежливо отказаться.

К удивлению Мередит, тетушка Опал быстро сдалась под напором обаяния капитана. Было ясно, что тетушка уже позабыла оскорбление, нанесенное в первый вечер, и цвела под восхищенным взглядом Квинлана Девро.

Черт его возьми. Что ему нужно?

А он вообще-то полностью игнорировал ее. И она с удивлением обнаружила, что это ее раздражало до крайности. Почему, во имя Неба, ее должно это волновать? Совсем не должно. Но волновало.

Ей хотелось, чтобы он исчез.

Но он обращал на нее взгляд темно-синих глаз, и она чувствовала себя так, словно ее приглашали в некий интимный лабиринт, войдя в который она бы потерялась.

Все это было смехотворно. Она резко отказалась от приглашения на обед, ссылаясь на возобновившуюся головную боль.

Квинн поднял лихую бровь, ясно показывая, что не совсем ей поверил, но что понял, какое волнение охватило ее всю, и что оно вертелось в ней, как танцующий дервиш.

Но он поклонился, отвесив слишком преувеличенный, по мнению Мередит, поклон.

— Наверное, плохо спали, мисс Ситон? — спросил он озабоченно. Ей захотелось пощечиной стереть самодовольную улыбку с этого лица, а по спине побежала дрожь страха.

Может быть, он видел ее в то утро? Но нет, успокоила она себя. Она была очень осторожна и никого не заметила. Просто ему доставляет удовольствие выставлять напоказ свои дурные манеры, играя с ней, как кот с мышью. Игрок, негодяй, развратник. Ей просто не повезло, что она оказалась единственной заинтересовавшей его женщиной на борту Мередит выразительно надула губки.

— Возможно, это из-за компании… Нет никого… ну, равного мне по положению. Ах, простите, капитан, кроме вас, конечно, — прибавила она, поймав тетушкин укоризненный взгляд. Во всяком случае, она немного засомневалась, заполнив Квинном этот прискорбный для цивилизации пробел.

— Мои извинения, — вежливо ответил он. — Посмотрю, не сможем ли мы исправить положение на ближайшей остановке, найдя немного побольше… как вы сказали? вашего положения?

— Это будет наиболее подходящим, — жеманно сказала она, — и занятным.

Он усмехнулся.

— Я больше всего стремлюсь к тому, чтобы пассажирам было… занятно, мисс Ситон. — С этим он вернулся на свое место, а Мередит, надеясь, что он понял это тонкое оскорбление, убежала, чтобы не сказать опять что-нибудь неподходящее. Она не могла понять, почему он так сильно ее притягивал и почему все время провоцировал ее на то, чтобы она говорила ему злые, насмешливые слова.

В этот вечер, опять сказавшись больной, Мередит осталась в каюте и отправила Дафну на палубу подышать свежим воздухом. Она достала свой альбом для рисования и нарисовала братьев Кэррол, а затем, к собственному удивлению, обнаружила, что набрасывает портрет Квинна Девро. Она сделала два рисунка. Один был Квинн в двадцать один год, его пришлось рисовать по памяти. Когда на ее рисунке появилось красивое молодое лицо с яркими глазами и теплой улыбкой, она удивилась, как сильно идеализировала его. Затем она нарисовала человека, которого видела прошлым вечером, — резкие морщины вокруг глаз и рта, циничная улыбка и настороженность в глазах. Почему, Господи, она так одержима им? Неумело чертыхнувшись, она потянулась, чтобы смять лист. Но что-то остановило ее. Вместо этого она спрятала этот рисунок вместе с портретами братьев Кэррол на самое дно сундука. Ее мысли опять побежали по тому же ненужному руслу. Хотя он стал человеком, в котором она все презирала, ей по-прежнему мешали детские образы, и она не совсем могла уравновесить старого и нового Девро. Она не понимала те беззаботные жестокие слова, которые он сказал о своем рабе. Она своими глазами видела доказательство его жестокости. Когда на одной из остановок принимали груз на борт, тот раб помогал поднимать тюки и был без рубашки. Она увидела глубокие шрамы на его спине и опять обратила внимание на то, что он хромает. Из слов капитана Девро, сказанных тогда за столом, она поняла, что именно он за это в ответе.

Но даже если бы у капитана не было списка грехов, достаточно длинного и для самого дьявола, говорила себе Мередит, она не будет им интересоваться. Ей ни к чему были представители мужского племени. Она видела, как ее отец и брат заводят себе женщин — баб, как они говорили, — ничуть не заботясь о чувствах или о последствиях. И никто из “джентльменов”, которых она встречала, не обнаруживал лучших свойств характера. За ней ухаживали, просили ее руки, но она подозревала, что эти предложения направлены, скорее, на ее состояние, а не на обаяние.

Она собиралась никогда не выходить замуж, и, спасибо дедушке, у нее никогда не будет в этом необходимости. Никто не будет контролировать ее жизнь, ее мысли и дела, как ее брат полностью контролировал свою жену. Она отвечала только за себя, так оно будет и впредь.

Что ж тогда Девро так досаждает ей?