"Ведьмин дом" - читать интересную книгу автора (Каплан Виталий)

11. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Серега открыл глаза. Слабый, холодный свет окутывал дом. За окнами мутнело что-то неясное, серовато-зеленое. И еще какой-то шум доносился отовсюду.

Серега потянулся и протер глаза кулаками. Где он? А, Ведьмин Дом! Кажется, что-то такое ему только что снилось. Что-то страшное… Но никак не удавалось вспомнить – ночной кошмар забылся начисто, точно мозги ластиком вытерли.

Сколько же сейчас времени? Серега взглянул на часы. Ого, уже полседьмого! Долго же он спал… Так можно и до горна опоздать в лагерь.

А что в лагере? Доказывать всем, что Санька книжку упер? Или выполнить уговор, признать себя Санькиным рабом?

Если по-честному, так и надо делать. Книжки-то нет, по всем правилам он считается проигравшим. И попадает до конца смены в Санькины лапы.

Это если он поступит честно. Да вот стоит ли? Почему он, Серега, должен играть по правилам, если для Саньки этих правил вообще нет? Ведь какая дрянь! Шухер устроил, всех наколол, чтобы спокойно книжку стырить. Ему победа нужна, а на способы наплевать. Теперь будет до конца смены издеваться. Ему же от этого удовольствие.

Серега плохо понимал, какое может тут быть удовольствие, но всеми своими нервами чуял в Саньке странное, остренькое какое-то желание. Оно-то и давало ему и хитрость, и силу.

Но все-таки зачем? Почему Саньке хорошо лишь от того, что другому плохо? Какая ему в этом выгода? Если Серега станет его рабом, чем Санькина жизнь сделается лучше? Ну, к примеру, будет он у Сереги полдники отнимать, посылки… Чем еще-то он сможет воспользоваться? Это же не Америка, у него здесь хлопковых плантаций нет. Но если бы стремился Санька к чужим полдникам, на это бы и спорил. И такое пари было бы нормальным, уж его-то Серега принял бы не задумываясь. В нем же ничего обидного…

Но Саньке нужно иное. Он, может, и свои-то полдники отдал бы, лишь бы Серегу рабом сделать. Значит, хочется ему другого. Но как понять его воспаленное желание? Откуда оно вообще берется в человеке? Наверное, вползает ночью в голову, точно паук. А с другой стороны, почему к нему, к Сереге, эти пауки не пристают? Хотя тоже как сказать… Пауков, может, и нет, а червячки имеются. Хорошо хоть, он о червячках знает. Но зато ничего не знает о Санькиных пауках. И поэтому Саньке всегда удается его обхитрить.

Значит… Значит, надо понять, откуда в Саньке взялась эта дрянь. Что именно в нем сидит. Тогда и сможет он Саньку победить… И не только Саньку, но и других, таких же… Интересно, а каким был бы Санька без пауков?

Но тогда для понта придется ему подчиниться. На какое-то время. А на какое? Пока все не станет ясным? А может, оно до конца смены не прояснится. Что тогда? Терпеть его власть?

Нет, наверное, надо просто вернуться в лагерь и набить ему морду. А если ребята станут в него пальцами тыкать – что ж, придется перетерпеть. Хотя это будет нелегко. Всякие же есть, ведь полно таких, кому лишь бы поржать, неважно над кем и за что. А тут такой великолепный повод – Серега Полосухин сдрейфил, слова не сдержал. Скажут – как в Ведьмин Дом ходить, так воздух спортил, а как хилого Саньку вырубить – вот он, пожалуйста. Молодец среди овец, как говорит тренер Дмитрий Иванович. Ловко пользуется Санька своей слабостью.

Ну ладно, Леха-то его поймет, может, еще два-три пацана. А остальные с Санькой связываться не захотят. Действительно, кому он нужен, этот самый Серега, у которого еще с ночи перемазаны в саже ладони, у которого исцарапаны коленки… Который вчера тут ревел как первоклашка, вытирал слезы грязной майкой и вновь ревел.

В общем, на ребят из их отряда надеяться нечего. Они вообще-то ребята нормальные, но тут ведь такое дело. Будет считаться, что он проспорил, значит, заступаться за него – все равно что признать, будто в спорах можно химичить. Будто можно слово свое не держать. И вообще, если нарушил он слово в таком договоре, значит, и верить в серьезных делах ему нельзя. Вот ведь как повернулось! И поди докажи, что жулил-то как раз не он, а Санька. Нет у него никаких доказательств.

Что же делать? Надо сейчас выбирать. Или спокойная жизнь, или спокойная совесть. И неизвестно, что лучше.

Во всяком случае, один человек точно будет за него. Это Леха. Значит, уже не в одиночку придется действовать. Правда, что может Леха? Он же у Саньки на цепочке… Надо, кстати, обязательно узнать, что это за цепочка. Иначе Лехе не помочь.

И тогда выходит вот что. Если набить сейчас Саньке морду, Санька обязательно развопится, что Серега слово не сдержал. И тогда над ним Санькины холуи начнут ржать. А Леха станет заступаться, доказывать, что Санька жулье, что Серега честно отсидел ночь в Доме. И тогда Санька поймет, что Леха с Серегой заодно. И отомстит Лехе, и еще неизвестно, как. Выходит, рыпаться против Саньки – это Леху под удар подставлять. Нет, так нельзя.

А как можно? Наверное, так. Притвориться, будто слово держишь, втереться к Саньке в доверие и узнать, что у него там с Лехой. А как только он узнает – сразу же Саньку превратит в отбивную, но так, чтобы тот на Лехе уже не смог отыграться. Противно будет, конечно, раба изображать, но другого пути нет.

Серега слез со стола и подошел к окну. За окном лил дождь. Мелкая водяная пыль заполняла все пространство, иногда в ней возникали капли покрупнее, короткой дробью лупили по земле – и снова в воздухе одна морось.

По небу ползли тяжелые, стального цвета облака. Мутные, скучные. Даже просветов между ними не было. И всюду царил холод. По коже опять, как и ночью, забегали мурашки.

Ночью, видно, дождь был сильнее, вон справа на полу здоровенная лужа, с крыши натекло, крыша-то дырявая. А он даже и не почувствовал. Видно, очень уж крепко спал. Что же ему такое снилось? Никак не удавалось вспомнить. Единственное, что осталось в голове – лампы какие-то яркие, от них еще глаза слезились.

Но хватит размышлять. Пора возвращаться в лагерь, и по-быстрому…

Лес, наверное, насквозь вымок. Значит, лучше босиком. Серега бросил оба кеда с носками в пакет, сунул туда же огарок свечи и выскользнул за дверь.

Ну и холодина! Зато приятно пробежаться босиком по хлюпающей под его пятками траве. Такое удается нечасто.

Запахнув Лехин плащ, Серега быстро, временами переходя на бег, пошел прочь от Ведьминого Дома. Вскоре тот скрылся из виду.

– Ну, Серый, с благополучным возвращеньицем, – произнес Санька, ворочаясь в постели. – А то я уж думал, стряслось с тобой чего-то. Рассвет уже давным-давно начался, а тебя все нет. Ну, как успехи? Принес книгу-то? Детей капитанских?

…Серега сидел на своей койке, завернувшись в одеяло, и отогревался после холодного утреннего леса. До подъема оставалось всего полчаса, в холле уже начала стучать шваброй бабка Райка.

В лагерь Серега вернулся незамеченным, тихо влез в окно. А провозись он еще минут пятнадцать – обязательно бы его кто-нибудь заловил. Лагерь ведь рано жить начинает. Продукты в столовую уже в полшестого завозят.

Однако нужно отвечать Саньке. Что ж, пусть все будет как задумано.

– Книга? Хватит с тебя и свечки. Вон, видишь, почти до конца обгорела.

– Это чудесно, что обгорела, – нетерпеливо перебил Санька. – Можешь засунуть ее в одно место. Ты про главное говори! Книга-то где?

Серега выпрямился.

– Это тебе, Санек, лучше знать. Ты же сам вчера ее из дому спер. Нарочно шухер для этого устроил!

– Я? Спер? Из Ведьминого Дома? Да ты что? Головка не бо-бо? – Санька даже на койке подскочил. – Да мне в этот Дом и днем-то войти страшно. Да, пацаны, честно говорю – боюсь. Я из себя героев не корчу, не то что некоторые… Так что не надо ля-ля… Значит, книжечки у тебя нет? – спросил он, помолчав.

– Нет книжки, – хмуро подтвердил Серега.

– И ты, значит, говоришь – всю ночь в Ведьмином Доме просидел?

– Да, всю ночь. И не было там никакой книжки, и нечистой силы тоже не было. Вот так.

– А ты не забыл, какое условие? – пытаясь скрыть тревогу в голосе, спросил Санька. – В доказательство ты приносишь свечку и книжку. Только тогда считается, что ты победил. Свечка есть, книжки нет. Согласен?

– Ну, допустим, согласен.

– Я, Серый, правильно условия изложил?

– Правильно. Только все равно я там был.

– А раз правильно, – будто не замечая его слов, продолжал Санька, – значит, ты проиграл. Так ведь?

– Ну, положим, так.

– Ну и что, не думаешь договор нарушать?

– Я свое слово держу. Не то что некоторые.

– Значит, с этой минуты ты мой раб! – радостно вскричал Санька. – Понял?

– Понять-то я понял. Только все равно ты, Санька, гад и дерьмо.

– Это что же? – подозрительно осведомился Санька, – отказываешься подчиняться?

– Подчиняться я буду, слово же давал, – утешил его Серега. – А только я все равно тебе буду говорить, что ты сволочь и дерьмо.

– Ну, тогда лады, – сразу повеселел Санька. – Тогда за слова особо получать будешь. Но сейчас я тебя прощаю. Только ты присягу должен дать.

– Это еще с какой радости?

– Так надо. В таких делах должен порядок быть. Вылезай из постели, становись передо мной на колени и говори: «Я, Серега Полосухин, даю слово, что до конца смены буду тебе, Саня, подчиняться и все делать, что ты скажешь. А если я свое слово нарушу – пусть никто в лагере со мной водиться не будет.» Запомнил? А то могу повторить.

– А рожа у тебя не треснет?

– Не треснет. Так что давай исполняй.

…Ну что ж, можно и поиграть. Все равно ведь он сейчас притворяется. Словно наш разведчик в немецком тылу.

Выбравшись из-под уютного одеяла, он встал коленками на холодный пол и пробормотал глупые слова присяги.

– Ну вот и отлично, – одобрил Санька. – Можешь пока ложиться. Я разрешаю. Мы с тобой еще после кое-о-чем поговорим.

Но только он закутался в натянул одеяло – раздался горн. Пришлось снова вылезать и бежать на холод. А что тут такого? Физрук Жора не признавал плохой погоды. Зарядка – дело святое.

Вот и сейчас он стоял на трибуне футбольного поля с желтым рупором-матюгальником в рыжей волосатой руке. Стоял и ждал, когда стекутся отряды на зарядку, то и дело поглядывая на секундомер. Пять минут пройдет – и все. Зарядка начинается. Кто не успел, тот опоздал. Того уже к своему отряду не пускают, те в специальном месте занимаются, как говорит Жора, на «штрафной площадке». Потом, когда зарядка кончится, он будет их гонять.

…Жора стоял, сжимая матюгальник в мокрой волосатой руке. Огромный, толстый, с мохнатым животом, голый по пояс. Очень уж он смахивал на медведя. Казалось, стоит ему кого-нибудь слегка задеть – и у того череп сплющится. Да что там казалось – так оно и было. В прошлом году заявились на территорию деревенские парни, взрослые уже, поддатые. Начали борзеть, вырубаться на вожатых. Начальница к ним вышла, Валентина Николаевна, так они ее матом обложили и спасибо что не врезали. Вот тогда-то и послали за Жорой. Тот спал в своей крохотной комнатушке за эстрадой. Спросонья он лишь ругнулся, но потом все же до него дошло, что пора вставать. Сбросив одеяло, встрепанный и злой, он вышел навстречу парням.

И весь лагерь глядел на то, как летели через забор здоровенные, накачанные мужики. Жора ими как апельсинами жонглировал. После, говорят, эти деревенские на него в суд подавали. Кому-то он руку сломал, кому-то ногу… А может, и череп сплющил. Все может быть. Но Валентина Николаевна запросто доказала суду, что это была всего лишь необходимая самооборона, а также спасение детских жизней от разъяренных бандитов. И выписала Жоре премию, одиннадцать рублей. «За особые заслуги в деле спортивного воспитания подрастающего поколения.» Во всяком случае, Миша именно так рассказывал Свете. (А Серега все слышал.)

…Жора уставился на секундомер, словно обнаружил в столь знакомом ему приборе нечто таинственное. И вот, лишь стрелка коснулась последней отметки, Жора щелкнул пальцами.

– Все, голуби, начали. Основная стойка – ноги на ширине плеч, руки на поясе…

И пошло, и поехало! Серега понимал, что Жора дает хорошую нагрузку. Осенью в городе Дмитрий Иванович, тренер, пощупает Серегины мускулы. Усмехнется в густые усы и скажет: «Я вижу, ты времени даром не терял. Опять в лагере?» Серега кивнет. «Ну что ж, передай мое почтение этому вашему Жоре…» Серега давно уже Дмитрию Ивановичу про Жору рассказал. И вообще про лагерь.

…Наконец, процедура кончилась. Ребята прокричали традиционное: «Здоровье в порядке – спасибо зарядке!» и помчались по корпусам. А Жора остался с опоздавшими.

…В корпусе народ толпился в туалете. По двое, по трое лезли с зубными щетками на один умывальник, отпихивали друг друга, плескали водой, брызгались. Бабка Райка орала из коридора:

– А ну, прекратили фулюганство! Опять весь пол залили, паршивцы! А кому подтирать, спрашивается? Бабе Рае! Ну, дождетесь вы у меня… Запру туалет – забегаете тогда! Я вон вас сейчас тряпкой!

В палате были уже почти все. Санька, который на зарядку не ходил, успел одеться и сидел теперь на тумбочке, уплетая печенье «Юбилейное». Кровать его оставалась незастеленной, из-за чего бабка Райка, время от времени просовывая в дверь голову, грозно вопила.

– А вот и Серый, – сказал Санька. – Ну что, раб мой, застели-ка мне кровать. И получше, чтоб на пятерку. Кстати, сегодня за чистоту в палате отвечаешь ты. И завтра тоже. И вообще. А то я смотрю, что-то устали пацаны шваброй махать. Ладно, стели. А потом выйдешь на крыльцо, поговорим.

Едва Санька вышел из палаты, Леха тронул его за плечо.

– Не переживай, Серый, – шепнул он. – Как-нибудь выкрутимся. Не может быть, чтобы выхода не нашлось. И вообще, я всегда с тобой дружить буду, что бы этот Санька с тобой не сделал. Ты мне веришь?

Серега взглянул ему в глаза. Странные были у него глаза – огромные, серые, и глядя в них, почему-то становилось хорошо, и даже хмурое небо после его глаз уже не казалось таким мрачным.

– Конечно, верю, – ответил он. – Мы теперь всегда дружить будем. И в лагере, и в городе. А Санька… Ты мне поверь – скоро он у нас соплями умоется.

– Ладно, – ответил Леха. Давай-ка, пока ты постели стелишь, я пол подмету. – И выскользнув за дверь, он тут же вернулся с веником.

Некоторое время он молчал. Потом вдруг осторожно спросил:

– А там, в Доме, и вправду ничего такого не было?

– Нет, – усмехнулся Серега, – не было. Мусор там на полу, гнилушки… Бревна… И никакой нечистой силы. Только вот снилась какая-то дрянь.

– А ты не вспоминай, – посоветовал Леха. – Забудь об этом. Главное – ты целый вернулся, а все остальное ерунда.

Застелив постели, свою и Санькину, Серега вышел на крыльцо. Дождик все еще моросил, в тучах не было и просвета. Наверное, после завтрака стоит вытащить из чемодана джинсы и свитер. А впрочем, и так ладно. Дмитрий Иванович говорил, что закаляться нужно всегда. И летом, и зимой, в любую погоду. Нечего себя баловать.

Санька уже ждал его, сидя на ступеньках. Вертел в пальцах длинный стебелек, перекидывая его то так, то этак.

– Ну что, застелил? – хмуро спросил он. – Впрочем, верю. Ты же у нас честный. Ну как, Серый, приятно тебе? А это ж еще цветочки. И ты сам виноват. Я же тебе говорил – не борзей, а ты борзел. Я тебе предлагал назад все переиграть – а ты не хотел. Вот и попался.

– Мне с тобой говорить не о чем, – бросил Серега. – Жулье ты. Стырил ведь книжку из Дома.

– А ты видел, как я тырил? – завелся Санька. – Доказательства у тебя есть? Вот так-то. Молчал бы уж. Кстати, еще хоть раз про книгу пикнешь – накажу. Но между прочим, – проговорил Санька чуть тише, – между прочим, у тебя есть еще выход. Ты ведь давал мне присягу?

– Ну, давал. И что дальше?

– Значит, должен мне во всем подчиняться. Любое приказание выполнять. Так вот. Я тебе приказываю пойти сейчас к Петракову, во второй отряд, и сказать, будто сдрейфил и в Ведьмин Дом не ходил. И все. И я тебя моментально отпускаю из рабства. На глазах у всей палаты. Ну что, годится?

– Как же я к Петракову пойду, если это вранье? Я ведь и вправду всю ночь там отсидел, как и договаривались.

Серега понимал, что соглашаться нельзя. И даже не потому, что врать противно. Все куда проще. Петраков моментально обо всем разболтает, и весь лагерь узнает. И тогда у Саньки будет полное законное право не отпускать его из рабства. Тогда уже бесполезно кричать, что книжки в Доме не было, что Санька ее заныкал. Как же, ответят. Сам же признался, что в Дом не ходил. И получится – Санька всухую выиграет, а у них с Лехой не останется уже никакого шанса.

Правда, он же собирался втереться к Саньке в доверие, чтобы насчет Лехи выяснить. Значит, надо Саньку слушаться. Но лучше уж послушаться его в чем-нибудь еще. А врать про свою трусость слишком противно. Ничего, перетопчется Санька. И вообще, интересно посмотреть, как он Петракову индейцев отдавать будет.

– Отсидел, не отсидел – меня не колышет, – нетерпеливо ответил Санька, не замечая Серегиных мыслей. – Пойдем к Петракову и скажем. Прямо сейчас.

…Но идти им не пришлось. Петраков явился сам, с двумя друзьями. Высокий, плечистый, с длинными засаленными волосами. Он их не мыл принципиально… Вся троица подошла к крыльцу, на котором сидели Серега с Санькой.

– Ну, Санек, – привет, – процедил Петраков ломающимся баском и протянул ладонь. – Чуешь, за чем пришли?

Голос у него был хриплый и назойливо-веселый. Курит, наверное, подумал Серега. И как это Дуска его не засекла еще?

– Чую, – малость побледнев, отозвался Санька. Он встал и осторожно пожал широченную Петраковскую лапу.

– Этот, что ли, Полосухин? – осведомился Петраков, указывая на Серегу. Санька кивнул.

– Ну и как? – поинтересовался Петраков.

– Сдрейфил он! – тут же зачастил Санька. – Сдрейфил и в тот дом не ходил. До полуночи у забора проторчал, а потом его комары заели, и он в корпус вернулся. Думал, мы все спим, никто не заметит.

– Завянь, Санек, – бросил Петраков. – Завянь и отсохни. У нас ведь какой базар был – не тебя спрашиваем, а его. Тебя, парень, Сергеем звать, что ли? – повернулся он к Сереге.

– Ну, Сергеем, – ответит тот, приглядываясь к Петракову.

– Ну и как, Сережа? Ходил ты в дом с привидениями?

Две пары глаз уставились на него. Черные, веселые Петраковские. И Санькины желтые щелочки, яростно-испуганные, молящие.

Ну что ж, пора отвечать. Интересно, что сейчас будет с Санькой? В обморок грохнется?

– Был я в том доме, – спокойно, растягивая слова, сказал Серега. – Всю ночь там просидел, и никаких привидений там не водится. Только этот козел, Санька, книжку уворовал.

– Вот оно как… – радостно протянул Петраков.

– Врет он все! – яростно закричал Санька. – Он струсил! В дом не пошел, книжку не принес, а сейчас на меня клепает! Мы же с ним условились – он книжку в доказательство приносит.

– Ну, о чем вы там с ним условились, меня не колышет, – злым, свистящим шепотом ответил Петраков. – Это ваш базар. А у нас с тобой все четко схвачено. Так что проспорил, Санечка… Чтоб сразу после завтрака в наш корпус! Усек? И всех индейцев притащишь. Всех до единого. Лично мне в руки, в первую палату. И не вздумай рыпаться. Сам знаешь, чем борзеж кончится. Почки буду плющить. Я это дело уважаю.

– А ты, парень, молоток, – обернулся он к Сереге. – Хвалю за смелость. Ежели что – ко мне приходи. Если этот кент борзеть на тебя вздумает, мы с ним побазарим. Ну все, салют.

Троица удалилась к своему корпусу. И тут же послышался горн на линейку.

– Ну все, Серый, ты доигрался, – тихо сказал Санька. – Такой шанс у тебя был… Теперь запасай слезки.

До обеда проторчали в корпусе. Дуся на линейке объявила: третий отряд отправляется на хоздвор. Какую-то мебель перетаскивать. Но тут же, при этих ее словах, в небе громыхнуло и зарядил плотный, тяжелый дождь. Прервав линейку, Дуся послала дружину в столовую и сама, держа над головой целлофановый пакет, кинулась спасаться от ливня.

Конечно, ни о каком хоздворе не было уже и речи. План работы отряда, что сиротливо висел на стенде в холле, быстренько исправили: «Утро. Тихие игры в помещении…»

Иногда на пару минут дождь прекращался, по потом барабанил с удвоенной силой.

Серега сидел в палате. Ему не хотелось вылезать в холл, где шумел страдающий от тесноты народ. Оттуда, из холла, слышались вопли играющих в чехарду ребят, гневные крики бабки Райки, которая отнюдь не одобряла подобное занятие. Света сидела в своей вожатской и переписывала конспекты мероприятий, а Миша исчез неизвестно куда. Серега подозревал, что в кочегарку к дяде Коле. Туда многие вожатые заходили расслабиться.

Делать Сереге было нечего. Книжку Санька уволок, значит, не почитаешь, тащиться под дождем в библиотеку тоже не лафа, да и могут спросить, когда «Детей капитана Гранта» сдаст. Библиотекарша Людмила Ивановна на это дело суровая. Разве что с Лехой в шахматы поиграть? Но Леха куда-то испарился, наверное, в дяди Васин кружок по резьбе.

Оставалось сидеть на кровати и ждать. Ждать, что будет дальше, что удумает Санька. Теперь, когда он лишился своих индейцев, он ни перед чем не остановится. Так что же, терпеть? Притворяться покорным, а на самом деле изучать его? Как Штирлиц дедушку Мюллера? Почему-то сейчас Сереге это казалось скучным.

…За час до обеда Санька вошел в палату.

– Ну что, Серый мой друг, сидишь, ждешь? – осведомился он. – Потерпи, недолго уже осталось. Сейчас начнем. – Он на минуту вышел и вскоре вернулся с мальчишками. Там были не только их ребята, но и пацаны из других отрядов. Пришли посмотреть, что же здесь будет такое интересное.

Санька вскарабкался на тумбочку и заорал дурашливым клоунским голосом:

– Эй, народ, слушай сюда! Сейчас тут будет развлекаловка. Вон этот, – указал он пальцем на Серегу, – мой раб. Мы с ним поспорили на рабство, и он продул. Поэтому я сейчас его маленько повоспитываю. А то он кашки-борзянки обкушался, надо же и наказать.

Санька сполз с тумбочки и произнес:

– Я сейчас приду, а вы не уходите, я мигом. Да, и девок позовите, им тоже позырить хочется.

Народ переминался с ноги на ногу. Насчет пари знали уже все. По ребячьим взглядам Серега понял, что его жалеют. Похоже, многие чуяли, что здесь что-то не так. Но пари есть пари. Встревать никому не хотелось. С Санькой свяжешься – век потом не развяжешься, обязательно подстроит пакость.

…Леха протолкался через спины ребят.

– Не бойся, Серега. Мы ему издеваться не дадим. Правда, пацаны?

Народ молчал. Многим стало неуютно, некоторые уже жалели, что пришли. Но любопытство пересиливало.

– Леха, успокойся, – произнес Серега. Он так и не встал с кровати. – Я уж как-нибудь соображу, что делать. А вам, пацаны, я всем говорю – Санька гад! Пускай он со мной что хочет делает, а я все равно каждый день по сто раз ему буду говорить, что он гад.

Он замолчал. Легче на душе не стало. Что же все-таки Санька задумал? Мутная, серая волна вновь поднялась из живота, подступила к горлу тошнотой. Похоже, на этот раз ему не удастся себя сдержать.

Появился Санька, что-то пряча за спиной. Ребята молча расступились перед ним – словно пешеходы перед грузовиком.

– Ну что ж, приступим, – сказал Санька, вытащив руку из-за спины. Все невольно вздрогнули, по палате пробежал приглушенный шепоток. Надев на правую руку рыжую перчатку, Санька сжимал в ней здоровенный пучок крапивы. Той самой, кусачей, с Земляничной Поляны.

– Ну, чего ждешь, Серый? Видишь, что это? Понял, зачем? Повоспитываю тебя. В наказании что главное? Воспитательный эффект! Так что штаны долой – и на живот. Я давно уже говорил – порка тебе не помешает.

Вот оно как! Ну и сволочь! Все мышцы у Сереги напряглись. Еще секунда – и он бросился бы на Саньку. И Санька, прочитав его взгляд, невольно отшатнулся.

А Серега стоял. Он не знал, что делать, его скрутило от беспомощности. Она, беспомощность, сковала его, опустошила мозги. Серега с ужасом понимал, что не способен сейчас ни на что решиться, что сейчас он словно кукла, которую сжимают чьи-то невидимые лапы.

– Ну, чего сидишь, – опомнился Санька. – Штаны до колен – и на койку животом. А девок чего не позвали? – укоризненно обернулся он к ребятам. – Они что, не люди? Им тоже интересно!

…За окном сверкнула желто-розовая молния. Громыхнуло – и вновь ударила ослепительная стрела. В мертвенном свете вспышки Серега увидел, как кто-то вдруг рванулся сквозь толпу. И узнал. Это был Леха. Он подскочил к Саньке, схватил за руку, вырвал пучок крапивы и начал наотмашь хлестать его по лицу, по глазам.

– Ах ты сволочь! Ах ты мразь, – повторял он сквозь зубы, размахивая пучком.

Через несколько секунд Санька опомнился, оттолкнул Леху и принялся утирать лицо. Глаза его лихорадочно поблескивали.

– Ну, Масленок, вот ты и дождался, – закричал он с каким-то радостным отчаянием. – Я-то все молчал, все думал тебя простить – да выходит, нельзя. Все внимание. Сейчас я кое-что интересненькое расскажу про нашего Лешеньку. Все внимание!

Серега увидел помертвелые Лехины глаза.

– Внимание! Наш Масленок – зассыха! Почти каждую ночь в постель дует. Его бабка Райка жалеет – он ей на рассвете зассанную простыню тащит, а она его ругает и чистую дает. А потом где-то специально для него стирает. А знаете почему она это делает? Потому что она его родная бабка! Она специально из-за него в лагерь уборщицей устроилась, чтобы ему пеленочки менять! Вот так-то! Наш Масленок – зассыха! Да хоть сейчас проверить можно – сегодня бабка поздно заявилась, не успела ему простынку сменить! – и Санька, подскочив к Лехиной кровати, одним рывком сдернул одеяло. На простыне расплывалось большое желто-синее пятно.

Все молчали. Всех как молотком по голове треснуло. А Леха, отшатнувшись к стене, весь вжался в нее.

…К стене, где-то на высоте полуметра, был прикован Леха. Совершенно голый, истерзанный. Казалось, он был в сознании, но вот-вот его мог потерять… Мертвый свет ламп, подобных застывшим молниям, заливал камеру. Замерли сотрудники в нишах… Замер улыбающийся, в синем халатике, Санька…

Голова точно взорвалась. Исчезли палата, тумбочки, измочаленные крапивные стебли на полу… Он летел вниз по голубому туннелю, и рвались какие-то огромные черные цепи, сверкали молнии, падали с треском каменные стены, и отовсюду на него смотрели глубокие, изломанные мукой Лехины глаза.

Серега прыгнул. Коротко влепил Саньке под подбородок и тут же – локтем по затылку. И, не давая опомниться, коленом в пах.

Санька, вскрикнув, завалился и упал, треснувшись лбом о дощатый пол. Серега рванулся к нему, а вслед за ним и другие, прозревшие, несчастные, обжигаемые едким стыдом.

Но Леха оказался быстрее. Он встал возле лежащего и воющего Саньки.

– Не трожьте. Хватит с него. Что мы, звери?

И толпа отступила. Серега медленно разжал кулаки.

Вот так. Вот все и кончилось. Чего же он ждал до сих пор? Почему сразу, прибежав из лесу, не набил этому скоту морду? Все ждал, высчитывал, в Штирлица игрался… Вот и доигрался. Неужели нужна была Лехина мука, чтобы, наконец, все понять? Ну почему он думал только о себе, о том, что ребята про него скажут? Боялся своего унижения, а вышло так, что добился Лехиного. Ну почему не раньше, почему только сейчас рассыпались стены, порвались цепи?

Санька медленно сел на полу. Лицо у него было в крови и слезах, губа оказалась разбита, на лбу стремительно росла сизая шишка.

– Ну, – сказал Серега спокойно, – ты понимаешь, что все кончилось?

Санька молча кивнул.

– Тогда гони книгу.

Санька встал, вынул из кармана скомканный носовой платок и принялся вытирать лицо. Потом он медленно, стараясь сдержать прерывистое дыхание, спросил:

– Какую еще книгу?

– «Детей капитана Гранта». Это же библиотечная книга. На меня записана, мне и сдавать.

– Не брал я никакой книги!

– Брал! Вчера ты стырил ее из Ведьминого Дома.

– Да не брал я ничего!

…Стражники, держа автоматы наизготовку, прошагали из коридора в зал. Краем глаза Серега ухватил и ствол пулемета, похожий на те, что рисуют в книжках для малышни. Ясное дело, усиленная охрана. Разомкнувшись, стражники исчезли в нишах, а на полу остался большой коричневый чемодан. Сбоку белела наклейка: «Васильев Саша, 3-й отряд».

Вытащи из-под кровати чемодан, – тихо сказал Серега.

Санька неохотно полез под кровать, долго возился там, шепотом ругаясь, а потом явился на свет весь в пыли, с большим коричневым чемоданом.

– Раскрой его, – велел Серега. Санька послушно щелкнул замками.

Крышка откинулась. Все молча ждали, что же будет.

И тогда Серега наклонился над чемоданом и резко перевернул его. Гора вещей вывалилась на пол. А наверху этой горы лежала книга. В зеленой коленкоровой обложке. «Дети капитана Гранта».

– Вот так, – сказал Серега, взял в книгу. – Подбери шмотки.

– Ну и что, – обиженно отозвался Санька. – Это, может, моя собственная книжка. А где та, я не знаю.

– Да? – вежливо поинтересовался Серега и открыл титульный лист. Крупным почерком там было написано: «Ну, Серый, погоди!»

– Что, Санечка, забыл стереть? – поинтересовался он опять. – Впрочем, дохлый номер. Фломастер плохо оттирается.

Санька хлюпнул носом.

– И что же мне теперь будет? – спросил он. Вроде бы и с улыбочкой спросил, а все равно на губах запеклась липкая корочка страха.

Серега хотел было ответить, но за него это сделал Леха. Накинув покрывало на свою постель, он задумчиво посмотрел на Саньку.

– А ничего тебе не будет. Живи. Теперь-то что… Не бойся, никто тебя не тронет.

– Тем более, что Замок разрушен, – добавил Серега, и они с Лехой улыбнулись друг другу.