"Костер на снегу" - читать интересную книгу автора (Райан Нэн)

Глава 5

Он тоже смотрел на нее — так, словно видел впервые. В яркой голубизне его глаз не таилось даже намека на узнавание, не было ни тени удивления или смущения. Тем не менее взгляды их оставались прикованными друг к другу. Бог знает почему, Натали показалось, что где-то очень глубоко, на самом дне этих глаз, таится печаль, но если даже это было и так, она шла вразрез с холодом, которым веяло от его взгляда.

Чтобы положить конец немой сцене, Натали не глядя сомкнула дрожащие пальцы на гладкой рукоятке судейского молотка.

— Заседание переносится на завтра! — сказала она как можно более убедительно.

В публике, а также среди тех, кто с самого раннего утра толпился снаружи, послышался ропот недоумения, однако Натали никак не объяснила свой поступок.

— Судебный пристав, отведите обвиняемого в камеру! — приказала она, сопроводив эти слова резким ударом молотка, очень похожим на выстрел.

Натали не помнила, как оказалась в кабинете, знала только, что не отважилась бросить прощальный взгляд в сторону скамьи подсудимых. Она чувствовала себя совершенно разбитой.

Должно быть, горожане упоенно сплетничают. “Что, черт возьми, случилось с непробиваемой Натали Валланс?” Их трудно винить. Она и сама не понимала, что на нее нашло. Фактически она объявила закрытым заседание, которое еще и не начиналось! И это после четырех лет успешной судебной практики, являющейся отличной школой тренировки самообладания!

Между тем со скамьи в самом конце зала поднялся лорд Блэкмор. Не обращая внимания на любопытные взгляды, он направился в кабинет невесты, чтобы потребовать объяснений. Однако перед закрытой дверью он заколебался и скорее поскребся в дверь, чем решительно постучал. Ответа не последовало. Поразмыслив, граф счел возможным войти.

Натали, все еще в судейской мантии, стояла у окна. Судя по тому, как резко и встревоженно она обернулась, стука она не слышала. В изумрудных глазах ее плеснулся страх.

— Дорогая, что с тобой? — воскликнул граф в тревоге. — Что случилось?

Как ни хотелось Натали излить душу и облегчить совесть, она не решилась сказать правду, опасаясь того, что этот обаятельный, добродушный, поразительно терпимый человек воспримет все как настоящую измену и осудит ее. Она лишь позволила заключить себя в объятия и, зажмурившись, прижалась к его груди.

И солгала:

— Ничего страшного, Эшлин. Просто мне нездоровится, и я совершенно не в состоянии вести заседание.

— Я так и знал, я так и знал! — Граф отстранил ее и всмотрелся в ее лицо. — Да ты белее мела!

Он так переживал за нее, что Натали окончательно преисполнилась отвращения к себе.

— Милая моя, надо сейчас же послать за доктором Эллероем!

— Это совершенно ни к чему, — запротестовала она, опуская глаза под испытующим взглядом жениха. — Доктор не нужен, просто я, видимо, съела что-то за завтраком. Лучше всего будет отлежаться прямо здесь, в кабинете, и через час все будет в порядке!

— Совершенно исключено! Позволь, я сам съезжу за доктором.

— Говорю тебе, это лишнее! Мне уже становится лучше.

Натали высвободилась под тем предлогом, что ей нужно избавиться от объемистой мантии.

— Отдых — вот все, что мне нужно, Эшлин.

— Тогда позволь мне отвезти тебя в Клауд-Уэст и препоручить заботам Джейн.

— Мне некогда прохлаждаться, — ответила Натали с внезапным чувством раздражения на эти нескончаемые заботы.

— Хорошо, как скажешь, — примирительно произнес граф. — Но после обеда я все-таки отвезу тебя домой. Позже не получится — ты не забыла, что вечерним дилижансом я уезжаю в Денвер?

— Нет, конечно, как я могла забыть!

Она пролепетала это с чувством неловкости, так как предстоящий отъезд жениха на самом деле совершенно выпал у нее из памяти. Надо сказать, что в данный момент этот факт вызывал скорее облегчение, хотя прежде Натали была бы огорчена двухдневной разлукой с графом.

— Эшлин, — начала она, постаравшись вложить в улыбку побольше тепла, — прошу, не переживай так. Я ведь не ребенок, не нужно надо мной суетиться. Спокойно поезжай в Денвер, а я отдохну немного здесь на диване и пораньше уеду домой.

— Не знаю… Может, мне лучше отменить поездку?

— И слышать об этом не хочу!

Фальшивые, как и улыбка, заверения возымели должный эффект — Эшлин не отменил свою поездку. Когда он, наконец, попрощался, Натали почувствовала и облегчение, и раскаяние. Виски ломило. Она прошлась по кабинету, потирая их, задвинула занавески, чтобы жаркое солнце не попадало в комнату, и прилегла на неудобный диван.

Натали оставалась в городе до самого вечера, хотя и не переставала убеждать себя, что надо бы отправляться домой. Постепенно ею почему-то овладело странное, не совсем понятное чувство приподнятости. Совершенно опустошенная, она тем не менее была готова действовать, ей вдруг стало казаться, что она должна что-то сделать и притом безотлагательно. В этом неестественном возбуждении была своя прелесть.

Солнце уже готовилось нырнуть за неровную линию западного хребта, а Натали все еще находилась в кабинете. В эти долгие часы одиночества она то лежала на диване в полной прострации, то беспокойно мерила небольшое помещение шагами. Она покинула его только тогда, когда за хребтом остался лишь намек на свечение.

Натали вышла в вечернюю прохладу со столь же целеустремленным видом, с каким утром явилась в суд. Узел золотисто-рыжих волос был закручен заново, блузка застегнута на все пуговицы, плечи расправлены. Никто не узнал бы в ней ту растерянную женщину, какой она была утром.

По дороге к городской конюшне, где она всегда оставляла лошадь, Натали дружески приветствовала знакомых золотоискателей, а те в ответ почтительно приподняли шляпы. Поскольку наступило время ужина, улицы были по большей части пустынны.

Проходя мимо тюремного здания, Натали ощутила прежнее смятение. Пульс участился, дыхание стеснилось. Она приказала себе поскорее пройти мимо, но когда приблизилась к наружной двери, распахнутой из-за духоты, взгляд сам собой устремился внутрь коридора, тускло освещенного газовым рожком.

Тюремщик мирно похрапывал, положив ноги на стол, скрестив руки и свесив голову на грудь. Это зрелище заставило Натали остановиться и оглядеться. Она напомнила себе, что как наивысший юридический чиновник округа Кастлтон имеет полное право входить в тюрьму в любое время суток. И не только имеет право, но и обязана, если в тюрьме содержится опасный преступник, а тот, кому поручена его охрана, спит крепким сном. У нее просто нет выбора, как у любого представителя власти перед лицом возможного побега. Нужно поскорее убедиться, что все в порядке.

Тюремщик не проснулся, когда Натали проходила мимо. За его столом находилась еще одна дверь, она вела в короткий коридор, разделявший две камеры. Натали остановилась перед ней в нерешительности. Войти или удалиться?

Войти.

Она просто обязана войти, чтобы убедиться, что этот человек не собирается осложнить жизнь ей, а заодно и себе. Что, если он расскажет о той ночи в “Испанской вдове”? Что, если уже рассказал?! Тогда слухи о ее распутном поведении достигнут не только Эшлина, но и каждого жителя Клаудкасла! Все поймут, что уважаемая женщина, леди, слуга закона на самом деле не лучше последней потаскушки.

С сильно бьющимся сердцем Натали приблизилась к единственной занятой камере. Кейн Ковингтон лежал на нарах, залитый лунным светом, превосходно оттенявшим резкие, хищные черты его лица. Поза его была лишена всякого напряжения — напротив, дышала томной ленью, словно он был распростерт на самом удобном ложе в мире. Он был без пиджака, брюки так и льнули к крепким ногам, между полами расстегнутой рубашки виднелась знакомая темная поросль.

Натали ощутила, как вспыхнуло ее лицо. Она слишком хорошо помнила, на что способно это ладно скроенное тело.

Внезапно, хотя она стояла совершенно неподвижно, Кейн повернул голову. В его безмятежном взгляде появился интерес.

Натали стояла настороженно, как зверек, готовый в любую секунду обратиться в бегство. Тем не менее в ее позе было и нечто призывное, обольстительное. Волосы, подсвеченные сбоку газовым рожком, горевшим в коридоре, золотистой короной обрамляли голову.

Кейн с усмешкой спустил ноги с нар, немного помедлил, потом соскочил на пол и быстро прошел к сплошной решетке, служившей в камере дверью. Гостья поспешно отступила, прижав руку к груди, словно стояла перед клеткой с хищником, который вдруг подошел опасно близко. Кейн засмеялся:

— Вы в полной безопасности, ваша честь! Я не мог бы до вас добраться, даже если бы захотел. С другой стороны, я тоже надежно защищен от всяких посягательств.

Глаза ее сердито сверкнули. Покосившись через плечо на сумеречный коридор, откуда доносился храп тюремщика, она подошла ближе.

— Мистер Ковингтон, я здесь затем, чтобы… чтобы убедиться, что замок вашей камеры надежен, и узнать, нет ли у вас жалоб на содержание. Хорошо ли вас кормят?

— О, вполне! Мне совершенно не на что пожаловаться. — Тон его источал сарказм. — На ужин был сочный бифштекс, картофель фри, молодая фасоль, пирог с вишнями и, конечно, целое море превосходного черного кофе. У вас в тюрьме лучше, чем на любом курорте. Как мило со стороны городских властей так баловать заключенных!

— Мистер Ковингтон, сделайте одолжение, избавьте меня от блеска вашего остроумия! — Рассерженная, Натали подступила вплотную к решетке и взялась за нее обеими руками.

— А вы, ваша честь, сделайте одолжение, скажите правду. Зачем вы здесь?

Руки Кейна метнулись вперед, и не успела Натали моргнуть глазом, как оказалась плененной. Раздражение тотчас сменилось страхом.

— Сейчас же отпустите, иначе…

— Иначе что? — осведомился он холодно. — Вы разбудите тюремщика? И что вы ему скажете? Что некая таинственная сила увлекла вас прямо к камере и бросила в руки заключенного? — Разглядывая ее, он улыбнулся короткой непонятной улыбкой, которая почти сразу исчезла. — И часто вам случается посещать подсудимых или это частный случай благотворительности?

Он держал ее как будто и не слишком крепко, но просто убрать руки не получалось, а вырываться Натали не хотела, боясь утратить остатки достоинства. Она и так уже потеряла достаточно.

— Я не хожу сюда, — ответила она, глядя Кейну прямо в глаза.

— Я так и думал. — Он задумчиво погладил ее запястье подушечкой большого пальца. — И отлично знаю, что привело вас на этот раз.

— Вот как? — Она с вызовом вскинула подбородок. — И что же?

— Вы не первая женщина, что под покровом ночи приходит ко мне, чтобы умолять о сохранении тайны.

— Не смейте оскорблять меня!

— А я разве оскорбил? — На этот раз Кейн улыбнулся широко и весело, словно услышал нечто в высшей степени забавное. — Ваша честь может быть совершенно спокойна, я не собираюсь трубить направо и налево, что судья Натали Валланс, всеми уважаемая еще и за свою неколебимую добродетель, нареченная ни много ни мало как самого лорда Блэкмора, однажды ночью бросилась в объятия первого встречного.

— Будь ты проклят, Кейн Ковингтон! — Натали вырвалась и отступила. — Можешь оповестить об этом хоть весь мир!

— Но я уже сказал, что это не входит в мои намерения. — Он произнес это на безупречном английском, но с вкрадчивым южным акцентом, который Натали так ненавидела и который совершенно не подходил к жестким чертам его лица и холодной голубизне глаз. — Я мог бы очернить вас перед человеком, который так нелепо вас боготворит, но не сделаю этого.

Он помолчал, по-прежнему изучая ее. Натали прочла в его взгляде презрение и внутренне содрогнулась.

— Я…

— “…сама скажу ему”?

Вам это не по силам. Она смерила его испепеляющим взглядом, но не возразила. Напряжение между ними нарастало все больше, взгляды скрестились, как клинки, и светились обоюдной неприязнью. Неприязнь, однако, была щедро сдобрена физическим тяготением. По крайней мере Натали сознавала, что ее влечет к мужчине, который только что отозвался о ней так пренебрежительно. Подобная слабость отвратительна! Она поспешила сорвать зло на Кейне.

— Мистер Ковингтон, — отчеканила она, только что не скрежеща зубами, — вы обвиняетесь в убийстве и завтра предстанете перед судом! Вы в моих руках! Подумайте об этом, отходя ко сну!

— Вот как, я в ваших руках? — произнес он с возмутительным спокойствием. — Лучшего и не придумаешь! Помнится, ваша честь, эти руки однажды уже принесли мне море наслаждения. Подумайте об этом, отходя ко сну.

— До встречи в суде!

И Натали бросилась прочь, провожаемая смехом Кейна Ковингтона. Кипя яростью, она пронеслась мимо стола тюремщика, помедлила в дверях, вернулась и спихнула его здоровенные ножищи со стола, заставив вскочить с вытаращенными глазами.

— Вам поручено охранять убийцу, вот и охраняйте, и нечего дрыхнуть на посту!

Здоровяк, весь малиновый от смущения, стоял навытяжку, пока Натали не скрылась за дверью. Что касается Кейна, он вернулся на нары, расположился на них по возможности удобнее и начал перебирать события дня.

Надменная служительница закона получила этим утром жестокий шок, увидев, кого именно ей предстоит судить. Еще больший шок ожидает ее на следующем заседании.

Кейн перестал улыбаться.

Для него эта встреча тоже оказалась шоком, и немалым. От Джо Саута он знал, что окружной судья женского пола, более того, что это красавица, настоящая леди и невеста самого прославленного гражданина городка, если не по деяниям, то по происхождению и богатству. Если верить Джо, лорд Эшлин Блэкмор — единственный мужчина, которому удалось завоевать сердце вышеупомянутой дамы, хотя пытались многие: удачливые золотоискатели, богатые скотоводы, прославленные юристы и даже один проповедник. Судя по всему, досточтимая Натали Валланс несколько лет хранила верность погибшему на войне супругу, хранила до тех пор, пока в Клаудкасл не явился лорд Блэкмор. Каким-то образом ему посчастливилось склонить прекрасную вдову к обручению, и с тех пор к этой паре относились почти как к супружеской, считая, что их брак — всего лишь вопрос времени. В самом деле, недавно граф заговорил о венчании.

Кейн скорчил гримасу. Есть ли на земле хоть одна по-настоящему честная женщина? Значит ли вообще слово “честь” хоть что-нибудь для этих ветреных созданий? Или они все под стать его ангелоподобной Сюзанне? По крайней мере здешняя судья ничем не отличается от бездушной кокетки, которая так подло его предала.

Вздохнув, Кейн полез в карман за сигарой. Ему не лежалось, он слез с нар и принялся расхаживать по камере. Лицо его в лунном свете казалось злым, воображение рисовало прекрасные и лживые женские лица, пока одно из них прочно не завладело его мыслями.

Кейн перестал ходить, сел, сделал последнюю затяжку, щелчком выбросил окурок в зарешеченное окно и так же резко выбросил Натали Валланс из головы. Несколько минут спустя он уже спал.

* * *

А Натали не спалось, и не впервые. Вот уже месяц, как ночами ей удавалось заснуть лишь после нескольких бессонных часов. Месяц — с той ночи в “Испанской вдове”.

За всю свою жизнь Натали ни разу никого намеренно не обидела. Разумеется, как то свойственно любому смертному, у Нее бывали просчеты, но никогда она не совершила ничего такого, что приходилось бы таить от других — то есть ничего по-настоящему постыдного. И вот теперь это случилось. Теперь у нее была мрачная тайна. Уже и это было плохо, но утром произошло то, что сделало ее жизнь поистине невыносимой.

Поднять взгляд, заглянуть в глаза обвиняемого и узнать — о Боже, узнать его! — а потом выслушать обвинения в разврате и лживости!

У Натали вырвался стон стыда. Все, в чем Кейн Ковингтон обвинил ее, правда! Онa именно такая, какой он ее видит. Приличная женщина, невеста достойного человека, она вела себя как развратница в объятиях негодяя, убийцы, и Бог наказал ее, снова сведя их вместе, дав возможность Заново прочувствовать совершенный проступок.

Натали закрыла лицо руками. По крайней мере об одном преступлении Кейна Ковингтона ей известно: он выстрелил в Джимми Рея Лезервуда и убил его наповал июльским днем неподалеку от Клауд-Уэста, ее собственного ранчо. В то время она находилась в Санта-Фе, в гостях у Метаки, временно передав свой пост выездному судье. Она и понятия не имела о выстреле в горах.

После того как патруль вызволил ее из “Испанской вдовы”, Натали вернулась в Клаудкасл и узнала про убийство. Ей и в голову не пришло, что его совершил человек, с которым она разделила ночь греха. Эшлин упомянул имя Кейна Ковингтона, но тогда оно ничего для нее не значило.

Еще долго Натали лежала, мучая себя воспоминаниями, пока сон наконец не сжалился над ней и не помутил смятенные мысли. Однако едва задремала, как ей привиделся приговор, вынесенный ею самой. Он касался Кейна Ковингтона, и там черным по белому стояло “смерть через повешение”.

Обливаясь холодным потом, Натали села в постели. Перед ней стояло лицо обвиняемого — красивое лицо с яркими голубыми глазами. Выходит, по ее милости они закроются навсегда?

— Боже милосердный! — вырвалось у нее. — Насколько тяжкой должна быть вина, чтобы я могла сломать жизнь человеку?!