"Радуга" - читать интересную книгу автора (Поттер Патриция)

ГЛАВА 7

Квинн дрожал под необычно холодным утренним ветром, наблюдая за погрузкой товаров, предназначенных для Нового Орлеана. Причалы Сент-Луиса как всегда напоминали улей, полный суетящихся пчел. Кроме “Лаки Леди” и еще одного большого парохода у пристани стояло множество более мелких судов, от барж до разборных плотов.

Конечно, ему надо было бы одеться потеплее, но в последние дни нетерпение захватывало его с того самого момента, как он просыпался поутру.

Боже, как чертовски холодно для начала октября. Он поймал себя на том, что опять употребил слово “чертовски”, типично британское ругательство, хотя бы в мыслях. Как он ни старался, он никак не мог себя от этого отучить. Но слишком многое сейчас снова возвращалось к нему. Почему, черт возьми? Почему?

Возможно, из-за холода. Резкого, знакомого холода.

Он не испытывал почти ничего, кроме холода, в течение месяцев, которые он провел в Ньюгейте…

Легко было потерять счет дням после того, как его заперли в крохотной камере, где не было окон и ничто, кроме смены стражи, не отличало день от ночи. Письма были запрещены, сказали ему, и он выменял жилет на возможность послать друзьям весточку о себе. Он не знал, была ли отправлена его записка, хотя охранник и уверял, что была. Однако никто не пришел.

Ему казалось, что его похоронили заживо. Деньги, которые у него с собой были, конфисковали, когда он прибыл в Ньюгейт, и он не мог приобрести ни одеяла, ни какой-нибудь еды сверх пайка — ничего, что могло бы хоть как-то скрасить его существование. Так как он обвинялся в убийстве, его лодыжки были закованы в тяжелые железные кандалы. В его случае возможны были и более легкие, но Квинну отказали, так как это стоило некоторой суммы денег, которых теперь у него не было.

Через несколько недель после этой дуэли в тюрьме появился лорд Сетвик. Во взгляде, которым он окинул Квинна, ненависть мешалась с удовлетворением. Квинн мог представить, каким слабым, бледным и неуклюжим он выглядит в своих кандалах. Взгляд лорда медленно двигался по камере, схватывая жесткую скамью, составлявшую всю мебель, и вонючую жестянку, служившую ночным горшком.

Фонарь, который держал стражник, почти ослепил Квинна после темноты, в которой он находился. Он встал и сделал несколько шагов к двери.

По лицу графа он понял, что снисхождения ему не будет.

Под взглядом Сетвика Квинн принял вызывающую позу, потому что понимал, что мало напоминает того безукоризненного американского денди, каким он был всего несколько недель назад. Его одежда была мятой и грязной, лицо обросло, волосы утратили блеск и пышность. Но все-таки он с вызовом поднял подбородок.

— Вас будут завтра судить, — мягко сказал граф. — В Олд Бейли.

Квинн стиснул руками прутья решетки. Его обвинили в убийстве и под давлением графа приговорили к повешению.

— У меня есть к вам предложение. Квинн с недоверием посмотрел на него.

— Я не хочу, чтобы имя моего сына, а значит, и мое, протащили через скандал, — продолжал Сетвик. — Признайте себя виновным, а уж я позабочусь, чтобы вас выслали, а не повесили.

— Черта с два я признаю, — ответил Квинн. — Я требую открытого суда. Ваш сын при свидетелях бросил мне вызов.

Холодный голос графа был полон ненависти и злобы.

— Не имеет значения, кто кого вызвал. В Англии запрещены дуэли. Кроме того, случится так, что исчезнут все свидетели, кроме одного, который подтвердит, что вы из ревности застрелили моего сына… без всяких оправданий… Вы думаете, английский суд встанет на сторону… американца и пойдет против английского лорда?

В бессильном гневе Квинн стиснул кулаки. — Вы лжете. Почему же тогда вы хотите, чтобы я признал себя виновным?

— Потому что я не хочу, чтобы трепали имя моей семьи, — мягко ответил граф. — Я не хочу… никаких необоснованных слухов.

Квинну было ясно, что граф боялся, как бы не начали говорить о том, что его сын выстрелил раньше, чем закончился отсчет. Даже если свидетель графа даст ложные показания, кто-нибудь может поверить Квинну.

— Это шанс остаться в живых, Девро, — продолжал Сетвик, — ваш единственный шанс. — Он помолчал, ожидая, что Квинн заговорит, а затем его губы изогнулись в насмешливой улыбке: — Вы когда-нибудь видели казнь через повешение? Это неприятно. А вы, мой мальчик, будете висеть, если пойдете в открытый суд. Я позаботился об этом.

Квинн верил ему, верил, что граф сможет сделать все, что захочет. Месяцы, проведенные в Ньюгейте, не вызывали сомнений во влиятельности этого человека. Но признать себя виновным в том, чего он не совершал, отказаться от свободы…

Или быть повешенным. Господи, он не хотел умирать. Особенно таким образом. Он закрыл глаза.

Квинн слышал о высылке, об Австралии, и знал, что многие из тех, кого туда сослали, оставались там даже после того, как их сроки кончались. Это была обширная и загадочная земля… и колония для преступников.

Жить! Ему было двадцать два года, и он не хотел умирать. Особенно он не хотел умирать на глазах у всех, болтаясь на конце веревки. Его отец и братья непременно об этом узнают. А этого он не мог перенести.

После бессонной ночи он принял решение. Попав в Австралию, он сможет сбежать и сообщить о себе своей семье. Он был игроком. И сейчас он ставил на то, что сможет обыграть графа… и Австралию.

Наутро он отправил графу записку, которая, с горечью подумал он, уже непременно попадет по назначению. Через несколько часов он услышал, как судья, облаченный в черную мантию, приговорил его к “ссылке на срок естественной жизни”.

— Кэп? — голос Кэма вернул его в настоящее.

Квинн поднял взгляд. Его синие глаза были темными и мрачными.

— Мистер Джамисон… он велел передать, что мы отправляемся.

Квинн кивнул. Прозвучит свисток, и “Лаки Леди” медленно отойдет от причала и развернется, чтобы идти вниз по реке. К Новому Орлеану.

К Виксбургу.

Кэм посмотрел на него с любопытством. Он еще не видел капитана Девро таким рассеянным и мрачным, как в эти недели. Казалось, капитан потерялся в мире, который ему надоел, а, несмотря на разницу в их положении, Кэм был уверен, что знает капитана лучше, чем большинство других людей.

Он видел шрамы на спине Квинна, тонкие шрамы, которые сейчас были уже едва видны, но он знал, что они того же происхождения, что и его собственные, — это были следы от наказания плетьми. Подробностей он не знал. Он не спрашивал, а Квинн ему не рассказывал. Но Кэм подозревал, что отчасти по этой причине Квинн принимал участие в деятельности Подпольной железной дороги, и он, Кэм, был уже свободен. Их прошлые страдания установили безмолвную связь между ними, хотя некоторая дистанция по-прежнему сохранялась. Было слишком много теней, слишком много ран в жизни Кэма, и — он был уверен — в жизни капитана тоже, так что оба они не могли чувствовать себя с другими людьми непринужденно. Хотя Кэм слишком долго держал в узде свое сердце и душу, чтобы вдруг дать им свободу, он знал, что с радостью умрет за капитана, если потребуется. А капитан Девро ничего, кроме лояльности от него не требовал. Хотя, если уж на то пошло, то и ее не требовал. Из благодарности, из уважения Кэм сам поклялся в верности капитану.

Но кое-что было всегда спрятано, потому что вызывало острую боль. Не похоронено, а просто спрятано. Спрятано даже друг от друга. Возможно, особенно друг от друга.

— Завтрак, Кэп?

Глаза Квинна утратили отстраненное выражение, и он криво улыбнулся Кэму, почувствовав заботу в его словах.

— Ну да, — ответил он. — Проклятый холод. Идем в каюту. Но мысли о прошлом все не исчезали, и Квинн не мог понять почему. По ночам его часто мучили кошмары, но в другое время достаточно было небольшого усилия, чтобы сдерживать все неприятные воспоминания. С ним что-то происходило, и ему это не нравилось.

Может быть, ему необходима встряска. Новые трудности, вызов. Он взглянул на Кэма и вспомнил Дафну. И обещание, данное Кэму. Через две недели они вернутся в Новый Орлеан. Он навестит брата и разузнает все, что можно, о Ситонах. Может быть, Ситонам надо перевезти на пароходе хлопок; тогда у него была бы хорошая причина посетить плантацию. И возможно, брат Мередит Ситон окажется более сговорчивым и продаст Дафну. Стоит попробовать.

И чрезвычайно интересно узнать, что знает Бретт Девро о Мередит Ситон.

Теперь, наметив план действий, Квинн почувствовал себя гораздо лучше. Оказалось, он проголодался. Он услышал, как “Лаки Леди” дала свисток, и почувствовал, как под ногами заскрипел пол. Пароход устремился к середине реки, в родную стихию.

И в родную стихию Квинна. Если только какая-то стихия была ему родной.

Бретт Девро настороженно относился к своему брату. В детстве он боготворил Квинна. Он и до сих пор любил его, но больше уже не относился к нему по-мальчишески беззаветно. Он считал его виновным, и, никогда не упрекая Квинна, все-таки не мог скрыть своего разочарования в нем.

Бретт, как отец и старший брат, беспокоился о Квинне, когда все попытки найти его оканчивались неудачей. Отец потратил на частных детективов тысячи долларов; они нашли Квинна почти через семь лет; еще год потребовался, чтобы вернуть его.

А когда он вернулся, его отец и старший брат умерли от лихорадки, эпидемия которой захлестнула Новый Орлеан. Бретт временно взял на себя управление банком. Он надеялся, что банком займется Квинн, когда вернется, но, к его изумлению, Квинн не проявил к этому никакого интереса. Через несколько месяцев пьянства и игры в карты Квинн получил пароход “Лаки Леди”, к которому относился, как к дорогой игрушке.

Бретт знал совсем мало из того, что случилось с его братом. Глаза Квинна становились ледяными, как только Бретт пытался что-нибудь выяснить.

Это было обидно. Это было очень больно, потому что из всех Девро остались только они.

Квинн, как и в детстве, по-прежнему часто улыбался, но теперь в его улыбке была какая-то странная пустота, его глаза обычно оставались холодными. Казалось, ни их дом, ни наследство ничего не значат для него. Ничего, кроме удовольствий.

— Почему, — спрашивал его Бретт, — ты заинтересовался Ситонами?

— Хлопок, — ответил Квинн. — Мы должны увеличивать перевозки.

— Только не говори мне, что стал интересоваться бизнесом.

— А ты не одобряешь, братишка? Твой расточительный брат решил, наконец, образумиться.

— Тогда приходи в банк.

— Бретт, банк ведь твой. Я тебе давно это сказал.

— Я был бы очень рад, если бы ты вернулся. Как партнер. Квинн медленно покачал головой, и внутри что-то заныло, когда он увидел, как гаснет свет в глазах брата.

— “Лаки Леди” — это одно, а банк — нечто другое. Может быть, тебе и нравится сидеть целый день в офисе, но мне это слишком напоминает камеру.

Бретт откинулся в кресле, отводя взгляд от лица брата. Квинн уже говорил об этом.

— Послушай, ты же не будешь там заперт, — сказал Бретт осторожно. — Ты всегда сможешь уйти, когда захочешь.

— Это не для меня, Бретт. Мне нравится река. И, хоть ты и не одобряешь, мне нравятся азартные игры. И мне здорово в них везет. Все вместе это гораздо лучше, чем работа в банке.

— У тебя получалось все, за что бы ты ни брался, — предпринял Бретт последнюю попытку.

— Но я не возьмусь, братишка, не возьмусь, потому что ничего в этом не смыслю. И никогда не смыслил.

t Бретт внимательно смотрел на брата, стараясь отыскать в его лице что-то, но не находя того, что искал, в твердых, бесстрастных чертах. У них были одинаковые черты лица, хотя Квинн был темнее, чем Бретт, но сходство на этом кончалось. Иногда Бретт завидовал мужественной красоте Квинна; он знал, что у него самого черты лица более мягкие, но вообще-то не жалел об этом. Это не мешало ему жить, он познал удовольствия, которые ускользнули от Квинна. Хотя Бретт был привязан к одному месту, он все равно любил банковское дело, обожал свою жену Бетси и своих троих детей. Единственным темным пятном в его жизни был Квинн, и то потому, что он хотел, чтобы тот был счастлив, а это было не так, несмотря на уверения Квинна в обратном.

— Ситоны, — мягко напомнил Квинн.

В голове Бретта зазвучал пожарный колокол.

— Хлопковых плантаций очень много, — заметил он. — Почему именно Ситоны?

— Несколько недель назад я встретил мисс Сйтон на борту “Лаки Леди”. Мне сказали, что ее семья владеет одной из самых больших плантаций в районе Виксбурга.

Бретт напрягся. Конечно, Квинна не могла заинтересовать Мередит Ситон. Боже всемилостивый, эта глупенькая женщина будет воском в его руках. Бретту ничуть не нравилась Мередит, но до некоторой степени она была под его защитой.

— Не беспокойся, Бретт, — сказал Квинн, прочтя его мысли. — Она считает меня ужасным.

По какой-то причине это совсем не успокоило Бретта.

— А ты что о ней думаешь? Квинн пожал плечами.

— Я с тобой согласен. Слишком разодета. Занята только собой. Не очень умна.

Бретт почувствовал себя лучше и немного расслабился. Конечно, такой мужчина, как Квинн, не найдет в Мередит ничего интересного. Может быть, его брат переменился. Раз он начал интересоваться бизнесом, то, возможно, со временем он придет в банк. Работать вместе с Квинном было самой заветной мечтой Бретта. И снова начать уважать его, как когда-то.

— Ну и что же тебе нужно? — спросил Бретт.

— Представь меня Роберту Ситону. Я очень давно встречался с ним, и сомневаюсь, что он помнит об этом.

— Я могу сделать еще лучше. Квинн вопросительно поднял бровь.

— Они всегда приглашают меня на ежегодный бал. Есть такая традиция — устраивать бал после уборки хлопка. Но Бетси опять в интересном положении…

Квинн улыбнулся:

— Опять?

Довольный собой, Бретт кивнул. Это будет их четвертый ребенок.

— Прими к сведению, Квинн.

— Мне — быть отцом? Ты не можешь пожелать такого беспомощному младенцу.

— Но с моими ты очень хорошо справляешься.

— Потому что в любую минуту я могу уйти, — ответил Квинн, вдруг почувствовавший замешательство.

— Они обожают тебя.

— Я ведь все время приношу им подарки.

— Нет, — твердо ответил Бретт. Его всегда удивляло, как его насмешливый, злой на язык брат очаровывал детей. Еще более потрясающим было то, что его обычно холодные глаза теплели в их присутствии. Поэтому Бретт надеялся.

Квинн увидел румянец на лице Бретта, и понял, что его надо отвлечь.

— Ты говорил про бал?

— Ах, да. Ты мог бы поехать вместо меня. Обычно я останавливаюсь у них, — Бретту не понравилась зловещая улыбка, появившаяся на лице Квинна. Его одолели дурные предчувствия. Но было уже слишком поздно.

— Когда у них бал?

— Тридцать первого октября.

— Тридцать первого? Канун Дня всех святых? — Квинн улыбнулся с тем холодным удовольствием, которое так не любил Бретт. — Очень удобно.

— Квинн, не забудь, они мои клиенты, я еще и опекун Мередит. Я полагаюсь на твою честь.

— Я буду воплощением вежливости и респектабельности, — торжественно ответил Квинн, а половинка его рта тем временем изогнулась в улыбке. Затем его глаза потеплели. — Клянусь, Бретт, я не сделаю ничего такого, что могло бы бросить тень на тебя.

Бретт выглядел немного пристыженным. Он встал, подошел к Квинну и положил руку ему на плечо.

— Я знаю, Квинн. Просто…

Квинн встал.

— Знаю, Бретт. Просто мы по-разному думаем… разного хотим.

— Разве? — вопрос был задан мягко и осторожно.

— Боюсь, что да. Ты всегда стремишься к семейному очагу, в банк, а я… мне нужна лишь колода карт да сговорчивая женщина. Мне нравится моя свобода, Бретт. И я не переменюсь. Ни ради тебя, ни ради кого-либо другого.

Бретт вздохнул:

— Я отправлю Ситонам письмо.

— Спасибо, брат. Мне пора идти.

— Ты не придешь на обед?

Квинну этого очень хотелось. Но ему приходилось держаться на некотором отдалении от Бретта, чтобы не повредить ему в случае чего. Если его когда-нибудь арестуют, он не хотел бы, чтобы у брата были проблемы. Будет лучше, если все будут считать, что братья не общаются.

— У меня запланирована встреча. Прости. И передавай Бетси мои наилучшие пожелания и поздравления.

Бретт кивнул. Его голубые глаза, которые были гораздо светлее, чем у брата, затуманила грусть.

— Мы в любое время рады тебя видеть, ты же знаешь.

— Знаю, — мягко ответил Квинн. И ушел.

— Брат сделает мне приглашение на бал на плантацию Ситонов, — сказал он Кэму, вернувшись на пароход. Увидев, как озарились ожиданием глаза его друга, он добавил: — Ты, конечно, едешь со мной.

— Когда?

— В канун Дня всех святых. Хорошее время для того, чтобы кого-нибудь унесли духи, как ты считаешь?

Впервые за несколько недель Кэм позволил себе улыбнуться.

— Пастор?

— Ну да. Мы не можем быть связаны с этим, но зато можем привести в действие наш план.

— А я смогу повидать ее и подбодрить.

Квинн кивнул. Он был доволен, что все так легко складывалось.

— Особый груз повезем? — спросил Кэм.

— В этот раз, я думаю, нет. — Ответил Квинн. — Элиас сказал, что увеличившийся поток беглых рабов заставил хозяев плантаций удвоить бдительность. Хотя, конечно, он наверняка не знает, когда кто-нибудь появится, но именно сейчас он предупреждает всех, с кем связан, чтобы они были крайне осторожны.

— Значит, скучная поездка.

— Они редко бывают скучными, Кэм. В Виксбурге мы сойдем с парохода и поживем там до тридцать первого октября. Возьмем с собой двух лошадей.

— Календулу? — спросил Кэм. Квинн сам выбрал это смешное имя для огромного золотистого жеребца, которого держал при городском доме на Джексон Плейс.

— Думаю, Календула произведет хорошее впечатление, а?

— А вы хотите произвести на кого-то впечатление?

— Только на Дафну, Кэм, — быстро ответил Квинн.

— Хм, — сказал Кэм с дружеской дерзостью. — А ваша гордость, кэп?

Глаза Квинна сузились. — Гордость?

— Обычно женщины вам не отказывают, что бы вы у них ни просили.

Квинн почувствовал раздражение. Ему совсем не нравилась мысль, что Мередит Ситон каким-то образом занимает его.

— Тебе что, нечем заняться?

— Да, сэр, хозяин, cap. Я конечно всегда могу драить палубу, грузить ваши ящики и обмахивать веером вашу особу.

— Сходи в город, Кэм, — холодный взгляд сопровождал его слова.

Кэм подарил ему одну из своих верных улыбок. Никогда ему и в голову не могло прийти, что можно с таким удовольствием дразнить белого человека.

— Пожалуй, именно так и сделаю, кэп. Да, таки сделаю.

Для него по-прежнему казалась чудом возможность выбирать. Чудом. Может быть, через несколько недель он сможет подарить это чудо Дафне.