"Тиски доктринерства" - читать интересную книгу автора (Прист Кристофер)

Глава двадцать первая

Целых пять часов Уэнтик неудобно сидел в почти полной темноте на ветке дерева, не имея представления, что его окружало.

Лес был средоточием кошмаров. Вопли животных не прекращались всю ночь и хотя он слышал этот гвалт прежде, было просто невозможно подавить охватывавшую его панику. Как бы он ни старался мыслить рационально, образы окружавших его свирепых хищников становились все более яркими. В конце концов, неимоверным усилием, ему удалось не думать о гвалте, твердя себе снова и снова, что эти животные безвредны… и его страх внезапно исчез.

Позднее стали заявлять о себе новые страхи.

Он не знал, как высоко находится на дереве и боялся пошелохнуться, чтобы не упасть. Уэнтик позволил себе лишь чуть-чуть поудобнее расположиться на ветке. Хотя ни с одной стороны от себя ему не удалось обнаружить признаков близости к стволу дерева, ее толщина успокаивала и вселяла надежду, что до ствола недалеко.

Ни он, ни Джексон не приняли во внимание одно существенное обстоятельство: генератор поля смещения находился на втором этаже здания, следовательно любой, кого бы ни отправили в прошлое с помощью избирательного поля, должен вынырнуть в нем между небом и землей.

Еще больше Уэнтика беспокоило, что Джексон обещал перевести поле смещения в состояние одновременного существования двух настоящих. Если он сделает это, а Уэнтик еще будет здесь, то что с ним произойдет?

И сколько времени по мнению Джексона он будет выбираться из этого соседства?

Мало-помалу, когда Уэнтик начал подумывать, что скоро у него не останется сил держаться на скользкой ветке, он присмотрелся к тусклому поблескиванию прямо перед собой. Оно медленно усиливалось и он стал, наконец, различать контуры близлежащих ветвей.

Когда света стало достаточно, он осторожно огляделся и к своему огорчению убедился, что не может увидеть со своей ветки землю. Ствол был не так уж далеко, менее чем в трех метрах, но ветку покрывала мягкая слизь, которая не позволяла крепко цепляться за нее.

С величайшей осторожностью Уэнтик полз по ветке, пока не добрался, наконец, до ствола.

Он был более сухим, чем ветка, и шершавым, его обвивало несколько лиан. Уэнтик подергал одну и нашел, что это вьющееся растение держится на стволе почти неподвижно.

Для спуска он выбрал другую лиану и перенес на нее вес тела. Она держала. Почувствовав большое облегчение, он двинулся вниз.

В руках, давно отвыкших от подобных упражнений, через несколько секунд возникла боль. Он спустился всего метра на три, а от боли уже трясло все тело. Справа от него оказалась другая ветка и он поставил на нее одну ногу, сняв нагрузку с рук.

С этой ветки земля была видна, до нее оставалось примерно шесть метров. Он почти готов был спрыгнуть… Пот пробежал по лицу, а вокруг жужжал не очень большой рой насекомых. Укусы этих бразильских москитов Уэнтик на себе уже ощущал.

Он оставил ветку и продолжил спуск. Теперь, когда он мог видеть землю, его движения стали менее осторожными и он в нескольких местах содрал кожу на руках. В двух с половиной метрах от земли он отпустил лиану и не очень ловко попытался оттолкнуться от ствола, надеясь приземлиться на ноги. Вместо этого тяжело рухнул всем телом и перекатился через заплечный вещевой мешок. Он поднялся на ноги и огляделся.

Солнце уже явно взошло, потому что лес был пронизан тускловатым светом. Животные затихли и снова стали невидимыми. Он снял со спины поклажу и положил мешок на землю. Вынимая вещи одну за другой, Уэнтик убедился, что после путешествия через две сотни лет все осталось в сохранности.

В мешке был запас продуктов, сгущенных и в сухом виде; они занимали мало места, но могли обеспечить ему сытую жизнь на многие недели. Вероятно эта пища не так вкусна, как ему хотелось бы. Вода у него тоже была с собой в плоской пластмассовой фляге. Пачка карт. Мачете. Компас. Смена белья. И деньги.

Уэнтик достал деньги и пересчитал их. Он был богачом: почти сорок тысяч долларов. Джексон выдал их ему, уверяя, что деньги могут понадобиться. Уэнтик высказал опасение. Что, если его спросят откуда они у него?

Кого это встревожит? – возразил Джексон. Идет война. Подобное больше никого не заботит, приоритеты изменились.

Уэнтик достал тюбик отпугивающей насекомых мази и щедро нанес ее на лицо и руки. На Земле нет ничего, что заставляет этих москитов держаться подальше, но это поможет. Лицу стало прохладнее, когда он намазал его. Но запах был действительно отпугивающим.

Он сделал большой глоток воды из фляги и был готов двинуться в путь.

Прежде всего необходимо выбраться из района Планальто. О том, когда Джексон включит поле, разговора не было, а Уэнтику не хотелось оставаться до этого момента в его границах. Он достал компас и сверился по карте. Около двадцати пяти километров к северо-западу от его дерева была крохотная деревушка, а где-то вниз по течению реки Арипуанья находилась католическая миссия. До наступления ночи надо попасть в одно из этих мест. Он не намерен провести в джунглях еще одну ночь.

Но двадцать пять километров по этим дебрям… пешком…?

Пройдя всего метров двести он уже знал, что никогда не осилит этот путь. Двигаться было почти невозможно. Подлесок завален мертвыми спутанными лианами, сквозь которые торчали колючки живых, обломившимися ветвями, всюду был низкорослый стелющийся кустарник. Не было места, где бы высота этих завалов не достигала трети метра. Ему то и дело приходилось пользоваться мачете, но толку от этого было мало, либо это его орудие вообще не производило впечатления на заросли. Пот снова стал заливать лицо, смывая отпугивавшую насекомых мазь. На лбу уже появились кровоточащие отметины укусов и он знал, что к полудню лицо распухнет и будет нестерпимо болеть. Он заспешил, но все более осознавал, что при выборе направления руководствуется не столько компасом, сколько надеждой на благоприятный случай.

То же самое должно быть выпало на долю Масгроува… Масгроува, человека, которого Джексон послал разыскать его, а теперь тот же пожилой мужчина отправил его самого на поиски Нгоко. Возможно Джексону действительно невдомек почему умственное состояние Масгроува ухудшилось к тому времени, когда он добрался до цивилизации, но Уэнтику это теперь совершенно ясно. Несколько дней блуждания по этим дебрям доведет до какой-нибудь мании почти всякого.

Особенно, если он предварительно глотнул газа беспорядков…

Уэнтик по-новому ощутил свою схожесть с этим человеком. Отправленный на выполнение простенького задания, он сразу же столкнулся с нешуточными трудностями.

Джексон говорил: «Не общаясь, человек мог бы никогда не осознать происходящие изменения его психики.

Не бродил ли Масгроув по этому лесу, медленно впадая в безумие и не осознавая этого, еще меньше понимая что происходит? Он должен был иметь представление о действии газа беспорядков, но вряд ли мог установить симптомы отравления у себя.

И тут Уэнтик вспомнил о головной боли, появившейся вскоре после возвращения в тюрьму. Джексон сказал, что в ней повинен газ беспорядков. Так ли? Его иммунитет иссяк? Если да, то, подобно Масгроуву, ему тоже уготована мания, которая заявит о себе, лишь когда он попадет под какое-то влияние? Ничего не зная наверняка?

И он подумал о своих ночных страхах перед животными этой ночью, о том как они разрастались, пока он не сказал себе, что эти звери безвредны…

Ему было о чем подумать, пока он медленно, преодолевая боль в мышцах, шел через джунгли. Если дело обстоит именно так, то что?

Примерно через три часа в том месте, где он остановился, чтобы поесть и отдохнуть, Уэнтик обнаружил труп.

Он лежал на дне грубо сработанного каноэ, которое было вытащено на заросший берег небольшой речки. Человек умер три дня или три недели назад, сказать было невозможно. Белые личинки копошились в открытом рту и вытаращенных глазах, а конечности объедены насекомыми и птицами. Только там, где на трупе еще оставались клочья одежды, плоть была нетронутой. Над этой разлагающейся массой вились тучи насекомых.

Запах был невыносимым.

Первым побуждением Уэнтика было пройти мимо, но соблазн воспользоваться каноэ оказался сильнее. Насколько он представлял себе, из зоны поля смещения выбраться еще не удалось; с каждой истекавшей минутой его беспокойство усиливалось. На каноэ он мог бы преодолеть гораздо большее расстояние, чем пешком.

Он подошел к трупу, едва сдерживая тошноту.

Тело лежало на спине, правая рука поднята и согнута, поэтому теперь ее кости покоились за головой. Одна нога лежала прямо, а другая свешивалась с борта каноэ. Кости стопы отвалились от голени и белели на влажной бурой растительности.

На дне каноэ валялись ржавая фляга для воды, деревянное весло и узел сгнившей одежды.

Уэнтик приподнял один конец каноэ, но поспешно бросил его, как только труп тяжело перекатился по борту. Под трупом было пятно темно-зеленой слизи, в котором кишели опарыши.

Он отпрянул назад, дрожа от отвращения.

Несколько минут он беспомощно стоял поодаль от каноэ, теряясь в догадках что предпринять. У него было состояние человека, обнаружившего у себя отвратительных паразитов, от которых должен избавиться. Он понимал, что необходимо вытащить из лодки труп, но не мог себя заставить это сделать.

Наконец, достав носовой платок, он закрыл им рот и нос и как можно туже связал концы платка на затылке. Затем нашел обломленную ветку и приволок ее к каноэ.

Отводя взгляд от трупа, он подсунул конец ветки под днище лодки и попытался опрокинуть ее. Три раза конец ветки обламывался, как только он начинал прилагать усилие. В конце концов она сломалась посередине.

Он зло швырнул оставшийся в руке обломок в воду, подошел к каноэ и стал поднимать его, наваливаясь всем телом. Оконечность пошла вверх, а сама лодка наклонилась на борт; труп вывалился с жутким стуком костей по дереву и скатился с берега в воду. Одна нога отвалилась и осталась лежать на берегу, оказавшись в речушке лишь наполовину.

Все еще трясясь, Уэнтик следил за трупом, который погрузился в воду, но плавал почти у самой поверхности. Отдельные детали были почти неразличимы, но ему казалось, что мертвый человек плывет лицом вверх. Он некоторое время следил, как медленное течение подхватывало труп и началось его трехтысячекилометровое путешествие к океану. Нет, подумал он, вряд ли он доберется туда. Здесь в реках не меньше хищников, чем на земле и в воздухе.

Он столкнул каноэ в воду и затопил его.

Сначала зеленая слизь и опарыши продолжали цепляться за грубо отесанное дерево, но после неоднократных полосканий, наконец, отлепились; он тщательно вымыл свое судно целиком.

Уэнтик оглядел местность. Туча насекомых, привлекавшихся трупом, исчезла. Остался только его личный рой.

Он снова вытащил лодку на берег и отошел подальше. Метрах в двадцати от нее он сел на низкую ветку дерева и поел безвкусной, совершенно лишенной воды пищи, которой смог набить рот всего раз или два. Впечатление, произведенное на него трупом, было еще слишком свежо в памяти.

Он напился, ополоснул лицо водой из фляги и вернулся к каноэ. Оно уже высохло и Уэнтик увидел, что, хотя использовавшиеся для долбления инструменты были грубыми, дерево хорошее и конструкция крепкая. Единственную опасность представляла возможность перевернуться, если он угодит в стремнину.

Уэнтик столкнул каноэ в воду, оттолкнулся веслом и отчалил от берега.

Почти сразу же его понесло течением и он перебрался на корму лодки. Правильно грести получилось не сразу и каноэ несколько раз повернулось в стремнине, прежде чем он приноровился.

Как только лодка стала двигаться таким образом, что у него появилось ощущение власти над ней, он достал отпугивающую насекомых мазь и опять натер лицо и руки.

Примерно через километр речушка расширилась и стало видно солнце. Хотя деревья и лианы свисали над водой, между кронами растительности двух берегов появился просвет; Уэнтик был почти уверен, что до наступления ночи найдет главное русло Арипуаньи. Тогда будет достаточно просто добраться либо до деревушки, либо до миссии. Он расслабился, устроившись на корме, и отдался воле течения, которое несло его со скоростью километров восемь в час.

Труп он больше не видел. Каноэ должно было догнать его в первые же минуты плавания. Либо труп затонул и будет съеден обитателями реки, либо уже так разложился, что контакт с водой вызвал его полное расчленение.

Фауна в реке была менее обильной или менее заметной, чем на суше. По одной из этих причин Уэнтику попадалось на глаза очень немного живых тварей, которые могли бы по его мнению представлять угрозу. Он когда-то читал о пираньи, которая обитает почти во всех реках Амазонки, и запомнил, что эти рыбки сдирают всю плоть с человеческого тела в считанные секунды. Слышал он и о гигантских аллигаторах, и о водяных змеях, которые ведут себя достаточно мирно, хотя могут прикончить запросто человека при малейшей провокации с его стороны. Но подобные животные на глаза ему не попадались.

Работа веслом – состоявшая, главным образом, в том, чтобы держать каноэ носом по течению и внимательно следить, чтобы не наткнуться на что-то под водой, – была необременительной и ничто не мешало ему основательно подумать впервые после расставания с Джексоном.

Самой приятной стороной его нынешней ситуации было, конечно, сколь бы ни выглядел чуждым окружавший ландшафт, пребывание в своем времени. Если бы ему удалось добраться до Англии, он нашел бы ее, не будь войны, такой же, как всегда.

Осознать, что идет война, было очень трудно. При таких серьезных поворотах событий необходимо нечто большее, чем всего лишь голословное сообщение, чтобы убедить кого-то, лично связанного с таким событием, что оно действительно произошло. Он прочитал о войне в книгах и слышал о ней от Джексона. Для бразильцев, новых бразильцев двадцать второго столетия, эта война была не просто фактом, она была историей.

Но для Уэнтика знание какого угодно факта вовсе не означало обязательное понимание всей вытекающей из него сути. Потому что с данным фактом тесно увязывалась его судьба.

Семья в Лондоне. В северной Англии живут его родители. В Суссексе его колледж. В западном Лондоне фирмы, на которые он работал. Но еще важнее весь комплекс воспоминаний, впечатлений и всплывающих в памяти зрительных образов, которые и составляют истинную подлинность всей его жизни. Признать все это уничтоженным означало для Уэнтика лишиться части самого себя.

Его мир продолжал оставаться неизменным…

Прочным. Не воздействие ли это газа беспорядков?

Понимание механизма навязывания доктрины извне, это одно дело, но может ли кто-то навязать доктрину самому себе, просто желая во что-то верить?

Но это лишь половина двухзвенной проблемы. С одной стороны, он может поверить, что мир, который он знает, продолжает оставаться таким, каким он знал его всегда; однако не исключена и возможность поверить тому, что говорил Джексон.

Его рациональное мышление выступало за принятие последнего.

Но первое было тем, во что он верил. Проблема в целом выходила за рамки благоразумия.

Через два часа путешествия по реке он оказался у слияния потоков и поплыл дальше по более быстрым водам Арипуаньи. Сверившись по карте, он стал держать каноэ ближе к правому берегу и еще через три часа добрался до католической миссии.

У берега был пришвартован среднего размера гидросамолет. Зрелище доставило Уэнтику удовольствие. Его поиск оказался менее продолжительным, чем он предполагал.