"Конец игры" - читать интересную книгу автора (Раевский Андрей)

Глава 14

Через несколько дней после необыкновенных событий в Ордикеафе, ранним и туманным осенним утром в ставку Андикиаста пришло донесение о приближении большого военного отряда. Это были объединённые силы городской коалиции, идущие на соединение с императорскими войсками, появление которых ожидалось со дня на день. Командующий лично выехал навстречу союзникам, и уже к полудню среди фиолетовых знамён императорского гарнизона запестрели разноцветные штандарты городов, сохранивших верность метрополии.

В тот же день об объединении сил противника узнал от своей разведки и Данвигарт. Но его разведчики не знали, что большая часть сил коалиции не пошла на соединение, а двинулась обходным манёвром ему в тыл. Там солдаты городских гарнизонов и собранные по всей провинции ополченцы должны были, не атакуя, занять прочные позиции и отрезать мятежнику путь к отступлению. Таков был стратегический замысел командующего, во всех деталях согласованный с союзниками через тайных посланцев. Потому-то разведчикам сатрапа и была дана возможность беспрепятственно доложить о соединении войск, а также и о том, что силы прибывших под командование Андикиаста союзников сравнительно невелики. Тем же из них, кто сумел разгадать истинную картину манёвра, уже никогда не суждено было вернуться к своим командирам. В штабе командующего действовали опытные мастера контрразведки. К тому же Андикиаст знал эти места как свои пять пальцев. По его расчёту, противник должен был обнаружить, что ему зашли в тыл, не раньше, чем накануне сражения, что должно было, в свою очередь, вынудить его к атакующей стратегии боя. Так оно и случилось.

Всю ночь перед сражением Данвигарт продумывал план атаки, ибо только решительный разгром объединённого войска и прорыв из внезапно сомкнувшихся клещей мог принести ему полную победу. А поскольку время работало против него, то всякая неполная победа была бы победой противника. О, если бы удалось сломить Андикиаста! Тогда строптивые города не посмели бы ему сопротивляться. Тогда он снова был бы полновластным хозяином Лаганвы, и ему хватило бы времени для осуществления всех своих планов до подхода новых сил метрополии. Тогда он опять контролировал бы всё побережье провинции и Талдвинк с его военными моряками не был бы так страшен. В конце концов, его эскадра не могла растянуться вдоль всего берега и запереть все порты. Да! Если бы…! А пока что разведка доносила, что Талдвинк, вернувшись после разгрома Гуссалима к берегам Лаганвы, методично захватывает один порт за другим, причём некоторые из них сдавались без боя.

Атака, атака… Где она, победная формула? Где он, этот главный и единственный ход, от которого зависит всё? Он непременно должен найтись — не может быть, чтобы судьба не дала ему шанса! Но в глубине души Данвигарт чувствовал, что где-то на невидимой канве всё уже предрешено и записано. И что бы он сейчас ни решил — произойдёт только то, что должно произойти. И ничего иного. Заглянуть на эту канву и прочесть то, что на ней начертано было страшно. Ему мучительно хотелось отменить начертанное и перекроить там всё по-своему. Это напоминало болезненный сон, когда измученное сознание, вторгаясь в ткань кошмарного сновидения, волевым усилием отстраняет некий пугающий образ, с тоской понимая, что НА САМОМ ДЕЛЕ он никуда не делся. Он здесь!

Андикиаст до позднего вечера объезжал своё объединённое войско. Со своими офицерами и капитанами городских частей он уже всё обсудил. Теперь предстояло обеспечить согласованность действий на уровне младших офицеров и даже простых воинов. Придавая последнему пункту особое значение, стратег всегда занимался этим сам. Он прекрасно знал, как меняется настроение солдат, когда перед боем сам командующий приходит к ним с бесхитростным неначальственным разговором. Андикиаст беседовал с воинами непринуждённо и живо. Он даже позволял им не подниматься с земли, подъезжая на своём мощном рыжем скакуне к их походным кострам. Видя, как в ответ на его грубовато-веские слова о злодеяниях мятежников сжимаются рукоятки мечей, гневно стискиваются зубы, наливаются сталью холодной безжалостности глаза, а руки тянуться к боевым топорам и копьям, Андикиаст обычно заканчивал свои речи призывом отделать врага так, чтобы никому не взбрело в голову устроить нечто подобное в тех краях, откуда родом его солдаты. Затем он подзывал к себе младших офицеров вплоть до десятников и давал им чёткие и подробные указания, что делать в той или иной боевой ситуации. Всех их он помнил по именам и каждому умел внушить, что от него-то всё и зависит. Это был давно отработанный и проверенный приём, в результате действия которого, войско даже проигрывая бой, никогда не превращалось в беспорядочно бегущую ораву. Дорого, очень дорого платил противник за редкие победы над армией Андикиаста.

Осеннее утро было, как обычно, солнечным и ясным. Лёгкий ветерок, задевая кончики высокой желтеющей травы, гнал по полю невесомые золотисто-зелёные волны. Здесь, на этом обманчиво безмолвном пространстве скоро должны были оборваться множество жизней, и ничто уже не в силах было это предотвратить. Если бы Сфагам был здесь, он почувствовал бы насколько "сломан" воздух этой тишины. Сломан ещё заранее, до начала пира кровавых случайностей. Он сказал бы, что в колких изломах этого воздуха, воздуха, который невыносимо больно вдыхать, уже с точностью записаны все стихийные эпизоды, в силу которых одни будут вспоминать это утро долгие годы, воссоздавая его в своих рассказах, а другие никогда уже ничего вспоминать не будут… А ещё он сказал бы, что это самая жестокая, но и самая надёжная проверка того, имеет ли человек свой особенный рисунок судьбы, или подчиняется закону больших чисел и тем необязательным чужим законам, что являются ему в виде случайностей. Как правило, роковых…

Завидев сквозь утреннюю дымку, что холм в противоположном конце поля покрылся лесом фиолетовых знамён, Данвигарт подал знак выдвигать вперёд боевые порядки. Полчаса назад он отправил назад послов Андикиаста, пришедших с предложением сдаться. Ни жизни, ни свободы послы, между прочим, не сулили…

Пора было начинать. Шеренги воинов сатрапа ещё некоторое время продвигались вперёд и затем, по команде командиров, остановились. После недолгой паузы их ряды разомкнулись, выпуская на поле уже взявшую разгон за их спинами варварскую конницу, которую Данвигарт мыслил использовать как таран.

С дикими криками и свистом эта разношёрстная конная лавина понеслась навстречу невозмутимо ровным линиям противника. Их встретили императорские стрелки, вооружённые небольшими, собранными из роговых пластин луками. Эти луки обладали огромной пробивной силой, и непрерывно следующие один за одним согласованные залпы затормозили накатывающуюся варварскую ораву, словно поставив перед ней невидимый барьер. Позади земля ещё дрожала под копытами несущихся во весь опор всадников, а впереди уже забурлила растущая, как снежный ком, беспорядочная свалка людских и конских тел. Изрядно покошенная конница всё же прорвалась сквозь тучу стрел и вклинилась в боевые порядки Андикиаста. Здесь конным варварам пришлось иметь дело с тяжеловооружёнными копейщиками — стратег не спешил вводить в бой свою кавалерию и расчёт его был верен. Вражеская конница увязла и, несмотря на свою многочисленность, лишилась своих главных достоинств — скорости, манёвренности и силы натиска. Опытные копейщики умело разбивали забуксовавшую массу всадников на небольшие группы, и, отработанными ударами тяжёлых железных наконечников выбивали варваров из сёдел и поражали их дротиками. Те, тщетно пытаясь закрываться небольшими лёгкими щитами, только и могли, что в бешенстве отмахиваться своими недлинными, годными лишь для ближнего боя мечами.

Видя, что его таран застрял, Данвигарт бросил ему на подмогу конных лучников, а на флангах двинулась вперёд пехота. Теперь крики, стоны, конский топот и ржание слышались по всему полю. Какое-то время ни в одной из точек арены боя не было ясности, чья сторона побеждает. Но то, что было для солдат пьянящим кровавым хаосом, для стратега виделось как ясная и, главное, управляемая картина. Именно тогда, когда правый фланг Данвигарта, опрокинув оборонительные линии городской коалиции, грозил прорваться в самую сердцевину императорских войск, Андикиаст бросил в бой тяжёлую кавалерию. В результате её внезапной атаки пехота сатрапа оказалась так плотно зажата в тиски, что его воинам не удавалось даже пустить в ход свои мечи.

Исход битвы приближался. Понимая, что без немедленной и решительной поддержки его главные силы будут перемолоты, Данвигарт направил им на помощь штурмовой отряд кавалерии под командованием одного из своих ближайших сподвижников, который после внезапной и загадочной гибели Квилдорта занял место его правой руки. Навстречу ему выехал со своими гвардейцами сам Андикиаст. Он тоже чувствовал решающий момент и знал, когда пора появиться на поле. Конные отряды схлестнулись в смертельном бою. Непревзойдённый мастер поединка Андикиаст двумя ударами вышиб из седла первого налетевшего на него всадника. Жизнь второго была продлена на один удар благодаря крепкому шлему. А вскоре, на глазах у сражающихся, командующий обратил предводителя вражеского отряда в бегство и, оторвавшись от своих гвардейцев, бросился его преследовать. Оставив позади кричащее и грохочущее поле, с оглушающим звоном мечей и треском ломающихся копий, они вылетели на небольшой лужок с двумя-тремя убогими заброшенными домиками, а затем их разъярённые кони взбили тучи брызг в маленькой мелководной речушке. Здесь Андикиаст и настиг своего противника. Тот ещё пытался на скаку закрываться от сыплющихся на него железных ударов, но усилия его были тщетны — начищенный шлем, блеснув на солнце, соскочил с рассечённых креплений, и обмякшее тело, вылетев из седла, тяжко шлёпнулось в воду, окрасив её алыми струйками. Находившиеся неподалёку всадники из резерва Данвигарта не осмелились приблизиться.

Императорские войска перешли в контратаку. Тремя клиньями двинулись они, наступая на пятки беспорядочно отступающим силам сатрапа. Но даже когда большая часть его недораздавленного атакующего кулака в панике бежала под свист стрел и копий над своими головами, Данвигарт не собирался сдаваться. Ещё долго с отчаянием обречённых сопротивлялась конная гвардия. Ещё долго с глупым остервенением отбивались варвары, силясь не пустить неприятеля внутрь огороженного колесницами круга. Это обычное для степняков укрепление было первым внешним кольцом обороны ставки Данвигарта. Но самого его там уже не было. С небольшим отрядом телохранителей он, неизвестно на что надеясь, покинул поле боя, и, когда Андикиаст во главе авангарда закованных в железо всадников с фиолетовыми флажками за спинами ворвался в ставку, он не застал там никого, кроме перепуганных слуг и наложниц.

Битва была выиграна. Остатки армии сатрапа складывали оружие, сдаваясь на милость победителя, зная, что победитель вряд ли будет милостив. В гражданских смутах побеждённых, как правило, не жаловали.

Две золотых чаши соединились с благородным звоном.

— Клянусь богами, самое лучшее вино делают у нас в Лаганве! — убеждённо заявил Андикиаст, с наслаждением осушив кубок до дна.

Талдвинк, немного пригубив вино, сдержанно улыбнулся.

— А Гинтракес, где мы его пьём, без сомнения, лучший в мире город.

— Ну, лучший не лучший, а как-никак главный в Лаганве. И поэтому главный, на сегодняшний день, человек в провинции, то есть я, должен сидеть именно здесь. И отсюда, так сказать… начинать… ну, одним словом… Тебе, я знаю, нравится другой букет, но этот всё-таки восхитителен! И вообще…

— Мятежник схвачен и стоит в цепях у входа в ставку — доложил появившийся в дверях дежурный офицер — Прикажешь привести его?

— Ты хочешь на него посмотреть? — спросил Андикиаст Талдвинка. — Шесть дней, сволочь, по округе петлял. Всё искал, куда бы улизнуть… Это от меня-то… Думал сунуться тут в одну крепостишку, вроде как к своим. А они ему… — Андикиаст сделал малоприличный, но весьма красноречивый жест. — Боятся! Своя-то шкура дороже… Вот прямо к твоему прибытию и попался! Так что, удостоим аудиенцией?

Адмирал брезгливо покачал головой, вновь поднося к губам кубок.

— Я тоже его не хочу видеть! — поморщился стратег. — Дерьмо такое! Даже заколоться духу не хватило.

— Или времени, — бесстрастным голосом добавил Талдвинк.

— А ведь точно! Как мои стали к нему подбираться, так местные же его и сцапали. Даже до мечей не дошло! Эх, снести бы ему башку сразу да без затей, — мечтательно проговорил Андикиаст.

— Отчего же? На затеи он себе заработал.

— И то верно! Отправить с этапом в Канор. Охрана усиленная. Пусть судьи с ним разбираются. А нам здесь и без него хватит расхлёбывать… Натворил делов, чтоб его!…

Офицер, поклонившись, вышел.

— Думаю, в столице будут довольны, — заключил Андикиаст.

— Ещё бы. Там давно ждут чьей-нибудь крови.

Лицо Андикиаста стало серьёзным. Он многозначительно кивнул, остановив на собеседнике внимательный и даже немного испытующий взгляд своих жёлто-зелёных кошачьих глаз. Без шлема, со своими шестью искусно завитыми косицами густых с проседью волос, стратег был ещё больше похож на норовистого и матёрого кота.

— Ты, конечно, можешь смеяться, — снова улыбнулся он, — но мне точно помогают воевать! Боги уж или ещё там кто… Не веришь? Точно, помогают! Причём, когда думаю — один помогает, а в самом бою — другой! Словно бес какой вселяется! Когда за мной конница в атаку идёт, так это не за мной — за ним идёт. А руку как укрепляет — сам удивляюсь! Как чувствую, что вошёл он в меня — так сразу что стрелы, что копья, что дротики — хоть бы что! Ничего не берёт! И не возьмёт никогда! А уж в поединке…

— В поединке ты хорош. Уж это верно.

— Да не я! Это он хорош! И знаю — если скажу чего не так или даже подумаю — уйдёт. Вот тогда весело будет… А как у тебя с помощниками? Небось, по всем трюмам сидят, а?

— Вероятно, они всё время со мной, поэтому я их не замечаю.

— Хм… может оно и так. Да! Чуть не забыл. Я тут одн,о развлечение приготовил, — стратег вновь наполнил опустевшие кубки. — Ты слышал, наверное, о двух женщинах, которых мятежники повесили в Ордикеафе и которые потом, якобы, чудесным образом воскресли. А те бесовские силы, которые их спасли, вроде как и разгромили там целый гарнизон. Слышал?

— Если бесовские силы помогают тебе воевать, то почему они не могут вернуть к жизни людей, которые им понравились, не говоря уже о разгроме гарнизона?

— Э-э-э!… Много я слышал всякого подобного! Уверен, что эта история навроде той, про мошенника, которому вместо отрубленной головы базарный лекарь приставил верблюжью. И ходил он, якобы, с ней целый год! И ещё деньги брал за показ. Выдумают же! Правда, эти женщины сами ни о чём таком не рассказывают и внимания к себе не ищут. Но нам, я думаю, расскажут. Я приказал их разыскать и доставить сюда в ставку.

— Что ж… интересно.

Андикиаст несильно ударил в небольшой медный гонг.

— Приведи этих… ну, которых… — приказал он дежурному офицеру.

Почувствовав под ногами глубокий ворс мягкого ковра, Гембра и Ламисса одновременно поняли одно и то же. Под нескончаемой полосой приключений подводится черта. Здесь и теперь. Что будет за чертой — неизвестно. Но непременно будет уже нечто совсем другое.

Женщины остановились у входа, поклонившись полководцам.

— Так это вас, стало быть, в Ордикеафе повесили? А потом оживили эти, как их… Ну, рассказывайте, рассказывайте! С самого начала! — Андикиаст развалился на низком ложе, не спуская с женщин своих круглых кошачьих глаз.

Гембра начала рассказывать. Голос её звучал сначала робко и сдержанно, потом всё азартнее и увереннее. Ламисса лишь изредка вставляла краткие, но точные и важные реплики, оттеняющие трезвыми пояснениями яркую и местами сумбурную речь Гембры.

В жёлтых глазах командующего засверкали огоньки, и даже на невозмутимом лице Талдвинка отразился неподдельный интерес.

— Да. Именно так и было, — подтвердил он, когда Гембра дошла до эпизода стычки на корабле Халгабера и появления военных моряков.

Андикиаст, зная, что Талдвинк ни одного слова не говорит зря, ответил многозначительным кивком и возбуждённо зашагал по комнате. А когда Гембра стала рассказывать о казни и вмешательстве демонов, он уже не мог сдерживать коротких восклицаний удивления и восторга.

— Всё это видели многие жители города, — завершила Ламисса рассказ подруги. — Они видели демонов с самого начала, как только те появились на площади. Эти люди могли бы дополнить наш рассказ, потому что мы в это время…

— Да-да! — возбуждённо воскликнул Андикиаст. — Вы в это время висели… Гм… Насколько я знаю, когда человека вешают, у него на шее остаётся след от верёвки. А у вас что-то не видно.

— Более того, когда человека вешают, он обычно умирает, — невозмутимо вставил Талдвинк. — Если демон за что-то берётся, то доводит дело до конца. На то и демон…

Андикиаст ещё раз прошёлся взад-вперёд по комнате.

— Так ты говоришь, обозы охраняла? — обратился он к Гембре.

— Охраняла и буду охранять, да будет на то воля богов, — с некоторым вызовом ответила та.

— Гм… А ну держи! — полководец быстро сдёрнул со стены меч и кинул его Гембре.

Та ловко поймала оружие и тут же отбила прямой проверяющий удар. Ламисса растерянно завертела головой, ища место, куда бы отступить в сторонку, чтобы не попасть под случайный удар. Талдвинк с лёгкой улыбкой указал ей место рядом с собой у низкого резного столика. Она быстро проскользнула в середину комнаты, которая уже наполнилась звоном мечей. Андикиаст методично наступал, испытывая оборону Гембры крепкими и жёсткими, словно дробящими ударами. Но рука девушки, соскучившаяся по настоящему оружию, не просто с умением, но и с наслаждением и азартом отражала удар за ударом. Живущая в ней пантера проснулась от тяжкого дурманящего сна и вспомнила про свои когти.

Андикиаст, конечно же, сражался не в полную силу, но внутренняя, собранная в точку мощь его ударов едва не сбивала Гембру с ног. У разных бойцов удар бывает силён по-разному. У неумелого бойца это сила слепая, грубая, нерасчётливая и несобранная. У Сфагама, мастера Высшего Круга, сила была лишь наконечником стрелы, которую направляла непостижимая быстрота и виртуозная точность. Даже немного приобщившись к науке Сфагама "побеждать, не тратя сил", и усвоив всего несколько уроков его "тонкой техники", Гембра могла уверенно стоять даже против такого матёрого мастера меча, как Андикиаст.

Выбрав момент, она, отбив очередной выпад, провела контрвыпад с двойным обманным движением. Не желая в самом деле всадить клинок между рёбер своего условного противника, Гембра чуть-чуть замедлила завершающее движение. Андикиаст, едва успев уйти из-под удара, попятился назад и, теряя равновесие, едва не растянулся на ковре, ухватившись в последний момент за край стола.

— Ха! Это приёмчик в монашеском стиле! Такой за два раза не разучишь! Неплохо, клянусь богами! — воскликнул он, возвращая меч в ножны. — Молодец! Значит, будешь и дальше обозы охранять? Под такой охраной я отправил бы даже свою жену с полковой казной в гости к тем самым демонам. А как насчёт того, чтобы послужить в императорской армии? Для начала сотником? Работы, чтоб мечом помахать, хватает, да и кавалеров тоже, — украдкой подмигнул он, переворачивая винный кувшин верх дном.

— Ещё вина! — крикнул он, ударив в гонг.

Такого поворота Гембра не ожидала. Она переводила неуверенный взгляд то на Ламиссу, то на Талдвинка, то уводила его вверх под потолок.

— Налей всем! — распорядился Андикиаст вошедшему слуге.

— Так что скажешь? — вновь обратился он к Гембре.

— Не знаю… Это большая честь… Но я всегда принадлежала сама себе… Иначе не могу…

Слова застывали в горле под прямым взглядом кошачьих глаз стратега.

— Такие дела сходу не решают, — раздался спокойный голос Талдвинка. — Её колебания говорят о почтении к императорской армии, что свойственно натуре благородной и ответственной. Какой-нибудь пустой ловила согласился бы сразу. А от натуры ответственной и глубокой нельзя требовать мгновенных решений, враз меняющих всю жизнь.

В ровном и бесстрастном голосе Талдвинка было нечто гипнотическое.

На лице Андикиаста отразилась задумчивость.

— Я, в самом деле… — снова заговорила было Гембра.

— Так! Вот что! — решительно прервал её командующий. — Ты говоришь, здесь в Лаганве потерялись твои друзья, да и врагов немало имеется. Так?

— Так.

— Вот и поищешь своих друзей и врагов, а заодно и поучаствуешь в благородном деле наведения законности и порядка в составе моих отрядов. А потом, если понравится, — будешь дальше служить. Ну, а нет — неволить не стану! Как будем уходить из Лаганвы — сдашь офицерский жетон, и на том попрощаемся. Согласна?

— Согласна!

Вновь раздался звук гонга.

— Выдать ей полное обмундирование конного сотника и оружие! — отдал Андикиаст распоряжение вошедшему офицеру. — Сотню примешь сегодня же. Сдаётся мне кое-кому в Лаганве скоро будет не до веселья! Встретишь своего карлика — привет ему от меня! Горячий! — кулак лаганвского кота выразительно сжался. — А сейчас выпьем все нашего вина, которое, я настаиваю, лучшее в мире!

Теперь уже четыре золотых кубка, соединившись, наполнили комнату мелодичным звоном.

— Сегодня вечером мы празднуем победу над мятежником, — вновь заговорил командующий. — Соберётся весь цвет провинции. Вся аристократия…

— Которая ещё уцелела, — невесело вставил адмирал.

— Да, та, что уцелела, — невозмутимо продолжал Андикиаст, — мои двери будут открыты для всех, кто сопротивлялся узурпатору или пострадал от него. Вас я тоже хотел бы видеть среди гостей.

Гембра и Ламисса ответили благодарным поклоном.

— Сможете завести массу полезных знакомств, — доверительно-дурашливым шёпотом добавил командующий. А уж кавалеров-то! Только не попадайтесь на глаза его жене! — подмигнул он, как бы незаметно кивая на Талдвинка, — а то вас опять повесят! Она у него ревнивая — жуть! Шучу! Эй!…

Комнату вновь огласил удар гонга. — Ещё вина, винограда и персиков!

На следующий же после празднования победы день Гембра, ни на шаг не отпуская от себя Ламиссу, во главе сотни императорских конников принялась, в боевом содружестве с другими отрядами, наводить порядок на истерзанной земле Лаганвы. Они настигали недобитков сатрапа, очищали дороги от многочисленных разбойничьих шаек, вылавливали незаконных работорговцев, воров, мародёров, грабителей и прочую нечисть, обнаглевшую от безнаказанности в смутное время беззакония и военного произвола.

Не забывала Гембра и о своих делах. На одной из каменоломен ей удалось найти Тимафта. Ударом дубинки надсмотрщика у него была сломана рука. Таких, как он, использовали на подсобных работах и держали в бараке с больными, где ежедневно умирало от побоев и истощения человек по десять. Появись Гембра немного позднее, и вряд ли она застала бы беднягу в живых.

Неожиданно нашёлся и Лутимас. Въезжая в одну из крепостей, Гембра мигом распознала в толпе его открытое лицо, украшенное знакомыми пшеничными усами. Ему тоже немало пришлось претерпеть, хотя до серьёзных увечий дело не дошло. Других товарищей-охранников найти не удалось.

Каждый день Гембра обращалась к богам с просьбой отдать ей в руки приснопамятного Атималинка из рода Литунгов. Но боги распорядились иначе. От командира другого отряда стало известно, что карлик со своей шайкой был недавно выслежен в другом конце провинции. Там, окружённый императорскими солдатами в маленьком селении, он покончил с собой, а его подельники во главе с Серебряным Блюдом были частью перебиты, а частью схвачены и посажены на кол. Гембре было досадно, что это дело обошлось без неё, но не сказать, чтобы очень. В конце концов, мерзавец своё получил.

Вскоре Гембру хорошо знали уже по всей Лаганве — её безошибочное чутьё, кому следует помогать, а кого наказывать, снискало ей всеобщее уважение. Жизнь в провинции меж тем постепенно входила в обычное русло: возвращались домой беженцы, отстраивались сожжённые деревни, оправлялись от разорения города, восстанавливались дороги, налаживалась торговля. Стало известно, что и заказчик, которому надлежало доставить столь дорого обошедшийся товар, вернулся в свой дом в Ордикеафе.

Близился час, когда между Гемброй и Ламиссой должен был произойти тот разговор, который ни та, ни другая не хотела начинать первой, но неизбежность которого осознавали обе.

Драгоценные ларцы были благополучно выкопаны в том примеченном месте в лесу, где их чудом успели спрятать. Теперь Ламиссе в сопровождении сорока воинов из отряда Гембры предстояло отвезти, наконец, злополучный заказ в Ордикеаф. Стоя рядом, женщины долго молча смотрели, как воины снаряжают в путь крепкую и надёжную армейскую повозку.

— Через пять дней армия уходит из Лаганвы, — тихим отстранённым голосом сказала Гембра. — Ты как… может, со мной? — с надеждой в голосе спросила она после долгой паузы.

— Мне тяжело с тобой расставаться… Очень тяжело. Но я должна вернуться в Амтасу. Вернусь и буду ждать. Хочешь — поедем вместе. Будешь жить в моём доме.

— Ну, нет, ждать — это не по мне! И вообще… — заявила Гембра, вскакивая в седло. — Верну жетон, займусь своим делом… А там видно будет. Но смотри, если я его найду первой — он мой!

— Будь, что будет. Я не буду искать. Я буду ждать.

— Жди — твоя воля! Может, и дождёшься.

— Слушай, — Ламисса подняла на подругу свои большие светлые глаза, — приезжай в Амтасу, хоть ненадолго… Мы ведь теперь не просто… мы ведь и ТАМ вместе были. А так… может, и не увидимся больше никогда.

— Да… я тоже думала… нелегко мне без тебя будет… Привыкла я к тебе, — сбивчиво говорила Гембра, отводя взгляд в сторону. — Но раз уж так выходит… прощай! Извини, если чем обидела. Может, и свидимся ещё! — почти крикнула она, резко пришпорив коня и смахивая на скаку предательскую слезу.

— Постой! — услышала Гембра за спиной негромкий возглас Ламиссы, отъехав шагов на двадцать.

Конь мигом остановился и развернулся, словно наткнувшись на невидимую преграду. Подбежав к подруге, Ламисса схватила её за стремя.

— Пока мы его любим, где бы мы ни были, мы вместе. Все трое! Не забудь!

Отпустив стремя, Ламисса отступила в сторону. Тряхнув головой и закусив губу, Гембра ударила по конским бокам. Шестьдесят всадников галопом понеслись за ней, поднимая облачка пыли на лесной дороге.

Ламисса ещё долго стояла, глядя им вслед, вслушиваясь в замирающий вдали топот копыт.

— Едем в Ордикеаф, — устало сказала она командиру отряда, забираясь в повозку. Ехать в седле ей больше не хотелось.