"Начало Игры" - читать интересную книгу автора (Раевский Андрей)

Глава 1

— И всё-таки, Олкрин, ты не слишком многому успел научиться в Братстве. — обратился всадник в тёмной одежде к своему младшему спутнику. — Твой взгляд на мир ещё слишком прост.

— Но почему же? Я уже целых полтора часа точно вспоминаю всё тайные свойства деревьев, которые мы встречаем. Ни одного не пропустил! — На округлом лице молодого человека лет двадцати отразилась смесь удивления и лёгкой обиды.

— Это верно. Магию древесных духов ты знаешь неплохо.

— Я даже говорил с ними в своих медитациях.

— И это тоже хорошо, — голос монаха Сфагама звучал мерно и спокойно. В нём было то сочетание мягкости и твёрдости, которое настраивало на неторопливые размышления и мирную беседу, где каждое слово взвешивается и слышится как бы изнутри. А главное, в его голосе не было того, что заставляет собеседника защищаться.

Сфагам не был похож на монаха. Его гармонично сложенной фигуре позавидовал бы любой воин-аристократ. Но, в движениях его не было и тени манерной резкости офицера. Напротив, чувствовалась несвойственная военным гибкость и размеренная плавность, будто пространство вокруг было немного вязким и упругим. Недлинные вьющиеся волосы были подстрижены не светский лад, а безукоризненный порядок в одежде говорил о благородных манерах. Да и в самой одежде, слишком добротной и изящной для обычного путешественника и слишком неброской для светского франта, не было никаких знаков, говорящих о принадлежности к Братству. Мало кто знал, что изображение уробороса на массивной серебряной пряжке, украшающей широкий кожаный пояс, свидетельствует о принадлежности к кругу Высших Мастеров тайных искусств. А на свободном светлом, сшитом из толстого сукна, балахоне Олкрина — ученика, стоящего всего лишь у подножья лестницы мастерства, красовался крупный, вышитый ярко синими нитками зодиакальный круг, заполненный множеством неразличимых издали фигур.

— А разве в кроне дерева не открывается образ древесного духа, если долго в него всматриваться? Я умею их видеть… А один даже сказал, что станет моим помощником.

Сфагам едва заметно улыбнулся.

— Духи редко показывают свой подлинный образ. Они любят играть с нашей фантазией. Но дело не в этом. Попробуй посмотреть на дерево другим взглядом.

— Что значит другим взглядом?

— На что похоже дерево?

— Какое?

— Всякое. Дерево вообще.

— Ты хочешь напомнить мне о том, что прежде чем были созданы все деревья на свете, разум создал идею дерева, как такового, и пользовался ей как образцом, а все древесные духи рождаются из этой идеи, как из материнского лона?

— Нет… Я не об этом. Эти знания доступны всем, кто стал на путь познания метафизики. Хотя каждый толкует по-своему… Всякое дерево не только указывает нам на идею дерева деревьев, оно помогает нам понять одну из граней устройства всего мироздания, включая и всю нашу жизнь и течение наших мыслей. Как и первопричины жизни, смысл нашего появления в этом мире, истоки желаний, суждений и страстей скрыты от понимания — корни дерева спрятаны от взора под землёй. Как и незримый мир тайных сил, корни дерева могут быть разветвлены и запутаны. Но они, поражая нас своей мощью, и жизнестойкостью всегда скрывают первоначальное семя. Годичные кольца ствола, ведущие счёт прожитым циклам, напоминают о законе вечного возвращения, но сам ствол всегда направлен прямо вверх. Его рост необратим. Знает ли дух дерева, что и предел роста и предел жизни отмерен заранее? А мёртвое дерево продолжает стоять и напоминать о вечном круговороте. Каждой ветке кажется, что она живёт самостоятельной жизнью и ничем не обязана стволу, из которого она растёт. Вытягиваясь противоположно стволу, она как бы спорит с ним, выбирая другое направление. Что мы знаем о том стволе, от которого мы растём? Мы лишь иногда его чувствуем. Особенно тогда, когда нас хотят от него оторвать.

— Или срубить всё дерево. — вставил Олкрин.

— Да…

— А можем ли мы действительно узнать о стволе, а от ствола спуститься к корням?

— Кто знает? Хотелось бы думать, что да. Но ты видишь, рост направлен не к стволу, а от него. Наши стремления, как и рост дерева, направлен на то чтобы вырваться за свои пределы — перестать быть тем, что мы есть в каждый момент времени. И рост этот направлен не внутрь, а вовне. Как и всякое, достигнутое нами состояние или понятая истина открывает новый коридор, куда устремляются наши желания, так каждая ветка служит как бы стволом для следующего ответвления.

— И так без конца?

— Нет. Всё отмерено заранее. Ни одно дерево не может расти и ветвиться без конца. Сила, идущая от ствола иссякает по мере ветвления. Ветки становятся всё мельче и слабее, хотя каждая из них продолжает думать, что живёт самостоятельно. Но они уже слишком далеко от ствола. Они легко обламываются и вообще если чего и стоят, то только все вместе.

— А их зелёное оперенье и создают тот образ дерева, который мы видим.

— Да, как и видимость жизни, которая окружает и занимает нас — это всего лишь зелёное оперенье маленьких веток, скрывающих ствол.

— А сами листья?

— Листья вырастают и облетают постоянно. Это самые простые мысли и желания. Вроде мыслей о пирожках, которые лежат у тебя в сумке и не позволяют твоим идеям воспарить выше.

— К стволу? — Олкрин почти смеялся.

— Хотя бы к большой ветке. — улыбнулся в ответ Сфагам. Листья дальше всего от ствола, но именно они обращены к Солнцу. Листьями мы привязаны к жизни, которая течёт к отмеренному пределу.

— А где заложен предел?

— Вероятно в семени. Потому-то оно и спрятано. Кто выдержит знание своих границ и пределов заранее? Путь от ствола к веткам и листьям — путь к пределу и смерти. Можно проделать этот путь красиво. Или чему — нибудь послужить.

— Или кому-нибудь.

— Можно, смирившись с неизбежностью предела обрести смысл в самом движении.

— Пройти дюжину ветвлений и расцвести пышной кроной?

— Почему бы нет? Но это, всё же, движение от ствола. Не случайно, мы ближе всего к стволу в детстве. Истина так близко — только руку протяни. В детской памяти есть многое по поводу ствола или даже корней, если ты, конечно, особо отмечен. Но детский ум не способен это освоить. А развивая ум, мы удаляемся от ствола.

— Интересно, кто придумал все эти хитрости?

— Вероятно, тот, кто придумал и само дерево.

— А у всех ли деревьев есть предел?

— У всех. И самое главное, что предел есть даже у дерева деревьев, которое кажется нам воплощением вечности. Когда выросли все ветви ветвей и распустились все листья листьев внутренняя жизнь кончается. Но листья об этом не знают, а дерево может стоять уже мёртвым и давать жизнь только грибам-паразитам.

— А есть ли выход?

— За свои тридцать пять лет я узнал только два. Или тянутся к солнцу оперяясь всё большим количеством листьев…

— Или?

— Или двигаться к стволу. А от ствола к корням. Семя, обретающее знание о дереве, которое из него выросло, получает бессмертие, ибо сливается с тем, кто всё это придумал. Соединяя начало, середину и конец — преодолеваешь время.

— Непросто.

— Тот, кто придумывал, знал что делает… Так что, друг мой? Не хочешь ли составить мне компанию по дороге к стволу — первый путь я уже испробовал. Но скажу тебе сразу, я ещё не вышел на прямую дорогу. Я, пожалуй, знаю только как отличать ствол от веток, даже очень толстых.

— Я попробую. Не зря же я ушёл с тобой из Братства.

— Это был серьёзный поступок. Не пришлось бы тебе жалеть…

— Ну вот опять…

— Слышишь, там сзади?

Дорога уже давно вынырнула из леса и, сделавшись шире, пошла вдоль его кромки.

Развернув коней назад, откуда доносились неясные крики, Сфагам и Олкрин увидели добротную крытую повозку, что есть мочи несущуюся вперёд. Хотя возница неистово хлестал лошадей, тяжёлая повозка катилась медленно, неуклюже переваливаясь с боку на бок. Рядом, не вырываясь вперёд, держались двое всадников. За их фигурами виднелись силуэты преследователей. Их было не меньше дюжины. Расстояние между повозкой и догоняющими стремительно сокращалось. Не говоря ни слова, бывшие обитатели Братства пришпорив коней, поскакали навстречу. Вблизи всё стало окончательно ясно. Это был обычный разбойничий налёт. Преследователи нагнали и обогнали повозку. На ходу завязалась стычка с возницей, который, видно, не собирался сдаваться без боя. Теряющие управление лошади шарахнулись в сторону. Повозка опрокинулась и скатилась на лужайку между дорогой и лесом. Защитники спешились и заняли оборону вокруг опрокинутой повозки. Их было трое, включая возницу. Разбойники тоже спрыгнули с коней и окружив защитников, стали медленно к ним подступать, выбирая момент для нападения. Послышались резкие голоса. Вероятно, налётчики предлагали защитникам сдаться, а те, неизвестно на что надеясь, затеяли перепалку.

— Молодцы! Тянут время! — с азартом комментировал Олкрин, подгоняя коня.

Окинув взглядом нападающих, Сфагам сразу понял, что ни один из них не представляет для него серьёзной угрозы. В его сознании включился образ воина Первой Ступени. Теперь его тело автоматически реагировало на всё, что происходило вокруг на расстоянии пяти шагов. Эта свора неотёсанных мужиков мало что могла бы сделать, даже кинувшись на него всем скопом. Но разбойники, увлечённые предстоящей схваткой за добычу не замечали приближающихся монахов на удивление долго. Среди обороняющихся Сфагам заметил молодую женщину. На ней было лёгкое боевое снаряжение — тонкие металлические пластины, прикрывающие крепкие обнажённые руки не могли служить защитой от сильного и прямого удара, но вполне уберегали от ударов скользящих и царапающих. Густые чёрно-смоляные волосы рассыпались по плечам. Стоя в низкой боевой позиции и выставив перед собой недлинный прямой меч, она напряжённо следила за каждым движением неторопливо приближающихся противников.

— Эй, не многовато ли на троих? — крикнул Олкрин, соскакивая с коня. Разбойники с удивлением обернулись. Их предводитель — сутулый чернобородый крепыш невысокого роста в дорогих латах и разукрашенном шлеме, явно снятом с чьей-то несомненно более благородной головы, сделал короткий знак рукой. Половина нападающих, разбившись тройками направилась к непрошеным гостям. Вторая половина бросилась на защитников.

— Пробивайся к повозке, — тихо скомандовал Сфагам, отскакивая в сторону. Пока двое нападавших обрушивали на него свои суетливые, беспорядочные и бессмысленно яростные удары, третий пытался зайти со спины. Легко увернувшись от нескольких ударов грубой работы мечей, Сфагам, наконец, обнажил свой клинок. Молниеносный выпад сверкнувшего, как осколок зеркала, меча был совсем не уловим для глаза, но первый из нападавших застыл, как вкопанный, выронив своё тяжёлое оружие и прижимая окровавленные руки к низу живота. Не оборачиваясь, монах в ту же секунду перебросил меч за спину, блокируя удар забравшегося сзади. Резкий удар ноги вслепую назад — и хруст сломанной коленки перекрылся истошным воплем падающего на траву разбойника. Чиркнувший по горлу кончик лезвия на мгновенье обернувшегося монаха застал его ещё в падении. В этот же момент рухнул навзничь с нетвёрдых ног первый, а третий спешивший занять его место, даже не был удостоен удара меча. Тонкий, окованный железом носок сапога лёгким, почти танцующим движением ткнулся в его солнечное сплетение. Этот удар мог показаться со стороны слабым и даже почти шуточным. Но после него, как прекрасно знал Сфагам, мало кто поднимался.

Разбойники всё ещё были уверенны в своём превосходстве. Из трёх нападающих на Олкрина один занял перед ним в боевую стойку, делая обманные движения тонкой пикой с длинным обоюдоострым клинком на конце. Остальные стояли рядом, всем своим самодовольным видом показывая, будто всё это — не более, чем развлечение.

Возле самой повозки положение было посерьёзнее. Один из защитников уже вошёл в ближний бой с двумя разбойниками и чья берёт — понять было невозможно. Возница довольно умело отбивался пикой, стоя на перевёрнутой повозке, а девушка с трудом сдерживала натиск ещё двоих разбойников, неистово махавших мечами. Их мощные удары, казалось вот-вот собьют защитницу с ног. Она немного отступала, едва успевая защищаться, и казалось не помышляла о контрударах. Замахи разбойников становились всё дольше и шире, а сами удары всё небрежнее. Девушка в очередной раз пошатнулась, но вместо того, чтобы упасть или отступить, она неожиданно изогнувшись всем телом, сделала резкий выпад навстречу широкому замаху противника. Её меч пронзил бок разбойника и, пройдя насквозь, вспорол одежду на спине. «С этими вояками и такие хитрости проходят.»— усмехнулся про себя Сфагам, не глядя уклоняясь от удара грубой палицы налетающего на него здоровяка. Меч монаха мелькнул вдогонку и четвёртый разбойник растянулся на траве с перерубленным позвоночником. Теперь предстояло решить, кто более нуждался в помощи: Олкрин или те, кто у повозки. Было видно, как противник Олкрина, вдоволь наигравшись, выбрал-таки момент для решающего выпада. Остриё пики проткнуло крепкую ткань балахона, но не задев тела, на секунду увязла широких складках. Этой секунды оказалось достаточно, чтобы меч Олкрина наполовину вонзился под правую ключицу противника. Опомнившись от столь неожиданного поворота событий, два других разбойника, бросились на парня, изрыгая потоки угроз и ругательств. Один из них — бородатый верзила, обхватил его своими огромными руками и повалил на землю. Другой, видимо решив, что его товарищ справится и один, кинулся к повозке, где женщина и возница и так с трудом отбивались от всё ещё превосходящих сил противника. Краем глаза Сфагам увидел, как Олкрин, выронив меч, старательно бьёт обхватившего его детину руками по ушам, пытаясь вырваться из его полубесчувственных объятий. Преградив дорогу разбойнику, рвавшемуся на помощь своим, Сфагам оказался у повозки вовремя. Воин Первой Ступени знал своё дело. Каскад ударов был столь молниеносен, что получившие неожиданную помощь защитники даже не поняли, что происходит. Они замерли с поднятым оружием, глядя как ещё трое разбойников почти одновременно повалились на траву. Остальные, осознав, наконец, с кем имеют дело, бросились наутёк. Тем временем Олкрин, освободившись от сжимающих его объятий, аккуратно занял позицию перед нетвёрдо стоящим на ногах здоровяком. Он подпрыгнул и забавно взметнув полы своего балахона, нанёс явно чересчур сильный удар ногой снизу в подбородок. Верзила рухнул. Видя. что на него смотрят, парень с наигранной небрежностью подхватил с земли своё оружие.

Между тем, из перевёрнутой повозки выкатились двое сцепившихся в схватке мужчин. В одном из них нетрудно было узнать чернобородого предводителя разбойников. Второй, который всё время находился внутри повозки и потому не был виден, был намного старше. Его богатая, отделанная золотом одежда явно не была предназначена для боя. Несомненно, это был сам хозяин повозки. Дерущиеся покатились по земле. В руке разбойника блеснул кинжал. Купец глухо вскрикнул и обессилено раскинул руки. Чернобородый вскочил, и отшвырнув ногой свой трофейный шлем, присоединился к убегающим. Он уже был в седле, когда девушка подхватив с земли чью-то пику и пробежав несколько шагов, опытной рукой направила бросок. Остриё вонзилось в бедро.

— Эй, Кривой! Забери своих дохляков! — резко и насмешливо выкрикнула она. В ответ послышался удаляющийся хрипловатый голос, бормотавший невразумительные ругательства. С трудом удержавшись в седле, предводитель с остатками своего отряда стремительно покидал поле боя.

— Ублюдки!… — чёрные глаза женщины возбуждённо блестели. — Рангар убит. — сказала она, склоняясь над распростёртым на траве телом своего товарища. Рядом лежал мёртвый разбойник — один из двух, бросившихся на охранника в самую первую минуту боя.

— Жалко… Всю жизнь воевал… И погиб вот от этих… — продолжала она глухим сдавленным голосом.

Возница — крепкий жилистый малый, не обращая внимание на многочисленные, но по счастью, неопасные кровоточащие раны бросился к раненому купцу.

— Дядя, ты жив? — спрашивал он с неподдельной тревогой, приподнимая голову раненого. Старик не отвечал. Его бил озноб. Руки лихорадочно прижимались к бурому от крови боку.

— Рана, вроде бы не слишком опасна, — сказала девушка, подойдя к рааненому и осторожно ощупывая его бок.

— Я не уверен. — возразил Сфагам — кажется, задета селезёнка. Олкрин, принеси эликсир.

— У нас тоже есть целебные травы, — вставил возница.

— Это потом… Займитесь вашими ранами.

— Займёмся, займёмся…-проговорила женщина с привкусом вызова в голосе. Она выпрямилась и, скрестив руки на груди стала наблюдать, как неожиданные союзники умело обрабатывают рану, используя эликсир из маленького тончайшей работы серебряного сосуда.

— Я — Гембра, — представилась она.

— А я — Олкрин, — парень вскочил, шутливо приподнимая свою маленькую чёрную шапочку.

— Стамирх — купец из Тендекара, а Лутимас — продолжала она, кивая на возницу — его племянник. А я охраняю…

— Меня зовут Сфагам — сказал монах, не отрываясь от дела.

— Вообще-то я бы и без вас справилась. Не в первой…

— Ещё бы! Кто б сомневался! — съехидничал Олкрин. — В следующий раз только ручкой помашем!

Сфагам едва заметно улыбался. Закончив работу, он поднялся. Лутимас тоже ухмылялся разбитыми губами.

— А вообще, здорово ты их… — голос Гембры стал мягче, — чик-чик — и готово!

Теперь смеялись все.

— Ты где так научился?

— Это мастер. — Неожиданно проговорил раненый купец. Его затуманенный болью взгляд на минуту приобрёл ясность. Нетвёрдая рука указала на знак уробороса.

— Вот, что значит бывалый человек! Лишних вопросов не задаёт. — прокомментировал Олкрин, искоса глядя на Гембру.

— А ты, сегодня провинился. — заметил Сфагам ученику.

— Вот ещё! — наиграно возмутился тот, — за мной сегодня двое! Не то, что у тебя, но всё-таки…

— Ты пропустил удар. — серьёзно сказал учитель. — И удар смертельный, хотя и простой. Разве можно стоять прямо лицом, когда в тебя целят пикой? Возьми он чуть левее — и неизвестно кто бы за кем сегодня был. Тебе просто повезло… Ладно… завтра отработаем… В дороге поговорим. — закончил Сфагам, — надо раненого пристроить, похоронить вашего, да и этих тоже. Не бросать же так.