"Галерея восковых фигур" - читать интересную книгу автора (Пулман Филип)

ЖЕРТВА ИСПАНСКОЙ ИНKBИЗИЦИИ

Громобой стал как вкопанный и разинул рот. Потом он медленно его закрыл и сглотнул. Залог? Пятьдесят фунтов ?..

— Но за что же тогда его арестовали? — спросил он едва слышно.

— Разве тебе не сказали, сынок?

Он мог только отрицательно покачать головой. Сердце колотилось как бешеное. Сержант посерьёзнел, и Громобой по его виду догадался, что сейчас услышит ужасную новость, но этого не произошло, их внезапно перебили.

Снаружи колотили в дверь и что-то кричали. Громобой узнал по голосу Брайди, и она была очень сердита. А когда Брайди повышала голос, об этом становилось известно всей улице.

Сержант раскрыл рот, чтобы выразить протест, но тут послышался ещё один голос, с иностранным акцентом. Человек говорил что-то по-французски.

Дверь распахнулась, и сержант и мальчики увидели, как ворвавшаяся Брайди, тащившая за собой Шарки Боба, едва не сбила с ног П.С.Джеллико, тщетно пытавшего её угомонить, а за ней по пятам поспешал незнакомый француз.

Лицо Брайди пылало так же ярко, как и её огненные кудри, оно светилось триумфом, озаряя всё вокруг подобно маяку. Она промчалась к столу и шмякнула на него холщовую сумку.

— Я это сделала! — вскричала Брайди. — Я нашла его!

— Что это? — очнулся сержант. — Констебль, для чего вы пропустили сюда всю эту шайку?

— У неё… останки, сержант, — отвечал бледный и взволнованный П.С.Джеллико.

— Что?

— Э… человеческая голова, — буркнул констебль.

Брайди усмехнулась и открыла сумку, явив изумлённым взглядам восковую голову Диппи. Сержант в ужасе отскочил от стола.

— Что это такое?..

— Голова сделана из воска, вы, невежи! — воскликнула девочка. — Но только это не пчелиный воск! Громобой, всё в порядке! Ты богач, дружище! Скажи ему, Шарки!

— Это рамбра! — пронзительно завопил Шарки Боб, присоединяясь к Брайди, закрутившей Громобоя в неистовой пляске.

Внезапно заговорили все сразу, в том числе и Француз. Но все голоса перекрыл крик Громобоя:

— Заткнитесь!

— Именно это я и хотел сказать, — вставил сержант. — Ты, девочка, как тебя там зовут, говори первой. Остальным молчать.

Задыхаясь, Брайди начала:

— Нашу голову хотели украсть все эти типы. И этот мусью, я не думаю, что он вор, просто мы ни разу не дали ему объясниться. И вот я подумала, и мы с Шарки вскрыли чучело и ничего в нём не нашли, только солому и всякий мусор. Значит, всё дело в голове, понимаете? А ведь она из воска, что дал Громобой! Тут я и вспомнила его домашнее задание…

И она водрузила на стол мятый обрывок бумаги. Сержант прочитал вслух:

«Амбра — жироподобное вещество, слоистое или мраморной окраски, извлекаемое из черепных полостей зубатых китов и высоко ценимое парфюмерами»… Что, чёрт возьми, всё это значит? Слоистое? Мраморной окраски?

— Не знаю, — ответил Бенни. — Никто не узнает, пока мы не дойдём в словаре до букв С и М. Сейчас мы изучаем букву А.

— Это не важно, — нетерпеливо перебила Брайди. — Важно только то, что из неё делают духи. Вот я и нашла этого мусью, потому что поняла, за чем он охотится. И я оказалась права! Я права!

Низкорослый француз, извертевшийся от волнения, подтвердил:

— Да! Мадемуазель прав! Я Гастон Леру, парфюмер! Я изготовитель самых лучших, наиболее изысканных парфюм и аромат в мире! И когда мой нёс — орган деликатный и чувствительный, — он прикоснулся к носу кончиками пальцев обеих рук, словно проверяя, на месте ли он, — когда мой высокотренированный и незаменимый нёс уловил аромат амбры, я пошёл за ним. Потом потерял след. Потом снова нашёл. Это наипрекраснейший, наиароматнейший кусок амбры, который я видел в своя жизнь! Я должен его получить! Мой гениальный нёс требует этого!

Сержант протёр глаза.

— Что вы имеете в виду, когда говорите, что должны его получить? Судя по всему, он принадлежит молодому Громобою. Если хотите, вы можете купить у него эту штуку. Сколько это стоит? Пару фунтов?

— Больше! — крикнула Брайди. — Скажите им, мусью! Давайте!

— Я заплатить, — с достоинством отвечал мосье Леру, — по рыночная стоимость. Это шесть фунтов за унцию.

Все молчали, не двигаясь. Не могли двигаться. Наконец Громобой выдавил из себя писк:

— Шесть фунтов стерлингов? За унцию? Но там должно быть…

Он выпучил глаза на побитую голову с усами из конского волоса, с единственным оставшимся кровавым глазом, ощерившуюся грязными зубами. Тут сержант надул щёки.

— Где у нас почтовые весы? — Он руководил жёстко. — Поищите получше, констебль!

П.С.Джеллико протянул ему из-за стола небольшие медные весы с гирьками.

— Мне не нужен усы, — вставил мосье Леру — И глаза не нужен. И зубы. Удалите их!

Бенни выковырнул всё перечисленное, и сержант осторожно уложил голову на весы и уравновесил её маленькими медными гирями.

— Четыре фунта и четырнадцать с половиной унций, — объявил сержант. — Всё верно, мосье?

— Абсолютно!

Появилась большая книга для записей. Сержант полизал кончик карандаша и начал высчитывать сумму, то же самое делали мосье Леру и П.С.Джеллико. Через минуту констебль уже сосчитал и ожидал, пока двое других закончат подсчёты. Наконец сержант показал результат французу, и тот согласно кивнул.

— Четыреста семьдесят один фунт стерлингов, — объявил сержант.

— Абсолютно верно, — подтвердил мосье Леру.

— Да ещё Шарки, должно быть, съел примерно фунтов на пятьдесят! — вспомнил ликующий Бенни. — А старый терьер Рон — он нос сожрал…

И все посмотрели на Громобоя. Сначала он покраснел как рак, потом побледнел, потом громко шмыгнул носом и сказал:

— Да… Вот это да. Да ведь этого хватит, чтобы внести залог за отца! Я смогу его освободить!

— Он счастливый человек, — сказал сержант.

Мосье Леру внёс часть золота в счет причитающейся суммы, и сержант предложил поместить голову в сейф до того момента, когда будет оплачен чек на остальную сумму. А потом П.С.Джеллико повёл Громобоя в магистрат, чтобы проследить за выкупом. У Громобоя голова шла кругом, и он почти не мог ни о чём думать.

Когда мировой судья в магистрате услышал, зачем они явились, он воскликнул:

— Господи, конечно, мистер Добни, я помню его дело… Боже мой! Наконец на свободу? Светлая голова у этого парня! Потрясающий случай! Ха-ха-ха!

Громобой ничего не понял, он слишком нервничал, чтобы задавать вопросы. Теперь пришлось идти в тюрьму на Ренфрю-роуд, что за «Бедламом», где томились взаперти сумасшедшие.

П.С.Джеллико заметил, что Громобой смотрит на большое серое здание больницы.

— Жаль бедолаг, что туда попали, — покачал он головой. — Чтобы их выкупить, понадобилось бы очень много рамбры.

Начальник тюрьмы принял ордер мирового судьи и послал за надзирателем, который покинул комнату, позвякивая связкой ключей. И гораздо скорее, чем ожидал Громобой, появился отец в тюремном комбинезоне. Он недоуменно почёсывал макушку. Начальник на минуту оставил их вдвоём, но ни Громобой, ни его отец не знали, о чём говорить.

Потом отец протянул руки, и Громобой бросился ему на грудь, обхватив его так крепко, что причинил боль. Больно было им обоим: Громобой страдал от мысли, что мог заподозрить отца в том, что он способен сделать хоть что-то гадкое, вроде фальшивых монет, отец — оттого, что не рассказал сыну, чем он занимался; и ещё Громобой стыдился того, что боялся обратиться в полицию из-за глупого куска свинца.

Мистер Добни потрепал сына по плечу и взъерошил ему волосы.

— Всё в порядке, сынок, — сказал он. — Теперь я на свободе. Господи, я умираю с голоду. Здесь нас кормили баландой, по вкусу в точности как размоченные обои. А глядя на тебя, подумаешь, что ты несколько дней не ел.

— За мной присматривала миссис Мэлон, — уткнувшись отцу в грудь, пробубнил Громобой.

Пока мистер Добни переодевался, Громобой высморкался и вытер глаза, после чего оба могли притвориться, что он вовсе и не плакал.

Они попрощались с П.С.Джеллико, поздравившим их со счастливым избавлением от тюрьмы, и семья отправилась домой по полуночным улицам. У театра «Суррей», на Сент-Джордж-серкус, они зашли выпить по чашке кофе, за компанию с двумя франтами в высоких шляпах, заблудившимся матросом и двумя ярко размалёванными молодыми леди.

— Это мой сын, — гордо объявил отец. — Он только что вызволил меня из тюрьмы. И в честь своего освобождения я хочу угостить кофе всех присутствующих. Налей нам, друг, и прошу всех, леди и джентльмены, снять шляпы и выпить за моего сына Громобоя.

Джентльмены, матрос и молодые леди выпили за здоровье Громобоя, и он был горд, словно сам принц Уэльский.

Позднее, придя домой, заперев дверь и разведя огонь, чтобы сварить какао, Громобой рассказал отцу про амбру и расспросил обо всём, что хотел узнать с того дня, когда началась череда неприятностей.

— Пап, — спросил он, — за что тебя посадили? Это связано с батареями в подвале?

— Да, — подтвердил отец.

— А что ты там делал?

Отец усмехнулся под усами, потом почесал затылок, так что волосы встали торчком.

— Вопрос меня смущает, — ответил он. — Не знаю, что и сказать… Ты можешь подумать… В общем, это были женские электрические корсеты.

— Что?

— Электрические корсеты для дам, у которых болит спина. Понимаешь, я изобрёл корсет на батарейках с проводами внутри, ты можешь регулировать… То есть не ты, а дама — она может усилить или уменьшить ток, чтобы согреть спину и унять боль. Вот только первые дамы, которые пробовали их носить, испытали сильное потрясение, и я потерял очень много денег, когда пытался создать надёжную изоляцию…

Мистер Добни замолчал, глядя на улыбающегося сына. Громобой представил себе, как леди испуганно подпрыгивают от электрических ударов, а из их корсетов летят искры. Картина получилась такой яркой, что оба расхохотались.

— Я занял денег, чтобы оплатить расходы, но не смог вернуть долг, — утирая слёзы, продолжил отец. — Бух! Крак! Вжжж!

Громобой снова засмеялся. Ночью он несколько раз просыпался, каждый раз с широкой улыбкой на лице, и чувствовал себя совершенно счастливым.

Однако у команды оставалось незаконченным важное дело, и больше всех об этом беспокоился Бенни.

— Мы твёрдо обещали Диппи, — напоминал он. — Мы обещали старине, что поместим его в Галерею восковых фигур, и не смогли этого сделать. Так вот! Когда мусью придёт за остальной частью головы?

— Сегодня, — ответил Громобой. — Деньги уже уплачены, поэтому сержант говорит, что француз сможет получить её в любое удобное для него время. Он обещал прийти за головой в три часа.

— Хорошо, — кивнул Бенни. — Предоставьте это дело мне.

Неизвестно, о чём говорил Бенни с мосье Леру, только когда ребята вышли из школы, Бенни дожидался их у кондитерской с гордой улыбкой на лице.

— Следуйте за мной. — И предводитель повёл свою команду прямо к Галерее восковых фигур.

Профессор Дюпон, хозяин галереи, ко всеобщему удивлению, любезно приветствовал их и пригласил в свой кабинет, где все полки были уставлены рядами восковых голов.

— Итак, леди и джентльмены, — начал профессор, — мой уважаемый соотечественник мосье Леру рассказал мне о доблестных делах мистера Хиспота.

— Хичкока, — поправила Брайди.

— Совершенно верно. Итак, ввиду его широкой известности и беспримерной славы я намереваюсь выставить фигуру мистера Твичлока.

— Хичкока!

— Вот именно. Мосье Леру показал мне голову, изготовленную вами, и, должен признаться, я изменил своё мнение о ваших дарованиях. Точнее говоря, никогда прежде мне не доводилось видеть столь замечательного произведения искусства.

Бенни покраснел от смущения.

— Я думаю, — сказал он, что смог бы изобразить кого угодно. Я готов сделать для вас Секстона Блэйка…

— На этот раз мы выбрали мистера Фишдока, — сказал профессор. — Какого цвета у него глаза?

Он выдвинул ящик, наполненный стеклянными глазами, и, пока команда спорила об оттенке глаз Диппи, профессор снял с полки восковую голову, бывшую в употреблении.

— Возьмите этот воск, — сказал он, — и слепите мне портрет мистера Хичпота, а я установлю его в музее на почётном месте.

Команда забрала голову, подобранные по цвету глаза и принялась за работу.

На самом деле скульптором, конечно, был Бенни. Он чувствовал, что должен исправить некоторые свои просчёты, потому что на фотографии, сделанной им с помощью детективной фотокамеры, после проявки оказалось не что иное, как смутные очертания живота самого Бенни: в магазине он держал камеру задом наперёд. К счастью, снимок не понадобился, потому что мистер Раммидж сам во всём признался.

Бенни погрузился в работу, а между тем жизнь вошла в привычное русло. Близнецы Перетти целыми днями обсуждали с мальчишками из конюшни Ходкинса, какие делать ставки на следующих бегах. Громобою предстояло выполнить кучу домашних заданий. В его классе, должно быть, уже заучивали слова на букву В: вакуум, верлибр, вольтижировка… Что до Брайди, то она влюбилась в Эдмунда Фитцвилкинса, актёра театра «Суррей», и все вечера околачивалась у служебного входа, умирая от переполнявших её чувств.

Мистер Добни расплатился с кредиторами, и судьи отпустили его, правда, с одним условием.

— Больше никаких электрических корсетов, — сказали они, пытаясь сохранять строгий вид. — Безумная идея.

— Да я и думать об этом забыл, — заверил мистер Добни.

Бенни продолжал работать в одиночку, но, будучи гением, не возражал против этого. Прочие члены команды время от времени разыскивали Диппи и притаскивали его на чердак для позирования. Торговец всё ещё не оправился от действия лошадиного оживителя, но тем не менее не отказался бы от пары глоточков, если бы его вновь попросили совершить что-нибудь опасное.

После трёх дней напряжённого труда голова была готова. Бенни торжественно сдернул с неё покрывало, и Диппи с ребятами разинули рты от восторга.

— Хороша, как та, первая, — сказала Зерлина.

— Эта лучше, — возразила Анджела. — Более вдохновенная.

— Настоящий шедевр, — признал Громобой. — Потрясающе!

Что до Диппи, так всё, что тот мог выговорить, было:

— Спасибо, ребята. Спасибо. Глазам своим не верю…

Профессор принял работу с восхищением.

— Грандиозно! — воскликнул он. — Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы подобрать тело, достойное этого шедевра! Сказать по чести, впечатление от неё сравнимо с произведениями Эдгара Аллана По… Оставьте её у меня, дорогой юноша! Я сделаю её центральным объектом в композиции, которая потрясёт мир! Приглашаю вас в субботу на открытие новой грандиозной экспозиции.

Приглашение было принято. Вместе с ребятами вышагивал Диппи, естественно наряженный в свой лучший сюртук, с волосами, напомаженными фиксатуаром. Выглядел он импозантно. Мистер Добни тоже пришёл. У музея собралась целая толпа в надежде увидеть ошеломляющую экспозицию. Афиши разжигали любопытство публики:

Спешите видеть сногсшибательную

новую восковую фигуру!

Моделью для неё послужил

гражданин Ламбета

мистер Хикки Дипсток.

Работа выдающегося

местного художника поражает

экспрессией реализма и

новаторскими методами

художественной выразительности.

Сегодня в подвальном этаже!

— В подвале? — удивился Бенни. — Это там, где Комната ужасов?

Команда поспешила вниз по узкой тёмной лестнице, где в скудно освещенном склепе со сводчатым потолком и кирпичными стенами, затянутыми густой паутиной, были выставлены самые кошмарные ужасы Галереи восковых фигур.

Специальная табличка сообщала:

Каждый, кто сможет

пробыть в Комнате ужасов

всю ночь,

получит в награду

5 фунтов стерлингов

А объявление пониже предостерегало:

В связи с необычайной силой воздействия

и чудовищным впечатлением,

производимым новой экспозицией,

награда увеличена до

10 фунтов стерлингов!

Взгляды ребят не задерживались на сценах убийств и кровавой бойни, размещённых вдоль стен. Перерезанные глотки, отрубленные головы — всё это они уже видели прежде. Но в одном из углов склепа гудела возбуждённая толпа, и ребята заметили, как двоих бледных и дрожащих посетителей уже выводили наружу.

— Где же он? — спросил Бенни. — Что они сделали с моим шедевром?

Он протолкался вперёд, команда последовала за ним. Они остановились перед надписью, гласившей:

Жертва испанской инквизиции

От сцены, представшей их взору в мерцающем свете факела, кровь стыла в жилах: священник, палач в чёрной маске, вооружённый раскалёнными докрасна щипцами, и скорчившаяся на рогоже жалкая фигура человека с головой Диппи Хичкока, послужившего моделью для выдающегося местного художника мистера Бенни Камински.

Голова выглядела именно такой, какой её вылепил Бенни. Её ни капельки не изменили, но в данном окружении она почему-то стала изображать неописуемый, смертельный ужас, способный у кого угодно вызвать ночные кошмары. Вытаращенные глаза, губы, растянутые в отчаянном крике, — в каждой черте подвергаемого пыткам человека запечатлелась предсмертная мука.

— Гм-м, — задумчиво протянул Бенни, — на чердаке она мне казалась совсем иной.

— Всё равно здорово, Диппи! — одобрил мистер Добни.

И кажется, все посетители галереи с ним согласились.

— Какое страдание в его глазах!

— Нет сил смотреть на такое…

— Несчастного, должно быть, так терзали, что на него без содрогания не взглянешь…

— Бедняга, наверное, уже в предсмертной агонии…

«Последнее замечание, — подумал Диппи, — совсем недалеко от истины».