"Вне закона" - читать интересную книгу автора (Беверли Элизабет)

Глава 1

Сначала этот ноющий звук едва пробивался сквозь музыку автомобильного магнитофона. Сара Гринлиф не обратила на него внимания и подкрутила регулятор громкости, заставив Грэма Паркера еще надрывней петь о своих страданиях. В опущенное окно врывался теплый ветер, бешено трепавший ее короткие светлые локоны. Теплый солнечный день был как раз из таких, за которые она любила весну, и, если не думать о том, что ждет ее впереди, можно чувствовать себя беззаботнейшим человеком на свете.

Но вот нытье стало громче, и Сара, глянув в зеркальце заднего вида, сообразила, что ноет сирена — сирена полицейского мотоцикла. А еще она заметила, что полисмен быстро приближается.

Решив, что он мчится по горячему следу какого-нибудь злоумышленника, Сара переключила скорость и осторожно притопила педаль газа, прижимаясь к обочине, чтобы пропустить его. Но, вместо того чтобы жарким снарядом промчаться на укрощение зла, полисмен притормозил рядом с ее машиной, продемонстрировав весьма недовольную физиономию. Затянутый в кожу палец ткнул вправо, а губы процедили: «К обочине». Только тут Сара поняла, что преследуемый злоумышленник не кто иной, как она сама.

Она подчинилась больше от удивления, чем из чувства долга или уважения к властям Вины за ней никакой нет Это точно Вне всяких сомнений, произошла какая-то путаница, сейчас все разъяснится, и она продолжит приятную поездку Тормозя свой «фольксваген»-жук, Сара взглянула на часы и нахмурилась Она уже на пятнадцать минут опаздывает к ленчу с Уолли Братец не спускает, когда ему приходится ждать, и после дополнительной задержки с копом вечер окажется еще более напряженным, чем предполагалось Откинув с лица локоны, она нетерпеливо уставилась в зеркальце, наблюдая за полисменом Тот явно не торопился, выруливая тяжелую машину, нога в черном блестящем ботинке привычно опустила упор Почти все у этого человека было черным, вплоть до штанов в обтяжку и рубашки с короткими рукавами, на которой красовалась странная награда Полицейского управления города Клемента, штат Огайо, — «Два года в рядах» Когда он подошел ближе, Сара увидела, что шлем, перчатки, усы и пилотские солнечные очки тоже были черными, причем последние, отражая солнце, полыхали так, будто за ними скрываются два горящих ока Полисмен остановился у окна Нервно сглотнув, Сара подняла на макушку свои темные очки — Привет, — весело сказала она — Какие-то проблемы, офицер?

— Выключите, пожалуйста, музыку, — сухо ответил он Она послушно вытащила кассету — Права и регистрационное свидетельство Даже голос темный, подумала она, дотягиваясь до сумочки на соседнем сиденье Достав из бумажника права, потянулась к отделению для перчаток, чтобы поискать там свидетельство — Без резких движении, пожалуйста, — властно бросил полисмен — Помедленней Сара изумленно уставилась на него Что он имеет в виду? Что за шутки? Боится, что она выхватит пистолет? Это она-то. Сара Роуз Гринлиф-Маркхэм-снова-Гринлиф, домовладелица, мать-попечительница отряда скаутов, типичная американка, координатор ежегодной распродажи выпечки на Фултон-стрит — короче говоря, до мозга костей законопослушная гражданка? Это же смеху подобно Воздержавшись от комментариев, она снова дотянулась до отделения для перчаток и нажала кнопку Крышка и не подумала открываться Она снова нажала на кнопку — с тем же результатом Сара с досадой вздохнула Она нежно любила свои тридцатилетний «фольксваген»-жук К несчастью, время не пощадило автомобильчик Она все еще хранила нежные воспоминания о юных дурачествах в желтом жуке и о первой поездке в колледж, расположенный в другом штате Но теперь жук так же мало похож на блестящего веселого малыша, как она сама У обоих солнечная юность далеко позади Сара, разведенная мать двоих детей, была на три года старше машины, и маленький «фольксваген» из игрушки превратился в скрипучую тягловую силу Она приходила в ужас от мысли, что нечто подобное можно сказать и о ней самой Впрочем, ей удавалось самостоятельно справляться со старческими капризами жука Она даже знала, как перебрать двигатель, если уж возникнет такая потребность Именно то, что она знала нрав старичка лучше, чем свои собственный, удерживало от покупки чего-то нового и непривычного Плюс то, что в данный момент такой расход просто не по карману Она оптимистично попробовала просунуть пальцы под крышку и дернуть, нажимая в то же время на кнопку. Тщетное усилие. Крышка не поддавалась.

Сара нервно улыбнулась полисмену.

— Заело, — пояснила она, как будто тот не видел сам. — Это часто бывает. Ну, не то чтобы часто. Но случается. — И она раздосадованно стукнула по железяке кулаком. — В самый… самый неподходящий момент.

Полисмен не находил происходящее забавным. Со вздохом, в котором совместились нетерпение и фатализм, он продолжал сурово глядеть на Сару, держа одну руку на интригующе тренированном бедре, а другую грозно положив на рукоять пистолета. Она тупо отметила живописность позы и, не удержавшись, смиренно подняла руки, причем этот жест был лишь наполовину шуткой.

— Свидетельство там, клянусь, — сообщила она. — Я просто не могу открыть эту дурацкую крышку. — И, чуть замявшись, добавила с надеждой:

— Может быть… может быть, вы попробуете?

— Леди, я…

Он умолк так же резко, как начал, снова глубоко вздохнул и потряс головой, будто сил его больше не было. Сара впервые заметила бирку с фамилией, приколотую над наградной ленточкой. Там значилось: «Шальной».[1] Интересно, это в самом деле имя или почетное звание за сомнительные заслуги?

— Ваша фамилия Шальной? — не удержалась она от вопроса. — Коп по фамилии Шальной?

— Ага, — тусклым голосом ответил он.

Тон убедил ее, что вопрос уже обсуждался много раз и не подлежит новому обсуждению. Сара решила не углубляться и прикусила губу. Неизвестно почему, но ей вдруг стало интересно, какого цвета глаза под темными очками. Черные, наверно, как все у него, подумала она и робко протянула права. Офицер Шальной не взял удостоверение. Он лишь продолжал смотреть на нее своим дурацким обвиняющим взглядом.

— Я дала бы и регистрационное свидетельство, но не могу открыть отделение для перчаток, — напомнила она.

Полисмен снова глубоко вздохнул.

— Отоприте дверку с той стороны, — процедил он, и Саре показалось, что каждое слово дается ему с большим трудом.

Она могла поклясться, что, обходя машину, коп бормотал себе под нос какие-то проклятия. Он рванул дверку, согнулся и вступил в борьбу с непокорной крышкой бардачка, повторяя, в общем, те же стадии, что и Сара.

— Видите? — сказала она с неприкрытым злорадством. — Я же вам говорила.

Офицер Шальной уставился на нее. По крайней мере Саре показалось, что уставился. Трудно сказать точно, когда не видно глаз под темными очками. В любом случае нечего было и сомневаться в том, что он закипает.

Согнувшись в три погибели, он примостился на сиденье, и маленький автомобильчик вдруг стал совсем микроскопическим. Пока полисмен стоял снаружи, она не сознавала, насколько он громаден. Стоя у окна машины, любой кажется высоким, особенно если машина — «фольксваген». Но теперь офицер Шальной тоже сидел — и, однако же, продолжал возвышаться над Сарой. Здесь, в тесной машине, наполненной солнцем, она ощущала соблазнительные волны исходящего от мужчины тепла. Черные кожаные ботинки скрипнули, когда он втащил для равновесия одну ногу. — внутрь, и Сара краем глаза заметила, как блеснули серебристые наручники у ремня.

По телу ее прошла дрожь возбуждения, когда перед глазами внезапно возникло видение их двоих, занимающихся тем, для чего наручники вовсе не понадобятся.

Сара подивилась капризу воображения, но не смогла прогнать яркий образ и вся покраснела от досады и возбуждения. Очевидно, слишком долго у нее не было мужчины, подумала она. А может быть, просто в организме не хватает кальция. Недавно она читала об этом.

Пока она раздумывала над причудами своей фантазии, в общем-то ей несвойственными, офицер Шальной нанес отделению для перчаток последний удар основанием ладони — и крышка отскочила. Однако радость от этого успеха немедленно сменилась у Сары смущением, когда все содержимое бардачка вывалилось на колени полисмена. Помимо немногих необходимых в дороге вещей, вроде карт, фонарика и салфеток, там оказались, вернее, оттуда посыпались пакеты кетчупа и соевого соуса, абстрактные творения Лего, носки, оловянные солдатики, губная помада и разрозненные сережки.

Сара успела подхватить одну из них.

— Это же надо, — произнесла она в пространство. — Где я только ее не искала! — Она вдела сережку в ухо и отбросила назад волосы, чтобы посмотреться в зеркало заднего вида. — Что там еще найдется? — И она бросила взгляд на колени офицера.

Почему в отделении для перчаток никто не возит перчатки? — задала она себе праздный вопрос, с посторонним интересом удивляясь разнообразию вывалившихся предметов. Наконец глаза ее остановились на правильном квадратике фольги, тоже упавшем полисмену на колени, причем, как нарочно, на очень занимательное место. Презерватив? — внутренне ахнула она. Наверное, Майкла. Но они же в разводе больше трех лет. Неужели она столько времени не наводила порядок в бардачке?

Сара потянулась было за скандальным предметом, но офицер Шальной, сообразив, что она намерена сделать, опередил ее. Одна его рука, обтянутая черной кожаной перчаткой, сжала ее запястье, а другая схватила презерватив и поднесла к глазам. Затем, приподняв бровь, он переключил внимание на Сару.

— Это… это, наверно, мужа, — она запнулась. — Я хотела сказать… он мне не муж, но… Вторая бровь последовала за первой.

— Я хотела сказать… то есть… — О Боже! Что же она хотела сказать?

— Ничего страшного, — сказал офицер Шальной, бросил презерватив в отделение для перчаток и принялся сгребать с колен остальной хлам и загружать его обратно.

В голове у Гриффина Шального никак не укладывалось, что все это происходит с ним. Он собирал хлам со своих колен с такой брезгливой осторожностью, будто весь этот мусор был радиоактивным, раздумывая, что за дама может возить с собой столько всякой дребедени. Пытаясь это разгадать, он внимательно разглядывал ее. В самый первый момент, еще когда садился в машину, он обратил внимание на приятный запах, сложный цветочный аромат, вроде бы не соответствовавший потрепанным джинсам и футболке. Локоны светлых волос в беспорядке падали на лоб, а карие глаза были темными и невинными, как у щенка гончей.

Рассеянно заметив, что все еще держит ее запястье. Шальной посмотрел на руку. Крепкая на вид, ширококостая, с обгрызенными до мяса ногтями и полосками пластыря на указательном и безымянном пальцах. Заусеницы, наверно, подумал он, отпустил руку и стал наблюдать, как она пытается заложить непокорные локоны за ухо. С одной длинной сережкой она почему-то напоминала брошенную уличную девицу.

Гриффин нахмурился. Его не интересовали подобные женщины — женщины, не заботящиеся о своей внешности и с никуда не годными нервами. Только таких ему не хватало. Мало всяких забот сегодня — так вот еще одна. Впрочем, презерватив — это интересный штришок. Она вроде не из тех, что таскают с собой подобные вещи. Так кто же этот ее парень, муж-не-муж?

Он все еще размышлял над этим, когда заметил, что женщина помогает ему собирать хлам с колен. Легкие, быстрые прикосновения пальцев заставили Гриффина задержать дыхание. Похоже, она понятия не имеет, к чему может привести такая помощь. Когда пальцы поднялись чуть выше, чем следовало, он вскочил и, пытаясь выкарабкаться из автомобильчика, сбросил оставшиеся вещи на пол, сильно стукнувшись головой о крышу. К счастью, на голове был шлем, который, впрочем, не помог, когда, захлопнув дверцу, он прищемил себе палец.

— Ч-черт, — выругался он, хватаясь здоровой рукой за ушибленную.

Обходя машину, он подозрительно поглядывал на женщину за рулем. Университетский цыпленок небось. Женщина отвечала взглядом на взгляд, но выглядела как-то сконфуженно. Что, конечно, ему понравилось. С чего это ей чувствовать себя уютно, когда он сам психует.

Оказавшись снова у водительского окна, Гриффин решительно расправил плечи, зажал пальцы ушибленной руки и сказал, будто и не было последних минут:

— Права и регистрационное свидетельство. Женщина снова нервно улыбнулась и начала рыться в отделении для перчаток. Он все разглядывал ее, убеждая себя, что делает это лишь из праздного любопытства. По тому, как облегала спину желтая футболка, он понял, что бюстгальтера под ней нет. Задержавшись на поясе джинсов, взгляд скользнул выше, к полоске обнаженного тела. Чуть худощава, на его вкус, но недурна. Обернувшись, она застала его за осмыслением данного факта. Улыбка, вызванная наконец-то найденным регистрационным свидетельством, сменилась под его плотоядным взглядом хмурой гримасой.

— Увидели что-нибудь интересное? — бросила она.

Гриффин воздержался от комментариев и взял свидетельство, потом протянул руку за правами. Женщина шлепнула удостоверением по раскрытой ладони, и в ее глазах сверкнул боевой огонек.

Просмотрев оба документа, он спросил:

— Мисс Гринлиф, вы знаете, с какой скоростью ехали?

— Миль тридцать пять? — спросила она с надеждой.

— Скажите лучше — все сорок пять. Она отчаянно замотала головой.

— Я ни в коем случае не могла ехать так быстро. Я…

— Сорок пять миль в час, причем в школьной зоне, — уточнил он.

— В школьной зоне? Это не школьная зона. Не сейчас по крайней мере. Не в полдень.

— Да, мэм, именно в полдень. Многие детишки ходят домой обедать.

Сара впервые об этом слышала. Ну да, обычно она ездила на встречи с братом другой дорогой, но сегодня опаздывала и решила срезать путь. Именно это она и собиралась объяснить, но офицер Шальной исчез с документами, и она запоздало сообразила, что он пошел сверять номер машины. Мысль о том, что она уж настолько подозрительна ему, возмутила ее не на шутку, и Сара тихо кипела от злости, дожидаясь его возвращения.

— Офицер, я могу объяснить, — сказала она, когда полисмен вновь появился у окна.

Он не произнес ни слова в ответ, но снова задрал бровь. Этот жест и молчание позволили Саре заключить, что он по крайней мере готов выслушать.

— Я опаздывала на свидание… — начала она. И он тут же утратил всякий интерес. Очевидно, он ожидал некоего колоритного, с полетом фантазии сообщения — например, что ее преследовали кровожадные гороховые стручки из космоса или что она ехала к Элвису Пресли, который был опознан в главном кондитере местной пекарни. Офицер Шальной снова уткнулся взглядом в ее права и свидетельство, потом достал откуда-то из воздуха книжку квитанций и начал писать.

— Нет, правда, — не сдавалась она. — Я должна была встретиться со своим братом, Уолли, двадцать минут назад, а он не выносит опозданий. Он вообще немного нервный, но это только от неуверенности. Правда, если бы я ему такое сказала, он бы на стенку полез. Между прочим, я всегда опаздываю, когда еду к нему. Думаю, это знаменательно в психологическом отношении, но, с другой стороны, много ли братьев и сестер умеют уживаться друг с другом? Вы слыхали о таких? Конечно, Уолли сказал бы, что мои постоянные опоздания объясняются разводом… гм… родителей, и спросил бы, звонила ли я психоаналитику, которого он рекомендовал, но я просто не хочу снова вступать с ним в эти объяснения…

Сара умолкла, поймав себя на том, что в голосе ее пробивается истеричность. Честно говоря, ее всегда так заносит, стоит только разволноваться. Вдруг начинает выбалтывать совершенно никого не касающиеся вещи. Увидев, что офицер Шальной уже не слушает, она попробовала с другой стороны:

— А вы бы поверили, что меня преследовали инопланетяне?

Ручка застыла на бумаге, но глаз он не поднял.

— Или что я ехала на встречу с?.. Ой, не обращайте внимания.

Ручка снова забегала по бумаге.

Сара вздохнула. Только этого ей не хватало. Она не может позволить себе опоздать к Уолли. Не может хотя бы потому, что это подвигнет его на очередной пространный монолог о том, как плохо повлиял на нее развод с мужем. Но менее всего, решила она, когда офицер Шальной сунул ей под нос книжку и ручку, она может себе позволить семидесятипятидолларовый штраф.

— Семьдесят пять долларов? — воскликнула она, увидев сумму.

Офицер Шальной кивнул, не теряя своего стоического терпения. Почувствовав, что вся взмокла, она позавидовала его холодности и выдержке и подумала, что должно случиться, чтобы пот прошиб его самого.

— Да, мэм. Семьдесят пять долларов — таков штраф за превышение скорости на двадцать миль в час в школьной зоне.

— Но я же сказала, что не ехала на сорока пяти.

— А я сказал, что ехали.

Сара прищурилась. Дела обстояли неважно, да, совсем плохо обстояли дела. У нее всегда были проблемы с начальством, еще с тех пор, как ее вызвали в кабинет директора за то, что она стреляла из трубочки в Бобби Берджеса, хотя на самом деле он начал первый. Наверно, потому у нее и с семейной жизнью ничего не вышло. Не потому, конечно, что она стреляла из трубочки, а потому, что бывший муж вечно говорил тем самым начальственным тоном, который ее так бесит.

— Я не могу себе позволить семьдесят пять долларов, — сообщила она офицеру Шальному, протягивая обратно ручку и неподписанную квитанцию, как будто, отказавшись поставить подпись, снимала с себя ответственность за нарушение. Мне очень жаль.

Но вместо того, чтобы взять квитанцию, офицер Шальной продолжал глазеть на нее.

— Вы можете выбрать школу уличного движения вместо штрафа, — предложил он.

— Школу уличного движения? — переспросила Сара. — Как же, слыхала. Это не та, где тебя сажают в темную комнату и показывают этот жутко кровавый фильм о безрассудном вождении — с обезглавленными детьми и раздавленными животными, от которых остается только мокрое пятно на дороге? — Она задумалась. — Или это животные обезглавлены, а дети раздавлены?.. В любом случае спасибо, но я могу посмотреть такие кошмары в своем кинотеатре, когда мне будет удобно. Не хочу я в вашу школу движения.

Она заметила, как шевельнулась у офицера Шального челюсть. Он нагнулся, заполнив своим лицом водительское окно, и Сара вдруг подумала: за какие такие грехи свалился на нее этот коп?

— В таком случае, мисс Гринлиф, — сказал он низким, крайне опасным голосом, — в таком случае я могу отвезти вас в город в наручниках и сказать, что вы оказали сопротивление при задержании.

Сара открыла рот, чтобы возмутиться, но быстро прикинула, что ее протесты ни к чему не приведут — разве что к номеру люкс в Каталажке-Хилтон, — и неразборчиво нацарапала свое имя в том месте, где офицер Шальной предусмотрительно поставил крестик.

— Имейте в виду, я обжалую это в суде, — заверила она своего мучителя, возвращая штрафную книжку.

Отрывая квитанцию, офицер Шальной впервые за все это время улыбнулся, и она готова была убить себя за то, что нашла его улыбку весьма привлекательной.

— Что ж, мисс Гринлиф, — сказал он, бросив квитанцию через окно ей на колени, — до встречи в суде. Удачного дня.

Только после того, как он повернулся и непринужденно направился к мотоциклу, Сара смело прошептала ему вслед слово «свинья». Она наблюдала в зеркальце заднего вида, как он оседлал своего железного монстра, убрал ногой упор и как тяжелая машина, взревев, умчалась, разбрасывая гравий.

Сара скомкала квитанцию, бросила в сумочку, прошлась насчет фашизма, полицейского государства, братцев со скверными характерами и мужчин вообще и завела собственный, послушно чихнувший автомобильчик. Удачный день ей не светил. Хуже того, она знала, что и в ближайшем будущем не стоит ждать улучшений.

В конце того же дня Гриффин Шальной сидел на скамье в раздевалке полицейского участка и задумчиво разглядывал свой шкафчик. Сучья неделя была, ребята. Он остановил взгляд на календаре, приклеенном скотчем к исцарапанной металлической дверке. Коллекция разного рода свиданий, которые в данный момент казались совершенно бессмысленными. Прием у дантиста в следующий вторник… встреча с новым свидетелем по делу об убийстве завтра после полудня… вечер с младшими скаутами в понедельник.

Поблуждав по всем этим датам, глаза остановились на числе, помеченном ярко-красными чернилами и обведенном пять раз для пущего эффекта. В следующую пятницу исполнилось бы девяносто пять лет его прадедушке. В этот день Гриффин должен был впервые встретиться со стариком. Но уже никогда не встретится. Потому что прадедушка никогда не вернется в Штаты из зимней поездки в Новую Зеландию, у берегов которой, на дне морском, покоится теперь его тело.

На прошлой неделе позвонил адвокат, сообщил о смерти Гарольда Мерсера и подтвердил, что Гриффин Шальной является единственным живым родственником и наследником состояния Мерсеров. Странно было думать о том, что фамилия, столь знаменитая богатством и знатностью в пригороде Клемента, штат Огайо, будет принадлежать теперь Гриффину. Он вырос, зная Мерсеров как богатейших и самых выдающихся граждан Клемента — их знали все. Кто бы мог предположить, что он сам — один из них?

Он скомкал черную форменную рубашку и бесцеремонно запихнул в помятую спортивную сумку. Потом с неторопливым стуком упали на пол ботинки. Гриффин рывком встал со скамьи и с усталым стоном стащил черные штаны. Покрутил левым плечом, чтобы снять онемелость, все еще сохраняющуюся после ранения, и направился в душевую.

Окунувшись в клубы пара, он с наслаждением чувствовал, как влажное тепло проникает во все поры, размягчает мышцы, снимает напряжение, накопившееся по многим причинам: сказывались и последствия пулевого ранения, полученного меньше двух месяцев назад, и растерянность, в которую повергло его неожиданное обретение семьи, тут же вновь потерянной, и странное, неизвестно откуда взявшееся осознание быстротечности и суетности жизни, не позволявших остановиться и насладиться мгновением…

Преследовавший его аромат цветов никак не удавалось выветрить из памяти. Аромат этот заставлял вспомнить светлые локоны, казалось просившие его прикосновения, и открытый взгляд карих глаз — о таких говорят «зеркало души».

Гриффин с досадой фыркнул. Бога ради! Он же оштрафовал эту женщину, забыл, что ли? Если и есть какой-то слабый шанс наткнуться еще раз на мисс Сару Гринлиф, она вряд ли окажется восприимчивой к каким бы то ни было романтическим поползновениям с его стороны. И все-таки он не удержался от улыбки, вспомнив выражение ее лица, когда этот презерватив полетел кувырком из бардачка вместе с кучей прочего имущества. Давненько ему не доводилось встречать людей, краснеющих от смущения. Да и тех, кто вообще способен испытывать такое чувство, осталось немного.

— Гриффин? Ты здесь? Он узнал голос друга и сослуживца, Митчела Стоунстрита, и откликнулся:

— Здесь, Стоуни.

В клубах белого тумана материализовался Стоуни в своей неприметной штатской одежде детектива. Почти белые волосы едва виднелись за паром, но невероятно черные глаза были пронзительны, как всегда, и Гриффин в очередной раз подивился тому, насколько угрожающий вид придают они в остальном вполне невинной его внешности.

— Хорошие новости, приятель, — сказал Стоуни, показывая белый конверт. Капитан Пирс прислал меня ради этого. Твой рапорт прошел инстанции. Тебя выперли на верхний этаж. Отдел мошенничеств. Хотя, чего тебя тянет к нам, жуликам, мне никак не, понять. Взял бы убийства или нравы. Чем плохо? Не мужик, что ли?

Все еще обнаженный и со стекающей по телу водой, с удовольствием ощущая свою мужественность — спасибо, Митчел, — Гриффин подошел к другу, взял конверт и открыл. Бумага, которую он вытащил, официальный бланк Полицейского управления города Клемента, штат Огайо, быстро обвисла в мокрых пальцах, впитав влагу из воздуха душевой. Тем не менее на ней были именно те слова, которые он хотел прочитать, и Гриффин улыбнулся.

— Убийства, на мой вкус, мрачноваты, — сказал он. — А в нравах все лунатики. Зато мошенничества… В общем, по мне, так это нормальное занятие. Между прочим, Стоуни, мне недоставало твоей мерзкой рожи с тех пор, как ты ушел из мотоотряда. Да, а рапорт о том, чтобы снять форму, я подавал почти два месяца назад. Долго же он блуждал.

Он сунул письмо и конверт другу, вернулся под душ и смыл остатки мыла. Когда он закрутил кран, Стоуни швырнул ему полотенце, и Гриффин небрежно обвязал им бедра.

— Не было вакансий, — пояснил Стоуни. — Ты заменяешь Томми Гандерсена. Его жена получила какое-то очень большое повышение по службе, и они переезжают на Запад. — Он улыбнулся и добавил:

— Мы с тобой, Грифф, снова будем напарниками.

— Как в старые времена. Надеюсь, в управлении знают, что делают. Стоуни фыркнул.

— Они хотят, чтобы ты приступил к работе через две недели, считая с понедельника, — сказал он, следуя за Гриффином в раздевалку. — Сумеешь до тех пор не въехать в неприятности на своем мотоцикле?

Гриффин легкомысленно кивнул.

— Да-да. Постараюсь.

— Как насчет перестрелок с плохими парнями один на один?

Гриффин нахмурился и бессознательно потер плечо. Кожа все еще была розовой, тонкой и сморщенной на груди и на спине в местах, где затянулись входное и выходное отверстия.

— На этот счет вы там можете не волноваться. Надеюсь, мне больше не придется заглядывать в прорезь прицела. Почему, думаешь, я просил о переводе? Служба в форме становится слишком опасной.

Стоуни посмотрел на друга с сомнением.

— Слишком опасной? Я правильно расслышал? И это говорит человек, проводящий отпуск в пустыне только для того, чтобы можно было носиться на мотоцикле по ночам, не включая фару?

Гриффин невесело улыбнулся.

— В пустыне в меня не стреляют. А на улицах слишком многое может случиться. Я хочу дожить до пенсии.

Он поднял руку, видя, что Стоуни хочет возразить. Ясно, что мог сказать друг. Что толку говорить о выходе на пенсию, если выходить некуда? К сожалению, сказать на это было нечего. Отец и мать умерли, а другой семьи у него нет. Уже нет, неохотно поправился он, вспомнив о смерти прадеда. В тридцать семь лет он почти не оставил следа на земле и особых планов на будущее не имел. Так стоит ли начинать думать о будущем именно сейчас?

Гриффин успел заправить черную футболку в изрядно поношенные джинсы, сунуть ноги в башмаки на плоских каблуках и вскинуть на плечо спортивную сумку, прежде чем ответил на собственный вопрос. И нельзя сказать, чтобы ответ ему понравился. Он начал думать о будущем, потому что последнее время ему почему-то ни о чем другом не думалось.

— Есть планы на вечер? — спросил он друга, беря с верхней полки шкафчика неслужебный мотоциклетный шлем.

Стоуни помотал головой.

— Элен не разговаривает со мной в этот уикенд. Гриффин поморщился.

— Опять? Что ты теперь натворил? Стоуни огорченно вздохнул.

— Понятия не имею.

— Тогда как обычно? — улыбнулся Гриффин, захлопывая шкафчик. — Дернем по маленькой, а?

— Конечно. Почему не дернуть?

Мужчины поболтали, пока Стоуни собирал свои вещи, и вышли из раздевалки в душистый весенний вечер.

— Слушай, — начал Стоуни, когда они остановились у темного блестящего «харлея» Гриффина, — может, ты поможешь разобраться в женской логике? Ты-то в бабах изрядно покопался?

— Покопался — это от слова «коп»? — Гриффин нахлобучил шлем и оседлал свою тяжелую машину. — Поверь, я понимаю женщин не лучше, чем ты. Встречаемся у Дельгадо?

Стоуни кивнул.

— Кто приходит первым, заказывает первую выпивку.

Гриффин кивнул в ответ и нажал на педаль. Это движение и взревевший мотор почему-то напомнили ему о стычке с женщиной, той самой, которая смотрела на него в зеркальце заднего вида и складывала губами слово «свинья». Он улыбнулся воспоминанию. Наверно, не понимала, что он догадается. Интересно, что бы она сделала, если бы он вернулся к «фольксвагену», выдернул ее из машины, арестовал и обыскал?

Улыбка стала шире. Наверно, подняла бы визг про грубость полиции и сексуальное оскорбление и засунула его в тюрягу. Впрочем, подумал он, вспомнив полоску спины под желтой футболкой, может, такое удовольствие и стоило бы того, чтобы проваландаться там пару лет.

Хмыкнув, Гриффин Шальной надел солнечные очки, дал газу и умчался прочь. Поскольку мисс Сара Гринлиф отныне и навеки превратилась в воспоминание, нечего забивать ею голову.

И все же пахла она здорово. И таких карих глаз он, кажется, еще не встречал. Интересно, волосы у нее на ощупь такие же мягкие, как на вид?..