"Список Семи" - читать интересную книгу автора (Фрост Марк)

Глава 19 V. R.[9]

Эйлин отказалась от коньяка, предложенного Дойлом. Она ушла в конец вагона и прилегла на полку, отвернувшись лицом к стене.

Дойл выпил коньяку. В зеркале, висевшем на стене, он увидел свое отражение. На него смотрел человек с грязным, изможденным лицом, с засохшими пятнами крови на щеках. Опознать себя в этом человеке Дойл был не в состоянии. Но он никак не прореагировал на это, ибо достиг той точки интенсивности переживаний, за которой подобные мелочи не играли никакой роли.

Открыв дверь вагона, он вскарабкался на тендер и, придерживаясь за поручень, прошел в кабину машиниста.

Тело Барри, укрытое плащом Спаркса, лежало на полу кабины. Паровозом управлял Ларри, сосредоточенно глядя прямо перед собой.

— Мы в десяти милях от главной магистрали, — прокричал Спаркс. — Путь свободен.

— Путь в Лондон?

Спаркс утвердительно кивнул.

Дойл выглянул в окно. В тусклом лунном свете торфяники, тянувшиеся вдоль путей, выглядели абсолютно безжизненными. Снежное покрывало казалось саваном, наброшенным на мертвую землю.

— Пойду отдохну, — сказал Спаркс, выбираясь из кабины.

Дойл подбрасывал уголь в топку, не решаясь заговорить с Ларри.

— Вы никогда не слышали, как он пел? — неожиданно спросил Ларри.

— Нет, к сожалению.

— Барри пел словно ангелочек. Голос у него был что надо… Он велел мне уходить, — помолчав, продолжил Ларри.

— О чем вы, Ларри?

— Он выманил их из руин, как и хотел, и целая толпа этих тварей кинулась за нами. Барри уложил добрую половину на месте, но оставалось еще много. Они нас здорово прижучили. Да, сэр, намертво. Тут Барри и говорит мне: «Беги!» А я говорю: «Ни за что». А он стоит на своем и говорит: «Должен же кто-то управлять паровозом; я, говорит, старший, и ты должен меня слушаться». Ну я и сделал, как он сказал…

— Значит, Барри был старше?

— Да, на три минуты. Он продолжал отстреливаться, а я давай деру вниз по склону… — Ларри смахнул рукавом набежавшие слезы. — Ну и показал он этим тварям… Верно, сэр?

Дойл кивнул.

— Мы с ним иногда болтали об этом, ну, там, кто первый умрет и все такое. И Барри всегда говорил, что он умрет первым. И знаете, сэр, он совсем не боялся этого. Совсем. Мистер Спаркс нам много чего рассказывал об этом, и Барри думал, что, может, смерть — это просто начало чего-нибудь другого… Как вы думаете, док?

Ларри первый раз за все это время взглянул на Дойла.

— Думаю, что да. Вполне возможно, что это начало чего-то другого, — ответил Дойл.

Ларри с торжественным видом кивнул.

— Мистер Джек сказал, что вы убили того типа, который сотворил это с Барри.

— Да.

— Тогда, сэр, я ваш должник до скончания дней.

Дойл промолчал.

Снова утерев слезы, Ларри сказал:

— А сейчас, сэр, если не возражаете, я бы хотел побыть с ним один.

— Конечно, конечно, — сказал Дойл и, пожав Ларри руку, направился в вагон.

Спаркс сидел за откидным столиком; перед ним стояли бутылка коньяка и два стакана. Дойл расположился напротив. Спаркс наполнил стаканы. Выпив коньяку, Дойл почувствовал, как тепло приятной волной разливается по телу. Весь ужас последних дней постепенно отступал.

Дойл подробно рассказал Спарксу о том, как его брат появился во дворе гостиницы, как их повезли в Рэвенскар и что произошло во время обеда до того, как подоспел Джек. Спаркс слушал очень внимательно, задавая вопросы, касающиеся только Александра.

— Может быть, они просто сумасшедшие, Джек? — спросил Дойл. — Если они верят, что… в состоянии вернуть Князя тьмы в этот мир?

Помолчав, Спаркс сказал:

— А что вы скажете о тех монстрах, которых мы видели в музее? Как вы можете это объяснить?

— А как вы можете объяснить, что такое вообще жизненная сила?

— Существуют разные объяснения, — сказал Спаркс.

— А подлинная разгадка может находиться где-то за пределами нашего опыта, — пожал плечами Дойл.

Они выпили еще.

— Я хочу вернуться к той истории, которую рассказывал старый китобой нашему приятелю Стокеру, — проговорил Спаркс. — Вернуться к тому моменту, когда эти мерзавцы высаживались на берег.

— Они привезли с собой гроб с останками вашего отца.

— Моряк рассказывал, что у них было два гроба. Что, по-вашему, было во втором?

— Мы его не видели.

— Если тот, о котором они говорят, действительно когда-то пребывал в этом мире, можно предположить, что Александру и его кампании нужны были его останки, чтобы оживить его вновь, как полагаете?

— Звучит вполне логично.

— Я думаю, Дойл, что истинной целью путешествий Александра на Востоке было стремление узнать, кем был Князь тьмы в предыдущем воплощении и где искать его останки.

— Резонно.

— В таком случае главным для них был второй гроб. И я уверен, где бы Александр ни находился сейчас, этот гроб с ним.

Дойл заметил, что Джек вертит в руке серебряный талисман, как будто разгадка тайны заключалась именно в нем.

— Но что конкретно они собирались сделать? Каким образом они намеревались осуществить свой план? — спросил Дойл.

— Ну-у, притворялись сумасшедшими и все такое, — едва заметно улыбнулся Спаркс.

Дойл сконфуженно развел руками.

— Они делали ставку на принца Альберта. Его ребенок от женщины, соответствующей их выбору, должен был бы стать будущим королем.

— Это нелегкая задача.

— Конечно. И тем не менее. Тело ребенка стало бы оболочкой, в которую — после определенного ритуала, осуществленного «Семеркой», — вселилась бы сущность «ожидающего у входа». А потом… что из этого следует, Дойл?

— Надо было бы избавиться от тех, кто стоит на пути претендента на трон, — сказал Дойл.

— Совершенно верно. А поскольку ребенку надо подрасти, торопиться особенно некуда, дабы не вызывать подозрений. К тому же королева на троне уже почти пятьдесят лет, а она не вечна…

— Следовательно, начинать надо с принца Уэльского.

— Да, с дедушки ребенка, первого претендента на корону, но какое-то время его можно не трогать: зачем убирать со сцены наследника престола, повергая королевство в хаос? Они могут позволить себе терпеливо ждать. Тем временем королева Виктория уйдет в мир иной, их белокурый воспитанник станет подростком, а Эдвард, уже в преклонном возрасте, унаследует трон. Ну, Дойл, и кто тогда будет на пути ребенка к трону?

— Только его отец.

— Правильно. Но ни одному нормальному человеку не придет в голову мысль, что этот недоумок может держать скипетр в своих руках. Принцу Эдди придется отправиться к праотцам, и наверняка вскоре после рождения сына. Он умрет совершенно естественно — при таком образе жизни это нетрудно организовать.

Дойл согласно кивнул.

— После его смерти останется всеми обожаемый малыш, наследник престола, чуть ли не круглый сирота, который займет место на троне после смерти своего дедушки. Остальное — дело техники. Короля Эдварда прикончат, и наследный принц такой-то и такой-то направится после коронации в Виндзор.

— Но на все это уйдет не меньше двадцати лет.

— Неважно. Мальчик будет расти, а тем временем «Семерка» укрепит свои позиции в свите короля. Между прочим, принца еще до коронации введут в курс дела, объяснив ему, кто он на самом деле и каким будет его тысячелетнее правление во главе одной из самых могущественных держав мира.

Спаркс устало откинулся на сиденье. Дойла потрясало, насколько просто выглядели со стороны планы Темного братства. Вместе с тем все это было похоже на бред сумасшедшего.

— Зачем им это надо, Джек?

— Короли затевают войны, а Братство наращивает свою военную мощь. Все очень логично. Думаю, именно об этом мы не должны забывать.

Дойл неуверенно покачал головой.

— А как же земли, которыми они владеют? А заключенные? А медицинские опыты Вамберга?

— Человек податлив, как глина. Из него можно вылепить все, что угодно, — пожал плечами Спаркс.

— Наверняка «Семерка» движима и какими-то более практическими интересами…

— Они могут создавать собственные вооруженные отряды.

— Для нужд обороны?

— Не только. И для нападения тоже.

— Но вы же видели, что эксперимент Вамберга не удался, — проговорил Дойл, вспоминая лица несчастных заключенных.

— Превратить человека в безмозглого и покорного раба весьма сложно, как ни старайся.

Дойл допил коньяк и продолжил, осторожно подбирая слова:

— Джек… перед отъездом из Лондона мне стало известно, что вы сбежали из… Бедлама.

— Значит, вы все-таки назвали в полиции мое имя?

— Да. Потому что меня уверяли, что вы сумасшедший.

Спаркс взглянул на Дойла, словно сомневаясь в чем-то.

— И что вы им рассказали, Дойл? — спросил он.

— Ничего. Но должен вам признаться, что были моменты, когда я не знал, что и думать о вас…

Спаркс плеснул себе еще немного коньяка.

— Меня действительно на несколько недель упекли в Бедлам. Примерно полгода назад. По инициативе известного врача, за которым я вел слежку. Это был доктор Найджел Гулль. В ходе расследования я решил сыграть роль его пациента. Мы подружились. И однажды Гулль пригласил меня на ужин. Я согласился, решив посмотреть, как живет этот человек. Это была грубая ошибка… Меня сцапали, как только я переступил порог дома. Там были и полицейские, и санитары. На меня накинули смирительную рубашку и отвезли в Бедлам.

— О господи!

— После того, что мы узнали, нетрудно догадаться, чьи приказы выполнял доктор. Как вы полагаете?

— Совсем нетрудно, Джек.

— Меня поместили в изолятор, похожий на каменный мешок, а не в больничную палату. Я все время был в смирительной рубашке. Иногда мне казалось, что за мной кто-то наблюдает. Кто-то, кого я хорошо знаю. Тогда-то я и понял, что за всем этим стоит Александр.

Дойл молчал, подавленный услышанным от Спаркса. Но еще одно соображение не давало ему покоя.

— Джек, я волнуюсь… Я должен сказать вам, что ночью по пути в Уитби видел, как вы сделали себе укол…

Спаркс побледнел. Отвернувшись, он заговорил:

— В первую же ночь в Бедламе мне начали делать инъекции. Кололи беспрерывно, днем и ночью, как только заканчивалось действие очередного укола.

— Это был препарат Вамберга? — ужаснувшись, спросил Дойл.

Спаркс отрицательно покачал головой:

— Нет, это был наркотик. И в самое короткое время они превратили меня в… наркомана.

— Как же вам удалось бежать?

— Очень скоро я потерял всякое ощущение времени. Как потом выяснилось, прошло больше месяца, прежде чем меня вытащили из изолятора. Мои мучители, очевидно, решили, что я не только потерял разум, но и абсолютно разбит физически. Но они ошибались. Я сопротивлялся воздействию наркотика, стараясь не показывать вида. Однажды утром меня вывели из подвала, посадили в карету и повезли в неизвестном направлении. Охранников было трое. В пути с меня сняли смирительную рубашку, и это, вероятно, стоило жизни всем троим. Я выпрыгнул из экипажа и сумел скрыться.

— А что они собирались сделать с вами?

— Мы ехали через Кенсингтон к королевскому дворцу. Судя по всему, меня хотели обвинить в каком-то жутком преступлении…

Спаркс замолчал и какое-то время смотрел в окно.

— Той ночью в поезде, Дойл, вы увидели, что моя… зависимость от наркотиков сохраняется, — угрюмо проговорил Спаркс.

— Но может быть, я смогу…

— Я прошу только об одном, Дойл: пусть это останется между нами.

Сказав это, Спаркс пристально посмотрел на Дойла, было заметно, что он нервничает.

— Разумеется, Джек, — сказал Дойл.

Встав из-за столика, Спаркс направился к дверям вагона. Дойл не успел ничего сказать и сидел в оцепенении, глядя перед собой. Через некоторое время он, слегка пошатываясь, направился к купе в конце вагона. Раздвинув занавески, Дойл увидел спящую Эйлин. Она дышала ровно и спокойно. Стараясь не шуметь, Дойл забрался на верхнюю полку и уснул, едва коснувшись головой подушки.

Открыв глаза, Дойл долгое время не мог сообразить, где он и что с ним. Поезд стоял, в окно пробивался яркий дневной свет. Дойл посмотрел на часы: половина третьего дня. Он выглянул в окно — похоже, это был тот же самый грузовой двор в Баттерси, где они уже были однажды. Дойл спустился вниз и увидел, что полка, на которой спала Эйлин, пуста. В вагоне никого не было…

Спрыгнув на землю, Дойл растерялся: паровоз исчез, а вагон стоял на запасном пути. Он кинулся к дежурному по станции, однако тот не мог сказать ничего вразумительного.

— Вы видели паровоз, который притащил этот вагон? — размахивая руками, спросил Дойл. — Куда он подевался?

— Уехал рано утром, — ответил дежурный.

— Там была леди…

— Извиняюсь, сэр, но никакой леди я не видал.

— Вы не могли ее не заметить.

— Может, кто и видал, сэр, только не я.

— Так у кого же мне узнать?

Дежурный указал Дойлу на рабочих по станции, видевших, как прибыл паровоз. Они дружно утверждали, что из вагона никто не выходил и никакой леди они не приметили.

Должно быть, так оно и было, потому что не заметить Эйлин они просто не могли.

Дойл хотел было оставить дежурному визитную карточку, но вспомнил, что его вещи остались в Рэвенскаре. К своему удивлению, он обнаружил в кармане пачку пятифунтовых банкнот и серебряный амулет Спаркса. Вероятно, Джек подсунул их, когда Дойл спал. Пересчитав деньги, Дойл понял, что у него в руках сумма, превышающая его годовой доход.

Дойл вернулся в вагон и перерыл все в поисках письма или записки, но ничего не нашел. Надев пальто, он вышел из вагона и направился прочь со станции.

Небо сплошь затянуло облаками, погода была безветренной и не очень холодной. Проголодавшись, Дойл зашел в ближайший паб и заказал пирог с мясом, вспомнив при этом Барри. Потом попросил сигару и, расплатившись, направился в сторону Темзы, к Ламбетскому мосту.

Он остановился посередине моста и, глядя на темно-серые воды реки, пытался обдумать, как жить дальше.

Возобновить врачебную деятельность? Он сомневался, что его пациенты захотят у него лечиться. Для начала не мешает подыскать жилье и приобрести кое-какие вещи. Нет. Сейчас он заниматься этим не будет. Обратиться в полицию? Об этом нечего и думать.

Так ничего и не решив, Дойл двинулся дальше мимо Парламента к набережной Виктории, пока не добрался до шпиля Клеопатры. Сколько времени минуло с того дня, когда они стояли здесь с Джеком и тот рассказывал о своем брате? Неужели меньше двух недель? Дойлу казалось, что прошла целая вечность.

Он свернул с набережной и пошел в сторону Стрэнда. Купил кожаный чемодан, пару ботинок, рубашки, брюки, белье, а также бритвенный прибор. Затем у довольно известного портного заказал себе костюм. Заказ будет готов через день или два, если джентльмен согласен, — сказали ему. Дойл не возражал, ибо спешить ему было некуда.

Сложив покупки в чемодан, он отправился в гостиницу «Мелвин» и снял номер на втором этаже, заплатив за пять дней вперед. В регистрационной книге он записался как Мило Смайли, эсквайр. Клерк за стойкой был ему незнаком и никакого интереса к нему не проявил.

Приняв душ, Дойл вернулся в номер и переоделся. Полиция, вероятно, разыскивала его, однако Дойла это совсем не волновало. Вечером он вышел прогуляться, купил в книжной лавке две книги: «Приключения Гекльберри Финна» и перевод «Бхагавадгиты». Потом поужинал в ресторане и вернулся в гостиницу. Он читал Марка Твена, пока не заснул.

На следующий день Дойл отправился на улицу Монтегю. Квартира Спаркса была закрыта, никаких признаков, что кто-то живет там, не было. Наводить справки у соседей представлялось бессмысленным.

На обратном пути он купил шляпу и зонтик и забрал готовый костюм.

Дойл примерял костюм, разглядывая себя в зеркале. В этот момент в номер постучали. Джентльмена внизу ожидает экипаж, сообщил мальчик-посыльный. Дойл ответил, что через минуту спустится.

Надев шляпу, пальто и прихватив зонтик, Дойл спустился. Кебмен был ему незнаком, но в экипаже его ждал не кто иной, как инспектор Клод Лебу.

— Здравствуйте, Клод.

— Здравствуйте, Артур, — вежливо поздоровался Лебу.

Дойл сел напротив инспектора. Лебу дал знак кебмену, и экипаж покатил по улице.

Лебу посматривал в окно, избегая встречаться с Дойлом взглядом. Казалось, он недоволен собой, а вовсе не Дойлом.

— У вас все в порядке, Клод? — спросил Дойл.

— Лучше не бывает, — ответил Лебу.

Они ехали минут двадцать, Лебу дважды смотрел на часы, заметно нервничая. Дойл услышал, как открываются ворота; въехав во двор, экипаж остановился. Лебу вышел первым и провел Дойла к дверям, где их приветствовал внушительного вида немолодой джентльмен, очевидно облаченный какими-то важными полномочиями. Его лицо показалось Дойлу знакомым, но вспомнить, где он видел это лицо, Дойл не мог. Джентльмен поблагодарил Лебу и, распрощавшись с ним, пригласил Дойла следовать за собой.

Они миновали слабо освещенную прихожую, прошли по узкому коридору, обшитому деревянными панелями, и оказались в небольшой, но очень уютной гостиной. Мебель в гостиной была дорогой, но неброской. Указав на диванчик, джентльмен предложил Дойлу сесть.

— Подождите, пожалуйста, здесь, — сказал он. Это были первые слова, которые он произнес с момента встречи.

Дойл кивнул, снял пальто и шляпу и сел. Джентльмен вышел из комнаты, и Дойл остался один.

Он услышал звук ее мягких, неторопливых шагов в коридоре, а затем и ее властный голос, который спрашивал что-то у человека, сопровождавшего Дойла в гостиную.

Дверь распахнулась, и Дойл вскочил с диванчика, приветствуя ее стоя. Он не мог поверить, что видит ее так близко. Она была ниже, чем он представлял себе, не выше пяти футов.

Держалась она столь величественно и прямо, что казалась выше ростом. Ее лицо — простое и строгое — было с детства знакомо ему так же хорошо, как и лицо матери; но в нем не было той непреклонности и суровости, которыми отличались ее портреты. Скромное черное платье с белоснежным воротничком, белая шаль, наброшенная на плечи, — этот образ был дорог любому английскому мальчишке. Увидев Дойла, она улыбнулась ослепительной улыбкой, чем привела его в полное замешательство.

— Доктор Дойл, надеюсь, мы не причинили вам особого беспокойства? — спросила королева Виктория.

— Нет, ваше величество, — с поклоном ответил Дойл, не узнавая собственного голоса.

— Очень хорошо, что вы приехали. Садитесь, пожалуйста, — сказала она, указывая на стул справа от себя. Дойл вспомнил, что королева плохо слышит левым ухом. Повернувшись к джентльмену, встречавшему Дойла, она сказала: — Спасибо, Понсонби.

Так это Генри Понсонби, ее личный секретарь, — Дойл видел его фотографию в газетах… Как он мог не узнать! Королева вновь обратилась к Дойлу:

— Кажется, у нас с вами есть общий друг…

— В самом деле? — растерялся Дойл.

— Да. И очень верный друг.

Дойл сообразил, что она говорит о Джеке.

— Да-да, ваше величество, — поспешно ответил он.

Королева улыбнулась.

— Наш друг навестил нас недавно и рассказал, что вы очень помогли ему в деле, чрезвычайно важном для меня и моей семьи.

— Надеюсь, он не преувеличил мои заслуги, — пробормотал Дойл.

— Наш друг крайне редко допускает неточности, чего бы это ни касалось. Я бы сказала, что он во всем любит точность. Вы согласны с этим?

— Согласен. Целиком и полностью.

— Значит, у меня нет причины не верить его словам?

— Нет, мадам… Ваше величество.

— Следовательно, и у вас нет причин отказаться от моей сердечной благодарности.

— Да, ваше величество. Спасибо. Сердечное спасибо.

— Спасибо вам, доктор Дойл, — слегка наклонила голову королева.

Дойл поклонился в ответ.

— Насколько мне известно, у вас возникли некоторые сложности со Скотленд-Ярдом.

— Вынужден признаться, что это так, ваше величество.

— Уверяю вас, что вы можете не беспокоиться об этом.

— Я… я чрезвычайно вам признателен.

Королева замолчала, благосклонно глядя на Дойла.

— Скажите, доктор Дойл, вы женаты?

— Нет, ваше величество, я холост.

— Неужели? Такой энергичный и красивый молодой человек, к тому же врач, и не женат? Трудно себе представить, — с юмором заметила королева.

— Я… мне… в общем, просто не было подходящего случая…

— Запомните, что я вам скажу. — Королева доверительно наклонилась поближе к Дойлу. — Очень скоро вы непременно встретите свою судьбу. Супружество часто оборачивается не тем, что мы ждем от него, но это определенно то, что человеку необходимо.

Дойл вежливо поклонился. Королева неожиданно спросила:

— Что вы можете сказать о здоровье моего внука? Я имею в виду герцога Кларенса.

Совершенно обезоруженный внезапностью и прямотой вопроса, Дойл пробормотал:

— У меня не было возможности осмотреть его, а без…

— Я хочу знать ваше мнение, доктор.

Дойл колебался, с величайшей осторожностью подбирая слова.

— Я бы советовал вашему величеству в дальнейшем держать принца Альберта под постоянным наблюдением врачей.

Королева понимающе кивнула.

— Ну а теперь, доктор Дойл, поклянитесь, что вы никогда и никому до конца дней своих не расскажете о том, свидетелем чего вы были.

— Клянусь, ваше величество.

— Ни слова о нашем общем друге и моей дружбе с ним. Я настаиваю…

— Клянусь. Клянусь жизнью.

Королева была, по-видимому, удовлетворена искренностью Дойла. Он понял, что аудиенция окончена.

— Я считаю вас выдающимся человеком, доктор Дойл.

— Вы слишком добры, ваше величество.

Королева встала. Дойл вскочил со своего места и протянул ей руку, тут же испугавшись, что совершил бестактность. Однако королева, мило улыбнувшись, крепко пожала протянутую руку.

— Мы будем держать вас в поле зрения, доктор Дойл. И если понадобится, непременно призовем вас снова. Помните об этом.

— Обещаю, что не разочарую вас, ваше величество.

— Уверена, что не разочаруете.

Королева Виктория снова одарила его ослепительной улыбкой и направилась к выходу. Не успела она сделать и двух шагов, как в дверях — словно по мановению волшебной палочки — появился Понсонби.

— Осмелюсь спросить, ваше величество… — сказал вдруг Дойл.

Королева остановилась и пристально посмотрела на него.

— Наш общий друг… не сообщил ли он вашему величеству, куда он отправился?..

Дойл запнулся, испугавшись, что переступил черту дозволенного.

— Мы всегда предоставляли нашему другу полную свободу действий, — внушительно проговорила королева, подкрепив слова красноречивым взглядом.

Дойл покраснел от смущения.

Королева покинула гостиную, сопровождаемая Понсонби, следовавшим за ней на почтительном расстоянии.

Понсонби вернулся через несколько минут и провел Дойла по коридорам Букингемского дворца к выходу. Распахнув дверь, он протянул Дойлу маленький сверток.

— Примите с благодарностью от ее величества, — проговорил он с поклоном.

Раскланявшись с секретарем, Дойл сел в ожидавший его экипаж и вернулся в гостиницу.

В номере он развернул сверток. В нем была черная блестящая авторучка — необыкновенно красивая и легкая.