"Тихая Балтия. Латышский дневник" - читать интересную книгу автора (Приставкин Анатолий)
Анатолий Приставкин Тихая Балтия. Латышский дневник
ВСТУПЛЕНИЕ
Поздним вечером звонок в гостиницу к Элизабет.
— У меня несчастье. Они уничтожили мою книгу.
— Как это случилось?
— Не знаю.
— Они забрали рукопись?
— Нет, не рукопись. Но они уничтожили ее…
— Когда?
— Сегодня… Я ушел в церковь, мы всей семьей пошли и не были около часа…
— Вся книга?
— Да.Практически вся. Но я не об этом… Я боюсь за семью.
— А ты не можешь сейчас переехать? У тебя есть тут друзья?
— Есть, конечно. Но мне не хотелось бы, и так осталось всего несколько дней. Но, может, они теперь успокоятся…
— А сейчас они слышат наш разговор?
— Думаю, что да.
— Что же ты собираешься делать? Ведь эти твои дневники…
— И дневники, и сказки!
— В общем-то, понять можно. Это ведь свидетельство? Правда?
Юрий Афанасьев где-то сказал, что события в Балтии нельзя рассматривать в упор, то есть, с близкого расстояния. Можно не увидеть что-то существенное.
Я же видел их даже не в упор, я оказался внутри этих событий, стал частью их, мое свидетельство человека, который побывал в радиоактивной печке реактора, где температура совсем иная, чем снаружи. Ну, где-нибудь в Москве. Может, поэтому мои записи не столько созерцательны, сколько возбуждены, они горячи от ожогов.
Я полагаю, скоро станет понятным, о чем я говорю. Ну, хотя бы угрозы, письма, звонки, предупреждения… Завершившиеся уничтожением этого дневника.
Когда поздним вечером 27 января я позвонил моей приятельнице Элизабет, корреспонденту шведского телевидения, я сказал, что дневников, то есть, более ста пятидесяти страниц записей, больше не существует, она после долгого молчания спросила:
— Но ведь голова у тебя существует?
— Пока существует.
— Вот и пиши! Ты же помнишь? Это неправда, что остыло… Сейчас остыть невозможно…
— Но они меня сломали!
— Нет, — возразила Элизабет. — Они хотели тебя сломать. А ты все равно напишешь… Ведь ты напишешь?
Я промолчал.
Но как это снова написать, если это было вовсе не записи, как обычно это понимается. Мои бессонные ночи были моим порывом к свободе, точно таким же, как у Литвы и Латвии… У народов их, с которыми в эти дни я был вместе.
Я боролся со своим собственным рабством именно потому, что знал: как раб я устраивал эту систему больше. Но раба, в том самом коммунистическом законченном виде, из меня так и не вышло. Хотя им многое удалось со мной сделать. И тогда они убили дневник. То есть, уничтожили то, что делало меня свободным.
А еще мне жалко сказок. Я мечтал о них всю жизнь. И написал я их для моей маленькой дочки. Убив сказки, они покусились и на ее свободу, на не тронутую их тлением, их трупным распадом маленькую золотую, как тучка, душу.
Все, что угодно, но сказок я не прощу.
Это были добрые сказки, я творил их назло окружающему нас прорвавшемуся наружу, как лава Везувия, злу.
А Элизабет я потом ответил.
Я сказал:
— Сказки второй раз не напишешь, они фантазия души. А события в Риге я и правда помню. И я расскажу, как я это помню. Я тебе обещаю, что я об этом обязательно расскажу.