"Оловянная принцесса" - читать интересную книгу автора (Пулман Филип)

Глава четырнадцатая Предательство

Сквозь сон Бекки услышала стук в дверь и пробормотала:

— Уходите. Наи аb! Leine ziehe!

Но кто бы там ни был, уходить он явно не собирался. Вместо этого снова раздался стук, затем дверь слегка приоткрылась.

— Это я, — послышался тихий голос Джима. — Мне надо с тобой поговорить. Спишь? Вот незадача. Пойду разожгу камин и налью тебе чего-нибудь.

Бекки что-то пробурчала в ответ. Джим закрыл дверь, и она, все еще до конца не проснувшись, потянулась за своим пеньюаром. Через пару минут, растрепанная, заспанная, босая, Бекки выбралась в маленькую гостиную. Джим стоял у заново разожженного камина, держа в руках бутылку вина и два стакана. Он выглядел как моряк, на нем были грубые брюки, ботинки на каучуковой подошве и темно-синий свитер, который ему связала миссис Голдберг. Грубая куртка была перекинута через спинку стула.

— Как ты выглядишь? — раздраженно сказала она. — «Вот я на люгере, и девчонка моя», да? Я не хочу вина. Я хочу какао. Schokolade. Ты хоть представляешь себе, как я устала? Зачем мне вино? И тебе оно тоже ни к чему, ты и так пива достаточно выпил, от тебя несет… ах, какая гадость! Если бы ты был джентльменом, ты бы никогда не ворвался в чужую комнату без Schokolade. Иди и принеси мне его сейчас же. Ну ладно, не надо. Все слуги спят, а ты точно подожжешь кухню. Так чего тебе надо?

— Я могу сделать тебе чашку чаю, — услужливо предложил Джим. — Запросто.

— Чай? Тьфу! Английское пойло. Чего тебе надо?

— Мне надо, чтобы ты выслушала меня. Сядь и положи кочергу в огонь.

— Вот подогретое вино — другое дело…

Он вытащил из кармана бумажный кулек, вытряс оттуда немного сахару и специй в каждый стакан и залил все это красным вином. Когда кочерга нагрелась, осторожно, чтобы не дотронуться до стекла, опустил ее в вино. Жидкость злобно зашипела и забулькала.

— Попало немного сажи, но ничего, сойдет, — сказал Джим и передал ей стакан.

Бекки села у огня, положила босые ноги на каминную решетку и, потягивая вино, приготовилась внимать Джиму.

Он рассказал ей обо всем, что произошло, начиная с их встречи на террасе два дня назад. Она слушала и ужасалась. После всех трудов последних дней ей казалось, что она разбирается в политике — сложной, но открытой, .где все достигается путем кропотливых переговоров и компромисса. Как же она была не права! Оказывается, все это время вдали от посторонних глаз велась совершенно другая политика. И та простая, но секретная политика добивалась своего с помощью жестокости и силы.

— Уф! Не знаю, что и подумать… — наконец сказала она. — Так, значит, все это время барон Гедель прятал бедняжку в сумасшедшем доме? Не могу в это поверить… А эта женщина? Ты говоришь, это она убила короля Рудольфа? Где она сейчас?

— Карл с товарищами охраняют ее. Нам нужна ее помощь, чтобы вытащить Леопольда. Они сейчас направляются сюда. Как только он будет у нас, мы сможем арестовать Геделя, и с этим будет покончено. Дело будет закрыто.

— А что будет с ней?

— Она убийца, Бекки.

— Но что с ней будет?

— Мы передадим ее полиции.

— И тогда?

— Ее будут судить. И скорее всего, приговорят к повешению. Но я прослежу, чтобы ее признали сумасшедшей; тогда ее запрут в сумасшедшем доме вместо него. Вот это будет ирония судьбы!

— И все-таки это нечестно. Она сделала это из любви к мужу, а теперь ты хочешь, чтобы она тебе помогла, а сам собираешься ее предать.

Джим насупился и мрачно уставился в пол. Бекки смотрела на его широкие плечи, лежащие на коленях локти.

— Согласен, это выглядит так, — признался он. — Но любовь к мужу — недостаточное оправдание для убийства. Она ненормальна, Бекки. Если бы ты ее увидела, ты бы сразу заметила, какая она странная. Даже внешность, какие-то мелкие детали, волосы например. Она, наверное, часами ими занимается, причем так сильно зачесывает назад, что стягивает даже кожу на лбу, и пучок получается таким тугим, что на ощупь он как дерево, — я заметил, когда мы дрались. И в то же время она совершенно не следит за своей обувью. Туфли у нее потертые и грязные, подметки отваливаются. И еще сотни таких же вещей. Она как будто распадается на части. И глаза такие странные, чересчур пристальные. И вообще, сумасшедшая она или нет, она слишком опасна, чтобы оставаться на свободе. Подумай, если она получит то, что хочет, станет она от этого счастливее? Сможет она посадить на трон своего мужа и править вместе с ним? Он сломлен, бедняга. Он даже флаг поднять не смог бы, а нести его и подавно. Что уж говорить о дипломатии, о всяких переговорах, с которыми так ловко справляется Аделаида. Если Кармен Руис не сумасшедшая, такая жизнь не сделает ее счастливой, а если сумасшедшая, она все равно не поймет разницы. Конечно, это все очень трагично и для нее, и для него. Но мы всего лишь инструменты в этой трагедии. Нам придется действовать. Мы не можем принести в жертву все, что сделала Аделаида, все, что сделала ты, и будущее целой страны ради минутного счастья Кармен, которое все равно будет иллюзией. Да, мы использовали принца в качестве приманки, чтобы поймать ее, и мы используем ее в качестве приманки, чтобы добраться до Леопольда, а потом мы предадим ее. Но я буду свидетелем в любом суде мира и буду клясться, что она ненормальная. Они не повесят ее, если я вмешаюсь.

Бекки почувствовала комок в горле.

— А граф? — спросила она. — Он знает? Джим покачал головой.

— Он был сегодня очень бледен, — продолжила Бекки. — Выглядел совсем больным. Даже Аделаида заметила. Я уверена, что он мучится какой-то виной.

Джим закусил губу.

— Старый болван! Я думал, что хоть ему-то мы можем доверять. Послушай, Бекки… В то утро в Сент-Джонс-Вуде, когда взорвалась бомба… я чертовски рад, что там оказалась именно ты. На тебя можно положиться. И все-таки… лучше бы ты сейчас была за тысячу километров отсюда.

— Почему?

— Потому что здесь становится слишком опасно. Наверное, я думаю о твоей матери. Если с тобой что-нибудь случится, я себе этого не прощу. Как она? Она тебе пишет?

— Конечно, пишет. И я ей два раза в неделю пишу огромные письма. А ты что, не стал бы?

— Моя старушка все равно не смогла бы их прочесть, — ответил Джим. — Она умерла, когда мне было десять. От чахотки. Она была прачкой в Клеркенвелле. Мой папаша научил меня читать по книгам Диккенса. Он особенно любил «Рождественские рассказы», каждую неделю их перечитывал. Однажды он взял меня на выступление своего кумира. Помню, когда сам Великий и Неподражаемый читал нам вслух ту сцену, где Сайке убивает Нэнси, меня аж морозом по спине продрало… К чему это я? Ах да! О твоей матери… В этом все дело. Вот почему я хочу, чтобы ты была подальше отсюда. Слушай, Бекки, ты можешь эту ночь поспать в комнате Аделаиды?

— Ну ладно… Хорошо.

— Просто на всякий случай.

Он встал, подошел к окну и приподнял край занавески, чтобы поглядеть, что там на улице.

— Бекки, — спросил он, не поворачивая головы, — что ты будешь делать, когда договор будет заключен и подписан?

— Тогда… я бы, наверное, хотела поступить в университет и по-настоящему заняться языками… Но пока я могу думать только об одном — чтобы завтра утром подписали договор. Это самое захватывающее событие в моей жизни, Джим, ты не представляешь, что это для меня значит! Это же моя страна, и я в самом центре важнейших событий — что может быть замечательнее!

Он покачал головой, по-прежнему глядя в окно.

— А ты? — спросила она. — Что ты хочешь делать?

— Я хочу борьбы, Бекки. Понимаешь? Я хочу схваток, хочу опасности. Ты знаешь, Салли мне однажды кое-что сказала… мы говорили о счастье и о том, что это такое. Она сказала, что не хочет быть счастливой, это такое жалкое, пассивное состояние; она сказала, что хочет активной жизни, хочет работать. Вот это мне по душе! Я тоже хочу работать, хотя моя работа, сама знаешь, грубая, грязная и опасная. Но и другого я тоже хочу. Хочу написать пьесу и увидеть, как ее играет Генри Ирвинг. Хочу гулять по городу с гаванской сигарой в зубах и обедать с красивыми девушками в кафе «Рояль». Хочу играть в покер на лодке посреди Миссисипи. Хочу, чтобы Дэна Голдберга избрали в парламент. Хочу, чтобы ты поступила в университет и окончила его с отличием. А Салли… А Салли пускай делает все, что хочет. Я хочу всего, что есть в мире, понимаешь, Бекки?

— Ты забыл Аделаиду.

— Нет.

Он отвернулся от окна. Сверкающие зеленые глаза и растрепанные соломенные волосы придавали ему вид какого-то электрического духа, заряженного опасной энергией. И вдруг она поняла, что он вслушивается во что-то, происходящее за пределами комнаты. Она замерла и услышала быстрые шаги в коридоре. В дверь постучали.

— Войдите, — сказала она, вставая. Взволнованная служанка открыла дверь.

— Простите, фрейлейн, — сказала она, — записка для…

Смущаясь неодетой Бекки, горничная повернулась к Джиму и отдала ему записку.

— Спасибо, — сказал он.

Служанка сделала неуклюжий книксен и убежала.

Он развернул записку, быстро прочитал ее и бросил в огонь.

— Пора идти, — сказал он и встал.

— Что ты собираешься делать?

— Сражаться, конечно!

Он наклонился и быстро поцеловал ее в щеку. На нее нахлынула смесь сложных и непонятных чувств. Первое, что она подумала, было: да как он смеет? В то же время она ощутила острую зависть к этой бьющей через край природной энергии. Но и страх… Да, страх. Все ее мечты о пиратстве и разбое показались ей детскими глупыми фантазиями. Джим был настоящим.

Она встала и проводила его до двери.

— Иди спать в комнату Аделаиды, — повторил он на прощание и вложил что-то холодное и тяжелое в ее руку. Это был пистолет. — Спрячь. Если придется стрелять, держи его двумя руками и будь готова к отдаче. Увидимся.

Горничная все еще была неподалеку. Бекки спрятала пистолет под пеньюаром и позвала ее.

— Ее величество вернулась из оперы?

— Да, фрейлейн. Они все вернулись, кроме графа Тальгау.

— Но почему? Где граф?

— Не могу сказать, фрейлейн. Он не вернулся с остальными. Я больше ничего не знаю. Это все, фрейлейн?

— Да, Ильза, спасибо. Это все…

Служанка ушла, а Бекки вернулась в свою комнату, чтобы собрать вещи, которые ей могли понадобиться ночью.

Карл с еще дюжиной ребят и Кармен Руис уже ждали в разрушенной часовне над входом в грот. Луну заволокло тучами, а все собравшиеся были одеты в темное, как велел Джим; во мраке можно было различить только их смутно белевшие лица. Антона назначили на роль главного охранника Кармен Руис, и теперь он стоял в шаге позади испанки, не спуская с нее глаз.

— Добрый вечер, сеньора, — вежливо поздоровался Джим; ответом был легкий наклон головы.

— Все тихо? — шепотом спросил он Карла.

— Ни звука. Хотя нет, не совсем. Мы слышали, как он кричал из-под земли, как какой-нибудь тролль. Ганс со своей группой наверху, охраняют люк.

Джим нашел скрытые кустарником ступени. Там он впервые услышал крик узника.

— Значит, все готово?

— Готово. Мы оставим Яна и еще троих ребят у входа в грот для прикрытия.

Джим кивнул:

— Толково. В камышах спрятана лодка, мы вывезем его на ней. Сам он слишком слаб, чтобы пробираться по подземелью. А потом — через лес, и дело в шляпе.

Они пожали друг другу руки, пожелали удачи, и дюжина призрачных фигур устремилась вниз по склону оврага к гроту. Ночь была такая тихая и безветренная, что, когда они спустились вниз, к ручью, Джим мог расслышать легкое журчание его струек. Где-то вдалеке крикнула птица, послышался всплеск: какой-то маленький зверек прыгнул в воду.

Они остановились и пропустили Яна с первой тройкой вперед, в жерло грота. Джим пошарил в камышах в поисках лодочного каната.

Карл, Антон и женщина забрались в лодку, а Джим повел остальных по тропе, ведущей в черную зияющую пасть грота. Джим велел всем держаться правой стены; у них были лампы, но только для обратного пути.

— Удачи, дружище, — прошептал Джим в темноту, как только они вошли в грот. — Если что, орите во всю мочь.

— С удовольствием, — донесся шепот Яна.

Несмотря на то что на этот раз Джим был не один, длинный, холодный путь сквозь тьму не показался ему менее неприятным. Непрерывная холодная капель, влажный воздух, скользкие на ощупь стены, низкий потолок действовали так же угнетающе, как и в первый раз. Иногда он слышал легкий стук слева от себя: Карл не мог удержать лодку от столкновений с берегом, но звук был не слишком громким, а то, что он раздавался так близко, ободряло Джима.

Наконец Джим остановился. На влажной скале впереди мелькнул отблеск света. Он вытянул руку и остановил идущих за ним.

— Теперь осторожно, — прошептал он. — Мы уже почти пришли.

Им придется действовать по обстановке, когда они доберутся туда. Ведь они не знают, как охраняется темница. Кроме того, Джиму потребуется какое-то время, чтобы он смог взломать висячий замок. Главные их козыри, конечно, быстрота и неожиданность.

Джим вытащил револьвер. Не отрывая глаз от проблеска света впереди, он пошел вперед медленнее, дав знак остальным следовать за ним.

Завернув за угол, они увидели примерно то, что ожидали: хорошо освещенное подземелье, фонарь, висящий на крюке, маленький стол и пару солдат, режущихся засаленными картами. В глубине за решеткой угадывалась сжавшаяся под одеялом фигура лежащего человека.

Джим подкрался к охранникам и шепотом приказал:

— Сидеть тихо! Положить руки на стол!

Оба солдата в ужасе подпрыгнули и вскричали так громко, что разбудили узника; он сел и заплакал. Подбежали остальные студенты. Карл помогал испанке выйти из лодки, пока Антон держал лодку, чтобы та не опрокинулась. Кармен бросилась на решетку, пылко выкрикивая имя принца. Он испуганно попятился.

— Не двигайтесь, — сказал Джим солдатам. — Не шумите. Не пытайтесь ничего сделать. Карл, возьми мой пистолет и держи их на прицеле.

Другой студент забрал ружья у бледных, испуганных солдат, один из которых повернулся и через плечо глядел на Джима, уже занятого взломом замка.

— Пожалуйста, сеньора, — сказал Антон, — подвиньтесь немного, не мешайте ему работать…

— Что вы с ним сделали! — вдруг закричала она, как тигрица, обернувшись к солдатам, которые еще сильнее задрожали. Тут и студенты увидели, что лицо принца было покрыто синяками и опухло. — Кто это сделал? Кто посмел?

— Сеньора! — остановил ее Антон. — Через минуту мы вытащим его наружу. Их накажут, не волнуйтесь…

— Почти открыл, — пробормотал Джим, сгибая проволоку и снова тыкая ею в замок. — Отличный новый замок. Смазанный. Ну прямо как я люблю…

И тут где-то позади них раздался выстрел.

Он был приглушен и разнесен эхом по туннелю, и все-таки это был выстрел, за ним — еще один, и громкий вскрик Яна. Они оглянулись. Страшная догадка осенила всех. Испанка съежилась и замолчала.

Первым нарушил оцепенение Карл:

— Генрих, возьми еще троих и беги наверх помочь Яну! Петер, хватай фонарь и беги в другую сторону, пока не найдешь ступени! Жди нас там!

Джим даже не поднял головы. Пока остальные выполняли приказы, он спокойно вынул проволоку из замка, внимательно оглядел ее, слегка подогнул и снова просунул в замок. Сзади послышались еще выстрелы. Принц Леопольд сжался в углу, стиснув в руках одеяло и скуля, как побитая собака.

Джим тихо пробормотал:

— Не волнуйся, приятель. Еще одно движение, и ты свободен. Пойдем погуляем, а?

Он тихо уговаривал его, и мало-помалу принц приблизился к решетке. Снова послышались выстрелы, на этот раз ближе. По туннелю разнеслись крики.

Замок открылся.

— Принц, вам нужно идти с нами. Это ваш долг. Идемте, — сказал Джим.

Он чувствовал, как дрожала стоящая рядом с ним Кармен Руис.

— Пойдем, Лео! — шептала она. — Пойдем, мой принц!

Он подошел к двери и испуганно оглядел туннель, где все громче раздавались крики, приказы и топот ног.

Джим схватил принца и вытащил его наружу, не теряя времени на церемонии. Мимо двух испуганных солдат они протащили его к лестнице, где нетерпеливо ждал Карл. Другой студент, стоявший рядом с ним, держал фонарь и тревожно смотрел вверх.

— Они почти здесь… — сказал кто-то сзади, а потом наверху раздался необычайно громкий хлопок выстрела, крик и звук падающего тела.

— Осторожно! — крикнул Карл, и Ганс упал мертвым к их ногам.

— Бегите! — донесся отчаянный крик сверху. — Бегите! Мы в ловушке…

Забытая всеми лодка покачивалась на воде. Уголком глаза Джим заметил, как женщина за веревку подтащила лодку к берегу, запрыгнула в нее и, схватив принца за рубашку, потащила за собой. Леопольд закричал и упал, ветхая ткань порвалась, и он растянулся на мокрых камнях, тщетно пытаясь за что-нибудь уцепиться, ибо подземная река в этом месте, стиснутая скалами, приобрела скорость и напор горного потока. Антон наклонился и крепко ухватил принца… Последнее, что они увидели, было белое лицо женщины, рот, открытый в беззвучном крике, и протянутые бледные руки; в следующий миг быстрое течение унесло ее во тьму.

Джим выругался.

— Тяните принца сюда! — крикнул он и запрыгнул на ступени.

Если он прорвется, остальные смогут вытащить Леопольда. Он поднял револьвер и, перепрыгивая через три ступени, побежал наверх. Первого, кто встретился ему на пути, он ударил головой в живот. Солдат со стоном упал. Джим перепрыгнул через него и попытался схватить дверцу люка, почти невидную на фоне черного неба. На люке лежало тело. Джим оттолкнул его, и вдруг что-то ударило его по голове.

Оглушенный, он упал и откатился на холодную, мокрую траву. Вокруг были крики, свет фонарей, топот ног… Через секунду он снова был на ногах, стреляя на звук выстрелов во тьму, откатываясь на пару метров и снова стреляя. Краем глаза он заметил, как двое вытащили из люка бледную фигуру принца в разорванной рубашке, — это могли быть Антон и Карл.

— Бегите! — крикнул он. — Бегите!

Но крики послышались вновь, сразу несколько тяжелых тел навалилось на него, прижав к земле, последовал еще один страшный удар по голове, и последнее, что он успел подумать, было: «Кто же предал нас? Ну, граф, если это ты…»